Шерлок Холмс в Тибете Норбу Джамьянг
Нет, Хари, я ни в коей мере не считаю, что только простодушный человек может принять это старинное пророчество всерьез и найти в нем утешение. А если ясной звездной ночью взглянуть на небо, то на севере можно различить далекую неподвижную светящуюся точку – не оттуда ли в один прекрасный день придет наше спасение?
Коронация далай-ламы, вернее сказать, «наделение всей полнотой духовной и светской власти», состоялась ровно месяц спустя после нашего возвращения в город. Из-за смерти Мориарти планы китайцев по порабощению Тибета сорвались. Более того, факт пленения китайских солдат потряс даже самого императора[112], который спешно отозвал амбаня О-эр-тая в Пекин и без долгих рассуждений приказал обезглавить, дабы другим неповадно было создавать поводы для размолвок между праведным императором Китая и его высокочтимым священнослужителем – далай-ламой Тибета.
Это радостное событие праздновала вся Лхаса, а на самом деле и вся страна. Юный далай-лама был возведен на Львиный престол в Большом зале для аудиенций дворца Потала перед бесчисленным скоплением министров, чиновников всевозможных рангов, воплощенных лам, настоятелей величайших монастырских университетов, посольств Непала, Сиккима, Ладака, Бутана, Китая, Туркестана, Монголии и целого ряда небольших индийских княжеств. Ему были вручены Семь Царских Драгоценностей и Восемь Знаков Счастья, подтверждающие, что отныне он – Нгаванг Лосанг Тхубтен Гьяцо, Всеведущее Присутствие, в соответствии с заповедями Будды, Океан Мудрости, Непреложный, Хранитель Молнии, Славный Тринадцатый в Славном Ряду Побед и Могущества, Духовный и Светский Правитель всего Тибета.
После этой церемонии, на которой для нас с мистером Холмсом были отведены специальные места, нас пригласили на другую, менее замысловатую, но не менее почетную церемонию, где нам были вручены награды за те услуги, которые мы оказали далай-ламе. Шерлок Холмс получил монашеские одежды и шапку, наделявшую его титулом Хутхокту – третьим в ламаистской иерархии после далай-ламы. Мне юный далай-лама собственноручно вручил редчайшую, сделанную в XV веке статую Атиши, великого буддийского учителя из Бенгалии. Я навсегда запомнил слова, которые он произнес с почтением и пизнанием, передавая мне этот удивительный дар.
– Второй раз в истории нашей страны, – сказал юный правитель, – Тибету надлежит благодарить человека из священной земли Вангалы.
Далай-лама не был больше тем болезненным мальчиком, с которым мы некогда познакомились. Он был теперь сильным и мудрым предводителем своего народа. Мы со всей ясностью понимали, что, какие бы опасности и препятствия ни встали на его пути за время правления, он сумеет преодолеть их[113].
После завершения празднеств в честь восшествия далай-ламы на престол мистер Холмс в сопровождении большого эскорта монахов и слуг отправился в Долину Полнолуния (Дава Ронг) в Южном Тибете, где располагался его маленький монастырь, Замок Белого Гаруды Дхармы. Там состоялась еще одна церемония, во время которой он был восстановлен в правах настоятеля монастыря и воплощенного ламы. Его ждали медитации, пуджа[114] и обряды посвящения (ванг-кур) с наставниками.
Получив laissez passer[115], с которым можно было объехать весь Тибет, мы с Кинтупом в сопровождении Гаффуру и Джамспела отправились к великому внутреннему морю Чанг-Нам-цо, самому высокому из водоемов с соленой водой в мире, чтобы исследовать его весьма необычные приливы и отливы, а также подвергнуть изучению окрестности. (См. мою статью «О приливах и отливах Тибетского моря» в «Журнале Бенгальского Географического общества», том 25, № 1.) Мы побывали и на других озерах и провели немало географических и этнографических исследований, перечислять которые здесь я не вижу смысла. Наконец, получив от полковника Крейтона уже третье по счету суровое послание, в котором он настаивал на моем возвращении, я нехотя решил, что провел в Запретной Земле за исследованиями достаточно времени и теперь просто обязан удовлетворить требования полковника. Как ни грустно мне было расставаться с далай-ламой, ламой Йонтеном и Церингом, я распрощался с ними и отбыл из Лхасы 10 ноября 1892 года.
Я поехал на юг, по течению Брахмапутры, в сторону Долины Полнолуния, чтобы навестить мистера Холмса в его монастыре, который стоял на живописном склоне горы среди благоухающих зарослей можжевельника. Я провел с ним неделю и узнал за это время… ну, скажем, о многом. Он решил остаться в Тибете еще на год, чтобы завершить свою учебу. Однако после этого он намеревался вернуться в Англию[116], дабы окончательно разрушить преступную империю Мориарти и раз и навсегда очистить от ее пагубного влияния европейские города. Лишь выполнив эту задачу, он собирался навсегда вернуться в Тибет.
– Я получил предписания, – сказал Холмс, – и должен повиноваться.
Он не уточнил, от кого были эти предписания, я же не стал расспрашивать.
Уезжая, я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на своего дорогого друга, и облик его навсегда запечатлелся в моей памяти. Мистер Холмс стоял перед рощицей из карликовых сосен у монастырских ворот, облаченный в темно-красные монашеские одежды, высокий и статный, в окружении учеников, которые низко поклонились мне, когда я сел на пони и отправился в путь. Он поднял правую руку, чтобы помахать мне на прощание и благословить меня. Больше я его никогда не видел.
Трудно менять уединение и первозданную чистоту гор на суету большого мира, хотя на сей раз мне было что предъявить ему, и я не сомневался, что благодаря моим уникальным открытиям меня ждут многочисленные медали, награды, назначения и прочие проявления почета и уважения, посредством которых сансара с легкостью заманивает нас в ловушку. Однако и в этой новой жизни, снискав известность и достигнув процветания, я всегда помнил мудрые слова Шерлока Холмса, которые отпечатались в моей памяти так, словно были высечены в граните, и неизменно напоминали мне о горестях и безумии этого мира, о том, как часто человек другому только волк[117].
Не далее как вчера вечером, после ежегодного торжественного обеда Королевского Азиатского общества Бенгалии в «Большом Восточном отеле», куда я был приглашен выступить с рассказом о своих исследованиях в Гималаях перед группой холеных разжиревших джентльменов и их скучающих разряженных жен, я отправил свой личный экипаж домой, а сам решил пройтись пешком. Выйдя из гостиницы, я увидел ватагу голодных ребятишек, которые ковырялись в гостиничных мусорных баках в поисках пищи. Я раздал им все деньги, сколько было, повернулся и пошел прочь темными улочками.
Стояла ясная безлунная ночь. Я вновь поймал себя на том, что смотрю на север, туда, где высятся далекие Гималаи, в небо, усыпанное светящимися звездами… sic itur a mons ad astra[118], если перефразировать Вергилия…
Однако довольно, я и так уже утомил читателя своей неутолимой cacoethes scribindi[119]. Пришла пора закончить повествование.
ЭПИЛОГ
Тринадцатый далай-лама, герой рассказа Хари, скончался на тринадцатый день десятого месяца года Водяной Птицы (17 декабря 1933 года). За год до кончины он оставил своему народу политическое завещание и предостережение.
«Может случиться так, – предсказывал он, – что здесь, в Тибете, религия и правительство подвергнутся нападкам как извне, так и изнутри. Если мы не встанем на защиту нашей страны, то Далай-лама и Панчен-лама, Отец и Сын, а с ними и все преподобные хранители веры исчезнут, а имена их канут в небытие. Монахи будут уничтожены, а монастыри превратятся в руины. Законы потеряют свою силу. Правительственные чиновники лишатся земель и собственности. Им придется либо служить врагу, либо ходить по свету, словно нищим. Всему живому предстоит столкнуться с великими лишениями и непреодолимым страхом, и медленно будут тянуться в страданиях дни и ночи».
Однако зашоренное духовенство и слабая аристократия забыли о предостережениях Великого Тринадцатого, сведя на нет его монументальные труды и преобразования, и когда Китайская коммунистическая армия в октябре 1950 года вступила в Тибет, она натолкнулась только лишь на неорганизованное сопротивление. Тогда-то и началась долгая, бесконечная ночь. Сломив сопротивление, китайцы начали систематическую кампанию по истреблению тибетцев и искоренению их обычаев и традиций. Это движение достигло апогея во время культурной революции, однако продолжается и по сей день, пусть и не всегда с равной неумолимостью и жестокостью. В наши дни, настойчиво стремясь искоренить остатки тибетской нации и культуры, не до конца истребленные во время прежнего геноцида, Пекин наводняет страну китайскими иммигрантами, и тибетцы быстро становятся национальным меньшинством у себя на родине. В Лхасе тибетцы – своего рода аномалия, капля в море китайцев. Даже китайских полицейских и военнослужащих в городе и окрестностях больше, чем тибетского населения. Задача военных – контролировать и подавлять.
По последним оценкам, в Тибете были разрушены более шести тысяч монастырей, храмов и исторических памятников, не говоря уже о неисчислимых количествах бесценных предметов искусства и культа и о бесчисленных книгах и рукописях, в которых излагались древние тибетские учения. Свыше миллиона тибетцев были казнены, замучены до смерти пытками и заморены голодом, а сотни тысяч их сограждан были сосланы на принудительные работы в отдаленный концлагерь на северо-востоке Тибета – едва ли не самый большой из лагерей в мире.
Те же, кому удалось бежать из этого страшного сна, попытались в изгнании воссоздать свою прошлую жизнь. В Дхарамсале, тибетской столице в изгнании, и в ее окрестностях, в Индии и в других странах мира, где нашли пристанище тибетские беженцы, стали появляться монастыри и школы, музыкальные заведения и театры, начали возрождаться медицина и живопись, кузнечное дело и множество других искусств и ремесел.
Работая в Дхарамсале в Министерстве просвещения при правительстве в изгнании, я как-то раз прослышал, что в Индию бежали несколько монахов из монастыря Белого Гаруды, что находился в Долине Полнолуния. Они обосновались в разрушенном английском бунгало неподалеку от Дхарамсалы. Час утомительной ходьбы по горам – и вот я уже стоял возле этого полуразвалившегося бунгало. Несколько старых монахов сидели, скрестив ноги, на чахлом газоне перед домом и читали священные книги. Я спросил у одного из них, как бы мне поговорить с главным.
Вскоре из дома вышел большой и весьма жизнерадостный монах, поразительно похожий на французского комика Фернанделя, и вежливо поинтересовался, что мне нужно. Я передал ему мешок овощей и фруктов, которые принес с собой в качестве дара, и с радостью заметил, что мой подарок пришелся ко двору. Меня провели в дом и предложили весьма шаткий стул в молитвенной комнате, которая пустовала, поскольку большинство молодых монахов ушли в соседний лес за хворостом. На самодельном алтаре, устроенном на каминной полке над старым английским камином, горела масляная лампадка. Главным украшением алтаря был вырезанный из старого календаря портрет далай-ламы в дешевой позолоченной рамке. Рядом с портретом стояли две пластмассовые вазочки с пурпурно-алыми рододендронами, покрывающими в это время года склоны гор.
Дородный монах присел на ящик напротив меня, и я завел с ним обычную светскую беседу. Нам подали чай, конечно же добавив туда молочного порошка из гуманитарной помощи, что придало чаю всеподавляющий химический вкус неведомого консерванта. Вежливо отпив несколько глотков, я приступил к делу.
Я спросил у него, не помнит ли кто-нибудь из монахов, чтобы воплощенным ламой их монастыря был европеец, английский сахиб. Признаться, я не ожидал, чтобы хоть кто-то об этом вспомнил, ведь с тех пор, как Холмс был в Тибете, прошло больше девяти десятков лет, да и едва ли старикам оказалось под силу пережить бегство из горящего монастыря и вынужденное поселение в этом бунгало на севере Индии. Поэтому утвердительный ответ моего собеседника приятно удивил меня.
Да, ему рассказывали, что их настоятелем был английский сахиб. Среди старших монахов можно найти одного или двух, которые тоже вспомнят об этом, а вот среди новичков – тех, что помоложе, – наверняка никто о нем не слышал. Я задал ему еще несколько вопросов, в частности о том, когда Шерлок Холмс впервые появился в монастыре, сколько времени он там провел. Ответы монаха всякий раз звучали весьма правдоподобно.
– Сэр, – любезно сказал он, – если вам так уж интересен наш тулку, я могу показать вам несколько вещиц, которые вы найдете любопытными.
Он вызвал монаха и попросил принести что-то из внутренних покоев. Тот вскоре вернулся с прямоугольным, обернутым в старый шелк предметом и протянул сверток большому монаху.
Мой собеседник осторожно развернул шелк и извлек весьма поношенную жестяную шкатулку для депеш, один только вид которой заставил меня затаить дыхание. Он открыл шкатулку. Там среди нескольких предметов культа обнаружились щербатая лупа и старая потертая вишневая трубка.
Поначалу я не мог выговорить ни слова, а когда наконец заговорил, то, как ни стыдно в этом признаваться, из-за овладевшего мною волнения ненароком начал с крайне невежливой и необдуманной просьбы.
– Пожалуйста, продайте мне вот эти два предмета, – произнес я, указывая на лупу и трубку.
– Боюсь, что это невозможно, – с улыбкой ответил великан, к счастью нисколько не оскорбившись моей бестактностью. – Видите ли, эти две вещицы очень ценятся в нашем монастыре. И потом, я сам питаю к ним своего рода нежные чувства.
– Что вы хотите сказать, сэр? – озадаченно спросил я.
– Видите ли, именно эти предметы я выбрал ребенком, когда за мной пришли[120].
– Вот это да! – воскликнул я. – Вы хотите сказать…
– Да, – озорно подмигнув, ответил он. – Что же тут такого?
– Но это невозможно!
– Почему же, сэр? Давайте сперва тщательно проанализируем факты, – весьма поучительным тоном начал он, – а потом применим мой старый принцип, состоящий в том, чтобы исключить все явно невозможные предположения.
Тогда то, что остается, сколь невероятным оно бы ни казалось, и есть неоспоримый факт[121].
Мы сидели напротив друг друга в темной, освещенной одной только лампадой комнате. И вдруг он мягко рассмеялся необычным беззвучным смехом.
Дж. Н.,коттедж «Наланда», Дхарамсала,5 июня 1989 года
БЛАГОДАРНОСТИ
Когда путешествие подходит к концу, настает пора расплатиться по счетам. Следует сполна заплатить носильщикам, погонщикам мулов или верблюдов и не забыть про безотказного кансамаха и, конечно же, про сирдара – бесценного проводника и организатора каравана. А еще приходит время найти слова благодарности для верных спутников, чтобы вознаградить их хотя бы за бесчисленные проявления доброты и предупредительности на всем долгом пути.
Прежде всего мне хотелось бы выразить переполняющую меня благодарность двум величайшим писателям викторианской Англии – Артуру Конан Дойлю и Редьярду Киплингу, в богатом творческом наследии которых моя небольшая стилизация обрела свое начало и источник жизненных соков, во многом подобно упомянутому в ней представителю фауны.
Шестьдесят дел Шерлока Холмса, описанные доктором Джоном Уотсоном, последователи Мастера называют «священным писанием». Этот канон шерлокианы, перекликающийся с каноном тибетского буддизма – «Кангьюром», стал для меня источником вдохновения и эталоном первостатейной важности. Ему я обязан не только фактами, но стилем и даже атмосферой своего романа.
Широкому читателю едва ли известна чрезвычайно обширная околохолмсианская литература, которую обычно именуют «вторичной» и которую можно соотнести с ламаистским «Тенгьюром», или комментариями. В рамках этого проекта я обращался к множеству таких вторичных источников: прежде всего к классической работе Винсента Старретта «Частная жизнь Шерлока Холмса» и, конечно же, к книге «Шерлок Холмс с Бейкер-стрит» Уильяма С. Баринг-Гулда, ну и, понятное дело, к замечательному полному собранию повестей и рассказов о Шерлоке Холмсе в двух томах с комментариями. Мне следует также упомянуть две предыдущие попытки воссоздать путешествия Холмса по Тибету: а именно «Шерлок Холмс в Тибете» Ричарда Уинкора и «Адамантовый Шерлок Холмс» Хапи.
Впервые мысль о «Мандале Шерлока Холмса» пришла мне в голову благодаря покойному Джону Боллу («Оксфордской Птице»), известному писателю (автору книги «В сердце ночи» и др.), президенту Общества наследников (Шерлока Холмса) Лос-Анджелеса и главному мастеровому Медных Буков общества «Сыновья Медных Буков» в Филадельфии. Холодной зимней ночью 1970 года в Дхарамсале он подверг меня строжайшему экзамену на предмет знания «священного писания», по результатам которого официально пригласил вступить в ряды «Нерегулярных войск Бейкер-стрит» (см.: Болл Дж. Путь Мастера // Журнал Бейкер-стрит. Нью-Йорк. 1971. № 1. Т. 21).
«Ким», великий роман Редьярда Киплинга о Британской Индии, который Нирад Чаудхари считает лучшим среди повествований о Британской Индии, стал для меня источником немалого числа географических подробностей. В нем я почерпнул и сведения о социальном контексте «Большой Игры», а также несколько персонажей, прежде всего – бенгальского Босуэлла для Мастера. Прочие подробности я нашел в рассказах Киплинга, прежде всего в таких сборниках, как «„Рикша-призрак“ и другие рассказы», «Простые рассказы с гор» и «Под деодарами». Я должен непременно с благодарностью упомянуть и работы, автором которых был Сарат Чандра Дас, великий бенгальский ученый и шпион, прототип киплинговского Хари Чандра Мукарджи. Главная из работ Даса, вдохнувшая жизнь в мое повествование, носит название «Путешествие в Лхасу и Центральный Тибет». Отмечу также «Трансгималаи» Свена Хедина: благодаря изложенным в этой работе фактам я сумел снарядить кхафилу Холмса в Лхасу.
Сведения об Индии и Радже я почерпнул в таких книгах, как «Путеводитель по Шимле и окрестностям» Суда, «Простые рассказы Раджа» и «Радж: заметки о Британской Индии» Чарльза Аллена, «Индия Британника» Джеффри Мурхауза, «Наряды и типажи Британского Раджа» Эвелин Бат-тай, у которой я нашел описание бомбейской дорожной полиции. За эзотерические подробности я признателен Кази Дава Самдупу и Эвансу Венцу, авторам работ по теме «Пхова и Тронгджуг», Эндрю Томасу и его книге «Шамбала: оазис света» и, наконец, Карлу Юнгу, соотнесшему мандалы с НЛО (см. десятый том собрания сочинений «Переходная цивилизация»). Прочих ученых и писателей, работы которых послужили для меня источником информации или же вдохновения, я поблагодарил в примечаниях и цитатах. Я признателен Гьяцо за то, что он нарисовал две карты, а Пьеру Стилли, Линдсею и особенно Кристоферу Боше за участие в создании первого варианта обложки. Я крайне благодарен Эстер, которая набрала полный текст рукописи на компьютере.
Спасибо Шелл и Роджеру Ларсенам за безмерное гостеприимство в ту пору, когда я начинал писать эту книгу, а Тамсину – за поддержку. Я глубоко признателен своим друзьям Таши Церингу и Лхасанг Церингу за поправки, предложения и неотступные понукания опубликовать наконец «Мандалу», а Патрику Френчу – за полезные советы и за публично высказанные добрые слова в адрес моей книги. Не могу не поблагодарить прежнего моего редактора Арадхану Бишт за ценные наблюдения касательно образа Хари. Я особенно благодарен Иэну Смиту, Энтони Шейлу, Элеоноре Тевис, Сьюзен Шульман, Дженни Манрикес, бывшему послу Америки в Индии Фрэнку Уиснеру, Тензину Сонаму, Риту Сарин, профессору Сондхи и миссис Мадхури Сантанам Сондхи за поддержку и помощь в публикации этой книги. Амала, Ригзин, а прежде всего – Тензин и Намкха, я благодарен вам за любовь и непрестанную поддержку.
Краткий словарь хиндустанских, англо-индийских, санскритских, тибетских и китайских слов и выражений
Амбала – столица района в Восточном Пенджабе.
Амбань – императорский маньчжурский уполномоченный в Лхасе (маньчж.).
Ангрези – английский (хинд.).
Анна – шестнадцатая часть рупии.
Аргон – потомок смешанного брака между жителями Яркенда и Ладака либо Спити (тюрк.).
Аре! – выражение удивления (хинд.).
Арья-Варта – Благородная Земля, Индия (санскр.).
Бабу – образованный коренной житель, состоящий на государственной службе (хинд.).
Бадахшанские жеребцы – кавалерийские лошади из Бадахшана в Северном Афганистане.
Бадмаш – никчемный человек, негодяй (хинд.).
Баквас – чепуха (хинд.).
Бакшиш – подаяние, чаевые (хинд.).
Бандобаст – организационные способности (хинд.).
Бандук – ружье (хинд.).
Бапре-бап! – Клянусь отцом! (хинд.)
Бара – большой, важный (хинд.).
Бара-мем – важная госпожа (хинд.).
Барат – свадебная процессия (хинд.).
Бахадур – героический, смелый (монг., хинд.); могольский титул, впоследствии титул в Индии в эпоху британского господства.
Бевакуф – дурак (хинд.).
Бенарес – святой город индуизма на берегах реки Ганг.
Бетель – орех арековой пальмы. От малайского «веттила» (англо-инд.).
Биди – местный сорт маленьких сигар (хинд.).
Биканер – бывшее княжество и город в Раджастане (хинд.).
Билаур – хрусталь (хинд.).
Бистра – постельные принадлежности в скатке (хинд.).
Бодхисатва – в буддизме Махаяны человек, приблизившийся к состоянию нирваны, но не переходящий в нее из жалости к людям, испытывающим страдания (санскр.).
Большая Игра – соперничество Англии и России и взаимный шпионаж на северной границе Индии.
Брахма Самадж – Божественное Общество, которое основал Раджа Рам Мохан Рой, великий индийский реформатор и глава «бенгальского ренессанса».
Буку – одеяние в тибетском стиле (хинд.).
Бханги – подметальщик (хинд.).
Бхисти – водонос (хинд.).
Бхотия (бхутия) – тибетский язык, а также коренные тибетские жители Индийских Гималаев (хинд.).
Ваджра – см. Дордже (санскр.).
Вангала – Бенгалия (санскр.).
Ванг-кур – уполномочивающее тантрическое посвящение (тиб.).
Вах! – выражение благоговейного страха и восхищения (хинд.).
Восемь знаков счастья – Зонт, Две золотые рыбки, Раковина (закрученная вправо), Бесконечный узел, Штандарт (Знамя победы), Колесо закона, Ваза процветания и Лотос.
Гадха – осел (хинд.).
Гаруда – в индуистской и буддийской мифологии всемогущая птица, наподобие Феникса или птицы Рух (санскр.).
Гау – коробочка для реликвий, киот (тиб.).
Гуань-Инь – женское воплощение бодхисатвы Сострадания, характерное для китайского и японского буддизма (в Японии – Каннон).
Да дао – палаческий меч с большим клинком (кит.).
Дават – ритуальное празднество (хинд.).
Да-йиг – официальное послание, букв. «письмо-стрела» (тиб.).
Дал – чечевица (хинд.).
Дамча – водоплавающая дичь (тиб.).
Двойной дордже – перекрещенные «Адамантовые скипетры», в буддизме – символ неизменности (тиб.).
Декхо! – Смотри! (хинд.)
Декчи – горшок для приготовления пищи (хинд.).
Деодар – подвид кедра, растущий в Западных Гималаях.
Джаду – магия (хинд.).
Джалди – быстро (хинд.).
Джампани – рикша, носильщик паланкинов в Шимле (пахари).
Джамун – индийское и южноазиатское дерево семейства миртовых (Syzygium cumini), плодоносит съедобными багряно-красными ягодами (хинд.).
Джеханнум – геенна, ад (хинд.).
Джи – суффикс, добавление которого к имени собеседника подчеркивает уважение к нему (хинд.).
Джингал – тяжелый мушкет с фитильным замком. Устанавливался на специальной подставке и приводился в действие двумя бойцами (англо-инд.).
Джхула – примитивный подвесной мост (хинд.).
Дордже – изначально молния, оружие Индры (тиб.). Впоследствии образ перешел в буддийскую символику, где ему было дано название «ваджра» (санскр.), или «Адамантовый скипетр».
Дрильбу – колокольчик (тиб.).
Дхарма – в буддизме абсолютная истина и всеобщий закон, в частности провозглашенный Буддой (санскр.).
Дхоти – свободная набедренная повязка у индусов, знак принадлежности к высшим кастам (хинд.).
За – усеянный глазами странствующий демон с телом скорпиона (тиб.).
Замбар – большой индийский олень.
Зулам – притеснение, тирания (хинд.).
Иблис – Сатана в исламе (араб.).
Идхар ао! – Поди сюда! (хинд.)
Иззат – честь (хинд.).
Йидам – божество-охранитель (тиб.).
Кабари – лавка подержанных вещей (хинд.).
Кайет – писец на базаре; человек, принадлежащий к этой касте (хинд.).
Кали – кровожадная индуистская богиня, особо почитаемая в Бенгалии.
Калка – небольшой городок у подножия Гималаев на пути из Амбалы в Шимлу.
Канкар – известняк (хинд.).
Карма – буддийско-индуистское верование, состоящее в том, что любой поступок влечет за собой неминуемые последствия, хорошие или плохие, в этой или в следующей жизни, после реинкарнации (санскр.).
Катьявар – полуостров на северо-востоке Индии.
Кача – временный, сделанный из подручных средств, недолговечный (хинд.).
Кашаг – тибетский кабинет министров.
Кашгар – большой город в Восточном Туркестане (провинции Китая).
Кисмет – судьба, удача (хинд.).
Климатическая станция – поселение на высоте более 5000 футов над уровнем моря, куда в жаркое время года переезжало правительство штата и центральное правительство.
Котгарх – христианское миссионерское поселение к северо-востоку от Шимлы.
Кунджри – каста торговцев овощами (хинд.).
Куч нахин – ничего (хинд.).
Кушо – господин, досточтимый господин (тиб.).
Кхабадар – выражение предостережения: «Поберегитесь!» (хинд.)
Кханда – род меча (афган.?).
Кхатаг – белые хлопчатые или шелковые шарфы, широко используемые тибетцами в качестве знака приветствия или уважения (тиб.).
Кхафила – караван (араб.).
Кхура – твердое ладакское печенье.
Кья? – Что? (хинд.)
Кья хай? – Что это? (хинд.)
Ла – горный перевал (тиб.).
Лакх – сто тысяч (хинд.).
Ланках – крепкие сигары, излюбленные мадрасцами.
Латхи – бамбуковая палка (хинд.).
Лех – столица Ладака, в прошлом – важный центр в торговле между Тибетом, Кашмиром и Центральной Азией.
Лингам – фаллический символ (санскр.).
Лингкор – тибетская «священная дорога», обход вокруг Лхасы.
Лопчаг – ежегодное посольство с дарами далай-ламе от короля Ладака (тиб.).
Лха – бог, божество (тиб.).
Лха гьяло! – Да победят боги! (тиб.)
Мандала – сложный рисунок, отображающий миропорядок (тиб.).
Мани лаг-кхор – ручная молитвенная мельница (санскр.).
Мантра – заклинание (санскр.).
Мари – горное поселение на северо-западе Индии, славящееся своим пивом.
Массах – кожаный мешок для воды (хинд.).
Махасиддха – йогин, достигший великих свершений на тантрическом пути (санскр.).
Махоут – погонщик слонов (хинд.).
Мела – ярмарка (хинд.).
Момо – приготовляемое на пару мясное блюдо, род пельменей (тиб.).
Мудра – оккультный жест (санскр.).
Мурсала – королевское письмо, официально направляемый государственный документ (перс.).
Намасте – приветствие (хинд.).
Наркханда – небольшой городок к северо-востоку от Шимлы.
Низамат – уголовное дело (хинд.).
Никал джао! – Поди прочь! (хинд.)
Новкри – работа, служба (хинд.).
Норбу ринпоче – см. Чинтамани (тиб.).
Ом Мани Падме Хум – буддийское заклинание (мантра), которую часто переводят как «О сокровище в цветке лотоса!» (санскр.).
Орос Кезар – русский царь (тюрк.).
Освалы – представители особого течения в джайнизме, известные своей деловой хваткой и сметливостью.
Пай – минимальная денежная единица в Британской Индии. В 1 рупии было 16 анна, в 1 анна – 4 пайса, в 1 пайсе – 3 пая.
Пакка – широко используемое слово с множеством значений, начиная от «крепкий», «добротный», «статный» и заканчивая такими, как «подлинный» или «истинный» (хинд.).
Пан – шарики из листьев и накрошенных орехов арековой пальмы (бетеля), пряностей и гашеной извести, которые любят жевать индийцы (хинд.). Обладают мягким наркотическим действием. Оставляют на зубах и на губах красные пятна.
Пан-биди валлах – продавец сигарет и пана (хинд.).
Пандит – ученый человек, учитель (хинд.).
Панках – опахало (хинд.).
Парао – стоянка для отдыха на обочине дороги (хинд.).
Пату – шерстяная ткань ручной работы (хинд.).
Пахар – горец.
Пешавар – столица северо-западной провинции, расположенная перед перевалом Хибер.
Полуостровное и Восточное пароходство – крупнейшая из английских судоходных компаний, специализировавшихся на пассажирских перевозках в Индию и на Восток.
Поштин – длинная афганская одежда из овечьей шкуры.
Пураны – восемнадцать священных текстов, написанных в период с 200 г. до н. э. по 800 г. н. э. Содержат героические сказания, мифы, предания и т. д., воплощающие народные верования и этику индуизма. «Пурана» на санскрите означает «старый» или «в прежние времена».
Пхова – в йоге практика переноса сознания из предыдущего воплощения в последующее без нарушения непрерывности сознания (тиб.).
Пхурба – тибетский ритуальный трехгранный кинжал (тиб.).
Рай Бахадур – почетный титул, присваиваемый вице-королем (хинд.).
Ракс мудра – защитная мудра.
Рамаси – язык тхагов.
Рампур – город на реке Сатледж, к северо-востоку от Шимлы, столица независимого горного государства Бихара.
Рукхо! – Стой! (хинд.)
Садху – нищенствующий монах (хинд.).
Саис – конюх, грум (хинд.).
Салам – приветствие; напр., «Шлю свой салам…»; салам васти – засвидетельствовать свое почтение (хинд.).
Санга – грубый дощатый мост (пахари).
Сансара – в буддизме процесс воплощения в иное смертное существо; в индуизме бесконечная цепь рождений, смертей и перерождений, которым подвержено все живое (санскр.).
Саньяси – отшельник, набожный человек (хинд.).