Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов (сборник) Каннинг Виктор
– Это случилось между Лутоном и Лейтон Баззардом, да?
– Да.
– А что вы оба делали в тех местах?
– Гарри пригласил меня на выходные. Не лучшее было время – как раз перед тем, как я пришел сюда. Я работал на дорожно-строительную фирму около Блетчли. – Прингл помолчал и отпил чаю из своей кружки с розовыми фламинго. – Мистер Гримстер, почему бы вам сразу не сказать, зачем пришли?
– А вы знаете зачем?
– Конечно. Вы хотите узнать, кому я продал права Гарри. Сколько я за них получил и прочее.
– Так кому вы их продали?
– Это мое дело.
– И сколько получили?
– Рад сказать – кучу денег. Больше, гораздо больше, чем мне задолжал Гарри.
– Что еще вы продали?
– Ничего.
– Мистер Прингл, давайте будем разумными. Сейчас мы общаемся как цивилизованные люди. Я спрашиваю – вы отвечаете. Но если вы отказываетесь дать ответ, мне совсем несложно забрать вас в министерство – а там вы ответите. Вы, несомненно, знаете, что в случае необходимости мы не церемонимся в методах.
– Не сомневаюсь. Садишься обедать с дьяволом – бери длинную ложку.
– Сказано в духе Диллинга.
– Именно. Поэтому он и спрятал бумаги.
– Ладно, мистер Прингл, я хочу получить несколько ответов без суеты. Помимо уступки прав – которые в настоящий момент ничего не стоят, – вы продали что-то еще. Что-то действительно стоящее кучу денег. Что?
Прингл помедлил. Из окошка за его спиной слышалась ссора стаи воробьев во дворе. Лазоревка подлетела к подвешенному над кормушкой мешочку с кормом и начала лакомиться.
– Знания.
– А подробнее?
– Гарри не дурак, он спрятал свои бумаги так, чтобы вы не достали их, пока не завершатся переговоры. Вдруг с ним произойдет несчастный случай… Он чувствовал ответственность за Лили и благодарность ко мне. И не хотел, чтобы его изобретение пропало навеки. И, позвонив мне рано утром в день смерти, он сообщил, как искать, если с ним что-то случится.
– Он назвал место, где спрятал бумаги?
– Нет, это не в его духе. Он сказал, как я могу выяснить, где искать. Именно это знание, мистер Гримстер, я и продал вместе с правами.
– Вы хоть понимаете, как сглупили? Впрочем, наверное, не понимаете. Наверное, вы не знаете людей, с которыми имели дело. Как только вы им поможете – реально поможете, найдете тайное место, – вас убьют. Вы честный человек, Прингл, но вы продали только одну седьмую. Им этого будет мало. Они хотят получить и шесть седьмых – часть Лили. Она не получит свои деньги, а вы будете знать об этом и станете для них помехой, которую надо убрать с дороги. Что скажете? Вы ведь любите Лили.
– Да, она мне очень нравится. И конечно, она получит шесть седьмых. Они согласились.
Гримстер покачал головой:
– Разбираясь в животных, Прингл, вы ни черта не смыслите в человеческих зверях. Вы в большой беде.
– Не надо меня запугивать.
– Да, я пугаю вас, вы и сами знаете, что это правда. Смотрите. – Гримстер повернул тыльную сторону ладони к Принглу, так что солнце в окне заиграло на эмали перстня. – Сегодня рано утром они пытались убить меня. «Среди прочего», сказали мне… Это была их ошибка. Причем меня хотели убить, не чтобы со мной покончить, а чтобы забрать у меня кое-что.
Вам хорошо знаком этот перстень, Прингл, хотя вы старательно избегаете смотреть на него с самого моего прихода. Вы были с Гарри, когда он с помощью кольца гипнотизировал Лили и заставлял творить смешные вещи. Когда Гарри позвонил, он наверняка сказал вам, что, если что-то пойдет не так, нужно найти перстень – и вы сможете разобраться. Думаю, он больше ничего не говорил. Гарри любил тайны и иносказания.
– Именно так он и сказал.
– Но вы все поняли.
– Разумеется. Я подарил Гарри этот перстень много лет назад. Купил его в антикварном магазине в Эдинбурге. Золотую полоску, на которой держится эмаль, можно отвинтить – под ней углубление.
– Я знаю, Прингл. Я сам обнаружил это утром. Однако мне нужны объяснения: что я нашел. Вы можете рассказать мне – и расскажете, потому что только так вы в состоянии спасти свою задницу. Вы расскажете мне, что это значит, а потом бегите из страны ко всем чертям. Забудьте про магазин – позвоните в ближайшее отделение Королевского общества защиты животных. Бросайте все и мчитесь в Хитроу. Уезжайте далеко и надолго, и прячьтесь. Через полгода про вас забудут. Я их знаю. Но ближайшие пару недель за вами будут охотиться. Вам понятно?
– Понятно, хотя и не очень приятно, мистер Гримстер. – Прингл поднялся с кружкой в руке. – Еще чаю?
– Нет. И не пытайтесь меня надуть. Вы в опасности. Помогите мне, и тогда я всеми силами постараюсь помочь вам где-нибудь спрятаться.
Прингл стоял у рукомойника, наполняя кружку, спиной к Гримстеру. Он заслонял почти все окно во двор. И вдруг на птичьей кормушке начался переполох – захлопали крылья, раздался тревожный писк. Гримстер внезапно понял, что вызвало тревогу. Птицы знали Прингла, они прилетали к нему и не улетали при его появлении, но сейчас они разлетались, торопливо хлопая крыльями… Широкая спина Прингла неожиданно нырнула вниз, он съежился, опустившись на четвереньки. Гримстер, бросившись вбок из кресла, успел увидеть за окном темный силуэт человека. Человека, который появился по какому-то знаку Прингла – заранее обговоренному, ведь Гаррисон достаточно умен, чтобы осознать свою ошибку, быстро сообразить, что потерял слишком много, и немедленно действовать, чтобы вернуть утраченное преимущество. Пуля из пистолета ударила в стену за креслом Гримстера – туда, где несколько секунд назад была его голова.
Гримстер перекатился к двери и, как только правая рука освободилась, швырнул кружку со слоном в верхнюю часть окна. Осколки хлынули на подоконник. Человек снова выстрелил. Пуля впилась в плинтус. Гримстер вскочил, рывком распахнул дверь и бросился вон.
Он выбежал в переулок и неторопливо пошел к главной улице, стряхивая с одежды пыль и поправляя манжеты и галстук. На одной манжете оказалось грязное пятно, и Гримстер улыбнулся, вспомнив, что говорила Лили о его внешности. Он пошел в парк, где оставил машину. Оставаться тут бессмысленно. Человек в окне был не Гаррисон. Прингла сейчас увезут и надежно спрячут, в надежде использовать позже. Если не получится, то в конце концов его отпустят – сначала отобрав деньги – или просто избавятся от него. Интересно, это Гаррисон первым додумался подкатить к Принглу? В любом случае – кто-то, кто понимал характер Диллинга. Ни в коем случае Диллинг не стал бы излишне испытывать судьбу, пряча документы. Эта его черта стала понятна Гримстеру позже. Где-то – и точно не в голове Лили – Диллинг должен был оставить точный ключ, понятный не каждому, а только кому-то вроде Прингла, который знал Диллинга, его образ мыслей. Но Прингл теперь недоступен для Гримстера, и аккуратно сложенный листок тонкой бумаги, найденный в перстне, не имеет смысла. Листок сейчас спрятан в другом надежном месте, но Гримстер, сидя за рулем, словно видел его перед собой.
Маленький квадратик, два на два. Сверху аккуратным почерком было написано «Que ser, ser». Внизу в кружке грубо, словно по-детски, нарисовано что-то вроде червяка или гусеницы с изогнутой спиной и головой в виде маленького шарика. Между верхней надписью и изогнутым червяком внизу располагалась карта – двойные линии дорог и тропинок, миниатюрные группки заштрихованных кружков, видимо, деревья. В центре помещалась пара маленьких кружков. По нижней линии деревьев пунктиром был обозначен равносторонний треугольник с пометкой «30 дюйм.». У вершины треугольника стоял красный крестик. Слева от плана стоял еще один красный крестик, побольше и чуть наклонный, с пометками «север» и «юг». К западу от триангуляции, обведенный двойной чертой, был многоугольник неправильной формы, заштрихованный двойной штриховкой. Взглянув первый раз на бумагу, Гримстер понял, что карта-схема сама по себе ничего ему не скажет. Настоящими ключами были слова «Que ser, ser» и грубо нарисованный червяк. Прингл скорее всего мигом прочитал бы их, но до Прингла сейчас не добраться. Все, что можно узнать, придется узнавать у Лили. Возможно ли это?.. Так или иначе, Лили будет ждать его возвращения.
Скоро он убьет сэра Джона. Это решение не связано с моралью и этикой, не имеет отношения к любви и верности Вальде. Вальды уже давно нет. Она вырвана из его жизни. Смерть сэра Джона станет прощальной церемонией, и долги будут уплачены. То, что происходило сейчас – вернувшись поздно, Гримстер поднялся в спальню, – должно происходить, без этого ритуал убийства сэра Джона останется неполным. Он дал Гримстеру это задание, и это задание привело его к правде, которую он давно подозревал. Задание надлежит выполнить, и последним аккордом станет убийство его инициатора. Не только логика должна быть ясной и чистой, но и сопутствующие чувства должны быть просты. Лили теперь – часть плана, она играет в той же пьесе, что и Гримстер. Продолжая играть, они с необходимой искренностью изображали нужные чувства, произносили слова – почти правдивые и убедительные. Не зная почему – или выдумывая сентиментальные полуправдивые объяснения, – Лили была вынуждена посвятить себя финальному акту ритуала.
Лампа в спальне не горела, но свет из гостиной позволил рассмотреть кровать. Лили лежала спиной к Гримстеру – на подушке виднелись только светлые волосы. Он знал, что Лили не спит. И знал, что она не повернется и не пошевелится, а, не говоря ни слова, будет лежать и ждать его. Теперь он понимал то, о чем уже догадывался – какой защитный блок он установил, и знал, что Лили тоже либо знала, либо подозревала, но не могла заставить себя сказать. Диллинг оставил состояние и ключ к нему, и Лили не могла использовать этот ключ, пока не погрузится в самообман. Она лежала здесь, потому что наконец поняла свои истинные чувства к Диллингу и его роль в ее жизни. Теперь она знает, что ненавидела Диллинга. Гримстер жалел ее и даже сердился, однако все это ничего не значило для него лично; ложась к ней в постель, он сознавал, что они оба будут исполнять свои роли в ближайшие дни, потому что полностью понимают друг друга.
Гримстер отправился в ванную, как каждую ночь перед сном; он делал все как обычно, потому что она не хотела перемен.
Он лег в кровать и несколько мгновений просто лежал в темноте, не прикасаясь к Лили, лежащей спиной к нему, но чувствовал, как она дрожит. После Вальды он не был в постели с женщиной. Эта мысль не принесла боли. Вальды больше нет. Гримстер потянулся и повернул Лили к себе. Она еще дрожала, и Гримстер крепко обнял ее, ладонью коснулся гладкой шеи. Постепенно он ощутил, как дрожь успокаивается и стихает, и прижал ее к себе поудобнее; они лежали рядом, молча – слова были не нужны, – и потихоньку отдавались на волю сна.
Гримстер проснулся ранним утром и понял, что Лили тоже не спит. Они занялись любовью – высшей точкой притворства в их пьесе, притворства, действовавшего по своим законам, так что осталась лишь тонкая завеса между правдой и реальностью. Единый поток унес их к общему экстазу – а потом медленно вернул обратно.
Лили потянулась и включила лампочку на тумбочке. Она глядела затуманенными глазами, и барьеров между ними больше не оставалось.
– Джонни, любимый, – сказала она. – Давай сейчас.
Гримстер нагнулся над ее лицом, освещенным лампой, и поднял руку с перстнем. Лили с улыбкой взглянула ему в глаза, а потом перевела взгляд на перстень и не отводила глаз, когда Гримстер заговорил, погружая ее в сон, прокладывая путь туда, где Диллинг – после взрыва страсти – запер свой секрет и заблокировал его, приказав, чтоы Лили не вспоминала настоящую пятницу, пока другой мужчина не захватит ее любовью.
Гримстер тихо произнес:
– Лили, ты спишь, но слышишь все, что я говорю, правда?
– Да, Джонни, милый. – В тихом, спокойном голосе появились нотки, которых Гримстер не слышал прежде.
– Спи глубоко, Лили. Тебе хорошо?
– Да, Джонни. – Лили легко вздохнула, и ее голова чуть повернулась на подушке. Глядя на ее лицо, на слегка разошедшиеся губы, Гримстер ощутил нежность, от которой дрогнули мышцы плеч.
– Так хорошо, как тебе было с Гарри?
– Да, Джонни.
– Ты помнишь, когда была с ним в последний раз, Лили?
– Да, Джонни.
– Когда это было, Лили?
– В ночь, когда мы вернулись после долгой поездки.
– Вы уезжали из дома в ту пятницу, накануне твоего отъезда в Лондон, а потом в Италию?
– Да, Джонни.
– Лили, ты хорошо помнишь этот день?
– Да, Джонни.
– Во сколько вы уехали из дома?
– Рано, еще не рассвело.
– Ты помнишь все подробности того дня? Что вы делали и куда ездили?
– Да, Джонни.
– Ты можешь отвезти меня туда, куда вы ездили, Лили?
– Да, Джонни.
– Лили, когда ты проснешься, ты будешь помнить все о том дне. Ты понимаешь? Ты будешь помнить ту пятницу и отвезешь меня в те места, о которых помнишь, и расскажешь мне все об этом дне. Ты понимаешь, Лили?
– Да, Джонни.
– И у тебя нет никаких сомнений?
– Нет, Джонни.
– Хорошо, Лили. Через несколько минут ты проснешься, и тебе будет легко и радостно от того, что ты сделала сегодня ночью.
Гримстер нагнулся, легко поцеловал Лили в губы и выключил лампу. Затем отодвинулся и лег на спину, слушая в темноте ее спокойное дыхание. Через несколько минут звук изменился, и Гримстер почувствовал, как Лили шевельнулась. Он потянулся и взял ее за руку.
В темноте, словно издалека, раздался голос Лили:
– Получилось, Джонни?
– Получилось.
Она помолчала, а потом медленно заговорила – и в каждом слове звучало почти томное облегчение:
– Ох, Джонни… Я поступила ужасно… ужасно… но мне так хорошо… Так хорошо. И еще, Джонни, ты должен мне поверить… должен… Я не сделала бы этого ни для кого другого. Все потому, что я люблю тебя. Ты ведь сам это знаешь, правда, Джонни?
– Конечно, знаю, Лили, милая. И ты знаешь, что я люблю тебя.
Слова произнеслись сами собой, не только потому, что нужны были Лили для самоуважения, а потому, что Гримстер ощущал такую благодарность, что не мог отказать ей ни в чем. Правда больше не имела для него значения. Он получил что хотел – последнюю правду о Вальде. И в ответ готов был дать Лили ту правду, какую хотела она.
Он притянул Лили к себе, и они снова занялись любовью, уже без всякого плана – каждый искал пределы удовольствия друг в друге.
Глава 12
Теперь он точно знал, что нужно делать. Прежде чем он займется своими делами, необходимо защитить интересы Лили. Следует найти бумаги Диллинга и обеспечить их продажу Департаменту. Сэр Джон распорядился забрать их и устранить все права, избавившись от Лили (если Прингл объявится и заявит права на свою одну седьмую, это будет последняя ступень к его уходу – хотя у Прингла должно хватить ума исчезнуть, прежде чем люди Гаррисона разделаются с ним – он теперь бесполезен для них, и его спишут при первой возможности). Лили должна получить свои деньги и жить дальше, не подвергаясь никаким опасностям. Это Гримстер, безусловно, обязан сделать для Лили, и собирался сделать это, прежде чем почувствует себя свободным и займется сэром Джоном. Значит, необходимо продолжать работать на Департамент, пока не получится обеспечить будущее Лили. Когда придет пора заняться сэром Джоном, у Гримстера должно остаться только одно обязательство – утолить завладевшую им холодную, глубокую решимость, заменившую собой всю страсть.
На следующее утро он позвонил лично сэру Джону и попросил о немедленной встрече. Согласие было получено, Гримстер поехал в Эксетер и сел в поезд до Ватерлоо. Встреча проходила в кабинете сэра Джона в Департаменте, высоко над рекой. Сэр Джон выслушал рассказ о покушении Гаррисона на жизнь Гримстера – об этом он уже знал из отчета Коппельстоуна – и о визите к Принглу. Слушая подробности о том, как Гримстер и Лили занимались любовью, и о гипнозе, который наконец восстановил воспоминания о пятнице, сэр Джон зажег сигарету и по-птичьи затянулся. Гримстер рассказал о карте в тайнике перстня и протянул копию – он сам сделал ее, пропустив надпись «Que ser, ser» и червяка внизу (зная о связи Коппельстоуна с Гаррисоном, он не мог рисковать и оставлять настоящую карту в Департаменте). Сэр Джон выслушал доклад, не прерывая, и потом некоторое время молчал. Гримстер ждал, глядя на сэра Джона и полностью сдерживая маниакальное желание убить. Он понимал, что не стоит выкладывать свои соображения по поводу необходимых действий. Пусть сэр Джон сам предложит, а в данных обстоятельствах не было иных действий, кроме тех, которые собирался предпринять сам Гримстер.
Сэр Джон взял карту.
– Мисс Стивенс видела ее?
– Пока нет. Может быть, ей даже и не нужно показывать.
Сэр Джон кивнул:
– Пожалуй. И как вы намерены действовать?
– Я хотел бы сам все организовать. Поеду с мисс Стивенс – проверим маршрут и посмотрим, что это нам даст. Я чувствую, что мы найдем что-то, что можно привязать к карте Диллинга.
Сэр Джон изучил карту.
– У вас есть копия?
Гримстер без промедления солгал:
– Нет. Думаю, лучше вы сохраните ее в сейфе, пока я проверю маршрут. – Не считая лжи, которая должна была скрыть его планы, Гримстер знал, что существует протокол. Ни один работник не должен делать копии документов ни в коем случае – только если ему прикажут или вынудят экстренные обстоятельства в непредвиденной ситуации. Гримстеру нужно было хранить доверие этого человека до момента их последней разборки.
Сэр Джон постучал по карте.
– И какой вывод вы сделали?
– В этом весь Диллинг. Блестящий ум со страстью к загадкам и тайнам – но никогда не доводил до непостижимости, всегда оставлял ключ, какой-то вход. Полагаю, что в конце маршрута мисс Стивенс найдется что-то, что приведет к окончательной отгадке. Прингл разгадал бы карту без того, чтобы ехать по маршруту.
– И что же здесь навело бы Прингла на ответ?
– Не знаю.
– Может, нам нужно взять Прингла?
Гримстер улыбнулся:
– Будь Прингл у вас, вы дали бы кому-нибудь добраться до него? Он сейчас катит на юг по Европе или лежит мертвый в какой-нибудь рощице. Последнее мне кажется вероятнее.
– Мне тоже. – Сэр Джон встал. – Хорошо. Занимайтесь сами с мисс Стивенс. Я дам знать майору Крэнстону, и можете просить у него любую необходимую помощь. Что касается мисс Стивенс: как только проедете маршрут, она должна вернуться в Хай-Грейндж. Я ни в коем случае не хочу, чтобы у нее появилась хоть тень надежды, что мы выпустим дело из рук. Вы понимаете, что это только в ее интересах – лично я по-прежнему думаю, что бумаги Диллинга окажутся чепухой. Впрочем, в конце мы вознаградим ее за беспокойство и потраченное время.
Гримстер, мыслями и интуицией близкий к сэру Джону, в восхищении от натренированной двуличности человека, уже распорядившегося насчет Лили, сказал:
– Полагаю, мы поможем мисс Стивенс получить солидное вознаграждение.
Сэр Джон чуть улыбнулся – и не обычной холодной улыбкой.
– Возможно. Надеюсь на это – после такого ее добровольного сотрудничества. – Сэр Джон помолчал и добавил без следа похотливости: – Приятно знать, что в нашей профессии бывают моменты не очень отвратительные… Хорошо, Джонни, решайте сами и докладывайте лично мне.
Гримстер кивнул и вышел из кабинета.
Сэр Джон вернулся к своему креслу, рассеянно потрогал карту Диллинга. Его тонкие губы чуть сжались, словно он почувствовал во рту кислый привкус. Когда-то он рассматривал Гримстера как возможного своего преемника, но линии судьбы обоих внезапно переплелись, так что только нож мог вернуть должный порядок. В Хай-Грейндже он солгал Гримстеру о смерти Вальды, повинуясь сентименальному, редкому для себя импульсу избежать глупой трагедии. Но, даже солгав, он ощутил тщетность усилий. Он повел себя как человек, а не глава Департамента. Однако теперь… Сэр Джон сел и холодно вспомнил спальню в номере Гримстера в Хай-Грейндж и в строгом воображении увидел, как двигается Гримстер в постели с мисс Стивенс, потом представил Гримстера таким, каким видел несколько мгновений назад. Смутные наметки дедукции начали проясняться, обретать форму; впервые в жизни сэр Джон начал понимать суть глубокого горя. Он знал точно, что Гримстер собирается в недалеком будущем убить его. Пока память о Вальде жила в мозгу Гримстера, пока он считал ее смерть несчастным случаем, пока у него не было четких доказательств причастности Департамента, Гримстер даже в профессиональных целях не стал бы так быстро спать с женщиной, если бы не влюбился снова… а влюбиться в мисс Стивенс он не мог. Тем не менее он с ней спал – потому что правда о Вальде его освободила. Да, сэр Джон знал Гримстера. А как иначе, раз они одного поля ягоды – интеллектуально и эмоционально? На месте Гримстера он и сам действовал бы именно так, как теперь намерен действовать Гримстер.
Прежде чем ехать в Девон, Гримстер позвонил в лондонский дом миссис Хэрроуэй. Она оказалась дома и взяла трубку. Гримстер сказал, что Департамент закончит дело с Лили, видимо, в течение недели. И тогда не позволит ли она Лили пожить некоторое время у нее, пока не сформируются определенные планы на будущее? Получив утвердительный ответ, Гримстер попросил миссис Хэрроуэй пока хранить этот звонок в секрете. Она рассмеялась.
– Почему?
– Сейчас я не могу сказать, – ответил Гримстер. – Но когда я привезу Лили к вам, вы поймете, что это не пустая прихоть.
– Очень хорошо, мистер Гримстер. С радостью.
В начале вечера Гримстер сел на поезд в Эксетер и ближе к ночи приехал в Хай-Грейндж. Крэнстон ждал его, уже получив инструкции от сэра Джона.
– Пожалуйста, приготовьте мне машину без водителя, – попросил Гримстер. – Я заберу ее завтра в Эксетере в обеденное время. Вы можете вернуться в моей машине. Еще закажите двухместный номер на имя мистера и миссис Джейкобс в отеле «Рандольф» в Оксфорде – на завтрашнюю ночь и на следующую.
Крэнстон бросил на него короткий взгляд, но промолчал. Потом кивнул и протянул Гримстеру конверт.
– Это вам – пришло вечерней почтой.
Почерк Гаррисона, на конверте лондонский штемпель.
Гримстер открыл письмо и прочитал:
«Дорогой Джонни!
Никто так не рад, как я, что ты все еще жив. Я недооценил твою изобретательность тогда на реке и, к сожалению, своей заносчивостью допустил эту ошибку – «среди прочего». Я знал – и дальнейшее подтвердило, – что от тебя это не ускользнет.
Естественно, Прингла следует рассматривать – по справедливости – выбывшим из игры. Ты, разумеется, ни за что не выпустишь из рук то, что было в перстне, – если только за последнее время не поменял мнение и решение. В этом случае наше предложение вполне в силе – даже с еще большими гарантиями личной безопасности и большим вознаграждением.
Понятно, что я не извиняюсь за прямоту подхода. Мы с тобой всегда говорили в открытую – увы, в нашей профессии такое качество не ценится.
Если заинтересуешься, выйди на связь. Не заинтересуешься – буду искренне молиться, чтобы ты больше не оказался в положении, подобном недавнему на берегу реки.
С любовью, Дики».
Гримстер улыбнулся и перебросил письмо Крэнстону.
– Прочтите, вас позабавит. А потом отправьте сэру Джону.
Он поднялся в свою комнату, налил бренди и зажег сигару. Ему нисколько не претило жить в мире, в котором существуют люди, подобные сэру Джону и Гаррисону. В каком-то смысле Гримстер и не ведал другого с того дня, как выяснилось, что мать кормит его трогательной и доброй ложью. И ничего странного, что Гаррисон – первый, кого он мог бы назвать другом, – готовился его убить. Он сам поступил бы так с Гаррисоном. На руках сэра Джона пятьдесят убийств, что нисколько не лишает его уважения. Все они – адвокаты дьявола. Но Вальда разорвала систему извне. Он, Гримстер, поддался чувству, на которое не имеет права ни один человек, продавший душу. Он влюбился. И смерть Вальды вышвырнула его из рядов профессионалов, превратив в изгоя и изменника. Он больше не профессионал. Он просто Джон Гримстер и может впервые побаловать себя, исполнив простое человеческое желание. Он собирается убить сэра Джона, а после убийства – жить столько, сколько позволят собственные силы и мозги, а так как инстинкта смерти в нем нет, проживет он долго и умрет естественной смертью.
Гримстер прикончил бренди, докурил и отправился в спальню. Потом в пижаме и халате он пошел в номер Лили. Дверь была не заперта, а в темноте гостиной виднелась полоска света из-под двери спальни. Конечно, она его ждала. И не требовались слова, чтобы понимать друг друга. Она отдалась ему (хотя и себе не призналась бы в этом), чтобы разрешить ситуацию, чтобы наверняка получить свою долю наследства Диллинга. Однако Гримстер понимал, что Лили давно прошла точку, когда нужно было изображать любовь к нему. Она знала, что любит. Для нее это и должно быть так, чтобы не тревожить легкий комфорт тела и души. Сам Гримстер для себя должен был исполнять роль человека, не только принимающего, но и дарящего любовь. Роль, благодаря его новой свободе, несложная. Тело и чувства рядом с желанной женщиной не приходилось пришпоривать – все слова любви, что он говорил ей, были не ложью, а всего лишь благодарностью в ответ на освобождение, которое она принесла.
Открыв дверь спальни, Гримстер увидел, что Лили читает, сидя в постели. Она уронила книжку на пол, протянула навстречу руки и воскликнула горячо и без тени смущения:
– Джонни, милый! – Она была в зеленой ночной рубашке с черной бархатной отделкой на рукавах и воротнике – подарок миссис Хэрроуэй на день рождения во Флоренции.
На следующее утро Крэнстон отвез их в Эксетер; Гримстер и Лили сели в арендованную машину и поехали. Лили от души веселилась. Движение, ощущение действия, растущее чувство к Джонни приносили счастье. Несомненно, только от любви может женщина сделать то, что сделала она. Она рискнула всем и могла получить отказ или потерпеть неудачу в попытке избавиться от хватки Гарри, явно не столько любящей, сколько властной, часто повелительной и эгоистичной. Слава богу, ничего этого нет в любви Джонни. Не считая некоторых моментов в постели, он почти застенчивый… нет, сдержанный… но всегда любящий и учтивый. Настоящий джентльмен – не то что Гарри… В Гарри было что-то заурядное, порой грубое, особенно когда они занимались любовью. А что он придумал с той пятницей!.. Как ей повезло, что рядом оказался любящий Джонни!
Гримстер довел машину до Тонтона и поставил в гараж, который хорошо знал. Объяснив Лили, что сейчас они всего лишь принимают обычные меры предосторожности – теперь-то она должна признать их разумными, – потому что Департамент не хочет ни малейшего риска в деле Диллинга, он повел ее с чемоданами в другой гараж, где заказал – заранее, по телефону из Лондона, – другой автомобиль. Гримстер был спокоен. Сэр Джон, несомненно, пошлет за ним «хвост», однако слежку наверняка начнут только от отеля «Рандольф» в Оксфорде. А в «Рандольф» они не поедут. Гримстер уже заказал – из Лондона – комнату в «Антробус Армс» в Эймсбери – милях в тридцати от коттеджа, который Диллинг снимал для Лили. Сэр Джон, когда узнает, что след потерян, одобрит – Гримстер всего лишь принимает меры безопасности, которые обязан принимать первоклассный оперативник. Если сэр Джон хотел устроить слежку, того же хотели люди Гаррисона; оторваться от одних – значит оторваться и от других. Но все же, чтобы не злить понапрасну сэра Джона, Гримстер остановился по пути и отправил личное письмо, приготовленное накануне: «Соображения безопасности, растворяюсь. Доложу в течение сорока восьми часов. Дж. Г».
Получив на следующее утро это письмо и доклад, что Гримстер и мисс Стивенс не регистрировались в «Рандольфе», сэр Джон ничуть не удивился. Именно этого он и ожидал. Понимал сэр Джон и то, что нет смысла ставить человека следить за коттеджем Диллинг. Хотя мисс Стивенс должна была везти Гримстера по маршруту от коттеджа, ясно, что Гримстер начнет от точки, расположенной достаточно далеко.
Поздно ночью, после страстных объятий, Лили устроилась на сгибе левой руки Гримстера, и он сказал:
– Тебе будет легче, если завтра сама сядешь за руль?
– Может быть. Но я помню почти все и достаточно ясно, Джонни. Мне казалось, ты должен был спросить меня раньше.
– Нет. Я хочу, чтобы все было для тебя свежо, когда мы поедем. Так ты будешь вспоминать, что говорил и делал Диллинг.
– Он не делал ничего до самого конца – когда оставил меня.
– Как часто вы останавливались?
– Только раз – обедали. Нет, еще днем – на заправке. И потом, чуть позже, еще раз.
– Где вы обедали?
– В Эйлсбери.
– Точно?
– Да. Мы там бывали прежде.
– Но до того не останавливались?
– Нет.
– Гарри брал с собой что-нибудь из коттеджа?
– Да. Лопатку и чемоданчик.
– Какой чемоданчик?
– Ну… такой, плоский.
– Кожаный?
– Нет. Из светлого металла.
– Ты видела его раньше?
– Пару раз. Он привез его из Лондона.
– А что было внутри?
– Хоть убей.
– Ни разу не пыталась заглянуть внутрь?
Лили помолчала в темноте и рассмеялась:
– Ну, пыталась один раз. Было заперто.
– И обратно он его не привез?
– Он вышел с чемоданчиком и лопаткой, а вернулся только с лопаткой. Недалеко от дома мы остановились, он вышел и выбросил лопатку в пруд.
– И ничего не объяснял?
– Нет.
– Тебе это не показалось странным?
– Для Гарри? – Лили засмеялась. – Он что-то сказал про людей, которые могут по земле на лопате определить, где ты копал. Наверное, шутил.
– Гарри часто обходился с тобой как с мебелью, – заметил Гарри. – Почему ты позволяла ему?
– Не знаю… Потому что он был добр ко мне. Я была совсем наивной. Он показал мне, что в жизни есть много всякого, помимо прилавка в маленьком городке… – Лили помолчала. – И, думаю, ленивой. Зачем восставать против него, когда он так заботился обо мне… – Лили подвинулась ближе. – Джонни, ты правда меня любишь? Да, я понимаю, что все началось странно – с кольца и всех этих дел Гарри, но ведь каким-то образом должно было начаться, да?
Понимая, что ей нужно, Гримстер притянул ее поближе и сказал:
– Ты знаешь, что я люблю тебя. Люди не выбирают, как им встречаться, сближаться и влюбляться. Не важно, как это происходит, просто радуйся.
Он физически почувствовал, как удовольствие разливается по ее телу. Мелькнула мысль: если повторять что-нибудь самому себе достаточно долго, это станет почти правдой – если быть такой, как Лили.
Из темноты к его плечу придвинулась щека, и Лили вдруг спросила:
– Джонни, у тебя много денег?
– Прилично. Хотя я не богач.
– А если я стану богатой – это будет иметь значение? Я ведь могу получить груды золота от бумаг Гарри?
Гримстер рассмеялся:
– Можешь. Только сначала получи. И в любом случае это ничего не изменит. А теперь все, тебе пора спать. Завтра у нас долгий день.
Но он сам заснул раньше ее. Лили лежала в темноте и думала, как ей повезло. Может, ей была уготована такая судьба – всегда приземляться на ноги. Сначала был Гарри, теперь – Джонни. Их, конечно, нельзя сравнивать. У нее ни разу не возникло чувства, что Джонни использует ее, как бывало с Гарри. Джонни всегда добр и внимателен, с ним ей хорошо, она чувствует себя личностью, и с того момента, как они начали спать вместе, она знала, что дело не только в ее теле. Он любил ее и хотел ее всю. В общем-то это неудивительно. Мужчине нужна женщина, чтобы любить, как и женщине нужен мужчина; с того момента, как он потерял Вальду, сам не зная того, он искал кого-то, как и она. В этом они очень похожи – они жаждали и искали любви. Когда-нибудь он расскажет о Вальде. Спрашивать не нужно. Он сам расскажет, когда будет готов, и тогда в нем не останется печали, не останется настоящих чувств к Вальде, как у Лили не осталось уже настоящих чувств к Гарри. Воспоминания – да. Но не чувства. И все же надо признать, что Гарри был добр к ней, хотел, чтобы у нее было все… Если она действительно получит деньги… Нужно быть осторожной первое время, если у нее будет больше, чем у Джонни. Мужчины иногда такие странные… Как ее отец – он буквально взбесился, когда мама устроилась на работу, пока его не было…
Лили в темноте строила безупречное будущее. О другом она и думать не желала.
На следующее утро они доехали до Эйлсбери и там пообедали. Лили с Гарри были здесь в феврале, когда темнело гораздо раньше. После Эйлсбери за руль села Лили и направила машину на северо-восток, в сторону Лейтон-Баззарда. Это название она сразу узнала, однако после Лейтон-Баззарда названий не помнила.
– Было еще местечко, куда мы заехали, – где-то недалеко. Не помню названия, но узнаю, когда увижу указатель в Лейтон-Баззард. Оттуда недалеко – миль шесть-восемь.
Гримстер не стал настаивать, память у Лили была хорошая, только спросил:
– Который был час, когда вы приехали туда?
– Ну, было темно, часов в шесть-семь. Помню, за Лейтон-Баззардом Гарри велел остановить машину, и мы просидели час или больше. И помню, в машине стало холодно, так что мы завели мотор, чтобы включить печку.
В Лейтон-Баззарде – было примерно полчетвертого – Лили сразу нашла среди указателей нужный.
– Вот он. Вот куда мы ездили. Вуберн.
Она направила машину налево – в сторону севера, и Гримстер сказал:
– Странно, что ты не запомнила такое название.
– А что, в нем что-то особое?
Гримстер улыбнулся:
– Пока забудь. Сколько вы ехали после Вуберна?
– Недолго, милю или две. Я наверняка вспомню дорогу; мы остановились у коттеджей. Там тоже было забавное название. Увижу – узнаю.
Вуберн. То, что название ничего не говорит Лили, удивило Гримстера. У самого города располагалось Вубернское аббатство и обширное имение с парками и озерами – собственность герцога Бедфордского, который создал громадный комплекс и открыл его для публики, превратив в знаменитый аттракцион для туристов. Но удивление удивлением, а Гримстер был доволен, что посадил Лили за руль, и ждал, куда она теперь его завезет. Затем ему вспомнилось, как Прингл упомянул, что работал в дорожно-строительной компании в Блетчли. А Блетчли всего в нескольких милях от Вуберна, на границе Бедфордшира и Бакингемшира. И Диллинга поймали пьяным за рулем в этих краях…
Гримстер частенько ставил себя на место другого, пытался мыслить так, как мыслил бы другой, с его воспитанием, друзьями и характером. Теперь он знал Диллинга. И, похоже, знал, почему Принглу достаточно было бы только карты-схемы.
Въехали в Вуберн, в самый центр.
– Ты уверена, что нам сюда? – спросил Гримстер.
Лили кивнула:
– Я помню эти ворота. Сейчас слева должна быть какая-то вода, вроде озера. Помню, светила луна. А может, звезды.
Читать бесплатно другие книги:
