Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов (сборник) Каннинг Виктор
– Я часто пытался представить – что может сбить меня с пути.
– А я и знать не хочу. – Водитель одной рукой расстегнул полицейский китель. – Чертовски неудобная штука.
– Там в бардачке фляжка с бренди, – произнес Гримстер. – Я же теперь не за рулем.
Его сосед перегнулся через переднее сиденье и достал из бардачка фляжку. Открутив колпачок, он протянул ее Гримстеру. Гримстер сделал глоток и вернул фляжку.
– Скажете, если еще захотите. – Сосед завинтил колпачок. От улыбки у него вокруг глаз собрались морщинки. – Мы только доставка. Не исполнители.
– Я понял. Полиция помогала?
Водитель ответил:
– Вас проследили до Тонтона. Вся полиция графства сотрудничала и ненавидела каждую минуту. Вы же их знаете. Ребята корректные, но не любят, когда им выкручивают руки. Мы подключились в Тонтоне. Говорят, вы замешаны с Гаррисоном.
– Возможно.
Его коллеги. Им известны правила, оттенки, отвращение, которое перерастает в холодное бесчувственное согласие, а главное – они убедительно играли роль людей и вели теплый человеческий диалог. К Гримстеру они не испытывали чувств и не проявляли любопытства. Каждый укрывался в коконе от любых слабостей. И сейчас они могли быть исполнителями, а не доставщиками. Им все равно. У Гримстера была отличная репутация; теперь часть ее утрачена – они знали, что он допустил ошибку. Ошибки непростительны. Его холодный план убийства сэра Джона выстудил интуицию. Сэр Джон жаждал смерти не больше, чем Гримстер. А эти двое готовы сочувствовать, не испытывая никаких чувств.
Словно в ответ на его мысли, водитель сказал:
– Систему не победить. Даже если начать с верхушки.
Сосед Гримстера, словно не слыша, сказал:
– Иногда мне поручали следить за Гаррисоном. Черта с два за таким уследишь. Здоровенный, а способен двигаться, как тень, если захочет. Одних способностей мало. Нужен талант. У него был.
– Но везение закончилось, – вздохнул водитель.
Гримстер промолчал. Ему доводилось слышать эпитафии и похуже, причем насквозь фальшивые. Эта была почти правдива.
Они ехали через ночь; снова пошел дождь – седьмой день подряд. Река будет высокой. Без жалости к себе, даже без озабоченности, Гримстер подумал, что больше ему не рыбачить, не использовать Королевский Соверен ни в этой стране, ни в другой, не держать в руках удочку, не чувствовать и не слышать, как стремительно уходит леска, когда рыба бросается по течению… не видеть стойку сеттера и вспорхнувшую стайку куропаток… Ну, раз так, пусть так. Но сэр Джон все равно уйдет первым. Никаких доказательств не нужно. Достаточно холодной веры. Все ошибаются, ошибся и он.
Водитель включил радио. Джули Феликс пела «Судью Джеффериса». Чувствительное кантри разлилось по машине. «Судья Джефферис был злобный человек». Все люди злые. Серые насквозь. Он собирается убить сэра Джона.
Въехали в Саут-Молтон; потянулась серая главная улица с серыми в свете фар домами за завесой дождя. По радио Джули Феликс начала «Космическую девушку» – водитель отбивал такт пальцами на руле. «Сказали мне, что нужен будет бластер и ледяное ружье…» Слова напомнили о Диллинге. Новые технологии, новое оружие… Из-за Диллинга, через Лили, Гримстер оказался здесь и собирается убить сэра Джона, потому что ни один шаг не делается в вакууме… цепь последствий от ямы два фута глубиной.
– Коппельстоун еще в Хай-Грейндже? – спросил Гримстер.
– Да, – ответил его сосед.
Коппельстоун стоял на верхней ступеньке лестницы рядом с Крэнстоном, когда подъехала машина; оба стояли спокойно, лампа над дверью отбрасывала короткие тени.
Конвоиры вывели Гримстера из машины; дождь брызгал в лицо, пока они не оказались под навесом у двери.
– Добрый вечер, Джонни, – ласково сказал Коппельстоун, попахивая выпивкой, и забрал чемоданчик.
Крэнстон обратился к «полицейским»:
– Там для вас пища и вещи. Но сначала осмотрите машину. Все, что в ней есть, отнесите в мой кабинет. – Он посмотрел на Гримстера, тронул повязку и с неожиданной печалью произнес: – Ну и дурак ты, Джонни.
Двое сопровождающих пошли к машине, а Гримстера повели внутрь. Дежурный за столом по-птичьи вскинул голову и снова уставился в журнал. Коппельстоун обыскал Гримстера, отобрал весь немудреный скарб и стянул с пальца перстень с зарянкой.
– Приказ сэра Джона, – улыбнулся он. – Наверное, боится, что вы нас загипнотизируете.
Они прошли через холл и вниз по ступенькам – там располагались подвал и тир. Гримстер знал, куда его ведут. В дальнем конце тира была маленькая комнатка, которую называли «карцер», используемая нечасто, но совершенно надежная. Шаги по плиткам пола отдавались гулким эхом. Крэнстон отпер стальную дверь и вошел первым. По углам горели четыре зарешеченные лампы. Стены без окон были сложены из больших гранитных блоков. В трех футах от входа стальная решетка перегораживала комнату от пола до потолка. Крэнстон отпер стальную дверь в решетке, и Гримстер вошел. Внутри были стул, стол, двухъярусная кровать, с ночным горшком под ней, и узкая деревянная полка вдоль задней стены с четырьмя-пятью книжками. На столе стояли стакан, бутылка бренди, настольная лампа и коробка сигар. Показав на них, Гримстер спросил:
– Привет от руководства?
Коппельстоун кивнул. На лице Крэнстона мелькнуло смущение, но он тут же опустил голову, запирая дверь решетки. Вот почему Крэнстон управлял в Хай-Грейндже. Снаружи он не годился – слишком легко его охватывали печаль и смущение.
Отдав Коппельстоуну связку ключей, Крэнстон молча ушел, оставив дверь в тир широко открытой. Коппельстоун уселся на маленький табурет. Гримстер, стоя у стола, поднял бутылку бренди, налил себе и сел на койку, согревая стакан в скованных руках.
– Когда придет сэр Джон?
– Завтра. В обычное время. – Коппельстоун положил чемоданчик Гримстера на колени и открыл, едва заглянул внутрь и закрыл. – Что случилось с Гаррисоном?
– Он явился, когда я достал чемоданчик Диллинга, и не прислушался к намеку.
– Где бумаги Диллинга?
– Оригиналы у миссис Хэрроуэй. Я отснял их и оставил пленку в кабинете сэра Джона.
– Значит, нам придется заключить контракт с мисс Стивенс?
– Да.
– Благородно… Что же сбило вас с пути? Доказательства или голые гипотезы? Так мучили мысли о Вальде?
– Я просто принял решение. – Гримстер улыбнулся и сделал большой глоток бренди.
Коппельстоун поднялся с чемоданчиком в руках.
– Вы в беде, Джонни. Но все будет сделано прилично, по нашим меркам.
– Когда?
– Завтра. Послезавтра. Я не знаю. Ничего личного. Просто перестановки в Департаменте. Вы знаете, как бывает.
– Разумеется.
В дверях Коппельстоун повернулся:
– Сегодня я впервые за долгое время практически не пил. Вы разочаровали меня, Джонни. – Он вышел и запер за собой дверь.
Гримстер допил бренди и завалился на койку. Через полчаса он спал.
В семь утра двое «полицейских», уже в штатском, принесли воду и умывальные принадлежности. Через полчаса они пришли забрать умывальные принадлежности. Старший сказал:
– Поразительно, что можно сделать со скованными руками.
– Как будто молитесь, – не удержался молодой.
Когда Гримстера оставили одного, он сел читать «Дейли мейл». Там было фото длинной череды машин в Вуберне вокруг львиного загона, еще одно – двух боярышников и мутного пятна оставшейся ямы. Благородный герцог должен быть на седьмом небе… Как любой директор цирка. И тут нет ничего странного, дворяне всегда были шоуменами, приученными к эксцентричности и публичности. Смерть Гаррисона стала сенсацией. Когда уйдет сэр Джон, драматических публикаций не последует. Гримстер представил, какое письмо получит его мать. Он видел десятки таких извещений. «Глубокие соболезнования… долгая служба… величайшая преданность… невозможно заменить… мы скорбим». Во всем этом одна правда – долгая служба. Его мать будет гордиться извещением, горевать о сыне и лелеять память о нем. Но сначала он должен убить сэра Джона. Ничто его не остановит.
Крэнстон с охранником принесли ему завтрак. Крэнстон остановился в дверях. В нем больше не было смущения. Он бы гораздо дальше продвинулся по службе, если бы не испытывал смущения вообще.
– Бекон и сосиски, Джонни. Мы порезали их, чтобы вам было удобнее. Расстегнули бы и наручники, если бы не приказ сэра Джона.
Гримстера оставили одного, чтобы он поел. Допив чай, Гримстер зажег сигару и терпеливо стал ожидать сэра Джона. Время появления предсказать было нетрудно – сэр Джон никогда не изменял привычкам. Раз он в отпуске, сначала удовольствие – ритуал утренней рыбалки; все дела только после завтрака. Сэр Джон плохой рыбак – суетливый, нетерпеливый, спешит выводить рыбу на берег, но при всем при том ловит неожиданно много.
Сэр Джон явился через пять минут после рассчитанного времени. Он пришел один, прикрыл внешнюю дверь, не запирая ее, и сел на табурет.
– Доброе утро, Джонни.
На морщинистом лице мелькнула короткая улыбка.
– Как порыбачили, сэр Джон? – спросил Гримстер.
– Восемь фунтов. Река высокая, рыбы полно. Больше, чем в прошлом году. Один человек из «Лиса и гончие» взял вчера на двадцать фунтов в Нянькином Садке. Знаете Нянькин Садок?
– Рыбачил пару раз. Не повезло.
Сэр Джон сочувственно кивнул:
– И теперь не повезло, Джонни.
– Похоже, сэр Джон.
Гримстера не обманули приветливость и то, что его назвали по имени – обычно это означало конец разговора. Сэр Джон не ликовал, не торжествовал. Он просто – и довольно мило – проявлял доброту, потому что этого требовал ритуал прощания. Гримстер однажды присутствовал на такой церемонии.
– Вы понимаете, Джонни, что провалили дело Диллинга?
– Увы, Департаменту придется хоть раз поступить честно.
– Да, ничего не поделаешь. Мне говорили, что мисс Стивенс – милая девушка. – Сэр Джон достал портсигар и какое-то время молчал. Закурив, он два раза затянулся и неуклюже отвел в сторону руку с сигаретой. – Джонни, давайте всерьез.
Старый мудрый дрозд, распушивший перья.
– Как вам угодно, сэр.
– Хорошо. Причем на этой стадии уместны некоторые признания – разумеется, с моей стороны. У вас есть твердые доказательства, что мы убили мисс Тринберг?
– Для меня – есть.
– У вас могут быть только догадки. И все равно я понимал, что однажды вы начнете действовать. Я совершил ужасную ошибку, о чем искренне сожалею. Поэтому и солгал вам, поклявшись, что это был несчастный случай. Я хотел спасти вас, Джонни. В те дни я видел в вас своего преемника.
– А кто теперь будет после вас?
– Возможно, Коппельстоун. Конечно, он слишком много пьет, но что-то должно нам позволить оставаться наедине с собой. Вот уже несколько месяцев я каждую ночь думаю, когда и где вы решите действовать. Я был уверен, что Гаррисону вас не подтолкнуть; вы примете решение самостоятельно. Жаль Гаррисона. Способный малый. Однажды я дал ему шанс работать с нами. Он предпочел свободу.
– На кого он работал теперь?
– Ну, до такой степени признания не дойдут. В любом случае я рад, что не вы собираете толпы зрителей в Вуберне.
– Я заслужил бы только короткий абзац в «Уэстерн морнинг ньюс».
– Вы могли бы стать моим преемником и тогда получили бы четверть колонки в «Таймс».
– Маме понравилось бы.
– Все это очень печально.
– Вы имеете в виду – совершенно необходимо.
– Мало что совершенно необходимо. К счастью, всегда можно найти компромисс, чтобы избежать неприятной ситуации. Я сглупил с вами и Вальдой. Уходя с должности, я назвал бы вас своим преемником. С этими планами покончено. Но с вами – не обязательно.
– Вы предлагаете мне сделку, сэр Джон?
– Если хотите. – Сэр Джон сухо улыбнулся. – Как с профессионалом, с вами покончено. Тем не менее есть многое, чем вы можете заниматься. Вы – человек слова. Просто обещайте, что откажетесь от идеи убить меня, обещайте не заниматься профессиональной деятельностью – не важно на кого, и обещайте молчать о деятельности Департамента. Это щедрое предложение – никому другому я бы такого не сделал.
– И оно обезопасит вашу жизнь, когда я отсюда выйду.
– Если выйдете – да. Но я не слишком волнуюсь о собственной жизни, я волнуюсь о вашей жизни. Дайте слово – и выйдете отсюда.
– И тут же нарушу обещание и явлюсь по вашу душу.
– Если бы я так думал, то не сделал бы такого предложения. Мне достаточно вашего слова. Итак?
Гримстер покачал головой:
– Все просто, сэр Джон. Вы убили мою любимую, а я мстителен. Я запланировал убийство. И я убью вас. Никаких излишеств.
– Вы так меня ненавидите?
– Я хочу вашей смерти. И все. – Гримстер ясно видел машину, падающую с поворота дороги на холме, и другую – мелькнувшую мимо. Видел блеск торфа у озера внизу, голубое небо в наплывах больших облаков, видел, как падает, кувыркаясь, машина, проламывая дорогу по поросшему вереском склону.
Сэр Джон встал.
– Жаль, что все так повернулось.
Он вышел и запер за собой дверь. Гримстер двумя руками взял бутылку и налил себе бренди. Ему дали шанс, и он отказался. Между ним и сэром Джоном не может быть торговли. Тот ничего не может предложить. Идея мести расцвела холодной несгибаемой страстью. Некоторое облегчение может принести только смерть сэра Джона. А потом он решит, какой жизнью ему жить дальше.
Глава 15
В полдень Крэнстон и Коппельстоун принесли ему обед и сняли наручники. Потом заперли клетку, и Крэнстон ушел.
Гримстеру подали холодное мясо, салат и полбутылки белого вина. Не трогая пока пищу, он налил себе вина. Коппельстоун сел на табуретку и закурил. Крэнстон, уходя, запер внешнюю дверь.
– А вы чего остались? – спросил Гримстер.
– Приказ сэра Джона. Кто-то должен находиться здесь, пока вас не увезут.
– Когда?
– Сегодня вечером.
– Как?
– Вы упадете с высокой скалы в Скальный Пруд – поскользнетесь на сырых листьях, глядя сверху на воду. Тело обнаружит ночью поисковый отряд.
– И заключение судмедэксперта – несчастный случай на рыбалке. Знаю. – Он занимал высокую должность в Департаменте, нельзя пятнать репутацию.
– А вы спокойно все принимаете, – покачал головой Коппельстоун. – Впрочем, я не удивлен.
Гримстер отпил вина.
– В клетке есть «жучки» или видеонаблюдение?
– Нет. Если человек сюда попал, значит, нам известно о нем все, что нужно.
– Сэр Джон будет присутствовать?
– Зачем? Вас повезем мы с Крэнстоном. А он завтра утром получит отчет.
– Его ждет разочарование.
Коппельстоун снова покачал головой и потрогал пальцем высохший порез на подбородке.
– Я был бы не против, если бы вместо вас ушел он.
– Чтобы вы заняли его место во главе Департамента?
– Возможно. Я ненавижу Департамент, но больше у меня ничего нет. Эта работа – моя жизнь, и она убила во мне все человеческие чувства. Даже при нас сэр Джон превысил свои полномочия. И его предшественники так поступали. Поэтому Департамент стал таким, какой он есть. Власть развращает. Наверное, в глубине души я лелею мысль, что смогу что-то немного очеловечить.
– Или окончательно дискредитировать и разрушить?
Коппельстоун, не шелохнувшись, ответил:
– Ну, на такое я не замахиваюсь.
– Хотя мысль приходила.
– Порой.
– Мы могли бы договориться.
– Надежда умирает последней только для обычных людей, Джонни. Я думал, что для человека с вашими знаниями она умерла первой… Никаких сделок – ни по дружбе, ни из амбиций.
– Я говорю не о надежде. Я говорю о фактах.
Коппельстоун бросил окурок и раздавил его мыском ботинка.
– Как вино, Джонни?
– Хорошее, жаль только полбутылки… Факты, Коппельстоун, строгие факты. Вы правы насчет надежды. Я давно перестал иметь с ней дело; последняя умерла, когда разбилась Вальда.
– Несчастный случай, который вы возвели в ранг убийства. Вы начали подавать сигналы, Джонни, и сэр Джон их заметил. А как же? Он их ждал. Но вы, Джонни, хотели найти доказательства, чтобы у вас появилась причина убить сэра Джона, – и плевать на последствия. Вы хотели его смерти, потому что он представлял собой все, за что вы стояли, все, кем вы стали. Я знаю, потому что чувствую то же самое. Но я не такой упертый, как вы. Я хочу быть главой Департамента, но я не смогу найти в себе достаточно сил, чтобы поднять руку на сэра Джона.
Гримстер вылил в стакан остатки вина.
– Я ничего не выдумывал о смерти Вальды. Я знаю, что убить ее приказал сэр Джон. Он сам подтвердил это здесь – совсем недавно. И я знаю, что вам это известно. Без доказательств я бы долго еще собирался. Возможно, я так и не начал бы действовать. Однако я получил доказательства.
Коппельстоун покачал головой:
– Знали только трое. Один уже мертв. Остальные двое – я и сэр Джон. Недавно я сказал «несчастный случай». Но это было убийство. Теперь и я могу это признать. Какая уже разница.
Над подносом с обедом прожужжала привлеченная холодным мясом муха. Гримстер посмотрел на нее, потом, взмахнув рукой, поймал и раздавил.
– Вы признаёте не сейчас, Коппельстоун. Вы сообщили мне об этом давно.
– Я? – Коппельстоун поднял взгляд; впервые он был озадачен, почувствовав какой-то подвох. Он находился здесь по приказу. Не вступать в разговор было бы неучтиво, и Гримстер ему нравился, но до сих пор он считал беседу пустой болтовней – незамысловатым способом провести время.
– Прошлой ночью вы были здесь. Помните?
– Я не до такой степени был пьян, Джонни.
– Достаточно пьяны, чтобы ослабить защиту. Достаточно, чтобы прийти в восприимчивое состояние. Помните кольцо Диллинга?
– Конечно.
– Пусть я хочу смерти сэра Джона, но я преклоняюсь перед ним, перед его умом. Он велел отобрать у меня кольцо, как только меня доставят. Вы знаете почему?
– Да. По-моему, это перестраховка.
– Сэр Джон ничего не упускает. Он знал, что я сделал с помощью кольца с Лили. Простая логика подсказала ему, что я, возможно, попытаюсь повторить это с кем-нибудь еще – загипнотизировать и приказать отпустить меня. Может, и перестраховка – но именно поэтому он забрал у меня кольцо. Вот только он опоздал, Коппельстоун. Сильно опоздал. Я использовал кольцо на вас, когда вы напились. Вы отключились, как ребенок – а ведь вы не психопассивный тип. Психоактивные – замечательный объект, если сбрасывают защиту и готовы сотрудничать. А вы были готовы, потому что в душе хотели, чтобы я разделался с сэром Джоном и расчистил для вас верхнюю ступеньку лестницы.
– Не верю.
– Я могу доказать. Я не идиот, Коппельстоун. Думаете, я не сознавал, что, каким бы умником ни считал себя, получив доказательства убийства Вальды, начну подавать сигналы? Конечно, сознавал – и поэтому решил кое-что припрятать в рукаве. Просто на случай, если что-то пойдет не так. И не зря.
– Вы хотите сказать, что гипнотизировали меня?
– Да. Практически любого можно загипнотизировать. Мы все хотим отключиться и расслабиться. А зачем еще, черт побери, мы спим? Вы отключились, Коппельстоун, потому что хотели расслабиться. Для этого вы и пьете по вечерам.
Коппельстоун пожал плечами.
– Хорошо. Я уснул и сказал вам, что Вальду убили, и вы нацелились на сэра Джона. Но теперь вы сидите здесь, Джонни, – и уже ничего нельзя поделать.
– Можно. И здесь вступаете вы. Мы говорили не только о Вальде. Говорили еще кое о чем.
– О чем?
– О вашей связи с Гаррисоном.
– Ложь, черт подери!
– Ну нет. Вы сами мне сказали. Я рассматривал такую возможность, поэтому и спросил вас. Думаете, я не знаю, как работал и мыслил Гаррисон? Он всегда хотел завербовать кого-нибудь из верхушки Департамента. Его ждало большое вознаграждение в случае успеха, и много лет назад он выбрал на эту роль меня. Вообще-то он мог преуспеть. Но вы с сэром Джоном спутали ему карты. Вы убили Вальду. Гаррисон понимал, что будет со мной, когда я узнаю, и понимал, что я узнаю – рано или поздно. Он продолжал играть, дразнить меня, зная, что я обо всем докладываю сэру Джону. Но я его уже не интересовал. Он знал, что я нацелюсь на сэра Джона, а ему нужен был кто-то, кто останется в Департаменте, даст его людям все, что требуется, и, если повезет, долго будет вне подозрений. Продолжая делать вид, что обхаживает меня, он переключился на вас – и подсек очень быстро, правда? Потому что вы этого хотели. Вы хотели оказаться на вершине, когда я убью сэра Джона, чтобы тихо, тайно разодрать и уничтожить Департамент. Ради вашего же блага надеюсь, вы не солгали мне, говоря, что здесь нет «жучков».
– Не солгал. И у меня нет связи с Гаррисоном.
– Не спорьте. Есть.
– В любом случае сэр Джон сочтет ваши слова последней попыткой отчаявшегося человека.
– Это не просто мои слова. В ту ночь я хотел узнать только о Вальде. Потом я решил проверить свои мысли по поводу Гаррисона и спросил вас, потому что это могло стать козырем, – но мне нужны были реальные доказательства. Я принес из своей комнаты магнитофон, и мы прошли всю процедуру заново. Существует запись. Если хотите ее получить, вы должны помочь мне.
Коппельстоун помолчал.
– Я не помогу вам, Джонни. Мне плевать на запись, потому что мне плевать на себя. Можете вызвать сэра Джона и отдать запись ему. Но, закопав меня, себе вы не поможете. От него вы ничего не получите, только уничтожите меня, – а это вам ни к чему. Вам нужны свободные руки – добраться до сэра Джона, и в этом я вам не помогу, хоть и желаю ему смерти. Позвонить ему и сказать, что вы снова хотите его видеть?
Гримстер неожиданно рассмеялся.
– Не беспокойтесь, записи нет. Только мое слово.
– Рад слышать. Я подозревал, что вы блефуете.
– Попробовать стоило.
– В вашем положении стоило попробовать все. Но вам ничего не поможет. Надо было принять предложение сэра Джона. Он говорил мне. Не ожидал, что он так расщедрится.
Гримстер спросил:
– Как вы собираетесь это сделать… там?
– На вас снова наденут наручники, отвезут на место. Перед тем как снимать наручники, мы сделаем инъекцию. Вы знаете, она убивает мгновенно. Потом мы сбросим вас вниз. Один из наших докторов подпишет свидетельство. Смерть через утопление.
Гримстер прождал день и вечер. Какое-то время с ним сидел Крэнстон – он больше молчал, то и дело нервно трогая повязку на глазу. После дежурили два охранника. Гримстер смотрел на них без всякого интереса. Его глубокая одержимость не позволяла думать о гибели. Он спасется. Он пытался получить помощь от Коппельстоуна, но тот отказал. Гримстер и не рассчитывал на него особо, так что не был разочарован. Та же одержимость наполняла его гордостью – правильно, сам все сделает.
За ним пришли сразу после восьми. В этот час после ужина любой может отправиться рыбачить в надежде на большой улов – до темноты. Пришли два охранника, Коппельстоун и Крэнстон. Руки Гримстеру сковали наручниками спереди, потом охранник снял с него ботинки и надел высокие болотные сапоги. Пленника провели в холл и на улицу. Гравий еще не высох после недавнего дождя, небо на востоке оделось серым перламутром. На западе солнце только коснулось края дальних холмов за Тау, затенив склоны. Где-то пел жаворонок. В лужах прыгали воробьи. Гримстер вспомнил Лили – и тут же забыл о ней. Кто-то уже закрепил удилище в специальных захватах на крыше его собственной машины. Гримстер вспомнил, как, приехав домой из Веллингтона, обнаружил удилище «Папа» – мать купила его в магазине подержанных товаров. Мысль о матери не вызвала никаких чувств. Он не должен ей ничего, кроме доброты. Нынешние моменты родились из моментов, которые она провела с младшим сыном какого-то знатного семейства. Мать Гримстера была одержима стыдом своей любви. Он одержим смертью своей любви.
Гримстер сел на заднее сиденье между охранниками. Крэнстон сидел рядом с Коппельстоуном, который был за рулем.
Два охранника остались на ферме у машины. Чтобы Гримстер не вздумал убежать по пути через лес, Коппельстоун привязал веревку ему на запястья – выше наручников – и, сделав на втором конце петлю, надел ее себе на руку. Крэнстон взял удочку и рыбацкий мешок. Охранники у машины закурили, молча глядя им вслед.
Они шли мимо пасущегося скота по тропинке к лесу. Свободные голенища высоких сапог хлопали Гримстера по бедрам; он задумался, что сейчас делает сэр Джон в отеле «Лис и гончие». Он приезжал каждый год в это время и всегда останавливался в одном и том же номере. Возможно, ужинает в одиночестве; в последнюю неделю отпуска к нему присоединяется жена – пухлая, добрая женщина, которая любит спокойно читать газеты, посадив на колени йоркширского терьера. Трудно представить сэра Джона в домашней обстановке, с двумя взрослыми сыновьями – один военный, другой служит в Сити.
У края леса Коппельстоун остановился и повернулся к Гримстеру.
– Сэр Джон велел передать, что его предложение еще в силе.
Гримстер покачал головой.
– Не будьте дураком, Джонни, – сказал Крэнстон. – Ради бога, никто из нас этого не хочет.
Гримстер снова покачал головой.
Крутая узкая тропинка вела к вершине утеса над прудом и поворачивала под прямым углом вдоль реки, опускаясь к воде у самого устья пруда. Остановились за четыре шага до поворота – Гримстер уже видел и слышал реку. Коричневая вода стояла высоко и заливала противоположный берег, где Гримстер на глазах у Гаррисона играл с лососем. Вот бы Гаррисон порадовался, если бы увидел, подумал Гримстер. На мгновение стужа в душе дрогнула – интересно, неужели и на долю других приходится лишь несколько моментов любви, как у него… Прежде всего – любовь Вальды; извращенная и язвительная привязанность Гаррисона; любовь Лили – хрупкая и мимолетная… Неожиданно ему ужасно захотелось, чтобы именно Гаррисон был здесь. Затем все чувства вновь угасли, оставив только твердость.
Стоящий сзади Крэнстон внезапно сбил Гримстера с ног, и он оказался сидящим на земле.
– Извините, Джонни, нам не нужны фокусы.
Коппельстоун передал свой конец веревки Крэнстону.
– Держите, я все сделаю.
Крэнстон опустился на колени позади Гримстера, дернул веревку на запястьях вверх, подтянув руки к горлу и начал оборачивать петлю вокруг шеи. Почувствовав веревку на коже, Гримстер понял, что осталось мгновение до того, как Крэнстон завалит его, полупридушенного, на спину, чтобы Коппельстоун сел ему на ноги, не давая двинуться, и достанет шприц. Гримстер не планировал этот момент; его одержимая уверенность в себе, неумолимая ясность, что он убьет сэра Джона, говорили, что в нужный момент сработают инстинкты. Гримстер просто ждал. Он превратился в смертельного зверя.
Прежде чем Крэнстон успел обернуть веревку вокруг его шеи, Гримстер резко ударил головой назад и почувствовал, как затылок врезался в лицо Крэнстона. Потом Гримстер рванулся вперед – веревка выскользнула из рук Крэнстона – и вскочил на ноги. На мгновение они с Коппельстоуном оказались лицом к лицу – Гримстер ощущал его дыхание и видел прожилки в широко раскрытых глазах. Он вцепился в пиджак Коппельстоуна и толкнул к краю утеса. Коппельстоун споткнулся и начал падать. Гримстер упал сверху, продолжая держаться скованными руками за пиджак, и перекатился, увлекая противника по скату к краю обрыва.
Они полетели вниз – пятьдесят футов – и рухнули в бурную воду, которая повлекла их по течению. Коппельстоун потянулся руками к горлу Гримстера, но тот мотнул головой, яростно ударив лбом в мокрое, багровое лицо. Они снова нырнули, крутясь в быстром потоке.
Замедляясь, река оттеснила тела от утеса к противоположному берегу. Гримстер, борясь с течением и тяжестью воды в сапогах, начал искать опору. В пяти футах от берега он нащупал дно и, волоча за собой Коппельстоуна, начал пробиваться к берегу. Полуживой после удара в лицо, Коппельстоун на мгновение заставил Гримстера вспомнить смутную фигуру льва в Вуберне, который тащил через дорогу Гаррисона.
Гримстер добрался до берега и вытащил свою жертву по травянистому склону на поле. Коппельстоун, постанывая, неподвижно лежал на земле. Гримстер опустился рядом на землю и, сцепив руки, ударил Коппельстоуна в висок. Потом схватил мокрый край правого кармана и оторвал его. Он заметил, что Коппельстоун убрал туда ключ от наручников, когда его заковывали в клетке. Клапан кармана отлетел в сторону, на землю вывалился ключ – и черная картонная коробочка, хорошо знакомая Гримстеру. Он поднял коробочку и неуклюже запихнул в собственный карман, потом подобрал ключ, зажав его в правой ладони. Из-за реки донесся крик – это был Крэнстон; впрочем, ему требовалось время найти переправу. Крепко зажав ключ, Гримстер перекатился на спину и высоко задрал ноги. Вода из сапог хлынула на него потоком; он поднялся и побежал к далекой железной дороге.
Он бежал и чувствовал не восторг и не торжество, а только неизбывную целеустремленность. Он убьет сэра Джона. Ничто его не остановит. Снова перед глазами мелькнул лев, уносящий Гаррисона. Гримстер с холодной отрешенностью понял, что стал зверем. Он хотел лишь одного: выследить и убить; пока он не убьет, не будет ему покоя, не сможет он вернуться к жизни и найти себе место.
Он преодолел проволочное ограждение перед железной дорогой, пересек пути и перебрался через ограждение на той стороне. Там сел в высокой траве и дал дрожащему телу несколько минут – успокоиться. Затем, крепко стиснув ключ зубами и подняв руки, начал работать ртом и запястьями, чтобы попасть ключом в замок.
Освободившись от наручников, Гримстер зубами развязал узел на веревке. Поднявшись, снял пиджак и рубашку и выжал их. Потом снял сапоги и проделал то же самое с брюками.
Через несколько минут он достиг шоссе Эксетер – Барнстейпл и двинулся по дороге в долину. Сейчас он был в безопасности. Крэнстон перейдет через реку к Коппельстоуну. Им потребуется время, чтобы добраться до Хай-Грейнджа; там они позвонят сэру Джону, чтобы получить инструкции, а сэр Джон почти наверняка спустился к реке за отелем – час он будет рыбачить. Если они захотят получить помощь полиции, понадобится вмешательство сэра Джона – это означает дипломатические объяснения, по крайней мере с начальником полиции графства, прежде чем что-то будет сделано. Получив сообщение, сэр Джон тут же упакует вещи и вернется из отеля в Хай-Грейндж. Он поймет, что в отеле оставаться опасно, пока Гримстер на свободе. Есть только одна надежда завершить дело быстро – добраться до отеля, прежде чем сэр Джон уедет. Если не повезет… что ж, тогда придется думать снова. Но пока что ему везет. На отдыхе сэр Джон – раб привычек, после ужина он обязательно спускается к реке. Гримстер взглянул на небо. Стемнеет через полчаса. Сэр Джон будет рыбачить, пока не угаснет свет.
Гримстеру все еще везло. Ярдах в пятистах по дороге у ворот на поле был припаркован фургончик. Подойдя, Гримстер увидел на поле человека, пасущего овец. Ключ зажигания был в замке. Гримстер скользнул на сиденье и тронулся. До «Лиса и гончие» пятнадцать минут езды.
Гримстер припарковал фургончик под навесом рыболовной лавки и посмотрел на машины, выстроившиеся перед гостиницей. Среди полудюжины автомобилей стоял и черный «даймлер» сэра Джона. Значит, он или в гостинице, или спустился по полям за гостиницей к реке.
В это время года здесь останавливались только постоянные посетители; они не просто приезжали каждый год в одно и то же время, но и занимали одни и те же номера. Только в двух номерах были ванные – на первом этаже и на втором. Оба номера были двухместными, и сэр Джон всегда брал верхний, выходящий окнами на внутренний двор, потому что в последнюю неделю его отпуска к нему обязательно присоединялась жена.
Гримстер прошел в двери и поднялся по лестнице. Никто бы не обратил внимания, что он в болотных сапогах. Дверь в комнату отдыха была открыта – там несколько человек пили кофе. Гримстер прошел к номеру сэра Джона. Проблемы с ключом не возникло – в гостинице просто не было ключей. Только изнутри номера можно было задвинуть щеколду и уединиться. Гримстер знал об этом, потому что несколько раз в прошлом приезжал сюда из Хай-Грейнджа к сэру Джону.
Еще снаружи он убедился, что в номере нет света. Он открыл дверь и вошел. Одна постель была разобрана на ночь. На приготовленной кровати лежала записка: «Пусть сэр Джон позвонит в Хай-Грейндж как только появится. Срочно».
Гримстер положил записку, задернул шторы и сел в кресло в дальнем углу комнаты. Он достал из кармана картонную коробочку, включил на несколько мгновений настольную лампу и рассмотрел шприц – тот был полон. Гримстер положил шприц на туалетный столик рядом с собой. По окну вдруг забарабанили капли дождя, и хлынул ливень. Во двор въехала машина, раздались голоса и лай собак.
Гримстер сидел в темноте и ждал; напряжение и усталость покидали его. Он провел рукой по лицу – лоб ныл от удара в лицо Коппельстоуну. Коппельстоуну, который помог Гаррисону заманить его в ловушку, который сделал это, возможно, потому что ненавидел Департамент. После смерти сэра Джона Коппельстоун станет главой Департамента, но протянет недолго. Сознавая это, он постарается принести вреда как можно больше и как можно быстрее. Коппельстоун, как и сам Гримстер, нацелен на разрушение. Они оба, придя в Департамент, ощущали гордость, от того, что попали в маленький элитный отряд – работа поначалу привлекала и манила, затем потребовала холодной, нечеловеческой преданности и, наконец, поскольку им не удалось придушить в себе человечность до конца, стала отвратительной, так что каждый из них по-своему должен был выбирать – уничтожить или бежать. Хотя сэр Джон ни намеком этого не выдавал, Гримстер знал, что он сам испытывает примерно те же чувства. Но, попав в ловушку, из нее так просто не выберешься.
Читать бесплатно другие книги:
