Полмира Аберкромби Джо

Урок первый

«Южный ветер» покачивался на приливной волне и выглядел очень прилично: новые весла, новый парус, свежеокрашенные обводы, да и припасов в достатке. Ни дать ни взять готовая взять след поджарая гончая. На носу и на корме слепили белым оперением голубки Общины. Красавец-корабль, к слову. На таком не грех и в легенду вплыть.

К сожалению, про команду сказать такое язык не поворачивался.

– Какие-то они… – матушка Колючки всегда умела подобрать красивое слово для очевидных неприглядностей, но тут даже она растерялась, – … эээ… очень разные. Мда.

– Страшно сказать, как бы я это все назвала, – пробормотала Колючка.

Она бы выдала что-то вроде «отъявленные, отвратительные ублюдки и висельники». А что, вполне подходит для жуткого сброда, что сейчас топал по палубе «Южного ветра» и по причалу, таская мешки и перекатывая бочки, тягая за канаты. Все эти мужланы пихались, орали, хохотали и ругались, а надо всем этим бдительно надзирал Отец Ярви.

Понятно, что людей набирали в дружину, а не шелком вышивать, но все равно – это ж бандиты, а не воины! Морды в шрамах, совести никакой. Одни только бороды чего стоили: и раздвоенные, и плетеные, и узорно подбритые! А волосы? Крашеные! И торчком стоят! А одежка? Все в немыслимых отрепьях, но руки бугрятся мышцами, шеи бычьи, а на мозолистых пальцах – золото и серебро! Эти молодчики явно себя высоко ценят, это ж какая прорва денег в кольца вложена!

Интересно, как до дела дойдет, какой высоты гору трупов эта шобла навалит? Впрочем, Колючку так легко не запугаешь. Особенно, если деваться некуда. Она поставила наземь свой рундук. Туда, кстати, уместились все пожитки. Отцовский меч, бережно завернутый в пропитанную маслом тряпицу, лежал сверху. А потом набралась храбрости, подошла к самому здоровенному мужику и постучала ему по ручище:

– Я – Колючка Бату.

– А я – Доздувой.

И она поняла, что не может отвести взгляда – у мужика оказалась чудовищных размеров башка. Казалось, все черты сместились к середине похожего на непропеченный каравай лица, причем зависло оно на такой высоте, что Колючка поначалу решила: мужик явно забрался на ящик.

– Какая нелегкая тебя сюда занесла? – поинтересовался он преувеличенно трагическим голосом.

Эх, жаль, придется правду-матку резать. Колючка отрезала:

– А я с вами плыву.

Глаза мужика сместились еще глубже к середине лица – не иначе как от напряжения мысли.

– Это что ж, значит, по Священной Реке, до Калейва и дальше?

Колючка задрала голову и нацелилась подбородком – ей было не привыкать:

– Если корабль от перегруза не потонет – а то ж столько мяса на борту.

– А не перекосит нас? Малявка на одной стороне скамьи, мужик на другой – как быть, а?

Это сообщил мелкий и крепкий, совершенно не похожий на огромного и рыхлого Доздувоя мужичок. Рыжие волосы его торчали задорным хохолком, а в глазах прыгала сумасшедшинка. Таких глаз Колючка еще не видала – ярко-голубые, глубоко посаженные и очень блестящие.

– Меня Оддой звать, и слава моя идет по всему морю Осколков.

– И чем же ты славен?

– А всем понемногу.

И тут он оскалил желтые зубы в волчьей улыбке, и Колючка с ужасом увидела: они подпилены, как у убийц.

– С нами плывешь, значит? Я прям весь в предвкушении, хе-хе…

– Я тоже, – сумела выдавить она, невольно пятясь.

А поскольку Колючка пятилась, то налетела на кого-то, стоявшего сзади. Она посмотрела вверх, оборачиваясь, и бравада разом слетела с нее. Колючка аж съежилась, увидев это лицо. Толстый шрам начинался от уголка глаза с вывернутым розовым веком, тянулся через заросшую щетиной щеку через губы. А самое ужасное, она посмотрела на волосы мужика, длинные и заплетенные в косы, и поняла, что поплывет на одном корабле с ванстерцем.

Он с пугающим равнодушием оглядел ее перекошенное от страха лицо – нет чтоб зарычать, к примеру. И мягко сказал:

– Я Фрор.

Ну что делать? Либо ты пыжишься, либо ты слабак. Колючка решила, что особого выбора нет, так что надулась и храбро гавкнула:

– Как тебя угораздило такой шрам получить?

– А как тебя?

– Меня что?

– Шрам получить. Или тебе боги такую рожу дали? – И с бледной улыбочкой ванстерец пошел сматывать канат.

– Да защитит нас Отче Мир! – пискнула матушка, придвигаясь поближе. – Страшные они какие, вот что я хочу сказать…

– Ничего, скоро они меня будут бояться, – заявила Колючка, не в первый раз желая, чтобы сказанное уверенным тоном непременно сбывалось.

– И что в этом хорошего?

Матушка как раз разглядывала бритого мужика, у которого по всему лицу шли татуировки рунами за все возможные преступления. Тот как раз ржал на пару с сухощавым дядькой с покрытыми подсыхающими язвами руками.

– Что хорошего в том, чтобы люди вроде этих тебя боялись?

– Лучше, чтобы тебя боялись, а не ты боялась.

Так говорил отец, но у матушки, конечно, ответ был наготове:

– И что, в жизни есть только это либо – либо?

– У воина – да.

Вот кто бы ей объяснил, почему так получалось: всякий раз, когда ей случалось сказать матери хотя бы десять слов, Колючка оказывалась припертой к стенке, защищая заведомо проигрышную позицию. Она знала, что ей скажут дальше: «И зачем так упорно сражаться за право быть воином? Если твой единственный приз – чужой страх?» Но матушка почему-то промолчала, и вообще выглядела какой-то бледной и испуганной, что только обострило чувство вины – вдобавок к закипающему внутри гневу. Все как всегда.

– Ну так иди домой, чего ты здесь стоишь? – резко сказала Колючка.

– Я хочу проводить в путь свое единственное дитя! Хоть это ты можешь мне позволить? Отец Ярви говорит, что вы чуть ли не через год вернетесь!

Тут матушкин голос задрожал, и Колючка разозлилась еще больше.

– Если вы вообще вернетесь!..

– Не бойтесь, голубки мои!

И Колючка подскочила, когда кто-то вдруг приобнял ее за плечи. Та самая странная женщина, что наблюдала за их с Брандом поединком пару дней назад, незаметно подкралась сзади и сунула бритую, обросшую седенькой щетиной голову между ней и матерью.

– Ибо отец Ярви в мудрости своей доверил воспитание твоей дочери мне. Знай, что искуснее наставницы тебе не найти.

Колючка ошибочно полагала, что настроение ее испортить нельзя, ибо оно и так уже хуже некуда. Но боги и тут нашли способ объяснить, как она не права.

– Воспитание?..

Женщина заключила их в крепкое объятие, в ноздри ударил смешанный запах пота, ладана, каких-то трав и мочи.

– Воспитание – это когда я говорю, а ты слушаешь и учишься.

– А кто… – матушка одарила закутанную в лохмотья собеседницу нервным взглядом, – … точнее, чем вы занимаетесь?

– До последнего времени – воровством.

Матушкина нервозность переросла в неприкрытую тревогу. Заметив это, ее собеседница просияла и радостно добавила:

– Но я еще и опытный наемный убийца! А также штурман, борец, звездочет, разведчик, историк, поэт, шантажист, пивовар… впрочем, я могла что-нибудь подзабыть. И я уж не говорю о том, что я опытный пророк-любитель!

Тут она подцепила свежий птичий помет со столба, растерла его между пальцами, понюхала и явно собралась попробовать на вкус, потом передумала и обтерла черно-серую какашку о драный плащ.

– Неблагоприятное предзнаменование, – пробормотала она, внимательно следя за полетом чаек. – Добавьте к этому мой несравненный опыт в… – тут она выразительно покрутила бедрами, – альковном искусстве, и вы поймете, голубушка, что нет такой области знания, важной и интересной для современной девушки, в которой бы я не помогла вашей дочери!

В других обстоятельствах Колючка не преминула бы насладиться редким зрелищем – матушка, в кои-то веки не нашедшаяся с ответом! Но, к сожалению, монолог странной дамы и ее вверг в потрясенное молчание, и насладиться у нее, увы, не получилось.

– Колючка Бату! – о, а вот и Ральф через толпу проталкивается. – Ты опоздала! Ну-ка, давай, двигай тощим задом – тебя мешки на причале заждались! Глянь, как твой приятель Бранд их лихо…

Тут он застыл и сглотнул.

– Я и не знал, что у тебя есть сестра!

Колючка скривилась и прошипела в ответ:

– Это мама.

– Не могу поверить!

Ральф принялся судорожно расчесывать бородищу пятерней, буро-седая волосня упрямо не поддавалась и оставалась спутанной, как пакля.

– О, сударыня, если вас не смутит комплимент от старого воина, не знающего слов любви, позвольте сказать: красота ваша освещает эти доки, как лампа, сияющая во… ээээ… тьме.

Он быстро оглядел серебряный ключ на матушкиной груди:

– Ваш муж, должно быть…

Матушку Колючки комплимент не смутил вовсе. Ей очень хотелось услышать много-много слов любви.

– Умер, – быстро объяснила она про мужа. – Восемь лет прошло с тех пор, как снесли мы его на кладбище.

– Как жаль! – Сожаления в голосе Ральфа почему-то не чувствовалось. – Я Ральф, кормчий «Южного ветра»! Что до команды, то да, выглядят они сущими грубиянами, но я, знаете ли, тихоням не верю. Этих людей я отобрал лично и могу вас заверить – каждый из них знает свое дело. А Колючка будет сидеть на скамье прямо у меня под носом, и я клятвенно обещаю относиться к ней как к собственной дочери – с отеческой теплотой и твердостью!

Колючка закатила глаза, но кто на нее смотрел.

– У вас есть дети? – заинтересовалась матушка.

– Двое сыновей, но прошли годы с тех пор, как я видел их в последний раз! Увы, злая судьбина разлучила меня с моими домашними очень и очень давно.

– А давай судьбина тебя и с моими домашними разлучит, а? – прорычала Колючка.

– Тихо ты, – прошипела матушка, не отрывавшая глаз от Ральфа. Точнее, от толстенной золотой цепи, болтавшейся у него на шее. – О, как утешительно знать, что мужчина ваших достоинств приглядывает за моей ненаглядной доченькой. Нрав у нее вспыльчивый, но Хильд – все, что у меня осталось.

Щеки Ральфа давно покраснели от крепкого морского ветра и не менее крепкого эля, но Колючка с изумлением увидела, как залилось краской выдубленное непогодой лицо.

– Что до многих достоинств, то тут многие с вами не согласятся, моя госпожа, а вот что касается дочки, то тут я вам обещаюсь не подвести и сдержать слово!

Матушка жеманно заулыбалась:

– О, ваше обещание согрело мне сердце!

– Боги… – прошипела Колючка, отворачиваясь.

Она терпеть не могла, когда вокруг нее суетились, но когда ее не замечали, она вовсе не переносила.

Брюньольф Молитвопряд зарезал какое-то несчастное животное и теперь кропил его кровью фигуру голубки на носу «Южного ветра». Он размахивал красными по самые запястья руками и завывал какие-то песнопения во славу Матери Море, и Той, что прокладывает Курс, и Той, что направляет Стрелу, а также дюжине мелких богов, чьи имена Колючка слышала впервые. Молиться она не умела и не любила, к тому же искренне сомневалась, что погоде есть какое-то дело до этих гимнов.

– Как девушка попала на боевой корабль?

Она обернулась и увидела молоденького парня, который незаметно подкрался со спины. Судя по виду, лет четырнадцати, не больше, худенького, с умными глазами. И немного дерганого. Соломенные волосы лежали копной, а на остром подбородке пробивалась первая щетина.

Колючка нахмурилась:

– Ты хочешь сказать, что мне здесь не место?

– Не я людей отбираю, так что дело не мое.

И он пожал плечами, в голосе не слышалось ни страха, ни пренебрежения.

– Я просто спросил, как у тебя получилось, вот и все.

– Оставь ее в покое!

Невысокая стройная женщина подошла и резво наподдала парнишке по уху.

– Я что сказала? Иди, чем-нибудь полезным займись!

На шейном шнурке у нее болтались бронзовые гирьки. Они позванивали, пока она пихала мальчишку в сторону «Южного ветра». Раз гирьки – значит, купчиха. Или лавкой владеет. И не обвешивает покупателей.

– Меня зовут Сафрит, – сказала она, уставив руки в боки. – Парень, который тебя вопросами донимал, – мой сын Колл. Он еще не понял, что чем больше учишься, там больше знаешь, что ничего не знаешь. Он не хотел тебя обидеть.

– Я тоже, – отозвалась Колючка. – Но вокруг меня вечно неприятности случаются, не знаю, почему.

Сафрит широко улыбнулась:

– Бывает. Я буду готовить и присматривать за провизией и грузом. Груз не трогать, хорошо?

– А я думала, наша цель – разжиться друзьями… Выходит, у нас и товар на борту есть?

– Меха, древесная смола, моржовый клык и… кое-что еще.

И Сафрит кинула мрачный взгляд на обитый железом сундук, прикованный к мачте.

– Мы отправляемся в путь ради Отче Мира, но… королева Лайтлин оплатила экспедицию.

– Ага! Уж эта женщина, завидев прибыль, мимо не пройдет!

– С чего бы мне проходить мимо?

Колючка резко развернулась и оказалась лицом к лицу с королевой. Их разделяло не более шага. Некоторые люди смотрятся импозантнее издалека, а вот Лайтлин – нет. Она сияла, подобно Матери Солнцу, и взгляд ее был суров, как у Матери Войны, на груди сверкал огромный ключ от сокровищницы, а за спиной теснились и очень неодобрительно поглядывали ее рабы, охранники и слуги.

– Б-боги мои… В смысле, прощения просим. Моя королева…

И Колючка неловко припала на одно колено, щеки ее вспыхнули, она потеряла равновесие и чуть не вцепилась в шелковые юбки Лайтлин, пытаясь не рухнуть наземь.

– Извините, у меня на колени вставать не очень получается…

– А ты потренируйся.

Королева совершенно не походила на Колючкину матушку, хотя возраста они были одинакового: Лайтлин – твердая, испускающая сияние, подобно огненному бриллианту, в речах прямая, как удар кулаком в челюсть. А матушка – мягкая и осмотрительная.

– Для меня большая честь – плыть на корабле, находящемся под вашим покровительством, – выпалила Колючка. – Клянусь, я верой и правдой послужу вашему сыну… то есть отцу Ярви, – ведь он больше не считался ее сыном. – Я сослужу вашему служителю добрую службу…

– Ты – та самая девица, что поклялась дать хорошую трепку этому парню – ровно перед тем, как он хорошенько отделал тебя? – И Золотая королева насмешливо заломила бровь. – Дурак хвастается тем, что собирается сделать. Герой – делает, что должен, без лишних слов.

Она щелчком пальцев подозвала одного из слуг и что-то тихо проговорила. И пошла прочь, не оглядываясь по сторонам.

Колючка так и осталась бы стоять на коленках, но Сафрит вздернула ее на ноги, подхватив под локоть.

– А ты ей нравишься!

– Как же она разговаривает с теми, кто ей не нравится?

– Молись, чтобы никогда не узнать этого.

И тут Сафрит схватилась за голову, ибо увидела, как сыночек быстро и ловко, как обезьянка, взобрался по мачте, уселся на рее на самой верхотуре и стал проверять крепость узлов на свернутом парусе.

– Черт тебя раздери, Колл, немедленно слезь оттуда!

– А ты сама сказала мне: иди и займись чем-нибудь полезным!

И мальчишечка отпустил рей обеими руками, чтобы экстравагантно пожать плечами и развести ладошки в стороны.

– И какая от тебя будет польза, ежели ты сверзишься вниз, дурачина?

– Я безмерно рад видеть тебя.

Колючка снова обернулась. Это был отец Ярви. Странная лысая старуха стояла рядом с ним.

– Я же поклялась, нет? – процедила она в ответ.

– Сослужить мне любую службу, насколько я помню.

Чернокожая старуха тихонько хихикнула:

– Надо же, какая расплывчатая формулировка…

– А то, – усмехнулся Ярви. – Рад видеть, что ты начала знакомиться с ребятами из команды!

Колючка огляделась по сторонам и недовольно скривилась: матушка с Ральфом вели оживленную беседу и не собирались прерывать ее.

– А как же. Успела переговорить с парой благородных мужей.

– Благородство переоценивают. Вы со Скифр уже познакомились?

– Ты Скифр?! – Колючка вытаращилась на чернокожую так, словно впервые увидела ее. – Та самая воровка? Похитительница эльфийских реликвий? Убийца? Это за тобой охотится праматерь Вексен?

Скифр понюхала пальцы, все еще испачканные пометом, и нахмурилась, словно никак не могла взять в толк, как он мог оказаться у нее на руках.

– Воровка? Ничего подобного. Эти реликвии просто валялись в Строкоме. Вот пусть мне эльфы иск и предъявляют. Что до убийцы… знаешь, в чем разница между убийцей и героем? В том, насколько высокородны были ими убитые. Что же до охоты на меня, то благодаря общительному нраву я сделалась весьма популярна! Отец Ярви нанял меня… словом, для нескольких дел, и среди них – хотя я понятия не имею, зачем ему это сдалось… – и тут она прижала длинный палец к груди Колючки, – … научить тебя драться.

– Я умею драться, – прорычала Колючка, пытаясь расправить плечи.

Ей казалось, что она выглядит очень воинственно. Скифр запрокинула бритую голову и расхохоталась.

– Это как вы в том сарае друг против друга топтались? Нет уж, спасибо, речь не об этом. Отец Ярви платит мне за то, чтобы ты стала смертельно опасной.

Рука Скифр метнулась с ошеломительной скоростью, и Колючка получила затрещину – да такую, что улетела и треснулась спиной о бочку.

– За что? – спросила она, потирая горящую щеку.

– Твой первый урок. Будь всегда наготове. Если я могу ударить тебя, ты заслуживаешь того, чтобы тебя ударили.

– Я так понимаю, что к тебе это тоже относится.

– А как же, – широко улыбнулась Скифр.

Колючка бросилась на нее, но поймала лишь воздух. Она споткнулась, рука вдруг вывернулась за спину, а склизкие доски причала врезались в лицо. Боевой клич превратился в удивленный писк, а потом, когда ей зверски перекрутили мизинец, в долгий стон боли.

– Ты до сих пор считаешь, что мне нечему тебя научить?

– Нет! нет! – заскулила Колючка, беспомощно извиваясь – пронзительная боль скрутила каждый сустав вывернутой руки. – Я очень хочу учиться!

– Что ты выучила на первом уроке?

– Если тебя бьют, значит, заслужил!

Палец отпустили.

– Боль – лучший учитель, скоро сама увидишь.

Колючке удалось встать на колени. Она затрясла рукой, которая еще дергала болью, подняла взгляд – и увидела, что над ней стоит старый знакомец Бранд, с мешком за плечами и широкой улыбкой на лице.

Скифр тоже осклабилась:

– Что, смешно тебе?

– Немножко, – признался Бранд.

Скифр залепила затрещину и ему. Бранд пошатнулся и налетел спиной на столб, уронил мешок себе на ногу и глупо заморгал.

– Ты что, и меня драться учишь?

– Нет. Но ты тоже должен быть всегда готов к бою, понял?

– Колючка?..

Матушка протянула руку, помогая ей подняться.

– Что случилось?

Колючка демонстративно отказалась на нее опереться.

– А ты бы знала, если бы была рядом со мной, а не кормчего охмуряла.

– Боги мои, Хильд, у тебя сердце есть или нет?

– Отец называл меня Колючка, черт подери!

– Ах, отец, конечно, ему-то ты все простишь!

– Может, потому, что он уже умер?

Глаза матушки налились слезами – ну все как всегда.

– Иногда мне кажется, ты была бы счастлива, если бы я последовала за ним…

– Иногда мне кажется, что да, так и есть!

И Колючка взвалила на плечо рундук. Отцовский меч забрякал внутри, и она потопала на корабль.

– А мне нравится ее строптивый нрав, – услышала она за спиной голос Скифр. – Ничего, скоро мы направим эту злость в нужное русло.

Один за другим все взбирались на борт и ставили на место рундуки. К неудовольствию Колючки, Бранду досталось соседнее заднее весло: поскольку корабль сужался к корме, они сидели чуть ли не на коленях друг у друга.

– Не лезь мне под руку! – прорычала она.

Настроение было отвратное, что уж говорить.

Бранд устало покачал головой.

– Может, мне просто в море броситься, а?

– Отличная идея, валяй.

– Б-боги… – пробормотал Ральф со своего кормового мостика. – Я что, весь путь вверх по Священной буду слушать, как вы перекрикиваетесь, как мартовские коты?

– Очень похоже на то, – ответил за них отец Ярви.

Служитель покосился на небо. Над головой плотным ковром лежали тучи, Матерь Солнце угадывалась за ними бледным пятном.

– Плохая погода для того, чтобы проложить курс…

– Погода хреновая… – застонал Доздувой со своей скамьи где-то в середине корабля. – Хреновей не бывает…

Ральф надул щетинистые щеки и с шумом выпустил воздух:

– Эх, была бы щас рядом Сумаэль…

– И не только сейчас, а вообще… – тяжело вздохнул отец Ярви.