А собаку я возьму себе Бартлетт Алисия Хименес

Вино за столом лилось рекой. Гарсон то и дело с безмерным бесстыдством восхвалял достоинства приготовленных блюд. Наглец хвастал перед своей возлюбленной собственными кулинарными способностями. Мне такая стратегия показалась ошибочной или по меньшей мере бесполезной, поскольку Валентине на его хозяйственные достоинства было ровным счетом наплевать. Она с аппетитом ела, слушала между делом Гарсона и вообще вела себя как вполне независимая зрелая женщина, привыкшая отвечать за свои поступки. Разумеется, она завела разговор о собаках с Хуаном и подробно рассказала нам о том, что умеет ее Моргана. А умела ротвейлерша многое: ходить рядом с хозяйкой, не забегая вперед и не отставая; ждать Валентину на улице, пока та совершает покупки в магазине; идти по следу и не терять его в любых погодных условиях и, наконец, атаковать по четкой команде. То есть гораздо больше, чем я по понедельникам. Я сочувственно взглянула на Ужастика, по-прежнему лежавшего под диваном и, наверное, задетого отсутствием у себя подобных умений. Даже Гарсон всячески подчеркивал исключительные достоинства Морганы.

А она даже ухом не вела, застыв, словно борзая на египетском надгробии.

За десертом мы прикончили несколько бутылок вина, и Гарсон поспешил заменить их шампанским. Его холодильник был забит напитками; тут ему подсказывать не пришлось. В результате все здорово набрались, особенно мы с Гарсоном. Хуан Монтуриоль предложил тост: «За новую жизнь, которую всегда предвещает новый дом». Я обратила внимание на влажный блеск в проникновенном взгляде Гарсона, которым он одарил Валентину. Готова поклясться, однако, что ответного взгляда не последовало. Видимо, произнесенный тост она связала со своими личными мечтами. Она подняла бокал на уровень глаз, обрамленных крашеными ресницами, и произнесла: «Давайте выпьем». Затем, выйдя наконец из какого-то ступора, добавила: – Когда-нибудь у меня тоже будет новый дом. За городом, в окружении деревьев и лужаек. Задняя часть сада будет отдана собакам. Я стану заниматься их разведением, скорее всего, это будут ротвейлеры. Но я говорю не о большом питомнике, где выращивание собак поставлено на поток. Мой будет отличаться не количеством приплода, а строгим отбором – для тех, кто разбирается, для тех, кто понимает. Я улучшу породу, и ко мне начнут приезжать отовсюду, чтобы приобрести, если повезет, одну из моих собак.

Я готова была поклясться, что для нее это было больше, чем простой проект.

– И когда же произойдет такое чудо? – спросила я.

Она очнулась от грез и тряхнула копной светлых волос, распространив вокруг себя резкий аромат жасминных духов.

– Пока что я только коплю деньги! Хочется, чтобы участок находился недалеко от Барселоны, а цены на такие высоки. К тому же мне нужен большой дом и добротные дополнительные постройки.

– Если так, то вам придется еще очень долго тренировать собак, Валентина.

Она грустно кивнула. Но тут же улыбка стерла озабоченность с ее лица.

– Экономия творит чудеса! И еще важна уверенность в том, что ты добьешься того, что задумала.

– Думаю, эта женщина добьется всего, чего хочет! – пылко воскликнул Гарсон.

Она для виду отнекивалась:

– Ты льстишь мне, Фермин! Кстати, в твоей берлоге нет никакой музыки? Мы могли бы потанцевать.

Гарсон не настолько все предусмотрел, чтобы тут же исполнить ее пожелание, однако он нашел компромиссное решение и принес из спальни транзистор. Я предположила, что он пользовался этим приемником в пансионе, слушая в воскресном одиночестве футбольные репортажи. Звук у старого транзистора был ужасный, однако, похоже, это обстоятельство особо не беспокоило ни его, ни Валентину. Они начали скакать по комнате, как два взбесившихся кузнечика. Монтуриоль наблюдал за ними с неподдельным интересом и громко подзадоривал. Ужастик высунул наполовину голову из своего убежища, чтобы ничего не пропустить. И только Моргана оставалась невозмутимой, всем видом показывая, что ей, напичканной тевтонскими правилами, и такое нипочем. Правда, и я тоже не присоединилась к общему веселью, ограничившись улыбками. Под конец танца Гарсон, окончательно побежденный алкоголем и любовью, попытался изобразить нечто комическое. Перевоплотившись в большую разъяренную собаку, он стал прыгать и рычать вокруг Валентины. Та, недолго думая, вооружилась салфеткой как хлыстом и нанесла ему несколько ударов, одновременно выкрикивая непонятные команды: Aus! Platz! Младший инспектор забыл обо всем на свете и залаял как одержимый. Возможно, все дело было в моем предрассудке, поскольку я привыкла к его всегдашней сдержанности человека demod[12], но, так или иначе, вся эта сцена показалась мне вульгарной. Масла в огонь подлила присоединившаяся к общему гвалту Моргана – она начала громко лаять. Должно быть, в эти минуты соседи от души порадовались появлению нового жильца. В конце концов Валентина заставила свою собаку замолчать.

– Вот мерзавка, она нас в покое не оставит! Почему бы нам не отвезти ее домой и не пойти потом куда-нибудь потанцевать?

Больше Гарсон уже ничего не слышал. «Потанцевать, кто-то сказал потанцевать?» – твердил он, пытаясь надеть пиджак.

– Я, пожалуй, не пойду.

– Я тоже, – сказал Монтуриоль.

– Пойдемте, нужно взбодриться!

– Хорошо, мы вас догоним, обещаю.

Уже в дверях до Гарсона что-то дошло, и он обернулся с озабоченным видом:

– Но мы же не можем уйти и оставить стол в таком виде.

– Идите, так и быть, я все уберу. Но помните, Гарсон, вы и без того мой должник.

– Клянусь, что сполна сквитаюсь с вами.

– Мы будем в «Шеттоне», обожаю это место! – заявила Валентина, накидывая шаль бутылочного цвета.

Наконец, взявшись за руки и бормоча что-то бессвязное, словно комический дуэт, они вывалились на улицу. Хуан никак не мог отсмеяться.

– Ты всерьез сказала, что позже мы к ним присоединимся? – спросил он.

– Нет конечно! Как и то, что я буду здесь убираться. По-моему, хватит того, что я приготовила ужин. Разве что соберу остатки еды с тарелок.

– Я тебе помогу.

– Не надо, отправляйся спать. Не забывай, что завтра нам предстоит повторить этот подвиг.

– Надеюсь, с Анхелой все пройдет спокойнее.

Он пошел за мной с грязными тарелками.

Кухня выглядела как после бомбежки. Даже поставить посуду было некуда. Я с трудом отыскала свободное местечко для стаканов. Повернувшись, я нечаянно задела Хуана.

– Извини, тут все заставлено.

Он не посторонился. Так и стоял, мешая мне пройти. Я чувствовала слабый запах его одеколона, едва заметный аромат его тела, впитавшийся в одежду. Он тяжело дышал, я тоже. Полузакрыв глаза, он поцеловал меня в нос, потом в губы. Он по-прежнему держал по нескольку тарелок в каждой руке, словно жонглер в цирке.

– Господи, что ты в них вцепился?

Он нагнулся и поставил тарелки на пол. Мы опять стали целоваться.

– Куда пойдем? – тихо спросил он.

– В спальню.

– Здесь?

– На нейтральной территории.

– Они могут прийти.

– Мы ненадолго.

Ужастик стоял в дверях и смотрел на нас. Я бросила ему баранью кость, чтобы он грыз ее и оставил нас в покое.

Кровать у Гарсона была двуспальная, красиво застеленная – разумеется, не для нас. Но какая, в конце концов, разница? Неужели наша дружба с младшим инспектором настолько хрупка, что не выдержит этого кратковременного вторжения? Но в тот же миг меня перестало заботить, что подумает Гарсон. Я ощутила рядом обнаженное тело Хуана. Это тело, которое я столько раз видела перед собой, но к которому ни разу не прикасалась, вдруг стало осязаемым, теплым, объемным, реальным. И я поняла, до какой степени желала его, до какой степени мечтала обнять его обнаженный торс, а возможно, обнаженный торс любого мужчины.

На следующее утро я проснулась у себя дома в тишине и одиночестве – со смутными ощущениями в голове и вполне четкими следами на коже. Я чувствовала себя расслабленной, счастливой оттого, что нашла маленькую Швейцарию, где Хуан и я смогли заключить перемирие. Кстати, это оказалось нетрудно. Я только надеялась, что нам не придется пользоваться той квартирой всякий раз, когда у нас проснется желание. Внезапно ситуация предстала мне другой стороной: я вспомнила, в каком неприглядном виде мы оставили поле битвы. Беспорядок в кухне – это еще терпимо, но постель! Разбросанная, позорная, со следами любви… это уже чересчур. Гарсон, должно быть, остолбенел, войдя в свою спальню, и потерял ко мне всякое уважение как к начальнице. Какими такими особыми дипломатическими обстоятельствами и политическими соглашениями можно было оправдать учиненный в спальне разгром? Нет, лучше и не пытаться. Пусть сделает наиболее логичный вывод: что мы с Хуаном испытали порыв страсти, не терпящей промедления. Я подумала, что сгорю от стыда, когда увижу Гарсона. Оставалось надеяться на то, что его рыцарская натура не позволит ему обсуждать подобные вещи, пусть даже завуалированно, или на то, что, когда Гарсон вернулся вчера домой, он был мертвецки пьян.

Я позавтракала и отправилась в комиссариат. Воскресенье, сотрудников мало, это к лучшему. На моем столе лежали два отчета о результатах наблюдения за парикмахерской и офисом Rescat Dog. Ничего подозрительного не обнаружено. Еще мне оставили материалы, касавшиеся пропавших собак, которые я заказывала отделу информатики. Я внимательно просмотрела их – выполнены они были безупречно. С одной стороны коллеги составили упорядоченный общий список на основе тех, что я им предоставила. С таким материалом было легко и удобно работать. На большом дополнительном листе располагалась сводная карта Барселоны, на которой маленькими красными косточками были отмечены адреса владельцев пропавших собак. Идея насчет косточек меня просто очаровала, свидетельствуя о чувстве юмора, столь редком у представителей полиции. На первый взгляд, красные отметины были рассеяны по всей территории города. Бльшая их концентрация наблюдалась в богатых районах, что было неудивительно, поскольку речь шла о породистых собаках. Я внимательно обследовала зону Сан-Гервасио вокруг парикмахерской Bel Can. Действительно, красные косточки встречались там довольно часто, но не чаще, чем в некоторых других районах. Логично было предположить, что преступный бизнес был поставлен на широкую ногу. Мозговым центром несомненно выступала фирма Rescat Dog, однако подбор собак происходил не только в Bel Can, это было бы слишком подозрительно и невыгодно. Если бы все пропавшие собаки были клиентами парикмахерской, даже их владельцам не составило бы труда разобраться что к чему. Нет, организовано здесь все было по высшему разряду и приносило достаточный доход, чтобы можно было запросто убить человека, если что-то шло не так, как надо. По всей вероятности, Лусена тоже не был единственным штатным похитителем собак; существовали и другие. Это была серьезная структура, очевидный глава которой ударился в бега. Я надеялась, что объявление Пуига в розыск и его арест позволят быстро добиться результатов. У меня были основания считать, что он скрывается где-то неподалеку. Его тайный бизнес был слишком прибыльным, чтобы он бросил его, а не затаился в укромном месте, наблюдая за развитием событий либо пытаясь постепенно рассчитаться со своими сообщниками.

Как бы удачно ни шли у него до сих пор дела, вряд ли его средств хватит на то, чтобы, скажем, навсегда переехать в Бразилию. Он находился где-то поблизости, рядом с нами и, укрывшись в надежном месте, выжидал. Мы должны были вынудить его проявиться самому, стать для него тем дождем, после которого гриб вылезает из-под земли. Конечно, он и без нас можт совершить какую-нибудь ошибку, но если этого не случится, придется запускать нашу машину. При этом для его разоблачения понадобятся улики, и тут уж все части головоломки должны совпасть. Я вновь принялась разглядывать маленькие изящные символы. Роскошные районы усеяны красными косточками. Так будет всегда: воры, мошенники, аферисты… все они знают слабые места богачей – их любовь к старинным драгоценностям, полотнам известных художников, породистым собакам. Знают они, несомненно, и о том, как привязаны богатые к своим зверюшкам. Наверняка любую из собак, за которых был выплачен выкуп, любили больше, чем Лусену. Думал ли он об этом когда-нибудь? Было ли это у него в мыслях, когда он тщательно прятал деньги под полом в своей кухне? Чувствовал ли он, что такова компенсация за его нищенскую жизнь? Но разве Лусена что-то думал и чувствовал? Конечно, и его пес это доказывает. Ужастик – весьма эмоциональное и даже, можно сказать, рассудительное животное, а какова собака, таков и хозяин. Безусловно, у Лусены бывали моменты, когда ему становилось грустно и одиноко оттого, что он лишен семьи, имени, документов. Иной раз он воспринимал себя отбросом существовавшего рядом процветающего общества. Но, в конце концов, так устроена жизнь, и в мире всегда оставалось что-то лишнее, какие-то отходы, остатки, подобные ни на что не годному строительному мусору, который убирают по завершении стройки. Я ничего не могла сделать, чтобы ситуация изменилась, но должна была разоблачить его убийцу, хотя бы только для того, чтобы показать: человеческие отбросы стоят чуть больше кучки известки и песка. После столь разумных рассуждений я решила пойти домой и приготовить себе на обед что-нибудь легкое.

После обеда я быстренько села в машину и двинулась в путь. Проехала мимо приемной Хуана Монтуриоля. Замечательно мы с ним провели время. Все вышло как надо, и, возможно, у меня наконец появится кто-то, для кого занятия любовью не будут несовместимы с дружбой. Надеясь, что наши отношения будут развиваться в правильном направлении, я отправилась давать свой второй, и последний, урок кулинарного искусства. По пути меня одолевали тревожные воспоминания о разворошенной постели. Реакция младшего инспектора на мое появление должна была стать определяющим фактором для моего настроения на сегодняшний вечер. Но все обошлось, Гарсон торопливо открыл мне дверь и унесся вглубь квартиры, толком даже не поздоровавшись.

– У меня тут кое-что на огне стоит! – крикнул он во всю глотку.

Ужастик из любопытства потрусил за ним. Я же, воспользовавшись суматохой, осторожно осмотрелась. Вокруг царил идеальный порядок, все просто сияло. С детской непосредственностью через приоткрытую дверь я быстро заглянула в спальню. И увидела безукоризненно убранную кровать. Ничто не напоминало о том, что совсем недавно она была использована втайне от хозяина.

Немного успокоившись, я пошла посмотреть, что творится на кухне. Там сидел Ужастик и, изо всех сил вытянув шею, старался не пропустить ни одну из хаотических манипуляций, в которые был погружен Гарсон. На огне готовилась, а вернее сказать твердела, бурая масса, в основном состоявшая из плотных комков. Вокруг сковородки белели ручейки муки и лужицы молока.

– Судя по следам бедствия, вы собирались приготовить соус бешамель.

– Ох, Петра, и не говорите! Черт меня дернул вляпаться в эту историю!

Он был взъерошен, на багровом лице выступили капли пота.

– Я хотел сделать вам сюрприз и купил утром уже готовые канеллони[13]. Оставалось только доба вить в блюдо бешамель, и я отправился в книжный магазин за книгой по кулинарии. Ну а потом я делал все точь-в-точь как было написано в рецепте, и сами видите, что натворил! Так что не говорите мне больше, что домашнее хозяйство – дело нехитрое, я все равно не поверю.

– А ну-ка дайте мне! Помогите мне выбросить все это в помойку!

Сообща мы кое-как освободили рабочее пространство. Я снова поставила сковородку на огонь и бросила в нее хороший кусок сливочного масла.

– Разве в поваренной книге не говорилось, что молоко нужно предварительно согреть?

– Откуда я знаю? Эта проклятая книга написана языком почище, чем у адвокатов. Я полистал ее и мало что понял: водяная баня, припустить, бланшировать, профитроли, канапе… Неужели нельзя использовать простые слова?

Я решительно покачала головой, продолжая помешивать муку:

– Дело тут не в словах, Фермин, а в том, что вы подсознательно считаете, будто никогда этому не научитесь. Более того, в глубине души вы полагаете, что не мужское это дело и незачем уродоваться, пока есть женщины, умеющие готовить.

– Мне только не хватало услышать ваш феминистский выпад!

– Подумайте над тем, что я вам сказала, подумайте.

Он начал потихоньку брюзжать и раздражаться, еще не отойдя от кулинарного стресса.

– Не злитесь на меня, Фермин, я ведь пришла для того только, чтобы помочь вам. Кстати, я принесла вам нечто такое, что должно вас заинтересовать.

– Еще одну поваренную книгу?

– Нет, списки и компьютерную карту, где обозначены места пропажи собак. Я оставила их в прихожей.

– Сейчас посмотрю.

– Нет, даже не думайте! Вы останетесь здесь и будете наблюдать, как я готовлю бешамель.

– До чего же вам нравится командовать!

Я засмеялась и убрала сковородку с огня, чтобы можно было повернуться и видеть его лицо.

– Вы действительно считаете, что мне нравится командовать?

– Да нет, инспектор, я не имел в виду…

– Забудьте о формальностях, Фермин, и скажите мне правду. Вы считаете, мне нравится командовать?

– Да, – буркнул он.

– Любопытно, – сказала я. – Возможно, вы правы, хотя я пока этого не сознаю.

– Глядите, соус опять становится комковатым.

– Не беспокойтесь, сейчас мы это дело исправим. Идите сюда, вы сами с ним сладите. – Я встала у него за спиной и объяснила, как следует перемешивать массу. После первых неуверенных движений он быстро вник в суть несложного маневра и с блеском его выполнял.

– У вас прекрасно получается.

– Подождите, я еще не кончил…

Спустя час проклятый ужин был готов. Мы уселись, вооружившись стаканами с виски, и стали разглядывать выданную компьютером информацию. Я ждала его мнения.

– Что скажете?

– Не знаю, что и думать, собак похищают повсюду. В этом смысле район Сан-Гервасио ничем особенным не выделяется. По-видимому, эти типы орудуют по всему городу.

– Я пришла к такому же выводу.

– Поэтому у Лусены и было столько денег.

– Меня только удивляет, почему он не учел эти суммы в одной из своих тетрадей.

– Если такая тетрадь и существовала, ее вполне могли у него отнять нападавшие.

– Всякий раз, подойдя к этому пункту, мы говорим одно и то же.

– Мы говорим это, потому что так оно и есть.

Я закурила и согласилась с ним, хотя и не слишком уверенно.

– Думаю, мы дали достаточно времени нашему Павиа. Я хочу в понедельник с утра иметь на руках ордер на обыск в парикмахерской Bel Can. Изымем всю их бухгалтерию, пусть в ней покопаются наши эксперты.

– Хорошо, инспектор. Ох, черт!

– Что такое?

– Да уже без двадцати девять, а в девять придет Анхела. Пойду переоденусь и еще раз побреюсь.

– Вам и так хорошо.

– Но только не для Анхелы! Для Валентины еще куда ни шло… Но для Анхелы все должно быть безукоризненно.

Я не знала, как интерпретировать это утверждение. Побеждала ли Анхела в борьбе за сердце моего коллеги или же в этой гонке лидировала Валентина? Нравилось ли ему то, что благодаря владелице магазина он стал требовательнее к себе, или предпочитал оставаться беззаботным рядом с Валентиной, позволявшей ему чувствовать себя свободнее? Вопросы, сопутствующие любви… Не хотела бы я находиться в шкуре Гарсона. Любовь и ее составляющие: выбор, решимость, сомнения, неуверенность, вина, страдания… В один прекрасный день я оставила все это позади. И сейчас, оказавшись в одиночестве, я подняла стакан, чтобы выпить за мое конфликтное сентиментальное прошлое и за мирное эротическое настоящее.

– И за тебя, Ужастик, мой сердечный друг, верный и единственный!

Ужастик не оценил высокопарной символики и равнодушно зевнул. Я выпила. Из ванной доносилось жужжанье электробритвы Гарсона. Если бы не мучившие меня сомнения и вопросы, эти мгновения поистине можно было бы назвать безмятежными.

Ровно в девять пришла Анхела со своей Нелли. Собака сразу подошла к Ужастику, они обнюхались и присмотрелись друг к другу. Потом завиляли хвостами, и уже можно было не опасаться, что они начнут ссору. Анхела была великолепна – настоящая красавица. Простое черное платье с широким белым воротником подчеркивало спокойствие ее лица. Волосы были собраны в пучок на затылке, что позволяло видеть серебристые виски. На шее у нее висел позорный подарок, точь-в-точь такой же, какой Гарсон преподнес и Валентине. Я его возненавидела за это. Мое внимание привлекли наши собаки.

– Ужастику понравилась твоя Нелли, он не боится ее, как… – я вывернулась на ходу: – как других больших собак.

Ну почему ты совершаешь промашку именно тогда, когда всеми силами хочешь этого избежать? Анхела грустно взглянула на меня и сказала:

– Собаки-телохранители могут напугать, особенно в таком небольшом помещении, как это.

Бог ты мой, она знала, знала, что здесь побывала Валентина со своим ротвейлером, или, по крайней мере, догадывалась! Оставалось надеяться, что хотя бы не этот негодяй Гарсон ввел ее в курс дела, ведь он выглядел таким невозмутимым. На меня накатила новая волна солидарности с Анхелой, и, когда вернулся мой коллега, тщательно причесанный и нарядный, как ребенок в предвкушении праздника, я была готова разбить свой стакан об его башку.

– Нехорошо опаздывать, Гарсон! Анхела уже давно здесь.

Он непонимающе посмотрел на меня, подошел к своей даме и как галантный кавалер взял ее руку и поцеловал. Она улыбнулась, похоже, ее напряжение спало.

Спустя две минуты появился Хуан Монтуриоль. Гарсон дружески похлопал его по спине и отпустил шутку насчет тактической необходимости приглашать на встречу еще одного мужчину. Мне она показалась совсем не смешной. К счастью, присутствие красавца ветеринара помогло мне вернуть доброжелательность. Как эти огромные зеленые глаза могли взирать на мир столь безмятежно? Меня охватило чувство гордости при мысли о том, что я временно приобщена к этой красоте.

Мы приятно провели вечер в спокойных и неспешных разговорах, чему способствовало присутствие Анхелы, однако, несмотря на внешнюю безмятежность, в атмосфере ощущалась некая напряженность. Время от времени хозяйка магазина делала колкие замечания, адресованные Гарсону в форме намеков на неясное будущее, одиночество и неспособность мужчин понять женское сердце. В этих случаях Хуан опускал глаза, чувствуя себя сообщником, я готова была растерзать Гарсона, а Анхела принимала грустный вид. Единственным, кто выглядел все так же беззаботно, был сам Гарсон, казалось пропускавший мимо ушей все намеки.

Вот чертов провинциал! И как это я раньше не замечала в нем черт деспота, сердцееда, Казановы! Видимо, его склонность к излишествам обострилась, как это бывает у людей, которые в течение долгого времени были чего-то лишены. Всегдашние постники вдруг предаются самому разнузданному чревоугодию, а пуритане безо всякого перехода уподобляются обитателям Содома. Плохи его дела. Да и наши тоже.

После десерта мы уселись на диван с бокалами в руках, и ощущение скованности, едва заметное во время ужина, дало о себе знать в виде ненужных покашливаний и затянувшихся пауз. Анхела решила нарушить молчание:

– Как продвигается дело о пропажах собак?

– Полным ходом! – заявил Гарсон.

Я бросила на него скептический взгляд и строго поправила:

– Скажем так: расследование не стоит на месте. Только что мне передали всю статистику и составленную компьютером карту, на которой обозначены места проживания пропавших собак.

– Как интересно! А можно будет ее посмотреть?

Гарсон сходил за картой, и Анхела принялась с любопытством ее разглядывать.

– Похоже, собаки превратились в главных действующих лиц масштабных афер, – заметила она.

– Как и все, что продается и покупается.

Гарсон на минуту вышел и вернулся с приемником в руках. Я молила Бога, чтобы еще один вечер танцев не состоялся. И Бог услышал меня, потому что младший инспектор включил тихую музыку и вновь уселся. Он мечтательно посматривал на Анхелу, а та внимательно разглядывала список. Внезапно она подняла глаза и обратилась к Хуану Монтуриолю:

– Ты заметил любопытную вещь? Взгляни на породы: ризеншнауцер, немецкая овчарка, бриар, ротвейлер, боксер, доберман…

– Да, все это собаки для личной охраны.

– Это породы, чаще всего повторяющиеся в списке, гораздо чаще, чем представители сторожевых, охотничьих или декоративных пород.

Я поставила свой бокал на стол и встала.

– И как ты такое объясняешь, Анхела?

Она смущенно пожала плечами:

– Не знаю, я не думала над объяснениями, просто это бросилось мне в глаза.

– Собаки охранных пород стоят дороже или, может, лучше продаются?

Оба наших эксперта вопрошающе переглянулись.

– Возможно. Они сейчас в моде.

– Но это что-то для тебя означает? – не отставала я.

Она смутилась, словно маленькая девочка, от которой требуют чересчур подробных объяснений произошедшего.

– Да я просто так сказала!

– Я знаю, но после твоей блестящей догадки насчет собачьей парикмахерской…

Она улыбнулась, польщенная, и бросила кокетливый взгляд на Гарсона. Но того собачьи породы, похоже, не интересовали; когда он находился в компании своих «девочек», на служебные дела его уже не хватало. Возможно, он хотел на какое-то время переложить всю ответственность на меня, и это было заметно. Однако сейчас я мало что могла сделать: по-видимому, для демонстрации следовательского азарта момент был не самый подходящий. Вероятно, я сама чрезмерно расширила понятие долга, подчинив ему и свою личную жизнь. Фактически я даже не заметила, что вечеринка подошла к концу и Хуан вопрошающе смотрит на меня. Да, пора было уходить – Анхела с Гарсоном ворковали и уже не видели ничего вокруг. Они попрощались с нами в дверях, наперебой благодаря и обещая вскоре устроить новую встречу.

Мы пошли по темной улице к машине. Ужастик плелся следом.

– Все это странно, правда? – сказала я. Монтуриоль непонимающе посмотрел на меня. – Я имею в виду мои отношения с младшим инспектором, его шашни с Анхелой и Валентиной, нашу с тобой связь. – Он поморщился. – Тебя раздражает слово «связь»? Давай назовем это иначе: интрижка, флирт, роман…

– Я предпочел бы никак это не называть.

Я поняла, что еще немного, и мы опять разругаемся. Поэтому взяла его под руку и легонько постучала по ней:

– Ты прав, слова все убивают. Куда поедем, к тебе или ко мне?

– Куда хочешь.

– Мне все равно.

Мы улыбнулись друг другу. Поединок не состоялся. А все-таки приятно иногда не надевать боевых доспехов.