Золото Роммеля Сушинский Богдан
– Что я и делаю, пребывая в охранниках этой цитадели рода Боргезе, – развел руками гроза африканских пиратов.
И в ту же минуту на боку у него ожило переговорное устройство. Господина Дирнайхта просили срочно зайти в Овальный зал, куда уже успели подняться участники встречи в бункере.
«А ведь обер-лейтенант прав: у тебя действительно был шанс уже тогда, в ходе рейда, взять линкор “Барбаросса” под свой контроль. Не захватить, а именно взять под контроль», – упрекнул себя барон фон Шмидт, возвращаясь к не столь уж и давнему рейду «Африканского конвоя».
События тех дней оберштурмбаннфюрер начал переосмысливать задолго до нынешней встречи с «военно-морским авантюристом» Дирнайхтом и даже не раз упрекал себя за нерасторопность. Но только сегодня барон вдруг во всех ключевых подробностях уяснил для себя: до сих пор он рассматривал только один вариант – силового захвата «Барбароссы», который при столь огромной команде, имеющейся на всяком линейном корабле, превратился бы всего лишь в одну из форм самоубийства. А следовало бы прибегнуть к форме некоего эсэсовского путча, при котором он как начальник службы безопасности конвоя легко мог бы объяснить свои действия попыткой командира линкора сдать корабль вместе со всеми сокровищами рейха англо-американцам. Мотив командора? Выторговать себе подобным образом не только отпущение военных грехов, но и безбедственное существование где-нибудь в солнечной Калифорнии.
Впрочем, он мог просто припрятать один-два контейнера, чтобы затем, истребив ненужных свидетелей, на какое-то время уйти в подполье, обзаводясь при этом чужими документами и чужой биографией.
«Да, риск появлялся немалый, – тут же признал барон. – За тобой, конечно же, началась бы охота. Однако тогда ты, по крайней мере, знал бы, во имя чего рискуешь. Теперь же ты поддаешься не меньшему риску только потому, что присутствовал при захоронении сокровищ фельдмаршала. Но при этом вынужден всячески скрываться, уходить от преследователей и, что самое ужасное, «по нищете своей монастырской», зарабатывать на хлеб где и каким угодно способом. Что недостойно твоего аристократического титула, барон фон Шмидт, недостойно…
Другое дело, что в то время к подобному повороту событий – бунту, путчу, захвату корабля – ты попросту оказался неготовым».
Конечно, в дни «африканского рейда» фон Шмидт еще многого не мог предвидеть из того, что ожидало и сам рейд, и талантливого командующего Африканским корпусом фельдмаршала Роммеля. В частности, ни того, что Германия столь стремительно покатится к полному поражению; ни того, что фельдмаршал – вчерашний любимец фюрера и «герой германской нации», как называла его правительственная пресса, – в одно мрачное утро вдруг окажется в положении изгоя, от которого постепенно отвернется весь политический бомонд рейха…
Да и того, что, в конце концов, в роли пристанища сокровищ Лиса Пустыни предстанут прибрежные воды Корсики, острова с весьма сомнительным франко-корсиканским сепаратистским будущим, – оберштурмбаннфюрер тоже предположить не мог.
То есть оправданий и оговорок можно было найти сколько угодно. Но ведь дело в том, что в реальности он, барон, оберштурмбаннфюрер СС, начальник охраны конвоя, даже не пытался начать свою собственную игру. Не пытался – вот в чем истина! «Людей ты не подбирал, планов захвата не разрабатывал, хоть как-то влиять на ход событий не решался, – жестко упрекал себя в эти минуты фон Шмидт. – Так что все то время, которое ты мог позволить себе потерять, ты уже потерял. И рассчитывать на отсрочку не приходится.
…А тебе не приходило в голову, – неожиданно одернул себя барон, – что слегка завуалированные упреки, которыми осыпал тебя обер-лейтенант кригсмарине, рассчитаны были вовсе не на запоздалое раскаяние, а на то, чтобы заставить тебя внутренне взбодриться? Вот именно, взбодриться и понять: жизнь дает тебе еще один шанс оказаться в роли вершителя судьбы сокровищ Роммеля. Причем шанс этот появляется как бы вне твоей воли. Остается решить, как его использовать».
Шмидт уже уяснил для себя, что он должен помочь в поисках сокровищ фельдмаршала. Вопрос заключался в другом: кому именно помогать, до каких реальных пределов суживать круг новых посвященных в эту «тайну наследия Роммеля», а главное, кого выбирать в союзники, когда дело все же дойдет до дележа добытого?
6
Май 1960 года. Отель «Пристанище паломника» на северо-восточном побережье Корсики
Владелец отеля фон Шварц обожал эти предвечерние часы, когда после ужина постояльцы отправлялись в Бухту Безмолвия, чтобы совершить – как здесь принято было считать – вечернюю купель и воспринять благость заходящего солнца. Он постоянно заботился о появлении все новых и новых традиций своего отельного комплекса, заставляя при этом сотрудников ненавязчиво пропагандировать их и всячески оберегать.
Вот и его полусонное возлежание в плетеном кресле, установленном в крохотной беседке на столь же крохотном плато, высившемся рядом с рестораном «Солнечная Корсика», тоже превратилось в одну из таких нерушимых традиций. Все знали, что в эти полтора часа хозяин «Пристанища паломника», находится там, на плоской вершине Сигнального Холма, однако никто, кроме начальника охраны туркомплекса майора СС Денхофа, не смел нарушать его безмятежное «созерцание мира». И неважно, что «мир» этот ограничивался всего лишь двумя разделенными узким скалистым перешейком бухтами да небольшой частью открытого моря за ними.
Опускаясь на свой «вселенский трон», фон Шварц всякий раз мысленно благодарил Всевышнего и… Скорцени. Всевышнего – за то, что помог его отельному комплексу, хоть и с разрушениями, но все же пережить войну. А Скорцени – за то, что благодаря его связям с близким окружением понтифика, в частности, с его любимой «папессой», а также с офицерами из службы безопасности Святого престола тот сумел добиться, чтобы ватиканские чиновники в сутанах объявили «Корсику» – как в свое время назывался туркомплекс – «паломническим пристанищем».
Да, название пришлось сменить, зато «храмовая служба» Ватикана не только не позволила бывшей «Корсике» перейти в чужие руки, но и взяла ее под свой церковный протекторат. Это сразу же позволило «Пристанищу паломника» обрести определенный статус экстерриториальности, а главное, превратиться не только в один из перевалочных паломнических центров, но и в перевалочную базу для бывших высокопоставленных чинов СС. Что уже само по себе должно было служить гарантией долгого и безбедственного существования «Пристанища», как обычно именовали его постояльцы, опуская определение «паломника».
– Разведка докладывает, что в Лунной бухте появилась небольшая яхта «Клеопатра» в сопровождении двух моторных рыбачьих баркасов, – как всегда, неожиданно и неслышно появился за спиной у Шварца начальник охраны «Пристанища».
– Притом что люди, которые находятся на этих суденышках, так же мало напоминают рыбаков, как я – благоверного кардинала, – «углубил» его мысль фон Шварц.
– По-моему, еще меньше.
– Сколько их?
– По трое бездельников на баркасах, да команда яхты состоит как минимум из шести мореплавателей.
– Это все, что твоя разведка знает о них?
– Они появились в Лунной бухте только сегодня утром.
– Теряешь нюх, Инквизитор, теряешь…
– Судя по флагу на яхте, это французы.
Среднего роста, худощавый, с узкоскулым прыщеватым лицом, Денхоф не принадлежал к тем людям, которые способны производить впечатление своей пышущей здоровьем фигурой и вообще своей внешностью. Зато никому и в голову не могло прийти, что в свое время этот человек служил начальником штабного отдела абвера, а затем возглавлял особую следственную группу Главного управления имперской безопасности, специализировавшуюся по особым методам допросов, где за жестокость и безжалостность свою приобрел кличку «СС-инквизитор», ставшую впоследствии его агентурным псевдонимом. Зато вряд ли кому-либо из непосвященных в биографию Денхофа придет в голову заподозрить в нем кадрового разведчика, штурмбаннфюрера СС, да к тому же обер-палача СД.
– Флаг может свидетельствовать всего лишь о государственной принадлежности яхты, если только он вообще способен о чем-либо свидетельствовать.
– Наша разведка выяснит, – заверил владельца «Пристанища» старый служака Денхоф.
– Забыли уточнить, что выяснит сегодня же.
– Уже выясняет. Мои люди еще не давали повода сомневаться в своем профессионализме и своей прилежности.
«Они в самом деле стараются. Еще бы: при том, почти животном, страхе перед “СС-инквизитором!”, – мысленно парировал барон фон Шварц, – который они постоянно испытывают».
Но что касается профессионализма людей, составлявших разведгруппу Денхофа, то в этом «смотритель пристанища», или просто Смотритель, как называл фон Шварца между собой обслуживающий персонал туркомплекса, усомниться не смел. Формально разведгруппа СС-инквизитора состояла всего из троих бывших эсэсовцев, которые теперь числились охранниками «Пристанища». Но каждый из этих бойцов вел пятерых-шестерых агентов, которые имелись в двух поселках и в ближайшем городке и благодаря которым штурмбаннфюрер Денхоф получал сведения из полиции, мэрии, порта, рыбацкой артели…
– Считаете, что они намерены остановиться в «Пристанище»?
– Под видом рыбака-говоруна я подослал к ним лучшего своего «дипломата».
– Лучшего из своих «варваров», – молнией передернула губы Шварца короткая резкая ухмылка.
Они оба понимали, что речь идет о местном громиле Антонио Сорби по прозвищу Варвар, потомственном контрабандисте, обладающем звериной силой и такой же звериной лютостью. Однако в поведении его наблюдалась одна странная особенность: прежде чем, взорвавшись, оторвать человека от земли и швырнуть о стену, столб или ближайшее дерево; или, прежде чем выхватить несчастного из-за стола и на весу задушить, он по часу – до заискивания, до самоунижения – мог уговаривать свою будущую жертву. Причем по любому поводу, во имя любой, самой мизерной, уступки.
– Именно Варвар и попытается ненавязчиво убедить этих людей, что намного спокойнее и престижнее остановиться в «Пристанище паломника», пребывающем под патронатом самого папы и имеющим надежную охрану, нежели в этом ветхом клоповнике, именуемом «Горной звездой».
– На этом побережье всякий уважающий себя проходимец должен оставлять деньги в нашем «Пристанище», а не сорить ими в «Горной звезде» или в каком-то там «Уставшем путнике», – признал его правоту Смотритель.
– Что касается ближайшей к нам «Горной звезды», господин барон, то я давно предлагал…
– Отставить! – резко отреагировал фон Шварц. Никогда не служивший в армии барон убедился, что с бывшими военными лучше всего общаться с помощью команд и приказного тона. – Да, «Уставшего путника» и «Горную звезду» давно можно было стереть с лица земли, но тогда всем стало бы ясно, чьих рук это дело, а значит, нами вплотную заинтересовались бы и полиция, и служба безопасности Франции. Да так заинтересовались, что и покровительство Святого престола не помогло бы.
– Давно говорю, что надо возглавить движение корсиканских сепаратистов и вывести этот благословенный остров из-под юрисдикции лягушатников, – мрачно пробубнил штурмбаннфюрер. – Не понимаю, почему Скорцени тянет с этим.
– Очевидно, по той же причине, по которой с отделением острова от Франции тянул некий великий корсиканец, именуемый Наполеоном, – неспешно обшаривал владелец «Пристанища» окрестное прибрежье окулярами мощного бинокля, без которого на Сигнальном Холме он появлялся крайне редко.
– Да плевать на этого умственного коротышку Наполеона. Я говорю о… Скорцени.
– А пока что, – спокойно возвращался фон Шварц к тому, с чего начинался разговор, – местные полиция и служба безопасности вообще предпочитают закрывать глаза на наше существование. К тому же в связи с любым серьезным происшествием власти могут подозревать владельцев и просто обитателей сразу трех постоялых дворов, трех «пристанищ», что уже облегчает нашу участь.
– В этом вы правы, барон, зачастую эти постоялые дворы подпадают под более глубокое подозрение, нежели мы.
– Нет, штурмбаннфюрер Денхоф, мы не будем ни жечь эти богадельни отельного бизнеса, ни высаживать их в воздух.
– Как прикажете, барон. Только поэтому я и сдерживаю своих «инквизиторов».
– Иное дело, что мы по-прежнему будем растаптывать их в «честной» конкурентной борьбе. Тем более что такая победа доставляет мне гораздо большее удовольствие, нежели вид руин и пепелища «Горной звезды». К тому же конкуренция не позволяет нам расслабляться. Так что «инквизиторов» своих вы пока что и в самом деле попридержите.
– Но лишь в том, что касается судьбы этих двух постоялых дворов, – выдвинул собственное условие штурмбаннфюрер.
Фон Шварц помнил, что «инквизиторами» Денхоф именовал членов группы Варвара. Барон даже толком не знал, сколько их там, четверо или шестеро. Знал, что в основном это бывшие агенты абвера и СД и что расплачивается с ними Денхоф средствами из очень небедного «Фонда поддержки ветеранов СС», корсиканское отделение которого сам же штурмбаннфюрер и возглавлял. Того самого фонда, из которого щедро подпитывается и «Пристанище паломника». Все они обитали теперь в ближайшем городке Рольяни и военную пенсию, которой наделило их правительство Западной Германии, дополняли рыбной ловлей на новом, прекрасно оснащенном сейнере «Осьминог», несущем к тому же на своей палубе две скоростные моторные шлюпки.
– Кстати, Денхоф, я так и не пойму, – поинтересовался фон Шварц, все еще всматриваясь в морской горизонт, в сероватой дымке которого медленно проявлялся силуэт большого пассажирского лайнера, следовавшего, очевидно, из Генуи, – почему старшим над твоей диверсионной группой инквизиторов оказался этот пиратствующий проходимец Сорби?
Уже собравшись было оставить Сигнальный Холм, штурмбаннфюрер на минутку задержался на его деревянных ступенях.
– Во-первых, потому что он – прирожденный моряк, а посему назначен мною капитаном сейнера «Осьминог». Кстати, он требует, чтобы к нему обращались именно так – «капитан». Во-вторых, потому, что часть команды сейнера составляют контрабандисты, а значит, все подозрения, которые могут возникнуть у полицейских, мы можем запросто отводить на этот сброд, оставляя в чистоте и невинности бывших служащих Корсиканской бригады СС. Я уж не говорю о том, что никто, кроме громилы Сорби, не способен держать в страхе и команду сейнера, и добрую половину городка, в котором обитают мои люди.
Выслушав его, барон покряхтел, давая понять, что доволен ответом, и извлек из украшенного имперским орлом портсигара папиросу, что всегда служило для Денхофа знаком: аудиенция завершена. Как никто другой, штурмбаннфюрер знал, что барон уже давно не курит, вообще. И что как только назойливый собеседник оставит его в покое, он тут же спрячет папиросу в портсигар.
7
Июнь 1960 года. Остров Сардиния.
Поместье «Кондоре-ди-Ольбия»
На сей раз охранник появился в сопровождении Бербера. Когда они возникли в холле, ведущем на веранду, Шмидт еще несколько секунд напряженно всматривался в проем приоткрытой двери, ожидая, что вслед за ними войдет и первый диверсант рейха.
– Вы ознакомились со статьей Скорцени? – сухо поинтересовался шейх на вполне сносном немецком. И, не дожидаясь ответа, почти потребовал: – Так ознакомьтесь же, пожалуйста.
– В общем-то, я пока что не успел…
– А вы постарайтесь успеть, – ужесточил свой тон Бербер, – причем основательно. Перед встречей с новым вождем европейского национал-социализма это важно.
«К этой встрече, – проворчал про себя фон Шмидт, – они и в самом деле готовят меня, словно к аудиенции с фюрером». И пока, стоя плечо в плечо, шейх и обер-лейтенант любовались красотами небольшого, охваченного ожерельем из скал, залива, взял в руки один из майских номеров боннской газеты «Фрайвиллиге».
«В последние дни немецкие газеты, – прошелся он взглядом по убористо набранным строчкам, – а в прошлую субботу и германское телевидение начали распространять обо мне всевозможные ложные сведения, которые я решительно опровергаю.
Так, сообщалось, что в 1949 году я встретил в Австрии Эйхмана и содействовал его побегу. Оба эти утверждения не соответствуют действительности. Из Израиля сообщали, что якобы я поджег в Вене пять синагог. Это утверждение также не соответствует действительности.
Согласно сообщению из Тель-Авива некто Фридман якобы заявил, что он выследил бы меня так же, как Эйхмана. С 1945 года мое местопребывание общеизвестно. Если Фридман посетит меня, я окажу ему достойный прием. Впрочем, я никогда не имел ничего общего с преследованием евреев.
Любые, уже имевшие место или последующие подобные сообщения в печати, по радио или телевидению будут преследоваться мною всеми находящимися в моем распоряжении законными средствами. Я уже предоставил своим адвокатам соответствующие полномочия.
Холленштадт, 29 мая 1960 года. Отто Скорцени»[30].
В публикациях двух других газет Шмидт прочел, что в связи с соответствующим запросом гамбургская прокуратура уведомляла общественность о том, что никакого уголовного судебного дела против оберштурмбаннфюрера СС Отто Скорцени она возбуждать не намерена, а также о том, что генеральный прокурор Гамбурга, города, имеющего статус федеративной земли, не видит оснований для уголовного преследования этого германца. Как не видят для этого оснований и органы юстиции земли Гессен.
Кроме того, следовало напоминание, что еще в 1951 году министр внутренних дел ФРГ Роберт Лер приказал вычеркнуть фамилию Скорцени из всех списков лиц, преследуемых законом и подлежащих розыску полицией; а в ноябре 1958 года венский государственный суд прекратил производство по «делу Скорцени», который все еще числился подданным Австрийской республики. И что решением специальной комиссии бундестага, известной как «комиссия Герстенмайера», все бывшие фюреры СС, вплоть до оберштурмбаннфюрера, получают право на службу в рядах вооруженных сил ФРГ с сохранением им при этом прежних чинов и наград.
«Наверняка многие жалеют, что в свое время фюрер не удостоил Скорцени звания полковника СС, – отметил про себя фон Шмидт, – тогда планка парламентского “включительно” наверняка поднялась бы до полковничьих чинов. Впрочем, суть не в этом. Важно, что подобные публикации способны кого угодно убедить: Скорцени действует в рамках закона, а значит, с ним можно вести дела в открытую, как со всяким законопослушным гражданином».
– Что скажете по поводу всего этого, барон фон Шмидт? – отвлек его от чтения «самый страшный человек Европы», попытавшийся изобразить на исполосованном шрамами лице некое подобие доброжелательной улыбки.
Хотя они с Отто пребывали в одном чине, тем не менее барон подхватился с такой прытью, которой позавидовал бы любой ефрейтор, оказавшийся в поле зрения фельдмаршала.
– Уверен, что десятки тысяч фюреров СС с нетерпением ждали сигнала о переходе из глубокой обороны к яростному наступлению. И вот он, этот сигнал, – потряс фон Шмидт экземпляром «Добровольца», – прозвучал. Причем очень важно, что прозвучал именно из ваших уст, господин Скорцени.
Первый диверсант рейха безучастно выслушал этот политический панегирик, столь же безучастно оглянулся на сопровождавших его – явно не обладавших армейской выправкой – мужчин, и произнес:
– На этом высоком регистре мы и начнем нашу деловую встречу, господа. С шейхом Хайраддином вы уже знакомы, – представлял обер-диверсант своих спутников, по мере того как они занимали места за массивным круглым столом. – Слева от меня располагаются – вице-президент горнопромышленной компании «Дейче шахтбау унд тифбор акциенгезельшафт» господин Крич и начальник юридического отдела анционерного общества «Дефрольгезельшафт»; справа – представитель треста «ИГ Фарбен» и эссенского концерна «Эцконтор Рур», то ли забыл, то ли попросту не счел нужным называть их имена Скорцени.
Когда после официального представления возникла небольшая заминка, господин Крич – пышнотелый, вальяжный саксонец, то срывая очки с багровой гипертонической переносицы, то вновь водружая их на место, от имени «всех приглашенных», астматически покашливая, объявил:
– Собственно, ым-ым, все деловые вопросы, ым-ым, относящиеся к линии поведения наших, ым-ым, фирм в условиях надвигающегося кризиса в Алжире, мы в своем кругу, ым-ым, уже обсудили.
– Это верно, – признал Скорцени. – Причем обсуждение выдалось обстоятельным.
– Что же касается, ым-ым, вашего, барон фон Шмидт, участия в этой встрече, то она, собственно, ым-ым, продиктована появлением одного-единственного сомнительного нюанса: есть ли хоть какая-то уверенность в том, что поиски интересующих нас, ым-ым, сокровищ имеют хоть какую-то реальную, ым-ым, деловую перспективу?
– Сами же мы эту перспективу и сотворим, если только договоримся, – грубовато парировал фон Шмидт.
– Но мы хотели бы знать, подкрепляются ли они вашими, ым-ым, как хранителя сокровищ фельдмаршала гарантиями?
В этот раз, очевидно, от волнения, Крич не сумел основательно закрепить свои очки на переносице, и они упали на стол. Только их стук и помешал всем остальным замереть в ожидании ответа, а заодно подарил фон Шмидту несколько секунд для размышления.
Да, он готов был к тому, что речь пойдет о поисках сокровищ Роммеля, но рассчитывал, что это собравшиеся станут убеждать его в целесообразности таких поисков, на которых, как известно было из прессы, несколько групп поисковиков уже обожглось. Что это они станут предлагать финансовые и технические гарантии поиска подводного клада. Но пока что все происходит наоборот.
Словом, фон Шмидт сразу же уловил всю опасность ловушки, которую заготовил для него этот толстяк-толстосум. Стоит ему заикнуться о гарантиях, как вся ответственность за успех сомнительного предприятия тут же и навсегда ляжет на него, и только на него.
– Прошу прощения, господа, – сразу же ринулся в атаку барон. – При всем уважении к каждому из вас, а также к вашим фирмам позволю себе заметить, что это не я к вам обращаюсь с идеей организации поисковой экспедиции, а вы ко мне.
– Что тоже справедливо, дьявол меня расстреляй, – поневоле как-то вступился за него Скорцени.
– Мало того, без моих знаний и моей интуиции вся эта ваша экспедиция попросту теряет смысл, – усилил натиск оберштурмбаннфюрер. – Так что это вы, вовлекая меня в свою авантюру, должны источать уверенность в успехе и расточать гарантии, в которых мне, и только мне, позволительно сомневаться.
Крич беспомощно, с явной обидой в глазах, обратил свой взор на Скорцени, однако первый диверсант рейха демонстративно рассматривал что-то там, в просвете между кронами двух кипарисов. Стоявший же у входа обер-лейтенант назидательно ухмылялся и, возомнив себя рядовым охранником, даже не пытался скрывать своего ехидства под маской невозмутимости.
– Насколько я понял, ым-ым, – явно стушевался промышленник, – встреча наша изначально пошла не по тому, не по деловому пути.
– В самом деле, надо бы дипломатичнее, – как бы про себя проговорил кто-то из коллег Крича.
– К тому же никто и никогда «хранителем сокровищ фельдмаршала», как вы изволили выразиться, меня не назначал, – решил окончательно дожать его барон.
– Стоит ли придираться к терминам? – попытался охладить его юрист. – Тем более, к таким, совершенно необязательным.
– Вы правы, оберштурмбаннфюрер: официально хранителем сокровищ Роммеля вас никто не назначал, и в этом ошибка высшего руководства страны. Но если рассматривать вопрос по существу, то этим хранителем вас назначила сама история, – осуждающе заметил Скорцени. – Причем история рейха.
– Разве что история, – иронично передернул плечами фон Шмидт. – Просто некому было довести это до моего сведения.
– Словом, будем считать, что наша встреча еще и не начиналась, – пророкотал своим гортанным басом обер-диверсант рейха, все еще не отводя взгляда от вершины гранитного утеса, застывшего на северной оконечности мыса, словно полуразрушенный маяк. – И никаких псалмопений по этому поводу, никаких псалмопений!
– Наверное, так и следует поступить, – признал его правоту фон Шмидт, дабы не загонять промышленников в угол. – Будем считать наш разговор предварительным обменом мнениями.
– Поскольку поиски африканского клада Роммеля – наше совместное предприятие, – продолжил Скорцени, даже не взглянув в сторону «хранителя сокровищ фельдмаршала», то сразу же условимся: никто никаких деловых гарантий требовать друг от друга не станет. Кроме гарантии порядочности и понимания того, что основная часть извлеченных ценностей будет обращена во благо возрождения рейха. Нашего, Четвертого рейха, господа!
– Пожалуй, вы правы, ым-ым, – тут же поддержал его Крич, не пытаясь при этом хоть как-то объяснить или оправдать свой предыдущий кавалерийский наскок.
– Нам нельзя ни срывать эту операцию, ни медлить с ее реализацией, – только теперь по-настоящему подключился к разговору начальник юридического отдела акционерного общества «Дефрольгезельшафт». – Помня при этом, что виды на «золото Роммеля» имеют некоторые правительственные структуры Франции, сицилийская мафия, сепаратистское движение «Свободная Корсика» и корсиканские пираты, а также сразу две конкурирующие между собой организации приверженцев дуче Муссолини, чьи поисковые водолазные боты базируются сейчас у итальянских островов Пьяноса и Капрая. Не говоря уже о всевозможных романтиках-кладоискателях и прочих проходимцах, коих в этих краях, как и в прибрежных водах все еще французской Корсики, хватало во все времена.
«Вот это уже иной разговор, – поиграл желваками фон Шмидт. – С этой минуты мы будем приближаться к деловому согласию, исходя из равных стартовых условий».
Едва он подумал об этом, как Скорцени вывел себя из состояния нирваны, обвел присутствующих добродушно-проницательным взглядом и своим хрипловатым, не ко времени свирепым голосом продолжил мысль барона:
– …А посему вдумчиво выслушаем соображения оберштурмбаннфюрера СС фон Шмидта, начальника охраны и службы безопасности того самого «Африканского конвоя Роммеля», а отныне еще и вполне официального хранителя сокровищ фельдмаршала. Вы готовы осчастливить нас своими соображениями, барон?
– Теперь, очевидно, готов.
– В таком случае поблагодарим Создателя, что барон все еще пребывает под нашим покровительством и намерен вести к тайнам сокровищ Роммеля именно нас, а не корсиканских сепаратистов, продавшихся русским гарибальдийцев или жалких последователей великого дуче.
8
Май 1960 года. Отель «Пристанище паломника» на северо-восточном побережье Корсики
На закате солнца фон Шварц спустился со своего «командного пункта» на Сигнальном Холме и неспешно прошелся по тропинке, ведущей к отелю по самому краю прибрежной возвышенности. На отдельных участках тропинка подступала настолько близко к обрыву, что барон мог видеть внизу, прямо под собой, небольшую бухточку, отгороженную от собственно Бухты Безмолвия невысокой скалистой косой.
В свое время в этой заводи образовался прекрасный пляж, с чистым и предельно теплым мелководьем, всегда усеянный желтым мелкозернистым песком и устланный телами обитателей «Пристанища». Когда бы барон ни оказывался на этом скальном выступе, всегда останавливался, чтобы в который раз оценить этот райский, горами и морем сотворенный, закуток, или же просто полюбоваться им.
Здесь не было причала, сюда не заходили ни яхты постояльцев, ни принадлежащий «Пристанищу» рыбацкий бот, ни даже весельные шлюпки. Все они, вместе с небольшой прогулочной яхтой «Святая Елена», названной так в честь острова, давшего последний приют «величайшему из великих корсиканцев», – именно так величала Бонапарта местная пресса, – отогревались под солнцем у просторной деревянной пристани, подковой охватывавшей побережье бухты.
Дойдя до начала каменной ограды, которая в этом месте все еще не была сплошной, барон уже собирался свернуть к восточному флигелю отеля, где на втором этаже, соединенном переходной галереей с основным корпусом, размещались и его офис, и личные апартаменты. Но в это время из-за прибрежной скалы показались два поникших паруса яхты. Перейдя на двигатель, ее капитан даже не удосужился приказать экипажу – как это обычно водится – убрать оснастку.
– Да, это и есть «Клеопатра», – донесся до барона голос СС-инквизитора, возникшего на высоком крыльце флигеля.
Фон Шульц давно заметил, что начальник охраны никогда не сопровождает его и вообще вроде бы не следит за ним, но, где бы он ни оказался на территории этого большого, холмистого, окаймленного бухтами и сосновым лесом поместья, Денхоф тут же возникал перед ним с такой быстротой и необъяснимостью, словно материализовывался из горного марева. Другое дело, что «смотритель» пристанища к этим его материализациям давно привык.
Вот и сейчас, никак словесно не отреагировав на его объяснение, барон поднес к глазам бинокль и, хотя прочесть название на борту яхты не смог, поскольку она двигалась носом к нему, тем не менее штурмбаннфюреру поверил: не так уж и часто появляются в этих краях подобные красавицы.
– Судя по всему, бродяги из Лунной бухты все-таки решили нанести нам визит вежливости.
– Плевать я хотел на их вежливость, Денхоф. Лучше скажите, с чем вернулся из Лунной бухты ваш гонец.
– Жду его с минуты на минуту.
– Важно встретиться с ним до того, как эти «лунатики» появятся в ресторане «Пристанища».
– В таком случае спущусь вниз и задержу их. В конце концов, они должны знать, что, хотя запретить им появляться в Бухте Безмолвия мы не вправе, тем не менее они направляются к частному причалу.
– Если понадобится, вход в бухту тоже запретим, – воинственно вскинул тучный подбородок барон. – А пока что пойдите и попытайтесь выведать у них все, что только можно.
Едва штурмбаннфюрер приблизился к верхней площадке деревянной, «портовой», как ее здесь называли, лестницы, как на территорию «Пристанища» уже въезжал старый, всеми своими частями дребезжащий, в неестественный для машин лазурный цвет окрашенный «опель» Антонио Сорби, того самого, по прозвищу Варвар.
– Они нездешние, – известил он, с трудом выдавливая из машины свое громадное туловище. – В основном французы, причем всякий сброд.
– Французы, словом… – признал его правоту фон Шварц.
– Однако за старшего у них испанец, – скорее всего, из французских испанцев, обитающих в предгорьях Восточных Пиренеев, которого они называют доном Ламейро.
– На Сицилии его мафиозный титул «дон», возможно, и произвел бы впечатление.
– Сам Ламейро утверждает, что является титулованным испанским аристократом. Слышать о таковом когда-нибудь приходилось? – нервно вытирал Сорби огромным, давно намокшим платком вечно багровое и точно так же вечно потеющее лицо.
– Не имел «чести». И хватит расспросов! Лучше скажи, какого дьявола они здесь рыщут?
Небрежными поклонами оба они ответили на вежливое приветствие, с «вознесением шляп», двух монахов-иезуитов – «бедного, вечно молящегося», как он представился, монаха Тото, и «странствующего проповедника» Рене де Шато. Вот уже третий день эти двое пилигримов молчаливо бродили по территории «Пристанища паломников», глядя только себе под ноги, молясь и лишь изредка перебрасываясь несколькими фразами по-латыни.
И хотя их бесконечное блуждание по территории между флигелями и по прибрежной тропе слегка раздражало фон Шварца, тем не менее само присутствие монахов-иезуитов представлялось ему вполне уместным. Увы, настоящие паломники не так уж и часто жаловали свое корсиканское «пристанище», не в пример «паломникам от СС, СД и абвера», для которых международное, внеконфессионное «убежище баварского сепаратиста Шварца» казалось образцом военно-политического умиротворения.
– Дон их, этот самый, не скрывает, что интересуется сокровищами фельдмаршала. Но лишь как руководитель туристической фирмы, которая развлекает своих клиентов игрой в поиски затонувших кораблей и сокровищ.
– Да ты не труби на все поместье, – попытался остепенить его фон Шварц. – Говори деликатнее.
– То есть на самом деле добывать эти сокровища со дна испанец вроде бы не собирается. – Даже явно приглушив свой хриплый, пропойный бас, Антонио Сорби все равно проговаривал слова так, словно изрыгал звуки из иерихонской трубы.
Однажды барон стал свидетелем разговора за ресторанным столиком «Солнечной Корсики» его и Скорцени. Так вот, речь каждого из них напоминала такой грохот горного камнепада, что Шварц тут же предпочел благоразумно удалиться.
– И все же, какая непростительная наглость! – невозмутимо возразил тем временем смотритель «Пристанища». – Он, видите ли, интересуется сокровищами Роммеля. Кстати, в чем конкретно это проявляется? Хочешь сказать, что у дона обнаружилась карта с пометками? На яхте прозябает один из бывших солдат-охранников или моряков «Африканского конвоя»? Они провели водолазную разведку? Словом, какого дьявола они подались в эти края?
– По-моему, единственное, чем они обладают – это легенды о сокровищах Роммеля.
– Еще одни романтики ада, – сплюнул себе под ноги, в пространство между носками до блеска начищенных хромовых сапог, барон. Он всегда ходил только в хромовых офицерских сапогах, в темно-синих галифе и в рубашке военного образца, на которой вместо галстука красовался голубой, как у местных рыбаков, платок.
– И все же они намерены заняться поисками этих злополучных контейнеров.
– Почему же «злополучных», господин Сорби? – мягко возразил барон. – Просто пока еще не обнаруженных контейнеров с колоссальными запасами сокровищ.
– В таком случае докладываю, что на борту у них четыре водолаза-поисковика, привыкших работать парами.
– Серьезная команда. Признайтесь, что это вы порекомендовали дону Ламейро обратиться ко мне как человеку, сведущему в истории гибели «Африканского конвоя»?
– Дон Ламейро, как и капитан яхты Качелин, происходящий, скорее всего, из русских эмигрантов, интересовался, есть ли на побережье люди, которым что-либо известно о пиратских кладах в этой части корсиканского прибрежья. Я ответил, что сам ничего толком не знаю, но слышал, что искатели пиратских кладов обычно останавливаются в «Пристанище паломника». Не в «Горной звезде» или в каком-либо другом трактире, а именно там, в «Пристанище».
– Так они намерены оставаться здесь на ночлег?
– Не похоже. Эту ночь они склонны провести кто на яхте, а кто – в рыбачьей хижине. А следующей наверняка выйдут в море, на кладоискательский промысел.
– Так что, конкретно о месте захоронения сокровищ фельдмаршала никто из них так ни разу и не упомянул? – успел спросить фон Шварц, прежде чем на верхней площадке лестницы штурмбаннфюрер Денхоф появился уже в сопровождении приземистого, худощавого господина, в котором Антонио сразу же признал дона Ламейро.
– В том-то и дело. Речь шла только о пиратских кладах. Что уже настораживает.
9
Июнь 1960 года. Остров Сардиния.
Поместье «Кондоре-ди-Ольбия»
Несмотря на то, что Скорцени прямо предложил ему высказаться, а все прочие «кладоискатели» нетерпеливо ждали, барон медленно потягивал «Кровь Сардинии» и сотворял горделивую паузу. Попытка горнопромышленника Крича потребовать от него каких-либо гарантий успеха задела самолюбие фон Шмидта, и он не собирался скрывать этого.
– Полагаю, что оберштурмбаннфюрер Скорцени информировал вас, в каких условиях пребывал «Африканский конвой» фельдмаршала, оказавшись в районе Корсики, – наконец заговорил он, вскинув подбородок и стараясь не смотреть ни на кого из присутствующих. Ему достаточно было видеть вершину скалы, произраставшей прямо из залива, над которой стая чаек молчаливо вершила свою медлительную круговерть, некий ритуальный танец морских жриц.
– В общих, ым-ым, чертах, – поспешно подтвердил Крич, понимая, что именно его поспешность чуть было ни привела к срыву тайной встречи.
– Особых подробностей описание похода и не предполагает. Описание налетов англо-американской авиации и штормового ветра, под разрывы и порывы которых нам пришлось избавляться от груза изуродованного пробоинами линкора, мы оставим любителям приключенческого жанра. Карты участков морского дна, на которых покоятся контейнеры, тоже не существует. Поэтому требовать от меня каких-либо гарантий быстрого успеха экспедиции… – пардон.
– То есть?.. – удивленно откинулся на спинку кресла Крич, мельком переглядываясь с двумя другими промышленниками. – Насколько я помню, речь шла о том, что картой вы все же обладаете.
– Мало того, наличие карты стало основой нашей общей договоренности, – нервно расстегивал жилет старший юрист акционерного общества «Дефрольгезельшафт», крепкая рослая фигура которого выдавала в нем то ли бывшего десантника-диверсанта из «старой гвардии» Скорцени, то ли просто хорошо тренированного спортсмена – борца или боксера.
– Вы совершенно правы, Гольц, – поддержал его доселе отмалчивавшийся представитель концерна «Эцконтор Рур», нервно вскидывая руки с растопыренными пальцами. – Мой опыт подсказывает, что после всего только что услышанного договариваться нам придется заново.
Они вопросительно уставились сначала на фон Шмидта, затем на Скорцени, который отошел от стола и продолжал прохаживаться у веранды.
– Не стоит паниковать, господин Ингер. Карта у барона все же есть, – внес ясность первый диверсант рейха.
– Скорее условная схема, – предупредил барон.
– Конечно, это не карта расположения контейнеров на морском дне, поскольку таковую способны составить только водолазы, да и то после длительного обследования, но все же… Условно назовем ее «картой-схемой».
– …Которая составлена по памяти, – дополнил его сообщение фон Шмидт, – но с более или менее точным указанием квадрата «захоронения» и с надводной привязкой к некоему островку и прибрежным скалам.
Выслушав их, Ингер задумчиво покряхтел и вопросительно взглянул на промышленника, демонстративно предоставляя ему право решающего слова.
– Значит, кое-какие гарантии все же существуют, – не заставил себя долго ждать Крич.
– Несомненно, – согласился Отто Скорцени, – иначе не было бы смысла затевать всю эту экспедицию.
– Вероятность того, что сокровища фельдмаршала станут нашими, очень велика, – подтвердил фон Шмидт, понимая, что провала этих переговоров обер-диверсант рейха ему не простит. Как не простит и попыток навязать Кричу и его компаньонам свою собственную игру. – Скажу откровенно: в свое время я объявил себе: «Ты, барон, погружал эти сокровища, тебе же долг чести офицера СС и аристократа велит вернуть их рейху».
– Кажется, теперь мы слышим именно то, что и хотели услышать от вас, – потеплел голос Крича. – Переговоры о секретном участии наших фирм в этой экспедиции мы уже провели. Но там обсуждались принципиальные вопросы общих усилий, прежде всего финансовых.
– Кроме того, мы заложили основы технического обеспечения операции, – добавил Скорцени. – Суда, водолазы…
– Тогда каков предмет нашей встречи? – вновь позволил себе затеять собственную игру фон Шмидт.
– Прежде всего, хотелось бы знать, – взял слово Крич, как можно вежливее обращаясь к барону, – что конкретно, на ваш взгляд, теперь уже и морского офицера нужно, чтобы операция по поиску клада прошла успешно?
Барон вопросительно взглянул на Скорцени. Тот в последний раз оглянулся на бухту и тоже подсел к столу.
– Вся эта встреча, джентльмены удачи, начинает напоминать мне совещание в капитанской каюте «Испаньолы», – пророкотал он, – накануне экспедиции известных вам персонажей на Остров Сокровищ. Причем сам перед собой я предстаю в образе то ли владельца «карты пиратов» капитана Билли Бонса, похмеляющегося в трактире «Адмирал Бенбоу»; то ли одноногого Сильвера по кличке «Долговязый Джон», с неизменным попугаем на плече; вспомните: «Пиастры! Пиастры!»
– Сравнение, конечно, образное, – недовольно проворчал Крич. – Только слишком уж олитературенное.
– Так что делитесь своими планами и картами, Джон, или как вас там, делитесь – обратился обер-диверсант к барону, не обращая внимания на реакцию промышленника. – А то как бы эти джентльмены не вручили нам обоим по «черной метке».
– Не спорю, некое сходство с тайным советом джентльменов удачи наша встреча напоминает, – живо отреагировал Гольц, по-наполеоновски скрестив руки на груди. – Не хотелось бы, правда, чтобы такие же ассоциации с описаниями Стивенсона вызывали и заключительные сцены нашей экспедиции.
– Вот именно, не хотелось бы, – проворчал доктор технических наук Ингер, которого сравнение их встречи с пиратской сходкой не очень-то вдохновляло. – Однако же не исключено…
– В таком случае предлагаю обсуждать мой план по пунктам, – понял фон Шмидт, что настало его время диктовать свои условия. – Выполнение каждого из которых решает судьбу всего нашего не столь уж и безнадежного предприятия.
– Мы внимательно выслушаем все, что касается конкретного плана. Но только плана, а не общих рассуждений, – предупредил Ингер.
– Первое: случилось так, что контейнеры, которые мы погружали в водах рейха, оказались теперь в территориальных водах Франции.
– Этот вопрос решен, – молвил Крич. – С помощью известной вам княгини Марии-Виктории Сардони итальянский филиал нашей фирмы добился разрешения на поиски некоего затонувшего на корсиканском прибрежье итальянского госпитального судна.
– Речь идет о судне «Сан-Себастьян», которое в самом деле почило где-то к северо-востоку от мыса Капо-Бьянко. – Изобразил Скорцени на своем исполосованном шрамами лице некое подобие скорби. – Само собой разумеется, что Святой престол во главе с папой римским не мог остаться в стороне от богоугодного намерения найти и, по христианскому обычаю, отпеть останки итальянских моряков.
– Где-то там, рядом с сокровищами, действительно лежит на грунте госпитальное судно? – вполголоса поинтересовался Гольц. Однако доктор Ингер снисходительно взглянул на него, как на все еще живой образчик наивности, и, пожав плечами, точно так же, вполголоса, проворчал:
– Если учесть, что все дно у корсиканских берегов усеяно скелетами – корабельными и человеческими…
– Такое судно в самом деле погибло, однако никто не знает, где именно, – с той же снисходительностью разъяснил обер-диверсант рейха. Предположительно в десяти милях от клада фельдмаршала. Однако вернемся к плану экспедиции.
– Губернатор Корсики, а также начальник полиции острова, командир пограничной охраны и командир сторожевого катера «Савойя», он же командир морского погранотряда, о наших намерения извещены, – заговорил доселе молчавший шейх Хайраддин. Он сидел в избранном для себя глубоком кресле, чуть в сторонке от стола, и, закрыв глаза, молитвенно перебирал четки. – Кстати, все они, так или иначе, связаны с ОАС, а в составе экипажей погранотряда служит немало бывших моряков германских кригсмарине.
– Кроме того, мы заручились поддержкой князя Валерио Боргезе, – поддержал его Скорцени, – имя которого взбудораживает чувства моряков всех, теперь уже союзных, флотов.
Словно бы подтверждая его слова, со стороны залива Ольбия донесся протяжный гудок. Таким образом, командир эсминца медленно, с явной торжественностью проходившего створ бухты Кондоре, в очередной раз отдавал честь владельцу виллы.
– Даже если бы этот флотский офицер знал, – объяснил обер-лейтенант Дирнайхт, – что самого Черного Князя в его сардинской ставке сейчас нет, поскольку по просьбе адмирала Солано он негласно инспектирует морскую диверсионную школу «Сан-Джорджио», что неподалеку от Лигурийской военно-морской базы, – все равно гудок эсминца прозвучал бы. У итальянских военных моряков эта традиция, как дань мужеству первому морскому диверсанту Италии, сохранилась еще со времен войны.
– Второе условие экспедиции, – продолжил изложение своего плана фон Шмидт, поблагодарив начальника охраны виллы за информацию, – обеспеченность судами и водолазным оборудованием. Да, я помню, что вы, господин Скорцени, вели с кем-то там переговоры по этому поводу. Однако хочу внести ясность: нам понадобится большой водолазный бот и еще хоть какое-то вооруженное суденышко для охраны мест поиска.
– Ну почему же «суденышко»? – деликатно возразил шейх Хайраддин. – Я предоставил в распоряжение господина Скорцени прекрасную шхуну «Крестоносец», вхождение которой в бухту вы могли наблюдать сегодня. Стоит только составить команду этого судна из хорошо вооруженных морских диверсантов князя Боргезе и по поводу безопасности водолазов-поисковиков можно не волноваться.
– Тем более что они тоже будут отобраны из бывших боевых пловцов, выпускников школ пилотов управляемых торпед не только в Сан-Джорджио, но и в Сан-Россоре[31]. Которой, увы, уже не существует. Кстати, один из них, обер-лейтенант Лиондино, будет командовать водолазно-спасательным ботом «Посейдон», аренда которого оплачена компанией господина фон Крича.
– Точно так же, как итальянский филиал «Эцконтор Рур» взял на себя содержание команды и гостей шхуны «Крестоносец», – поспешил объявить доктор Ингер, определяя свой личный взносе в фонд экспедиции.
– В течение месяца бот, – замечу, самый крупный, ым-ым, из имеющихся в итальянском военно-морском флоте, будет в нашем распоряжении, ым-ым, – вальяжно проигнорировал его уточнение фон Крич. – Помощником командира бота советовал бы назначить господина Гольца, который на международном уровне возьмет на себя юридическое обоснование поисковых работ. Уверен, что обер-лейтенант Лиондино возражать против его кандидатуры не станет.
– Юриста Гольца – морским командиром? – недоуменно повел подбородком доктор Ингер. Причем спрашивал он таким тоном, словно сам претендент на должность помощника командира здесь не присутствовал.
– Извините, господа, – медлительно, вальяжно произнес фон Крич, – забыл уточнить, что в былые времена унтер-офицер Гольц служил на субмарине, а затем какое-то время был командиром отделения водолазов на судне спасательной службы.
– Это, конечно же, меняет существо вопроса, – неохотно пошел на попятную Ингер. – Но, в принципе, я за то, чтобы каждый занимался своим делом.
Барон искоса взглянул на юриста-водолаза. Его неприятно удивлял тот контраст, который возникал при восприятии спортивной фигуры Гольца и его как-то странно округленного, лоснящегося бледнощекого лица, на котором неиссякаемо блуждала угодническая улыбка клерка. Просматривалось в облике этого человека нечто такое, что заставляло старого солдата фон Шмидта относиться к нему так, как относятся к лакеям или к официантам третьесортных ресторанов: «Эй, человек, принеси-ка мне!..»
– И если учесть, – не унимался тем временем фон Крич, – что к сегодняшнему дню господин Гольц предстает в образе опытного юриста, которому придется блюсти наши интересы во всех государственных и банковских учреждениях, то становится понятно, что лучшего помощника командира поискового бота нам попросту не найти.
Выслушав эти доводы, доктор Ингер вновь иронично ухмыльнулся. Предвидя новую вспышку полемики, Скорцени снисходительно поморщился:
– Не будем тратить время на излишнее красноречие, господин Крич. Уж этот-то вопрос мы как-нибудь уладим.
10
