Подставная фигура Корецкий Данил

За городком начинался одноименный мыс, с дорогими отелями и виллами, оранжереями, начинающими распускаться цветниками, голубыми бассейнами и аккуратно подстриженными изумрудными полями для игры в гольф. Вдоль всего побережья колыхались на лазурных волнах белоснежные катера и яхты самых разных размеров.

Вилла под номером восемьдесят восемь расположилась на склоне живописного холма, отлого сползающего в море. Веретнев немного замедлил ход машины, а Макс поднес к глазам бинокль. Солидное трехэтажное здание, покрытые штукатуркой гладкие белые стены, высокие узкие окна, блестящая коричневая черепица. Рядом – двухэтажный флигель. Ниже по склону расположены какие-то хозяйственные постройки, выложенная плиткой дорожка вела к пляжу. У причала застыла 80-футовая красавица-яхта.

– "Александра", – прочел Макс черную надпись на белом борту.

– Нашли! – с облегчением выдохнул он. Не останавливаясь, они прокатили мимо, через час так же неспешно проехали в обратном направлении. Теперь в бинокль наблюдал Спец. Макс и без оптики рассмотрел двух мужчин, которые неспешно прогуливались вдоль решетчатого забора, заметил и отблескивающие по углам виллы объективы двух телекамер.

– Остерегаются, – сказал Спец. – За забором сигнальная проволока, телекамеры... А вон тот, по-моему, Кудлов... Ну-ка, Слон, выпусти меня...

Чтобы не привлекать внимания, они остановили машину вдали от виллы, Спец прихватил «Никон» с внушительной трубой телевика и юрким ужом выскочил наружу.

– До вечера! – бросил он и захлопнул дверцу. Поставив машину на стоянку, Макс и Веретнев отправились бродить по городу. Забрели на большой рынок, прошли вдоль рыбных рядов, где на битом льду, прикрытые листьями, лежали зубатка, солнечник, серебряный лещ, ракушки, мидии, устрицы, креветки и омары. Поражала исключительная чистота, отсутствие шелухи, слизи и даже рыбьего духа – пахло морской свежестью и водорослями.

Потом начались мясные прилавки: сочная телячья вырезка, идеально обрезанные бараньи седла, задние ножки ягнят, свиные антрекоты – все чистое, свежее, аккуратно расфасованное.

– Сырым можно есть, – прокомментировал Веретнев. – Посолил – и жуй!

Макс вспомнил, как они с Машей делали покупки в московских универсамах. Если бы она оказалась здесь, ей было бы интересно... Да и ему было бы веселей...

– Погляди, какие сыры! Я куплю вот этот попробовать... Алексей Иванович погрузился в изобилие сыров – козьего, овечьего, коровьего. Мягкие рассольные, полумягкие, твердые... Круглые лепешечки разных размеров и цветов: белые, розовые, желтые, сиреневые, черные, с присыпкой и без нее, с тонкой корочкой, покрытые пищевой плесенью остро пахнущие брусочки, слезящиеся на разрезе шары...

Макс вздохнул. С Машей надо решать. Хотя она и лгунья и никак не может оторваться от этого своего... хахаля, скажем так, но его все равно тянет к ней как магнитом. Может, потому, что в постели с ней никто не сравнится. А может, по чему другому, неважно, это слишком тонкая материя... Надо окончательно определиться, отшить этого Рината, ну а то, что он трахнул ее, когда Макс был в Лондоне, – что ж... Дело, как говорится, житейское...

Алексей Иванович купил сыра, и они попали в овощные ряды. Крохотные кочанчики брюссельской капусты, спаржа, артишоки, желтые и красные помидоры, горы зелени, изобилие оливок: греческие, испанские, итальянские, соленые, маринованные, вяленые, сушеные...

Веретнев очень любил оливки и набрал несколько маленьких пакетиков.

– Давай с пивом, – оживленно предложил он. – Хотя с вином тоже хорошо...

В двух шагах от рыночных прилавков стояли на тротуаре столики открытого кафе, Веретнев разложил на одном из них покупки, заказал пять бутылок пива.

– Я сейчас, – сказал Макс и отошел в сторону. В газетном киоске за сорок пять франков купил телефонную карточку, завернув в проулок, нашел таксофон. Семерка, московский код, Машин номер. Она ответила сразу, будто ждала звонка.

– Здравствуй, дорогой! – судя по голосу, девушка была рада его слышать. – Как твои дела? Ты в Лондоне?

– Все в порядке, – радостно ответил Макс, которому передалось ее настроение. – Я удачно сработал в Лондоне, а теперь нахожусь в самом прекрасном месте на земле... Море, солнце, замечательный пляж, яхты, оливки с пивом... Для полноты ощущений не хватает только тебя!

Маша засмеялась.

– Где же такое райское место? Я тоже туда хочу!

– Сейчас я не могу тебе сказать. Но мы обязательно побываем здесь вместе...

– Противный! Вечно у тебя секреты!

– Не обижайся. Скоро увидимся. Закончив разговор, Макс набрал еще один московский номер.

– Слушаю! – напряженно отозвался Яскевич.

– Это я, Макс. «Доверие» достигнуто, но возникли проблемы.

Карданов замолчал.

– Слушаю, слушаю!

Сейчас Макс был для Яскевича главным человеком на земле. Ибо от него зависела дальнейшая карьера подполковника.

– Возникли осложнения, надо отсидеться. Серьезной опасности нет. Можно считать, что все идет по плану.

– Все штатно? Все штатно? – надрывался Яскевич.

– Все штатно! – повторил Макс. Это заветное слово избавляло Яскевича от необходимости поднимать тревогу по поводу пропажи группы Макса. Раздался щелчок разъединения. Время карточки закончилось, и финал разговора получился очень естественным.

– Где ты ходишь? – встретил его Веретнев. Пустые бутылки и гора косточек красноречиво свидетельствовали, что он не терял времени зря.

Спец вернулся около десяти. Ужинали они на открытой веранде ресторанчика «Русалка», над морем. Луковый пирог с анчоусовым пюре и черными оливками, овощное рагу, равиоли. Сытно, вкусно, недорого. Пили дешевое розовое вино, хорошо утоляющее жажду.

– Видел Кудлова, с ним был еще один, – с набитым ртом рассказывал Савченко. Он здорово проголодался.

– Потом приехали мужик с девкой, их я тоже не знаю, хотя у нее лицо знакомое... Но отщелкал всех...

Из внутреннего кармана куртки он извлек пакет с фотографиями.

– Когда успел? – Макс раскрыл пакет.

– Тут за полчаса проявляют и печатают. Три франка снимок.

Кудлов в пестрой рубашке сидит в шезлонге рядом с бассейном, в руке бутылка пива, на лице отчетливо читается выражение довольства жизнью.

– Неплохо устроился! – Веретнев встал и заглядывал Максу через плечо. – Оружие у него есть?

– Не видел...

Из красивой красной машины выходит респектабельный мужчина в светлом костюме, подает руку высокой блондинке. Мужчина и блондинка идут к вилле. Лица крупным планом.

– Здравствуйте, Леонид Васильевич! – с недоброй улыбкой сказал Макс, вглядываясь в фотографию.

– Почти не изменился, гад. Вроде даже помолодел! Вот паскуда!

Откуда-то из глубины его существа всплыла черная первобытная ненависть к человеку, который послал его на верную смерть. Странно, раньше он не испытывал к нему столь острого чувства. Может, по контрасту с сытостью и благополучием сегодняшнего Евсеева...

– Хорошая девушка, – произнес Слон. – Кажется, я ее где-то видел...

Блондинка с Кудловым стоят у бассейна и улыбаются. Евсеев обернулся, лицо недовольное, рот открыт, будто в выкрике...

– Слушай! – воскликнул вдруг Спец, отставляя опустошенный бокал. – Так это же Алика Суворова! Чтоб я так жил!..

– Точно! – подтвердил Веретнев. – А говорили, что она в Штаты съехала...

Макс покрутил фото в руках, разглядывая под разными углами. Да... Алика Суворова, недавняя звезда российской эстрады, которая семь лет назад неожиданно исчезла с музыкального небосклона, вдруг обнаружилась в Антибе, в обществе бывшего ответственного работника ЦК КПСС Леонида Евсеева. За это время она успела превратиться из жгучей брюнетки в блондинку, приобрести европейский лоск и ровный оливковый загар, характерный для обитателей Лазурного берега.

– Алика, Алика... – пробормотал Веретнев. – Это же уменьшительное от «Александра»?

– Точно, Алексей Иванович, – сказал Макс. – Та самая Александра. В ее честь и названа яхта.

Веретнев вспомнил супругу Евсеева, Инну Андреевну – в каком-то дурацком спортивном костюме, в грязных резиновых сапогах, на пороге приходящей в упадок жуковской дачи. Да, сравнение, конечно, не в ее пользу. Алика Суворова была ослепительна: платиновые волосы, загар, белая блузочка и эффектный голубой костюм... «Два мира – две судьбы», – как любил в свое время повторять Евсеев и его коллеги-идеологи.

– Режим у них спокойный, – сказал Спец. – Кудлов не по сторонам смотрит, а ворота открывает да за покупками ездит. Короче, не охранник, а прислуга. Если и дежурят по ночам, то без особого бдения. А чего? Они тут живут семь лет, никто не нападает, обстановка благоприятная, полиция работает как часы. Реальной опасности нет, это расслабляет...

– Так что будем делать? – поинтересовался Веретнев. Макс промолчал и посмотрел на Спеца. Тот расправился наконец с равиолями, выпил вина и вытер ладонью мокрые губы.

– Наблюдаем сегодняшнюю ночь и завтрашний день. А следующей ночью их накрываем. В четыре утра – самое подходящее время.

– А сигнализация? – спросил Макс.

– Детские игрушки...

– Может, присмотримся подольше? – засомневался Веретнев.

Спец покачал головой.

– Город маленький, все на виду. Возле виллы торчать опасно. И вообще... Я уже пожалел, что отдал пленку в печать: уж больно специфичные ракурсы и планы. Как бы не засветиться...

– Надо оружие проверить! – нарушил молчание Спец. Мышление у него было предельно конкретным.

Вечером они выехали на пустынный пляж между Антибом и Ниццей. Спец залез под машину, отвинтил поддон картера двигателя и вынул пропитавшиеся отработанным маслом свертки. Расстелив на песке старую рубашку, осторожно развернул свертки и выложил их содержимое на светлую ткань.

– Музей второй мировой войны! – присвистнул Макс, глядя на шарнирный затвор, сильно скошенную рукоять «парабеллума» и массивные корпуса офицерских «вальтеров П-38». Тонкие стволы пистолетов заканчивались резьбой для безнадежно устаревших глушителей, напоминающих отрезки двухдюймовой водопроводной трубы.

– Ничего, это надежные машинки. – Спец ловко обтер с «парабеллума» смазку, навинтил глушитель, с мягким лязгом загнал магазин.

– Поставьте бутылку под фары! Пивная бутылка с десяти шагов почти растворялась в свете фар, теряясь на фоне песка. Спец поднял руку.

– Пц-крац! – металлический лязг затвора перекрыл сдавленный кашель выстрела. Рядом с бутылкой взметнулся фонтанчик песка.

– Пц-крац! Пц-крац! – после третьего выстрела бутылка разлетелась вдребезги.

– А ты ругаешься! – укорил Макса явно довольный собой Савченко. – Давай попробуем остальные...

Вакансий в «Семи звездах» не было. Савик все-таки вызвал менеджера по персоналу.

– Я и сантехником могу, и электриком, могу полы мыть или банщиком... Рублей на пятьсот хотя бы...

В вестибюле комплекса было чисто, тихо и солидно. Молодой человек в черных брюках, черных ботинках, белой рубашке, бордовом пиджаке и бордовой бабочке с любезным безразличием смотрел поверх Савиковой головы.

– На заводе сократили, а работы нигде нет, – продолжал канючить тот. – Я живу-то совсем рядом, и телефон есть – если что, мигом подскочу.

В глазах менеджера появился некоторый интерес.

– И в субботу могу, и в воскресенье... Молодой человек поднес к лицу рацию.

– Алик, тут парень подошел насчет работы. Живет рядом, говорит, в выходные может обеспечивать. А то помнишь, когда канализация забилась, два часа ждали, хорошо, солидняков не было... Ага. Да на пятьсот согласен Понял.

И, опустив рацию, сказал:

– У нас сантехника в выходные не дозовешься, один раз чуть в дерьме не утонули. Да и бухает он по-черному. Пойдешь к нему помощником, а там посмотрим.

– Спасибо! – Савик радостно кивнул. Глаза у него лучились неподдельным счастьем.

«Вот довели людей! – подумал менеджер. – За пятисотку в дерьме возиться – и столько радости...»

– Только смотри, у нас строго. Дисциплина и вообще. Люди тут солидные бывают, тогда сиди где-нибудь в углу и носа не высовывай. Судимостей у тебя нет?

– Боже упаси! – Савик так затряс головой, что она чуть не отвалилась.

– Хорошо. И чтобы дома все было нормально. Наша служба безопасности не любит дебоширов и скандалистов!

– Дык я только рыбок развожу... Савик беспомощно развел руками. Менеджер рассмеялся.

– Паспорт с собой?

– С собой...

– Тогда пойдем к Иван Иванычу.

Сантехник оказался высоким худощавым мужиком с морщинистым лицом крепко пьющего человека. Помощнику он обрадовался.

– Когда я начинал, то самую тяжелую работу делал, – сообщил он. – Так что ты тоже готовься. А то эти господа напихают бумаги в унитазы, а не успеешь прочистить – на ковры польется. Тогда могут с тебя и вычесть. Тут строго!

Иван Иваныч любил учить жизни, и Савик за половину дня наслушался про осторожность, аккуратность и дисциплинированность.

– Запомни одно: ты слепой и глухой! Мало что увидел – тут же забыл. И уж боже тебя упаси языком болтать. Так и до нехорошего совсем близко...

У тебя инструмент есть? – делая ударение на втором слоге, спросил наконец сантехник.

– Нету, – развел руками Савик.

– Видишь как, – печально вздохнул тот. – Значит, хочешь моим пробавляться... А как же вдвоем с одним инструментом?

– Дык вы показывать будете, а я крутить, – нашелся Савик. – Потом свой заведу. А сегодня приглашаю выпить за мою «прописку».

– От это правильно! – обрадовался Иван Иваныч и заметно помягчел. – А сейчас пойдем, в баре на втором этаже раковина засорилась...

Пили после работы в ближайшей забегаловке. Наставник почти не закусывал и быстро дошел до кондиции.

– Значит, так, в комнаты, когда там гости, не заходи! А то пропадет что – на тебя скажут... Ну и вещи там, деньги – ни-ни! Пусть бутылка открытая стоит или рюмка полная – не трогай! Ну и если с бабами голыми всякое безобразие – закрыл глаза и ушел! И тут же забыл!

Иван Иваныч громко отрыгнул.

– Ничем не интересуйся и ничего не спрашивай. У нас был один буфетчик, все любопытствовал, да так и пропал неизвестно куда...

На следующий день Савику выписали временный пропуск, действительный при предъявлении паспорта. Иван Иваныч показал все сложное сантехническое хозяйство. Особое внимание ученика привлекла система наполнения и сброса воды из бассейна.

В огромном подвале, расположенном вокруг бассейна, переплетались никелированные трубы разного диаметра, тут и там торчали термометры и манометры. Стальные бока бассейновой ванны обильно покрывал конденсат, и хотя он стекал в специальные ливнеприемники, в помещении было очень влажно и душно, дышалось тяжело. Свет желтых лампочек рассеивался в пропитанном паром воздухе, поэтому здесь всегда царил полумрак. Наверху, под потолком, сплошным пунктиром шли узкие, горизонтально вытянутые окошки, сквозь которые проникал дневной свет.

Взобравшись на стремянку, Савик выглянул в одно такое окошко и увидел плещущуюся совсем рядом воду.

– Гля! – удивленно выкрикнул он. – А если зальет? Иван Иваныч крякнул.

– А ливнеприемники на что? Давай, умник, слазь сюда! И, подойдя вплотную, сурово сказал:

– Мы для того здесь и поставлены, чтобы за уровнем следить, чтобы ничего не переливало! И чтобы оборот воды шел, она всегда свежей обязана быть! И притом, чтобы не остыла да не перегрелась! Потому нечего тебе, как обезьяне, под потолком лазить, смотри, что я показываю, да учись!

Новенький проявлял чудеса послушания и прилежания, причем каждый день приносил бутылку, суровый наставник был доволен, но на свою беду не задумывался над причинами столь нестандартного поведения. Так длилось пять дней. А в среду вечером Ивана Ивановича прямо возле его дома неизвестный ни с того ни с сего саданул ножом в живот. Сантехника увезли в «Склиф», прооперировали, и он возмущенно рассказывал соседям по палате, какие нелюди развелись в Москве. А соседи рассказывали ему аналогичные истории.

В четверг Иван Иваныч на работу не вышел, и менеджер по персоналу порадовался, что нашел ему замену, тем более что это был особый день. Необычность дня Савик почувствовал на себе: его дважды обыскали при входе, а в конце смены охранник заглянул к нему под бассейн и сказал:

– До семи никуда не выходить, сиди здесь! И смотри, чтоб вода по полной норме соответствовала!

Савик кивнул головой и запер дверь изнутри. Стремянка уже стояла наготове у самого начала первой дорожки. От прорези в стенке бассейна до вертикальной хромированной лесенки было не больше сорока сантиметров.

Когда наступило время "Ч", в воду попрыгали веселые девчонки в откровенных купальниках, они смеялись, брызгались и дурачились, потом, будто по команде, выскочили из бассейна. Через несколько минут в воду на первой дорожке торпедой врезалось мускулистое тело охранника, потом по хромированным ступеням осторожно спустилось дряблое тело охраняемой персоны.

Савик терпеливо ждал. Прошло около двадцати минут, по вялым всплескам он понял, что объект возвращается, и привел «стрелку» в боевую готовность. Первыми в поле его зрения оказались вцепившиеся в поручень руки с пигментными пятнами, потом слепо щурящееся лицо с прикрытыми, от стекающих с волос капель, глазами и отвисшими брыльями щек, потом в секторе появилась поросшая редкими седыми волосами грудь, и Савик навел стрелку, но нажал рычаг, когда грудь сменилась бледным отвисающим животом.

Дряблое тело тут же скользнуло вниз, раздался всплеск, затем еще и еще: в воду прыгали охранники в плавках и в костюмах, закричала девушка, потом хрипло зарычал мужчина, кто-то громко ругался, кто-то требовал вызвать «Скорую помощь»...

Савика это уже не интересовало. Спустившись, он отставил стремянку в угол, отпер дверь и включил фильтрацию и подогрев воды. Через полчаса плавательный зал обезлюдел, но он старательно довел фильтрацию до конца и покинул помещение после семи часов, как и было велено.

Утром пятницы Директор сидел в своем кабинете, ожидая звонка от Смольского. Тот позвонил в пол-одиннадцатого, как и было договорено.

– Твой парень блестяще справился с делом! Просто блестяще!

Смольский обычно не отличался эмоциональностью, но сейчас не находил слов от восторга.

– Он у тебя в приемной, впусти и реши с ним все вопросы...

В приемной? Директор включил камеру. Действительно, это чмо болотное смирно сидит на стуле. Один, без своих отморозков.

– Какие вопросы? – недовольно спросил он. – Нет у меня с ним никаких вопросов!

– Пусть зайдет, передай ему трубку, я хочу вас помирить, – настаивал Смольский.

Директор отдал распоряжение. Савик зашел, достал из кармана ручку и направился к столу. Очевидно, Смольский хочет, чтобы они подписали какое-то соглашение...

Вошедший не поздоровался, и Директор тоже молча передал ему трубку.

– Алло?

Одной рукой держа трубку, второй Савик протянул ручку вперед, будто показывая на что-то. Директор встретился с ним взглядом и вдруг с пронзительной ясностью понял, на что показывает этот плюгавый человечек и как он обделывает свои делишки... Обостренными чувствами он сумел воспринять отделение и полет стрелки и даже ощутил, куда она попадет: кожа над кадыком заранее сморщилась и онемела... Но в следующую секунду стрелка вонзилась именно в эту точку, большое сильное тело дернулось, выгнулось, и Директор прекратил свое земное существование...

– Ты слышишь меня? – повторял Смольский. – Почему ты молчишь?

– Директор только что умер, – ответил Савик. – Похоже, разрыв сердца.

– Уже?! – ужаснулся Смольский. Но тут же взял себя в руки.

– Наша договоренность остается в силе... Правда, я хотел предложить тебе другой вариант...

Отключившись, Смольский долго сидел с коротко сигналящей трубкой, не в силах разжать сведенные судорогой пальцы. Его нельзя было упрекнуть в излишней чувствительности или сентиментальности, но сейчас Смольский был явно выбит из колеи.

Утром вести наблюдение отправился Веретнев, а Макс и Спец поехали в Канн, чтобы сделать нужные покупки подальше от предстоящих событий. Вначале следовало поменять деньги, и после непродолжительных поисков они нашли меняльную контору «Томас Кук». По настоянию Спеца соблюдали конспирацию: оставили машину на параллельной улице и через двор вышли к нужному месту.

Макс просунул в окошко тысячу английских фунтов, кассир пересмотрел купюры под ультрафиолетовой лампой и поднял взгляд на клиента.

– Попрошу ваш паспорт, сэр, – произнес он на безупречном английском.

– А что случилось? – насторожился Макс.

– О, ровно ничего! – клерк дружелюбно улыбнулся. – Когда обмениваются крупные суммы, мы фиксируем паспортные данные. Простая формальность.

Карданов быстро прокрутил в голове, чем грозит засветка документа, и пришел к выводу, что ничем. Британский паспорт был изготовлен, по словам Яскевича, «лучше настоящего». Да и ситуация самая рядовая... Улыбнувшись в ответ, он протянул твердую коленкоровую книжицу. Клерк не заметил небольшой заминки и, нажав несколько клавиш на компьютере, принялся отсчитывать двухсотфранковые купюры. Макс машинально следил за его руками, считая про себя.

– Кажется, за нами следят, – напряженным шепотом сказал вдруг Спец. – Смотри, слева.

Макс скосил глаза, но никого не увидел.

– Пожалуйста, сэр, – кассир протянул внушительную пачку денег. – Пересчитайте, я вам выдам квитанцию. Он снова принялся нажимать клавиши.

– Спасибо!

Сунув деньги в карман, Макс вслед за Спецом бросился в проходной двор. Кассир крикнул что-то вслед, но они не обратили на это внимания. Следом никто не бежал. Тщательно проверяясь, они сделали несколько кругов по центру города, но слежки не обнаружили.

– Показалось? – спросил Макс.

– Черт его знает! – Спец раздраженно выругался. – Может, и показалось...

В спортивном магазине купили три недорогих рации ограниченного радиуса действия, два мощных фонаря, три прочных куртки темного цвета со множеством карманов, одинаковые тяжелые ботинки на ребристой подошве и моток веревки.

Потом отправились в оружейный магазин, где приобрели три пулезащитных жилета из многослойного кевлара, напоминавшего некогда горячо любимую советскими людьми ткань «болонья». В левом нагрудном карманчике под «молнией» размещалась квадратная титановая пластина. На всякий случай взяли две аэрозольные упаковки с газом «Си-эС» и одну с экстрактом кайенского перца – от собак.

Среди изобилия одностволок, двустволок, нарезных карабинов, штуцеров, антикварных капсюльных ружей и винтовок Первой мировой Макс обратил внимание на вполне современные револьверы под длинный девятимиллиметровый патрон и небольшие карманные пистолеты малого калибра.

– Можно было и стволы здесь прикупить, а не таскать с собой всякую рухлядь! – шепнул он Спецу. Тот мрачно кивнул.

– Дело за малым: следовало обзавестись французским паспортом и разрешением полиции.

Тут он был прав. Поэтому ограничились тремя автоматическими ножами, с резким щелчком выбрасывающими блестящие двенадцатисантиметровые клинки.

Такие ножи продавались совершенно свободно и в обычных промтоварных магазинах, наряду с кастетами, раздвижными дубинками, тяжелыми булавами со стальными шипастыми набалдашниками, наручниками.

– Вот что интересно. – Спец Потер небритую щеку. – У нас бы все это раскупили и сразу начали молотить друг друга. А у них – нет. Почему так?

Макс пожал плечами.

– Наручники возьмем?

– Обойдемся. Вещь специфическая, к чему лишнее внимание привлекать. Вот в радиотовары давай заглянем...

Там Спец купил набор инструментов электромонтера и ремкомплект для любительской радиостанции. Напоследок, зайдя в аптеку, он приобрел инсулиновый шприц и комплект первой помощи при автомобильных авариях.

– Кажется, все... Хотя в нужный момент всегда чего-то не хватает...

В обед Спец сменил Веретнева, к закату солнца он вернулся. Ужинали около восьми часов на открытой террасе рыбного кафе. Вечер был пасмурным, море дышало густой соленой влагой. Терраса практически пустовала, лишь два столика в противоположной стороне занимали степенные пожилые американцы.

– Когда Макс деньги менял, какой-то тип вертелся рядом, – сообщил Спец Веретневу. – Отвратительная вырожденческая рожа – нос как свиной пятачок, уши торчком... Очень он мне не понравился! Ты что, Макс? Чего с лица сбледнул?

– Просто в Лондоне за мной шел такой... Бледный, круглая физиономия... Будто рос в подвале без овощей и фруктов...

– Похоже...

– Бросьте! – вмешался Веретнев. – У страха глаза велики! Кто за вами может следить? Если это контрразведка, то англичане и французы не могут использовать одного и того же сотрудника. А если не контрразведка, то кто?

– А кто Кудлова в Москве искал? – спросил Спец. – Ты сам рассказывал! Кто нам в спину дышал, за фоткой яхты охотился?

Наступила напряженная тишина.

– Ладно! – подвел черту Макс. – Поздно головы ломать. Скоро все увидим...

Гарсон обслуживал ловко, предупредительно и без суеты. Макс поручил ему накрыть стол на свой вкус, и тот не подвел. Запеченные в гриле крупные креветки, насаженные на деревянные шпажки, рыбный суп de poisson c натертым чесноком хлебом, острой приправой и тертым сыром, практически бескостный «морской язык», тушенный с луком и провансальскими травами, наполненные острым мясным фаршем артишоки, молодые кабачки и помидоры... Все очень вкусно, изысканно и красиво.

Макс улыбнулся и показал большой палец. Официант польщенно кивнул и подошел поближе.

– Вы сделали правильный выбор, месье, – улыбнулся он. – Наша кухня не уступает «Дю Бакону», хотя у нас все гораздо дешевле. Но если вы закажете, наш повар приготовит не хуже и буйабес, и запеченного под солью морского волка...

Молодой человек хорошо говорил по-английски, и только слово «месье» звучало на французский манер. Он был искренне рад доставлять удовольствие посетителям, как будто принимал гостей в собственном доме.

– Что это – «Дю Бакон»? – поинтересовался Веретнев.

– О, мсье, это шикарный рыбный ресторан на мысе Антиб!

Гарсон выразительно подкатил глаза.

– Он включен в справочник самых лучших ресторанов побережья, а их там всего двадцать четыре... Но очень дорогой! Пообедать в нем могут лишь очень состоятельные господа...

– Давайте с этого и начнем новую жизнь, – сказал Веретнев, когда официант отошел. – Заберем деньги и отпразднуем это в самом дорогом ресторане...

Веретнев заказал двести пятьдесят граммов водки, Макс и Спец от спиртного отказались и пили минеральную воду. Напряжение предстоящей операции окутывало красиво сервированный стол невидимой удушливой пеленой. Пистолеты с глушителями и кевларовые жилеты, ждущие своего часа в багажнике машины, плохо согласовывались с изысками французской кухни и не способствовали повышению аппетита. Впрочем, Спеца это, похоже, не касалось.

– Думаю, будет не до этого, – трезво сказал он, уминая фаршированные помидоры. – Сделал дело – надо сразу уносить ноги.

Наблюдение подтвердило первоначальное предположение: Кудлов и Злотин дежурили по очереди, особой бдительности в несении службы не проявляли, ночью спали во флигеле. Не охранники, а сторожа. Оружия при них замечено не было. Сегодня смена Злотина.

Прислуга вечером уходила, и в огромном доме оставались лишь Евсеев с блондинкой. Спец считал предстоящее детской забавой. Макс же, вспоминая зловещий «вальтер» с трубой допотопного глушителя, думал, что вряд ли сможет выстрелить в кого-то из бывших сослуживцев, да и в эту падаль Евсеева тоже... Его мучили дурные предчувствия.

Стемнело, морская прохлада забиралась под свитера, официант зажег на столике свечу под стеклянным колпаком. Тонко и жалобно запела скрипка: невысокий пожилой мужчина с торчащими вокруг заметной плеши волосами извлекал из инструмента печальную чистую мелодию.

– Мне кажется, все вокруг чужое, – вдруг сказал Веретнев. – Эти пляжи, это море, эти пальмы... Стерильная чистота, размеренный уклад жизни, достаток, доброжелательность посторонних людей... Все чужое!

– Или мы здесь чужие, – подал голос Макс.

Скрипач медленно подошел к столику, нагнулся, заглядывая в глаза, смычок медленно прошелся по напряженным нервам, Макс отпрянул, протестующе вскинул руку. Обиженный музыкант побрел к столикам американцев.

– И что мы будем делать с деньгами? – спросил Веретнев. – Ну, если все выгорит. Вот ты, Володя?

– Не знаю, – после паузы ответил Спец. – За две тысячи баксов можно купить хороший профессиональный компьютер, за двести тысяч – виртуальный тренажер класса "Б", за два миллиона оборудовать центр по виртуальной подготовке... Только зачем мне это?

– А ты, Макс? Карданов задумался.

– Не знаю... Возьму Машу, съездим куда-нибудь в Испанию, отдохну... А там видно будет... Можно дом купить в Подмосковье... А вы что сделаете?

Теперь скрипка плакала для американцев. Но они в ответ весело улыбались и хлопали в ладоши. Скрипач отошел в угол и играл сам для себя. Холодный порывистый ветер рвал звуки и забрасывал их в море.

– Сделаю ремонт, вот что! Мебель куплю...

– Слышь, Алексей, – неожиданно спросил Спец. – А ты не думал променять свое Орехово-Борисово на Лондон? Ведь это единственный город, в котором ты по-настоящему жил – сам рассказывал...

– Не думал, – мрачно отозвался Веретнев. – За все надо платить: за убежище, за кров, за гражданство... А у нашего брата валюта одна – развединформация. Она сроков давности не имеет, и живые люди за ней. Я же не проститутка, как Гордиевский и все эти сволочи-перебежчики!

– А если платить деньгами? Ты же будешь богатым дяденькой... – не отставал Савченко.

– Не знаю... Если бы лет тридцать назад... Но тогда это исключалось по другим причинам – мозги у нас были по-другому устроены!

– Короче, собрались три дурака – деньги им не нужны, а на рожон лезут! – подвел итог Спец. – Так, может, развернемся и поедем обратно?

Макс без особого убеждения покачал головой.

– Дело не только в деньгах. Он же меня на тот свет отправлял! Хочу теперь ему в глаза посмотреть, послушать, что он скажет...

Он говорил не очень искренне: сейчас все это по большому счету было ему безразлично. Просто они сами создали ситуацию, которая теперь ведет их за собой. И чтобы остановиться, сохранив уважение к себе, нужны очень веские причины.

Спец усмехнулся.

– Не знаешь, что он скажет? Что он ничего не знал или его заставили, он вынужденно выполнял приказ, хотя сердце его обливалось слезами...

На тротуаре вдруг вспыхнули разом уличные фонари, освещая окутанный мраком прибрежный городок. Скрипка умолкла. Макс поднялся и засунул в карман скрипачу пачку стофранковых купюр.

Макс быстро перелез через ограду и, откатившись в кусты, застыл. Его слух был обострен до предела. Тихо, тихо, тихо... На шоссе по ту сторону виллы проехала машина. Качнулись от ветра жесткие ветви клена. Прирученная кровь осторожно стучалась в барабанные перепонки. Периметр не освещался, лампочки горели только над входом в дом.