Акция прикрытия Корецкий Данил

Глава вторая

Утверждения о том, что преступник не имеет национальности, и о том, что национальный признак нельзя класть в основу обозначения криминальной «окраски», неверны. Или, по крайней мере, не совсем верны. Ни один пуэрториканец, ирландец или еврей не сможет стать полноправным членом «Коза ностры» – только чистокровный итальянец. А в «общество чести», или пресловутую мафию, ставшую родовым обозначением всех организованных преступных сообществ, но на самом деле представляющую собой вполне конкретную организацию, путь открыт не просто уроженцу Апеннинского полуострова, но именно сицилийцу. Точно так же вступить в каморру имеет шанс лишь неаполитанец... Другие известные преступные организации не требуют столь строгой привязки к определенному региону, но обязательно выдерживают национальный признак: якудза – только японцы, в триадах – исключительно югоазиаты: китайцы, вьетнамцы, малайцы...

Пуэрториканцев, ирландцев или евреев этот факт не обижает, потому что они создают собственные криминальные кланы и тоже не допускают в них чужаков. В подобном подходе скрыта глубокая мудрость, ибо кровнородственные связи куда прочнее временных общих интересов: предать отца, дядю, брата или просто соплеменника гораздо труднее, чем постороннего соучастника, даже если с ним уже не раз ходил «надело».

И в России, где не так сильны родственные узы, преступные группировки складываются тоже не абы как: в их основе землячество, дружба с детства, общие увлечения – спорт, военная подготовка и т. п. Представители же интернационального разноплеменья бывшего СССР твердо придерживаются национально-кланового принципа, поэтому в Москве успешно действуют азербайджанская, армянская, узбекская, чеченская организации, отвечающие всем признакам мафии.

Магомет Тепкоев возглавлял чеченскую группировку. Не занимая никаких официальных постов и не имея столичной прописки, он жил в огромной квартире на Кутузовском проспекте, где недавно произвел евроремонт, обошедшийся ему в пятьдесят тысяч долларов. Денег он не считал так же, как автомобилей, домов, квартир, дач, любовниц и других символов преуспевания настоящего горского мужчины. Ему подчинялись и Лема Терлоев, и Ильяс Бузуртанов, и Али Шерипов, и Арсен Татаев по прозвищу «Битый Нос», и все остальные руководители «отрядов», «команд» и «бригад», а через них – рядовые члены криминального сообщества. Опосредованно ему подчинялись все тридцать тысяч земляков, составляющих чеченскую общину московского региона, даже не связанных с преступным миром: система обычаев, традиций, разветвленных и переплетающихся родственных связей не позволяли никому обособиться от диаспоры.

Сейчас Магомет по спутниковому телефону беседовал с родиной.

– «Воздух» прокачали полностью, есть еще друзья в банках, готовь документы... А «картинки» больше не направляй – сейчас во всех магазинах машинки для просвечивания, а у наших вообще крупные купюры берут неохотно... Нет смысла... «Тачки» дошли все целые? Этот перламутровый «мерс» можешь взять себе, а свой отдай Руслану – он давно просит... Азамат долг вернул?

В Гудермесе, в огромном трехэтажном доме, украшенном параболической спутниковой антенной, телефонную трубку держал средний брат Абу, ведавший делами семьи на Кавказе. Он находился в более сложном положении, чем Магомет, потому что работать дома гораздо трудней, чем в России. Там никто никому не нужен, и несколько настоящих мужчин со «стволами» могут делать все, что захотят. Другое дело здесь...

Тут все держатся друг за друга, попробуй обидеть кого – мигом родственники поднимутся, а у каждого сейчас и автомат, и гранаты, и подствольники. На авторитет не смотрят: хоть ты большой начальник, хоть кто – отвечай за обиду! А если кровь пролил и скрылся, за тебя родственники расплатятся – брат, отец, сын... Древний обычай исполняется свято, он и раньше был куда действенней, чем милиция, прокуратура и суд, вместе взятые... Застрелит милиционер грабителя, по закону его оправдают, а род убитого свое решение принимает: кровь за кровь! И все законы – в сторону. Разве что у милиционера свой тейп[3] имеет большую силу, тогда договариваются, находят через мул, стариков какой-то компромисс – заменяют кровь выкупом...

– Попросил отсрочки, – неохотно проговорил Абу, зная, что такой ответ вызовет недовольство старшего брата. И он не ошибся. Магомет перешел на крик.

– Слушай, сколько можно отсрочивать? Когда товар брал, об отсрочке речи не было! Потому и о процентах не договаривались! Почему мы должны свое терять? Инфляция, инфляция, скоро возвращать нечего будет! Ты разве не можешь там без меня все ему объяснить, как мужчина мужчине? Включай счетчик, пускай думает...

Абу тяжело вздохнул. Род Азамата гораздо древней и мощней клана Тепкоевых. Поэтому с этим должником нельзя поступать так, как Магомет привык у себя в Москве...

– Что молчишь?

– Думаю, – обтекаемо ответил он. Брат, очевидно, предположил, что Абу выстраивает планы решительных действий, и смягчился.

– Как там вообще дела? Что поделывает Дударик?

– Все обещает счастья и процветания. Его люди уже процветают. Хамхоев дом шикарный купил в Америке, Бекбулатовы то в Англии дела делают, то в Турции... Свой самолет у них...

– Про нас ничего не говорит?

– А-а-а... Говорит. Недавно по телевизору выступал: настоящие чеченцы должны вернуться домой и все деньги вложить в экономику республики...

– Понятно. Чтобы Хамхоев еще один дом купил. Ну ладно... Что с командировкой?

– Пятнадцать человек готовы, ждут сигнала. Только они «пустыми» поедут. И особо «засвечиваться» не могут, почти все – в розыске.

Спутниковая связь давала прекрасную слышимость, соблюдать конспирацию братья не считали необходимым, ибо опыт показывал ненужность особых предосторожностей: в демократической России компетентным органам было глубоко безразлично, о чем говорят ее граждане.

Положив трубку, Магомет Тепкоев занялся текущими делами. Личный секретарь, порученец и телохранитель Лечи, здоровенный, густо заросший иссиня-черными волосами с ног до головы парень, шепотом пересказал новости, могущие заинтересовать руководителя общины:

– У Бузуртанова проблема с русаками – те наехали на его магазин в Останкине, назавтра назначена «стрелка»[4] для разборки. Но Ильяс решил по-другому: шепнул своим друзьям в милиции, пусть работают. А сам хочет повеселиться – заказал в ресторане напротив столик у окна, чтобы посмотреть комедию. Друзей позвал – всех, кто желает.

Тепкоев довольно усмехнулся.

– Хитрая лиса этот Ильяс, здорово придумал! Запиши, напомнишь, будет время – пойду посмеяться...

– Ночью три чеченца напали на квартиру в Орехове-Борисове, хозяев убили, соседа ранили. Кто такие – неизвестно, скорее всего «дикари». Магомет поморщился.

– Что еще?

– Лема убрал Ашота-цветочника. Сделал чисто, по заказу, подозрений нет.

– Давно пора! Теперь постепенно надо потеснить армян на Юго-Западе, прибрать территорию к рукам.

– Лема как раз присмотрел там старый пивной ларек, хочет откупить и на его месте поставить павильон.

– Пусть делает. Что еще?

– Шерипов спрашивает, когда отправлять груз. У него на даче уже тонн десять чистой меди, вольфрам, молибден...

– Металл есть не просит. Сейчас все дороги к Грозному перекрыты, подождать надо. Главное – туда доставить, а потом самолет вызовем и переправим. Не нужно спешку гнать. Долго они транспорт контролировать не будут.

Пока Магомет решал важные дела, члены группировки занимались повседневной рутинной работой: выбивали дань из торговцев, коммерсантов, бизнесменов различных мастей; запугав и подкупив управляющих банками, получали чемоданы денег по фальшивым авизовкам; разбирались на «стрелках» с конкурентами; похищали людей, грабили и совершали разбойные нападения, калечили, убивали, насиловали – словом, делали все то же, что и Другие преступные организации.

Лема Терлоев расширял легальный бизнес и одновременно вторгался на чужую территорию. На месте старого, вросшего в землю пивного ларька он намеревался открыть современный павильон «Баварское пиво с сосисками». Загвоздка заключалась в том, что неказистое строение с забитым досками торговым окном являлось эвакуатором бывшего одиннадцатого отдела КГБ СССР под номером двенадцать. Но об этом никто из оформляющих сделку не знал.

Когда генерал Верлинов создавал систему спецобъектов, позволяющих оперативным сотрудникам скрыться при необходимости в подземных коридорах Москвы, государственная недвижимость, даже в виде ветхого ларька, не продавалась. А чтобы исключить любые случайности и накладки – отвод земли под строительство, снос, проникновение вовнутрь и тому подобные неожиданности, – в каждом райисполкоме существовал государственный чиновник, имеющий перечень неброских и малоприметных сооружений: телефонной или трансформаторной будки, гаража, подвала в цокольном этаже жилого дома, пункта приема стеклотары, при возникновении интереса к которым следовало позвонить по определенному номеру.

С тех пор не столь уж много воды утекло, но жизнь изменилась кардинальным образом: продавалось все, в том числе и государственные чиновники, да они уже и перестали быть государственными, а стали своими собственными, почти в открытую рассматривающими взятки как легальную прибавку к зарплате. В вихре многочисленных структурных перестроек безвозвратно утерялись и тот список, и ответственный телефон, а самое невероятное – в разгромленном Комитете иссякло финансирование охранно-режимных мер, и система спецобъектов осталась фактически без контроля.

Поэтому Лема Терлоев, не приложив значительного труда и не понеся существенных расходов, получил в префектуре разрешение на бессрочную аренду земли, снос ветхого ларька и строительство нового павильона согласно представленному проекту.

Работы должна была осуществлять фирма, для которой Лема являлся «крышей», что сулило короткие сроки, высокое качество и бесплатность заказа. Но как только выделенный участок огородили и пустили на подлежащее сносу строение бульдозер, возникли неожиданные сложности. Хищно выставленный нож уперся в полусгнившую стену, раздался треск, потом скрежет и... бульдозер остановился Натужно взревывал двигатель, синий дымок выхлопа превратился в удушливое облако, но машина не трогалась с места. Под соскобленными ножом досками показалась стальная стена.

Через полчаса Лема с двумя подручными прибыл на стройку. Новенький «БМВ» цвета бутылочного стекла затормозил у забора, три кавказца в просторных спортивных костюмах и расстегнутых кожаных куртках, не заботясь о том, чтобы закрыть машину, деловито направились к застрявшему бульдозеру. Терлоев шел впереди вальяжной, раскачивающейся походкой, в руке он держал янтарные четки. Небольшого роста, с не по возрасту рыхлым лицом, на котором контрастно выделялся крупный твердый нос.

Увидев металл под камуфляжем гнилых досок, Лема сразу подобрался и нахмурился.

– Дергайте отсюда! Вы ничего не видели! – резко приказал он бульдозеристу и прорабу. Те послушно кивнули. Он молча протянул руку, и один из его подручных вложил в пухлую ладошку складную трубку телефона сотовой связи. Лема соединился с Тепкоевым.

Капитан-лейтенант Чижик был пьян вдрободан. Это случалось с ним нечасто. Если говорить совсем точно, то так он напился лишь второй раз за всю жизнь. Оба раза совпадали с крушениями удачно складывающейся карьеры. Четыре года назад он получил назначение, от которого у любого морского офицера, едва достигшего тридцати лет, могла закружиться голова: заместитель командира новейшей АПЛ[5] с титановым корпусом «Барракуда». Он уже тогда носил четыре звездочки на однопросветном погоне и ждал следующего звания. Возраст и способности реально позволяли через несколько лет стать командиром РПКСН[6]. Но судьба и планы американской разведки распорядились иначе.

«Барракуда» являлась кораблем принципиально нового класса и, естественно, привлекала пристальное внимание предполагаемого противника. Во время боевого дежурства в Баренцевом море к титановому РПКСН пристроилась многоцелевая лодка ВМС США «Грейлинг». Тогда Чижик не знал названия и принадлежности чужой субмарины, хотя цель ее определил без труда: снятие гидроакустических характеристик уникального русского ракетного крейсера.

Командир спал, и если бы молодой зам вызвал его в ходовую рубку, то автоматически снял бы с себя ответственность, переложив ее на чужие плечи. По инструкции следовало действовать именно так, и то, что Чижик пренебрег официальным требованием, впоследствии стало основным признаком его вины. Но неписаный закон чести морского офицера предполагает, что ты сам должен решать проблемы, возникшие в твою вахту.

«Грейлинг» подкрался вплотную, нарушив предел безопасного сближения. Чижик приказал увеличить обороты винтов и нырнул в глубину. Маневр ясно давал понять, что преследователь обнаружен, в таком случае международный кодекс подводников требует прекратить «охоту». Однако капитаном американской лодки явно овладел азарт. «Грейлинг» навис сверху; когда Чижик ушел еще на полсотни метров, соперник устремился следом.

Стодвадцатиметровые веретенообразные стальные махины пронизывали толщу холодных северных вод, почти соприкасаясь. На борту «Барракуды» находилось шестнадцать баллистических ракет с ядерными боеголовками. Впоследствии Чижику поставили в вину то, что он якобы об этом забыл, как будто именно он являлся организатором опасной подводной игры. Честно говоря, он действительно забыл о ракетах, потому что угрожавшая лодке опасность была более банальной – столкновение, обычный механический удар с повреждением обшивки и всеми вытекающими последствиями. Так и произошло.

Удержать тысячетонный вес подводного ракетоносца может лишь соответствующий объем воды. Когда обтекаемые тела АПЛ стремительно скользят по воображаемым желобам своих маршрутов, вокруг создаются кавитационные разрежения, и, если курсы сблизятся до критической дистанции, невидимая сила бросит корабли друг на друга, произойдет так называемый «dropping-fall», о котором хорошо известно не только старому морскому волку, но к недавнему выпускнику Краснознаменного Ленинградского командно-инженерного училища подводного флота.

Поэтому Чижик изо всех сил старался увеличить дистанцию и на чем свет стоит клял безмозглого преследователя, забывшего один из фундаментальных законов безопасности подводного плавания. Здесь он был не вполне прав. На самом деле командир «Грейлинга» Джереми Смит помнил о возможности «dropping-fall». Он уже пятнадцать лет плавал на различных глубинах и знал много поучительных историй, подтверждающих аксиому: нельзя приближаться к другому кораблю ближе, чем на семьсот футов. Но сейчас «Грейлинг» вел акустическую, магнитную, рентгеновскую локацию, получая уникальную развединформацию о суперсекретной лодке русских. Успех сулил признание, ощутимое вознаграждение и новые служебные перспективы. При этом опасность «стремительного удара» отодвигалась на второй план: кто не рискует, тот не выигрывает...

– Шестнадцать пусковых шахт, – поступил очередной доклад с пульта рентгеновской разведки. – Установить тип и характеристики ракет на таком расстоянии не позволяет разрешающая способность аппаратуры...

Американский крейсер висел в двухстах футах над российским. Это была критическая дистанция.

– Сорок футов вниз, – напряженным голосом скомандовал Джереми Смит.

Если бы лодки стояли, все могло обойтись. Но на скоростях сорокавосьмиметровый слой разреженной воды не способен удержать громаду РПКСН. «Грейлинг» провалился, как самолет в воздушную яму. Громадная стальная сигара ударила в экспериментальный титановый корпус.

Грохот, скрежет, резкий носовой крен, падающие матросы, мат – «Барракуда» резко нырнула в пучину...

– Продуть носовой! – хрипло кричал Чижик. – Руль на всплытие!

Интуитивно он чувствовал, что лодка не получила смертельных повреждений и способна выбраться на поверхность, если только «охотник» не потерял ход, навалившись сверху на палубу... Но этого, к счастью, не. произошло. «Барракуда» уверенно пошла вверх и вскоре всплыла.

Своего преследователя капитан-лейтенант так и не увидел. Лишь через несколько дней из разведсводок стало известно: подводным хулиганом оказался «Грейлинг», получивший в результате своих «игр» столь серьезные повреждения, что встает вопрос о возможности его дальнейшего использования.

Титановый корпус российской АПЛ практически не пострадал, что подтвердило преимущества нового крейсера. По существу, Чижик блестяще вышел из навязанного ему состязания и провел незапланированное испытание прочности «Барракуды». Но ЧП есть ЧП, оно обязательно требует комиссий, виновника и наказаний. Капитан-лейтенанта отстранили от должности по служебному несоответствию и подвесили в унизительно-неопределенном положении кадрового резерва.

Тогда-то Чижик и напился первый раз, что называется, «до чертиков». Приличного пойла на базе не было, пили «шило» – разбавленный сырой водой спирт, тепловатую, отвратительную даже на вид, мутную беловатую жидкость с резиновым почему-то запахом. Собутыльников у опального капитан-лейтенанта оказалось немного. Весь экипаж понимал, что он ни в чем не виноват и просто принесен в жертву обстоятельствам и бюрократическому молоху, требующему обязательного пролития крови если не в прямом, как в былые времена, то в переносном смысле. И все же.... Дружить с прокаженным – верный способ подхватить проказу.

Лишь «забившие» на службу, карьеру, подводный, надводный флот и все другие виды Вооруженных Сил старшие лейтенанты Егоров и Резников сдвигали с ним стаканы, говорили дежурные, отдающие фальшью слова утешения и очень искренне выпивали «за сказанное».

Потом, плохо соображая, он добрался до офицерского общежития и повалился в постель, где долго тискал Ольгу за густые волосы внизу живота и упругие скользкие складки между широко раскинутыми ногами, но не смог пробудить в себе мужскую силу и провалился в небытие, из которого выныривал несколько раз блевать или, если придерживаться морской терминологии, «травить».

Инцидент с «Грейлингом» получил широкую международную огласку, и по всем стандартам выходило, что именно американец нарушил нормы мореплавания. Может быть, благодаря этому Чижик избежал увольнения со службы, но из атомного флота его убрали – бюрократическая машина обратного хода не дает.

Как раз в это время одиннадцатый отдел КГБ СССР обратился в Главкомат ВМФ за кадровой помощью для доукомплектования морского отделения. Многоопытные флотские кадровики предложили обиженному офицеру сменить место службы, и закусивший удила Чижик пересел с суперсовременного РПКСН на обычную дизельную лодку «У-672». Через год он стал ее командиром. Карьера налаживалась, капитан-лейтенант вновь рвался вверх, и вторичное падение окончательно выбило его из колеи.

На этот раз он напился не в обшарпанной комнатке базы офицерского резерва, а в столичном ресторане «Арагви», не мутным «шилом», а чистейшей и супердорогой водкой, да и закуски были – не сравнить... Но поганое состояние души – точь-в-точь как тогда.

– Вот смотри. – Неуверенными движениями Чижик извлек из внутреннего кармана флотской тужурки сложенный вчетверо лист плотной бумаги и, не разворачивая, сунул под нос капитану третьего ранга Резникову. Это было предписание об убытии к новому месту службы, которое капитан-лейтенант показывал спутнику не менее восьми раз за вечер. – Заместитель командира войсковой части номер 0752, – наизусть процитировал Чижик и зло усмехнулся. – Знаешь, что это за часть?

– Давай по последней, и разбежались... – Резников в очередной раз взглянул на часы, плеснул по рюмкам водку, намазал на подогретый хлеб остатки красной икры. Он служил в Главном штабе Военно-Морского Флота и хорошо знал о в/ч 0752. Кроме того, бывший сослуживец раз двадцать подробно рассказал о ней.

– База списанных АПЛ, – в двадцать первый раз начал Чижик. – Приморский край, захолустье, тридцать матросов и четыре офицера... Плюс прогнившие, разваливающиеся лодки, радиоактивные утечки, постоянная угроза катастрофы... Финансирования нет, противоаварийные системы вышли из строя...

Он говорил все громче, перекрывая ресторанный шум, как когда-то на «У-672» перекрывал ровный гул систем жизнеобеспечения.

– А когда настанет момент и все полетит к черту, – Чижик с силой ударил рюмкой о стол, стекло лопнуло, водка смыла кровь с порезанных пальцев, – то козла отпущения искать не надо, вот он! Сколько раз я отвечал за чужие грехи? Я профессиональный козел отпущения! Только теперь понижением в должности не отделаться, придется идти под трибунал!

Он кричал во весь голос, люди за соседними столиками повернулись и с интересом рассматривали двух морских офицеров, один из которых был сильно пьян.

– Все будет нормально, старик! – успокоил Резников и выпил. – Мне пора, жена ждет.

Резников встал. Он не привык к ресторанам и не хотел идти в «Арагви», куда привычней распить бутылочку с очередным периферийным офицером прямо в кабинете или в небольшой закусочной, рядом со штабом, и прийти домой с небольшим опозданием. Тогда жена не принюхивается и не придирается к пустякам.

Чижик засунул пальцы в рот, облизывая кровь.

– Чего нормального, если трибунал...

– Брось, старик! У меня жена хуже трибунала. – Капитан третьего ранга похлопал по твердому погону с маленькими колючими звездочками. Когда они выпивали последний раз на базе флотилии АПЛ Северного флота, он, Резников, был младшим по званию. Теперь все наоборот. Каждый получает по заслугам, у каждого своя судьба. Жаль немного бедолагу, но что поделаешь... А Ленку лучше действительно не злить...

– Надо идти. Ты со мной?

Чижик отрицательно покачал головой.

– Ну ладно... Смотри не влипни в историю... Тут патрули на каждом шагу!

Резников ушел. Капитан-лейтенант продолжал облизывать пальцы, хотя кровь уже не текла.

– Что ж ты сам у себя лижешь, красавчик? – На освободившееся место села молодая блондинка с холодными расчетливыми глазами. – Пойдем, я тебе все сделаю в лучшем виде...

– Куда пойдем? – мутно глянул Чижик в предельно откровенное декольте.

– На улицу. У меня здесь машина. Стекла темные, ничего не видно... Пойдем!

– Протянув руку через стол, она цепко ухватила жесткое форменное сукно.

– Вначале надо рассчитаться, – решительно заявил мгновенно появившийся официант. Он знал, что если моряк клюнет на свежую наживку, то обратно уже не вернется.

Капитан-лейтенант достал пачку купюр: подъемные и проездные для всей семьи. Отсчитал нужную сумму, набросил чаевые и передал официанту. Тот кивнул, хотел что-то сказать, но, бросив опасливый взгляд на двух крепких, коротко стриженных парней за одним из соседних столиков, передумал.

– Спасибо, – тихо сказал он и по инерции выдавил: – Заходите еще...

Блондинка потащила еле стоящего на ногах Чижика к выходу. Она ненатурально улыбалась, будто скалилась в предвкушении предстоящих событий. Парни двинулись следом.

– Они что, постоянно здесь работают? – спросил респектабельный мужчина лет сорока, сидящий На удобном месте в углу, откуда просматривался весь зал.

– В последнее время все чаще заныривают, – почтительно сообщил один из двух сопровождающих его телохранителей.

– А кто разрешил? – поинтересовался мужчина и поправил узел красивого бордового галстука. В тот же миг к нему подскочил отделившийся от колонны квадратный человек с расплющенными ушами борца.

Мужчина в бордовом галстуке шепнул что-то в деформированное ухо, «квадрат» коротко кивнул и стремительно двинулся вслед за морским офицером. В зале продолжали пить, есть, обсуждать деловые и любовные проблемы, но завсегдатаи насторожились, озабоченно прикидывая, не начнется ли стрельба, а если начнется, то не продырявят ли оставленные возле ресторана автомобили.

На улице было холодно и промозгло, огни фонарей отражались в мокрой мостовой.

– Сюда, миленький. – Переставшая скалиться блондинка деловито вела Чижика в глухую тень к потрепанной «девятке» с зеркальными, мертво поблескивающими стеклами. Двадцатилетняя Лидка Щека взяла на крючок двенадцатую жертву. Их группа специализировалась на командированных и других заезжих лохах. Трех любителей случайного секса уже не было в живых, остальные получили увечья различной тяжести. Точную судьбу морячка не мог предсказать никто, даже Генка со своим кастетом. Когда он входил в азарт, то зверел и не мог остановиться. Щеке не очень нравилось то, что должно было произойти, но у каждого своя работа, это по крайней мере лучше, чем сосать у азеров На цветочном рынке...

– Сюда, красавчик. – Лидка распахнула заднюю дверцу, пропуская капитан-лейтенанта в черное, воняющее куревом и потом чрево автомобиля-ловушки. Тот замешкался. Даже притупленная алкоголем, интуиция боевого офицера определила опасность.

– Постой, я не хочу, – бормотнул он, уперевшись руками в кузов, но было поздно: подскочившие Толян с Генкой крепко зажали его с двух сторон.

– В машину, сука! Ну!

Лидка шагнула в сторону. Она выполнила свою задачу. Ребята сделают остальное. Многие брыкались и упирались, но никто не смог уйти...

Однако на этот раз привычный сценарий разбойного нападения оказался нарушенным. Мелькнули два силуэта, Толян сдавленно вскрикнул и повалился наземь, упирающийся морячок освободившейся рукой врезал Генке по морде, но слабо – у пьяного какой удар... Тут же лязгнула складная металлическая дубинка и опустилась Генке на голову: раздался глухой стук – словно палкой по тыкве врезали. Что-то теплое брызнуло блондинке на лицо, с лязгом ударился о мостовую кастет.

– А-а-а-а, убивают! – неожиданно для себя заголосила Щека, но жесткий кулак без особых церемоний заткнул ей рот, – Сейчас приедут, сдашь всю шоблу, – распорядился «квадрат», профессионально оглядывая картину происшедшего. Моряк, отскочив от дверцы-мышеловки, принял боевую стойку, блондинка размазывала по бледному лицу кровь и слезы, один бандит сидел, привалившись к бамперу, и беспрерывно икал, второй распластался на земле без признаков жизни, под головой расплывалось темное пятно.

– Сдох, что ли? – «Квадрат» перевернул ногой обмякшее тело.

– Геночка! За что же тебя?! – вновь заверещала Лидка, бросившись к поверженному дружку. – Паскуды, сволочи!

– Заткнись, курва! – Тяжелый ботинок толкнул ее в бок. – Думала, вы будете людей убивать, а вас и пальцем не тронут?

«Квадрат» протер платком матово поблескивающую дубинку с набалдашником и вложил в руку икающего.

– Смотри, чтоб не очухался, – предупредил он напарника. – А то даст по башке...

– Дернется – завалю, – ответил тот И сунул руку под пиджак. Оба выскочили на улицу налегке. – Взяли с поличным, напишу рапорт – и все дела!

– Железяку не забудьте. – Тяжелый ботинок пинком подогнал кастет к ногам напарника. – Пальцы на ней имеются, картина ясная... Да научи эту лярву, что говорить...

– Повезло тебе, друг, – обратился «квадрат» к замершему в оборонительной позе Чижику. – Был бы сейчас трупом. Или инвалидом.

Он подошел к моряку вплотную.

– Все в порядке, расслабься. Пойдем, выпьем по рюмочке, чтобы стресс снять.

Чижик вышел из оцепенения и позволил увлечь себя к свету. Но напряжение еще владело им, и сомнения не оставляли капитан-лейтенанта.

– Кто вы такой? – с трудом выговорил он.

– Не бойся, друг, милиция, – ответил «квадрат» и ловко извлек из кармана удостоверение.

– Майор милиции Лисогрузов, – остановившись под ярким ртутным фонарем, вслух прочитал Чижик. – Старший оперуполномоченный отдела по борьбе с организованной преступностью.

Офицер с облегчением перевел дух.

– А эти?.. – Он кивнул в сторону густой тени.

– Бандюки, – будничным тоном пояснил Лисогрузов. – Теперь им конец.

Когда они входили в ресторан, с Тверской раздался вой сирен и две желтые машины под мигающими синими маячками вывернули на площадку, высветив фарами «девятку» с зазеркаленными стеклами, продрогшего в пиджаке напарника майора и обезвреженных разбойников. Одна из многочисленных неорганизованных преступных групп Москвы перестала существовать.

За прошедшие пятнадцать минут в зале ничего не изменилось. Давешний официант посмотрел на Чижика как на вернувшегося с того света. Лисогрузов подвел моряка к уютному столику в углу, за которым сидели три человека. При их приближении двое встали и отошли в сторону. Третий – солидный мужчина с властным лицом – поднялся навстречу, дружелюбно протянул руку.

– Сергей Петрович, – значительно представился он.

– Александр Иванович, – неловко отрекомендовался Чижик. Впрочем, неловкость быстро прошла. Стол был прекрасно сервирован, и хотя есть капитан-лейтенант не хотел, пережитое напряжение отрезвило, запотевшая бутылка «Абсолюта» притягивала как магнит.

Вначале он рассказал о недавнем происшествии, и Сергей Петрович искренне возмущался наглостью бандитов, но после нескольких рюмок, когда вновь поднялась горячая волна опьянения, Чижик поведал новому знакомому историю своей жизни, и тот слушая гораздо внимательнее, чем капитан третьего ранга Резников. Чувствуя искренний интерес собеседника, Чижик в двадцать второй раз описал базу номер 0752, на которой ему предстояло прозябать до конца службы.

– А вы верите в волшебные перемены? – неожиданно спросил Сергей Петрович и поднял рюмку в очередной раз. – За нашу встречу. Может быть, вы еще будете вспоминать ее как счастливый случай.

– За встречу! – с энтузиазмом откликнулся Чижик и лихо выпил.

Ресторан покачивался, как лодка, всплывшая под перископ в семибалльный шторм.

Генерал Коржов просматривал сводки сообщений и донесений, поступивших в Службу безопасности Президента из разных концов земного шара, отдельных регионов России и различных уровней власти и управления самой столицы. Стопка перечеркнутых красной полосой листов со строгим грифом «ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ» за последние месяцы стала втрое толще: информационные щупальца Службы все глубже внедрялись в тело российского государственного организма и все обширнее распространялись по остальному миру.

Первоначально обрабатывал и группировал информацию созданный в строгом секрете аналитический отдел, но читать ее должен был начальник СБП лично – столь важное дело нельзя перепоручать никому.

Между тем распорядок дня Коржова был предельно насыщен: он постоянно сопровождал Президента как в протокольное, так и в личное время, ведь главный телохранитель одновременно является доверенным лицом, почти другом. А в данном случае оговорку «почти» можно смело убрать: верность «прикрепленного» в самые критические моменты тернистого жизненного пути Президента обусловила глубокие неформальные отношения, очень ценимые в самых верхних эшелонах власти, хотя и не называемые там банальным словом «дружба». Поэтому Президент не нуждался в начальнике Службы безопасности только во время сна. Значит, Коржов занимался краснополосыми бумагами в основном по ночам.

Сейчас электронные часы, вмонтированные в настольный календарь, показывали ноль один тридцать. Генерал принял таблетку феномина – специального препарата, нейтрализующего усталость, и чувствовал себя довольно бодро, хотя и знал – за искусственное взбадривание организма рано или поздно придется платить.

В первую очередь Коржов изучил документы, отражающие внутриполитическую обстановку в России. Картина получалась удручающая. Края, области, республики и регионы принимали собственные уставы и положения, всячески подчеркивали самостоятельность и независимость от Центра. Губернаторы и главы администраций стремились выйти из-под контроля Москвы и стать удельными божками, никому не подотчетными и ни перед кем не ответственными. В сводках содержались конкретные факты неслыханного взяточничества, мздоимства и всевозможных иных злоупотреблений первых лиц регионов и их многочисленных родственников, друзей И приближенных. Центробежные силы сепаратизма угрожали разорвать Россию на части, причем за лозунгами расширения прав местного самоуправления скрывались элементарные личные интересы, своекорыстие и расчет на полную безнаказанность.

Второй блок документов содержал данные о мерах противодействия местечковой «независимости», предпринятых генералом Коржовым. В Новосибирске, Краснодаре, Тиходонске и еще восемнадцати регионах созданы филиалы Главного управления охраны. В Краснодаре, Ставрополе, Тиходонске, Пензе, Екатеринбурге образованы региональные подразделения «Альфы». Коржов достаточно долго вращался в мире политики, чтобы понимать: для пресечения любых проявлений сепаратизма достаточно пятидесяти решительных, хорошо подготовленных и вооруженных людей. Понимал он и то, что регионы в большей или меньшей степени склонны подражать ситуации, складывающейся в Центре. А здесь он располагал достаточными силами, способными перевесить заумную И бессмысленную болтовню депутатов Государственной Думы, да и Совета Федерации, если местные бонзы вдруг надумают залупаться.

Третий блок донесений информировал о сращивании криминальных структур с органами власти. Источник Лютик докладывал о том, что финансовая группа «Город» в качестве прикрытия использует Московское управление ФСК и Управление внутренних дел Москвы, а для непосредственной защиты имеет целую армию частных охранников – полторы тысячи штатных единиц, поголовно вооруженных, хотя лицензиями на оружие располагают не более сотни.

Это сообщение Коржов переписал в рабочий блокнот, сопроводив его конкретными задачами для силового подразделения СБП. Ударив в данном направлении, можно скомпрометировать конкурентов и упрочить собственный политический капитал.

И наконец, информация из-за границы. Зарубежная агентурная сеть постепенно укреплялась и расширялась. Когда он сможет ее законодательно легализовать, то Служба станет вполне способной тягаться с внешней разведкой или ГРУ[7]. Перебирая листки сообщений последней группы, Коржов отложил одно – из резидентуры посольства в Республике Греция.

«...Проведенными военно-морским флотом Греции подводно-поисковыми работами обнаружена сверхмалая подводная лодка предположительно российского производства, лежащая на грунте на глубине двухсот метров у юго-восточной оконечности острова Тинос. При визуальном обследовании с помощью дистанционно управляемой телекамеры внутри „малютки“ зафиксирован труп члена экипажа, Находку связывают с трупами аквалангистов, найденными в том же районе незадолго перед этим. В связи с большой глубиной принято решение обратиться за помощью в подъеме СПЛ к союзникам по НАТО, скорее всего, к специальным силам военно-морского флота США».

Последнее сообщение Коржов дважды подчеркнул красным карандашом и сделал в рабочем блокноте пометку: «Не надо ли нам опередить американцев? Поинтересоваться у организаторов операции, приведшей к затоплению СПЛ».

Организатором данной операции являлся бывший одиннадцатый отдел КГБ СССР, а ныне – Управление по безопасности специальных технических объектов ФСК России. Коржов дал задание своему заму собрать подробную информацию об этом подразделении.

Следующей ночью начальник СБП выслушивал доклад полковника Разинкина.

– Полностью обособленная структура – отдельное финансирование, материально-техническое снабжение, собственный кадровый аппарат, свой научно-исследовательский институт, полигоны, даже силовое подразделение – так называемая «ударная группа», – с удивлением рассказывал Разинкин.

Позавчера ему исполнилось сорок два, и теперь он был всего на пять лет моложе шефа, но бессонные ночи переносил с трудом; тер глаза, сдерживал часто подступающую зевоту, иногда это не получалось, тогда он прикрывал рот ладонью и извинялся, по постоянно извиняться было глупо, и он перестал. Коржов, напротив, выглядел свежим и бодрым. Разинкин знал про феномин, но прибегать к стимуляторам не хотел. Это у шефа нет выбора, он играет ва-банк, а ему-то зачем здоровье гробить?

– Самое удивительное, они практически не подчинялись руководству КГБ – этот Верлинов выходил прямо на ЦК и Совмин! Да, да! Одиннадцатый отдел стал фактически самостоятельной спецслужбой, и Верлинов предлагал создать на его основе Министерство внутреннего контроля, а сам, конечно, метил в министры... Кстати, он имел мощное информационное обеспечение. Очень мощное. Мои источники считают, что он являлся одним из самых осведомленных людей в стране! Думаю, именно в том и состоит разгадка его исключительности... Разинкин зевнул в очередной раз.

– Но вояки подставили ему подножку. ГРУ раскопало, что одиннадцатый отдел проводил эксперименты по программе «Сдвиг» – помните?

Коржов секунду помедлил, затем кивнул.

– Сейсмическое оружие.

– Да. И хотя не Верлинов его придумал и не своей властью использовал, виновным сделали его. Шум в Думе, расследование и соответствующие последствия... Он не стал дожидаться и ушел за кордон. Подводным путем. Его пытались задержать, при этом лодка-"малютка" затонула. Сам он вроде тоже погиб, хотя история довольно темная.

Начальник охраны Президента задумался. Обособившаяся спецслужба, недавно обезглавленная и, по существу, никому не принадлежащая. Если прибрать ее к рукам, то могущество СБП многократно усилится...

– Кто сейчас там начальником? Разинкин наморщил лоб.

– Где?

– В одиннадцатом отделе.

– Полковник Дронов. Личность ничем не примечательная. Степашкин подмял его под себя, хотя Дронову это не особо по нраву. Но вида не подает...

– Собери все, что есть про этого полковника. Надо с ним побеседовать. До утра успеешь?

Разинкин, чувствующий себя как вареный рак, не понял.

– До какого утра?

– До следующего. Завтрашнего, – невозмутимо пояснил Коржов.

– Так ведь ночь сейчас... Все спят...

– Мы же не спим. Ты, правда, дремлешь... Зато я бодрствую.

– Так-то оно так... Если б было заведено: вы не спите – И все не спят. Тогда бы успел.

– Ты что, Сталина из меня хочешь сделать? – прищурился Коржов.

Разинкин принужденно улыбнулся.

– Нет. Разве только Берию... – Улыбка тотчас сошла с его лица. – Извините, шеф, я совсем одурел...

Коржов молча рассматривал своего зама. Неподвижное лицо, непроницаемые глаза. Определить, о чем думает начальник СБП, было совершенно невозможно.

Заседание Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации было закрытым и продолжалось три дня – совсем недолго, если учесть, что материалы уголовного дела составили десять томов. К обеду четвертого дня председательствующий генерал-лейтенант юстиции огласил приговор: за измену Родине и убийство трех военнослужащих ВМФ России бывший начальник бывшего одиннадцатого отдела бывшего КГБ СССР Верлинов заочно приговаривался к смертной казни.

Как всегда в подобных случаях, юридическая оценка просто оформляла политическое решение по делу. Следствие можно было прекратить и без суда – в связи со смертью лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности. И хотя официальная версия о гибели Верлинова сомнению не подвергалась, в «верхах» сочли, что процесс и суровый приговор окажут большое воспитательное воздействие на сотрудников специальных служб, дисциплина среди которых была уже не той, что несколько лет назад, а «беззаветная верность долгу» осталась лишь заштампованной фразой в служебных аттестациях и характеристиках. И хотя отнюдь не офицеры разведки и контрразведки были в этом виноваты, а объективные условия, созданные в стране теми же самыми «верхами», во всех подразделениях СВР[8], ГРУ и ФСК провели собрания личного состава с информацией о решении Военной коллегии.

В былые времена данная информация лишний раз укрепила бы в каждом и без того бесспорную мысль, лежащую краеугольным камнем в фундаменте честной и безупречной службы: предательство карается смертью. Ушел, гад, все – тебе конец! Если не утонул ты на самом деле, а сыграл, схитрил, сымитировал, вот он – заочный приговор! Все знали, что это значит...

Еще в ОГПУ имелся заграничный диверсионный отдел, дотянувшийся в 1926 году до неприметной квартирки на втором этаже ветхого дома в небогатом районе Парижа. Здесь мирно жил Симон Васильевич Петлюра, успевший за шесть лет эмиграции привыкнуть к мысли, что оставленный им на Украине кровавый след навсегда затянулся временем. Постучавшего в дверь молодого человека с большим букетом цветов хозяин принял за своего поклонника! – одного из многочисленных последователей националистической идеи, навещающих «батьку» и в чужеземье. Осознать ошибку сорокасемилетний Симон не успел: спрятанный в букете газовый пистолет с глухим хлопком выбросил ему и лицо заряд цианида.

Когда на смену ОГПУ пришел НКВД, в нем создали Управление специальных операций с отделом "Л", попросту – ликвидаций, между собой его называли «отделом мокрых дел». Долго работал в Управлении, а одно время и руководил им Павел Судоплатов – одна из легендарнейших личностей незримого фронта. Хотя деятельность подразделения "Л" держалась в строгом секрете, да и имя Судоплатова являлось государственной тайной, а тайны в сталинские времена хранить ой как умели, среди своих информация все равно расходилась. Да и на специальных занятиях разбирали, как шел Павел на встречу с лидером украинских националистов полковником Коновальцем в Роттердаме.

Был жаркий майский день 1938 года. Тридцатилетний «радист» с советского торгового судна «Шилка» почти не выделялся в пестрой толпе прохожих, хотя во внутреннем кармане пиджака у него лежала мина, замаскированная под коробку шоколадных конфет. Поверни коробку в горизонтальное положение – и включится часовой механизм с тридцатиминутным замедлением. О чем мог думать в тот момент молодой парень? Наверное, мечтал не споткнуться и не упасть, не попасть под машину, уповал на надежность взрывного устройства, которые почти никогда не бывают надежными на сто процентов, в любой момент ждал взрыва и в глубине души надеялся, что обойдется, опасался встречных ходов контрразведки противника и местной полиции... Вряд ли в буре чувств и эмоций, способных вогнать в панику и лишить способности к целенаправленным действиям любого обычного человека, находилось место для рассуждений о долге коммуниста, ответственности перед Родиной, верности делу Ленина – Сталина и тому подобных идеологических догмах.

Интересно, какой пульс был у Судоплатова в этот миг, с какой скоростью сокращалась сердечная мышца, в каких пределах держалось артериальное давление... Стрессовый характер ситуации вполне мог привести к разрушению организма – какому-нибудь инфаркту или инсульту, подобные неприятности частенько случались с партийными и государственными начальниками, вызываемыми «на ковер» в обком или ЦК...

А Павел спокойно прогуливался по незнакомому городу чужой страны, с невозмутимым видом зашел в ресторан «Атланта», не выказывая ни малейших признаков волнения, подсел к Коновальцу, дружески поговорил с ним. Это потруднее, чем бросить гранату и убежать: двое за столиком, лицом к лицу, глаза в глаза. Все на виду и непосредственно воспринимается собеседником – осторожным, опытным и хитрым врагом, который к тому же для тебя «по жизни» и не враг, а наоборот – старый друг... И ни тембр голоса, ни интонации, ни дыхание, ни потливость, ни взгляд не должны насторожить его...

И не насторожили. Когда, прощаясь, Павел положил «конфеты» на стол и часовой механизм бесшумно начал свою работу, любитель сладкого Коновалец, растроганный вниманием, крепко пожал ему руку. Через полчаса полковника разнесло в клочья.

Совершенно ясно, что исполнитель столь сложной ликвидации должен иметь железное сердце и стальные тросы вместо нервов. Именно такие кадры и подбирались в Управление специальных операций. Сети отдела "Л" охватывали весь мир, и в 1940 году, умело дергая за нужные ниточки, Судоплатов обрушил ледоруб Рамона Меркадера на голову проживавшего в Мексике злейшего врага кремлевского диктатора Льва Троцкого.

Кроме нашумевших акций, на счету УСО было множество диверсий, похищений и ликвидаций, не ставших известными широкой общественности, но оказывающих сдерживающее воздействие на заинтересованных лиц – потенциальных предателей и перебежчиков.

В МГБ, а впоследствии – в КГБ отдел "Л" сохранялся и работал довольно активно. Конечно, не так интенсивно, как в прошлые десятилетия, но достаточно для того, чтобы о «длинных руках КГБ» не забывали ни в Африке, ни в Австралии, ни на Аляске. И в ГРУ существовал подотдел физических воздействий, достающий подлых гадюк на самых безопасных и сверхохраняемых территориях.

Так что с заочными приговорами все было ясно. Угнал капитан Бейцов новейший истребитель в Японию и спрятался в США, на военно-морской базе, куда не всякая птица залетит. ПГУ[9] долго не могло до него дотянуться, но все знали: конец один. И точно, гэрэушники решили задачу, «летучие мыши» хоть куда доберутся... Упал Бейцов в ванной, прямо в своем коттедже, сломал шею. И все дела!

В последние годы за рубежом никого не устраняли, да и внутри страны с предателями цацкались, отдел "Л" атрофировался, как любой неработающий орган, а когда Комитет громили, от него и следа не осталось, как будто никогда и не было такого. Так что сейчас заочный приговор ничего не значил – не приедет же осужденный в Россию с просьбой: вот он я, шлепните меня, пожалуйста! Смертника отыскать надо, дотянуться до него – через заслоны охраны пробраться, линии сигнализации преодолеть, личных телохранителей нейтрализовать, исполнить решение Военной коллегии ( что само по себе не так просто, а в условиях нелегальной деятельности на территории чужого государства задача стократно усложняется) да суметь вернуться, пройдя сквозь сумятицу поисково-преследующих мероприятий...

Кому это делать, если отдела "Л" в природе не существует? Вроде и некому... К счастью, только «вроде». Потому что Министерство обороны в последние десятилетия разрушительным катаклизмам не подвергалось, ГРУ Генерального штаба оставалось на месте, да и подотдел физических воздействий никуда не делся. Сотрудники этого подразделения были похожи друг на друга, как торпеды, да в своей среде их «торпедами» и называли – крупные сильные тела, короткие стрижки, маловыразительные неподвижные лица, суровые, много повидавшие глаза. Наиболее опытные, отличившиеся в боевых операциях за кордоном, вместо имен имели прозвища: Карл, Франц, Гор, Пьер... Таких «торпед» экстра-класса в подотделе осталось Четверо, сейчас они с товарищами поминали Джона, погибшего в Москве во время совершенно обыденной по всем нормам и Критериям операции, проводившейся год назад. Как раз об этом и говорилось в очередном скорбном тосте.

– Смерть Василия Вертуховского показала, что безопасных операций не бывает. – Низкорослый человек с бледным, морщинистым лицом чуть покачнулся, выплеснув водку из налитой до краев хрустальной рюмки. – И вина за то, что случилось, лежит на каждом из нас, а на мне в особенности...