Татуированная кожа Корецкий Данил

– Шутник! – улыбнувшись, Барин подмигнул Блину с Гвоздем, будто предлагая и им повеселиться. – Кто страз сработал? Этим, голубок, не шутят! Или хочешь в яму лечь?

Улыбка исчезла, а тон Барина стал таким зловещим, что от него действительно повеяло сырой землей. И Блин с Гвоздем мгновенно преобразились – теперь по хищным рожам стало ясно, что сопровождать хозяина по ресторанам и веселить девочек разными байками вовсе не основное их занятие.

– Слушай, дядя, ты меня не пугай! Я пуганый. Если бы тебя так пугнули, ты бы сразу обосрался! – Серж резко наклонился к Барину и впился взглядом в глаза валютчика. Волк хорошо представил, что это за взгляд.

Блин угрожающе шевельнулся, Серж сразу схватил его за предплечье так, что тот сморщился от боли.

– Сидеть тихо! Я вас всех троих вмиг сделаю, если что! Прям здесь! Ясно?!

– Да брось, что ты сразу в бутылку лезешь, – примирительно заговорил увядший на глазах Барин. – Никто тебя не пугает. Просто слишком большие бабки на кону...

– Тогда ладно.

Серж отпустил руку Блина. Тот, все еще морщась, принялся растирать предплечье.

– Теперь по делу. Камни я взял в Африке. В таком месте, где стразы и всякую туфту держать не будут...

– Африка большая...

– Я не спец, смотрите, проверяйте, – не обращая внимания на реплику Барина, продолжил Серж. – Но одно я точно скажу, под ответ: никто тут подлянку не заряжал. Все!

Он встал и направился к выходу.

– Здоровый, однако, чуть кость не сломал, – сдержанно пожаловался Блин.

– Где ты такого взял? – ошеломленно спросил Барин

– Я же сказал: человек серьезный, – Мопс не скрывал удовлетворения. – Это сын Бобра.

– Бобра?! Черт! Что ж ты сразу не упредил? Папаня у него был деловой – схватит, не вырвешься... Да и про сынка я слышал – он в свое время много в Москве покуролесил!

– Так что ты решил?

Волк включил магнитофон и трансляцию. Дело шло к развязке, и он принялся поспешно запихивать в рот остывший шашлык.

–Ладно, – после паузы кивнул Барин. – Образец отдам на анализ, если все нормально – возьму партию.

– Это другой разговор, – облегченно вздохнул Мопс. – По рукам.

Они крепко обнялись и троекратно расцеловались. Барин проводил партнера дружеской улыбкой. И с этой же улыбкой сказал:

– Гаврила вконец оборзел! Хочет держать всю Москву... Вначале обрушит цены темными камушками, потом мы ему мешать начнем... Он ведь неспроста этого зверюгу прикормил! Тот поопасней Арчила!

– Брось, хозяин, что толку с любого зверюги! – скривил губы Гвоздь. – Это одни понты. Если шило под лопатку вогнать – вся его опасность и закончится. Так, Санек?

– Ну, – хмуро кивнул Блин. – Первый раз, что ли?

– В общем, так! – рот Барина сжался в тонкую, без губ, линию. – С ними надо кончать. Товар взять, расплатиться при свидетелях, а потом... Этого – сына Бобра, в первую очередь. Без него и бабки назад забрать будет проще, и с Гаврилой решать... Ясно?

– Ясно, хозяин, – с готовностью отозвался Гвоздь. Блин еще раз кивнул.

– Тогда иди ищи наших девок, как бы их всякие шустряки не склеили...

Волк положил под пепельницу шесть рублей и направился к выходу Он успел одеться и выйти на улицу раньше Мопса – тот надолго застрял в туалете. Вечер стих, легкий морозец охладил пылающее от возбуждения лицо, медленно падал пушистый снежок. Зимняя сказка.

Серж стоял у входа, облокотившись на дверцу черной «Волги» с желтыми противотуманными фарами. На сморкающегося очкарика, незаметно скользнувшего взглядом по номеру машины, он не обратил ни малейшего внимания.

Шумно переговариваясь, на крыльцо вывалился Мопс со своим телохранителем.

– Молодэц, Сэрэжа, – засмеялся Горилла. – Напустыл на ных страх!

Серж сел за руль, хлопнули дверцы. Оставляя рубчатые следы на свежем снегу, «Волга» развернулась и поехала в сторону центра.

Волк медленно двинулся к своей машине. Эмоции кипели в груди и рвались наружу. Лазаренко, наблюдавший за ним через приспущенное стекло, нетерпеливо вышел наружу.

– Что со связью? Мы ничего не слышали!

– Не знаю, – с трудом соблюдая спокойствие, пожал плечами Волк. – Фонило, потом сигнал пропал. Может, клеммы окислились или батарейки сели...

– Не вовремя – как раз на важном контакте... Это ведь новый канал по доставке алмазов! Ты хоть сфотографировал того, кто подходил?

Взгляд капитана был если не недоверчивым, то и не таким, как обычно.

– Не успел. Но подошел не тот, кого ждали, а телохранитель Мопса. Обычный телохранитель. Буквально на две минуты. Что это там?

В тени под памятником Юрию Долгорукому шумела пьяная компания.

– Отстаньте, я никуда не поеду! – перекрыл нетрезвый гомон испуганный женский голос. – Пустите меня!

Девушка в короткой каракулевой шубке вырвалась из рук высокого парня в расстегнутом полушубке и побежала в их сторону.

– Товарищи, помогите, они ко мне пристали и тащат в машину!

Подвыпивший парень уверенно подошел следом.

– Не слушайте ее, мужики. Это наша баба. Мы ее весь вечер поили, кормили... А теперь она динамо прокрутить хочет!

– Точно! – подтвердил его приятель в пушистой шапке из волчьего меха. Он казался почти трезвым. У памятника стояла машина с открытыми дверцами, и еще двое внимательно наблюдали за развитием событий.

– По-и-ли, корм-и-ли, что хотела – то и покупали: шампанское, коньяк, – казалось, высокий гримасничает, на самом деле с помощью привычной блатной мимики пытался говорить более убедительно. – Вы поймите, мужики, нам не денег жалко, нам просто обидно. Вам бы тоже обидно было, правильно? Тут дело на принцип пошло!

– Да что они говорят! Я их вообще не знаю! Я из автобуса вышла, к подруге иду...

– Шалава бессовестная, весь вечер коньяк пила, – приятель высокого подошел ближе.

Бригада наружного наблюдения не имеет права вмешиваться в любые конфликты. Сейчас им следовало сесть в машину и, изменив место стоянки, продолжить ожидание объекта. И неприятный разговор младшего наблюдателя со старшим группы.

Волк наклонился к девушке:

– А ну-ка дыхни!

– Вот... Да я ни грамма...

– Как же это получается, вы ее коньяком поили, а от нее не пахнет?

– А ты что, автоинспектор? – еще двое любителей ночных приключений приблизились, но вплотную не подходили, маяча метрах в четырех. – Тебе сказали – поили, значит, поили!

Они явно перли на рожон, и тактика их была понятна: если Волк и Лазаренко двинутся навстречу, то окажутся спиной к длинному и его приятелю в волчьей шапке, тогда можно максимально использовать численный перевес и лупить со всех сторон... Но опера руководствовались своей тактикой.

Раз! Кулак Волка врезался в челюсть стоящего рядом и не ожидающего такого оборота длинного. Тот переломился в пояснице, будто собирался сделать сальто назад, взбрыкнул ногами, ударился спиной о заснеженный асфальт и остался лежать, крестом раскинув безвольные руки.

Два! Согнутой ковшиком ладонью Лазаренко хлопнул второго по уху, так что волчья шапка улетела в сугроб, а ее хозяин отскочил в сторону и завертелся на месте, сам воя, как подстреленный волк. Капитан рассказывал, что от правильно выполненного удара лопается барабанная перепонка. Похоже, сейчас все получилось, как надо...

Двое оставшихся бросились на Волка – он стоял ближе. Тяжелый удар прошел в корпус, под одеждой что-то звякнуло. Ах суки! Аппаратура!

Правой он поймал за запястье бьющую руку, а левой двумя ударами превратил оскаленное лицо в кровавую маску. Потом перехватил захваченную руку на излом и осмотрел вражеский кулак. На пальцах блестел кастет. Раз так – ладно! Негромко хрустнул локтевой сустав, раздался вопль. Он бросил обмякшее тело на землю, но давнее воспоминание заставило довершить расправу: всей тяжестью тела наступить на пальцы вооруженной руки.

Четвертый искатель приключений пустился наутек, Клим выскочил из машины и бросился было за ним, но окрик капитана вернул его в кабину. Девушка тоже исчезла, что упрощало дело.

– Быстро по местам! – скомандовал Лазаренко. – Наломали мы с тобой дров! Как бы боком не вышло... Ну да черт с ним! А махаешься ты хорошо...

Они имитировали отъезд и вернулись с другой стороны. Как раз вовремя, чтобы взять под наблюдение Барина с компанией.

Последнее задание было признано выполненным неудовлетворительно. Личности Мопса и Гориллы установили по оперативному снимку, обоих взяли в разработку. Однако еще один фигурант, подходивший к столику, остался незафиксированным ни на фотопленке, ни на магнитофонной записи. Это расценивалось как серьезный брак в работе.

По поводу разбитой фотокамеры пришлось написать несколько объяснений. Хорошо, что Лазаренко придумал версию о разбойном нападении, отразив которое они спасли спецмашину и особо секретную аппаратуру. Все равно Волк заработал выговор и денежный начет. А начальник отдела перевел группу опять на линию диссидентов.

Коротая время в ожидании задания. Волк пролистал стопку милицейских сводок, в которые контрразведчики обычно не заглядывают: у милиции свои интересы, у КГБ – свои. Но сейчас он искал следы драки возле «Арагви». И еще кое-что...

Побоище у ресторана отражения в сводках не нашло, однако оказалось, что, кроме разведчиков, действующих под дипломатической «крышей», инициативников,[32] отказников, изменников родины, подозрительных иностранцев, валютных проституток, дезертиров, валютчиков, Москва кишит ворами, хулиганами, сексуальными извращенцами и убийцами... Неизвестные в масках нападают на богатых коммерсантов, жгут их утюгом или паяльником. Периодически активизируется Душитель – очевидно, приезжий маньяк, узким ремнем удушивающий малолетних мальчиков. Шайка квартирных воров средь бела дня грузит вещи в мебельный фургон под видом переезда. Вот еще: месяц назад ударом шила в сердце неизвестный преступник убил антиквара Гандиева...

Шило – редкое орудие убийства, и Волк переписал в блокнот все данные на потерпевшего.

– Поехали, Володя! – Лазаренко хлопнул его по плечу. – Сегодня у нас Черепаха...

Пожилая сутулая женщина с выдвинутой вперед головой и спрятанными за толстыми стеклами глазами в точности напоминает черепаху. Она болезненно интеллигентна, неуклюжа и неповоротлива. У нее гипертония, диабет и сотня других болячек. Но она жена известного диссидента-академика, а потому видная фигура среди советских инакомыслящих, причем полностью относит это на свой счет – амбиций у Черепахи хватает.

Сегодня она должна то ли передать, то ли получить какую-то рукопись. Судя по тому, что наблюдение за ней объявили заданием чрезвычайной важности, рукопись эта способна полностью подорвать устои государства. Бредятина. Как будто задание писалось двадцать лет назад, в другую историческую эпоху. Впрочем, время новое, а рука, что пишет такие цидульки, все та же...

Черепаха передвигается медленно, вразвалку, когда собирается поворачивать, то это видно заранее, к тому же и ходит она по одним и тем же адресам, хорошо известным бригаде. Безобидная неряшливая бабушка – божий одуванчик, со старомодной клеенчатой сумкой, в которой могут лежать вперемешку грязная картошка и запрещенная самиздатовская литература или мороженая утка и та самая рукопись.

Но внешность обманчива, и следить за Черепахой нелегко: она очень подозрительна и даже в собственной тени видит сотрудника КГБ. Несколько раз она вычисляла наблюдателей, вцеплялась в них мертвой хваткой и, забыв про свою чопорность, поднимала дикий крик. Однажды в собравшейся толпе оказался французский фоторепортер, он сделал снимок, и несчастного топтуна немедленно уволили со службы.

С трудом вскарабкавшись в автобус. Черепаха проехала пять остановок и поковыляла к дому, в котором живет ее старинная подруга, не имеющая отношения ни к диссидентам, ни к политике.

Выйдя из машины, Волк двинулся следом, отставая на тридцать шагов. Неспешно переставляя плохо гнущиеся ноги. Черепаха свернула за угол. Как и положено. Волк сократил дистанцию, но внезапно остановился как вкопанный. Почему так напряглась сутулая старушечья спина? Он нагнулся, будто поправляя шнурок, и пропустил мимо себя юркого плюгавого мужичка, распространявшего вокруг убойный дух то ли вчерашнего, то ли свежего перегара. Потом и вовсе перешел на другую сторону улицы.

Интуиция не подвела. Когда мужичок подошел к повороту, из-за угла навстречу выскочила агрессивно настроенная Черепаха.

– Вы что за мной ходите? Что за слежка? По какому праву! Граждане, смотрите, за мной следит КГБ! Это...

Плюгавый на миг остолбенел. Но вид у него был столь специфическим, что Черепаха мгновенно поняла ошибку и замолчала, прервавшись на полуслове.

– Ты что, сдурела, карга старая? Чего на людей кидаешься, припадочная! – тонким голосом истошно закричал он. – Какое КГБ? Кто тебя из дурдома выпустил?

– Извините... Я... Извините...

Наверное, на мужичка впервые навели столь явную напраслину, и он не собирался сокращать сладостный момент реабилитации.

– Что «извините»! На фуя мне твои извинения?! Ты что к людям вяжешься? Ты что хочешь? Поскрестись захотелось? Так и скажи! Старая уже, а туда же!

Вокруг собирались зеваки, и плюгавый громко апеллировал к народу, продлевая миг своего торжества. Почему-то он развивал мысль о своей готовности «поскрести» вредную старуху так, чтобы она отправилась прямиком в рай. Покрывшись красными пятнами и держась за сердце. Черепаха во всю прыть рванула с места своего позора.

У нужного места ей навстречу попался Волк и незаметно сделал классический оперативный снимок: объект переступает через порог подъезда номер два. Черепаха была в таком состоянии, что ее можно было не таясь снимать обычным фотоаппаратом, даже со вспышкой – она все равно бы не обратила на это внимания. Громко хлопнула подпружиненная дверь.

Теперь наблюдателю следовало временно исчезнуть. Волк осмотрелся. Наискосок за щелястым дощатым забором чернело глазницами недостроенное здание. Замороженная стройка – замечательное место для уединения в самом многолюдном городе, это хорошо знают влюбленные, любители выпить и грабители. И конечно, топтуны службы наружного наблюдения.

Через несколько минут он занял позицию на втором этаже у окна, из которого просматривался второй подъезд и приличные участки улицы в каждую сторону от него. Доложился Лазаренко, рассказал о происшедшем инциденте.

– Теперь держись, раз ей шлея под хвост попала – начнет куролесить. Может и корреспондентов сюда вызвать. Действуй очень аккуратно. Дело серьезное, испортим – могут голову оторвать!

Дав напутствие, капитан отключился. Волк тихо выругался.

Серьезное дело! Выжившая из ума старуха, чьи-то бредни, которые она хочет кому-то передать... А то, что готовится убийство нескольких человек, никого не заинтересовало! Отчет передали территориалам, те подошьют его в папку... Черт с ними – Мопсом и Гориллой, но реальная опасность грозит и другу-побратиму!

Со стороны школы, хохоча и бросаясь снежками, бежали мальчишки. Их сверстник с тоской смотрел на эту вольницу – его самого держал за руку отец или дед, не побалуешь, даже портфелем не размахивает...

Надо предупредить Сержа! Анонимно, по телефону, запиской или как-нибудь еще... Раз он занимается такими делами, то поймет любой намек и сумеет выкрутиться! Но как он влез в это болото? Впрочем, он всегда был крученым парнем, потому и стал шарить по столам во дворце...

Мальчик с портфелем остановился и попытался вырвать руку у взрослого. Тот наклонился, что-то сказал, и они пошли дальше. Нет, не пошли... Взрослый тащил ребенка за собой!

Со стороны это не очень-то бросалось в глаза, да никто и не рассматривал происходящее так подробно, как профессиональный наблюдатель. Но Волк даже на расстоянии почувствовал: тут что-то неладно!

Остронаправленный микрофон на таком расстоянии бесполезен, бинокля нет – Волк напрягся, по-звериному обострил зрение, обоняние, слух...

Школьник явно не хотел идти. Может, получил двойку, может, поссорился с папашей и потому капризничает... Это могла быть обычная бытовая сценка, если бы не некоторые мелочи, которые, складываясь вместе, отчетливо создавали картину неблагополучия...

– Третий, доложите обстановку, – пропищал скрытый в ухе крохотный шарик голосом капитана Лазаренко.

– Веду наблюдение...

Они не соответствуют друг другу! Чистенький наглаженный мальчик и нескладный мужик в нелепом мятом плаще!

– Дежурный сообщает, что в адресе Черепаха наверняка получит рукопись. Усильте внимание. Как поняли?

– Вас понял...

Впрочем, есть пьющие отцы, есть опустившиеся отчимы... Но все эти успокаивающие объяснения не годятся, потому что человек в замызганном светлом дождевике затаскивает школьника на территорию стройки, тот отчаянно оглядывается по сторонам, и маленькое тельце излучает волны, тревоги!

– Будьте готовы принять меры к задержанию Черепахи с поличным. Как поняли? Третий! Как поняли? Третий, проверьте связь, я вас не слышу!

Волк бесшумно бежит вниз по лестнице, крадется по захламленному коридору первого этажа и ныряет в подвал, где шаркают чьи-то шаги и раздаются голоса:

– Дяденька, отпустите, мне домой надо, я в кружок спешу!

– Что ты вырываешься, гаденыш! Успеешь! Я учитель, и ты должен меня слушаться!

В подвал проникает ровный серый свет, человек в дождевике держит в руке узкий, сильно потертый ремень. Как привидение. Волк незаметно подкрался почти вплотную и тронул его за плечо.

– А-а-а! Что?! Я просто так, случайно... Это не я! Не я!! Черные провалы глаз, черный провал испуганного рта, выставленные вперед растопыренные костлявые пальцы, с которых свисает кожаная петля. Он стоит против света и смотрит прямо Волку в лицо.

– Вольф?!

Настоящее имя в этом подвале – словно свинг в челюсть. Не дьявол ли во плоти перед ним?

– Что ты здесь делаешь?! Да как ты смел за мной следить?! Ты забыл, что я твой учитель!!

Резким рывком Волк разворачивает дьявола, и серый призрачный свет наполняет черные провалы, проявляет ненавистные черты вытянутого лица: длинный, расширяющийся висюлькой книзу нос, впадины щек, синеватые губы-пиявки... Онанист Псин Псиныч – учитель рисования из далекого Тиходонска и еще более далекого детства. Откуда-то из самых глубин психики накатили его уроки: свастики-решетки, домики-тюрьмы, несправедливость и безысходность, беззащитность маленького мальчика... Вот этого – с портфелем в руке и набухающей мокрым штаниной, который обессиленно прислонился к холодной кирпичной стене и не может понять: спасают его от дьявола или пришел второй, такой же...

Но ведь это очень легко: надо расправиться с дьяволом, и сразу станет ясно, что ты спасен, малыш, ты не пополнил список жертв Душителя, у тебя нашлась защита, и гнусному дьяволу придется плохо, плохо, плохо, как и должно быть дьяволу... Он дергается, кривится, мощные удары сотрясают отвратительное тело, то отбрасывая его назад, то роняя вперед; все провалы и выступы мерзопакостной дьявольской рожи сглажены и заштрихованы черной краской, теперь он не сможет никого испугать, теперь у него впереди другая жизнь и неизбежная заслуженная смерть... Видишь, враг рода человеческого корчится на грязном полу, и внутренности лезут у него изо рта, кто-то уже восстановил справедливость, и это закономерный итог в вечной борьбе добра и зла...

– ...Третий, отзовитесь, вы срываете операцию!

– В жопу!

– Что?! Третий, что происходит?!

Волк глубоко вздохнул и пришел в себя.

– Извините, это не вам. Задержание произведено, вызываю милицию.

– Молодец, Володя, я уж решил, что ты провалил дело! – радуется Лазаренко. – Направляю машину к дому. Сотрудники предупреждены.

– Все в порядке, малыш! – Волк пытается улыбнуться и протягивает руку, чтобы успокоить ребенка, но тот шарахается: обе руки перепачканы кровью.

– Где Черепаха?! Куда она делась?!

Лицо полковника Троепольского побагровело, на щеках проявились точки проросшей за день щетины. Волк слышал про разносы, которые глава отдела НН[33]устраивает подчиненным, но обычно их жертвами становились начальники отделений, звеньев, в крайнем случае бригадиры... До руководителей групп полковник никогда не опускался, а рядовой наблюдатель находился в его кабинете впервые.

– Она не вернулась домой! Ты упустил ее, и мы не знаем, куда она дела эту проклятую рукопись!

– Виноват, товарищ полковник...

Волк переступил с ноги на ногу. «Стой и молчи! – напутствовал его Лазаренко. – Смотри в пол, кайся и говори „виноват“. Тогда, может, и пронесет...»

– Вначале все шло нормально... Если бы не Душитель...

– Ты что, в милиции работаешь?!

– Не в милиции, но... Его искали шесть месяцев, он только в Москве задушил четырех мальчиков... Если бы я не вмешался – задушил бы пятого.

– Ты соображаешь, что говоришь?! – окончательно разъярился Троепольский. – Да плевать мне на твоего Душителя и то, что он делает! Мы выполняем работу государственной важности, а ты бросаешь ее и гонишься за милицейским объектом! И этим оправдываешься!

– Извините, товарищ полковник! – На этот раз тон Волка был твердым и холодным. Такой же, как и взгляд, упершийся прямо в выпученные, с красными прожилками, глаза начальника. – Тут не в чем оправдываться. Если бы мне сто раз пришлось выбирать между жизнью мальчика и какой-то бредовой рукописью, я бы сто раз выбрал мальчика! И любой нормальный сотрудник, любой человек с совестью поступил бы именно так!

– Ты хочешь сказать... Ну ладно!

Полковник внезапно успокоился и за уголок поднял лежащий перед ним лист бумаги, исписанный почерком Волка.

– Это что?

– Мой рапорт о предстоящем контакте с иностранцем. Как положено...

– Но ведь этот Урбано Маркони – твой родственник! Разве положено сотруднику нашей службы иметь родственниками иностранцев?

Волк тяжело вздохнул. Боевой дух угас – крыть было нечем.

– Что тут поделаешь... Он отец моей жены, и он на неделю приезжает в Москву.

– Кажется, я знаю, что тут надо поделать! – многозначительно сообщил Троепольский. – Можешь идти!

Хотя никаких уточнений не последовало, смысл обещания-угрозы был совершенно ясен.

– Он меня уволит, – подавленно сказал Волк ожидавшему в коридоре Лазаренко.

– Хрен ему! – капитан находился в гораздо лучшем настроении, чем пятнадцать минут назад. – Во-первых, оказалось, что ты блестяще нейтрализовал Черепаху! Ее увезли в больницу с сердечным приступом, рукопись в сумке залило молоком, ничего не разберешь, наши даже не стали ее изымать! Все чисто!

Волк поморщился.

– А во-вторых, милицейский генерал написал нашему благодарность за Душителя и попросил тебя поощрить!

Старший группы обнял младшего наблюдателя за плечи и доверительно прошептал:

– Хотя изувечил ты его основательно – три часа без сознания! – И обычным голосом спросил: – А чего ты такой хмурый? Не рад, что ли?

– Не знаю. Ведь все это я сделал еще вчера. Чего сегодня радоваться? И потом, старуху жалко...

– Жалко?! – изумился Лазаренко. – Ну ты даешь!

Серж жил в элитном кооперативном доме из желтоватого кирпича. Волк внимательно осмотрел клавиатуру кодового замка, острый глаз без труда нашел три клавиши, потертые больше других. На первой же комбинации механизм щелкнул.

В подъезде пахло покоем и достатком, на подоконниках стояли горшки с цветами, яркие лампочки не оставляли места вечерним полутеням. Волк пешком взбежал на четвертый этаж, осмотрелся и дважды позвонил в нужную квартиру.

Дверь обита красивой бордовой кожей, латунные головки гвоздей гармонируют с латунным номером и латунным ободком «глазка». Глухой звук звонка наводит на мысль, что дверь двойная. Значит, сразу воспользоваться «глазком» нельзя.

– Кто? – раздался знакомый голос,

– Волк из Рохи Сафед.

– Ты один? – голос казался напряженным,

– Один.

Было слышно, как распахнулась внутренняя дверь, потом наступила пауза: незваного гостя рассматривали в искажающий окуляр «глазка». Раздался щелчок, лязгнули запоры. Стальная дверь тяжело приоткрылась. Серж мгновенно окинул взглядом площадку и лишь затем посмотрел на Волка.

– Как ты меня нашел?

Лицо старого товарища не выражало ни радости, ни удивления, черты его застыли, будто покрытые тонкой корочкой льда. И голос тоже дышал холодом. Он был в костюме и правую руку держал под полой пиджака. Волк понял, что первый щелчок был звуком пистолетного предохранителя.

– Мама дала адресок.

Серж криво улыбнулся и вынул руку.

– Ну, заходи. Только, знаешь, я спешу.

– Жаль. Я думал – угостишь старого друга, вспомним Рохи Сафед, Африку...

– Надо бы. Но в другой раз – сейчас у меня важные дела...

Волк прошел в комнату, не раздеваясь сел на кожаный диван, осмотрелся. Квартира сына явно отражала вкус его родителей. И немалые материальные возможности.

– Следующего раза не будет.

– Почему?

– Потому что тебя убьют. Заберут камни и убьют. И тебя, и Гаврилова, и Арчила. Асташин приказал.

Холодное лицо Сержа на миг исказилось.

– Ах суки! Я нутром чувствовал подлянку...

Правая рука вновь метнулась к поясу.

– А ты кто?! Из ихних? Или из мусорских? Если твои здесь, то ты ведь меня знаешь!

– И ты меня знаешь. Хера пугать друг друга? Если бы тебя брать хотели – лежал бы уже в браслетах с расквашенной мордой. Один я.

– Тогда почему пришел? Прознают – выгонят, а то и под трибунал отдадут...

– Не знаю. Пришел, и все. Наверно, не хотел, чтобы тебя в яму закопали.

Серж секунду помолчал, потом ледяная корка растаяла, лицо ожило, он перевел дух.

– Я уж решил – все, кранты! Или те, или эти... Потому что просто так, сам по себе, ты никак у меня объявиться не мог...

Из массивного серванта он достал красивую бутылку и две рюмки, привычно плеснул в них светло-желтой жидкости.

– Выпьем, что все обошлось!

Серж вынул из-за пояса и положил на стол тяжелый пистолет. По характерному вырезу затвора Волк определил, что это «беретта». А вот непривычный вкус обжигающего напитка оказался незнакомым.

– «Мама адрес дала!» – Серж усмехнулся и покрутил головой. – Ну ты и придумал! Уссаться можно! Да Клавка такая битая волчица, что на допросах у важняков не кололась! Она не то что адрес – крошки табачной никому не даст! А вот в долг у тебя взяла, это и к бабке не ходить... Или заставила продуктов купить. Так?

– Что делать думаешь? – не отвечая, спросил Волк.

– Что учили. «При выходе поисковой группы противника на одинокого разведчика...» Помнишь? Теперь-то я к ним в лапы не сунусь!

Будто повинуясь какому-то сигналу, Серж вскочил, подошел к окну и осторожно выглянул наружу.

– Сами приехали... Друзья ведь! Помочь хотят: подвезти, охрану обеспечить... Правда, адреса я и им не давал!

Волк подошел и стал рядом. Чисто вымытая «шестерка» стояла у подъезда, из нее выбирались Блин и Гвоздь. Третий сидел за рулем.

– Сделаем их по-тихому? – Серж азартно втянул воздух.

– Нет. Я не могу вмешиваться.

– Ах, да... Тогда без шума не обойтись... Ладно, ты иди. Только знаешь что... Я дам тебе на хранение одну вещь. Те самые камешки. Лучше, если при мне их не будет. Возьмешь?

Серж протянул пластмассовую коробочку из-под фотопленки. Волк замешкался.

– Вообще-то...

Правильней, конечно, было отказаться. Но отказывать другу два раза подряд нельзя. Тем более когда оставляешь его наедине с тремя убийцами.

– Ну ладно, давай!

В подъезде что-то изменилось. Те же самые лампочки стали то ли тусклее, то ли зловещее, уже не чувствовалось покоя и уюта – напротив: затхлый воздух замкнутого пространства источал тревогу – предвестник пролитой крови. Хотелось быстрее уйти отсюда, и Волк бесшумно запрыгал вниз через три-четыре ступеньки.

На третьем этаже обостренный слух распознал звук тихонько прикрытой входной двери, рецепторы кожи лица уловили чуть заметный толчок свежего уличного воздуха. Потом быстрые шаги рванулись по ступенькам вверх. Люди старались двигаться тихо, но их никто этому не учил, поэтому Волк легко определил, что их двое, без труда рассчитал, где произойдет встреча, и выбрал момент, чтобы выскочить из-за поворота неожиданно.

Блин и Гвоздь замерли от внезапной встречи, и Волк с каменным лицом попытался проскочить мимо. Но на свою беду Гвоздь быстро опомнился и жилистой рукой цепко ухватил его за рукав.

– Постой, голубь! Ты из какой квартиры вылетел?

Беспокойные белесые глаза обшаривали где-то виденное лицо, тонкий хрящеватый нос шевелился от азарта погони.

Страшный удар в переносицу опрокинул его навзничь. На месте носа мгновенно надулся кровяной пузырь. Второй удар настиг Блина: кулак врезался в корпус, в область сердца, так что прогнулись ребра. Блин хрюкнул, тяжело осел на чистый кафель площадки, потом медленно завалился на бок.

Волк спокойно вышел из подъезда и медленно пошел в сторону метро. Водитель «шестерки» не обратил на него никакого внимания.

Утром следующего дня, взявшись за милицейскую оперативную сводку, Волк сразу наткнулся на адрес Сержа.

«...в подъезде обнаружены два неопознанных мужских трупа с однотипными смертельными ранениями в область сердца. Один мужчина убит финским ножом, второй – шилом длиной 22 сантиметра. Похоже, что оружие принадлежало потерпевшим. Аналогичным шилом полтора месяца назад был убит антиквар Гандиев. Причастность к этому орудия преступления проверяется...»

Волка бросило в жар. Он расстегнул ворот рубашки и вытер взмокревший лоб.

«...у дома № 142 по Ленинскому проспекту в машине „ВАЗ-2106“ обнаружен ее владелец Костин, погибший в результате крученого перелома шейных позвонков. В квартире № 27 этого же дома найден застреленным из пистолета „беретта“ калибра 7,65 мм гражданин Асташин И.И.».