Собрание произведений в одном томе Жванецкий Михаил
– Четыре.
– Мы гоним только до ворот. Там гоните сами.
– А есть (шепчет) для?..
– Мужской, женский?
– Я думал, он общий.
– Ну?
– Тогда женский.
– Один?
– И мужской.
– Один?
– По два.
– По два.
– По три и… детский.
– Детских не бывает. Это же дети. Вы соображаете?
– Тогда по четыре и еще один мужской и один женский.
– Значит, по пять.
– Значит, по пять и еще по одному.
– Да вы их не израсходуете за десять лет.
– Тогда все. Тогда по шесть и еще по одному потом, и все.
– Значит, по семь.
– И еще по одному потом. А я слышал… (шепчет) бывают американские против… (Шепчет.) Невозможно, а мне… (шепчет), а мне… (шепчет), очень… (шепчет) я с детства… (шепчет), врожденное… (шепчет), говорят, чудеса… а мне… (шепчет) она.
– Сколько?
– Что, у вас есть?!
– Сколько?
– Двести.
– Это мазь.
– Десять.
– Определенное количество на курс.
– Сколько?
– Не знаю, может, сто.
– Сто пятьдесят, здесь намажу и возьму с собой.
– Хорошо, сто пятьдесят.
– Валенки есть?
– Сколько?
– Не нужно, это я так.
– Все?
– Мне еще хотелось бы…
– Все.
– Ну пожалуйста.
– Все! (Лязгает железом.) Сами повезете заказ?
– А что, вы можете?
– Адрес?
– Все положите? Может, я помогу?
– Куда везти?
– На Чехова… то есть на Толбухина. А в другой город можете?
– Адрес?
– Нет, лучше ко мне. Хотя там сейчас… Давай на Красноярскую. Нет, тоже вцепятся. Давай к Жорке. Хотя это сука. А ночью можно?
– Кто ж ночью повезет?
– Тогда замаскируйте под куст.
– Не производим.
– Тогда брезентом. Я палку найду под орудие – и на вокзал. Слушай, двух солдат при орудии.
– Не имеем.
– А настоящее орудие дадите для сопровождения, тоже под брезентом?
– Так что, два орудия поволокешь?
– А что? Два орудия, никто не обратит. А если колбасу… Ну хоть пулемет?
– Это гражданский склад. Севзапэнергодальразведка.
– Мне до вокзала. Там – на платформу, сам охраняю, и – на Север.
– Ты же здесь живешь.
– Теперь я уже не смогу. Не дадут. Плохо – живи. А хорошо… Не дадут.
Я люблю Новый год
Я люблю Новый год. Люблю, потому что зима. Все бело. Падает снег. Все под снегом. И в новом районе, где я живу, открываются новые пути. Каждый идет не по асфальту, а как удобнее.
Новый год. Открываются новые двери в новых домах. Новые люди. Я сижу в новом доме в новой квартире, и напротив меня такая же фигура в таком же окне такой же квартиры и такое же ест, так же ходит вниз за газетами и кивает мне: с Новым годом!
В новом году хочется самого разнообразного. В новом году хочется меньше ссор друг с другом. Просто надо уяснить, что никто не виноват. У вас от него течет крыша, а у него от вас не гнется рукав и вылезает сделанная вами зубная щетка, поэтому речь неразборчива, вся щетина в зубах торчит. И подай ты ему борща повеселей – ему же тебя завтра брить опасной бритвой. Не раздражай ты его, уж так и быть.
В новом году и в семье хочется поспокойнее. В крайнем случае – ну, бери зарплату, сам распределяй, сам соли, сам жарь. То есть в новом году – еще внимательнее к женщине: надо ее одевать, и опрыскивать хорошими духами, и мазать прекрасными кремами. И пора легкой промышленности работать на нее. Сосредоточиться хоть бы на ней, а мы уж в своих пальто пока и в брюках пока неглаженых, габардиновых, что от отца к сыну, – трамваи ими царапаешь. Год Женщины закончился, но жизнь женщин продолжается. Это можно заметить, если оглянуться.
Больше юмору в новом году. Еще больше мыслей вам, инженеры и писатели. Хорошей мимики вам, актеры и автоинспекторы. Крепких ног вам, танцоры и продавцы. Тонкого чувства меры вам, драматурги и повара.
Новый год. Сорок раз я встречал Новый год, из них двадцать пять – сознательно. Вначале это какое-то чудо счастливое, потом, когда они пошли побыстрее и стали мелькать, как понедельники, встречи пошли не такие оглушительные, а нормальные.
Мне, конечно, хочется видеть в новом году и счастливые лица, и полные магазины по ту сторону продавца, и полные театры по эту сторону артиста. И много хороших глаз со всех сторон. А время летит быстро, когда делаешь что-то интересное, и оно страшно тянется, когда ждешь звонка об окончании дня.
Нехорошие все-таки люди придумали календарь и завели часы. И все это мелькает, и тикает, и блямкает, и трещит, и звенит. И ходит нормальный, хороший, веселый человек и не подозревает, что ему шестьдесят, и не говорите вы ему…
Это астрономы поделили жизнь на годы, а она идет от книги к книге, от произведения к произведению, от работы к работе, и если уж оглянуться, то увидеть сзади не просто кучу лет, а гору дел вполне приличных, о которых не стыдно рассказать друзьям или внукам где-нибудь в саду когда-нибудь летом за каким-нибудь хорошим столом.
А семьдесят шестой уже пошел, уже начал разгоняться. А что в нем будет и как он пройдет, мы узнаем в такой же зимний день 1 января 1977 года. Счастливого вам Нового года!
Я при себе
Для Р. Карцева
Ничего не разрешаю себе уничтожать. Все старые вещи при мне. Мне пятьдесят, а все мои колготочки при мне, все ползуночки, носочки, трусики, маечки, узенькие плечики мои дорогие. Тоненькие в талииньке, коротенькие в ростике. Дорогие сердцу формочки рукавчиков, ботиночки, тапочки, в которых были ножки мои, ничего не знавшие, горя не знавшие ножки. Фотографии перебираю, перебираю, не выпускаю. Ой ты ж пусенька. Это же я! Неужели? Да, я, я. Документики все держу: метричку, справочки, табель первого класса, второго, дневники, подправочки, все документики при себе, все справочки мои дорогие, пальцем постаревшим разглаживаю немых свидетелей длинной дороги.
Все честно, все документировано, ни шагу без фиксации. В случае аварии, какую книгу хватаете на необитаемый остров? Справки. Вдруг сзади – хлоп по плечу. А-а! Это на острове?!
– Где был с января по февраль тысяча шешешят?..
– Вот справка.
– Где сейчас находится дядя жены?
– А вот.
– Где похоронен умерший в тышяшя восемьдесят брат папы дедушки по двоюродной сестре?
– Парковая, шестнадцать, наискосок к загсу. От загса десять шагов на север, круто на восток, войти в квартиру шестнадцать и копать бывшее слободское кладбище.
– Куда движешься сам?
– А вот направление.
– А как сюда попал?
– А вот трамвайный билет.
Все! Крыть нечем. Хочется крыть, а нечем.
– Лампочку поменял?
– Вот чек.
– Что глотнул?
– Вот рецепт.
– Почему домой?
– Вот бюллетень.
– Куда смотришь?
– Вот телевизор.
– Какая программа?
– «Время».
– А четырнадцатого откуда поздно?
– Вот пригласительный билет, галстук, букет.
– Так… плитка в ванной, унитаз.
– Вот чек.
– Карниз ворован?
– Вот чек.
– Обои ворованы?
– Чек.
– Это воровано?
– Чек.
– Воровано?
– Чек.
– Тьфу!
– Плевательница.
Ох и хочется крыть. А нечем!
– Как найти в случае?
– Вот папа, мама, дядя, тетя, дом, работа, магазин, больница… Все.
– А если?..
– Вот регистратура.
– А все-таки если?
– Вот, вот и вот.
– С другими городами?
– Ничего.
– Санаторий?
– Ни разу.
– По-английски?
– Ни бе ни ме.
– Где?
– Здесь.
– А если?
– Соображу.
– А непредвиденно?
– Позвоню.
– А самому захочется?
– Спрошу.
– А если мгновенно – ответ?
– Уклончивый. Да зачем вам трудиться? Вот список ваших вопросов, вот список моих ответов, причем четыре варианта по времени года.
– Заранее?
– Да.
– Сообразил?
– Да.
– Такой честный?
– Характеристика.
– А не участвовал в развратной компании шесть на четыре, девять на двенадцать с пивом, журналами, банями, парной?
– Грамота об импотенции, участковый врач, соседи, общественность.
– При чем состоишь? Воровал?
– Водоканал.
– Тьфу ты.
– Плевательница.
– Пока…
– Всё.
С высоко поднятой головой хожу. Некоторые издеваются: справки – это все, что ты накопил к старости? – Все! Причем это копии. Оригиналы закопаны в таком месте, что я спокоен. И не только я. Глядя на меня, другие светлеют. Значит, можно, значит, живет. Всем становится спокойнее. Самые строгие проверяющие теплеют, на свою старость легче смотря. Один с дамой подошел:
– А где вас искать после вашей внезапной кончины, которая произойдет…
– А второе интернациональное, сто восемь – по горизонтали, шесть – по вертикали, от пересечения три шага на север, в боковом кармане свидетельство.
– Поздравляю, выдержал, готовьтесь к следующему.
– Отметьте.
– Идите.
– Число, час, печать. Здесь, здесь, здесь.
– Чуть больше времени на выход. Зато не только свободен, но и спокоен, что действительно вышел, действительно пошел, действительно пришел домой и совершенно искренне лег спать.
Не волнуйся
Не волнуйся и не бегай: все у нас налажено.
Все службы работают.
Люди начеку лежат.
Тонет человек – смотри спокойно, не шевелись.
Сейчас приедут. Наблюдай.
Специальная служба есть.
Люди деньги получают.
Ничего, ничего, еще успеют.
Горит что-нибудь – будь спокоен.
Будь спок. Смотри наверх.
Сейчас пожарник на вышке заволнуется.
Сейчас, сейчас, он знает когда.
Для этого большое пожарное депо.
Асбест, вода…
Ничего, ничего, пусть полыхает.
Будь спок. Ребята лежат начеку…
Видишь, впереди тебя кто-то гаечным ключом кому-то вначале что-то пригрозил, а потом что-то отвернул.
Смело переходи на другую сторону.
Я уверен, что сейчас появится милиционер.
Служба! Для всего люди поставлены.
Деньги плачены.
Все вокруг не спят.
Карты в кабинете мерцают, флажки на картах, вымпелы.
Здесь раздевают, здесь горит, а здесь все в порядке, но что-то не нравится.
Если закололо у тебя, засвербило – лежи, улыбайся.
Они уже едут с клизмами, тампонами, тромбонами, сифонами на высоких скоростях.
Будьте споки.
Служит народ. Бойцы начеку.
Сломалось дома. Ая-яй.
Из ванной обратно пошло.
Они с унитазом сообщающиеся сосуды.
Что ж ты с визгом оттуда выскочил?
Лежи, плавай. Сейчас приедут.
С любым поспорь, и лежи, и наблюдай слаженный труд мастеров.
Не лезь голыми руками в провода.
Замыкание, в глазах темно.
Двое едут. Электрик и глазник мчатся.
Движение остановлено.
Над тобой склонились.
– Вижу, вижу! Солнце, солнце!
– Видишь! А не верил.
Письмо женщине
Итак, моя радость, я еду к Вам. Я сосредоточен. Я начал делать зарядку, пробежку и готовку. Собираюсь в поездку. Сейчас как раз упаковываю душу, потом соберу Вашу любимую фигуру. А распаковывать мы будем вместе. Вы позволите присутствовать, чтоб видеть Вашу радость?
Эта поездка занимает все мое воображение. Я уже думаю только о Вас и о том, что еще мог забыть, чтоб во время первого страстного поцелуя не вскрикивать: «О боже, где мой паспорт? Минуточку, где деньги?..» Все будет при мне. Я действую по списку, и, если вдруг забуду список, у меня есть второй, где первым пунктом – войти и крикнуть: «Любимая, скорей ко мне! Я тут. Я вот». И первый поцелуй в пальто. Вы любите в пальто и сапогах? Я обожаю. Это развивает воображение и дает волю рукам.
Вы будете разматывать мое кашне до обморока. А после обморока Вас ожидает ряд сюрпризов. Во-первых, когда Вы снимете с меня пальто, меня там не будет. Как я этого добьюсь, не спрашивайте, я тот праздник, что едет к Вам. Как бы я хотел быть на Вашем месте в момент этой радости от встречи со мной. Я тут кое-что смешал и добился удивительного аромата. На Вас должно подействовать. Я специально ем протертую пищу, чтоб кожа была гладкой, а взгляд нетерпеливым. Я расскажу, почему молчал два года, так подробно, что это будет двухлетний рассказ. Потом и Вы мне расскажете все. Решительно все! Во всяком случае, главное. Это по-хорошему все усложнит.