Собрание произведений в одном томе Жванецкий Михаил
Первый. О грузине. Нет, о доценте. Он говорит: «Как ваша фамилия?» – «Горидзе». – «А зовут вас как?» Он говорит: «Авас». Он говорит: «А я доцент». А тот говорит: «А я грузин». А доцент говорит: «А я кто?» А он говорит: «Вы тоже грузин».
Второй. Так они оба были грузины?
Первый. Вот это я не помню. Один был грузин, а другой… Степа!
Второй. Да это я Степа.
Первый. Ты Степа? А кто грузин? Грузин не знал, что он грузин…
Второй. Ему не сообщили?
Первый. Сообщили, но поздно. Он уже был Авас!
Второй. Давай еще раз!
Первый. Есть у нас грузин и доцент тупой. Страшно тупой.
Второй. А грузин?
Первый. А грузин нет. И ты тоже. Вместе с доцентом.
Второй. Ну?
Первый. «Ну!» Вызывает он его к доске – Авас, Авас, Авас, Авас!
Второй. Ааа! Ну и что?
Первый. Ничего.
Второй. А чего вы смеялись?
Спокойно, товарищи
Товарищи, у некоторых появилась мания: они стали бояться, что за ними захлопнется дверь. Вышел из квартиры – захлопнулась дверь, остался на лестнице в трусах. Вышел из министерства – захлопнулась дверь, остался на улице со списком. Выехал из города – захлопнулась дверь, остался в степи без документов… Некоторые стали руками придерживать, некоторых от ручки не оторвешь. Они жутко замки проверяют и каждый раз снова тянутся, возвращаются, не могут отойти…
Товарищи, убирайте ноги, дайте закрыть. Предупреждаю, если сзади щелкнет, это не всегда дверь. Кроме замков автоматических, так называемых английских, есть ручные, висячие – наши. Их слышно, когда закрывают. Не надо ногой дверь придерживать: вы мешаете находящимся в помещении. Идите. Будете стучать обратно – лицо держите перед глазком.
Снизим растущие потребности!
Граждане, гражданин! Я труженик советского сервиса. Не севера – сервиса, обращаюсь к вам, наши клиенты, с мыслью: за все надо сказать спасибо.
Пообедал – слава Богу!
Поспал – спасибо!
Одет – благодарю!
Обут – хорошо.
Эти роптуны только портят… Скандалят, критикуют… А нам и так хорошо… Я лично доволен, что существую, и все! За все спасибо и слава Богу… Не хочу ничего усовершенствовать… Раз лучше, чем было, значит, уже хорошо!
Отчего у всех растут потребности?.. Зачем тебе машина?.. Ты же хочешь, чтоб тебя заправляли, чтоб тебе стекла мыли… Кто тебе будет мыть?.. Они тоже хотят в машинах сидеть. У нас все равны…
Дадут тебе машину, ты разве успокоишься? Ты же дачу к ней захочешь прицепить двуспальную. Хорошо, если со своей женой: у тебя потребности растут. А потом туда газовую плиту прикажешь вставить, приемник, телевизор. А откуда это взять?.. Нам что, капиталист одолжит?
Нет… Получается жуткая картина… Другой такой же, как ты, советский человек должен взять перед этим ни капли не выпить, встать с утра пораньше, засучить рукава и вкалывать весь день напролет. Ему уже на перекуры и на разговоры времени не остается, потому что он тебе дачу клепает.
А еще пятеро несчастных, непивших, некуривших, тебе туда диван вталкивают. А бедолага, у которого ни в одном глазу, который нарушил свой распорядок, не побаловал с нормировщицей во время рабочего дня, тебе отопление ставит, проклиная свою разбитую жизнь.
А конструктор, тонкий ум, высокий интеллект, не обсудив как следует вчерашний футбол и не заточив за полдня карандаш, вынужден сразу, с утра размечать для тебя окошки, чтоб тебе вдыхать и выдыхать. Чтобы тебя грело, а там охлаждало, чтоб тебе там пусто было, а здесь битком…
Мрачная картина общего напряжения…
Зачем мы друг другу на голову свои потребности обрушиваем. Может, откажемся, а? Скажем, не надо нам, а? Не хотим загружать своего коллегу, брата своего удивительного. А, ребята? Если договоримся, сразу тише станет…
И не надо на нее прыгать. Что, она не такая, как ты?! Шашлык в пыли… С полу, с жару… Сдуй. Тряпочкой оботри… Чего ты ей жизнь портишь?! А завтра она придет к другому: почему стиральная машина течет, а тот поползет на поликлинику жаловаться… Только начни… У всех сразу настроение испортится. Зачем?.. Рухнул на тебя потолок… Сиди… Считай, отомстили: он вчера от своего фена электрического получил все двести двадцать вольт в руку.
Откуда у одного будет вдохновение другому подавать, если тот ему так пол прибил, что сквозь трещины собака пролезет. Вот и все. Что может быть лучше: накрылся шкурой, спустился к водопаду, напился. Антилопу догнал. Кулаком ее сшиб. И сыт. И лежишь под деревом. Или на дереве. В заповеднике… Орла стрелой снял. Перо вставил – все женщины твои… Летом лавровый лист надел, на берег океана пришел. И лежишь… Пальму потряс, банан упал, и опять лежишь…
Все, что надо, животное подаст, обезьяна… Зачем своих загружать. Светлая картина… Ну?.. Как?.. Откажемся, а, братья? На кой черт нам эти шелка, машины, пылесосы… Никто же нам не даст… Самим надо внедрять, добывать, ругать, вставлять, долбать… Стоят они этого всего, эти растущие, а?..
Если что решите, подходите, я рядом на стройке отдыхаю.
Диета
Есть прекрасная диета. За неделю – полвеса. Для начала легко скандалите на работе, высказывая недовольство общей системой производства и не видя выхода. Вас увольняют с плохой характеристикой.
Широко известно изменяете жене, крича: «А как же, конечно!» Не видя выхода, она от вас уходит. Та, вторая, ждет ребенка, но вы от него отказываетесь, крича в суде: «Конечно. А как же!» Обильно заливаете соседей и ждете их прихода с ответным словом. Пишете пиьмо о плохой работе своего отделения милиции и подписываетесь полностью. Прорываетесь без очереди сквозь толпу, называя себя инвалидом, – отчего им становитесь.
Затеваете ремонт – прихдите без материалов, без связей, без очереди и требуете начать ремонт, выкрикивая слово «официально».
Вызываете «Скорую» и вступаете с врачом в диспут: почему их не было полтора часа? Он вам о зарплате фельдшера, вы ему о всеобщей медицинской помощи. Он вам о личной заинтересованности, вы ему об успехах здравоохранения. Тут же он вас лечит, и, выкрикивая слово «принципиально», вы пробиваете на телевидении этот разговор. Пробиваете, пробиваете, пробиваете и потом опять пробиваете и уже тогда начинаете пробивать там же разговор о продуктах, отталкиваясь от желудочных заболеваний и связывая его со «Скорой». Пробиваете, пробиваете, пробиваете, потом еще раз пробиваете и, так и не выбив пропуск у вахтера, чтобы просто подойти к зданию, идете взвешиваться.
Теперь можно есть все. Вопрос в аппетите.
Грипп
Грипп или что другое. Температура. Вызываю по телефону. Через три часа дверной звонок. Стоит девочка в ботах. Носом хлюпает, шарфом обмотана.
– Врача вызывали?
Я под одеяло. Она села на кровать.
– Что ломит? Чем болеете?
– В общем, грипп.
– Где работаете?
– Пишу.
– Писатель? Как интересно. Книги пишете?
– Юмористические штучки.
– Поднимите рубаху. Дышите глубже. А трудно писать юмористические рассказы?
– Нет.
– А по-моему, очень трудно. Где вы темы берете?
– А вы врач?
– Нет. Я студентка. Нас на эпидемию бросили. Вы один живете? Некому сходить в аптеку?
– Один.
– Ну, что нового в театрах?.. А где вы темы берете для юмористических рассказов?.. Ну, я пошла. Лежите, я сама оденусь. Вам нельзя вставать. Ни в коем случае. Я даже могу дверь закрыть.
Дверь захлопнулась. Тут же звонок в дверь. Одеваюсь. Встаю.
– Ой, перчатки забыла. Вот они. Все, лежите.
Раздеваюсь, ложусь.
Звонок. Одеваюсь. Встаю.
– Ручку у вас прихватила. Ложитесь. Нельзя.
Раздеваюсь, ложусь, звонок. Одеваюсь. Встаю.
– Самое главное, извините, я случайно захватила рецепты, которые я вам выписала. Я уже тут в каждой квартире что-то забываю. И все-таки это не так трудно, как писать юмористические рассказы.
Мальчики, схватимся и побежим[1]
Ребята! А что, если все вместе возьмемся и побежим… Вот прямо сейчас, схватились и побежали…
(В сторону). А? Что?.. Завтра выходной… Да… А когда?.. Понедельник?.. Ну ладно… только точно…
Так, все, ребята, понедельник… только все как один… Ну!.. Давайте!.. Не стоит?.. Через месяц, ну ладно… через месяц. Но так же нельзя сидеть, нельзя, мы же стареем на глазах… Мы же понимаем, что это нужно!..
Ну!.. Встали, побежали… Сейчас же… Ну в чем сидим, в том побежали… Ну и что, если зима?.. Холодно?.. Ну что?.. Ну по снегу. Ну и побежим… Промокнем, ну и что…
Ну хорошо, как потеплеет… Ну ладно… Да что ладно?! Ну нельзя же… Ну! Ну я кому говорю! Подъем!.. Подъем! Ну!.. Схватили рюкзаки, надели что есть и за мной!..
А?.. Что вы сказали?.. Весной… Ну тогда уже все вместе. Ну и чудесно… И студентки подъедут, и медсестры присоединятся. Да… Уже всех соберем и тогда… Ладно… Договорились.
Все!.. Весна!.. Побежали, ребята, пробьемся!.. Ну!.. Что?.. Сессия… и медсестры заняты… Грипп, да… И сессия… Ну ладно… Через пять лет они закончат, тогда и понесемся… Рюкзаки, и пробьемся!..
Ребята! Закончили… Давай… Только все как один… Ну!.. Что?.. Опыта нет… Только закончили… Ну да… пусть поработают немного… Пообвыкнут… Разберутся… В общем, еще чуток обождем…
Ну все, пора! Обвыкли все… Побежали, товарищи, побежали… впереди самые активные, сзади те, кто, так сказать… А когда прибудет теплое белье?.. Ага. И хорошее бельишко? С начесом внутрь… Товарищ, есть смысл подождать и уже во всеоружии, в теплом бельишке… А?..
Ну что… все есть?.. Ну… Рванули, мальчишки, мальчишки, мы недалеко… Мальчишки!.. Радикулит?.. Ну, рванули… поясница?.. Доктор говорит, через год будете танцевать. Ну, еще год, столько ждали…
Ну все, кажется, полегчало, схватили рюкзаки?.. А?.. А… шестьдесят лет… куда бежать… куда спешить… и пешком там будем… Вот молодежь растет… вот эти да…
Ну чего вы сидите?.. Вперед, ребята… Вы молодые, вам карты в руки… Только все вместе… Бегом!.. Прыжками! Вперед, дети мои!.. Вперед, внуки мои… За деда, за бабу… Ну, побежали…
Куда?..
Куда-то вперед… А может… Я помню, надо бежать. А куда?.. Для чего?.. А!.. Вот и солнышко выглянуло… Идите, идите, не мешайте…
Подруги
Из спектакля А. Райкина
На углу стоят восемь женщин.
Девятая (прощается). Девочки, я так рада, что мы наконец собрались. Мы последнее время так редко собираемся. Я вас приглашаю на следующее воскресенье. Ладно, девочки?! Ну, я пошла… До свидания…
(Восемь женщин смотрят ей вслед.)
Первая. Хорошо, что она нас пригласила… Мы так давно вместе не собирались. Правда, девочки?.. И как здорово все было приготовлено. С каким вкусом… Я ела и думала: откуда у нее деньги? В аптеке работает… Это все яды… Она домой полную сумку ядов тащит. А сейчас за яды бешеные деньги дают: змей не хватает… Эх! Мне б яду… Ну, я пошла.
(Семь женщин смотрят ей вслед.)
Вторая. Видели, кофта на ней!.. Муж плавает на пароходе день и ночь. Никто его не видит… Такие вещи привозит. Класть некуда. Могла бы сказать мне: «Капа! Я вижу, ты смотришь… На! Мы поносили, теперь ты поноси… На!.. Бери!..» Господи, я бы все равно отказалась, разве мне нужны эти тряпки… Но она могла бы предложить?!. Ну, я пошла…
(Шесть женщин смотрят ей вслед.)
Третья. Отсудила у мужа все… Выбросила его на улицу голого и босого, там он простудился и слег.
А еще два диплома имеет, образованная… До свидания, мои любимые!
(Пятеро смотрят ей вслед.)
Четвертая. Образованная… Уж кто бы говорил, а она б молчала. Сама на свой диплом чайник ставит! А я, между прочим, без диплома и без аттестата, и все со мной советуются. Потому что все меня любят. Правда, девочки?
Все. Конечно, милая…
(Четвертая уходит. Четверо смотрят ей вслед.)
Пятая. Ей уже сто лет. Водку пьет, как мужчина, и ничего. Вот что значит организм… Ну, надо идти.
(Пятая уходит. Трое смотрят ей вслед.)
Шестая. Иди, милая, иди… Сама становится все старше, а мужья все моложе и моложе… Последний, кажется, в школу ходит. До свидания, девочки.
Двое. До свидания, родная.
(Шестая уходит. Двое смотрят ей вслед.)
Седьмая. А я тебе скажу, что у нее комплекс. Знаешь, теперь есть такой комплекс ненормальности. Все стучит шваброй в потолок, чтоб перестали мебель двигать. А у нас из мебели ведро воды… Такая дура… За что ее мужу Ленинскую премию дали?.. Пошла.
Восьмая. Пошла, пошла…
(Остается одна. Тоскливо смотрит по сторонам.)
(Себе.) Пошла… Пешком… А по ночам на «Волге» ездит. Скрывает… А от народа скрывать нечего. Народ ночью видит лучше, чем днем. Верно?.. Верно!.. Точно?.. Точно!
(Уходит направо. С левой стороны поднимается занавес. Восемь женщин стоят, смотрят ей вслед.)
Первая. Видели?.. Она улыбнулась. Челюсть у нее искусственная. А если копнуть глубже, вообще парик!
Одинокий
Послушай, кацо, нехорошо получается. Сначала все хохочут, только потом я хохочу. Все плачут, потом я плачу. Иногда все молчат – мне кричать хочется. Что за характер такой? А? Все кричат – мне молчать хочется. Понимаешь?! Чем больше мне говорят: «Бога нет», – мне так и хочется сказать: «А ты видел, что его нет? Что ты кричишь?! Ты не видел, что он есть, и не видел, что его нет. Что ты вообще видел?»… К невропатологу пойти, что ли? На анализы лечь… Невыносимо, слушай… Если все туда побежали, я здесь останусь. Скажи, тип интересный. Все кепки надели – должен папаху прицепить…
Мне серьезно лечиться надо, на процедуры ходить. Из-за характера своего я уже без родственников остался. Мне друзья говорят: «Ты что, действительно хочешь быть ни на кого не похожим?! Что телевизор не купишь? Что фигурное катание не смотришь? Что от Райкина не смеешься? Что комнату не обставляешь внизу для себя, вверху для гостей?! Почему не пьешь с нами, как мы? Почему женщин не любишь, как мы? Зачем издеваешься над нами – выделяешься из нас?! Мы твои друзья, для которых ты дороже жизни, – мы тебя побить можем…» Я им говорю: «Вы мои друзья, вы меня можете побить. Ну не буду я идти инженером, все туда пошли. Не могу я! Больной я человек».
Людей стал избегать. Не хочу лучше, чем у соседа, не хочу хуже, чем у соседа, не хочу вообще, как у соседа, сам по себе хочу… Людей стал избегать… Из Москвы блондинка приезжала – весь Гудаут за ней ходил. Я в землю уткнулся. На месте остался… Ну ты видел такого?!. Лаковые туфли не хочу обувать. Кепку сбросил. Брюки-шаровары надел, рубаху украинскую, трубку. На Тараса Шевченко стал похож. Все переменил. Сюда переехал. Друзья приезжали, побили все-таки… А что я могу сделать?.. Больной человек. Хороший врач нужен.
Поменьше юмору, граждане!
Граждане! Чтоб не мешать, пока давайте меньше юмору, граждане. Давайте пока не острить. Изо всех сил держаться и не острить. Меньше смеху, меньше улыбок, товарищи! Больше насупленности и сурьезу. К насупленным, драматически сурьезным и трагически сосредоточенным больше доверия. Все понимают, что вы своим юмором хотите сказать… Все бы хотели сказать. Но низзя!.. Рано. Успеем. Проблемы решать надо в полном молчании… Решим – остри, не решим – молчи, пока не решим. Свистнем – остри. Жди свистка.
Сурьезный, насупленный, молчаливый и диковатый вызывает огромное доверие и сверху и снизу. Он что хочешь выполнит – не что хочешь, а что хочешь выполнит – без издевательских острот и жуткого подхихикивания снизу.
При мне от смеха у людей выпадали кувалды, баранки и гвозди. Трясущийся от хохота, со слезящимися глазами комедиант не может найти оброненный карандаш или пассатижи и теряет час-два горячего рабочего времени. Сила удара кувалдой по конструкции у смеющегося человека вдвое ниже по динамометру, мы замеряли.
И правильно сейчас просматривается намечающаяся тенденция, смешанная с концепцией по всемерному снижению уровня хохота в организациях и частных лицах.
Под песню, напрасно непрерывно бодрящую из динамиков, хорошо ходится и входится строем в ворота производства, хорошо клепается у горячих мартенов. Так что давайте, давайте, давайте побыстрей без юмора, граждане. Побыстрей, побыстрей, нечего откладывать. И прямо сейчас, без этих насмешек и подхихикиваний под печатающий шаг трудовых отрядов.
И не дай бог насмешки над собой как признака ума, который, мол, есть в Англии. И езжай. И смейся над ими же з ими уместе. Все замороченные, все выбивают друг у друга дефицит и прописку, так что ж их отвлекать от этого святого дела.
Ишо над собой смеяться… ишь чего. Дай волю – половина покатится до судорог, на карачках уползет. А низзя! Разговор должен быть громкий, крепкий, лобовой, без подмигиваний и намеков.
Равномерное изложение, равномерно действующее на окружающих. Слова употреблять знакомые, много раз слышанные, вроде гудения трансформатора: предоставить, обеспечить, наладить, обратить внимание. И это правильная тенденция, смешанная с концепцией, – оставить у человека на завтра такое настроение, какое у него было сегодня.
А чувство юмора выбивать из остряков руками, и его издали будет видать. Научись острить без намеков и веселиться без юмора, увидишь, как к тебе потянутся люди посмотреть на тебя, юмориста, порадоваться за себя.
Вот так на сегодня. А на завтра посмотрим, когда подождем! Как подождем, так и посмотрим.
Склероз
Слушайте, это ужасно, слушайте. Только что смотрела картину, оказывается, второй раз. Черт его знает. Иди запомни название, иди запомни содержание. Сижу, смотрю. Мне говорят: «Вы уже это видели». Начинаю присматриваться. Действительно, что-то шляпа знакомая. Тайга какая-то, чекисты. Правильно, смотрю второй раз, если даже не третий. Слушайте, это же ужасно! Сейчас иду смотреть «Месяц в тайге». Напомните мне – это там, где она ему изменяет или где он план не может выполнить? Тоже не помните. Никто не помнит. У всех склероз. Здоровье ни к черту. Пойду посмотрю.
Вперед
Из человека в шприц что-то можно выдавить.
С листа собрать чернила в авторучку.
С газеты на матрицу буквы снова перевести – в свинец переплавить. Свинец вывезти на Среднерусскую возвышенность и снова закопать – снова гору возвести по фотографиям.
Дрова в деревья перевести, нейлон – в уголь, уголь – в шахты.
Воду из чайников в реки вылить.
Костюмы наши распустить, свалять, стриженым овцам сшить тулупы и надеть на них с извинениями.
Перья у дам выдернуть, снова этим ребяткам страусам вставить.
Гири переплавить, прилавок разобрать, чтоб ему стоять негде было.
Телевизоры разобрать, медь отдать Хозяйке Медной горы, стекло растолочь и снова в песок на берег реки.
По проводам пойти, разыскать электростанции, разобрать, воду слить, мазут в скважину закачать.
Землю по фотографиям и наскальным рисункам восстановить, пушки в руду перевести и отвезти на Курскую магнитную аномалию, где и разбросать.
И все это время не стричься и не бриться, зарастать начать и продолжать зарастать.
И уже этой шерстью согреваться и по деревьям по оставшимся рассесться.
Ничего не значащие слова «Эй, здоров», «Как дела», «Ты все еще там», «Я все еще здесь» заменить гортанными криками и курлыканьем: «Эй зоов ка-ак жи-и, ка-ак де-а-а-а, ты здесь… я та-а-ам…»
Сидеть на деревьях каждый на своем, цепляясь за ветки сильными рыжими ногами и провожая упавшего равнодушными взглядами, – не приспособился.
За самым заросшим, самым приспособившимся, у которого уже первые признаки хвоста, мчаться в апельсиновую рощу. Аа-ах… и бегать, и спать, и прыгать, и пить, и снова бояться львов и тигров, а не этих своих товарищей…
Не пойму, что с людьми происходит
Для Р. Карцева
Не думал никогда, что у нас такие странные люди есть… Отказаться от жизни, чтоб кидать ядро дальше другого дурака или выше поднимать ногу на сцене?! Что-то я не пойму. Чего они из кожи лезут?.. Этот на себе микробов выращивает. Это ж надо гадость такую. Пожилой человек… Тот вообще залез в вулкан. Извергался оттуда с компанией таких же дружков?! Ну?.. Ей-богу. Как дети… Нет?..
Вроде приличная зарплата. Семья. Так сиди. Не скачи. Не дергайся… Конечно, кроме себя он никому вреда не принесет. Но пример дурной показывает… А тот дурачок на лодочке четыре месяца плавал один. Ну так ладно, он англичанин. С них не спросишь. С них, чтоб спросить, надо пролив Ламанческий переплывать… Но чтоб у нас такие дураки были, не ожидал… Еще хорошо, общественность не поддерживает. А то на лодке каждый бы… От жены. От детей…
На льдине сто дураков сидят, лед щупают, медведей пугают. Им еще туда зарплату сбрасывают, провиант и за снег доплачивают… Что, у нас снега мало?.. Несет их… Другой черепа раскопал, сидит в яме празднует… Дурака валяют в рабочее время. Собаке вторую голову пришили… Я думал – пацанва, а это пожилые люди балуются…
Она тридцать лет цветочки соединяла: фиалочку с тюльпанчиком. На государственные средства… Тьфу!.. Дура с пестиком!.. Я без цветов знаешь сколько живу!.. Я б тебе показал, куда деньги девать.
Счетные машины… А что считать?.. Руб сорок девять плюс руб сорок девять минус посуда.
Прибегает два раза в месяц: «Дай мне бешеные деньги, я микроба нашел…» Ох, я б тебе деньги показал бы!.. Ты бы у меня вагонетку толкал бы в одну сторону, а другой такой же в другую!..
Между нами говоря. Что мне от той Луны?.. Ни холодно, ни жарко. Ну светит – светит. Не светит – спичку зажгу… Чего я должен заглядывать, что у нее со спины. Что я, без этого е жил?.. Ну, между нами говоря!.. Что-то я тут не пойму… Что это за национальность людей такая?..
А если народ не понимает. Так и не рыпайся!.. Может, это все запретить и посадить их в карцера?.. А?.. Это можно попробовать, а если хорошо получится, то и держать… Потому что когда все понимают, что ты делаешь, когда самый дурной, тупой поймет, чем ты занимаешься в рабочее время, – занимайся… А если я к тебе забрел по пьянке проверить, что ты вытворяешь в государственный рабочий день. А ты мне что-то лопочешь: частицы, нейроны, мембраны. А я ни черта. Ни в какую. Ни за что. Хоть ты в меня стреляй!.. Тогда все… Тут тебя и брать надо. Тут тебе пятнадцать суток и как раз… Эх, я б наломал. Власти у меня мало…
Да не кричите вы!.. Лошадь тут стояла. Надо же убрать.
День, полный жизни
Для Р. Карцева и В. Ильченко
Сидят двое – мрачные, с головной болью.
– А потом куда мы пошли?
– Домой.
– Ну пришли домой…
– Не сразу. Сначала зашли в мебельный магазин.
– Да?.. А чего? Я хотел купить чего… или чего?
– Чего купить. Вы там хотели раздеться и к ним в шкаф повесить.
– Ну?
– А они не давали.
– Ну?
– Ну, у них ваш зуб остался.
– Да… (щупает) ты смотри. А рукав где?
– В музее.
– Чего?
– А у них кровать стояла, царская, что ли, вы себе стелить начали.
– А чего это все синее?
– Они протокол составляли, а вы не давали.
– Ну и чего?
– Ну и чернила выпили.
– Ага… Ну спасибо, проясняется. (Вынимает из кармана гирлянду лампочек и шариков.) Наверное, на елку налетел.
– Да нет… Сейчас лето.
– Да?.. А то тут буквы какие-то. Чувствую, давит. (Вынимает буквы ГАСТРО.)
– Реклама, наверное. Вы с кем-то спорили, что вы альпинист.
– Какой я альпинист?
– Разве поймешь. Вы по-немецки говорили.
– По-немецки… И немцы меня понимали?
– Наверное… Они тоже русские, кроме того – выпимши.
– Да… А кто ты такой?
– Так, Витя…
– Витя… Мы что, с тобой в школе учились?
– Не…
– А что, работаем вместе?
– Не… Мы только вчера познакомились.
– А?.. Ты Костя?
– Не – Витя.
– Ну ладно… Повеселились, на работу надо.
– Не надо. Вы уволились.
– Когда?
– Вчера… Вы ходили к директору домой…
– И ты ходил?
– Ну да… Я же вам денег одолжил.
– Много?
– Сорок рублей. Вы их своим друзьям отдали.
– Каким друзьям? Ты их запомнил?
– Не… На вокзале, они уезжали.