Тайны уставшего города (сборник) Хруцкий Эдуард
Так что образ Леньки Пантелеева, налетчика с галантерейными манерами, был, мягко говоря, собирательным.
Его родители подались в Питер из Жиздринского уезда Калужской губернии в конце XIX века. Иван Пантелкин был согласен на любую работу, чтобы прокормить семью. Сначала они осели в Тихвине, где в 1902 году родился Леонид Пантелкин, будущий налетчик Ленька Пантелеев.
Его отец все-таки обустроился в Питере на фабрике.
Детство Леньки было обычным для таких пацанов из рабочих бараков.
Но он все же окончил начальную школу, что по тем временам было вполне приемлемым образованием, тем более что по окончании он получил похвальный лист «за усердие, прилежание и достаточные успехи».
Не знаю, сыграла ли эта научная награда решающую роль в его дальнейшей судьбе, но ему удалось устроиться учеником в типографию газеты «Копейка».
Первый год он усердно обучался тонкостям набора со шваброй и тряпкой в руке. Рабочий день его длился не менее одиннадцати часов. Он мыл пол, протирал наборные кассы, сортировал свинцовые литеры.
Потом его сделали наладчиком, а позже — учеником наборщика.
Война. Наборщики призваны в армию, и Ленька Пантелкин становится полноправным типографским специалистом. Надо сказать, что в те времена профессия наборщика хорошо оплачивалась.
Ленька Пантелкин стал, несмотря на молодость, вполне солидным человеком. Он много читает, тем более что книги набирались в его типографии.
Революцию семнадцатого он встретил как праздник. Несмотря на молодость, записался в отряд Красной гвардии и после работы шел на военную учебу.
После октябрьского переворота Пантелкин получил первое боевое крещение: вместе со своим отрядом штурмовал Владимирское юнкерское училище. Тогда впервые он увидел смерть, впервые стрелял, стараясь попасть в человека.
А в 1918 году отряд красногвардейцев бросили под Нарву. Необходимо было любой ценой остановить наступление немцев.
Бой был коротким. Немцы, вояки опытные, наголову разбили рабочий отряд, и Ленька попал в плен.
Правда, в этом бою он впервые убил человека.
Бежал Пантелкин из плена в апреле девятнадцатого года. С трудом он добрался до Ямбурга и решил не возвращаться в голодный Петроград, тем более что почти все типографии в городе были закрыты. Он записывается в регулярную Красную армию. Его с радостью зачисляют в красноармейцы, но в звании этом высоком он ходит недолго. Как потомственного пролетария его переводят в особый отряд ВЧК.
Начались «суровые чекистские будни». Отряд изымает хлеб у кулаков и мануфактуру у фабричных, берет золотишников и охраняет важные объекты, арестовывает и расстреливает врагов революции. Ленька Пантелкин был беспощаден к ним. Приводил приговоры в исполнение охотно и старательно.
Это не осталось незамеченным. Красная армия выбила части Булак-Балаховича из Пскова, и Ленька становится комиссаром (оперуполномоченным) Псковской ЧК.
Итак, ему семнадцать лет. Он носит кожаную куртку и фасонистые сапоги, на поясе у него болтается маузер, а главное, он получил неограниченную власть над людьми. Он может арестовать и освободить, расстрелять или помиловать.
И именно это пьянит молодого Леньку Пантелкина сильнее, чем самогон или спирт. Через несколько месяцев его, как молодого и растущего оперативника отправляют на учебу в Петроград.
В 1921 году, поступив на работу агентом-контролером в Псковскую транспортную ЧК, Ленька меняет фамилию на более благозвучную. Так появляется новый сотрудник — Леонид Пантелеев. Под этой фамилией он становится кандидатом в члены ВКП(б).
Гражданская война уходила в прошлое, жизнь налаживалась. НЭП открыл новые перспективы для деловых людей. Леонид Пантелеев по-прежнему получал паек и мизерную зарплату.
Но однажды в пивной «Кострома» он и его коллега Варшулевич знакомятся с неким Васильевым, который предлагает им выгодное дело.
Не надо грабить и убивать, нужно лишь встретить Васильева в Питере и проводить до Пскова.
Так Ленька и Варшулевич стали «крышей» сбытчика краденого. Васильев возил к границе меха и ценности, взятые бандой питерских налетчиков. Васильев щедро расплачивался со своими телохранителями.
У Леньки появились неплохие костюмы, часы, обувь. Были деньги на баб и выпивку, и жизнь казалась необыкновенно прекрасной.
Новый, двенадцатый по счету, председатель Питерской ЧК Мессинг решил покончить с бандитизмом в колыбели революции и попросил помощи у Федора Мартынова, начальника особой группы по борьбе с бандитизмом.
В Питер приехали московские опера, которые начали аккуратно и оперативно грамотно разрабатывать крупные банды.
Для Пантелеева это кончилось трагически. Однажды, когда они встретились с Васильевым, их повязала особая группа.
Так попал доблестный чекист в губернский домзак № 1 на Шпалерной улице. Его не расстреляли, что по тем временам было крайне странно. Но об этом мы поговорим позже.
Отсидел Ленька в домзаке три месяца и вышел на волю чекистом-расстригой. Правда, в камере он подружился с неким торговцем Вельманом, который на самом деле был зловредным наводчиком.
Мандата нет. Маузер отобрали. Славное время власти над соотечественниками закончилось.
Многие, кто до меня писали о Леониде Пантелееве, считали, что в налеты он пошел от жажды риска и любви к красивой жизни. Но из многих недоговорок старых сыщиков я понял, что Леньку не просто помиловали на Шпалерной улице. Он вышел, и сразу же начались налеты на квартиры самых знаменитых нэпманов — меховщика Богачева, доктора Грилихеса, ювелира Самойлова.
Те, кто впоследствии будет давать показания по налетам, отмечали, что Ленька жил скромно и никаких особых денег и ценностей у него не было.
Как водится на Руси, власть всегда нуждается в деньгах, в том числе и родная советская, которая добывала их любыми путями.
Есть версия, которую, кстати, поддерживает мой коллега Гелий Рябов, написавший сценарий фильма «Рожденная революцией», что Ленька просто экспроприировал ценности для питерского ОГПУ.
Иначе чем объяснить, что он не взял ни одной государственной копейки и не ограбил ни одного человека, не имевшего отношения к коммерции. А такие люди в Питере были. Актеры, инженеры, партработники, художники.
Налетчик подобного уровня вполне мог оприходовать пару трудсберкасс и унести приличный куш.
Но Ленька Пантелеев почему-то этого не делал.
Почему? Для чего он представлялся нэпманам полным именем? Чтобы показать свою удаль? Нет. Он был оперативником ЧК и знал отлично, что такое конспирация. Ни на одном из налетов он не пролил ни капли крови.
Пистолет использовался только для устрашения.
Но кроме ГПУ в Питере был уголовный розыск. В отличие от столицы, где партчинуши незамедлительно выгнали всех старых сыщиков, в Питере работали такие мастера-криминалисты, как бывший начальник сыскной полиции Андрей Кирпичников, Сергей Корнев, Андрей Горин. Они выучили оперативному мастерству лучших советских сыщиков тех лет — Ивана Бодунова, Сергея Кондратьева, Михаила Суббоча.
Леньку Пантелеева взяли в обувном магазине Бекли на Невском. Он выбирал себе новые фасонистые туфли. Брали его Бодунов, Шальдо и Бардзай.
Там впервые Ленька применил оружие и тяжело ранил инспектора Пашу Бардзая, который через час скончался в Конюшенной больнице.
Пред светлые очи начальника губернского угрозыска Леонида Петржака Пантелеева доставили еле живого. Видимо, опера били его от души.
Его отправили в Кресты, но он бежит оттуда. По сей день неизвестно, как это случилось.
Л. Шейнин намекал, что питерские бандиты организовали побег своему кумиру. Но Ленька не был связан с уголовным миром!
Предположение, что Леньку Пантелеева из-под стражи освобождает эсер, вряд ли верно. Судя по некоторым документам, которые мне довелось читать, и по рассказам бывалых людей, все выглядело совсем иначе.
Ленька бежал с подельником. Им в руки неведомым образом попал план тюрьмы с отмеченными крестиками дверями, которые были не заперты. Несколько раз во время побега кто-то выключал электричество в Крестах.
В газете «Известия» за 1922 год появилась заметка, в которой автор требовал ввести на нэпманов новый налог — ресторанный. Поел икры и жареного поросенка, попил шампанское и шартрез — плати вдвое против цены. Деньги должны идти в Поволжье, где пухнут и умирают от голода люди.
Возможно, в 1922 году деньги, собранные у нэпманов, шли в «Помгол», так именовалась организация, оказывающая помощь голодающим.
Работа Леньки Пантелеева на ОГПУ в качестве экспроприатора — моя версия, основанная на документах, рассказах и некотором жизненном опыте, приобретенном в течение продолжительной жизни в нашей стране.
Но версия — версией, а теперь вернемся к установленным фактам.
Итак, Пантелеев на свободе. Из Крестов вышел человек, ненавидящий сотрудников угрозыска и, как говорили очевидцы, поклявшийся отомстить им.
Кстати, ему удается узнать адрес Сергея Кондратьева, одного из оперов, лупивших его. Вместе со своим подельником Гавриловым Ленька едет за город, где снимал комнату Кондратьев, но застает дома только его жену Машу. А с бабами Пантелеев не воевал.
После «душевной беседы» на Дворцовой, стоившей Леньке сломанных ребер и выбитых зубов, он становится неуправляемым. Он грабит и убивает всех подряд, независимо от социального положения.
Теперь стреляет первым. А надо сказать, что это Пантелеев умел делать. Обучаясь на курсах ВЧК, он прошел спецподготовку по стрельбе и умел поражать противника с двух рук в движении, сквозь карман, научился вести огонь «флешем» — особым приемом, которым пользуются в спецвойсках по сей день.
Итак, он применяет оружие исходя из старой военной мудрости — хорошо стреляет тот, кто стреляет первым.
За январь 1923 года он убил десять человек и «слепил» больше двадцати «гоп-стопов», то есть уличных грабежей, и пятнадцать налетов.
Если до 4 сентября 1922 года он никогда не пускал в ход оружие, то теперь делал это постоянно.
Оперативники знали его блатхаты и все время устраивали там засады. Но Ленька всегда уходил, оставляя кровавый след.
На одной из малин, почувствовав опасность, он с порога начал стрелять, «завалив» хозяйку и двух оперов ГПУ.
Среди питерских налетчиков, с которыми Пантеелеев сблизился после своего побега, он получил кличку «Ленька Фартовый». Фарт — это воровская удача. А она не может длиться бесконечно.
Двенадцатого февраля 1923 года молодой опер ГПУ Иван Бусько получил задание организовать засаду на малине по Можайской улице. И вышел в адрес с пятью бойцами. Молодого и не очень опытного опера отправили туда для профилактики, не надеясь, что он встретит там Пантелеева.
А ночью в угрозыск сообщили, что на Можайской перестрелка, есть убитые и раненые.
Неужели Пантелеев все-таки пришел туда и перебил засаду?
Когда сыскари из 3-й бригады угрозыска примчались на Можайскую, то увидели живого и здорового Ваню Бусько и лежащего на полу человека в кожаной куртке и щегольских хромовых сапогах. Рядом с убитым валялись маузер и браунинг. Это был Пантелеев, и убил его паренек, всего лишь месяц назад зачисленный в ГПУ.
В соседней комнате под стволами карабинов сидел известный налетчик из его банды Мишка Корявый.
Наутро все питерские газеты сообщили о гибели бандита. Труп Пантелкина-Пантелеева был выставлен на всеобщее обозрение в морге Александровской больницы.
У каждого времени свои герои. Ленька Пантелеев сначала был действующим лицом криминальных очерков питерских газетных репортеров, потом героем воспоминаний сыщиков, потом материализовался на телеэкране, а в двадцать пятом году в ленинградском художественном альманахе «Ковш» появилась поэма Вероники Полонской «В петле».
Приведу лишь одно четверостишие:
- Ленька Пантелеев
- Сыщиков гроза,
- На руке браслетка,
- Синие глаза…
Позже в очерке Льва Шейнина перед читателями предстал элегантный высокий красавец бандит.
Бывший прокурорский генерал, ставший в свое время известным литератором, сочинил трогательную историю питерского бандита с жестокой любовью и буффонадным описанием налетом. И не зря он в своей книге назвал его бывшим телеграфистом, видимо вспомнив незабвенного Ятя из чеховской «Свадьбы».
Но я могу его понять. Написать в те годы подлинную трагедию рабочего паренька, красноармейца, чекиста, который погнался за легкой копейкой и потерял все, было просто невозможно. Ведь в наших органах работали люди «с пламенным сердцем, чистыми руками и холодной головой».
Шейнин даже портрет Пантелеева написал заведомо неточно. На самом деле Ленька был небольшого роста, худенький. Он никогда не носил элегантных шуб, предпочитал кожаные куртки, фасонистые галифе и сапоги хорошего хрома, то есть одевался так, как все его бывшие коллеги по Псковской ЧК.
Когда-то похожие уголовные истории писал эмигрировавший в 1918 году известный в те годы беллетрист В.Брешко-Брешковский.
Видимо, прежде чем стать следователем, гимназист Лева Шейнин зачитывался этими душераздирающими романами.
Элегантный бандит — герой двадцатых годов.
Когда я писал этот очерк, на экранах телевизоров появился многосерийный фильм «По прозвищу Барон».
И снова, как при НЭПе, его герой — элегантный и справедливый вор. Ну чем не Ленька Пантелеев в интерпретации Льва Шейнина?
Вот уж воистину: история повторяется сначала как трагедия, потом как фарс.
Даже криминальная история.
Король Молдаванки
Бывает же так: выходишь на улицу, и тебе сразу же везет. Я собирался купить новый номер журнала «Юность» с нашумевшей повестью Толи Гладилина «Хроника времен Виктора Подгурского». Номер этот, несмотря на огромный тираж журнала, стал бестселлером, но у меня был добрый знакомый в книжно-журнальном киоске у кинотеатра «Центральный» на Пушкинской площади, он мне откладывал печатный дефицит.
«Юность» он достал из-под прилавка. Расплачиваясь, я пробежал глазами по витрине и сначала подумал, что мне это привиделось. Совершенно открыто под стеклом стоял недавно вышедший томик Исаака Бабеля.
После ХХ съезда КПСС к нам начали возвращаться некоторые реабилитированные авторы. Появление И. Бабеля вызвало в Москве подлинный бум.
В книжных магазинах выстраивались змееобразные очереди, чернокнижники на Кузнецком и в проезде Художественного театра заламывали за томик в сером переплете баснословные цены.
И вдруг искомая мною книга совершенно открыто стоит в обычном книжном ларьке. С богатой добычей я пошел вниз по Горького и решил зайти в «Националь» пообщаться с друзьями.
Обеденное время кончилось, и кафе было полупустым, только у окна сидел мой друг, ассистент кинорежиссера Лукова Леня Марягин, а с ним плотный крепенький мужичок в двубортном костюме стального цвета, Исаак Маркович Зайонц, знаменитый деятель с Мосфильма. Когда-то он был директором картины «Веселые ребята».
Я поздоровался. Присел к ним за стол.
— Раздобыли Бабеля? — Зайонц взял в руки книгу. Усмехнулся и начал ее листать. — Вот, послушайте откровения Реба Арье-Лейба.
И Зайонц звучно, по-актерски прочитал кусок из рассказа «Как это делалось в Одессе»:
«…Вам двадцать пять лет. Если бы к небу и к земле были приделаны кольца, вы схватили бы эти кольца и притянули бы небо к земле. А папаша у вас биндюжник Мендель Крик. О чем думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше. Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день. Что сделали бы вы на месте Бени Крика? Вы ничего бы не сделали. А он сделал. Поэтому он Король, а вы держите фигу в кармане».
Он прочитал, вернул мне книгу и сказал:
— Золотая проза, молодые люди. Сейчас никто так не напишет. А Беню Крика по кличке Король я знал. Вернее, его прототипа. Звали его Моисей Винницкий, а кличка у него была «Мишка Япончик». Я тогда работал в Одесской ЧК и принимал участие в его ликвидации.
Так я впервые услышал о знаменитом одесском налетчике.
Я забыл об этом разговоре и вспомнил его через несколько лет, когда приехал в Одессу в командировку и между делом начал интересоваться судьбой Мишки Япончика.
Одесса. Ноябрь 1918 года.
Красных выбили гайдамаки. А их в свою очередь прогнали части Добровольческой армии. В городе царили хаос, разруха, бандитизм.
Одесса становится зоной французских интересов. Скоро, очень скоро в порт должны войти корабли с солдатами Иностранного легиона, сенегальскими стрелками и морской пехотой.
Но до этого в городе надо навести хоть приблизительный порядок. Нужен человек, который возглавит разрозненные подразделения Белой армии, организует надежную оборону и покончит с бандитами и большевистским подпольем.
Французский консул Энно и знаменитый монархист Василий Шульгин находят такого человека.
Генерал-губернатором Одессы и командующим войсками становится человек с фамилией провинциального актера — Гришин-Алмазов.
Он — генерал-майор артиллерии. Ему тридцать восемь лет. За его плечами две войны — японская и мировая.
Офицеры-добровольцы впервые слышат о таком генерале. Они знают только командира мортирного дивизиона подполковника Гришина. Им неизвестно, что, внезапно став военным министром Сибирского эсеровского правительства, Гришин за несколько дней производит себя в полковники, а потом надевает генеральские погоны.
Он среднего роста, большеглаз, для офицера хорошо образован, решителен и жесток.
За несколько недель он объединяет разрозненные части, создает фронт и начинает наводить порядок в городе.
Круглые сутки по Одессе ходят офицерские патрули. Уголовников расстреливают на месте. Контрразведка вместе с вновь созданной полицией устраивает широкомасштабные облавы.
Однажды Гришин-Алмазов получает письмо. Король одесских налетчиков Мишка Япончик предлагает ему оставить уголовников в покое: «Мы не гайдамаки и не большевики» — и за это обещает не трогать белых офицеров.
У любой войны есть определенные правила. Но это не относится к гражданской. Она всегда порождает беспредел и кровь.
Я не читал этого письма. Но по архивам и воспоминаниям я хорошо представлял Гришина-Алмазова. Офицер, прошедший две неудачные войны, следовательно, человек предельно озлобленный.
После тюрьмы, в которую его упрятали большевики в семнадцатом году, после ожидания расстрела и побега, он ушел в подполье, где под псевдонимом «Алмазов» руководил офицерской боевой организацией.
Когда же против большевиков восстал чехословацкий корпус, он вместе с чешским капитаном Гайдой кроваво давил выступления большевиков в Новониколаевске, Челябинске и Омске. В тридцать восемь лет он успел побывать военным министром в Омской эсеровской директории.
Гришин-Алмазов не щадил ни себя, ни, естественно, других. Это испугало либералов, и его убрали с поста военного министра. Его должность занял адмирал Колчак.
Гришин-Алмазов никогда не прощал обид. Вместе с атаманом Красильниковым и комендантом Омска полковником Волковым они участвуют в заговоре против эсеров и приводят Колчака к власти в Сибири.
Но сделал он это не ради легендарного адмирала, а стремясь отомстить председателю Директории эсеру Авксентьеву и его правой руке Зензинову. При аресте их до полусмерти избили казачки Красильникова.
Он помогал свергать правительства, а тут вдруг — какой-то вор.
Безусловно, письмо короля Молдаванки он посчитал оскорблением своей офицерской чести и объявил Япончика личным врагом. Это был бесклассовый конфликт, разборка двух авантюристов.
Покушений на свою жизнь Гришин-Алмазов не боялся. У него был особый татарский конвой. Семьдесят кавалеристов поклялись на коране в верности генералу.
Начальник контрразведки подполковник Бразуль получил точные указания, и его агентура была четко сориентирована на выявление бандитских притонов и блатхат.
Контрразведка — организация военная, она работала умело и четко.
Через неделю подполковник Бразуль положил на стол генерала рапорт. Были сформированы офицерские отряды. Переодетые в штатское добровольцы проникли на Молдаванку, окружили притоны и забросали их гранатами.
Погибло около пятидесяти бандитов, а сколько непричастных — никто не считал. Война, она и есть война.
Много позже большевистские газеты напишут об этом, как о карательной экспедиции в рабочие районы Одессы.
Но и Япончик не прощал обид. Его люди начали убивать офицеров. В основном окопников, вырвавшихся с фронта в веселую Одессу.
Тогда Бразуль разыскал трех оставшихся в живых опознавателей из почившей в бозе сыскной полиции. В те давние времена, когда не очень надеялись на фотографию и дактилоскопию, в летучих отрядах сыскной полиции служили чиновники с потрясающей зрительной памятью. Они присутствовали при допросах, проводили время в тюрьмах и на пересылках, запоминая лица преступников. Профессия эта в русском сыске считалась весьма почтенной.
Вместе с офицерами опознаватели ходили по ресторанам, казино и варьете центра Одессы и выявляли бандитов.
Их немедленно расстреливали в ближайшей подворотне.
Бандиты Япончика покинули центр любимого города и затаились на Молдаванке, Пересыпи, Дальних Мельницах.
Грабить банки и почты они начали в близлежащих городах.
На окраины добровольцы не лезли, там кроме бандитов были рабочие дружины, а в знаменитых катакомбах прятались красные партизаны.
Город поделили на сферы влияния.
Но белые недолго удерживали юг Украины, им пришлось оставить Одессу и отступить в сторону Новороссийска.
В город пришли красные. Заработали ЧК и уголовный розыск.
Перемена власти стала для Мишки Япончика трагедией. Он был не только налетчиком, но и стал удачливым коммерсантом.
Не правда ли, все повторяется?
Он владел рестораном-варьете «Монте-Карло» на Мясоедовской улице, дом 6, и лучшим в городе киноиллюзионом «Карсо» на Торговой.
У него были далеко идущие планы — покупка двух казино и Одесской кинофабрики.
Так все-таки кем был человек, с которого Бабель писал своего Беню Крика?
Для ответа на этот вопрос давайте посетим Запорожскую улицу на Молдаванке.
У этой улицы по сей день дурная слава. Издавна она была улицей воровских притонов, сомнительных пивных и грязных публичных домов.
Именно там 30 октября 1891 года в семье еврейского фургонщика Меера-Вольфа Мордковича Винницкого родился сын Мойше-Яков, которого потом запишут как Моисея Вольфовича Винницкого.
Когда ему исполнилось пять лет, умер отец-кормилец, и в десять лет мальчик пошел учеником в матрасную мастерскую.
Надо было помочь семье, он у Доры Зельмановны был пятым. Одновременно он посещал еврейскую школу и закончил четыре класса, то есть, по тем временам, получил начальное образование. Со свидетельством об окончании начальной школы человек мог сдать экзамены на первый классный чин, получить фуражку с кокардой и стать чиновником, мог пойти вольноопределяющимся в армию и держать испытания на прапорщика, пойти в телеграфисты или в полицию.
Мог бы, если бы не был евреем.
Поступить же в реальное училище Цукермана и получить среднее образование не было средств. И Мойша Винницкий в шестнадцать лет идет работать электриком на завод «Анатра». У него была перспектива стать мастером, неплохо зарабатывать, завести свою семью, но в жизнь вмешалась большая политика.
После постыдного поражения в японской войне под давлением общественности Николай II даровал Манифест о гражданских свободах. Для юга Российской империи этот странный документ стал поводом для еврейских погромов.
«Черная сотня» благодаря царскому манифесту стала легальной организацией.
По Одессе тоже прокатилась волна еврейских погромов.
Молодежь Одессы, евреи, украинцы и русские, взяли в руки оружие и объединились в боевые дружины для борьбы с погромщиками.
Мойша вступил в отряд анархистов-террористов и с пистолетом в руках защищал Запорожскую улицу от черносотенцев.
Наконец полиция проснулась от недельной спячки и стала наводить порядок. В городе все утихло. Но Моисей Винницкий не вернулся на завод. Смолоду взяв в руки пистолет, он не расставался с ним до конца жизни.
Он считал себя не бандитом, а идейным борцом.
В их группе в основном была молодежь, бывшие гимназисты, студенты, рабочие. Национальный состав самый пестрый.
На борьбу с тиранией нужны были деньги. Поэтому группа поначалу обложила данью одесских коммерсантов.
Они производили эксы (экспроприации), врывались в богатые квартиры, вязали хозяев, забирали драгоценности и деньги.
Грань между эксом и обычным налетом постепенно размывалась. Ведь деньги можно просто поделить, чтобы каждый революционер не испытывал материальных трудностей.
Моисей Винницкий был смуглым, широкоскулым, с раскосыми глазами. Поэтому в своей группе, именовавшейся «Молодая воля», он получил кликуху «Япончик». А имя Моисей отпало само собой, и он становится анархистом-боевиком Мишкой Япончиком.
В 1907 году Мишка Япончик руководит налетом на мучную торговлю Ландберга. Пришлось пострелять в воздух, но зато улов был неплохим.
Следующий налет был на квартиру ювелира Ланфера в октябре того же года. Здесь взяли очень много. Как говорят налетчики: «Ушли тяжелые».
Винницким занималась не только сыскная полиция, но и Охранное отделение. Он был для политической полиции не просто налетчиком, — анархистом-террористом.
Его арестовали там, где Япончик меньше всего ожидал, — в самом шикарном публичном доме Одессы. Мишка Япончик, как, впрочем, и другие уголовники, ходил сюда совершенно спокойно.
Хозяйка дома, мадам Мозес, исправно платила полиции большие деньги, и та не только оберегала ее от налетов, но и сама не мешала гостям веселиться.
В декабре 1907 года Охранному отделению стало известно, в какой день в публичный дом придет один из руководителей боевой организации эсеров.
Облава была неожиданной и проведена жестко. Мадам Мозес опомниться не успела, как в доме появились холодновато-вежливые жандармские офицеры, филеры в штатском и чиновники охранки. Один из филеров случайно опознал среди гостей Мишку Япончика.
Второго апреля 1908 года окружной одесский суд вынес свой приговор: Моисей Винницкий был лишен всех прав и состояния и отправлен на каторжные работы в Сибирь на двенадцать лет.
Пришлось Мишке Япончику сменить лазоревый пиджак из мануфактуры Френкеля на полосатую куртку с бубновым тузом на спине.
На каторгу он попал как политический, но крепко сошелся с уголовниками — вместе с ним тянули срок несколько знаменитых московских налетчиков.
Но грянул семнадцатый. И министр-председатель Керенский объявил всеобщую амнистию. Мишка Япончик на свободе. Он приезжает в Москву к своим друзьям по каторге. Зачем — неизвестно. Никаких данных об этом в архиве уголовно-розыскной милиции Москвы нет.
В Москве Япончик задержался ненадолго.
Домой! Домой! Скорее в милую Одессу.
Домой приехал не мальчик-анархист, а каторжанин, воровской «иван».
Из старых подельников и фартовых ребятишек он сколачивает банду.
А в это время в городе идут бесконечные бои между гайдамаками и белыми.
Пользуясь неразберихой, банда Япончика берет на Ближних Мельницах почтовое отделение. Куш приличный, но все же меньше, чем ожидалось.
Тогда Мишка Япончик планирует налет на румынский игорный клуб.
Бандиты одеваются в матросскую форму, ее Япончик одалживает у знакомого анархиста на вещевом складе Черноморского флота. На бандитах бескозырки с надписями «Ростислав» и «Алмаз». Они врываются в клуб в самый разгар игры и «именем революции» забирают 100 тысяч, после этого изымают у посетителей драгоценностей и денег еще на 200 тысяч.
Эта операция наделала в Одессе много шума.
Даже песня появилась:
- «Ростислав» и «Алмаз», за Республику,
- Наш девиз боевой — резать публику…
Все налеты остаются без последствий. В Одессе некому бороться с бандитами. Полиции, как таковой, не существует. Милиция, создаваемая каждой новой властью, непрофессиональна и бессильна.
Город постоянно переходит из рук в руки, властям не до уголовников. Решаются вопросы политические. Мишка Япончик умело стравливает различные банды. Главари их, такие авторитетные, как Цыган, гибнут в разборках, а Япончик постепенно берет под свой контроль все одесские окраины.
Он первым создает воровской «общак» и становится его казначеем. Деньги, полученные от налетов, он не прогуливает, как раньше, в кабаках, а вкладывает в дело.
Он держит одесскую барахолку, торгует «живым товаром» и наркотиками.
Но вместе с тем он не прерывает своих старых контактов с анархистами, дает оружие большевикам-подпольщикам, малую толику награбленных денег раздает в рабочих кварталах.
Делает он это не от горячей любви к революционерам, а на всякий случай. Слишком уж часто меняется власть в городе.
И он оказался прав. В 1919 году в Одессу входят части Красной армии, чтобы остаться в ней навсегда.
Военное положение под Одессой очень сложное, к городу рвутся петлюровцы, деникинцы наступают со стороны Новороссийска, окрестные уезды горят в пламени восстаний.
Япончик приходит в особый отдел 3-й армии и предлагает организовать особую часть из одесских «борцов за свободу», то бишь бандитов.
Время было тяжелое. Каждый штык мог оказать неоценимую помощь.
Япончика поддержал руководитель Одесской ЧК знаменитый Реденс, который покровительствовал королю Молдаванки.
Что связывало одесского бандита и будущего свояка Сталина, впоследствии начальника Московского управления НКВД, неизвестно.
Но факт остается фактом. Реденс поручился за Япончика.
Мишке Япончику разрешают сформировать батальон особого назначения.
Но формирование новой воинской части шло настолько успешно, что батальон был переименован в 54-й имени Ленина советский стрелковый полк 3-й армии.
Командиром полка был назначен Моисей Винницкий, комиссаром — Александр Фельдман, бывший анархист.
Перед отправкой на фронт полк прошел парадным маршем по улицам Одессы. Его командиру военком города вручил серебряное революционное оружие.
Полк состоял из трех батальонов. Два из них были сформированы из добровольцев — одесских налетчиков.
В июле полк прибыл в распоряжение штаба 4-й дивизии, которой командовал Иона Якир.
В первом бою одесские бандиты показали себя с хорошей стороны. Они лихо забросали гранатами петлюровские окопы и выбили самостийников с позиции. Но противник подтянул артиллерию и после короткого обстрела вернул занятые позиции.
Налетчикам война не понравилась. Одно дело — грабить безоружных и вступать в перестрелки с уголовкой, и совсем другое — сидеть в окопах под обстрелом трехдюймовок.
Читать бесплатно другие книги:
