Жизнь среди людей Рекунова Алиса
Особенно сейчас. Сегодня. В эту минуту. В этот миг.
Я так ярко и полно осознал, что я это я. Что я не абстракция, я человек. Я дышу, чувствую, говорю, осознаю, вижу, слышу, воспринимаю, мыслю, осязаю, двигаюсь. Я не просто биохимическая машина, запрограммированная генами.
Я нечто намного большее.
Я здесь, в этом месте и в это время, я нахожусь в этом моменте, в этом сейчас, и нет больше ничего другого.
Так, в компании почти незнакомых людей, я впервые осознал себя. Я был собой. Это было больно, это было сильно. Еще слишком сильно для меня.
Все остались сидеть, а я сказал, что хочу спать. Тогда меня уложили на один из двух диванов.
Я слишком устал, чтобы быть с кем-то. Чтобы быть кем-то.
Но это продолжится завтра. Послезавтра. И дальше, и дальше, и дальше.
Я лежал под одеялом и слушал, как остальные разговаривают и смеются.
Я был так далеко от всего знакомого. Так далеко. И так близко к чему-то новому.
К чему? Я пока не знал.
Практическая часть
18. Возвращение
В тумане затихли капли любви, грез и сновидений,
Кто-то затих в слепящей тьме этой большой Вселенной.
Идет отсчет, все функции в норме. Только бы продержаться
На краю жизни, на кромке смерти, в этих смешных декорациях.
Я не хотел возвращаться. Но оказалось, что идти некуда. Очередной последний рубеж пройден.
Сколько их еще будет?
Утром я проснулся от будильника.
Было уже совсем светло. Все спали, причем некоторые на полу. Я убрал с пола стаканы, тарелки и приборы, помыл все и только тогда попил какао. После этого оделся и разбудил Фред, чтобы она закрыла за мной дверь.
– Спасибо, – сказала она.
– За что?
– За то, что послушал меня.
– Я ничего не сделал, – сказал я.
– Сделал.
– А можно записать твой номер телефона? Ничего такого, просто…
– Да, конечно. Давай я сама запишу.
Я протянул ей смартфон, и Фред вбила свой номер.
– Тогда пока, – сказал я.
Фред обняла меня на прощание.
Я быстро отстранился и ушел.
С серого неба падала вода, а я бежал, чтобы вернуться в свое родное и привычное никуда.
Я не готов был ощущать себя. Поэтому я бежал.
До самого метро. Только там я смог отдышаться.
На вокзале я сел в зале ожидания и достал смартфон, чтобы купить билет.
Подходящий мне поезд уходил в 14:10.
Мне пришлось сидеть еще два с половиной часа. Я читал «Франкенштейна», периодически поглядывая на часы.
В какой-то момент ко мне подсела очень смуглая девушка в немного порванной одежде. Пахло от нее не очень хорошо.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – сказал я.
– Ты только не прогоняй меня сразу, я не плохой человек, правда… Но у меня украли телефон. Можно мне позвонить с твоего?
Я пожал плечами. Конечно, мне говорили, что вступать в контакт с незнакомыми людьми неправильно, но ведь у нее украли телефон.
– Пожалуйста, – сказала она и протянула ко мне руку.
Чтобы она не касалась меня, я тут же протянул ей смартфон.
– Я на две минуты, – сказала девушка и отошла немного, чтобы поговорить.
Пока она говорила, я читал. Только говорила она слишком долго.
Я посмотрел вокруг, но девушки нигде не было. Тогда я встал и прошелся по залу ожидания.
Девушку я не нашел. Я побоялся обращаться к полицейскому, потому что он мог спросить, почему несовершеннолетний человек с московской пропиской находится на Московском вокзале один.
Поэтому я вернулся в зал ожидания и просто сидел. Читать я не мог. Сосредоточиться не получалось.
А в 13:40 объявили посадку на мой поезд.
Я сразу же зашел в поезд и сел на свое место. Обратно я тоже ехал в плацкарте, и на этот раз я не забыл оплатить постельное белье.
Было очень обидно, что у меня украли смартфон. Это был последний подарок родителей, и я хотел бы написать Фред. Я вспомнил, где я видел цветок, изображенный на ее плече.
Я приехал поздно вечером в понедельник.
У мамы были красные глаза. Она обняла меня. Мне стало легче, и я почти забыл обо всем. Но Игорь почти сразу отстранил нас друг от друга.
– Раздевайся и ложись спать.
– Я бы хотел поесть, – сказал я.
– Ложись спать.
– Я потерял айпод.
– Ну, значит, больше не будешь слушать свою музычку, – сказал Игорь, а мама промолчала.
– И у меня украли смартфон, – я опустил глаза.
– Я отдам тебе свой старый, – наконец-то сказала мама и ушла в спальню.
А я пошел к себе в комнату, но на входе увидел нечто такое, что было за гранью моего понимания.
В дверном проеме моей комнаты не было двери.
– Где дверь? – спросил я.
– Ты не заслуживаешь личного пространства, – сказал Игорь. – Будешь жить так.
У меня не было сил спорить. Тем более мама ничего не сказала. Просто стояла рядом с Игорем.
Раньше она всегда сама принимала решения.
Я прошел в комнату и увидел голые стены и пустой стол. Стеллажа не было на месте.
– Где мой ноутбук? – спросил я, выйдя из комнаты в коридор.
– Больше никакого ноутбука, – сказал Игорь из комнаты.
Мама, по всей видимости, была в ванной.
– Там много нужных данных.
– Раньше надо было думать. Шагай спать.
– А где мои генеалогические древа и таблицы?
– В мусорке. Чтобы не отвлекался от учебы.
На самом деле в мусорке оказалась вся моя жизнь.
– А где мои книги? И окаменелости? Где они?
– Я на работе раздал.
Я молча вернулся в комнату. У меня даже не было айпода, чтобы послушать музыку.
Утром Игорь разбудил меня в восемь часов утра.
Наступило утро вторника, самое начало каникул. Но мне казалось, что прошла по меньшей мере неделя.
– Одевайся и завтракай. Когда мы вернемся с работы, поедем в магазин.
– В какой? – спросил я, но Игорь уже вышел.
Я почистил зубы, помылся в душе, но через пятнадцать минут в дверь стукнули.
– Выходи, – услышал я голос Игоря, – Завтракать пора.
На завтрак была овсяная каша, которую я никогда не ел.
– Можно я сам сделаю себе поесть? – спросил я у мамы.
– Нет, – ответил за нее Игорь, – Больше ничего ты сам делать не будешь.
– Но я не ем овсяную кашу.
– Значит, будешь сидеть голодный.
Игорь все больше и больше напоминал мне Людмилу Сергеевну. Когда я приезжал к ней на дачу, они с дедушкой (он тогда был еще жив) тоже заставляли меня есть каши и угрожали тем, что я буду голодать. Я голодал и не слишком обращал на это внимание.
Я вообще всегда мало ел, так что не страшно.
Мама отдала мне старый-престарый телефон (даже не смартфон) со своей сим-картой.
Компьютера и книг не было, а смартфон украли, так что читать было нечего. Остались только учебники, которые я и так хорошо знал. И «Франкенштейн», которого я быстро дочитал.
Своих ключей от квартиры я все еще не нашел.
В 19:20 мне позвонила мама и сказала, чтобы мы с Владом спускались.
Мы оделись, спустились вниз и сели в машину.
Поскольку я сидел на заднем сиденье, а на моем привычном переднем сиденье сидел Игорь, то меня почти сразу укачало, но я не решился говорить об этом.
Мы поехали в «Икею», поскольку в мою комнату надо было купить двухъярусную кровать.
Пока Игорь и мама оформляли покупку, мы с Владом успели немного поговорить.
– Отец так взбесился, когда ты сбежал. Я им сразу позвонил, потому что испугался. Я хотел пойти за тобой, но у меня ключей не было. И я не знал твоего номера. Лиза была в шоке, а отец говорил, что тебя жутко избаловали, и поэтому ты такой.
– Какой?
– Ну я-то не считаю, что ты неправ. Мне кажется, он понимает, что сам виноват, что окна открыл. Но он никогда в этом не признается. У него всегда все виноваты, кроме него.
– А Шрайк?
– Ну я утром подобрал ее и… закопал поблизости от дома.
– Ясно.
Больше мы не смогли поговорить, потому что мама и Игорь подошли к нам.
Мы поехали домой.
Игорь и Влад собирали кровать, а я помогал маме на кухне, потому что Игорь меня выгнал.
Она все еще молчала. За вечер мне и слова не сказала.
– Эй? – позвал я. – Все в порядке?
– В порядке? – Она хлопнула дверью холодильника. – Ты хоть представляешь, как я испугалась?
– Я же написал смс, что все в порядке.
– Ты убежал из дома. Думаешь, смс что-то меняет?
– Он открыл окно, и Шрайк упала.
– Мне очень жаль твоего котенка. Правда, – сказала мама.
– Только он сам виноват в этом, – услышал я из комнаты голос Игоря.
От возмущения я потерял способность говорить.
Игорь вышел из комнаты и прошел к нам на кухню.
– Ты взял котенка, но у тебя не хватило ответственности, чтобы проследить за ним.
– Я не могу вечно быть дома. И окна в ноябре стоит открывать на верхнее проветривание.
Игорь ничего не ответил. Я ждал, что мама что-нибудь скажет, но она тоже молчала.
Мы поужинали разогретыми макаронами и разошлись по комнатам.
– Не против, если я буду сверху? – спросил Влад, кивнув на двухъярусную кровать.
Я пожал плечами.
Какая разница?
Так у нас началась новая жизнь. Мама на меня вроде бы злилась, но вроде и жалела меня. Но поскольку теперь она была уверена, что я очень избалованный субъект, то решила следовать методам воспитания Игоря.
Это привело к некоторым изменениям.
Во-первых, мне не оставили никакого личного пространства. Во-вторых, никаких вещей, мешающих учебе. То есть книги и ноутбук у меня отобрали. В-третьих, все делалось по расписанию (этот пункт мне даже понравился). В-четвертых, мы должны были есть то, что готовили Игорь и мама.
Иногда мне казалось, что Игорь специально выбирает то, что я не ем. Всякие каши, овощные рагу, свинина, говядина.
Влад все время был на тренировках, а я оставался дома. Да и идти мне было некуда.
Мы иногда разговаривали, когда мама и Игорь были на работе. Вернее, я разговаривал, а он в основном молчал.
Мне хотелось говорить, говорить, говорить, и я говорил. Обо всем, что знал. Обо всем, что прочитал. Обо всем, что хотел вспомнить. Я не мог говорить о том, что чувствую, поэтому я говорил обо всем остальном. Влад слушал. Или не слушал. Но мне становилось легче.
Всю неделю к нам в квартиру привозили вещи.
Без музыки было сложно. В голову все время лезли какие-то слова, строчки, строчки, строчки, строчки, строчки. Приходилось записывать.
Каникулы заканчивались, и мне казалось, что пустота внутри заслонила все. Весь мир.
Ночью с воскресенья на понедельник я долго не мог уснуть.
В конце концов я достал чистую тетрадь, спрятался под одеялом и, подсвечивая пустые листы телефоном, начал писать.
- Извечное солнце мертво априори
- И остро мерцает стекло витражей
- Которые скованы в тусклые зори
- Что зеркалом станут для всех миражей
- То мертвое солнце извечной улыбкой
- Разбудит огонь, что принес Прометей
- И время польется забытой ошибкой
- Отступника, спасшего братство людей
- Ущербные луны бессрочно стареют
- Молчанье небес рай дарует благой
- И ждут люди солнца как можно скорее
- Чтоб в свете его обрести свой покой
Это стихотворение мне не понравилось, но после написания я почти сразу уснул.
На следующий день начались мои семь недель молчания.
19. Семь недель молчания
Время придет, и мы все исчезнем. Спустя миллиарды лет
В нашей Вселенной исчезнет последняя антиматерия.
Черные дыры не станут светилами снова, возврата нет.
Свет звезд устарел на тысячи лет. Тысячи лет неверия.
Новая четверть. Нечего сказать.
Неделя первая
Мои одноклассники замолчали, когда я вошел в класс и сел за свою парту.
Я услышал слово «псих». Маловероятно, что они говорили про кого-то другого. Они смотрели на меня, шептали что-то и смеялись.
Артем и Гриша тоже. Но, по крайней мере, они не стали меня бить, как мои бывшие одноклассники.
Денег на карманные расходы мне больше не давали, и я должен был есть в школьной столовой.
После школы я собрался домой, но у выхода из класса меня ждали Артем, Гриша и Саша Соколов.
– Где бабло? – спросил Саша.
– Какое бабло?
– Ты дурачка не строй. За вискарь отдавай бабло, – сказал Артем.
Я попытался пройти мимо, но они не позволили. Гриша толкнул меня в плечи.
– Ты куда собрался? Пока не отдашь, мы тебя не выпустим.
– У меня нет денег.
– Ну-ну, – сказал Артем. – Всегда были, а теперь нет.
Странно, но так и было. Только я не мог им об этом сказать. Не мог сказать о том, что произошло в начале каникул. О том, как я сбежал и как вернулся. Им было бы все равно.
Как всегда.
– Чего молчишь? – спросил Саша Соколов.
– У меня правда нет денег, – ответил я, глядя в пол.
– Ладно, пойдем, – сказал Артем, и они втроем убежали.
Я остался один.
– Все в порядке? – услышал я голос Ольги Алексеевны.
– Да, конечно. До свидания, – я кивнул и быстро пошел к выходу.
Артем, Гриша и Саша Соколов меня не ждали, и я смог поехать домой.
По пути я снял деньги с карты, чтобы отдать им завтра. Я знал, что они не отвяжутся. Они будут продолжать требовать денег, пока я их не отдам. Поэтому лучше сразу сделать так, как они говорят.
Во вторник утром я отдал тысячу рублей Саше Соколову. Он даже не успел ничего сказать.
В конце дня нам раздали задания по алгебре, геометрии, физике и химии. Восемьдесят типовых задач по каждому предмету. У каждого ученика был свой вариант, и каждому раздали специальную тетрадь, в которой надо было все записывать. Срок сдачи – 23 декабря, понедельник.
У меня появилась цель, но мне было сложно думать о задачах.
Я думал о том, что потерял. О том, чего никогда не имел.
Год назад я был в таком же положении. Ни с кем не общался, ни о ком не думал. И сейчас снова оказался в такой ситуации.
Вроде бы ничего не изменилось, но на самом деле изменилось все.
После двух последних месяцев мне невероятно не хватало общения. Хоть какого-то.
Но я должен был забыть об этом. Теперь никто не хотел со мной общаться.
Я мог бы говорить с Владом, но он поздно приходил домой после школы и тренировок. Ему было не до меня.
«Вам придётся уйти, оставляя всё позади, так что не привязывайтесь ни к чему».
Но разве это возможно?
Разве возможно просто уйти, оставив все позади?
До просветления мне было еще очень далеко.
Я выбросил миски и лоток Шрайк, а почти полный пакет сухого корма для котят оставил нашей консьержке, у которой жили коты.
Сначала со мной не разговаривали, затем начали смеяться, а уже к концу недели стали показывать пальцами.
По литературе мы начали проходить «Преступление и наказание», и я не понял, зачем Родион Раскольников убил старуху-процентщицу. Но и, помимо меня, этого не понял никто из класса, так что это было не страшно.
На самом деле персонажи книг очень странные.
В прошлом году мы проходили «Онегина», и я не понял, зачем Евгений Онегин и Владимир Ленский решили устроить дуэль. Это нелогично.
Люди умеют договариваться друг с другом. Не зря же около пятисот тысяч лет назад у предков человека разумного появилась способность к членораздельно!! речи. Конечно, речевой центр появился намного позже, чем центры, отвечающие за реакцию «беги или бей», но за пятьсот тысяч лет можно было бы научиться разговаривать друг с другом. Тем более Мирна Гопник (смешная фамилия) доказала, что человек обучается речи в раннем возрасте инстинктивно. Это не просто какое-то новообразование, с которым можно не считаться.
Я поднял руку не два, а целых четыре раза (два раза на уроке физике, один раз на уроке французского языка, один раз на уроке русского языка). Впереди были олимпиады, на которые я должен был пойти, и я готовился к устным ответам.
Но почему-то мне не удавалось нормально отвечать у доски. Я забывал все, что отлично знал еще пять минут назад.
В конце недели я решил, что бессмысленно поднимать руку. Ведь все четыре раза я отвечал плохо. Я даже задачи у доски решал плохо, потому что волновался и все забывал.
В субботу Игорь уехал встречать маму в аэропорт, а Влад пришел после тренировки раньше их приезда и сразу же сел за стол делать уроки.
– Тебя не раздражает, что у нас нет двери? – спросил я.
– У меня никогда не было двери, – ответил Влад.
– Правда? А как же личное пространство?
– Ну в теории я знаю, что это такое.
– Это ужасно.
Влад пожал плечами.
Неделя вторая