Жизнь среди людей Рекунова Алиса

– И что теперь с твоими тренировками?

– Я повредил связку. Теперь еще долго не буду тренироваться. Может, даже никогда, – сказал он, улыбнувшись.

Он улыбался. Значит, был рад.

Я хотел спросить так много. Но смог выговорить только одно слово:

– Зачем?

– Затем, что я этого никогда не хотел, – он поднялся с подушки и схватил меня за плечо, – Я ненавижу бегать. Раньше любил, а потом возненавидел. Из-за него. Я не хочу больше этим заниматься.

– Почему ты просто не мог ему сказать?

– А ты попробуй ему что-нибудь сказать и посмотри на реакцию.

Я промолчал, потому что слишком хорошо понимал, о чем говорил Влад.

– Я хотел покончить с собой, – прошептал он, больно сжав пальцами мое плечо, – Но не смог. А тогда на тренировке мне сказали, что не возьмут меня на сборы летом, если я продолжу прогуливать. И тогда… я ведь привык к боли. Он постоянно меня бил до того, как мы к вам переехали.

Влад отпустил мое плечо и снова улегся на подушки.

Мы немного помолчали. У меня заболели виски.

Покончить с собой. Покончить с собой.

– Ты чего? – спросил он.

– Чего? – переспросил я.

– У тебя глаза покраснели. И нос.

Я помотал головой.

– Все в порядке. Хочешь, завтра принесу тебе что-нибудь почитать? – спросил я.

– Тащи. У меня теперь много времени, – он снова улыбнулся. – А ты ведь так и не начал читать «Мифы», да?

– Хотел вот. А потом ты… и я…

– Это моя любимая серия книг, – сказал Влад.

– Я почитаю. Обязательно.

– Хорошо, – он кивнул.

Мы еще немного помолчали, а потом Владу принесли таблетки.

– Я пойду, – сказал я и встал.

– Пока.

Я уже хотел уйти, но, повинуясь какому-то непонятному порыву, обнял его. Мне вдруг захотелось защитить его. От всего, от всех.

– Пока, – сказал я и ушел.

Придя домой, я начал читать Роберта Асприна. Книга была старая и пахла так, как и пахнут старые книги. Очень приятный запах.

Первую повесть я читал до прихода мамы и Игоря и после того, как лег спать, прячась под одеялом и подсвечивая себе включенным экраном телефона.

И почему я раньше не любил фэнтези?

Мама снова уехала в командировку, а Игорь стал ругать меня еще чаще. Теперь его раздражало все. Когда я ставил тарелку в посудомоечную машину, то он кричал, чтобы я достал ее и помыл сам. Когда я мыл ботинки, то он говорил, что после меня остается много грязи в раковине. Я знал, что Игорь врет, потому что я мыл ботинки над ванной, а не над раковиной. Игорю я об этом не говорил.

Пока Влада не было дома, я начал понимать, что скучаю. Я так сильно привык к нему, что уже не представлял свою комнату без него. Он стал частью этой комнаты. Стал частью моей жизни.

Я не хотел думать о том, что он сделал. Это было нелепо и жутко.

Когда животное попадает в капкан, оно может отгрызть себе лапу, чтобы выбраться.

Иногда в капкан попадают люди.

Когда я не мог помочь себе, это было не так страшно. Но когда я думал о том, что человек, который мне важен, мог сделать с собой что-то страшное, это было намного хуже.

И я задыхался. Я тонул. Мне хотелось плакать, кричать, бить кулаками в стены. Чтобы хоть кто-нибудь услышал.

Чтобы хоть кто-нибудь понял.

Оказалось, что любить – это намного сложнее, чем говорят люди.

Я где-то читал, что самая сильная любовь безответная. И что любить безответно – это самое ужасное, что может быть.

Но на самом деле… на самом деле это неважно, если ты не можешь защитить того, кого любишь. Не можешь помочь.

И это ужасно.

Ужасно.

Ужасно.

Я не мог убежать. Бежать было некуда.

Бежать было нельзя.

Да и не убежишь от себя.

Всю неделю, пока Влада и мамы не было дома, я чувствовал себя как космонавт в вакууме.

Я почти не общался с Викой, я не думал об учебе, я просто делал уроки и читал.

Я не представлял, что делать дальше.

В среду 5 февраля Игорь пришел домой поздно. Людмила Сергеевна уже ушла.

– Леха, – громко сказал он из прихожей, – Иди сюда и тащи свой дневник.

Я взял дневник и пошел к нему.

Сердце стучало громко-громко.

От Игоря очень сильно пахло алкоголем, но я промолчал.

– Давай сюда, – сказал он и выхватил дневник у меня из рук.

Я стоял и ждал.

– Тройка по истории? По химии? Двойка по литературе?

– Так получилось, – сказал я.

– Я тебе дам «получилось», – заорал он и ударил меня по лицу моим же дневником.

– Вам надо выспаться.

Но Игорь решил, что ему надо ударить меня, а не выспаться.

Чем он и занялся.

Сначала он схватил меня за волосы (пора подстричься) и ударил головой об стену. Удивительно, но больно не было. Ощущения были где-то далеко.

Он еще что-то кричал, но я не слышал. Не слушал.

– …А? Ты совсем тупой, что ли? – услышал я издали, хотя Игорь держал меня за волосы и орал в ухо. – Ты моему сыну всю жизнь загубил! Какого хера ты мне раньше не мог позвонить?

Я молчал. Просто молчал.

Он снова ударил меня головой об стену, и я с ностальгией вспомнил те времена, когда он давал мне пощечины.

Он продолжал бить меня, и в какой-то момент я почувствовал, что стало больно. Но боль шла фоном. Как и его вопли.

Потом каким-то образом я оказался на полу, а Игорь пинал меня в живот.

Потом он ушел.

Я вернулся в свою комнату и лег под одеяло. Мне было страшно.

Я долго не мог уснуть, а, когда услышал громкий храп, доносящийся из маминой комнаты, то достал новую тетрадь для стихов, положил ее на подоконник и начал писать.

Небо отражало фонари, и ночь была светлой. Я все видел.

И я писал.

Это стихотворение показалось мне тошнотворным и пафосным.

Но, после того как я написал его, я сразу уснул.

6 февраля, в четверг, Алина не появилась на факультативе по психологии, и Соня пришла одна. Было странно видеть ее в одиночестве. Обычно она всюду ходила с Алиной, и я стал воспринимать ее как какой-то придаток. Это тоже было неправильно.

Женя покрасила волосы в ярко-розовый цвет, что ей на удивление шло.

Вика сидела очень ровно, как обычно. В последние дни мы почти не разговаривали. Как-то так получилось. Я сказал ей, что Влад повредил ногу, но не уточнял, как это произошло.

Это угнетало.

Я знал, что могу поговорить с Викой, потому что она была не такая, как Артем Хвостов, Гриша Зыбин или Надя Соловьева.

Но я не мог ничего сказать.

Ничего.

Я открывал рот, и слова не шли. И я молчал, молчал, молчал.

Я молчал обо всем, что хотел сказать.

После факультатива я остался в кабинете психолога, когда все остальные ушли.

– Ты хотел со мной поговорить? – спросила Ольга Алексеевна, улыбнувшись.

Ее улыбка меня деморализовала.

Я помотал головой и вышел из кабинета. Я пошел в нашу раздевалку, переобул сменную обувь, но, вместо того чтобы пойти домой, просто сидел на стуле и смотрел в пол.

На полу лежал линолеум, и через некоторое время мне показалось, что узоры на нем начали двигаться.

– Эй? – услышал я сверху.

Я поднял голову и увидел перед собой миниатюрную черноволосую девочку. Это была Соня.

– Ты почему одна? – спросил я.

– Алина вообще-то болеет. А я зашла за ее туфлями. Она попросила. А ты что здесь делаешь?

Я пожал плечами.

– Что-то случилось? – Соня нахмурила брови и села на соседний стул.

– Не со мной, – ответил я, – И это самое ужасное.

– А с кем?

– С моим сводным братом, – я снова опустил глаза.

– Что случилось?

Я помотал головой. Мне не хотелось говорить об этом, потому что я не понимал, что сказать.

Но через какое-то время я почувствовал, что моей спины что-то коснулось. Это была рука Сони.

Соня положила ладонь мне на спину.

Это было странно, но не неприятно.

– А у тебя как дела? – спросил я.

– У меня? Нормально, – Соня улыбалась, но у нее были напряжены нижние мышцы лица. Значит, улыбка была не настоящая, – А вот Алина простудилась. Теперь сколько-то там тренировок пропустит. Жалко.

Я кивнул, хотя жалко мне не было.

Соня опустила голову, и я заметил, что корни волос у нее не черные, а светлые.

– Ты красишь волосы?

– Ага.

– Зачем? – спросил я, – Это портит структуру волос.

– Затем что я альбинос.

– И что?

– Быть белой гораздо хуже.

– Ты одна на двадцать тысяч, – сказал я, – А хочешь быть как все.

– Нет такого понятия «как все».

Я пожал плечами.

– Зато бывает «одна на двадцать тысяч».

– Мне пора, – Соня встала со стула. – Пока. Надеюсь, что с твоим сводным братом все будет хорошо.

– Пока.

Она ушла. Я еще немного посидел в раздевалке и заставил себя встать.

Я не хотел возвращаться домой.

Влада должны были выписать 7 февраля, в пятницу, и я очень спешил домой. Думал, что он уже будет там. Но никого не было.

Я успел сделать себе омлет с сыром, съесть его и успел решить три задачи по физике, как вдруг раздался звонок в домофон. Я сразу же побежал открывать.

Даже не спросил, кто пришел. Даже открыл входную дверь и вышел в подъезд, чтобы дождаться лифта.

А лифт ехал медленно-медленно. Как всегда.

Когда двери открылись, из лифта вышел не Влад.

– Привет, Леша, – сказал приехавший и улыбнулся мне.

Я не смог ответить сразу, потому что очень удивился.

Когда мы виделись в последний раз, он был немного выше меня.

Сейчас мы стали одного роста.

– Привет, папа, – сказал я. – Заходи.