Черника в масле Максимов Никита

– Открыто.

Дверь распахнулась.

– О, боже!

Дейл оглянулся. Стюардесса по фамилии Трентон стояла в дверях, одной рукой ухватившись за край переборки, а ладонью другой закрывая рот. Она смотрела на командира экипажа.

– Трентон! Не надо, не смотри! – Биллу приходилось почти кричать, чтобы заглушить свист воздуха в пробитом окне кабины: – Ты ничем ему не поможешь! Слышишь меня? Извини, я… Я не помню твоего имени!

Стюардесса перевела на него глаза. У неё на лбу красовалась здоровенная шишка, свежая ссадина, несколько прядей пепельно-русых волос выбились и прилипли к испачканным, вспотевшим щекам. Форменная блузка вся в пятнах, на левом предплечье отчётливый оттиск чьей-то окровавленной пятерни. Руки и манжеты тоже все в кровавых пятнах.

– Коби… Моё имя. Коби.

– Так, Коби, хорошо. Я – Билл, ты меня знаешь, – она кивнула в ответ. – Коби, послушай меня. Беннету мы помочь сейчас не можем. Он ранен. Тяжело. Не снимай с него кислородную маску. Может быть, если мы сядем нормально, его ещё успеют спасти. Скажи мне, ты видела, что случилось? Что с нами произошло?

– Нет, – она отрицательно замотала головой. – Я была в салоне, в первом классе, помню только удар и полетела кувырком. Никто из нас ничего не видел. По крайней мере, все, кто мог, спрашивали – «Что случилось?»

– Дьявол! – Биллу хотелось выругаться покрепче, но он сдержался. – Не мог же наш двигатель просто так взять и взорваться! Ладно, что у нас в салоне? Дыры где остались? Что с пассажирами? Много пострадавших?

– Пена закрыла почти все пробоины. Есть дыра в одном из хвостовых туалетов. Там убило пассажира. Разворотило ему грудь. Мы просто заперли дверь в ту кабинку и всё. Про крыло и левый двигатель я уже тебе говорила. Среди пассажиров есть пострадавшие. В основном ушибы и ссадины. Один парень, кажется, сломал руку. У нескольких человек серьёзные порезы. Девочка из второго салона без сознания, и я не могу понять, что с ней. Её мать не говорит по-английски. Наши…

Коби внезапно всхлипнула. Тыльной стороной руки провела под носом, потом нижней частью ладони быстро вытерла щёки, смешав с грязью побежавшие по ним от глаз блестящие полоски.

– Наши… девочки. Мэнди Уэстфилд оторвало левую ступню. Она без сознания. Мы наложили жгут и закрыли рану. Кара Купер, которая её нашла, в шоке. Выбыла из строя. С ними обеими сейчас Лукас. С Марси Уильямс… Я не знаю, что с ней случилось. Я нашла её после взрыва. У неё нет внешних повреждений, но её, видимо, очень сильно ударило в живот тележкой. Она… она с трудом дышит и почти не может говорить.

Стюардесса снова всхлипнула. У Билла звенело в голове. «Боже, боже, наши ребята! Беннет, Мэнди, Марси! Марси…».

– Коби, мне очень, очень жаль, что наши люди пострадали. Пожалуйста, не раскисай, мне нужна твоя помощь! Это ещё не закончилось. Самое главное – мы больше не падаем. Мы снижаемся, но постепенно. И идём в Кальмар, на посадку. Здесь недалеко, запаса высоты нам должно хватить. Слышишь меня? Мы долетим, сядем и поможем нашим ребятам. Мы всех спасём, даже Беннета. Пожалуйста, вернись в салон и займись подготовкой к аварийной посадке. Перенесите и закрепите всех раненых. Пусть все пассажиры будут готовы. В хвосте кто-нибудь остался?

– Да, там две пары с маленькими детьми.

– Хорошо, пусть там и остаются, только проверь, чтобы все были закреплены и пристёгнуты. Если будет время, уберите ручную кладь с верхних полок, чтобы ничего не свалилось в очередной раз на головы пассажирам. Хорошо? Ты всё поняла?

Трентон кивнула.

– Отлично. Тогда иди. Только сначала дай мне бутылку воды, а то я сейчас сдохну от жажды.

***

Суббота уже перевалила обеденное время и настойчиво напоминала об этом лёгким чувством голода. Андрей легонько ругнул себя за то, что отказался перекусить у Попа. Правда, тогда было ещё слишком рано, но зато теперь ему придётся терпеть ещё два – два с половиной часа, пока они не вернуться на базу. То ли дело Серёга – Смирнов покосился на довольный профиль сидящего за рулём помощника. Тот никогда не отказывался поесть про запас. Исповедовал старый солдатский принцип: «ешь всегда, если можешь, неизвестно, когда будет следующий раз». Вот и сейчас. Пока Андрей вместе с Вовой ходил, решал вопросы и контролировал процесс, Серёга Новиков не упустил случая зависнуть на кухне Вовиной жены, Татьяны, и угоститься, чем бог послал. Бог явно не поскупился, ибо Новиков умиротворённо мурлыкал что-то сквозь зубы и вообще выглядел крайне довольным.

Андрею Смирнову, впрочем, грех было жаловаться. Против голода имелся белковый батончик, зато всё остальное прошло, как по маслу. Нефть на «винокурне» они слили без проблем, тамошний народ даже не пытался их обсчитать, отлистали всё точно, тютелька в тютельку. И готового горючего налили по-честному, без дураков. Вова тоже не подвёл. Не стал заводить обычную шарманку про тяжкую долю свободного торговца, про то, какие нынче взятки, да как трудно стало добывать искомое. Нет, в этот раз Вова Поп был на редкость доброжелателен. Явно провернул где-то хорошую сделку. Отгрузил им полный заказ по списку и даже похвастался тем, что может предложить крупную партию медицинского барахла – про запас, на всякий случай. Андрей обещал подумать. В принципе, можно было взять сразу что-нибудь – сроки годности у таких вещей почти неограниченны, но надо ж придерживаться правил игры. Если сразу и без разбора брать у Вовы то, что он предлагает, то завтра будешь покупать всё в полтора раза дороже. Нет, нужно уметь выдерживать паузу, слегка «потомить» продавца. Да и с Мариной неплохо бы посоветоваться, что ей нужно в хозяйстве…

– Да нет, твою ж мать! – Серёгин вопль грубо выдернул Смирнова из неги раздумий: – Ты это видишь, шеф?

Новиков вдавил по тормозам, машина клюнула носом, в кузове за спиной что-то со скрипом сдвинулось. Андрей тоже по инерции качнулся вперёд, потом его откинуло обратно, на спинку сидения, где он на несколько секунд застыл, уставившись через лобовое стекло на дальний край лежащей справа болотистой пустоши. Там, из-за ровных зубчатых рядов высоких тёмно-зелёных елей появился предмет, которого уже давно в здешних краях никто не видел. Да и не ожидал увидеть. Потому что делать ему тут было совершенно нечего. Тем не менее, вряд ли это коллективная галлюцинация. Вот он, пожалуйста, прямо перед ними – большой двухмоторный самолёт, светло-серый, расписанный яркими эмблемами и надписями, идёт по траектории снижения. Можно подумать, что где-то впереди по его маршруту, буквально за соседним участком леса, расположился самый обычный аэропорт, и машина буднично заходит на посадку. Но это же не так! Уж они-то хорошо знали, что находится за встающими на пути самолёта вековыми елями. Точно не аэродром.

Андрей вывалился из кабины, не отрывая взгляд от снижающегося лайнера. Все остальные тоже высыпали наружу и во все глаза смотрели на давно забытое зрелище. Было чувство, будто перед ними открылось окно в параллельное измерение и они наблюдают то, что на самом деле происходит не здесь. Потому как тут это было просто невозможно. Законы физики, природы и теории вероятности такого не допустили бы. Восемь человек, не стесняясь разинутых ртов, замерли на месте. Смотрели во все глаза и не могли поверить.

Самолёт, тем не менее, не спешил раствориться в воздухе или схлопнуться в яркую вспышку телепортации в свою область пространства-времени. Напротив, он издавал вполне реалистичный рёв и гул, слегка кренился влево и явственно снижался.

Андрей спохватился, выдернул из чехла бинокль. В приближении стали отчётливо видны ряды иллюминаторов, над ними синяя, в белой окантовке надпись – «ТрансПолар Эйрлайнс». Под фюзеляжем свисали тележки шасси.

«Чёрт, он и вправду собрался садиться!» – Смирнов быстро прикинул по памяти, куда самолёт сможет приземлиться, двигаясь по такому маршруту. Похолодел: «Только не это!». Но другого варианта и в самом деле не было. Он обернулся к остальным:

– Парни, живо по машинам! Разворачиваемся и идём за ним. Живо, живо!

***

Не было никакого Кальмара! Никогда не существовал ни он, ни, возможно, сама Швеция. Билл Дейл чувствовал, что сходит с ума. Бортовой компьютер несколько раз за время полёта предупреждал о шоссе по пути их следования – так, на всякий случай. Да вот только ни одного из них под ними не было! Ни 28-й трассы, ни 31-й, ни 25-й. Вообще ни единой асфальтированной дороги не появилось среди бескрайнего моря лесов, болот и озёр. Если это и Швеция, то такой она должна была быть где-нибудь тысячу лет назад, во времена викингов. Когда самолёт снизился до ста метров, система «НАПС» уверенно показывала, что аэропорт Кальмара прямо по курсу, буквально в паре километров. Это означало, что весь горизонт перед ними должна была охватывать водная гладь Балтийского моря. Однако насколько хватало глаз, мир покрывала тайга.

Аэропорт Кальмара, даже если он умело прятался где-то в стороне, никак не выдавал себя. Предположим, что взрыв двигателя повредил их системы цифровой голосовой связи, но должны же были работать хоть какие-то каналы! Несущая частота радаров, маяки приведения, любой признак, указывающий на близость аэродрома.

Ничего. Пустота.

Самолёт неуклонно снижался, значит, единственным вариантом становилась вынужденная посадка. Ему нужно срочно отыскать относительно ровное и просторное место. Билл отключился от навигационной панели, которая несла чушь про несуществующие шоссе, аэропорты и прочее. Впился глазами в пространство под ним. Не глядя, нащупал тумблер внутренней связи.

– Говорит второй пилот Дейл. Трентон, ты меня слышишь? Коби?

– Да, Билл, я на связи.

– Коби, мы не дотянем до Кальмара. Я не знаю, как так получилось. «НАПС» говорит, что мы как раз над ним пролетаем, но я не вижу под нами ничего, кроме леса.

В наушниках послышался судорожный вздох.

– Коби, видимо взрыв как-то повредил навигационную систему и мы сейчас неизвестно где. Но не бойся, Швеция не такая большая страна, чтобы нас не нашли за несколько часов. Как только я увижу подходящую площадку, поведу машину на посадку. Ты немедленно должна объявить готовность к аварийному приземлению. Всем следует принять соответствующее положение. Вы тоже должны быть на местах и пристёгнуты. Я не успею предупредить заранее, буду садиться сразу, как только увижу такую возможность.

Не дожидаясь ответа, Билл Дейл отключил связь.

Всё. Внешний мир для него снова исчез. Есть он, лес за стеклом кабины и последовательность действий, которые надо выполнить, чтобы максимально безболезненно вернуть на землю машину, утратившую способность летать. Левая рука – на рукоять управления тягой двигателя, правая держит штурвал. Так, заранее выпустить шасси, чтобы не отвлекаться потом. И всё внимание в лобовое стекло, на землю под ним. О, вот как раз впереди обрывается сплошной лесной покров, похоже, там пустошь. Чёрт! Поляна идёт под углом к их курсу и вся утыкана одиночными островками деревьев. Так, чуть левее. Кажется, там есть большое свободное пространство. Штурвал чуть на себя, чтобы поддержать, продлить горизонтальный полёт. Нам ещё рано, рано садиться! Держим, держим, доворачиваем влево. Не соскальзывай! Штурвал чуть вправо…

Есть! Прямо по курсу среди леса вдоль их траектории простирается широкая и длинная проплешина. Местами из неё торчат какие-то кусты, но ни одного дерева не видно. Лес, тянущийся вдоль прогала, мельчает на его границах, только некоторые засохшие деревья вторгаются на открытую территорию небольшими мысками. На дальнем краю проплешина упирается в заросший деревьями невысокий гребень, но расстояния до него вполне достаточно для остановки самолёта, тем более на грунте.

Билл выпустил на правом крыле закрылки. Ну, поехали. Сбрасываем скорость и скользим, скользим навстречу стремительно бегущей зелёной поверхности в прожилках бурой, засохшей травы. Держим самолёт почти параллельно земле, не задираем нос, как при обычной посадке. Гасим до предела вертикальную скорость и стараемся коснуться поверхности всеми колёсам сразу. Ещё немного. Метр. Полметра. Касание!

***

Колёса шасси врезаются в поверхность и уходят в неё, почти не встречая сопротивления. Во все стороны взлетают вееры зелёного, бурого, рыжего, иссиня-чёрного. Передняя стойка проваливается в жидкое месиво на всю длину, самолёт ныряет носом вниз, прямо в глубину грязи. Фюзеляж отчаянно трещит, из последних сил сопротивляется обрушившейся на него перегрузке, потом всё же не выдерживает и рвётся там, где пилотская кабина и передний сервисный отсек соединяются с пассажирским салоном. Носовая часть самолёта подламывается вниз, под несущуюся следом обезглавленную машину. Та наваливается на неё всей своей многотонной массой, сминает, корёжит вместе с пристёгнутыми к своим креслам пилотами. Рваный обломок металла, как консервный нож, вспарывает грудную клетку Билла Дейла…

Он погиб сразу, не ощутив ни боли, ни удушья, когда болотная жижа хлынула внутрь пилотской кабины. Командир экипажа Беннет МакКрейн к этому моменту был мёртв уже примерно четверть часа.

…Вдавив в грязь остатки кабины, самолёт подпрыгивает на них, как на трамплине, скользит вперёд, рассекая хлябь. Тяжёлые двигатели зарываются в болото. Повреждённая взрывами подвеска левого не выдерживает, моторная гондола отрывается, кувыркается в грязи вслед освободившемуся от её веса крылу. Правый мотор при этом превращается в якорь, вокруг которого сила инерции начинает разворачивать несущийся в жиже самолёт. Хвостовую часть заносит влево и она с размаху налетает на торчащий айсбергом из грязи остов левого двигателя. Тот проламывает корпус и устраивает в кормовом пассажирском салоне месиво из металла обшивки, балок каркаса фюзеляжа, пластика внутренних конструкций, крови, плоти и костей двух супружеских пар и трёх маленьких детей, пристёгнутых к креслам в этой самой безопасной по последней статистике части самолёта…

Рамону Брукнер, сидевшую на служебном кресле в заднем сервисном отсеке, оглушил треск и грохот за её спиной, в хвосте самолёта. Через проход в переборке полетели какие-то обломки, брызги. Что-то больно ударило по плечу. Она даже не попыталась оглянуться и посмотреть, что произошло. Отчаянно цепляясь белыми от напряжения пальцами за сидение, плотно зажмурив глаза, Рамона изо всех сил пыталась удержаться на месте и, не сдерживаясь, кричала, кричала во весь голос.

…Ударившись о собственный оторванный двигатель, самолёт снова разворачивается обрубком передней части фюзеляжа вперёд, несётся, зачерпывая хлябь и постепенно кренясь вперёд. Наклонённый пол пассажирского салона подцепляет из болота оказавшееся на его пути полузатопленное бревно, пролежавшее в воде и грязи много лет и затвердевшее до каменного состояния. Топляк влетает в салон первого класса щербатым комлем вперёд, растопырив острые крюки обломанных сучьев. Словно боевая античная колесница он проносится по проходу между местами «A, B» и «E, F» вдоль левого борта самолёта, пока не застревает, увязнув в мягких сиденьях, раздробленных грудных клетках, оторванных головах и конечностях…

Лукасу Кауфману чертовски повезла, что свободные места в первом классе оказались с правой стороны салона, в конце. Именно там они закрепили, как могли, покалеченных Марси Уильямс и Мэнди Уэстфилд. Там же пристегнулся и он, чтобы быть к ним поближе. Правда, масштаб своего везения он осознал позже. В момент самой катастрофы всё происходило настолько быстро, что он не успевал ни понимать, ни удивляться. Он даже зажмуриться не успел. Единственное, что он отчётливо помнил с самого начала, когда объявили аварийную посадку – это то, что отчаянно зудела ступня. Правая.

Приняв положенную позу, уткнувшись лбом в скрещённые руки, Лукас, как ему казалось, бесконечно долго ждал момента касания. Потом разом и без предупреждения: встряска, рывок вниз и вперёд, оглушительный скрежет и треск в носу самолёта, внезапной вспышкой в салон проникает свет, бросок вверх. Голову оторвало от рук, тело отбросило спиной на мягкую спинку кресла. Самолёт пошёл в занос, потом что-то ударом вернуло его на первоначальную траекторию. Внутрь салона ворвался холодный воздух, полетели брызги воды, грязи, какая-то трава, ошмётки. Вслед за ними откуда-то возникло страшное многорукое чудовище, с чавканьем, хрустом и треском напавшее на пассажиров по левому борту. На плечи навалилась тяжёлая перегрузка от торможения, склонила его вперёд в глубоком поклоне. Несколько бесконечно долгих секунд его вес рос, рос, затрудняя дыхание, сковывая мышцы всего тела. А потом также без предупреждения всё кончилось. Самолёт остановился.

***

Коби Трентон открыла глаза, только когда их перестало швырять из стороны в сторону. Свист, треск, хруст, грохот посадки сменился всхлипами, стонами, рыданиями внутри салона. Со стороны первого класса доносились такие крики, что у неё холодел затылок. Но нет. Она не может себе позволить пойти туда. Там Мартин и Лукас. Это их забота. На её плечах – основной пассажирский салон.

Она быстро отстегнула ремень, повернулась к Каре Купер.

– Кара, ты в порядке? Слышишь меня?

Та кивнула в ответ. Доза успокоительного в сочетании с рефлексами профессиональной подготовки вывела Кару из шока и вернула в рабочее состояние. Если это было вообще возможно в такой ситуации. Поэтому, не обращая внимания на кивок, Коби взяла её за плечо и повторила, глядя в глаза:

– В порядке? Точно? Помнишь, что делать?

– Да. Люки и трапы.

– Умница. Начали.

Она встала и повернулась к пассажирам:

– Внимание! Сейчас мы откроем двери, и вы покинете самолёт. Не берите с собой вещи, следуйте указаниям членов экипажа!

Она быстро пошла по проходу в сторону хвоста. Хотя изобретение новой системы хранения топлива и специальных противопожарных присадок свели к минимуму вероятность пожара при посадке, задача быстро вывести пассажиров из аварийного лайнера оставалась приоритетной по любым действующим правилам. Поэтому ей нужно срочно проверить Рамону, вместе с ней открыть задние двери и организовать высадку. Она лавировала между локтями, плечами, встающими с мест людьми, краем глаза подмечая происходящее. Мужчина со сломанным предплечьем одной рукой неуклюже пытается отстегнуть ремень безопасности. Пожилая женщина рядом останавливает его, склоняется к нему, чтобы помочь. Молодой лохматый парень с дурацкой серьгой в форме черепа обнимает свою соседку правой рукой, а левой пытается отвести от её лица ладони, которыми она плотно закрыла глаза. Бормочет ей на ухо что-то мирное, успокаивающее, а та в ответ только трясёт головой и всхлипывает. Знакомый Коби пастор помогает встать девочке-подростку, которая сидела через проход от него. Та наконец-то пришла в себя, ещё бледная, но уже кивает в ответ на то, что быстро-быстро говорит ей мать на незнакомом, но явно южном языке. Пастор указывает им обеим на переднюю часть салона, откуда доносятся щелчки и характерный звук открываемого пассажирского люка. Гомон многих голосов перекрывает шипение и шелест надувающегося аварийного трапа.

Коби проскользнула в задний сервисный отсек. По полу из-под занавески, закрывающей проход в кормовой пассажирский салон, тянулся веер блестящей грязи. Рамона Брукнер уже на ногах, взъерошенная, с красными глазами. Впрочем, Коби боялась даже представить, как она сама выглядит сейчас, поэтому просто кивнула коллеге и попыталась улыбнуться. Похоже, улыбка не удалась. Вместо неё дрожащие губы сложились в какую-то кривую гримасу. Рамона ответила непонимающим взглядом и ухватилась за рычаги, запирающие дверь. Но не успела она повернуть их, а Коби, взявшаяся за занавеску, отдёрнуть её в сторону, как из передней части салона раздались отчаянные возгласы, которые почти сразу перекрыл панический вопль, срывающийся на жуткий, животный визг. Девушки переглянулись и бросились на крик. В салоне навстречу им качнулась по проходам людская масса, отшатывающаяся от распахнутых впереди по обе стороны фюзеляжа дверей. Кто-то там, за головами, неистово размахивал руками и кричал:

– Назад! Все назад! Не подходить к дверям!

Оттуда же неслось:

– Помогите! Нет! Кто-нибудь!

– Руку! Давай руку! Хватайся!

И поверх всего этого отчаянный, истошный визг, который не мог принадлежать человеку и сливающийся с ним, срывающийся на хрип женский крик на непонятном южном наречии.

***

Когда Кара Купер развернула аварийный надувной трап по правому борту, она сразу шагнула к противоположной стороне, чтобы открыть вторую дверь. Взялась за рычаг, повернула, навалилась на дверь плечом и бедром, чтобы вытолкнуть её наружу. Рядом с ней остановилась черноволосая женщина, часть левой щеки и уха у которой были закрыты марлей и залеплены пластырем. Брюнетка поддерживала под локоть девочку четырнадцати-шестнадцати лет с бледным, осунувшимся личиком.

Трап справа надулся, принял свою положенную тугую форму. Первой на эту импровизированную горку ступила полная женщина за пятьдесят. Ей помогал, поддерживал под руку лысый, как колено, невысокий мужчина в очках, с седой бородкой и усами:

– Так, дорогая, не спеши. Не бойся, съезжай вниз и отбегай в сторону. Я сразу за тобой.

За их спинами собралась уже порядочная толпа. Кара наконец вытолкнула наружу слегка заклинившую левую дверь, склонилась вниз, чтобы открыть люк и вытянуть наружу надувной трап. Женщина с правой стороны тем временем соскользнула вниз по пологой горке и попыталась сразу освободить место для следующего за ней. Перевалилась через туго надутый баллон и… провалилась в грязь сразу по пояс. Она издала странный звук, нечто среднее между вздохом и всхлипом, взмахнула руками, пытаясь ухватиться за воздух, и испуганно вскрикнула:

– Джим, здесь нет дна! Джимми… о, боже! Я тону, Джимми!

Её муж соскользнул вниз, быстро перекатился к краю трапа, за которым она уже погрузилась в жижу по грудь.

– Хелен, я здесь! Давай мне руку, быстро!

Женщина, растерявшись, замахала руками, пытаясь уцепиться за тугой борт трапа, промахиваясь мимо рук мужчины.

– Джимми! Нет! Джимми!

– Руку! Давай руку! Хватайся!

Наверху, у двери, раздались панические возгласы. Какой-то парень закричал, перемежая английские и немецкие слова:

– Zurck! Все отойти! Здесь болото!

Толпа отшатнулась назад. Кару Купер толкнули так, что она впечаталась теменем в дверную раму. Стоявшую рядом с ней раненую брюнетку вместе с дочерью вынесло к распахнутому левому люку. Девочка запнулась обо что-то, оступилась, её ладонь выскользнула из руки матери и она полетела вниз. Худенькое тело упало в тёмную, поблёскивающую на солнце массу почти плашмя, выбросив в разные стороны вязкие брызги. И сразу же ушло в трясину, оставив над поверхностью только голову и руки. Девочка попыталась взмахнуть руками, как-то перевернуться. Под грязью прошла волна там, где извивалось её тело. И тогда она закричала. Это не был человеческий крик, гоос, зовущий на помощь. Это был истошный, отчаянный визг живого существа, животного, попавшего в смертельную ловушку. Сверху ей ответил вопль матери. Та упала на колени, свесилась из дверного проёма, цепляясь одной рукой за его край, а другой пытаясь дотянуться до дочери растопыреными пальцами. Бесполезно. Ей не хватало примерно метра, чтобы дотянуться до девочки, которая стремительно уходила в топь. Над волнующейся густой поверхностью болота теперь торчали только руки по локоть и лицо. Всё происходило так быстро, что люди наверху, за распахнутым люком, просто не успели повернуться и что-то сделать, как-то прийти на помощь. Сорвавшись на хрип, брюнетка вдруг качнулась назад внутрь салона, напружинилась и неуклюже прыгнула. Она плюхнулась рядом с девочкой, провалилась сразу почти по плечи, неуклюже взмахнула руками, как морская птица, которая, угодив в разлив нефти, безуспешно пытается выбраться из клейкой ловушки. Поймала дочь за руку, попыталась потянуть её наверх, не понимая, что при этом тонет сама, тонет стремительно. Взмахнула второй рукой, подняла веер грязи, шлёпнула ей в бесполезной попытке плыть, издала отчаянный вопль на непонятном языке – то ли призыв, то ли имя. Болотная жижа втягивала их в себя. Отчаянный визг сменился хрипом и клокотанием, потом бульканьем, четыре руки плеснули грязью в разные стороны в последней попытке всплыть на поверхность. Из глубины болота вспучились тусклые непрозрачные пузыри, лопнули, выпустив наружу отвратительный запах. И поверхность снова замерла, застыв причудливым узором прожилок грязи разного оттенка.

Наверху, в проёме распахнутой двери, кто-то отчаянно вскрикивал, кто-то рыдал в ужасе, закрывая рот руками, кто-то подхватывал других за плечи, за руки, удерживая от падения. С противоположной стороны самолёта Джим наконец-то взял свою жену Хелен в надёжный захват, сцепил пальцы рук в замок у неё на спине и теперь тащил обратно на трап, напрягаясь изо всех сил. Его лысина налилась кровью, стала пунцовой, как малина. Какой-то мужчина в костюме соскользнул вниз ему на помощь. Всё это происходило вокруг Кары Купер, и, в то же время, как будто не с ней. Она сидела у переборки, уперев ноги в порожек левой двери. Уперев изо всех сил, чтобы не дай бог не вывалиться наружу. Кара обхватила себя руками, пытаясь унять колотившую всё тело крупную дрожь, и не отрывала взгляда от коварно ровной, поблёскивающей солнечными зайчиками, равнодушной ко всему живому поверхности болота.

Нет, чтобы не случилось, она больше не встанет и никуда с места не двинется.

Похоже, на этот раз Кара выбыла из строя окончательно.

***

Отстегнувшись и не обращая внимания на крики вокруг, Лукас первым делом проверил девочек. Марси Уильямс ответила на его похлопывание по щекам тем, что открыла глаза, замутнённые страданием, и слабо качнула головой. Дыхание давалось ей с трудом, перегрузка при посадке явно ухудшила состояние старшей стюардессы. Мэнди Уэстфилд, как ни странно, пришла в себя, в полном недоумении пыталась осмотреться и скребла пальцами по лентам скотча, которыми её крест-накрест примотали к спинке сиденья, чтобы зафиксировать на время посадки.

– Мэнди, Мэнди, тише, тш-ш-ш, это я, Лукас, – он погладил её по щеке, повернул лицом к себе. – Ты ранена, тебе нельзя шевелиться.

– Ра… ранена? – шевельнула она посиневшими, пересохшими губами. – Что… что произошло?

– Авария. Мы уже сели. Аварийная посадка. Ты не шевелись, пожалуйста, ладно? Мне надо помочь пассажирам и я к тебе вернусь. Договорились?

Она кивнула. Лукас выпрямился, повернулся к салону. Там явно открылся филиал ада. Грязное, чёрное бревно торчало в левом проходе между креслами, не дойдя до переборки в конце салона примерно полутора метров. Во все стороны от него щетинились обломки сучьев, острые расщеплённые концы многих из них были перемазаны красным. Такие же красные брызги обильно покрывали стены, потолок салона, обивку кресел.

– Мартин! – Лукас Кауфман поискал глазами коллегу. Тот перед посадкой сел в средний ряд вперёд, чтобы сразу прийти на помощь пилотам, если потребуется. Сейчас на том месте из-за спинки кресла виднелся только край плеча в знакомой форменной рубашке и трикотажной безрукавке. Лукас поспешил туда, скользя по жиже, покрывающей пол. Навстречу ему выбирались из своих кресел потрясённые, оглушённые, не до конца очухавшиеся пассажиры, перемазанные грязью и красным. Он скользнул на пустое сиденье в ряду позади Мартина, схватил его за плечо, встряхнул, потянул вправо. Тело в ответ безвольно качнулось, из-за спинки кресла вместо рыжеватого затылка выскользнул бесформенный обрубок шеи в воротнике, залитом красной жидкостью, перепачканном грязью и ещё чем-то серым. Лукас отшатнулся, отдёрнул руку от плеча, как будто оно за мгновение раскалилось добела. Его замутило, он согнулся и обильно выдал всё содержимое желудка на залитый болотной жижей и кровью пол.

Через обезглавленную переднюю часть фюзеляжа внутрь салона проникал яркий солнечный свет, холод, дух затхлости и гнили от болота, смешивавшийся внутри с запахом разделочного цеха скотобойни. Уцелевшие пассажиры по правому борту торопливо отстёгивались и старались убраться поскорее от этого жуткого аромата, ещё более страшного зрелища в левой стороне салона и непонятной, но крайне неприятно выглядящей жижи, которая не спеша заползала в салон через зияющую дыру впереди самолёта. Лукас несколько секунд просидел, согнувшись, восстанавливая дыхание и глядя, как его рвота на полу разбегается ручейками, смешиваясь с грязью. Желчь отвратительно жгла горло. Потом он вытер рукавом рот и, стараясь не смотреть на останки Мартина впереди, глянул налево. Там всё выглядело намного, намного хуже. По сравнению с этим бедняга Мартин казался просто везунчиком. Те пассажиры, кто сидел вдоль прохода, получили ужасающие рваные увечья. Почти все они или погибли мгновенно или умирали сейчас, исходя кровью из ран на месте оторванных конечностей, распоротых шейных вен и артерий или хрипло теряя остатки воздуха из повреждённых под раздробленными грудными клетками лёгких. Те немногие, кто сидел возле иллюминаторов и остался невредим, теперь оказались заблокированы сучковатым чудовищем и телами его жертв.

– Oh mein Gott, Emma! – Седой мужчина в отчаянии сжимал обеим ладонями левую руку сидящей рядом с ней женщины. У той не хватало правой руки ниже плеча и значительной части головы. На ряд ближе к концу салона девушка немного за двадцать уже отстегнулась и, повернувшись на сиденье спиной к борту, пыталась ногами отпихнуть от себя громоздкое тело своего соседа. Тело безвольно мотало головой, рассечённой от правой глазницы до уха, упиралось в толстый сук, увязший в его груди, и отказывалось смещаться хоть чуть-чуть. Девушка рыдала в голос и продолжала колотить, толкать труп ногами. В самом конце салона, там, куда не дотянулся расщеплённый таран топляка, молодой парень заходился абсолютно не уместным истерическим смехом. Женщина лет сорока кричала на него и звонко лупила по щекам, пытаясь привести в чувство.

Лукас чувствовал, что у него кружится голова и никак не мог решить, что же ему делать. В этот момент из-за переборки раздались отчаянные выкрики, которые заглушил такой жуткий вопль, которого он отродясь не слышал. Похоже, там дела были ещё хуже, чем у них. Пассажиры, столпившиеся в проходе, отшатнулись назад. Лукас вышел из ступора и прямо по сидениям, перелезая через спинки, двинулся в сторону основного салона.

***

Когда Коби с Рамоной протолкались к открытым передним пассажирским дверям, они обнаружили там смесь хаоса и бурной активности. Часть пассажиров валила им навстречу по проходам, будто за распахнутыми люками их подстерегали дикие звери, готовые ворваться внутрь салона. Возле левой двери непонятным образом возникло пустое место, в которое все боялись вступить, только судорожно всхлипывали и причитали на его границе. На открытом пространстве были видны ноги какой-то женщины, сидящей на полу и прижавшейся к переборке. Через правую дверь несколько мужчин, подбадривая друг друга многоязычными возгласами, втягивали полную перепуганную женщину, перемазанную ниже плеч жидкой грязью. Никто и не думал покидать самолёт, как этого требовала инструкция. Из-за занавески, закрывающей проход в первый класс, доносились крики, рыдания, стоны, выглядывали перепуганные лица.

– Что здесь происходит?

Заговорили все разом, на разных языках, перебивая друг друга, указывая на раскрытые двери, особенно на левую. Коби, наклонилась вперёд, чтобы разглядеть женщину, сидящую на полу. Узнала Кару Купер. Та безучастно смотрела вперёд, обхватив себя руками, легонько покачивалась взад-вперёд. На скуле у неё красовалась свежая ссадина. Видимо в суматохе кто-то крепко её зацепил или случайно стукнул. Не обращая на рану внимания, Кара смотрела прямо перед собой и тихонько, еле слышно скулила. Коби присела перед ней на корточки:

– Кара?

Та даже не отреагировала.

– Кара, что здесь произошло? – мягко, но требовательно повторила Коби. Приложила ладонь к щеке коллеги: – Кара, посмотри на меня.

Она взглянула на неё невидящим, блуждающим взором:

– Коби?

– Ага, это я. Скажи мне, что здесь случилось?

– Они… они… раз, и их не стало…

Кто-то из пассажиров наклонился и стал рассказывать Коби на ухо, что произошло. Она слушала вполоборота, холодела внутри и не отрывала глаз от лица Кары. В правую дверь меж тем втянули запыхавшегося мужчину с бородкой и усами. Тут же несколько рук снова нырнули вниз, ухватили что-то, потянули вверх. Над порогом двери возникла рука, потом знакомое лицо. Пастор. Его втащили наверх, он плюхнулся на пол, привалился к переборке по другую сторону прохода в салон первого класса. Сипло, глубоко дышал, восстанавливая дыхание. Повёл глазами, встретил взгляд Коби. Легонько кивнул.

– Коби… Мисс Трентон. Мы посреди болота. Плюхнулись в самую трясину. Никого… – у него перехватило дыхание. Пастор сглотнул, кашлянул и продолжил: – Никого нельзя выпускать из самолёта, пока мы не осмотримся.

Занавеска вверху распахнулась, в проход высунулся Лукас Кауфман.

– Коби?

– Что впереди, Лукас? Пилоты, пассажиры, девочки?

Лукас немного завис, подбирая слова:

– Девочки в порядке. С пассажирами беда. Есть погибшие, раненные. Много. Пилоты… Пилотов больше нет.

– Как нет? – пастор вскинул на него снизу голову.

– Ни пилотов, ни кабины. У нас оторвало нос.

– Совсем? – пастор поднялся с пола, выпрямился во весь немаленький рост, заглянул поверх плеча Лукаса в салон первого класса. Снова повернулся к Коби. – Нужно срочно перевести пассажиров в среднюю часть самолёта. Там самая широкая часть фюзеляжа, плюс крылья. Это послужит нам опорой на болото и снизит нагрузку на носовую часть, чтобы мы не набирали воду и грязь. Так мы дольше останемся на плаву. Хвост самолёта цел?

Коби посмотрела на Рамону. Та в ответ пожала плечами – не знаю. Трентон повернулась к остальным.

– Делаем так. Я иду и проверяю хвост. Рамона, ты отводишь людей в середину. Пастор, пожалуйста, помогите увести Кару вместе с другими. Лукас, вы с Мартином выводите пассажиров из первого класса, потом переносите оттуда наших девочек…

– Коби, – прервал её Лукас. – Мартина тоже больше нет.

Она прерывисто вздохнула, принимая очередной удар, помолчала пару секунд, а потом вдруг резко мотнула головой, сбрасывая с ресниц непрошенные слёзы, и выругалась. Безадресно, но с глубоким чувством.

– Простите. Ладно. Действуем так же, только девочек перенесём потом общими усилиями. Побежали.

– Да, и надо бы закрыть двери, – пастор кивнул головой на открытые пассажирские люки. – От греха подальше.

Коби кивнула.

– Хорошо. Господин пастор, вы меня не подстрахуете?

Люди возле левой двери торопливо расступились. Она подошла к ней, взялась за окантовку дверного проёма. Пастор Майер позади крепко расставил ноги, правой рукой ухватился за край прохода между салонами. Левой плотно обнял Коби спереди за талию. Рука под рукавом пиджака была сильной и жилистой, как канат. Она высунулась немного из открытого люка, стараясь не смотреть вниз, потянула на себя дверь. Та не сразу вошла в слегка деформировавшийся проём, пришлось несколько раз с силой дёрнуть за ручку, прежде чем дверь плотно закрылась. Коби повернула рычаг, запирая замок, обернулась внутрь салона.

– Спасибо, господин пастор.

– Клаус. Так короче. Это сэкономит нам кучу времени.

– Хорошо… Клаус. Правую дверь мы пока закрыть не сможем – там трап.

– Ничего, что-нибудь придумаем, – пастор подозвал двух парней, которые помогали втянуть его в салон и сейчас внимательно слушали их разговор. Бросил им несколько фраз по-немецки.

– Идите, Коби. Здесь мы разберёмся.

И наклонился к Каре Купер.

***

Отвести стюардессу, впавшую в шок, оказалось не так просто. Как только Клаус Майер попытался поднять её с пола, та начала паниковать. Дыхание участилось, пальцы заскребли по переборке, девушка стала испуганно всхлипывать и как-то даже подвывать с придыханием. Настолько страшной ей казалась перспектива подняться на ноги в опасной близости от раскрытого люка, за которым затаилось ужасное чудовище, способное меньше чем за минуту проглотить, засосать в себя человека. Хорошо, хоть они закрыли ближайшую дверь, а вторую, правую, за которой свисал надувной трап, двое молодых людей по просьбе Клауса закладывали чемоданами и сумками, снятыми с багажных полок.

Майер присел, склонился к бедняжке, легонько обнял. И зашептал на ухо бесконечную песнь утешения, хорошо отработанную за годы служения и участия в многочисленных людских трагедиях, когда главным зачастую оказывается не смысл произнесённого, а тембр, интонация, баюкающая монотонность речи. Не прошло и минуты, как стюардесса затихла, обмякла, прижалась лбом к его плечу. Он осторожно обнял её левой рукой за талию, приподнял с пола. Медленно, шаг за шагом, то ли повёл, то ли понёс вглубь салона. Там рассаживала пассажиров по местам невысокая мулатка с короткой стрижкой, Рамона. Пастор нашёл место в среднем ряду, подальше от иллюминаторов, рядом с пожилой голландкой. Та помогла усадить и пристегнуть девушку, обняла за плечи, пристроила её голову у себя на плече, погладила по волосам. Из-под закрытых век стюардессы побежали влажные струйки.

За гомоном множества голосов из хвоста самолёта послышались звуки, как будто там кого-то тошнило по полной программе. Майер поспешил туда. Не успел он войти в задний сервисный отсек, где пол был перемазан кровью и грязью, как из-за занавески кормового салона вынырнула Коби Трентон. На ходу она вытирала рот рукавом блузки. Пальцы и губы у неё мелко дрожали, лицо побледнело так, что грязь на щеках стала особенно заметной и контрастной. На немой вопрос пастора она только покачала головой.

– Никто не выжил. Похоже, мы налетели на что-то во время посадки. Там ни одного целого тела, так что…, – она прижала ладонь ко рту, потом провела ею по горлу сверху вниз, как будто заталкивая обратно то, что снова рвалось наружу. – Да, и у нас здесь тоже дыра в фюзеляже. Не скажу, что мы тонем, но…

Тут Коби вполголоса, но красочно объяснила, что она думает про их перспективы.

– Извините.

– Ничего страшного. Я не верю в сказки про бездонные болота, Коби. Всякое болото – это бывшее озеро, так что дно у него есть. Здесь плоский рельеф местности, поэтому вряд ли наша трясина ужасно глубока. Кроме того, у дна наверняка лежат более плотные слои, на которые может опереться самолёт. Поэтому судьба «Титаника» нам не грозит. Вопрос в другом: насколько глубоко мы в итоге увязнем, сможем ли безопасно оставаться в салоне или нам придётся выводить людей на крылья. И потом – удастся ли нам перебраться на твёрдую почву или придётся сидеть и ждать спасателей?

– Хорошо, Клаус, мне очень хочется верить в то, что мы не потонем. Как по-вашему, мы можем что-нибудь сделать ещё?

– Не знаю наверняка, но было бы неплохо кому-то выбраться на крыло и осмотреться. Возможно, твёрдая почва в двух шагах и мы можем прямо сейчас выбраться из ловушки.

Коби поразмыслила, непроизвольно теребя пальцами уголок воротника блузки.

– Ладно, давайте осмотримся. Вы знаете, как открываются аварийные люки над крыльями?

– Ну, в брошюре по правилам безопасности, которую вы нам показывали перед взлётом, всё вроде бы выглядит просто.

– Так и есть. Идёмте.

Они прошли в середину самолёта. Там Коби обратилась к лохматому парню с серьгой в форме черепа:

– Сэр, вы не могли бы нам помочь? Мы хотим открыть аварийные люки над крыльями и осмотреться. Сможете открыть вот этот, по правому борту?

– Без проблем. – Парень отцепил от своего предплечья руки бледной заплаканной спутницы, поднялся с кресла.

Майер шагнул было к левому борту, но Коби поймала его за локоть.

– Господин пастор, я хочу попросить вас помочь Лукасу впереди, в первом классе. Пожалуйста. Здесь мы справимся.

– Не вопрос, конечно.

Он повернулся и заспешил в нос самолёта.

***

Лукас Кауфман очень обрадовался, когда пастор пришёл к нему на помощь. У того явно был опыт поведения в непростых ситуациях. Пока Лукас выводил из салона немногочисленных оставшихся пассажиров и помогал выбраться через спинки кресел тем, кто оказался заблокирован по левому борту бревном и телами погибших, пастор сразу пошёл к мертвецам. Щупал пульс, бегло осматривал, поднимал веки закрытых глаз. Губы его при этом непрерывно беззвучно шевелились. Иногда он замирал на пару секунд, склонял голову, потом шёл дальше.

Итого на двадцать пять человек, находившихся в салоне первого класса в момент посадки, у них набралось девять покойников, включая бедолагу Мартина. Ещё несколько человек оказались ранены – большинство отделались порезами и рассечениями, двое получили крайне неприятные рваные раны с возможными переломами, у одной женщины была обширная травма плеча. Плюс две стюардессы, пострадавшие ранее. Остальные обошлись испугом и обильной порцией болотной жижи, влетевшей в салон после того, как отвалился нос. Пострадавшим оказали первую помощь на месте, потом отправили в основной салон, под опеку Коби и Рамоны. Приходилось поторапливаться – самолёт по-прежнему кренился вперёд, и грязь не спеша, но неотвратимо продолжала вползать в салон. Это очень нервировало. Поэтому погибших даже не пытались вынести, просто проверили карманы и забрали документы, смартфоны – всё, что могло помочь их идентификации в дальнейшем.

Настало время переносить девочек. Марси Уильямс была в полузабытьи, только глухо постанывала, пока её перекладывали из кресла на одеяло, а потом несли по проходу. Мэнди Уэстфилд, напротив, пребывала в полном сознании. Её лицо, бледное до желтоватого воскового оттенка, покрывала мелкая испарина, губы искусаны, из уголков глаз бегут слёзы. Она не имела возможности посмотреть на свою повреждённую ногу, но отчаянная боль ясно давала ей понять, что случилось что-то очень серьёзное. Перед тем, как разорвать ленты скотча, которыми её примотали к спинке кресла, Лукас присел рядом с ней и наклонился к самому лицу.

– Мэнди, мы сейчас отстегнём тебя от кресла. Пожалуйста, попытайся не двигаться сама. И вниз не смотри, ладно? – и зачем-то добавил: – Всё будет хорошо, обещаю.

Когда они внесли её в главный салон, все уже были в средней части самолёта. Кто-то просто сидел на местах, кто-то пытался помочь пострадавшим. Несколько человек вместе с Рамоной возились возле женщины с длинной рваной раной на бедре, которую принесли из первого класса. Оба аварийных люка над крыльями были распахнуты, через них внутрь салона тянул сквозняк. Они пристроили Мэнди на кресле, которое разложила Коби Трентон. Та сразу же опустилась рядом, открыла аптечку первой помощи, вытряхнула из упаковки шприц-тюбик с обезболивающим.

– Так, Мэнди, потерпи чуть-чуть, сейчас станет легче.

Из аварийного люка над правым крылом появился лохматый парень с серебряной серьгой в форме черепа. Протопал по проходу, открыл багажную полку, снял с неё средних размеров чемодан. Вернулся к люку и вместе с чемоданом вылез на крыло. Коби коротко взглянула на Лукаса, а потом кивнула вслед лохматому парню – глянь, что там происходит. Лукасу пришлось обойти полсалона, чтобы пробраться к аварийному выходу. Когда он вышел на крыло, его ослепило солнце, дух перехватило от ветра, дувшего вдоль болота, в которое они плюхнулись. Парень с чемоданом уже успел дойти почти до конца крыла. За его руку цеплялась заплаканная девушка, быстро говорила что-то. Он в ответ ей громко доказывал:

– Нет, ты сама посмотри! Вот, пара метров от крыла – видишь? Это трава. Трава и куст. Они не растут на трясине. Значит, там твёрдая земля и мы можем выбраться прямо сейчас.

– Эд, пожалуйста! Не надо ничего делать! – девушка в полном отчаянии пыталась отговорить парня от какой-то рискованной затеи.

– Милая, да здесь нет ничего опасного. Вот смотри, – парень широко размахнулся и двумя руками зашвырнул чемодан вперёд.

Лукас почти дошёл до места на крыле, где стояла парочка. Отсюда было видно, что чемодан перелетел полосу открытой грязи, взбаламученную падением самолёта, и плюхнулся на заросшую травой кочку, у подножия низкого куста. Из травы в разные стороны вылетели ярко блеснувшие на солнце водяные брызги, стебли примялись, но чемодан остался лежать так, как будто под ним действительно была твёрдая почва.

– Ну, теперь видишь? Я могу допрыгнуть туда, если хорошенько разбегусь, – Эд сделал такое движение, как будто и правда собирался отойти по крылу и разбежаться. Девушка взвизгнула и вцепилась ему в рукав.

– Не смей! Это тебе не горы и ты не на своём дурацком сноуборде!

– Сэр, что вы собираетесь делать? – Лукас подошёл к ним вплотную.

Парень глянул на него недоумённо:

– Я? Ну… я собирался перепрыгнуть вон туда, там явно твёрдая земля и…

– А зачем, позвольте спросить? – раздался голос у Лукаса за спиной. Он оглянулся – там стоял подошедший пастор и мрачно сверлил глазами лохматого.

– Ну, если там окажется твердая земля, то мы могли бы перепрыгнуть туда и выбраться из самолёта.

– Прекрасно. Можно я сначала сделаю несколько уточнений к вашему плану? Если там окажется земля – это великолепно. А если не окажется? Вы бросили чемодан и считаете, что этого достаточно для проверки?

– Ну да, – говоря это, Эд выглядел так, будто его только что посетило неожиданное сомнение.

– Сколько весит ваш чемодан? Килограммов пятнадцать, от силы семнадцать? Да, может быть для его веса там достаточно надёжный грунт. А на сколько потяните вы? Кило на семьдесят пять, не меньше. Я прав?

– Семьдесят восемь, – неохотно согласился парень.

– Ну вот. Для того, чтобы трава могла расти, достаточно слоя почвы в пять-десять сантиметров, для куста хватит пятнадцати, от силы двадцати. Что, если там, куда вы зашвырнули чемодан, есть только этот поверхностный слой, а под ним точно такая же трясина, как и вокруг? Для болот это обычное дело, поверьте мне, там, где я вырос, они тоже встречаются. И вот вы разбегаетесь, прыгаете и всем своим весом пробиваете в этом слое лунку, как в весеннем льду. Что вы будете делать? За что ухватитесь? Будете медленно идти ко дну на глазах своей девушки?

Упомянутая девушка внезапно с размаху залепила парню пощёчину. Слёзы у неё высохли, на скулах загорелись пятна боевого румянца, а в глазах появился хищный блеск.

– Почему ты, – она замахнулась левой рукой и отвесила Эду такую же оплеуху с другой стороны. Для симметрии. – Почему ты никогда никого не слушаешь!? Ты, самовлюблённый сукин сын!

Она замахнулась правой, чтобы продолжить воспитательную работу, но Лукас перехватил её за запястье и потянул в сторону, откуда девушка не дотягивалась до своего парня. Зато там она могла свободно рассказать окружающим всё, что о нём думает. Эд в это время внезапно стал похож на пятиклассника в кабинете директора. Он мрачно пялился на свой чемодан и потирал щёку с отчётливо проступающим оттиском пятерни.

Пастор продолжал.

– Хорошо, даже если вдруг окажется, что там твёрдая земля или что грязи там всего по колено, что дальше? У нас не все такие резвые прыгуны, как вы. Есть люди в плохой спортивной форме, есть просто пожилые. В конце концов, у нас почти два десятка раненых, их них многие в тяжёлом состоянии. Как мы будем спасать их? Раскачаем за руки, за ноги и швырнём? Молодой человек, это очень хорошо, что вы увидели потенциальную возможность к эвакуации, но почему вы не поделились с окружающими? С членами экипажа, в первую очередь? Ведь они до сих пор несут ответственность за каждого пассажира на этом самолёте.

Говоря это, пастор, тем не менее, больше не смотрел на Эда. Он рассматривал кочку, траву, куст, чемодан и полосу грязи, отделяющую их от крыла самолёта. Внезапно он обратился к Лукасу:

– Скажите, мы ведь можем использовать надувной трап в качестве плота?

– Конечно. Его нужно просто отсоединить от фартука…

– Отлично. Тогда давайте подумаем, как нам его зацепить и перетащить от люка к этому концу…

Неожиданно до них донёсся крик. Эхо разнесло его так, что они завертели головами в разные стороны, пытаясь определить направление, откуда он идёт. Крик повторился. Лукас лихорадочно оглядывался и вдруг заметил человека. Тот стоял над обрывчиком, спускавшимся к поверхности болота, заросшей травой и низким кудрявым кустарником. За его спиной среди деревьев маячили ещё несколько фигур. Человек приложил ко рту ладони рупором и кричал, обращаясь к ним на непонятном языке, хотя внутри у Лукаса возникло отчётливое ощущение, что когда-то он эти слова слышал и понимал их смысл. Он глянул на пастора. Тот стоял и внимательно смотрел на кричавшего с выражением, как будто тот разбудил в нём воспоминание о чём-то очень давнем.

– Господин пастор, вы его понимаете?

Майер кивнул.

– И что, что он говорит? – Эд вышел из состояния провинившегося школьника и во все глаза смотрел на берег. Его подруга, выскользнув из рук Лукаса, забыла про все претензии к своему парню, обеими руками обвила его локоть и тоже глядела на незнакомца.

– Он говорит, чтобы мы оставались на месте. Что они нам помогут.

– Здорово! Наконец-то!

– Вот только…

– Только что?

– Что, господин пастор, что?

– Я не могу себе представить, как он тут оказался.

Глава 9

После того, как Смирнов докричался до людей, стоявших на крыле самолёта – один из них, высокий мужчина средних лет, помахал им в ответ и кивнул головой – Андрей подозвал Новикова:

– Серёга, срочно свяжись с Рустамом, скажи ему, чтобы брал самые вместительные машины, всех свободных людей и гнал сюда. Если на борту больше двадцати человек, мы их своими силами не вывезем. И пусть Марина готовится принимать раненых. Судя по отломанному носу, без них не обойдётся.

Остальные тем временем подтаскивали инструменты, осматривали деревья, прикидывая, какие из них удобнее всего завалить, чтобы соорудить основу для гати. Дело было привычным. Живя среди тайги и болот, уметь делать такие вещи необходимо. Не прошло и пятнадцати минут, как от стоявших на ближайшем просёлке машин принесли две бензопилы, топоры, канистры с горючим. Громко взревели моторы пил, птицы испуганно метнулись в стороны из-под крон деревьев, поплыл сизый дымок выхлопа. Заскрипел, засвистел под острыми зубьями тонкий подлесок. Сам Андрей, натянув перчатки и ухватив топор, споро рубил тонкие деревца, освобождая пространство для пильщиков.

Им не хватало рабочих рук. Трёх человек, хочешь – не хочешь, пришлось оставить в дозоре. Не бросишь же без присмотра машины со всяким добром, особенно если бензопилы на два голоса рассказывают всей округе, где они находятся. Итого получаются пятеро работников: двое с пилами, двое им помогают и один просто машет топором. Такой вот скромной бригадой им предстояло соорудить примерно сорокаметровую гать. Хорошо, что здесь, на скально-песчаном пригорке на краю болота, росли не только обычные ели, но и три-четыре сосны, более высокие, которых должно было хватить почти до самого крыла. Правда, тонкие древесные верхушки там уже не давали бы нужной опоры, ну да ладно, что-нибудь навалим сверху, когда туда доберёмся.

Размахивая топором, Андрей искоса поглядывал на самолёт. Да, нос он потерял некстати. Ишь, как увяз в трясине. И продолжает погружаться. До открытой пассажирской двери осталось не больше полуметра, выпущенный аварийный надувной трап плавает на грязи уже почти горизонтально. Так, а что это с ним происходит? Смирнов прервался на полминуты, выпрямился, поднёс бинокль к глазам. Ага, они его отцепляют. А ещё какой-то мужик с крыла забросил на него сумку, привязанную к стропам, и теперь подтягивает поближе к себе. Не иначе, хотят перегнать его, как надувной плот, к концу крыла и выстроить свою часть моста к ним навстречу. Молодцы, буржуины, не сидят, сложа руки! Надо только предупредить их, чтобы не спешили, пока ребята не положат первые деревья.

– Эй, на самолёте! – заорал Андрей, пытаясь перекричать визг цепных пил. Человек на крыле поднял голову. – Не спешите! Сначала мы, – Смирнов указал на деревья, а потом жестами изобразил, как они падают в болото. – А потом уже вы подтаскивайте свой плот! Ты понял?

Человек на крыле махнул рукой из стороны в сторону, кивнул. Вроде как понял. Подтянул трап к крылу, ухватил его руками за туго надутый баллон и присел на корточки, повернул голову в ожидании в их сторону. Тем временем на крыло выбралось уже не меньше десятка человек и за аварийным люком маячили головы новых желающих.

«Это лишнее!» – успел было подумать Андрей, как на крыле появились давешний высокий мужчина в костюме и с ним девушка в униформе. Не иначе, стюардесса. Они на пару живенько загнали почти всех обратно в салон, на крыле остались только четверо – высокий в костюме, мужик, державший трап и ещё пара человек. Спустя минут десять из люка появился парень в белой рубашке и жилете, похоже, тоже стюард. Следом за ним вытолкнули объёмистый свёрток в чехле. Те трое, кто стоял на крыле без дела, подбежали к нему, помогли перетащить свёрток к задней части. Не прошло и двух минут, как там развернулся ещё один надувной трап.

«Отлично!».

За это время они сами уже успели расчистить площадку от мелкой поросли и Серёга Новиков, ловко орудуя пилой, подгрызал ствол высокой сосны, росшей на краю обрывчика. Андрей соорудил себе длинный кол и готовился вместе со вторым помощником упереться в ствол дерева, направляя его падение в нужную сторону. Зубья цепи с визгом врезались в древесину, в воздухе перемешивался острый запах бензинового выхлопа со смолистым ароматом свежего распила. Опилки припорашивали всё вокруг чистым светлым снежком. Наконец внутри сосны что-то хрустнуло, она заскрипела, Новиков заорал: «Давай!» – и отпрыгнул с пилой в сторону. Андрей с напарником навалились со всех сил, упёрлись ногами в рыхлый, засыпанный хвойными иглами грунт, длинные колья вонзились в рыжую кору. Сосна заскрипела, затрещала, покачнулась и стала заваливаться вперёд, цепляя ветви соседних деревьев. Сверху посыпался дождь из хвои, старых шишек, мелких веточек, чешуек коры. Огромное дерево вырвалось из общего строя леса и полетело вниз, соскользнув комлем с обрывчика. Широкая крона ухнула на заросшее травой и кустарником плоское пространство неподалёку от оконечности правого крыла самолёта, разбила его обманчиво твёрдую поверхность. В воздух взлетели комья земли и фонтаны грязи. Как и следовало ожидать, этот как бы газон нависал карнизом над жидкой трясиной, в которую превратилось древнее озеро. Со временем оно зарастёт полностью, станет торфяной пустошью, но за ближайшую сотню лет тонкий слой травянистой почвы вдоль берега поймает ещё немало жертв в коварную ловушку.

– Вот так! Как по струнке легла, – Новиков аж притопнул ногой от удовольствия. – Ну, мальчишки, давайте-ка ещё несколько штук так же в рядок положим. Понеслась!

***

Спину припекало солнце, а в лицо дул свежий, прохладный ветерок, нёсший в себе явственный запах зимы. Неудивительно, если учесть, что плоское горное плато, лежащее перед ним на другом берегу Нэрёй-фьорда, там и сям покрывали пласты снега, не собиравшиеся уступать своих прав поздней северной весне. Под ногами, за краем гранитного уступа, на котором он сидел, долина была ещё полна теней, поэтому казалась узкой и не слишком глубокой. Карл прекрасно знал, что это впечаление обманчиво. Буквально вчера, когда под конец дня их катер шёл по фьорду, ему приходилось задирать голову, чтобы разглядеть его края, которые казались безумно высокими и недостижимыми. Однако ж, не так страшен чёрт, как его малюют и вот, благодаря раннему подъёму и долгому походу он сидит на самой верхотуре, и разглядывает лежащий перед ним величественный пейзаж.

Карл расстегнул нагрудный карман куртки, выудил из него цилиндрический контейнер. Из правого кармана достал коробок спичек, машинально потряс его над ухом. Отвернул колпачок цилиндра, вытряхнул на ладонь толстый столбик окурка кубинской сигары. Поправил красно-золотое бумажное кольцо сигарного банта с витиеватым гербом «Partagas». Покрутил плотную тушку в пальцах, провёл под носом, вдыхая аромат. Вынул из левого кармана никелированную гильотинку с выгравированными на ней дубовыми листьями, откусил пару миллиметров с головки сигары, чтобы обновить прикус. Ещё раз тряхнул коробок, вынул спичку. Отвернулся от фьорда лицом к солнцу, чтобы защитится от порывов прохладного ветра. Несколько секунд водил кончиком пламени по покрытому тонким слоем сизого пепла обрубку ножки сигары, пока на нём не разгорелся устойчивый малиновый уголёк и в рот не потянулся насыщенный горьковатый дым.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Народной артистке СССР Любови Петровне Орловой (1902–1975) довелось стать первой советской кинозвезд...
Решительные, когда того требуют обстоятельства.Мстительные, когда месть – единственное утешение.Беск...
Она – профессиональная разведчица, работающая в отделе собственной безопасности полиции. И очередное...
Отдел собственной безопасности, сокращенно ОСБ, – одно из самых закрытых подразделений МВД и одно из...
Люди хотят изменений к лучшему. У всех есть те или иные проблемы на работе, в семье, в социуме. Но н...
В работе исследуются актуальные проблемы гражданско-правовой ответственности государства за незаконн...