Смертельно опасны Антология

Вильям Энн прошла мимо, вытирая руки о передник.

– Мама? – спросила она, останавливаясь рядом. – Мама, тебе…

– Принеси книгу. Быстро, дитя!

Вильям Энн побледнела и поспешно скрылась в кладовой. Тишина вцепилась в передник, чтобы успокоиться, и подошла к дочери, когда та вышла из кладовой с толстой кожаной сумкой. Ее покрывал толстый слой белой муки.

Тишина поставила сумку на высокую кухонную стойку и открыла. Там лежали листы бумаги, толстая стопка, с портретами на большинстве. Пока Тишина их перебирала, Вильям Энн отошла, чтобы посмотреть через глазок в зал.

Несколько мгновений только шелест листов нарушал тишину, да еще стук сердца хозяйки таверны.

– Человек с длинной шеей, верно? – спросила Вильям Энн. – Я помню его лицо с плаката и обещание награды.

– Это всего лишь Плач Уинбери, жалкий конокрад. Он едва ли стоит двух мер серебра.

– Тогда кто? Человек в шляпе, который сидит в дальнем углу?

Тишина покачала головой, найдя нужные листы в самом конце стопки, и просмотрела рисунки.

«Владыка Небесный, – подумала она. – Даже не знаю, хочу ли я, чтобы это оказались они».

Дрожь в руках наконец прекратилась.

Вильям Энн поспешно подошла к матери и, вытянув шею, посмотрела через ее плечо на листы. В свои четырнадцать она вымахала уже выше Тишины. Большое дело – ребенок тебя перерос! И, хотя Вильям Энн жаловалась, что она слишком высокая и ужасно неуклюжая, не вызывало сомнений, что скоро она станет настоящей красавицей с великолепной фигурой. Девочка пошла в отца.

– Владыка Небесный, – выдохнула Вильям Энн и поднесла руку ко рту. – Ты думаешь…

– Честертон Дивайд, – сказала Тишина. – Форма подбородка, взгляд… они остались теми же. – Приплыл прямо к нам в руки, да еще четверых своих людей с собой привел.

Награда за пятерых преступников позволит ей оплатить все припасы на год вперед. Или даже на два.

Взгляд Тишины переместился к словам, напечатанным под рисунками большими жирными буквами.

Очень опасны. Разыскиваются за убийство, изнасилование, вымогательство. И еще: За заказное убийство.

Тишину всегда интересовало, собирался ли Честертон и его люди убить губернатора самого могущественного города на континенте, или произошел несчастный случай. Обычное ограбление пошло наперекосяк. Честертон, разумеется, понимал, что натворил. До того случая он был обычным – хоть и успешным – грабителем с большой дороги.

Теперь же стал куда более опасной птицей чем обычный преступник. Честертон прекрасно знал, что если его поймают, пощады не будет. Из Последнего Порта пришла бумага, в которой его называли мятежником, страшной угрозой для всеобщего благополучия и психопатом.

У Честертона не осталось причин сдерживаться, и он делал что хотел.

«О, Владыка Небесный, – думала Тишина, глядя на длинный список преступлений, перечисленных на следующий странице.

За спиной у нее Вильям Энн что-то бормотала себе под нос.

– Он там? – спросила девочка. – Но где именно?

– Купцы, – ответила Тишина.

– Что? – Вильям Энн бросилась к глазку. Дерево вокруг – впрочем, как и во всей кухне – было так сильно выскоблено, что стало белым. Себруки опять занималась уборкой.

– Я не вижу, – сказала Вильям Энн.

– Посмотри внимательнее. – Тишина и сама не сразу поняла, кто к ним зашел, хотя каждый вечер немало времени проводила с книгой, запоминая лица.

Через несколько мгновений Вильям Энн ахнула и снова поднесла руку ко рту.

– Ужасно глупо с его стороны. Почему он держится так свободно? Даже с учетом маскировки.

– Все запомнят очередную группу глупцов из форта, которые думают, будто могут спокойно пройти по Лесу. Очень умная маскировка. Когда через несколько дней они исчезнут с дорог – к тому же большинству людей на них наплевать, – все решат, что купцов забрали Тени. Ко всему прочему, Честертон сможет путешествовать быстро, не скрываясь, останавливаться на постоялых дворах и узнавать новости.

Возможно, именно таким способом Честертон выбирает свою следующую жертву. Быть может, они уже бывали на ее постоялом дворе? От этой мысли все у нее внутри сжалось. Тишина множество раз кормила преступников; некоторые приходили к ней регулярно. В Лесу практически все люди были преступниками, хотя бы потому, что не платили налогов, от которых не могли отвертеться жители форта.

Но Честертон и его люди – совсем другой коленкор, и ей не требовалось перечитывать список их преступлений, чтобы узнать, на что они способны.

– Где Себруки? – спросила Тишина.

Вильям Энн встряхнулась, словно выходя из оцепенения.

– Кормит свиней. Тени! Ты ведь не думаешь, что они ее узнали?

– Нет, – сказала Тишина. – Меня тревожит, что она их узнает.

Восьмилетняя Себруки была поразительно – пугающе – наблюдательна.

Тишина закрыла книгу наград и провела пальцами по кожаной обложке.

– Мы их убьем, да? – спросила Вильям Энн.

– Да.

– Сколько за них дадут?

– Иногда, дитя, дело не в том, сколько человек стоит.

Тишина почувствовала отголоски лжи в своем голосе. С тех пор как подорожало серебро в Бастион-Хилл и Последнем Порту, для них наступили тяжелые времена.

Иногда дело и правда не в том, сколько человек стоит. Но не сейчас.

– Схожу за ядом, – сказала Вильям Энн, отходя от глазка и пересекая комнату.

– Что-нибудь легкое, дитя, – предупредила Тишина. – Это опасные люди. Они заметят, если что-то пойдет не так.

– Я не дура, мама! – возмутилась Вильям Энн. – Они не почувствуют болотную траву в пиве.

– Половину дозы. Не хочу, чтобы они попадали прямо за столами.

Вильям Энн кивнула и отправилась в кладовую, где закрыла за собой дверь и начала снимать половицы, чтобы добраться до яда. От болотной травы у человека мутится в глазах и начинает кружиться голова, но она не убивает.

Тишина не могла рисковать и использовать более сильную отраву. Если подозрения падут на ее постоялый двор, ее дело – и, весьма вероятно, жизнь – окажется под смертельной угрозой. В сознании путешественников она должна оставаться немного странной, но честной хозяйкой, которая не задает лишних вопросов. Здесь люди находились в безопасности, даже самые закоренелые преступники. Но каждую ночь она засыпала со страхом – вдруг кто-нибудь заметит, что очень многие пойманные Белым Лисом преступники останавливались перед смертью на ее постоялом дворе?

Она зашла в кладовую и спрятала книгу. Стены здесь были также чисто выскоблены, а полки вытерты от пыли. Странный ребенок. Кто, скажите, слышал о маленькой девочке, которой больше по нраву убираться, чем играть? Конечно, если учесть, через какие испытания пришлось пройти Себруки…

Тишина невольно протянула руку к верхней полке, чтобы проверить, на месте ли арбалет и стрелы с серебряными наконечниками. Она держала их для Теней и ни разу не использовала против людей. В Лесу слишком опасно проливать кровь. Однако Тишину утешало, что на самый крайний случай у нее под рукой есть оружие.

Спрятав книгу наград, она пошла проведать Себруки. Девочка действительно возилась со свиньями. Тишина любила, чтобы у нее был здоровый домашний скот, хотя держала свиней вовсе не на еду. Поговаривали, будто свиньи отгоняют Тени. Тишина использовала все возможности, чтобы сделать свой постоялый двор безопасным.

Себруки стояла на коленях возле загона. Невысокая, смуглая, с длинными черными волосами – никто бы не принял ее за дочку Тишины, даже если бы не знал историю несчастий Себруки. Девочка тихонько напевала и скребла стену загона.

– Дитя? – позвала Тишина.

Себруки повернула к ней голову и улыбнулась. Какие перемены – и всего лишь за год! Прежде Тишина могла бы поклясться, что этот ребенок никогда больше не будет улыбаться. Первые три месяца на постоялом дворе Себруки провела, глядя на стены. Куда бы Тишина ее ни сажала, девочка переходила к ближайшей стене, усаживалась перед ней и смотрела в одну точку весь день. И молчала. У нее были мертвые глаза, как у Тени…

– Тетя Тишина? – спросила Себруки. – С тобой все в порядке?

– Все хорошо, детка. Просто меня посетили воспоминания. Ты… решила вычистить загон для свиней именно сейчас?

– Стены нужно хорошо мыть, – ответила Себруки. – Свиньи любят, когда чисто. Ну, точнее, Джером и Иезекииль. А остальным вроде бы все равно.

– Тебе не нужно так сильно оттирать стены, детка.

– Мне нравится, – сказала Себруки. – Я могу это сделать, и я рада помочь.

Ну, лучше уж мыть стены, чем постоянно на них пялиться. Сегодня Тишина была бы рада, если бы девочка оставалась здесь как можно дольше. Главное, чтобы не вышла в общий зал.

– Думаю, свиньям это понравится, – сказала Тишина. – Почему бы тебе не поработать здесь еще?

Себруки посмотрела на нее.

– Что-то не так?

Тени. Она такая наблюдательная!

– В общем зале собрались мужчины и сотрясают воздух грубой руганью, – сказала Тишина. – Я бы е хотела, чтобы ты это слушала.

– Я не ребенок, тетя Тишина.

– Нет, ребенок, – твердо сказала Тишина. – И должна слушаться. Не думай, что я не могу достать тебя пониже спины.

Себруки закатила глаза, но повернулась и, напевая, снова занялась стеной. Тишина не особенно нежничала с Себруки, и девочка совершенно спокойно реагировала на суровое обращение. Казалось, даже ждала его, возможно, считая, что так кто-то за все отвечает. Тишина хотела бы за все отвечать и контролировать события. Однако она была Разведчиком – имя, которое взяли себе ее дедушка и бабушка и другие люди, покинувшие Родину, чтобы исследовать этот континент. Да, она Разведчик, и будь она проклята, если покажет кому-нибудь, какой беспомощной чувствует себя большую часть времени.

Тишина пересекла задний двор и направилась к конюшням, отметив по дороге, что Вильям Энн на кухне размешивает пасту, чтобы добавить ее в пиво. Тишина прошла мимо и заглянула в конюшню. Как и следовало ожидать, Честертон сказал, что они уедут после трапезы. В то время как большинство посетителей предпочитало провести ночь в сравнительной безопасности постоялого двора, Честертон и его люди привыкли спать в Лесу. Даже в окружении Теней они чувствовали себя спокойнее, чем в кроватях постоялого двора.

В конюшне Доб, старый конюх, только что закончил чистить лошадей. Поить он их пока не стал. Тишина приказала сделать это в самый последний момент.

– Хорошая работа, Доб, – сказала она. – Почему бы тебе не отдохнуть?

– Благодарю, мадам, – пробормотал он, по своему обыкновению уселся на крыльце и достал трубку.

Доб туго соображал и понятия не имел о том, что на самом деле происходило на постоялом дворе, но старый конюх остался с ней после смерти мужа, и она понимала, что ей едва ли удастся найти столь же верного человека.

Тишина закрыла за ним дверь, принесла мешочки из запертого шкафа, стоявшего в задней части конюшни, проверила в тусклом свете содержимое каждого и разложила их на столике, после чего закинула седло на спину одной из лошадей.

Она уже заканчивала седлать лошадей, когда дверь конюшни распахнулась. Тишина застыла на месте, сразу вспомнив о разложенных на столе мешочках. И почему она не убрала их в карман фартука? Какая небрежность!

– Разведчица Тишина, – раздался спокойный голос.

Тишина подавила стон и повернулась, чтобы встретить вошедшего.

– Теополис, – сказала она. – Тебе известно, что внезапное появление в чужих владениях – дурной тон? Мне бы следовало вышвырнуть тебя вон.

– Брось. Это было бы… как если бы лошадь лягнула человека, который его кормит. – Теополис оперся спиной о дверной проем и сложил руки на груди.

Простой костюм, не соответствовавший его положению, свободно болтался на долговязой фигуре. Сборщик налогов форта не хотел, чтобы случайные прохожие догадались, чем он занимается. На чисто выбритом лице всегда сияла покровительственная улыбка, а одежда казалась слишком чистой и новой для того, кто живет в Лесу. Однако он не был ни щеголем, ни глупцом. Теополис был очень опасен, хотя и не так, как другие.

– Что ты здесь делаешь, Теополис? – спросила она, закрепляя седло на спине фыркающего чалого мерина, с остальными лошадьми Тишина уже закончила.

– Почему я всегда прихожу к тебе, Тишина? Уж, наверное, не из-за милой улыбки на твоем лице.

– Я заплатила налоги.

– По той простой причине, что освобождена от большинства из них, – заявил Теополис. – Но ты не заплатила мне за поставку серебра, сделанную в прошлом месяце.

– В последнее время дела идут не лучшим образом. Но скоро я расплачусь.

– А стрелы для твоего арбалета? – спросил Теополис. – Ты не забыла о цене серебряных наконечников? Не говоря уже о запасных частях для защитных колец.

Его неприятный акцент заставил ее поморщиться, когда она затягивала подпругу. Теополис. Тени, что за день!

– Ну, ничего себе, – сказал Теополис, подходя к столу и взяв один из мешочков. – А это еще что такое? Похоже на выжимку из лука-порея. Я слышал, он светится по ночам, если направить на него специальный свет. Еще один секрет Белого Лиса?

Тишина вырвала у него мешочек.

– Не произноси это имя! – прошипела она.

Он усмехнулся:

– Ты получила вознаграждение! Восхитительно. Мне всегда было интересно, как ты их выслеживаешь. Прорезать в мешочке небольшое отверстие, подложить под седло, а потом следовать по каплям, которые останутся на дороге. И тогда твой маленький постоялый двор ни у кого не вызовет подозрений.

Да, Теополис был опасен, но ей требовался кто-то, кто получал бы за нее вознаграждение. Теополис настоящая крыса и, как все крысы, знает самые надежные проходы, котлованы и щели. У него связи в Последнем Порту, и он умудряется получать деньги для Белого Лиса, сохраняя ее имя в тайне.

– Знаешь, у меня было искушение тебя сдать, – сказал Теополис. – Многие делают ставки, пытаясь угадать личность знаменитого Лиса. Я бы мог разбогатеть, верно?

– Ты и так богач, – проворчала она. – И хотя у тебя множество недостатков, ты не идиот. У нас неплохо идут дела вот уже десять лет. Только не говори мне, что готов поменять деньги на щепотку славы!

Он улыбнулся, но не стал возражать. Теополис получал половину от каждой премии Тишины. Без малейшей опасности для себя, и она знала, что это его полностью устраивает. Он состоял на государственной службе, ему не нужно было охотиться за преступниками. Насколько Тишина знала, Теополис убил лишь однажды – и его жертва не могла оказать сопротивления.

– Ты хорошо меня изучила, – со смехом сказал Теополис. – Даже слишком. Ну и ну, очередное вознаграждение! Интересно, кто это? Нужно заглянуть в общий зал.

– Ты этого не сделаешь. Тени! Неужели ты думаешь, что их не спугнет физиономия сборщика налогов? Не нужно все портить.

– Мир, не будем ссориться, Тишина, – сказал он, продолжая улыбаться. – Я следую твоим правилам, стараюсь не появляться здесь слишком часто, чтобы не навлекать на тебя подозрений. В любом случае сегодня я не смогу остаться; пришел лишь затем, чтобы сделать тебе предложение. Вот только теперь оно тебя вряд ли заинтересует. Какая жалость! И после стольких трудностей, которые мне пришлось преодолеть из-за тебя!

Тишина похолодела.

– Какую помощь ты можешь мне оказать?

Он вытащил лист бумаги из своей сумки и аккуратно развернул длинными пальцами. Теополис не спешил показывать его Тишине, но она вырвала листок у него из рук.

– Что это?

– Способ расплатиться с твоим долгом. Возможность навсегда избавиться от лишних забот.

Тишина держала в руках приказ о конфискации имущества в пользу ее кредитора Теополиса – и для погашения долга ей вменялось отдать ему свою собственность. Форту требовались дороги и земля, на которой находился постоялый двор. Они и в самом деле посылали сюда солдат для патрулирования. Иногда.

– Я забираю этот документ! – прорычала она. – Ты настоящий глупец! Что, готов отдать все, что у нас есть, ради захвата земли?

– Конечно, нет, Тишина. Это совершенно бесполезно! Но я испытываю некоторое неудобство из-за того, что ты постоянно мне должна. Разве не будет лучше, если я займусь всеми финансовыми делами постоялого двора? Ты останешься здесь работать и будешь получать премии за поимку преступников, как и всегда. Только тебе не придется беспокоиться о долгах – ну как?

Она смяла бумагу в руке.

– Ты превратишь меня и всех, кто со мной, в рабов, Теополис.

– Ну, не надо так драматизировать. Серьезные люди из Последнего Порта начали беспокоиться, что таким важным местом владеет никому не известный человек. Ты привлекаешь внимание, Тишина. Думаю, тебе оно ни к чему.

Тишина еще сильнее сжала кулак, окончательно смяв документ. Лошади в стойлах начали беспокойно переминаться с ноги на ногу. Теополис улыбался.

– Ну, возможно, до этого не дойдет, – наконец ответил он. – Может быть, на сей раз вознаграждение будет очень солидным? Ты мне не намекнешь, чтобы я не терялся в догадках целый день?

– Проваливай, – прошептала она.

– Дорогая Тишина, – сказал он. – Кровь Разведчика упряма до последнего вздоха. Говорят, твои дедушка и бабушка были лучшими среди лучших. Первые люди, которые начали исследовать этот континент, первые, кому удалось построить жилище в Лесу… первые, застолбившие место в самом аду.

– Не называй это адом. Здесь мой дом.

– Но люди именно так видят это место. Неужели тебе не любопытно? Ад, земля проклятых, где поселились тени мертвых. Я продолжаю задавать себе один и тот же вопрос: действительно ли тень твоего умершего мужа охраняет твой постоялый двор, или это еще одна байка, которую ты скармливаешь посетителям, чтобы они чувствовали себя в безопасности? Ты тратишь огромные деньги на серебро. Оно дает настоящую защиту, а я так и не смог найти документ, удостоверяющий факт твоего замужества. Конечно, если его не существует, тогда крошка Вильям Энн…

– Уходи.

Теополис улыбнулся, однако приподнял шляпу и вышел. Тишина слышала, как он сел в седло и уехал. Очень скоро наступит ночь; впрочем, едва ли следовало рассчитывать, что его заберут Тени. Она давно подозревала, что где-то поблизости у него есть убежище, наверное, пещера, защищенная серебром.

Тишина размеренно дышала, стараясь успокоиться. Теополис вывел ее из состояния равновесия, но он знал далеко не все. Она заставила себя вновь сосредоточить внимание на лошадях и вышла, чтобы принести ведро воды. Затем высыпала в воду содержимое мешочков и дала досыта напиться каждой лошади.

Мешочки, из которых будет сочиться сок, они с легкостью обнаружат, когда снимут седла с лошадей перед очередным ночлегом. Нет, здесь требовалось нечто менее очевидное.

– И как мне это устроить? – шепотом спросила она, пока очередная лошадь пила из ведра. – Тени. Они тянутся ко мне со всех сторон.

Убей Теополиса. Так бы, наверное, поступила бабушка. Тишина обдумала такую возможность.

«Нет, – решила она, – я не стану убийцей, не превращусь в нее».

Теополис был настоящим мерзавцем, но он не нарушал законов и никому прямо не причинил вреда – насколько она знала. Даже здесь должны быть какие-то правила. Должны существовать границы. Быть может, в этом отношении она ничем не отличалась от тех, кто жил в форте.

Она найдет другой способ. У Теополиса был лишь документ о ее долгах; он хотел показать его ей – и не более того. Значит, у нее есть день или два, чтобы достать деньги. Все четко и ясно. Считалось, что в городах Леса есть цивилизация. И законы давали ей шанс.

Тишина вышла из конюшни, заглянула в окно общего зала и увидела, что Вильям Энн подает выпивку «купцам» из банды Честертона. Тишина остановилась, чтобы понаблюдать за происходящим.

За ее спиной под порывами ветра дрожал Лес.

Тишина вслушалась, а потом повернулась к Лесу. Она легко отличала жителей форта от остальных людей, они отказывались смотреть на Лес, отводили глаза, чтобы ненароком не заглянуть в его глубины. Мрачные деревья охватили практически весь континент, и их листва затеняла землю. Неподвижность. Молчание. Здесь жили животные, но обитатели форта утверждали, что среди них нет хищников. Тени разобрались с ними очень давно, их привлекала пролитая зверями кровь.

Когда Тишина смотрела на Лес, ей казалось, что она заставляет его… отступить. Темнота его глубин отодвигалась, неподвижность сменялась шорохами грызунов, пробирающихся по палой листве. Разведчики знали, что нужно смотреть Лесу в лицо. А те, кто выжил, ошибались. Здесь был хищник. Сам Лес.

Тишина повернулась и направилась к двери кухни. Удержать за собой постоялый двор было ее главной целью, и она твердо решила получить награду за Честертона. Она понимала, что если не сумеет расплатиться с Теополисом, ее жизнь едва ли останется прежней, ведь она не может покинуть постоялый двор. У нее нет гражданства, чтобы поселиться в форте, а времена сейчас слишком суровы, никто из крестьян не возьмет ее к себе на ферму. Нет, ей придется остаться на постоялом дворе и работать на Теополиса, и тогда он окончательно возьмет над ней власть, забирая все бо`льшую часть ее денег за поимку преступников.

Она толкнула дверь в кухню. Там…

Себруки сидела на кухонном столе, держа на коленях арбалет.

– О Боги! – выдохнула Тишина, входя на кухню и прикрывая за собой дверь. – Дитя, что ты…

Себруки посмотрела на нее. В ее глазах клубились тени, и вновь появился страх, вытеснив все остальное.

– У нас гости, тетя Тишина, – заговорила Себруки холодным монотонным голосом. Рядом с ней лежал рычаг для зарядки арбалета. Она сама умудрилась с ним справиться. – Я намазала наконечник черной кровью. Я правильно сделала? Так яд убьет наверняка.

– Дитя… – Тишина шагнула вперед.

Себруки повернула арбалет, удерживая спуск одной маленькой рукой. Кончик стрелы был направлен на Тишину.

Себруки смотрела перед собой пустыми глазами.

– У тебя ничего не получится, Себруки, – сурово сказала Тишина. – Даже если ты сумеешь принести эту штуку в общий зал, то не сможешь в него попасть – а если попадешь, его люди отомстят и убьют всех нас!

– Я не против, – тихо ответила Себруки. – Если только сумею его убить. Если смогу выстрелить.

– Тебе наплевать на нас? – резко спросила Тишина. – Я приютила тебя, дала крышу над головой, а ты так хочешь мне отплатить? Ты украла оружие. Ты угрожаешь мне?

Себруки заморгала.

– Да что с тобой? – продолжала Тишина. – Ты готова пролить кровь в том месте, где нашла убежище? Готова привести сюда Тени и уничтожить нашу защиту? Если они проникнут сюда, то убьют всех, кто находится под моим кровом! Всех людей, которым я обещала надежное убежище. Как ты смеешь!

Себруки встряхнулась, словно просыпаясь. Маска спала с ее лица, и она уронила арбалет. Раздался щелчок, стрела пролетела в дюйме от щеки Тишины и разбила окно у нее за спиной.

Тени! Неужели стрела задела ее? Неужели Себруки пролила кровь? Тишина коснулась щеки дрожащей рукой, но, к счастью, крови не было. Стрела пролетела мимо.

Через мгновение рыдающая Себруки оказалась в ее объятиях. Тишина опустилась на колени и прижала девочку к груди.

– Успокойся, милая. Все хорошо. Все хорошо.

– Я слышала, – прошептала Себруки. – Мама даже не вскрикнула. Она знала, что я рядом. Она была сильной, тетя Тишина. Вот почему я могу быть сильной, даже если прольется кровь. Я слышала. Я все слышала.

Тишина закрыла глаза, продолжая прижимать Себруки к груди. Лишь она одна посмела осмотреть дымящиеся развалины фермы. Отец Себруки изредка останавливался на ее постоялом дворе. Хороший человек. Настолько хороший, насколько это возможно после того, как сюда пришло Зло.

Среди дымящихся развалин фермы Тишина нашла дюжину трупов. Честертон и его люди убили всю семью, в том числе и детей. Выжила только Себруки, младшенькая, спрятавшись под полом в спальне.

Девочка лежала там, залитая материнской кровью, и молчала даже после того, как Тишина ее нашла. Ей удалось отыскать девочку только благодаря тому, что Честертон рассыпал вокруг комнаты серебряную пыль, чтобы защититься от Теней перед убийством. Тишина пыталась собрать хотя бы часть пыли, забившейся между половицами, и сквозь щели заметила наблюдавшие за ней глаза.

За прошедший год Честертон сжег тринадцать ферм, а его бандиты убили более пятидесяти человек. И лишь Себруки удалось спастись.

Девочка содрогалась от рыданий.

– Почему… Почему?

– На то нет причины. Мне очень жаль.

Что еще она могла сделать? Произнести банальные слова утешения о Боге, который ждет их на другой стороне? Они находились в Лесу. Банальности здесь неуместны.

Тишина обнимала девочку до тех пор, пока ее рыдания не начали стихать. Вошла Вильям Энн и застыла возле стола, держа в руках поднос, заставленный пустыми кружками. Ее взгляд переместился с упавшего арбалета на разбитое окно.

– Ты его убьешь? – прошептала Себруки. – Ты добьешься справедливости?

– Справедливость умерла, – сказала Тишина. – Но да, я его убью. Я тебе обещаю, детка.

Вильям Энн сделала осторожный шаг, подняла арбалет и показала, что он сломался. Тишина вздохнула. Ей не следовало оставлять оружие там, где до него могла добраться Себруки.

– Займись посетителями, Вильям Энн, – сказала Тишина. – Я отведу Себруки наверх.

Вильям Энн кивнула, глядя на разбитое окно.

– Кровь не была пролита, – сказала Тишина. – С нами все будет в порядке. Но если у тебя выдастся свободная минутка, попробуй найти стрелу. У нее серебряный наконечник…

Сейчас они не могли себе позволить терять деньги.

Вильям Энн убрала арбалет в кладовую, а Тишина осторожно посадила Себруки на кухонный стул. Девочка прижималась к ее груди, отказываясь отпускать Тишину, и той пришлось посидеть рядом с ней еще немного.

Вильям Энн сделала несколько глубоких вдохов, словно пыталась успокоиться, и вышла в общий зал, чтобы разнести выпивку.

Наконец Себруки отпустила Тишину, и та сумела смешать ей лекарство. Затем она отнесла девочку на чердак, расположенный над общим залом, где стояли три кровати, в которых они спали. Доб ночевал в конюшне, а гости располагалась в более удобных комнатах второго этажа.

– Ты хочешь, чтобы я заснула, – сказала Себруки, глядя на чашку покрасневшими глазами.

– Утром мир покажется тебе более приятным местом, – сказала Тишина.

И я не могу рисковать – не хочу, чтобы ты пошла за мной ночью.

Девочка неохотно взяла чашку и выпила содержимое.

– Извини. За арбалет.

– Мы найдем способ, и ты отработаешь деньги на его починку.

Казалось, слова Тишины успокоили Себруки. Она была ребенком с фермы, рожденным в Лесу.

– Раньше ты мне пела перед тем, как я засыпала, – тихо сказала Себруки, укладываясь в кровать и закрывая глаза. – Когда ты привела меня сюда. После… после… – Она сглотнула.

– Я не знала, что ты это замечала.

В то время Тишина сомневалась, что Себруки замечала хоть что-то.

– Я все замечала.

Тишина села на стул рядом с кроватью Себруки. Ей не хотелось петь, поэтому она просто замурлыкала какую-то мелодию. Колыбельную, которую пела для Вильям Энн в трудные времена сразу после ее рождения.

Очень скоро она вспомнила слова:

– Успокойся, моя милая… не бойся. Спускается ночь, но с восходом к нам вернется солнце. А сейчас спи, моя милая… пусть высохнут твои слезы. Нас окружает мрак, но когда-нибудь мы проснемся…

Она держала Себруки за руку, пока та не заснула. Окно возле ее постели выходило во двор, и Тишина видела, как Доб выводит лошадей Честертона. Пятеро мужчин в богатых одеждах купцов вышли на крыльцо и уселись в седла.

Они чередой выехали на дорогу, и вскоре их поглотил Лес.

Через час после того, как спустилась ночь, Тишина в свете камина собрала заплечный мешок.

Огонь когда-то развела ее бабушка, и с тех пор он горел постоянно. Она едва не погибла, зажигая его, но не хотела платить продавцам огня. Тишина покачала головой. Ее бабушка всегда шла своим путем, нарушая обычаи. Однако чем Тишина отличалась от нее?

Не разжигай огня, не проливай крови других людей, не бегай по ночам. Это привлекает Тени.

Простые Правила, которым подчинялись все фермеры. Тишина множество раз нарушала все три. Удивительно, что она до сих пор не превратилась в Тень.

Тепло огня казалось чем-то очень далеким, пока она готовилась к убийству. Тишина посмотрела на старое святилище – на самом деле просто кладовку, всегда закрытую на замок. Пламя напомнило ей о бабушке. Временами она думала об огне, как о бабушке. До самого смертного часа та не покорялась ни Теням, ни форту. Тишина избавилась от всех следов пребывания бабушки на постоялом дворе, за исключением святилища Небесного Владыки. Оно находилось за запертой дверью, рядом с дверью, на которой когда-то висел серебряный бабушкин кинжал, символ старой религии.

На кинжале были выгравированы божественные символы, служившие оберегами. Однако Тишина носила его потому, что он был из серебра. В Лесу серебро никогда не бывает лишним.

Тишина тщательно собирала заплечный мешок – сначала положила лекарства, за ними последовал солидный мешочек с серебряной пылью для защиты. Затем она засунула туда десяток пустых мешков из грубого холста, промазанных изнутри смолой, чтобы не текли. Наконец, добавила масляную лампу. Тишина не доверяла огню, ведь он мог привлечь Тени, однако лампа не раз служила ей верой и правдой во время прошлых ночных походов, поэтому она решила взять ее, сказав себе, что зажжет только в том случае, если столкнется с тем, у кого уже горит огонь.

Закончив, она на миг задумалась, а потом подошла к старому хранилищу. Сняв несколько половиц, женщина достала маленький сухой бочонок, который лежал среди ядов.

Порох.

– Мама? – позвала Вильям Энн, заставив ее вздрогнуть.

Тишина не слышала, как девушка вошла на кухню, и едва не выронила бочонок из рук. Она выругала себя за глупость и прижала бочонок к боку. Без огня с порохом ничего не случится. Это она точно знала.

– Мама! – воскликнула Вильям Энн, не сводя взгляда с бочонка.

– Скорее всего, он мне не понадобится.

– Но…