За гранью Крефельд Микаэль
– Так он убил ее?
Аркан помедлил:
– Нет, не ее. Он сделал кое-что похуже.
– Что может быть хуже смерти?
– Славрос перевел ее в «Аризону».
– Он отправил ее в США?
– О господи! Какие США! На рынок «Аризона». Это к северу от Ринкебю и Юльста. Даже полиция старается держаться оттуда подальше. Он так назван в честь югославской «Аризоны».
– Растолкуй мне, пожалуйста, что к чему, чтобы я понял.
– Когда на Балканах шла гражданская война, там было такое место, где сходились все границы. Образовалась небольшая нейтральная зона, размером всего в два-три футбольных поля, где действовал черный рынок, велась торговля между всеми воюющими сторонами. Там можно было купить все: черную икру, спиртное, оружие, наркотики, женщин, запчасти, ветчину в банках. Продавалось все, были бы только доллары. Когда война закончилась, натовцы сровняли это место с землей. Но сеть сохранилась. Сербы, хорваты, цыгане, русские, турки. – Аркан ткнул себя в грудь. – Мы по-прежнему сотрудничаем, и к нам присоединились другие нации. Так что теперь во всех крупных городах Европы есть своя «Аризона»: в Лондоне, Париже, Берлине и в Стокгольме. Отсюда по Европе расходится краденый товар, через этот рынок нелегально ввозятся люди из других стран и потом продаются на аукционах. Здесь переходят из рук в руки крупные партии оружия и наркотиков. По слухам, самые крупные ограбления, совершенные в Дании, тоже планировались тут.
– И что там делает Маша?
– Рынок «Аризона» – это ад. Но даже в аду людям хочется иногда развлечься. Славрос держит там бордель. Заведение малопривлекательное, честно сказать, просто жуткое. Бордель Славроса – это центр, куда стекаются все психопаты.
– И Маша в нем работает?
– Работала. Все это произошло очень давно, никто не выдерживает в «Аризоне» больше нескольких месяцев. Ее уже нет, поверь мне, ее давно не стало.
46
Из-за абстинентного синдрома Маше трудно было писать, и она изо всех сил нажимала на ручку. Буквы на бумаге получались корявые. Она сидела на узкой койке в грязном халате, забившись в уголок у самой стенки поближе к ночнику. Это была единственная лампочка в тускло освещенной клетушке, в которой кроме кровати помещался лишь умывальник. Из раковины воняло мочой, так как клиенты и сама обитательница справляли в нее нужду. Сквозь тонкие, как бумага, стены слышались шум и крики, несущиеся из соседних комнат. Маша привыкла к этим повседневным звукам борделя. Заткнув одно ухо, чтобы можно было как-то сосредоточиться, она пережидала, когда это все прекратится.
«Кажется, две тысячи одиннадцатый. Какое сейчас время года, не имею понятия. У меня вообще пропало всякое представление о времени. Свою жизнь мы измеряем страданиями, которые переносим, когда не спим. Сон никогда не бывает продолжительным, спать удается только урывками. Ни разу еще не бралась за перо с тех пор, как меня привез сюда Славрос. Вся прежняя жизнь представляется удивительной грезой, какой-то сказкой. С трудом вспоминаются краски, так как тут всегда темно и мрачно. С трудом вспоминается музыка, так как ничего, кроме криков, я не слышу. С трудом вспоминаются слова, так как здесь раздаются только стоны. Причитания на разных языках. Я сама сделалась бессловесной. Поначалу я разговаривала через тонкие стенки с другими девушками. Но теперь перестала. В разговорах нет смысла. О чем нам разговаривать? О чем мечтать? Чем утешать друг друга? Тут нет надежды. По шрамам на запястьях можно прочесть мою историю. Я пыталась спастись бегством, но вены перевязали, и бегство не удалось. Когда у меня в комнате нет клиентов, ко мне время от времени заглядывают и проверяют. Следят, чтобы вложенные в меня деньги не пропали зря… Мамочка, ты бы меня не узнала! Я сама себя едва узнаю. От героина, которым меня пичкают, зубы расшатались, а щеки ввалились. Тело похоже на доску. От меня осталась одна оболочка, мешок, из которого все вынуто. Но героин облегчает боль от нескончаемых клиентов. Бордель переживает золотые деньки, и мы трудимся как рабы, да мы и есть рабы. Похоже, что полиция вымела всех быков с улиц Стокгольма и загнала их прямиком к нам».
За дверью раздалось звяканье, и Маша услышала, как в замке повернулся ключ. Она торопливо захлопнула записную книжку и спрятала ее под матрас. Она успела только подумать, сколько же еще быков придется обслужить, как дверь открылась. В комнату вошел хлипкий субъект в мешковатых брюках и куртке с капюшоном. Это был Кемаль, один из молодых парней, которые тут прислуживали. Он кинул Маше сэндвич в прозрачной пластиковой обертке.
– На, ешь! – сказал он.
Она подобрала сэндвич. Кормили тут всегда одинаково: давали печенье, «твиксы», сэндвичи. Маша подумала, уж не воруют ли они все это в киоске на станции метро, а деньги, которые им дает Славрос на покупку еды, оставляют себе.
Покопавшись в кармане, Кемаль достал оттуда завернутый в фольгу шарик:
– Вот тебе, наркоша!
Она попробовала поймать подачку на лету, но шарик упал и покатился по полу. Маша быстро соскочила с койки.
Кемаль ухмыльнулся:
– Что? Невтерпеж?
– Мне бы еще один, Кемаль.
Он лениво качнул головой:
– Сама знаешь порядок.
Маша вытянула худую руку, показывая, как она трясется:
– В прошлый раз ты мне дал какую-то слабую дрянь. Ты должен дать мне второй, а то клиенты начнут жаловаться.
Он бросил быстрый взгляд на дверь, проверяя, не стоит ли кто-нибудь в коридоре, затем снова повернулся к Маше:
– И что мне за это будет?
Через десять минут он ушел, щелкнул замок. Маша встала с кровати и накинула халат. Положив оба серебристых шарика на пол рядом с сэндвичем, она на мгновение прислушалась, не ждет ли он за дверью, но, убедившись, что оттуда не доносится ни звука, подошла к койке и отодвинула ее от стены. Наклонившись, она обеими руками отогнула кусок фанерной обшивки. За ней оказалось маленькое углубление, размером со спичечный коробок. Маша достала из него десять блестящих шариков, которые сама туда положила. Немного погодя она вынула зажигалку, затеплила свечку и, отыскав кусочек станиоля, принялась на нем греть над свечкой героин. Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы накопить такое количество. Организм требовал наркотиков. Она чуть не сошла с ума, пока набрала нужную дозу. Приходилось терпеть издевательства извращенцев, испытывая при этом все муки абстинентного синдрома. Но эти двенадцать шариков, которые она сберегла, означали, что наконец-то она может уйти со сцены. Набрав в шприц темную жидкость, она перевязала руку резиновой трубкой и нашла пригодную для инъекции вену. Она до упора вдавила поршень. В ушах тотчас же зашумело, голова закружилась, все вокруг куда-то исчезло, и Маша с громким вздохом мягко опустилась на кровать. По телу разлилось тепло. Огонек свечи заплясал перед глазами. Она почувствовала, что улетает вдаль, навстречу свету, который становился все ярче. Свет шел от белого, морозного солнца, низко повисшего за голыми деревьями. Деревья росли вдоль дороги, по которой она спокойно ехала. Она сидела в огромной машине, положив ноги на приборную доску, голова ее покоилась на плече у водителя. На зеркале заднего вида болтался «вундербаум». Она приподняла было голову, чтобы взглянуть на своего спутника, но голова так отяжелела, что ей не хватило для этого сил. Как ни старалась она приподняться, тело ее не слушалось. Тогда она бросила эти попытки и стала смотреть на проносящийся за окном ландшафт с деревьями и низко стоящим солнцем, которое медленно опускалось за горизонт, пока не сменилось непроглядной тьмой.
…Маша открыла глаза. Над ней высился Славрос, яростно сверкавший глазами. В руках у него был шприц с адреналином. Бегство закончилось. Оно оборвалось так внезапно, как будто машина врезалась в придорожное дерево и разбилась.
Маша тяжело дышала. Все тело у нее болело, словно с нее живьем содрали кожу.
– Поздравляю со счастливым возвращением! – зарычал на нее Славрос. – С тобой пришлось порядком повозиться, чтобы ты наконец очухалась.
Она отпрянула к стене и забилась в самый угол кровати. За спиной у него стоял Кемаль и еще двое мужчин. У Кемаля из носа ручьем текла кровь, Маша догадывалась, что это было дело рук Славроса. Здорово ему, как видно, пришлось похлопотать: одному – сломать нос, для другой – искать ампулы с адреналином, и вот он вернул ее к жизни. Славрос вытер проступившую на лбу испарину.
– Неужели ты и впрямь вообразила, что так легко можешь отделаться? – сказал он, отбрасывая шприц. – Ты уйдешь отсюда только по моему слову и ни секундой раньше.
Быстро окинув ее взглядом, он скривился:
– Ну и вид у тебя, черт возьми! Даже себя в чистоте держать разучилась.
Она взглянула на засаленный матрас и на свою ночную сорочку.
– Когда-то ты была красивая. В тебе было что-то особенное, почти ангельское. А теперь и не скажешь, что в тебя стоит вкладывать деньги. Прибыли вряд ли дождешься, а пока ты тут будешь валяться – с тобой сплошные расходы.
– Так дай мне спокойно умереть.
– Всему свое время. – Славрос погладил бородку. – Ты впечатляюще долго продержалась. В смысле эксперимента это будет даже интересно.
Наклонившись, он взял ее косметичку, в которой она хранила инструменты, забрал шприц, зажигалку и другие вещички.
– Похоже, мне незачем больше разоряться на допинг. Раз уж ты и так прекрасно без него обходилась…
– Славрос! Молю тебя! – Она поймала его за рукав.
Он вырвал руку и цыкнул на нее:
– Поздно теперь молить Славроса, или Бога, или кого там еще. Поняла? Никто тебя здесь не слышит. Ты больше не существуешь.
47
Томас прошел мимо стойки дежурного к лестнице, ведущей на третий этаж, где располагался следственный отдел шведской полиции. Когда он вышел из метро, то промок насквозь, угодив под дождь. В полиции кончилась смена, и часть работников спешила домой. Поднимаясь по лестнице, Томас бочком пробирался сквозь хлынувший навстречу людской поток. Некоторые бросали на него подозрительные взгляды, словно недоумевая, что делает здесь, в самом сердце Национальной службы безопасности, эта мокрая бородатая личность, которой самое место в камере.
Запыхавшись, Томас вошел в отдел, где еще задержалось несколько служащих, среди них и Карл Люгер. Уже одетый к выходу, Карл стоял у стола, складывая в коричневый портфель какие-то папки с делами.
– Едва успел тебя застать, – сказал Томас, подходя ближе.
Карл обернулся и посмотрел на него с удивлением:
– Ворон? Как ты сюда поднялся?
Томас кашлянул:
– Предъявил у стойки дежурного полицейское удостоверение и сказал, что у нас назначено совещание.
– Совещание?
– Скорее, небольшой экскурс. Я решил, что ты хотел получить от меня информацию после встречи с Арканом.
– Достаточно было позвонить, – ответил Карл без всякого энтузиазма и защелкнул портфель.
– У вас еще сохранились видеозаписи камер наблюдения с места гибели проститутки в вокзальном туннеле?
– Вряд ли. А почему ты спрашиваешь?
– У меня есть основания полагать, что второй девушкой была Маша.
– Это Аркан так сказал? – поинтересовался сидевший у них за спиной комиссар уголовной полиции Линдгрен.
– Так, между строк, – ответил Томас, мельком взглянув в его сторону. Затем он снова обратился к Карлу: – Кто мог заниматься этими пленками?
– Послушай, – начал Карл, вынимая из кармана черные кожаные перчатки. – В свое время мы просмотрели записи в дежурке Центрального вокзала. Я почти уверен, что их уже стерли.
– Неужели вы их не изъяли?
– Нет, – сказал Линдгрен, не поднимая взгляда от компьютера. – Ведь по этому происшествию не возбуждалось дело.
– Даже если Маша и попала тогда в кадр, это же все равно ничего не доказывает? – поддержал его Карл.
– Во всяком случае, это доказывает, что в тот момент она была жива. Что она была здесь, в Стокгольме, и что, возможно, у нее имеется информация о Славросе.
– Но все эти события более чем двухлетней давности, – заметил Карл.
– И все же, – сказал Томас, упрямо глядя на Карла. Он не понимал, почему тот так раздражен. – Кстати, Аркан рассказал, где она может находиться сейчас.
– И где же это? – спросил Карл.
– Он говорил о так называемой «Аризоне». Это место, где…
– Я знаю, что это такое. Даже если Аркан сказал правду, с тех пор прошло уже несколько лет.
– Он сказал правду. Он детально описал тот мир, в котором вращаются проститутки, и Маша находится в смертельной опасности. Судя по всему, очень немногие девушки выживают там долго.
– А я и не знал, что в «Аризоне» есть проститутки! – сказал Карл, посмотрев в сторону Линдгрена.
Линдгрен выглянул из-за экрана и помотал головой:
– Я тоже не знал, хотя в этом нет ничего удивительного. Поганое место эта «Аризона»!
– Так чего же мы ждем? – спросил Томас, разведя руками. – Взять бы да нагрянуть туда с облавой. – Он махнул в сторону двери, как бы предлагая сделать это немедленно. У Карла его жест вызвал улыбку.
– Если мы и наведываемся в «Аризону», то лишь в случае крайней необходимости и, как правило, под сильным политическим давлением.
– Но тут речь идет, возможно, об очень важном деле.
Карл сделал вид, что не слышал.
– Мы никогда туда не ездим без вооруженного отряда, то есть только в сопровождении ста пятидесяти человек в полном боевом снаряжении, со слезоточивым газом, дубинками и собаками. Потом направляемся в Ринкебю и Юльста, гасить подожженные контейнеры и драться с местными бандами, которые считают себя обиженными. В последний раз потребовалась неделя, чтобы улеглись взбудораженные страсти, а нам это, соответственно, обошлось в шесть тысяч человеко-часов.
– Я имел в виду другое – провести тихую рекогносцировку. Только ты да я – без галстука и чиновничьих портфелей, – добавил Томас, кивая в сторону поименованных принадлежностей Карла.
Линдгрен тихонько хихикнул, и Томас краем глаза увидел, как он покачал головой.
– Знаешь, Ворон, я уж и забыл, когда занимался полевой работой, давно это было, – сказал Карл.
– Ты говоришь так, словно совсем перегорел, – попытался пошутить Томас.
– Нет, просто я смотрю на вещи как реалист. Если говорить о фактах, то, сидя здесь за ноутбуками, мы вылавливаем больше преступников, чем бегая за ними по улицам. Разве не так, Линдгрен?
– За компьютером – играючи, – весело подтвердил Линдгрен. – И набираем большие очки.
– Бандиты меня не волнуют. Я только хочу найти девушку.
Достав из кармана путеводитель, Томас раскрыл общую карту Стокгольма:
– Можешь хотя бы показать мне, где находится это место?
Карл с сомнением посмотрел на путеводитель и нахмурил лоб:
– Ты действительно собираешься туда отправиться?
– Да, черт возьми.
– Желаю повеселиться, – иронически произнес Линдгрен.
Карл милостиво согласился взглянуть на карту, которую раскрыл перед ним Томас.
– Это место… Оно тут не обозначено, – раздраженно заявил он. – Оно расположено дальше. Это уже за Ринкебю и Юльста. За ними идут свалки. Думаю, что можно подъехать на метро, ну а потом уж добираться как придется. Но я настоятельно советую тебе не соваться туда.
Томас захлопнул путеводитель и спрятал обратно в карман:
– Свалки? Это те самые, где находили убитых девушек?
– Да. А что?
– Есть какая-то связь между «Аризоной» и этими делами?
– Непосредственно они не связаны. Прости, Ворон, мне пора идти. Я и так уж опаздываю. Сегодня моя очередь отвозить Луизу на танцы.
– Но ведь такая связь возможна?
– Нет. Одно с другим никак не связано. Следствие работало над этим делом дольше, чем над убийством Улофа Пальме.
– И столь же безрезультатно, – усмехнулся Томас.
– О’кей, неудачный пример. Тем не менее у нас нет оснований считать, что злодей крутится в «Аризоне».
– А что насчет жертв? Разрабатывался их профиль?
Карл мельком глянул на наручные часы:
– Все девушки европейского типа в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет. Но ни ДНК, ни отпечатки пальцев не дали ничего, что помогло бы продвинуться расследованию. Несмотря на интенсивное сотрудничество с Европолом, установить их личности не удалось.
Тут Линдгрен поднялся с места:
– Я пошел. До завтра! – Он задвинул стул.
Карл нетерпеливо кивнул своему сотруднику.
– Есть какие-нибудь соображения насчет того, почему преступник красит трупы белой краской? – спросил Томас.
– Он их не краской красит, а белилами. Нет, никаких соображений, – ответил Линдгрен, надевая долгополый пуховик. – Кстати, тут речь не о трупах в обычном смысле слова.
– И что это значит?
Линдгрен умолк и посмотрел на Карла так, словно ненароком наговорил лишнего.
– Преступник сдирает кожу со своих жертв, затем выделывает ее и изготавливает чучела, – сказал Карл. – По-видимому, он выбирает своих жертв среди проституток. Среди таких девушек, которых никто не станет искать.
– По словам Аркана, девушек на рынке «Аризона» хватает с избытком, – заметил Томас.
– Как я уже говорил, во время облав мы там ни разу не натолкнулись на проституток. Так что Аркан, вероятно, наплел тебе небылиц.
– Возможно, но я все же так не думаю, его рассказ звучал вполне правдоподобно. Не могла Маша оказаться в числе этих жертв?
– Нет. Вернее, теоретически могла, потому что убийства происходили как раз в тот период, когда она была в Швеции, причем принадлежала к среде проституток.
– У вас есть фотографии жертв?
– Они засекречены, – предупредил Линдгрен.
– Засекречены? Ты что – вешаешь мне лапшу на уши? Их фотографии печатались в прессе. – Томас с улыбкой взглянул на Карла. – Слушай, Карл! Ты же можешь найти для меня эти дела?
– Ворон! В десятый раз тебе повторяю: я опаздываю за дочерью.
– Ты опаздываешь, но у тебя хотя бы есть дочь! – Томас так повысил голос, что оба – Карл и Линдгрен – испуганно вздрогнули и повернули к нему головы. Томас развел руками, как бы прося извинения. – Простите мне эту вспышку. Я только хочу разыскать девушку и вернуть ее матери… и заодно преподнести тебе на блюдечке Славроса. Подтолкнуть тебя к содействию, наладить между нами, скандинавами, добрососедское сотрудничество. – Последние слова он произнес с улыбкой, обращенной к обоим слушателям.
Ни Карл, ни Линдгрен не улыбнулись ему в ответ.
– После твоего предыдущего посещения, – сказал Карл, – я позвонил в копенгагенскую полицию и поговорил с инспектором по фамилии Браск, твоим непосредственным начальником. Он сообщил, что ты в отпуске.
Томас почесал в затылке:
– Он объяснил, по какому поводу?
– По причинам личного свойства – из-за пережитого стресса. Может быть, тебе стоит вернуться, а не искать какую-то там девушку? Уверен, что твои близкие соскучились по тебе не меньше, чем мои – по мне.
Томас на мгновение стиснул зубы:
– Покажи мне снимки, и я оставлю тебя в покое.
Покачав головой, Карл положил портфель на стол, подвел Томаса к стеллажу, за спиной Линдгрена, и снял с него несколько папок. Быстро перебрав листы, он извлек оттуда снимки, сделанные для медицинской экспертизы. Одну за другой он разложил фотографии на столе, словно карты жуткого пасьянса.
– Две первые жертвы можешь не учитывать. Они были убиты в две тысячи девятом году.
Томас внимательно рассмотрел запечатленные на фотографиях, покрытые известкой трупы. Страдальческая гримаса, застывшая на лицах, делала всех настолько похожими друг на друга, что их можно было принять за близнецов. Белая известка стерла с лиц все признаки индивидуальности.
– Они выглядят как статуи, – заметил Томас.
– В прессе их называли белыми ангелами, – подхватил Линдгрен.
– Согласно одной из многочисленных гипотез преступником двигала ненависть к женщинам, из-за этого он сначала глумился над ними, а затем выбрасывал на свалку, – сказал Карл.
– Как он их убивает?
– Скорее всего, он вводит им ядовитую жидкость в паховую область. – Тут Линдгрен указал на след от укола, заметный на одном из увеличенных снимков. – Судебно-медицинское исследование обнаружило в тканях присутствие перекиси водорода, формалина, глицерина, цинка и соляной кислоты. Очевидно, он умертвлял их этим ядовитым коктейлем.
– Весьма продвинутый метод. Есть предположения, зачем он к нему прибегал?
– Такие вещества в числе других используются при бальзамировании трупов, – ответил Карл.
Томас взял со стола одну из фотографий, чтобы вглядеться в нее повнимательнее:
– Ты ведь, кажется, говорил, что он делает из них чучела и использует для этого только предварительно выделанную кожу?
– Верно.
– Но ведь в таком случае бальзамирующий состав не нужен?
– Ты прав. Мы не выяснили, каким мотивом он руководствуется, убивая их таким образом. Понятно только то, что он страдает сильным психическим расстройством.
– Есть подозреваемые?
Карл помотал головой:
– К сожалению, нет. Хотя мы допросили, наверное, всех специалистов по бальзамированию в Швеции.
– И несколько патологоанатомов в придачу, – вставил Линдгрен, – но все безуспешно, на след преступника мы так и не вышли.
– Как насчет Славроса? Он не может страдать таким отклонением?
– Как я уже сказал, мы не обнаружили связи между рынком «Аризона» и этими трупами, и связь со Славросом в этом случае не прослеживается, – ответил Карл.
Глядя на разложенные на столе фотографии, он спросил:
– Нашлась среди жертв Маша?
Томас отрицательно мотнул головой:
– Нет. На первый взгляд, к счастью, ее тут нет.
– Ну все. Мне уже давно пора, – сказал Карл, убирая фотографии.
– Спасибо за помощь, – поблагодарил Томас. – До встречи.
Карл кивнул:
– Счастливо добраться до Копенгагена, Ворон! – Эти слова больше смахивали на настоятельную рекомендацию, чем на доброе пожелание.
48
Маша открыла глаза. В комнате было совершенно темно. Она не знала, сколько времени проспала: может быть, пару минут, четверть часа или несколько часов? Времени здесь не существовало. Она почувствовала, что кто-то на нее смотрит. Что кто-то вошел к ней в комнату. Она забилась в угол кровати. Напряглась. Обыкновенно она слышала быков издалека, ощущала их приближение, прежде чем они успевали ступить на ведущие вниз ступеньки. Она всегда успевала внутренне приготовиться к их приходу. Отключала все чувства, прежде чем очередной извращенец набросится на нее. Найдя ощупью выключатель, она нажала на кнопку, но свет не зажегся.
– Он не работает. Я только что проверял, – раздался в темноте голос мужчины.
Он присел на койку, и она автоматически отодвинулась.
– Меня это устраивает, – продолжал незнакомец. – Я не против темноты, так даже лучше.
– О’кей, – сказала она. – Значит, будем без света. – От ломки ее неудержимо трясло, как в ознобе. Ощущение было такое, словно она одновременно мерзнет и изнывает от жара. Хотелось поскорей разделаться с неизбежным, чтобы этот бык убрался. – Ты не разденешься?
– Пожалуй, я лучше посижу рядом, если ты не против, – ответил он.
– Поступай, как знаешь, – проговорила она, клацая зубами.
– Ты в порядке?
– Ага.
– Я могу подать тебе воды.
– Спасибо, конечно, но вода тут вряд ли поможет.
– У меня есть с собой парочка таблеток валиума, а если хочешь, дам тебе глотнуть из моей фляжки.
Она попыталась разглядеть его в темноте, но из мрака проступали только смутные очертания, как тень на стене.
– Я бы не прочь подкрепиться.
Он достал таблетки, и, когда протянул ей, на нее пахнуло цитрусовым запахом лосьона, которым он пользовался. Обыкновенно от быков несло спиртным и куревом, иногда блевотиной, а в некоторых случаях и чем похуже. Она проглотила таблетки и жадно запила их бренди из его фляжки в кожаном футляре.
– Кажется, я выпила все, что там было, – сказала она, возвращая ему пустую фляжку. – Отличный напиток.
– Неплохой, – отозвался он.
Она зашлась в кашле, и он слегка похлопал ее по спине:
– Какой кашель! Да ты совсем плоха.
– Я уж и забыла, когда чувствовала себя здоровой.
Он шумно втянул носом воздух и с силой выдохнул:
– Да тут все чертовски пропахло сыростью. Ты с каждым вздохом вбираешь в легкие споры грибка.
– Промозглый воздух еще не самое худшее, что мне приходится терпеть, – всхлипнула она.
– А ты хоть предохраняешься? Прости, если я обидел тебя неприличным вопросом.
– Ладно, ничего! Конечно, предохраняюсь по возможности.
Он осторожно взял ее за руку. Сначала она подумала, что он хочет ее пожать, но потом почувствовала, как он приложил большой палец к ее запястью.
– Что ты делаешь?
– Пытаюсь пощупать твой пульс, но он у тебя слабенький. Если бы ты повернулась ко мне спиной, я прослушал бы твои легкие.
– Ты что – врач?
– Нет.
Он взял ее за плечи и бережным движением повернул к себе спиной:
– Подыши, пожалуйста!
Он приложил ухо к ее спине.
Она тут же закашлялась.
– Похоже, что у тебя воспаление легких, а то и туберкулез. Ты не кашляешь кровью?
– Кашляю постоянно.