Подвиги Рокамболя или Драмы Парижа Террайль Понсон дю
Граф пожал ей руку, удержал вырывающийся из груди вздох и проводил ее до двери.
Г-жа Роше возвратилась домой еще более встревоженной, чем была накануне. Отчего же это произошло?
Она любила своего мужа, но, думая о нем, она не могла не думать о де Шато-Мальи. Эрмина доставила мужу громадное богатство, в продолжение четырех лет не переставала любить его ни на одну минуту, слепо доверялась ему во всем, а он самым бесстыдным образом променял ее на низкую, продажную женщину, которой принес в жертву семейное счастье, домашнее спокойствие и, может быть, будущность своего ребенка. Граф же, напротив, предался ей с полным самоотвержением, он сделался ее советником, другом, покровителем. Он не требовал от нее ничего и готов был страдать молча, лишь бы она была счастлива.
Известно, что, когда женщина сознает нравственное превосходство человека, она очень близка к тому, чтобы полюбить его.
Лакей Фернана стоял у подъезда и, увидев г-жу Роше, объявил, что «барин пришел домой».
Сердце Эрмины страшно забилось; но не от радости, а от страха, что муж потребует у нее отчета о ее отсутствии.
Она подошла к двери на цыпочках, едва держась – на ногах от слабости и внутреннего волнения.
Она тихо вошла в комнату и увидела блудного отца, весело играющего со своим маленьким сыном. Он улыбался и казался совершенно спокойным. Эрмине показалось, что она видит сон.
– Ах! Ты здесь, моя милая? – воскликнул Фернан, подходя к своей жене.
Эрмина с неописуемой радостью бросилась в его объятия и в один миг забыла все свои муки и подозрения.
– Ах, наконец я вижу тебя! – воскликнула она, трепеща от счастья.
– Боже мой! Что с вами, мой друг? – сказал Фернан спокойно. – Уж не думала ли ты, мой любезный друг, что я исчез с лица земли?
Слова эти привели Эрмину в недоумение; она не нашлась, что сказать, и лишь устремила нежный взгляд на своего мужа.
– Правда, – продолжал Фернан, улыбаясь, – я отлучился из дому, не предупредив вас, любезный друг, и виноват в этом, но этого уже больше не случится.
Эрмине эти слова показались искренним раскаянием.
– Обещаете мне это? – спросила она наивно.
– Обещаю, – отвечал он. – В самом деле, в эти десять дней я делал подряд две непростительные глупости: во-первых, дрался, как молодой мальчишка, которому нечего терять, во-вторых, необдуманно уехал за тридцать миль.
– Ах, – сказала она наконец, – вы проехали тридцать миль!
– Да. О, непростительное легкомыслие! Вследствие пари…
Эрмина взглянула на него испытующим взглядом и задрожала, услышав из уст своего мужа такую наглую ложь.
– Да, моя милая, – продолжал Фернан, – преглупое пари, за которое я мог поплатиться жизнью моей бедной лошади. Вообрази, я встретился с виконтом А… Ты, кажется, его знаешь, он ехал на английской призовой лошади. Он начал ее восхвалять, говоря под конец, что ни одна лошадь не может сравниться с нею. Я поспорил, и мы держали пари на двадцать пять луи. Мы поехали до Этампа. Я прискакал первый, но был совершенно разбит, так что проспал после этого тридцать часов. Вот и вся тайна моего отсутствия. Но я раскаиваюсь в этом, моя милая. По правде говоря, вы сильно беспокоились обо мне?
– Нет, – сказала Эрмина с притворным равнодушием, – ведь я получила о вас известие через человека, который привел лошадь.
– Ах, – проговорил Фернан, заметно смутясь, – вы видели его?
– Да.
– Что же он вам сказал?
– Что вы в Этампе отдали ему вашу лошадь на сохранение.
– И больше ничего?
– Больше ничего. Фернан вздохнул свободнее.
– Вообще, чтобы в будущем не заставлять вас беспокоиться, условимся, что вы будете мне заранее прощать эти глупости, если я буду поздно возвращаться домой или если даже…
Он остановился, как бы не решаясь высказаться дальше.
– Если даже… – повторила Эрмина.
– Если даже совсем не приду, – докончил Фернан.
– Как вам будет угодно, – отвечала она прерывающимся голосом.
Эрмина еще до сих пор любила своего мужа, но – увы! – она перестала уважать его, ибо он обманул ее и собирался обманывать еще.
Фернан Роше перестал любить жену и думал лишь о Тюркуазе.
После того как Фернан по приказанию Тюркуазы удалился из отеля, она, одевшись в шерстяное платье, простые башмаки и маленький чепник Евгении Гарен, отправилась на улицу Шарон. Войдя в дом, где жил ее отец, она постучалась к привратнице.
Увидев Тюркуазу, вдова Фипар (так звали привратницу) поспешно вышла к молодой женщине и, улыбнувшись, сказала:
– Ах! Вы отлично сделали, что приехали.
– Почему?
– Потому что муженек бедняжки Вишни совсем помешался.
Тюркуаза засмеялась.
– Дайте ключ и затопите скорей камин, а то ужасно холодно.
Привратница взяла ключ, висевший на гвозде, захватила связку дров и пошла вместе с Тюркуазой вверх по лестнице в третий этаж. Там они вошли в маленькую, весьма бедную комнатку, но которая, однако, была пышным салоном в сравнении с конурой, в которой жил отец Гарен с дочерью Евгенией и куда приходил навещать его Леон Роллан.
Объясним эту перемену квартиры и слова привратницы «совсем помешался».
Деятельность Тюркуазы имела две цели: в отеле Монсей, под именем Женни, она должна была завлечь и разорить Фернана. Затем, под видом работницы, дочери Гарена, должна была свести с ума Роллана, честного мужа прелестной Вишни.
Расскажем, что произошло в продолжение короткого времени между Тюркуазой и Леоном Ролланом.
Проведя несколько часов у молодой девушки, мастер осыпал ее уверениями в своей нежной любви. Евгения плакала и открылась Леону, что также его любит.
Он возвратился домой, не помня себя от радости, и. подобно Фернану, начал обманывать свою жену. Двух женщин в одно время любить невозможно. Леон полюбил Евгению, следовательно, перестал любить Вишню.
На другой день, вместо того, чтобы зайти прямо в комнату отца Гарена, он постучался к привратнице.
– Не сдается ли здесь квартира внаем? – спросил он.
– О, сдается, сударь, – отвечала вдова Фипар, – и преважнейшая квартирка, на третьем этаже?
– Сколько комнат?
– Две комнаты, кухня и одна темная комната.
– За какую цену?
– Триста франков.
– Покажите.
Привратница поспешно повела его на третий этаж и показала эту квартиру.
– Хорошо, – сказал Леон, – я оставляю ее за собой. Спустя три часа квартирка эта была убрана скромно, но со вкусом, Леон издержал для этого тысячу франков. Затем он отправился к Евгении Гарен, которая в это время сидела за работой у своей маленькой чугунной печки. Он молча взял ее за руки и дрожащим голосом проговорил:
– Простите меня, если вас побеспокою: я хочу показать вам квартиру, которая сдается в этом доме.
Она посмотрела на него с притворным удивлением, как бы ничего не понимая. Он нежно взял ее за руку и повел на третий этаж.
– Как вам нравится эта квартира? – спросил он.
– Я думаю, что в ней живет особа, которая богаче меня, – сказала она, взглянув на него с простодушной улыбкой.
– Ошибаетесь, это ваша квартира, дорогая Евгения.
– Моя!? – вскрикнула она.
– Простите меня, – проговорил он, вставая пред нею на колени, – быть может, я вас этим обижаю, но я не могу смотреть, как вы сидите наверху, в этом ужасном чердаке.
– О! – воскликнула она, закрыв лицо руками. – До чего я дожила… какое унижение!
Наконец, после долгих просьб влюбленного она согласилась поселиться в новой квартире и принять в подарок всю ее обстановку.
С этой минуты началась для Вишни мучительная и безнадежная жизнь.
В продолжение четырех дней Леон почти не сидел дома, с женой обращался весьма сухо, даже грубо. Он жил только для Евгении, мечтал во сне и наяву только о ней.
На пятый день поутру Леон, по обыкновению, побежал на улицу Шарон и хотел уже на крыльях любви взбежать на лестницу, но его остановила вдова Фипар.
– Господин Роллан! – закричала она, и на лице ее появилась насмешливая улыбка.
– Что вам надо? – нетерпеливо спросил он.
– Возьмите ключ. Какой ключ?
– От квартиры мамзель Евгении.
– Разве она ушла со двора?
– Да.
– В восемь часов утра?!
– Нет, гораздо раньше… лишь только немного рассвело.
– Куда же она пошла?
– Не знаю.
Леон взял ключ и, мучимый дурным предчувствием, отправился наверх. На столе в столовой он нашел письмо, которое прочел жадным взором. Оно состояло лишь из нескольких строк:
«Мой друг! По непредвиденным причинам, которых я не могу вам сообщить, я должна разлучиться с вами на день или два, но мы вскоре опять увидимся. Я люблю вас.
Евгения».