Мир юных Вайц Крис
– Вашингтон-сквер-парк, – машинально отвечаю я.
Рефери кивает и возвращается к рингу.
Пифия сжимает мне плечо.
– В бою пригибай голову пониже и прикрывайся руками, – напутствует она. – Готов?
Я киваю.
– А ты?
– Ты ж меня знаешь!
– Вперед. – Ратсо, придерживая нас за локти, проталкивается к рингу.
Мы с Пифией следом за ним подныриваем под цепи, заменяющие канаты.
– Пойду сделаю ставку, – говорит Ратсо. – Давай деньги.
А если он с ними сбежит? Молча протягиваю ему рулон банкнот.
– Нам не выгодно, чтобы ставили на вас, – шепчет Ратсо. – Так что прикинься слабаком.
– Ладно. – Это я запросто.
На ринге появляются соперники: рыжеволосый поджарый парень лет шестнадцати и бритоголовое создание с длинным шрамом на подбородке. Они насмешливо оглядывают Пифию.
Даже если ей так же страшно, как мне, этого незаметно. Она отвечает им свирепым взглядом.
Рефери подносит ко рту рупор.
– Дамы и господа! – рявкает он. – Дети всех возрастов! «Централ-энтертейнмент» с гордостью представляет парный поединок на выбывание между «Клинтонскими когтями» и «Чародеями с Вашингтон-сквер»!
Народ радостно вопит.
Пифия недоуменно смотрит на меня. Чародеи? Я пожимаю плечами. «Клинтонские когти» заводят толпу – задрали руки и изображают крутых бойцов. Я смотрю на море враждебных лиц – настоящий зверинец, – тоже поднимаю руку и машу. Выходит по-детски.
– Бой идет без остановок, – продолжает рефери. – Единственное исключение – замена бойца. В этом случае противники расходятся по углам.
Он подталкивает нас к центру ринга. Пифия хлопает меня по спине, и мы подходим к «Когтям». Один из них с отсутствующим видом слушает «айпод»; судя по звукам, металл. Второй, как лазером, буравит меня глазами; наверное, дырку в черепе высверлить хочет. Я подмигиваю и улыбаюсь.
Рефери – с одной стороны его воротничка болтается незастегнутый галстук-бабочка – подается вперед.
– Так, бой должен быть честным, но не слишком, – инструктирует он. – Можно все, только глаза не выдавливайте. Не горю желанием их по всему рингу собирать. Вопросы?
– Есть вопрос, – говорит рыжий. – Что за няшное имечко такое, «чародеи»?
– Скоро на своей шкуре узнаешь, – бросаю я.
Возвращаемся в наш угол, где уже возник Ратсо.
– Классно отбрил, – улыбается Пифия и поднимает ладонь.
Я с удовольствием по ней шлепаю.
– Задай им, – говорю. – Будь другом.
И делаю шаг назад.
– Пока неплохо, – кивает Донна, когда я подхожу к ребятам.
Пифия вращает головой, разминает шею. Рыжий уходит с ринга. Лысый вынимает наушники и с громким ревом демонстративно напрягает мышцы. Они перекатываются под тонкой кожей, на шее выступают жилы.
Гонг. Бильярдный шар ракетой мчит к Пифии. Она уворачивается и делает мах ногой. Движение легкое, как в танце, но приходится оно точно противнику в колено. С муторным хрустом коленная чашечка выскакивает с положенного места, съезжает влево, кожа вваливается, а под ней отчетливо проступают очертания лобызающихся костей – бедренной и большеберцовой; будто куриный окорочок в целлофановой пленке.
Толпа ахает – уважительно, восхищенно. Лысый, корчась от боли, согнулся над ногой; зубы оскалены.
Пифия без запинки подпрыгивает к нему и бьет сначала по колену, потом по лицу. Каждый удар сопровождается ревом толпы.
Из носа Лысого льет кровь, но ему все же удается поймать противницу за ногу. Отчаянная хватка на миг останавливает Пифию, и Лысый своим весом валит ее на пол.
Однако сразу за это расплачивается – она молотит локтями ему по лицу, раз, другой, третий; наконец он умудряется дотянуться до своего партнера.
Подскакивает рефери, оттягивает Пифию в угол, а на ринг выходит второй «коготь».
После того, что случилось с приятелем, Рыжий насторожен, хотя Пифия сейчас судорожно хватает ртом воздух. Устала.
– Давай меняться, – говорю я.
Она молча мотает головой и возвращается в центр площадки.
Рыжий кружит по рингу, наносит короткие резкие удары Пифии в лицо, та их блокирует. Когда его левая рука зависает в воздухе чуть дольше, Пифия успевает ее схватить и выкручивает запястье, навалившись всем весом. Но Рыжий выворачивается, тянет Пифию за собой. Оба падают, причем Рыжий оказывается сверху, а Пифия разжимает захват.
«Коготь» медленно отводит ее руку наверх, безжалостно растягивая локоть. Пифия потеряла преимущество; ее конек – быстрота и ловкость, противостояния силы ей не выдержать.
Рука уже полностью выпрямлена, и Пифия бросает взгляд в мою сторону. Я кидаюсь к цепям: ей нужно до меня дотронуться, чтобы передать ход. Если она потянется свободной рукой, то потеряет единственную точку опоры.
От перемены сил на ринге злобная толпа совсем озверела; люди вопят, требуя крови, скандируют имя Рыжего, призывают сломать противнице руку. Рыжий навалился на нее всем весом.
Пифия с глухим рычанием делает рывок, шлепает по моим пальцам, и сейчас же в той ее руке, которую зажал Рыжий, что-то отчетливо лопается. На площадку выскакивает рефери, расцепляет соперников. Пифия сгибается, баюкая обмякшую руку, я залажу на ринг, а Рыжий, скаля зубы, встает и поджидает меня.
Ратсо уводит Пифию с арены. Шум крови у меня в ушах заглушает все на свете. Спокойней, спокойней. В теле бушует адреналин, ладони горячие и тяжелые. Дыхание частое, неровное.
Рыжий крадущимися шагами двигается ко мне. Даст по ногам? Нет, выжидает – наверное, думает, что у меня в запасе тоже есть секретные приемы.
Так, Джефф, вспоминай. Тренировки с Вашингом… уроки кунг-фу с отцом Пифии. Выше руки. Держи дистанцию.
Нельзя подпускать его близко. Рыжий подается вперед, и я наношу удар ногой с разворота.
Рыжий заглатывает наживку, опускает руки в надежде блокировать выпад, но моя нога летит выше, разгибается и впечатывается ему в лицо. Идеальный хук.
Противник оторопело застывает. Сейчас рухнет! Добью. Однако Рыжий уже пришел в себя, и не успеваю я отдернуть руку после следующего удара, как он вцепляется в нее и с силой швыряет меня на цепи.
Под моим весом они натягиваются и гремят, как тысяча змей. Я, задыхаясь, просовываю руки под мышки Рыжему – чтобы уберечь ноги, к которым тот лезет. Мы будто сливаемся в объятиях, у меня перед носом маячит конопатое лицо, голубые глаза.
Он бодает лбом, я резко отворачиваюсь. Вовремя – нос остался цел, но удар пришелся в левую бровь. Кожа лопается, в глаза тонкой струйкой течет кровь.
Отталкиваю Рыжего от себя. Он выпрямляется и ждет. А я слепну.
Донна
Надо отдать ему должное, у парня есть стержень. Джефферсон похож на шикарный костюм для Хеллоуина, такой себе «потный зомби-боксер». Левый глаз заливает кровью, Джефф старательно размазывает ее по щеке.
Такие рассечения опасны тем, что доходят до самой кости. Эх, был бы у меня порошок «Целокс» или «Тромбин», может, кровь удалось бы остановить! Ладно, займусь пока Пифией. Что с ней, елки-палки? Бицепс спазмирован, рука не разгибается. Непонятно, придется отложить на потом.
У Джеффа положение аховое. Рыжий просек, что соперник почти ничего видит, потому особо не торопится. Играет на публику, бьет Джеффа короткими, резкими ударами то рукой, то ногой.
Видимо, в этом месте я должна растаять и захлюпать носом. Но в голове крутится одно: «Ради бога, Джефф, сдавайся уже, и пошли домой. Отведи нас домой и дай умереть спокойно».
– Я назад на ринг, – заявляет Пифия.
– Черта с два, – говорю я. – Питер, подержи эту идиотку, не пускай туда.
– Не вопрос, – кивает тот.
Я подскакиваю к рингу, возле которого стоит Ратсо. Джефф пропускает удар в живот.
– Ратсо, выбрасывай полотенце, – командую.
– Какое еще полотенце?
– Останови бой, пока Джеффа совсем не прибили.
Рыжий удачно проводит комбинацию прямой-боковой и делает шаг назад. Толпа орет, требуя продолжения.
– Не могу, – отвечает Ратсо. – Объявить о сдаче может только ваш паренек. Или так, или нокаут.
Джефф кидается к Рыжему, но тот блокирует его левый боковой.
– Джефф! – зову я. – Джефферсон!
Сейчас они развернулись, и он стоит ко мне лицом. Поднимает глаза, видит меня.
– Джефф, хватит. Сдавайся! Останови бой! Выходи! Ты…
В этот коротенький миг – прежде чем Джефф отворачивается к гаду, который превратил его в котлету, – я ловлю та-акой взгляд… В нем столько боли, столько разочарования, что сердце у меня по-настоящему замирает. Я затыкаюсь, а глаза Джеффа спрашивают: «Как ты могла подумать?»
Он опускает голову. Как побитый.
Потом поднимает – в лице ярость.
Рыжий самодовольно красуется, паясничает перед толпой скотов. Театрально крутится вокруг своей оси – и тут Джефф подлетает к нему, замахивается и бьет локтем по физиономии.
Раз – и Рыжий на полу. В сознании, но весь боевой дух улетучился. Рядом валяется несколько зубов. Изо рта течет кровь и слюна. Он плюхается на живот и ползет к своему напарнику, Лысику. Тот уже вытянул руку для передачи хода.
Толпа ошалело молчит.
Джефф хватает Рыжего за щиколотку – тот не успевает дотронуться до приятеля – и швыряет в центр ринга.
Садится верхом противнику на спину и, сжав кулаки, молотит его по голове. Раз, другой, третий, еще…
Рыжий обмякает, перестает защищаться. У него не осталось сил даже похлопать по полу, чтобы сдаться.
Джефферсон не унимается.
Толпа в восторге.
На ринг вбегает рефери, хватает Джеффа. Следом запрыгивает Питер, за ним – я. Оттаскиваем Джеффа, а он упрямо рвется назад, к неподвижному парню.
– Все, все, – уговариваю я.
Джефф кричит, плюется кровью.
– Джефф, хватит. Все, милый. Ты победил. Уймись. Мы победили.
Прижимаю к себе его голову, и он затихает, склоняется ко мне, судорожно хватая ртом воздух.
Рыжего уносят с ринга, мы помогаем сойти вниз Джеффу. К нему подходят люди, похлопывают, поздравляют. Круто, братан. Классный бой. Так держать.
Ратсо идет за нашей долей, а толпа принимается обсуждать следующий поединок.
Лысик с Рыжим оказались бойцами известными, они должны были разбить нас в пух и прах, поэтому ставки были ого-ого. Выступление Пифии и Джефферсона в этом реслинг-шоу принесло нам две тысячи баксов. Увеличило наши капиталы в десять раз.
Целая уйма денег, так что можно затариться всякими вкусностями и боеприпасами до отвала. Лавочники на базаре-подкове встречают нас как горячо любимых родственников. И никто не фыркает на Ратсо – дуэнью при новоиспеченных богатеях.
По молчаливому соглашению каждый может купить одну какую-нибудь бессмысленную ерундовину – просто так, себя порадовать. Класс, тут куча палаток с вещами, от которых нет никакого толку. Новая характеристика дорогостоящего товара: бесполезность. Навороченные наушники, выглядят не хуже драгоценных сережек. Прикольные футболки. Косметика. Игрушки. Золотые кольца, остановившиеся часы. Джойстики к видеоиграм.
Выбираю себе футболку с надписью «Не дай бог отрубиться – тут улетно!», а Питер – со словами «Знаете, кто научил всему Кристиана Грея? Я!». Пифия покупает симпатичный блокнотик с заголовком «Пикник удался на славу!» и золотую ленту-поясок.
Умник изучает конструктор «Лего». Берет яркую выпуклую детальку и оценивает в своей замечательной манере: подносит к глазам и внимательно разглядывает, будто ищет тайное послание, нацарапанное крошечными буквами.
– Нравится, Ум? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня, но не отвечает. Оборачивается к продавщице.
– Почему так дорого?
Продавщица. А ты погугли. Пару недель назад один пацан пообещал скупить все «Лего». Дал серьезный залог. Это я для него придерживаю. Хочешь себе – перебей его цену.
На прилавке куча всякой ерунды: дешевые пластмассовые игрушки; суперобучающие деревянные прибамбасы, сделанные в каком-нибудь Вермонте, – в них ни один ребенок играть не захочет.
За десять деталек «Лего» цена явно зашкаливает. Но Умник все равно их берет.
Я. Зачем они тебе?
Умник. Пока не знаю.
С шопингом покончено, и у нас еще осталось несколько сотен баксов. Ратсо предлагает отпраздновать.
Питер. Я бы выпил.
Джефферсон кивает. Я-то думала, после победы над Рыжим он возгордится – мальчишки после драки обычно жутко хвастаются, только об этом и болтают. Но Джефф выглядит грустным и раздраженным, как после проигрыша любимой баскетбольной команды. Может, из-за того, что нам не по карману купить ему новую винтовку?
Ратсо обещает отвести нас в необычное место. Вверх по лестнице из главного зала, в боковой проход, еще ступеньки. Суем деньги амбалам с прелестными полуавтоматами «Хеклер и Кох» наперевес, и те пропускают нас за потрепанный бархатный канат. Входим в заведение, которое, если верить Ратсо, сто лет назад служило офисом какому-то богачу.
– Дамы и господа, – объявляет Ратсо. – «Апартаменты Кэмпбелла»!
Парниша Кэмпбелл жил на широкую ногу. Деревянные панели на стенах, высокий потолок с расписными балками, уютные кожаные диваны. Кто-то поддерживает тут порядок – все выглядит как раньше, если не считать посетителей-тинейджеров. Из колонок играет музыка. Они подсоединены к маленькому красному генератору; его выхлопная труба выведена наружу через отверстие в большем решетчатом окне. Куча народу, все пьют, танцуют, курят.
Тут даже официанты с официантками есть! Почти преапокалипсис.
– Так-то лучше, – одобрительно кивает Питер и идет заказывать выпивку.
Ратсо с открытым ртом уставился в потолок.
Я. Симпатично тут.
Ратсо. А то! Я сюда всех клиентов высокого ранга вожу.
Я. Высокого ранга?
Ратсо (смущенно улыбается). Если честно, меня они с собой внутрь не брали.
Я. Ну, сегодня же ты с нами, чародеями с Вашингтон-сквер.
Ратсо (оправдываясь). Это не я придумал.
Какие-то ребята, которые видели бой, уступают нам угловую кабинку. Они приветственно поднимают руки, и Джефферсон неохотно дает шлепнуть себя по пятерне.
Возвращается Питер вместе с симпатичным подтянутым парнем в белой рубашке и черном галстуке; в руках у официанта – поднос с мартини.
Я. Мартини?! Честно, Питер?
Питер. Хорош ныть, женщина. Когда еще тебе удастся выпить приличный коктейль? (Поворачивается к парню с подносом.) Это – Доминик. (Имя произносится многозначительно.) Доминик, это – ребята. Доминик готовит лучшие коктейли во всем Манхэттене. А может, и во всем мире.
Питер вечно несет такую чушь, любит интриговать. «Это – Донна. Донна – художница-авангардистка».
Доминик (кивает). Други мои, если что понадобится – зовите.
Он плывет к бару, но сначала стреляет глазками в Питера.
Други мои?!
– За Пифию и Джефферсона. – Я поднимаю бокал. – Вы наши Гарольд и Кумар, боги насилия.
Все, кроме Джеффа, поднимают бокалы.
Джефферсон. Пить за себя самого – плохая примета.
Я. М-м, ладно. Тогда… за насилие. В хорошем смысле слова.
Дзынь-дзынь-дзынь. Джефферсон заявляет, что чокаться надо, глядя человеку в глаза, поэтому процедура немножко затягивается. Мы таращимся друг на друга и хихикаем. Дзынь! Наши с Джеффом бокалы звенят. Глаза у него грустные и влажные.
Мартини я пробую первый раз. На вкус, как прокисший компот.
Я. Гадость. Оно такое и есть?
Питер (причмокивая). Именно.
Пифия отпивает, закашливается, выплевывает все на пол. На нас косятся – типа, что за варварство? Так непривычно – настоящий ресторан, где соблюдают правила этикета. Просто вынос мозга. Я еще Базар не переварила: тучи людей, деньги, покупки. Мне-то казалось, это все в прошлом.
Пифия никак не может откашляться, я хлопаю ее по спине, усаживаю на место.
Я. Ну, Тайсон, колись. Как дела у вас с Умником?
Пифия. Дела?
Я. Ага. Вы с ним, значит, вместе? Или как?
– Он вон там. – Она делает большие глаза и кивает в сторону большого мраморного камина.
Возле него стоит Умник и заинтересованно крутит ручку старого металлического сейфа.
Я. Ладно, проехали.
Пифия. А! Ты в этом смысле «вместе»… (Задумчиво.) Он со мной общался.
Я. Чего?
Пифия. Общался. Даже когда я была ИТК.
Я. Что за ИТК?
Пифия (с улыбкой). Иммигрант только с корабля. Когда мы с родителями переехали сюда из Китая, со мной никто не разговаривал.
Я. Умник не общается ни с кем, только с Джефферсоном и Ва… только с Джефферсоном.
Пифия. А со мной общается.
Я. Ух ты. А тебе он… короче… нравится?
Она смеется – будто солнышко из-за туч выглянуло. Никогда не видела, чтобы Пифия смеялась. Или я не замечала? Она трясет головой, но широкая улыбка не стряхивается.
Я. Он тебе нравится!
Пифия только трясет головой.
Пифия. А я ему нравлюсь, как думаешь?
Я. Мысли Умника – для всех тайна. По идее, должна нравиться.
Пифия (поднимая бокал). Ганбей.
Это, надо полагать, значит «ваше здоровье». Она морщится и пьет. Я делаю то же самое.
Питер таки придумал, за чем снова обратиться к Доминику – за новой порцией мартини. Вместе с напитком Доминик приносит жареный рис с голубятиной и жевательное печенье с шоколадной крошкой. Оно уже, конечно, не особо жевательное, но я все равно чувствую себя на седьмом небе. Аристократично!
Когда я доедаю десятую печеньку, напротив с угрюмым видом усаживается Джефферсон и опирается спиной о стену.
Я. Круто ты выступил на ринге. Заслужил титул чемпиона.
Он трогает клейкую ленту на брови.
Джефферсон. Повезло.
Хмуро отпивает мартини.
Я. Не нравится мартини?
Джефферсон. Место это не нравится.
Я. Чувак, да поживи ты немножко.
Джефферсон (фыркает). Девиз нашего времени. «Поживи немножко».
Я. Ты понимаешь, о чем я. Ты выиграл. Мы типа разбогатели. Затарились. В бар вот пришли, и никто про возраст не спрашивает, наливают. Хорошо ведь. Наслаждайся.
Джефферсон. Я выиграл потому, что жутко избил ни в чем не повинного человека. А этот бар? (Оглядывается.) Как только жизнь становится чуть спокойней, люди начинают копировать то, что было раньше. Бархатные канаты. Мордовороты. Официанты. Жалкое зрелище. Будто по-другому нельзя. Одно и то же. Сильные поедают слабых.
Мелькает воспоминание об ужине в библиотеке.
Я. Думаешь, где-то лучше? Может, в Европе не жизнь, а сказка, а? Так поехали туда!
Джефферсон. Скорее всего, везде то же самое. Все косят под одну гребенку.
Я. А ты о чем мечтаешь? Об утопии?
Джефферсон (пожимает плечами). Чем плоха утопия? Что мы теряем?
Глотаю еще мартини. Кислятина. Но она что-то делает с моими мозгами, отпускает мысли в свободное плаванье и ведет их прямо в рот. Я никогда не говорю о прошлом.
– Хочешь сказать, если б у тебя появилась возможность вернуть все, как было, ты бы ею не воспользовался?
– Я бы, конечно, хотел, чтобы люди остались живы. – Он морщится. – Вернуть маму и… И Вашинга. Но прошлое устройство мира – что в нем хорошего?
Я. Нормальная еда. Интернет. Вода в кране. Кофе!
Джефферсон. А тебе ничего не казалось тогда неправильным?
Я. Казалось, конечно. Многое. Однако правильного было больше.
Джефферсон. Ты вечно жаловалась.
Я. Не понимала, как много могу потерять.
Джефферсон. Войны. Расизм. Меркантильность. Религиозные фанатики.
Я. Ты что, за конец света?
Джефферсон. Он только тогда конец, когда не веришь в будущее.
Я. Не верю. Нет у нас будущего.
Слова прозвучали неожиданно резко, как удар, и словно даже приобрели другой смысл. Вроде: «И у нас с тобой тоже будущего нет». Во всяком случае, Джефферсон их воспринял именно так.
Не знаю, а может, я это и подразумевала? Не знаю.
Джефферсон. Угу. Ясно.
Мне хочется оправдаться, объяснить, что я имела в виду, а что – нет. Но… как? Не смогу.
Ратсо. Здорово? Здорово, я вас спрашиваю?
Он выныривает откуда-то и плюхается рядом на диван. Набрался.
Джефф стирает с лица обиду, смеется и хлопает Ратсо по плечу.
– Конечно, приятель. Здорово.
Ищет глазами, где остальные наши. Питер помогает Доминику разносить напитки. Пифия подошла к Умнику, и тот показывает ей, как работает генератор.
Вот у них, может, будущее есть.
– Как только я вас увидел, сразу понял, что вы классные, – бубнит Ратсо. – Я сказал себе: «Ратсо, эти люди – не какие-нибудь наглые выскочки. Они – первоклассные».
Я (со смехом). Почему ты так разговариваешь?
Ратсо. Как – так?
Читать бесплатно другие книги:
