Расчет только наличными, или страсть по наследству Глухарева Людмила

Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны

«О необычных качествах Будущего – оно самоосуществляется, причем с любой, в том числе мгновенной, скоростью. Будущее обладает и еще одним качеством: оно исполняет желание, волю человека, изъявленную мысленно.

Но только один раз и только одно желание».

Ю.Н. Реутов

На размашистом загорелом лбу президента выступили крупные капли пота.

– Я… э-э-э, – он сглотнул. Светлые глаза его затуманились. – Надо все-таки поконкретней.

«Бери, бери его за горло», – шептал ей внутренний голос. И она решилась.

– Истомилась я по ласке, – низко прогудела Тонька, округлив глаза.

Внутренний голос ошибся. Промахнулся, так сказать. Бросок не впрок. Изумление сковало расплывчатый лик президента. Тонька испуганно зажала рот руками.

Ох, не то я говорю. Хотела же предупредить. А вышло сплошное безобразие. Язык мой – враг мой.

Тонька извергла кошмарные штампы, напоминающие задушевные стоны донских казачек Шолохова. Она часто заморгала и замычала. Нечленораздельно. Надо немедленно поведать об опасности, а она, кроме идиотских фраз, ничего выдавить из себя не может.

Президент заподозрил неладное и нехорошо прищурился.

– Ну, я думаю, основные вопросы мы решили, на этом и попрощаемся.

Тоньку вывели за белые ручки щеголеватые и фактурные мужички. Она не сопротивлялась, но по-прежнему зажимала рот обеими руками и беспокойно озиралась по сторонам.

«А самое главное-то я ему не сказала. Про опасность. Вот беда. Теперь уж и не скажу. Надо будет написать ему письмо. Уж написать-то я смогу. Жаль, что он мысли читать не умеет».

Тоньку лихорадило. Она повернулась на другой бок и проснулась.

Президент? Кремль? Беседа? Вот бред. Ах, это сон! Живенько так.

Только сюжет уже побледнел и продолжал таять. О чем же был этот сон? И что за опасность такая необыкновенная? Не помню ни фига. Тонька решительно направилась на кухню.

Антонина Александрова, в девичестве Ураганова, насыпала заварку прямо в чашку, залила кипятком и распахнула створки окна. День обещал быть чудесным. Мягкое солнце разогревало небо, разрисованное бело-голубыми, широкими, рваными полосками.

От ощущения надвигающегося лета и тепла душа Тоньки наполнилась радостным возбуждением.

Старый панельный дом, в котором жила семья Александровых, располагался в уютном московском дворике неподалеку от искусственного пруда. Поэтому если наступала теплая ранняя весна, в воздухе веяло морской романтикой. По крайней мере, так казалось Тоньке.

Под окнами дворник выметал дорожки. Равномерный шелест метлы разрывал утреннюю тишину двора.

Она с удовольствием выпила горячий вкусный чай с шоколадной конфетой и закурила первую сигарету.

Тонька обожала эту утреннюю уединенность. Ее личное жизненное пространство вырастало до размеров пустой трехкомнатной квартиры. Никто не ноет, не требует, не просит, не теребит. Атмосфера, наполненная волшебной гармонией и тишиной. Даже телевизор молчит.

Когда чашка опустела, Антонина собрала волю в кулак и направилась в душ. После душа она прошлепала в спальню и встала на весы. Чуда не произошло.

«Значит, сегодня на обед – кофе с молоком, а на ужин – овощи и фрукты, а в идеале еще и пешочком километров десять. Господи, а жить-то когда, в смысле наслаждаться? Так ведь долго не протянешь. Ну, не беда. Это в идеале – десять километров, а в жизни – все равно больше трех не получится. А все лень-матушка. Сражаться с собственным аппетитом очень нелегко.

Итак, низкокалорийный здоровый образ жизни. Это что же получается? Ни тебе картошечки, ни мяса ни даже булочки. Нет, мне это решительно не подходит!

А между прочим, Мерилин Монро в возрасте после тридцати совершенно не страдала истощением. Лопала, небось, напропалую.

Рацион можно сократить, но так кардинально изменить его у меня характера не хватит. Еда должна быть невкусной, а спорт – полезен для здоровья. Да, мстительным человеком был автор сей концепции».

Тоня относилась к себе критически и очень гордилась этим. Главное, не воспринимать свои редкие достоинства всерьез.

Во что бы такое нарядиться? Настроение прекрасное, погода еще лучше. Хотелось соответствовать.

Она выбрала темно-красные широкие джинсы и светлый огромный свитер. Чтобы от шеи и до колен свободно болтался, чтобы нигде не жало, не впивалось и не обтягивало. Красотища!

А с головой что делать? Сплошная провокация, а не голова. Длинные волосы Александровой отличались неукротимым нравом и требовали постоянной заботы. А заботиться постоянно Тонька не любила и не умела.

Иногда внезапно ее осеняла идея собственного несовершенства, тогда она немедленно направлялась в любой салон по соседству и преображалась. Следующие два дня чудесное превращение радовало глаз. Затем опять наступал период Золушки.

Антонина посмотрела в зеркало и вздохнула. «Может, причесаться?» – с тоской подумала она. Длинные, густые, но при этом тонкие волосы страшно путались, и при расчесывании Александрова нещадно выдирала их. «А заодно бы и закрасить седые», – решила она.

Всего две недели назад, после похода в салон, цвет волос был в полном порядке, а теперь те же самые волосы нахально требовали дополнительных усилий. Тонька жалела себя.

«Вся в отца. Тот поседел в двадцать пять лет. А я – чуть позже».

Александрова захихикала, вспомнив, как папочка Ураганов, когда она была маленькой девочкой, рассказывал ей сказку на ночь. Сюжет у сказки практически не менялся. Менялись только декорации и некоторые мелкие детали.

Жил-был Иван-царевич. И настало ему время жениться. Выстрелил Иван из лука и попал в лягушку, которая жила в болотце. Пока сюжет развивался классически. Лягушка ночью меняла шкурку и помогала Ивану справиться с чудовищными заданиями своего папаши-садиста. И вот однажды невесту Ивана похитил злой Кощей. Иван бросился на поиски.

И после долгих приключений и странствий добрался до замка, где жил Кощей. Маленькая Тонечка вся напрягалась и вцеплялась ручонкой в отца.

Обычно на этом месте сюжетной линии папа Ураганов уже позевывал и слегка всхрапывал, но, нежно любя дочурку, героически продолжал повествование.

И вот иезуитский Кощей предлагал бедному Ивану-царевичу опознать невесту среди огромного количества жаждущих замужества невест-фантомов.

«И повел Кощей царевича в первую комнату. Большую-пребольшую. А там вдоль стеночки сидят блондинки, блондинки, блондинки, – папа Ураганов в запале размахивал рукой. – Повел Кощей царевича на второй этаж. А там шатенки, шатенки. – Напряжение сюжета нарастало. – Повел Кощей царевича на третий этаж. А там брюнетки, брюнетки, брюнетки», – В голосе отца звенело восхищение, его рука описала полный круг. – Задумался Иван-царевич. А потом и говорит: «Нет здесь моей Василисы».

В пассаже, связанном с нелегким выбором царевича, отец оживлялся, и было ясно, что он с удовольствием мечтал на заданную тему.

С каждым разом этажей в замке становилось все больше и больше, и соответственно количеству этажей разрастался цветовой диапазон невест.

Когда мамочка случайно услышала интригующие детали сказки, то сначала задохнулась от смеха, а затем строго предложила отцу почитать ребенку сказки Афанасьева или Бажова, а не заниматься собственными фантазиями.

Отец недовольно взял предложенную книжку, скривился и начал с заголовка:

– Сказка. «Огневушка-потаскушка», – с расстановкой и апломбом матерого литератора начал папочка.

– Что? – мамочка подскочила к отцу и яростно влепила палец в заголовок.

– Огневушка-поскакушка, пос-ка-куш-ка. Совсем ты обалдел на старости лет.

С тех пор все сказки визировала мамочка и частенько прислушивалась к сонному бормотанию второй половины, убаюкивающей маленькую дочку чтением.

Александрова еще раз взглянула на себя в зеркало и решила все-таки изобрести что-нибудь для своей головы. Пригладила щеткой волосы, закрутила хвост и сморщила нос:

«Н-да, бедненько у нас с фантазией.

Будем надеяться, что стало лучше, чем было. Но до идеала очень далеко. Пожалуй, такого колора даже папик не смог бы описать. И зачем люди стареют?

Может, все-таки помучиться и взяться за хну? Отличное народное средство, и волосы не выпадают. Только сам процесс окрашивания и преображения слишком затяжной. Вымыть голову, затем хну залить кипятком, потом сорок минут настаивать на паровой бане, затем добавить кефир, размешать, втереть в голову, обмотать голову газетой, надеть купальную шапочку, а сверху – полотенце.

И еще час-полтора сидеть в этом тюрбане, из-под которого обязательно начнет сочиться волшебный состав хны. Целый мучительный ритуал. А главное, результат не всегда впечатляющий».

То ли дело – в производителе, то ли – в дате изготовления, но волосы окрашивались всякий раз по-разному.

Тонька нервно дернула головой, натянула кроссовки, одернула свитерок крупной вязки, напоминающий спецодежду для будущих мам, схватила ключи от квартиры и отправилась на работу.

Пока Антонина шагала по тротуару, ее одолевали мечты о крупных заказах, а следовательно, о больших деньгах, которые наконец-то свалятся им с Тамарочкой на голову. Тоня счастливо зевала и посматривала то на небо, то под ноги: а вдруг завалялось что-нибудь стоящее!

В мечтах Антонина Александрова покупала шикарную квартиру, внедорожник, дачу и уезжала с семьей в тихую Европу с кучей денег, где покупала в точности то же самое, и еще оставался денежный запас, который практичная Тоня положила бы на счет в стабильный, надежный банк.

В эмиграции, как надеялась Тонька, она сумела бы наконец заняться здоровьем всей семьи. Александрова с почтительным уважением относилась к европейской системе здравоохранения. Почему-то ей казалось, что там, за бугром, работают настоящие специалисты, которые и диагнозы ставят верные, и лечат замечательно.

Наверное, так казалось потому, что представить себе медицину еще хуже, чем в родной стране, было трудно. Невероятно трудно.

Блажен, кто верует.

Единственный, драгоценный ребенок – сын – получит другое гражданство, защиту и права и не будет служить в Российской армии. Не слишком патриотично, верно? Но из песни слов не выкинешь.

Тонька верила и в душе была уверена, что когда-нибудь ее мечты исполнятся.

Александрова мечтала с размахом. Желать так желать.

Вся московская движимость и недвижимость оставалась бы нетронутой на тот случай, если в Европе замучает ностальгия по березкам (кстати, в Европе полным-полно березок и прочей растительности) или еще что-нибудь подобное и захочется пожить на родине.

В этом месте голубые мечты бледнели и рассеивались, поскольку даже буйное воображение Антонины не выдерживало и давало сбой.

«Или вот еще вариант. Идешь себе гуляешь, а в зеленой травке тихонько лежит симпатичный кейс, набитый деньгами, или чемодан.

Или нет, все-таки лучше всего найти портмоне с кредитной карточкой и кодами доступа, размашисто накарябанными на смятой бумажке. И самое главное условие при этом, чтобы никто не пострадал. Ни тот, кто нашел, ни тот, кто потерял. Интересно, при каких обстоятельствах такое возможно? И возможно ли в принципе?»

Солнце светило не ярко, а нежно. Торопиться на работу Тоне не хотелось, хотелось только всласть помечтать. Глупые мечты, конечно, но настолько приятные, что, кажется, ты уже живешь другой, здоровой и обеспеченной жизнью.

«А подарки! Какие можно сделать подарки своим близким и друзьям! Приятно выступать в роли Деда Мороза или сказочной феи. Да, пожалуй, фея – это как раз то, что нужно, когда вокруг тебя сплошь одни Золушки.

А может, когда появляются деньги, много денег, то пропорционально растет и жадность? Жаль, что мне не суждено проверить эту теорию! А так хочется.

Не хватает мне коммерческой жилки или, возможно, просто хитрости».

Тоня не торопясь шагала на любимую работу, которая лишь при определенных усилиях покрывала расходы Антонины Александровой.

Тоня с Тамарочкой Шуровой на пару занимались дизайном сайтов, вдохновенно творя. Они снимали контору под офис в старом, требующем капитального ремонта, сталинской еще постройки, доме и серьезно зависели от количества и качества заказов.

Надо было оплачивать аренду помещения, рекламу в газете, выделенную линию Интернета и налоги прожорливому государству. А чтобы платить, надо зарабатывать. Тоне и Томе никак не удавалось заработать приличные деньги.

Пробиться было очень трудно, число конкурентов только увеличивалось. Часто они работали за символические деньги, лишь бы не упустить заказчика.

Приходилось вкалывать, и фортуна никак не хотела повернуться к ним лицом. Их офис, громко именуемый дизайн-студией, с волнообразным линолеумом и старым расхристанным окном в трещинах, требовал ремонта.

Зато были новые компьютеры, плоские мониторы и горячий энтузиазм, запасы которого у Тоньки никогда не заканчивались. Антонина специализировалась на программном обеспечении, а Томочка была художественно одаренной личностью и занималась непосредственно всей той волшебной красотой, которую являли образцы их работ.

Кроме того, когда заказчики – а в девяноста процентов случаев это были мужчины – видели Томочку, то просто таяли под светом ее обаяния и красоты.

Тоня, как правило, активно общалась с заказчиками, громко шутила и непрерывно вертелась на стуле, поправляя очки и одержимо рассказывая о всех тонкостях и нюансах рейтинга. Тамара же вскользь вставляла реплики, мгновенно переключая внимание мужчин на себя, и совершенно обезоруживала их томностью движений и грацией своей красоты.

Тамара высказывала трудноопределимые комментарии, подкрепляя их плавным движением руки, а Тоня давилась смехом, наблюдая за реакцией загипнотизированного заказчика, не сводящего глаз с Шуровой.

Высокая, тоненькая и узенькая Томочка прекрасно рисовала акварелью, двигалась как королева и жаждала успеха. Впрочем, как и Тонька, которая была старше своей напарницы лет на пятнадцать и так же упрямо добивалась своей цели.

Но цель была пока недосягаема: то ли ума и сил не доставало, то ли задачи были сверхсложными, а может, и вовсе судьба противилась. Какое чудесное объяснение: судьба, фатум, рок, невезуха.

Скорей всего, как считала Тонька, дело было в неправильном устройстве ее черепной коробки. Среди массы ее знакомых встречались самые разные люди. И успешные и не очень, и бедные и богатые, и счастливые и несчастные. Но каким же путем самые успешные добивались крупного финансового успеха? Хороший вопрос. После недолгого анализа Тонька пришла к собственноручно вылепленному заключению.

У каждого из нас есть свой индивидуальный набор извилин, отвечающих за душевные качества, здоровье, эмоции, иммунитет и прочие материал. В совокупности своей наборчик этот делает нас неповторимыми и уникальными. Но есть, несомненно, в этом наборчике особые ингредиенты, назовем их редкими витаминами группы Зет, которые отвечают за сильное коммерческое начало в каждой отдельно взятой особи.

Отсюда и вывод: во-первых, финансовая успешность (речь идет исключительно о количестве денег) не зависит от уровня образования.

Выработке и развитию этих самых витаминов в организме способствует капитал, особенно крупный.

Во-вторых, успешность, по мнению Тоньки, не зависит даже от объема труда и сил, вложенных в собственное дело.

То есть, конечно, необходимо вкалывать, и вкалывать серьезно. Тогда в итоге любой человек сможет добиться и непременно добьется профессиональных и творческих успехов, а также заслужит уважение остальных трудящихся.

Но фокус в том, что полноценного финансового (на полную катушку) процветания этим не достичь. Все у вас будет хорошо, кроме наличия крупного капитала.

В-третьих, и в-последних, страшно сказать, но все дело исключительно в присутствии в крови редких витаминов группы Зет. С ними надо родиться. В обществе, как, впрочем, и в природе, никакого изначального равенства не существует.

Кстати, на заметку носителям группы Зет…

Им просто необходимо и строго рекомендовано тесное общение с обделенными гражданами.

Избыток витаминов от хозяина плавно переходит к группе лишенцев. За счет этого перехода выработка витаминов у носителей только увеличивается. Все очень просто.

Конечно, и витаминизированным персонам приходится несладко. Они входят в группу риска.

Дело в том, что витамины группы Зет – нестабильны. В любой момент может произойти непоправимое и волшебные витаминчики исчезнут. Здесь уж как повезет. Как говорится, от тюрьмы и от сумы…

Когда Тонька поставила сама себе этот диагноз, то пришла в невероятное волнение. Она страдала от недостатка или, вернее сказать, от полного отсутствия этих самых витаминов.

После краткосрочной депрессии она решила, что, несомненно, в природе должен существовать метод восстановительной компенсации. Задумалась. Ответ был прост, незамысловат и лежал на поверхности.

Общаться, работать, дружить надо в непосредственной близости (чем ближе, тем лучше) от носителей этих самых витаминов Зет.

И если быть близко-близко от витаминизированного носителя, то вполне вероятно, что и вас тогда заденет зигзаг удачи всполохом своей активности. Главное, нельзя забывать о том, что у вас самих этих витаминов нет, не было и никогда уже не будет. А на нет и суда нет. Вот как хочешь, так и вертись.

Илларион Егорович Игнатьев раскладывал пасьянс, пасьянс не сходился. Илларион злился и ожесточенно терзал белокурую шевелюру.

Не сходится. Совсем.

Илларион быстро посмотрел по сторонам. Вся его контора состояла из двух небольших помещений. Одно меньше другого. Первую комнату занимали сотрудники и секретарша, а вторую, совсем крошечную, он – босс.

Из-за отсутствия кондиционеров в теплое время года в конторе стояла страшная духота. И Илларион постоянно, за редким исключением, держал дверь нараспашку. Конечно, вся его начальственная недоступность из-за этого как-то таяла. Но и терпеть духоту не было сил. А на кондиционеры не хватало средств.

Да, деньги, деньги. И почему их всегда катастрофически не хватает? Он закрыл пасьянс и задумался.

«А вот некоторым прет. Везет крупно, и наяву, а не во сне.

Не может быть, чтобы этому козлу так повезло. Не может быть. Как объяснить сумасшедшую удачу? Можно объяснить простым везением, а можно – сложным. А можно и сверхсложным».

Порыв ветра распахнул окно, зазвонил телефон.

– Это фирма «Протокол»?

– Да, да. Одну минуту. Валерия, возьми трубку.

– Уже взяла, Илларион Егорыч. Да, конечно.

Чего-о-о?

Секретарша Валерия Васильевна Огурцова вела томную беседу. За два года она так и не смогла запомнить длинные названия товаров, услуг и цен. Язык ее спотыкался и сопротивлялся длинным замысловатым наименованиям.

Каждый раз, отвечая на вопросы потенциальных заказчиков по телефону, она читала заранее подготовленный текст, причем читала по бумажке, а бумажку периодически теряла. После обнаружения пропажи Лера с головой окуналась в состояние паники и будоражила весь офис. Она начинала голосить, что кто-то специально спрятал ее «речь» и что она всех выведет на чистую воду.

Лера сметала со столов все бумаги, перетряхивала папки и громко жаловалась на неудавшуюся жизнь. «Речь», как правило, исчезала бесследно. В результате бешеной деятельности секретарши у всего маленького штата сотрудников фирмы «Протокол» кружилась голова. А большинство важных счетов и накладных оказывались безнадежно утерянными.

Валерия Васильевна раздражала Игнатьева, но в меру. Слегка. В ее существовании на работе был существенный плюс. Заработная плата секретарши. Мизерная оплата. Поэтому Игнатьев старался не обращать внимания на капризы и настроение Лерочки Огурцовой.

Остальные сотрудники тоже не особенно радовали Иллариона. Ленивые бездельники.

«Ладно, пока они работают и делают вид, что стараются, я буду делать вид, что выплачиваю им зарплату.

И все-таки вопрос оставался открытым. Неужели бабушка оставит все этому треплу? Или дело вовсе не в бабушке?»

Смазливый двоюродный брат его все детство пиликал на скрипке, играл в шахматы, запоем читал и к тому же весьма нравился женской половине.

Ему везло всегда и во всем. Он так бесил Игнатьева. Илларион завидовал ему до исступления. Завидовал всему, а главное – любви, которая всю жизнь незаслуженно окружает этого везунчика плотным облаком. И живет везунок, как в сказке. Все у него складывается. Карьера, деньги, квартира, машина, череда любовниц. Все высший класс. Простить очень трудно. Практически невозможно. Даже забыть не получается.

Весь день Илларион Игнатьев маялся. Его мучили фантастические планы и идеи. Он так и не придумал, как подступиться к ним, а главное, как найти то, что так необходимо ему самому. Именно ему – Иллариону. Оставалась последняя и самая простая идея – шантаж.

– Лера-Валера, ты факс отослала? – забарабанил пальцами по столу Илларион.

– Какой факс, Илларион? – искренне удивилась Лерочка.

– Нам заказ прислали, помнишь, из Липецка? Большой заказ! Ты счет им по факсу отправила или нет?

– Да, конечно, я все отправила.

– Покажи мне этот факс.

– Одну секунду, Илларион, одну секунду, сейчас я его поищу.

Лерочка вибрировала под сокрушающим нордическим обаянием шефа.

Она знала про него очень много по-настоящему важных вещей. Первое: он не женат и вполне состоятелен и упакован. Ну, не Крез, конечно.

Второе: умен, расчетлив, красив, перспективен. Спрашивается, что еще надо человеку, работающему секретаршей у такого яркого индивида?

Остальные детали для Валерии уже не имели большого значения.

Хотя она была прекрасно осведомлена и о тайных нюансах жизни Иллариона.

Игнатьев вызывал в ее душе массу эмоций и неконтролируемых желаний. Она старалась стать незаменимой умницей, красавицей лично для него. Но до сих пор Лерочке никак не удавалось дождаться адекватной реакции от любимого.

Любимый использовал ее и в хвост и в гриву. Затыкал ею все щели и дыры и на работе, и в домашнем хозяйстве.

Шеф доверял ей и легко распоряжался свободным временем Валерии. Она постоянно была с ним на связи и постоянно выполняла личные поручения Иллариона.

– Лерусенция, а что, нельзя подколоть отправленный факс в подходящую по случаю папку, а? И где мой кофе? – язвительно поинтересовался Илларион.

С ролью невыносимо придирчивого шефа он не только отлично справлялся, но и наслаждался ею. Бурные чувства Лерочки его не трогали, хотя и доставляли некоторое слабое удовольствие.

«Какая упитанная редкая дура. Мнит себя великим стратегом. Смешно!»

– Уже налила. Пожалуйста, пейте на здоровье, – Лерочка поставила чашку на стол к Игнатьеву и застыла, изображая готовность номер один.

– Что там с монтажом в Пыжевском переулке? – допрашивал Илларион, смачно прихлебывая. – Да ты сядь, Валерик. А пирожные остались?

Игнатьев был трогательно привязан к сладкому и требовал от Валерии постоянно следить за запасами сладостей, что она ревностно и с удовольствием делала.

«Красивый, милый, добрый Илларионушка. Он так любит шоколад. Сразу ясно, что человек он великодушный». – Лерочка была в восторге от кулинарных пристрастий начальства.

– Нет, но я сегодня купила свеженьких, Илларион Егорыч. Сейчас принесу.

Валерия метнулась к двери и мгновенно вернулась с пирожными, выложенными на блюдце. По пути к столу шефа она рискнула совершить замысловатое па, напоминающее реверанс. И чуть не упала на Иллариона.

Игнатьев хитрый маневр разгадал, но не дрогнул. И секретаршу не подхватил, не поддержал. Пришлось Валерии самостоятельно обретать равновесие.

«Ого, разбежалась. Так и падает в руки.

Дудки, Лерочка. Мне и без тебя проблем хватает. Красавица ты моя ненаглядная».

Игнатьев откусил кусочек шоколадного пирожного и повторил:

– Что там с Пыжевским?

Лерочка подавила вздох, и мучительные складки исказили ее высокий и чистый лоб. Она думала. Вспоминала. Соображала.

Через три минуты изрекла:

– Вчера и позавчера наши ездили монтировать всю установку.

– Лерусенция, я знаю, что они ездили монтировать. Мне интересно другое, закончена ли работа? – Игнатьев старался не раздражаться.

– Ну, Илларион Егорыч, – заныла Валерия, – я от такого напряжения совершенно теряюсь. То факс отправь, то рабочих проконтролируй.

Лерочка присела на краешек стула и потерла виски руками. Она была в скорби. Желтые глаза излучали преданность и любовь. Илларион закурил сигарету и прищурился.

– Лер, кончай шалить, побаловалась, и хватит. Пойди, позвони рабочим и все узнай.

– Сию секунду, Илларион. – Валерия схватила телефонную трубку, потыкала пальчиками кнопки и закричала:

– Борька, это Лера. Что с объектом? Закончили? Да? А я не помню. Не говорил ты мне ничего! Ну, забыла, бывает. Ладно, не ори, передаю трубку Иллариону Егорычу.

Игнатьев вздохнул и протянул руку к телефону.

– Здорово, Борис. Слушаю тебя внимательно. – Игнатьев нервно барабанил пальцами по столешнице и периодически хмыкал.

– Привидения? Какие еще привидения! Пить надо меньше. Что? У вас что там, психоз массовый? Давай так: заезжай ко мне. Да, сейчас, немедленно. Да, жду. Ладно. Договорились.

Илларион мученически взглянул на Лерочку и пожаловался:

– Привидения у них там объявились. Напьются в стельку, а потом привидения их навещают. Нет, терпение мое лопнуло. Сейчас приедут, и я с ними разберусь. Призраки чумазые.

– А Борис не пьет, и этот, как его, Вадим тоже непьющий, Илларион Егорович, я это точно знаю, – Лерочка старалась в меру сил утешить начальство. – Может, кофейку свежего с конфетками, а?

«Точность – это не твоя стихия. Бестолочь ты, дорогуша», – подумал Игнатьев.

– Давай, тащи и кофеек, и пожрать чего-нибудь. Да, и покажи мне липецкий факс. Ты запомнила, Лерунь? – На лице Игнатьева застыло сомнение.

Валерия выпрямилась и неторопливо покинула кабинет начальства.

«Запомнила я все. Не даун. Только и слышишь: пожрать да пожрать. Здоров ты жрать!» – Складочки пролегли на высоком и чистом Лерочкином челе. Она пожала плечами и занялась готовкой.

Из кабинета Иллариона доносился вибрирующий тенор.

«Необыкновенная, тра-та-та-нежная, ты моя вселенная, а-аааа», – тихо гудел Игнатьев, особенно напирая на длинное «а».

В предвкушении очередной порции кофе, бутербродов и сладостей он просматривал личную электронную почту.

Валерия погладила себя по крутым бокам и загадочно улыбнулась. Роль необыкновенной и ласковой вселенной для Иллариона ее полностью устраивала.

«Он думает, что прямо зашибись, какой умный. Что Валерия Огурцова ничего не видит, не слышит и не замечает. Напрасно. Держит меня за прислугу. А я не сдамся. Душечка мой нетерпеливый. Думаешь, что ты неуязвим? Напрасно. На память я пожаловаться не могу».

Примерно через двадцать минут дверь с грохотом распахнулась и ввалилась группа «золотые руки» – Борис Майков и Вадим Козулин.

– Привет, Илларион, – шумели рабочие. Они с размахом плюхнулись в удобные кресла.

– Привет, привет, ударники, что там с объектом? Выкладывайте! – благодушно предложил Игнатьев и распахнул створки окна пошире. Тяжелый, устойчивый дух трудового пота пронзил маленькое помещение.

Илларион подозревал, что источником невыносимого запаха были не только тела гегемонов и все, что прикручивалось к ним сверху, а и основная, так сказать, опорно-двигательная часть тела.

Тяжелые пережитки советских времен. Душ или баня строго по расписанию, раз в неделю или в две. Чаще нельзя – вредно и утомительно. Смывается защитный слой. Оголяются нервы.

Ударники, не в пример своему директору не отличались столь деликатной чувствительностью и окно решительно прикрыли.

– Надует ведь, Илларион Егорыч. Потом лечись, а ты ведь за пропуск по болезни нам не заплатишь, – с чувством пробасил Борис.

– Нет, дорогие мои, я так долго не выдержу, немедленно окно откройте. Это во-первых, а во-вторых, я – весь внимание, докладывайте про свои подвиги, – нахмурился Илларион и поерзал в кресле, пытаясь носом найти оптимально безопасную воздушную нишу.

– Так чего там докладывать-то, Егорыч, – успокоительно заметил Майков, – все в порядке, мы почти закончили монтаж, осталось только кое-что наладить, там фильтр один не работает, а так почти все в порядке. Но вечером и ночью я туда больше не поеду ни за что, вот как хочешь, Егорыч. Не поеду и все тут. Днем – пожалуйста, а на ночь глядя – ни-ни. – Рабочие уставились на Игнатьева.

Илларион помассировал шею, потянул себя за роскошные кудри и с отвращением произнес:

– Я жду от вас объяснений.

– Так чего объяснять. Ну, провозились мы с монтажом до часу ночи, Вадим-то пораньше уехал, а я остался ночевать на втором этаже в этой комнате, где короб мы устанавливали. Ну, лег на диванчик, как был в куртке, да и уснул. Думаю, встану часиков в шесть и до девяти утра еще поработаю, да и Вадим приедет, может, успеем закончить – Майков замолчал, смачно откашлялся и продолжил:

– Сплю, значит, я, а потом чувствую, что кто-то меня за плечо трясет, типа «будит». Трясут и трясут. Я, того, проснулся, глаза открыл и вижу, бабка какая-то идет к двери, то есть выходит из комнаты. Бабка-то вся прозрачная, ну настоящее привидение.

Я думаю, что сплю, наверное, еще и глаза скосил в сторону, а на плече, в том месте, за которое меня трясли, куртка смялась вся. Я сам себя ущипнул крепко так, больно стало, ну и понял, что не сплю я вовсе. А бабка-то к двери подошла, дверь открыла и вышла, хлопнув дверью.

Борис Майков громко сглотнул, протянул руку к графину, налил воды в стакан и залпом выпил.

– А на следующий день все в точности повторилось, Егорыч. Точь-в-точь. Середина ночи, за плечо трясут, потом бабка выходит из комнаты. Во второй раз мне еще хуже стало. Я не трус, ты ведь знаешь, но больше я там ночевать не останусь. Пусть Вадим ночует. Он парень молодой, а я больше – ни за что.

Глаза Бориса и Вадима затуманились.

Игнатьев скептически фыркнул и возвел очи к потолку.

Ох и непросто с трудовым коллективом ладить. Хочется послать все к черту, надоело.

В этот момент Валерия просунула голову в дверь и, умильно улыбаясь, проворковала: «Илларион Егорыч, я липецкий факс нашла, вам принести?»

– Лерунчик мой, ты видишь, что я занят, позже, ласточка, позже.

«Увольнять, срочно увольнять, надоела безумно».

Игнатьев состроил козу и погрозил секретарше.

Плотно застряв в узком проеме двери, Валерия все-таки ухитрилась кокетливо повести плечиком, затем захихикала и наконец скрылась из вида. Гегемоны переглянулись, и неопределенный туман в их глазах стал еще гуще.

«Будем строить мужиков». Игнатьев хлопнул рукой по столу.