Мой ласковый и нежный мент Мельникова Ирина

Глава 6

Сначала они никак не могли выйти наружу. Порывы ветра были настолько сильными, что стоило им немного налечь на дверь и попытаться протиснуться в образовавшуюся щель, как тут же мощный снежный заряд обрушивался на дом. Двери словно припечатывало чьей-то богатырской ладонью, и в одну из таких попыток Антонине весьма ощутимо прищемило пальцы. Прошипев от боли ругательство, она принялась дуть на пальцы, успевая поносить на чем свет стоит так некстати разразившуюся пургу и неизвестного злоумышленника, вздумавшего залезть в соседнюю квартиру.

Людмила и Славка попытались вдвоем справиться с дверью, но сошедшая с ума стихия еще пару раз свела на нет их усилия, пока Славка не догадался вставить в образовавшуюся щель деревянный ящик, в котором они обычно держали соленое свиное сало.

Но борьба с дверью оказалась не самым страшным испытанием. На улице творилось что-то совсем уж невероятное! Снег, гонимый бурей, кружился вихрями и лип, как пластырь, к лицу и одежде. Все вокруг уже на расстоянии десятка шагов тонуло в непроницаемой темноте. Вьюга не позволяла двигаться прямо, а особо резкие порывы ветра, колотившие в грудь сильнее профессионального боксера, то и дело заставляли отступать назад, сбиваться с шага, падать на колени, а то и на бок. Ветер старался прижать их к земле, и стоило на мгновение остановиться, как он тут же кидался в атаку, забрасывал снегом, проникал под одежду…

До забора, разделяющего двор на две половины, было не более десятка метров, но добирались они до него, казалось, целую вечность. Потом, опять же целую вечность, пытались перебраться через сам забор, причем Славка умудрился зацепиться полушубком за гвоздь и только по счастливой случайности не вырвал из него приличный клок.

Пока Антонина освобождала Славу из ловушки, Людмила прокралась к окну и заглянула в него. Все стекло было забито снегом, обросло куржаком, так как окна никто и не собирался утеплять на зиму. Но пушистая бахрома инея указывала и на то, что из оконных щелей на улицу пробивался теплый воздух, а это означало одно: в доме топится печь и есть люди, которые эту печь затопили. Она встала на завалинку, сняла рукавичку и потерла пальцами забитое снегом стекло, подышала на него и вдруг отпрянула в сторону. В темноте комнаты проявился вдруг слабый огонек, задрожал, заколебался, и девушке показалось, что двинулся в сторону окна. Неужели ее заметили? Она скатилась с завалинки в снег.

Антонина и Славка подползли к ней, и они сомкнули головы, чтобы обсудить, что делать дальше. В доме определенно кто-то был, но по огню свечи не определишь, сколько там человек. Хорошо, если один, а если несколько?

– Ну их к черту! – прошептала Антонина и боязливо оглянулась на темные окна. – Может, и вправду бандиты какие! Ты в дверь, а они тебе пулю в лоб!

– Ага, как на Диком Западе! – захихикал Славка. – Вот пуля пролетела, и товарищ мой помёр, товарищ мой помёр!..

– Ах ты, негодяй! – Антонина схватила его за шиворот и несколько раз ткнула головой в снег.

Славка вывернулся, обхватил ее руками, повалил навзничь, потом оседлал верхом и принялся натирать щеки Антонины снегом, приговаривая:

– А, попалась, которая кусалась! Будешь знать, как мужское достоинство оскорблять.

– Твое мужское достоинство еще под микроскопом нужно разглядывать! – Антонина исхитрилась, вывернулась из-под него и, зачерпнув полную горсть снега, размазала его по мальчишеской физиономии. – Знай, ребенок, как со взрослыми тетеньками связываться!

– Прекратите возиться! – громким шепотом приказала им Людмила. Подняла лисью, свалившуюся с головы брата шапку, стряхнула с нее снег и натянула ему на голову. – По-моему, вы уже забыли, зачем мы сюда заявились.

Тонька поднялась из сугроба, попыталась сбить снег с шубы, но без особого результата, и погрозила Славке кулаком.

– Знала бы, что ты такой злодей, ни за что бы не сняла с гвоздя. Оставить надо было на ночь, чтобы сопли поморозил, может, научился бы старших уважать.

– Оба вы друг друга стоите! – подвела черту под их перепалкой Людмила и приказала: – Ты, Славка, становишься слева от двери, я – справа. Тоня, ты стучишь в дверь – и сразу же в сторону, ныряй в сугроб.

– Совсем девка сдурела! – выдохнула испуганно Антонина. – Ты что, решила их приступом взять?

– А что ж нам теперь, здесь до утра задницы морозить?

– Давай я все-таки побегу вызову милицию!

– Ты еще своих дружинниц кликни! – усмехнулась Людмила и придержала подругу за рукав. – Остынь, может, тут всего и дел, что бомж занюханный…

– Смотрите, а пурга ведь стихает помаленьку! Вон огни на водонапорной башне уже видны! – Славка вытянул руку в направлении светлого пятна, проступившего вдруг на фоне сплошной стены продолжающего идти снега. Но ветер и вправду стих, а они за спором и не заметили, что не бросается он в лицо разъяренно, не плюется больше снежной крупой и не кружит вихрем у ног.

Людмила вздохнула с облегчением: заваруха кончилась и, похоже, до утра уже не возобновится. Да, давненько столь сильная пурга не обрушивалась на село и тайгу, и такое количество снега всего за несколько часов уже года три как не выпадало. Вероятно, потому, что осень необычайно затянулась, слишком поздно облетела листва, а всего неделю назад вовсю еще поливал обильный, почти весенний ливень.

Вот и пожелала природа наверстать упущенное, обрушилась на землю шквальным ветром, почти в одночасье погребла ее под почти метровым снежным покровом. И неизвестно еще, получится ли завтра проехать к кормушкам, которые и наполовину не удалось восстановить после набега Надымова и его пакостных дружков. На машине туда вряд ли сейчас пробьешься, придется на «Буране» добираться или, скорее всего, на лыжах…

Она осторожно поднялась по крыльцу, превратившемуся в сугроб, как и все вокруг, и заняла ею же самой определенное место. Славка, приученный сестрой за долгую совместную жизнь и не к таким передрягам, в подобных случаях подчинялся ей беспрекословно и понимал с полуслова, поэтому лишь молча махнул рукой с противоположной стороны крыльца, дескать, готово! Выпускай Антонину!

Подруга несколько раз быстро перекрестилась и, как коза, пропрыгала по глубоким следам, проложенным Людмилой к порогу. Склонилась на мгновение к пробою, потом подняла лицо, тускло белеющее в темноте, и прошептала:

– А пробой-то на месте. Кажется, замок ключом открывали…

Людмила достала из-за пазухи фонарик, поставила синий фильтр и навела бледный пучок света на пробой. Следов взлома не наблюдалось. Выходит, в дом проникли цивилизованным путем, и вполне возможно…

Но слишком долго раздумывать им не позволили.

Дверь с треском распахнулась. В следующее мгновение Антонина, взвизгнув от неожиданности, отскочила в сторону и, оступившись, полетела с крыльца спиной в сугроб.

– Людка! У него пистолет! – заорал истошно Славка и бросился в ноги выскочившему на крыльцо человеку.

– Бросай оружие! – крикнула Людмила и попыталась ударом ноги выбить из рук противника пистолет, но валенки были слишком тяжелыми от налипшего на них снега, она поскользнулась и вместо намеченной цели угодила ногой в косяк и чуть не упала. Противник весьма ловко уклонился в сторону, перехватил пистолет в другую руку и сильным пинком отшвырнул Славку в сугроб, отчего вставшая было на ноги Тонька опять завалилась на спину и выругалась совсем уж неприлично, пытаясь столкнуть с себя мальчишку.

Дуло пистолета уткнулось Людмиле в лоб. Холодный металл обжег кожу. Девушка вздрогнула, а незнакомец, не опуская пистолет, попытался вырвать у нее из рук карабин. Она сжала зубы, но оружие из рук не выпустила.

– Дура, – пробормотал человек, – отдай карабин! – И резко притянул его к себе. Людмила уперлась носками валенок в порог, но оружие в руках удержала.

Краем глаза она заметила, что куча-мала из Славки и Антонины распалась на две части, и брат, стоя на коленях, поднял ружейный ствол в небо. Полыхнула вспышка, раздался гулкий, словно в бочку, выстрел. Человек быстро оглянулся, на долю секунды отвел пистолет от лица Людмилы и ослабил захват руки на карабине. Но ей было достаточно и этого. Что было сил она рванула карабин на себя, обледеневшей подошвой валенка ударила противника по правому колену, а приклад направила прямо в солнечное сплетение. Человек согнулся пополам, зашатался, и Людмила следующим ударом ноги отправила противника вниз головой с крыльца в тот же сугроб, из которого с грехом пополам выкарабкались Славка и Антонина.

Незнакомец приземлился на нетронутую еще снежную поверхность рядом с ямой, в которой только что барахтались его противники, попытался приподняться на руках и вдруг застонал и обессиленно упал в снег лицом.

– Господи! Ты что, его пристрелила? – прошептала Тонька и прижала руки к груди. Она потеряла в сугробе шапку, и теперь снег набился ей в волосы, они смерзлись в жалкие кудельки, но она не замечала этого, с испугом вглядываясь в неподвижную темную фигуру у их ног. – А здоровый бандюга, как он нас всех тут не прибил?

– Я в него не стреляла, только прикладом ударила. – Людмила спустилась с крыльца и подошла к обезвреженному противнику. Он не шевелился, похоже, потерял сознание, но она тем не менее приблизилась к нему весьма осторожно, закинула карабин за спину и, склонившись над неподвижным телом, ощутила вдруг нечто похожее на панику. Кажется, она изрядно перестаралась. Рядом с головой незнакомца расплывалось большое темное пятно. И это означало одно: он не просто потерял сознание, но еще и серьезно поранился.

– Тоня, кажется, он ранен! – Людмила перебросила карабин в руки брата, встала на колени рядом с мужчиной и попыталась перевернуть его на спину. Он был тяжел, как камень, и только когда Антонина пришла на помощь, им с трудом, но удалось выполнить задуманное.

Человек застонал, попытался подняться на локтях, но опять откинулся назад и замолчал. Людмила направила луч фонарика ему в лицо, но оно было покрыто обледеневшим снегом вперемешку с кровью, и она почувствовала уже не просто панику, а ужас.

– Людка, я в доме посмотрел, что к чему! – торопливо прошептал Славка. – Там кроме раскладушки и огарка свечи, ничего нет. Наверно, к нам домой его придется тащить.

– Да, теперь точно без милиции не обойдешься, да и врача, как ни крути, нужно вызывать, – вздохнула Антонина, – затаскают нас на допросы, замордуют объяснениями да снятием показаний, хорошо, если в каталажку не посадят!

– Давай пока не будем об этом. – Людмила скинула бушлат и расстелила его на снегу рядом с раненым. – Надо его как-то перенести в дом и перевязать хотя бы на первый случай.

Обратный путь показался им еще длиннее, хотя ветер почти стих и снег валил уже не с прежней силой. Но сначала пришлось откапывать калитку в одном дворе, потом в другом, а в промежутке тащить по снежной целине неподвижное тело. Но тяжелее всего было внести его в дом. Ступени покрылись скользкой ледяной коркой, и они чуть не уронили раненого сначала на крыльце, затем Славка, который придерживал бушлат сбоку, все-таки оторвал недавно пришитый воротник. Но в последний момент исхитрился подставить под спину раненого руки, и тот не успел грохнуться на пол теперь уже веранды. Наконец удалось затащить его на кухню и только здесь оценить его весьма нестандартные габариты. Незнакомец занял почти все свободное пространство от кухонного стола до дверей Людмилиной комнаты.

Людмила сняла с себя забитый снегом свитер и бросила его в угол, следом последовала ушанка и валенки, а она в одних носках перешагнула через раненого и прошла в свою комнату, чтобы взять аптечку.

Но не успела она протянуть руку к шкафчику, в котором хранились лекарства и бинты, как в кухне упало что-то стеклянное и, если судить по звуку, разбилось, а Антонина жалобно и вместе с тем испуганно вскрикнула:

– Е-мое, Людка, ты смотри, кого мы угрохали! – И добавила уже более сердито: – Ну как тут, Вячеслав, не выругаться? Гляди сюда! Это ж нам теперь век свободы не видать!

– Что случилось? – Людмила вернулась на кухню.

Антонина стояла на коленях к ней спиной и, склонившись над раненым, протирала ему лицо мокрым полотенцем.

Славка с другой стороны поддерживал его голову, и взгляд у брата был мрачнее тучи. Сердце у Людмилы сжалось. Бывший противник был одет в милицейские брюки и тельняшку. И она знала только одного человека в Вознесенском, кто был подобного роста и телосложения и носил к тому же форму милиционера.

Она молча опустилась на колени рядом с Антониной, уже не ожидая от дальнейшей жизни ничего хорошего. И зачем было затевать эту разведку боем? Теперь от ее художеств пострадают ни в чем не повинные брат и подруга…

– Как он? – спросила она шепотом.

Антонина отвела от лица Барсукова полотенце и вздохнула:

– Надо же, как не повезло! Пускай бы уж кто-нибудь из ментов попался, но не сам же начальник РОВДа. Интересно, по какой статье нас судить будут, а, Людка? Тут мелким хулиганством не отделаешься.

– Нанесение тяжких телесных повреждений, не иначе, – разъяснил им юридические аспекты Славка, – а так как мы чуть-чуть не угробили самого ментовского начальника, нам наверняка лет пятнадцать строгого режима светит…

– Спасибо, успокоил! – Антонина взяла из рук Людмилы бинт и с удивлением посмотрела на нее. – Ты что побелела вся? Вот уж не думала, что ты крови боишься!

– Прямо крови она боится! – заступился за сестру Славка. – Она за этого мента испугалась. Жалко небось стало?

– А ты как думаешь? – рассердилась Людмила. – Он мне особого вреда не причинил, да ты и сам сегодня ему дифирамбы пел.

– Я как раз не пел, – насупился брат, – это Артем да Светка изощрялись, а меня в конторе не было. Что я могу о нем сказать? А рана у него пустяковая, щеку немного ободрал и, видно, еще нос расквасил, а сознание потерял из-за того, что лбом к бревну приложился. Там еще с прошлой осени несколько березовых кругляков валяются. – Он взял с пола лежащий рядом карабин и, недолго думая, приложил ствол ко лбу подполковника. – Ничего, сейчас очухается и еще покажет нам кузькину мать!

– Ради бога, Вячеслав, убери эту дуру подальше! – приказала ему Антонина и покачала головой. – Да-а! Рана, конечно, невелика, ссадина просто приличная, но ты посмотри, какой рог у него на лбу вырос да вдобавок еще фингалы под обоими глазами!

– Он случайно переносицу себе не сломал? – Людмила осторожно дотронулась кончиками пальцев до переносицы Барсукова, потом проверила, целы ли кости носа, и облегченно вздохнула. Кажется, все в порядке. И только тут поняла, что ее трясет как в лихорадке, а кончики пальцев, которыми она продолжала исследовать его лицо, отплясывали поистине сумасшедший танец.

Множество раз ей приходилось оказывать первую помощь, обрабатывать и перевязывать и более страшные раны. А два года назад, когда сломалась машина и ей вместе с одним из егерей пришлось десять дней пешком выбираться из тайги, она самолично, когда уже не помогали ни травы, ни крутой кипяток, охотничьим ножом отрубила загнивший мизинец своего попутчика. Но здесь она испытала не просто страх. И не наказания она боялась. Тут было нечто другое. И как ни силилась, объяснения этим непонятным ощущениям пока не находила.

Антонина тем временем обработала края ссадины спиртом, затем подумала секунду, заклеила ее бактерицидным пластырем и, окинув критическим взором содеянное, преувеличенно громко вздохнула:

– А вам не кажется, господа хорошие, что у подполковника явно пиратская рожа. Наверняка в одной из своих прежних жизней он был каким-нибудь Джонни-Вырви-Глазом, а я – прекрасной маркизой, кем-то вроде донны Каролины или Магдалины. И любили мы друг друга, как два голубка, пока его не вздернули на рее, а я, скорее всего, с горя отравилась или вонзила стилет между своих роскошных грудей.

– Твои роскошные груди только под микроскопом и разглядывать, – мстительно хихикнул Славка, в ту же секунду схлопотал звонкую оплеуху и, подобрав оказавшийся под рукой веник, бросился в атаку на Антонину.

Та увернулась от удара, опрокинула стул и, подхватив его за ножки, вскочила с пола и загородилась им от Славки.

– Только тронь, паршивец! Давно ли я тебе сопли вытирала, а теперь вырос на две головы выше и рад, что с престарелой теткой справился!

– Господи, ну когда же вы успокоитесь? – взмолилась Людмила. – Или прикажете на цепь вас посадить?

Она капнула нашатыря на ватку и поднесла к носу Барсукова. Он чихнул, приоткрыл глаза и мутным взглядом уставился на девушку.

– Что здесь… происходит?

– Вот чисто милицейский вопрос! – Антонина опустилась на пол рядом с ними и приказала подруге: – Подними-ка ему голову выше, а то вдруг тошнить начнет. – И справилась у Дениса: – Голова не болит? Не кружится? Во рту не сушит?

– Нет вроде. – Денис провел ладонью по лицу, наткнулся на пластырь и уже более посветлевшим и удивленным взором обвел лица двух женщин и одно юношеское, склонившиеся над ним. – Откуда это украшение? – Он потрогал пластырь указательным пальцем. – И как вообще я здесь оказался?

Девушки переглянулись. И Людмила решительно сказала:

– Все случилось по моей вине. Дело в том, что мы услышали за стеной непонятный шум и подумали, что в пустую квартиру, вполне возможно, забрались какие-то бродяги. А они ведь, сами знаете, и пожар устроить могут, если напьются… Вот мы и отправились… проверить…

Денис оперся руками о пол и сел, прислонившись головой к печному обогревателю. Посмотрел на Славку и попросил:

– Попить принеси!

– А может, лучше выпить чего-нибудь? Покрепче? – вмешалась Антонина.

– Лучше! Если есть! – Барсуков потер пальцами виски и поморщился. – Чем это вы меня шарахнули?

– Это вы сами, Денис Максимович, с крыльца упали. – Антонина кокетливо улыбнулась и поднесла ему стопку водки и огурец на вилке. – Пожалуйте выпить и закусить! Если хотите, могу капустки предложить квашеной, с лучком и подсолнечным маслом, и картошечка есть, остыла только. Хотите, Денис Максимович?

– Хочу. – Подполковник, похоже, особой застенчивостью не отличался. Водку выпил не поморщившись и с огурцом расправился тоже без особых церемоний.

Но тут Антонине пришла в голову новая идея.

– А если пельменей сварить? Горяченького сейчас похлебать в самый раз. И мы с вами заодно, правда, Мила? А то я что-то до сих пор согреться не могу!

– Я не против! – Барсуков теперь уже без особых усилий поднялся на ноги, оглядел кухню и спросил Антонину, причем Людмиле показалось, что ее намеренно обошли взглядом: – Выходит, это я у вас в гостях?

– А вот и нет! – произнесла Антонина с торжеством и обняла Людмилу за плечи. – Мы с вами на пару в гостях у Людмилы Алексеевны и ее милейшего братца Вячеслава, который до отчества еще не дорос.

– Очень приятно! – буркнул Барсуков, не глядя в глаза хозяйке. – Значит, это о вас меня предупреждал Кубышкин?

– Предупреждал? – удивилась Людмила. – О чем он вас мог предупреждать?

– Да ничего особенного! – Подполковник пожал плечами. Потом вдруг озабоченно огляделся по сторонам. – У меня в руках ничего не было?

«Еще как было!» – подумала Людмила, но сказать ничего не успела, потому что Славка метнулся к своему полушубку, достал из кармана пистолет, протянул его Барсукову и вдруг, выхватив взглядом металлическую пластинку на рукоятке «макарова», выдохнул:

– Наградной?!

– Наградной, – сухо сказал подполковник, затолкал пистолет за пояс брюк и опустил тельняшку. – Пожалуй, я пойду!

– Никуда вы не пойдете! – Антонина показала ему на стул. – Садитесь и ждите, пока мы ужин приготовим. – Она посмотрела на часы и усмехнулась. – Одиннадцать уже, и ужин наш поздний будет, но чтобы закрепить добрососедские отношения, надо немного выпить и хорошенько закусить. Давай, Слава, неси-ка из сеней пельмени, а я пока воду для них поставлю. А ты, Мила, сальца нарежь, капустки достань, огурчиков, помидорчиков. – Она весело подмигнула Барсукову. – Гулять так гулять, любить так любить!

– Антонина Сергеевна! Может, не стоит так суетиться? Пить я больше не буду. Завтра мне на работу к семи. Так что спасибо за заботу. Все-таки мне лучше уйти.

– Куда вы пойдете? – подала голос Людмила. – У вас там ни света, ни воды, наверное? Сейчас Слава принесет вашу раскладушку… Переночуете у нас.

Барсуков с некоторым удивлением посмотрел на нее, помолчал долю секунды и неожиданно согласился.

– Хорошо! Только за вещами я сам схожу, а вы, Слава, если не трудно, помогите мне.

– Есть, товарищ подполковник, – лихо откозырял мальчишка и метнул на стол полотняный мешочек с пельменями. – Людка, ты папкин полушубок дай Денису Максимовичу, а то на улице, кажется, опять хиус задул.

Барсуков молча натянул предложенный ему полушубок и вышел вслед за Славкой в сени. Антонина посмотрела им вслед и тихо сказала:

– Неужто он ничего не помнит? Или придуряется? Боится, что мы ночью сбежим и уйдем от справедливого наказания? Потому и переночевать здесь согласился. Хотя если он сегодня свою рожу в зеркало увидит, то возмездия нам уже точно не избежать!

Глава 7

Денис посмотрел на светящийся циферблат часов. Начало шестого. Выходит, еще почти час до подъема, а он так и не решил, как ему поступить. Совершенно непонятно, по какой такой причине он согласился переночевать в этом доме, совсем упустив из виду, что ему придется подняться раньше хозяев, побриться, умыться, погладить брюки и свежую рубаху. Ну, с рубахой, допустим, можно как-то перебиться. Она лежит в чемодане, и если на ней и образовались складки, то их вполне закроет китель. Но вот брюки! Те, в которых он был вчера, конечно же, надевать нельзя. После вчерашней схватки вид у них весьма непрезентабельный, и если он в столь жеваном виде, да еще с соответствующим украшением на лице появится на планерке!..

Денис вздохнул. Не зря Кубышкин предупреждал его, что соседи у него люди беспокойные, шумные, одно хорошо, что не алкоголики. При этом он как-то странно посмотрел на Барсукова и даже покачал головой. И Денис только сейчас догадался, что было это не просто удивление, а скорее сочувствие и даже сожаление по поводу столь опрометчивого поступка нового начальника РОВД: не случалось еще в практике Евгения Александровича подобного события, чтобы кто-нибудь отказался от прекрасной благоустроенной квартиры в центре села и согласился поселиться чуть ли не на окраине в доме с печным отоплением, но с огородом и садом, да еще обрадовался, что от речки и леса недалеко. Барсуков был уверен, что мысленно Кубышкин уже не раз покрутил пальцем у виска. Конечно, квартира, которая предназначалась начальнику РОВД, ни в какое сравнение не шла с той, которую ему предоставили взамен. Даже при слабом свете свечи он разглядел, что штукатурка в комнатах кое-где отлетела, углы заросли паутиной, полы и подоконники щелястые, щербатые и давно не крашенные…

Даже самый примитивный ремонт влетит ему в копеечку, но что поделаешь, если в голову отца пришла идея завести свое хозяйство, собаку, кошку – удовольствия, которые он не мог себе позволить в городе. И Денис скрепя сердце согласился. Возможно, потому, что надеялся: возня с животными, прогулки вместе с дедом в лес и на речку помогут Косте гораздо быстрее выздороветь, окончательно прийти в себя и стать прежним веселым и озорным мальчишкой, гораздым на проказы и шалости.

Барсуков улыбнулся, вспомнив, как сын и отец любили петь дуэтом старые песни! Те дни, когда Лидия позволяла Косте переночевать у них, превращались в настоящие праздники. Дед брал в руки баян и запевал любимую «Тачанку»: «Ты лети с дороги, птица, зверь, с дороги уходи…»

Внук тоненько подхватывал: «Видишь, облако клубится, кони мчатся впереди…»

Денис с силой сжал зубы. Перед отъездом в Вознесенское он побывал в санатории, провел с сыном и отцом несколько часов. Но Костя по-прежнему старался не смотреть в его сторону, сидел рядом с дедом нахохлившимся воробышком и, если Денис спрашивал его о чем-то, бросал на него исподлобья мгновенный взгляд и тут же отворачивался.

Он переговорил с врачами. Все они в голос заявляли, что психических отклонений у мальчика не наблюдается, со здоровьем все в порядке, голосовой аппарат не нарушен, слух не поврежден, просто нужно дать ребенку время, чтобы он захотел говорить, и он заговорит, непременно заговорит, как прежде. Просто нужен какой-то особый толчок, способный заставить его сделать это снова.

Но с их последней встречи прошло уже две недели, а положение не изменилось. Так что единственной надеждой оставалось то, что идея деда оправдает себя. И общение с животными, близость леса и речки все-таки помогут мальчику преодолеть последствия того ужаса, который ему пришлось пережить чуть меньше года назад…

Денис осторожно перевернулся со спины на бок и вгляделся в едва заметный на фоне стены оконный проем. Похоже, пурга вновь взялась за свое. Ветер бился в стены, на оконных стеклах отплясывали причудливые тени. Придется вызывать машину… Он недовольно поморщился, представив себе удивленные взгляды подчиненных, когда он появится на службе. Мало кто поверит, что он поскользнулся на крыльце, но разве мог он признаться, что на самом деле эти «фонари» под обоими глазами – дело женских рук, таких маленьких и изящных на первый взгляд.

Конечно, он мог изобразить происшедшее с ним не просто как недоразумение, а с полным на то основанием подвести случившееся под соответствующую статью: посягательство на его жизнь, как ни суди, было; причем предпринятое вторично, если учесть, что он уже чуть не проломил себе голову об урну у здания администрации, и все с легкой руки этой девицы, его будущей соседки. Но ему почему-то совсем не хотелось заниматься соблюдением законности, тем более эта троица, по вине которой он будет некоторое время объектом ехидных усмешек и многозначительных вздохов за своей спиной, вчера из кожи вон лезла, чтобы угодить ему и загладить свою вину.

Хотя не совсем так. Людмила продолжала вести себя настороженно, и во время их позднего ужина он несколько раз ловил на себе ее хмурый, но какой-то потерянный и слегка виноватый взгляд. Но он тоже старался не расслабляться, держался невозмутимо и не поддался на те уловки, которые неоднократно предпринимала чрезмерно раскованная Антонина, пытаясь как бы невзначай разузнать подробности его личной жизни и планы на будущее.

Антонина была из тех современных девиц, чьи мысли и поступки он наловчился просчитывать наперед уже в первые десять, а то и пять минут знакомства. Но если рассуждать справедливо, она обладала по-настоящему бойцовским характером, и он уже отметил для себя ее несомненный талант гасить конфликты в момент их зарождения. Особенно явно это проявилось во время вечерней встречи с дружинницами, которую он тоже не мог вспоминать без содрогания. Давненько он не ловил на себе таких откровенных и даже наглых взглядов местных девиц, чьи вызывающие одежды и обилие косметики никак не вязались в его представлении с обликом милых и скромных пейзанок, которых он ожидал увидеть на этом собрании в районном Доме культуры.

Но, как всегда, его ожидания разошлись с действительностью. Девицы оказались развязными и болтливыми, и, похоже, только одна Антонина умела управляться с этой вольницей, которую с большой натяжкой можно было назвать народной дружиной. Но, по словам Кондратьева, с дежурством на дискотеках и сельских праздниках они каким-то необъяснимым образом справлялись и спуску местным хулиганам не давали, порой даже с большей результативностью, чем наряды милиции.

Барсуков опять посмотрел на часы. Осталось полчаса почти мучительных раздумий и сомнений. И он поймал себя на том, что впервые за долгие годы думает, проснувшись, не о предстоящей работе, а слишком уж много времени уделяет собственным проблемам, то и дело возвращаясь в мыслях к худенькой стройной женщине, успевшей за два последних дня причинить ему кучу неприятностей и довести до самой настоящей головной боли.

Сейчас она спит всего лишь через комнату от него. Вчера он случайно увидел, как она разбирает свою постель. Откидывает одеяло, взбивает подушки… И он неожиданно для себя представил, как уютно спать в подобной постели, особенно если рядом милая и желанная женщина… Теплая и нежная… Денис поправил под головой подушку и вздохнул. Странные мысли лезут ему в голову, абсолютно не подобающие его положению и совсем не помогающие настроиться на предстоящий по традиции уже нелегкий день, – например, надевает ли она ночную рубашку? В жизни у него было несколько женщин, и все они любили длинные трикотажные рубахи с колючими кружевами, вспыхивающие искрами при прикосновении. Жена любила фланелевые, мягкие, но спала в них даже летом… Он усмехнулся. Верно, вчерашнее соприкосновение с бревном окончательно лишило его рассудка, если он чуть ли не всерьез рассуждает о достоинствах женских ночных сорочек.

Но неожиданно для себя представил лежащей рядом с собой Людмилу и словно воочию ощутил под своими ладонями мягкое податливое женское тело, теплое и упругое, высокую грудь с затвердевшими от его прикосновений сосками… Его пальцы ласкали нежную шелковистую кожу ее живота, поглаживали бедра. Женщина прильнула к нему, едва слышно прошептала его имя, и он нашел в темноте ее горячие губы и прижался к ним со страстью и нетерпением. Она раскрылась ему навстречу, но в последний момент, когда, казалось, уже ничто не могло помешать им слиться в единое целое, женщина высвободилась из его объятий, быстро поцеловала в губы и прошептала: «Пора вставать!» Он попытался ухватить ее за руку, но она так быстро скользнула в темноту… Денис потянулся вслед за ней, хотел позвать ее, попросить, чтобы она осталась… и в следующее мгновение почувствовал, что с оглушительным грохотом и звоном летит куда-то вниз… «Ну, это слишком!» – успел он подумать, а полет уже закончился весьма жестким приземлением.

– Денис Максимыч! Что с вами? – послышалось над его головой. Он открыл глаза. Над ним возвышался в одних трусах еще не отошедший ото сна Славка.

Барсуков ошеломленно посмотрел на него, не понимая, где сон, а где явь. Ведь только что сестра этого мальчишки лежала рядом с ним и… Он чуть не сплюнул от досады. Мало того что совершенно дурацкий сон приснился, но он и сам из-за этой проклятой раскладушки, так некстати подломившейся под ним, опять оказался в нелепом положении.

Он поднялся с пола, с помощью Славки привел в порядок раскладушку, собрал постель и только тут увидел, что на кухне горит свет и пахнет, похоже, пирожками… Денис посмотрел на часы. Начало седьмого. И спал-то он минут десять всего, не более, но как много увидел…

Денис с досадой посмотрел на помятые, висевшие на спинке стула брюки, потом глянул на себя в большое зеркало и скривился от отвращения. Отросшая щетина, которая всегда была у него темнее, чем волосы, придавала ему откровенно криминальный вид. Он потер подбородок и оглянулся на Славку, который в отличие от гостя уже успел натянуть на себя спортивный костюм. И Денис вспомнил, что допустил очередную оплошность, не прихватив с собой из гостиницы спортивного костюма. И теперь надо было искать выход из сложившейся ситуации: как исхитриться погладить брюки и не показаться хозяйке в одних трусах и с голыми ногами.

Но тут его выручил Славка. Протянул ему широкие брюки, темно-синие с ярко-оранжевыми заплатами на коленях и пятой точке. И когда Денис, повертев их в руках, с недоумением уставился на него, пояснил:

– Я их сверху на лыжные брюки надеваю, чтобы не вымокнуть. Думаю, вам в самый раз будет.

Гость натянул на себя штаны, покачал головой и посмотрел на Славку. Мальчишка с явным трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Денис представил себе реакцию девушек на свое появление в кухне и как наяву услышал хихиканье и весьма ядовитые замечания, которые непременно прозвучат из уст этой змеи подколодной Антонины. Людмила, по всей вероятности, промолчит, но сколько откровенной насмешки будет в ее глазах. И повод есть посмеяться: широкие штанины едва доходили ему до щиколоток, а когда он подтянул шнуровку на поясе, стали еще короче.

Но подполковник потому и получил свое звание раньше положенного срока, что не привык избегать трудностей и всегда предпочитал получить удар в лоб, чем пониже спины.

– Слава, где и на чем у вас можно погладить брюки? – спросил он как ни в чем не бывало. И вслед за Славкой вышел на кухню.

Людмила стояла около плиты и переворачивала лопаточкой пирожки на сковороде, а Антонина пыталась выгнать полотенцем в приоткрытую дверь расползшийся по кухне сизоватый чад.

Девушки, к его удивлению, то ли сделали вид, что не поразились его наряду, то ли привыкли и не к таким испытаниям: они лишь улыбнулись приветливо, поздоровались, а через секунду Славка уже протащил мимо него в свою комнату гладильную доску. И пока Барсуков брился и умывался, на столе появилось блюдо с пирожками, глубокая керамическая миска с варенцом и чай.

– Садитесь завтракать, Денис Максимович! – почти промурлыкала Антонина и пододвинула ему единственный стул. Она сама и хозяйка довольствовались табуретками. – Вот вам пирожки с картошечкой, свеженькие. Людочка у нас большая мастерица пироги печь, да и по всему остальному…

«Да уж! – подумал про себя Барсуков. – Мастер ваша Людмила что надо! А прикладом орудует так, что любой спецназовец позавидует!» Но вслух сказал:

– Спасибо большое, но я обычно не завтракаю. – Он посмотрел на часы. До начала рабочего дня оставалось чуть более получаса. – Простите, но мне нужно еще успеть выгладить брюки и рубашку.

– Без проблем! – высунул голову из дверей Славка. – Оп-ля! – Жестом тореадора он выхватил из-за спины выглаженные милицейские брюки и, церемонно поклонившись, вручил их пораженному гостю. – Извольте принять работу, товарищ подполковник.

– Но зачем же так? – Барсуков растерянно посмотрел на Славку, потом на улыбающихся девушек и покачал головой. – Не стоило этого делать. Я привык сам за собой ухаживать.

– Да бросьте вы! – сказала глухо Людмила, выкладывая варенье из банки в вазочку. – Для Славы это хорошая практика. В институт не поступит – пойдет в армию! Там сестры рядом не будет, чтобы брюки ему чинить и стрелки наглаживать!

– Людмила! – Брат сердито нахмурился. – При чем тут я? Я ваши с Антониной ошибки исправляю, контакт пытаюсь наладить… Или это я, скажете, Дениса Максимовича в сугроб сковырнул?

– Ну ты и фрукт, Славка, – всплеснула руками Антонина. – Ты что же нас закладываешь? – Она посмотрела на Дениса и улыбнулась: – Вы ведь не принимаете слова этого малого за чистую монету? Никто не собирался на вас нападать! Мы просто решили проверить, не бродяги ли залезли в эту квартиру.

– Антонина, не оправдывайся! – Людмила исподлобья смерила Дениса взглядом и усмехнулась. – Идите, Денис Максимович, переоденьтесь, а потом за завтраком обо всем и поговорим.

Барсуков скрылся в Славкиной комнате, а Антонина сердито посмотрела на парня, прошептала одними губами что-то предельно сердитое и постучала себя кулаком по лбу.

– А что я такого сказал? – растерялся Славка. – Вы что ж, его совсем за дурака держите? Неужели он не догадался, кто его так отделал? Скажите спасибо, что еще вчера наряд не вызвал, а то бы ночевать нам всем в КПЗ как миленьким в компании алкашей.

– У них теперь не КПЗ, а ИВС называется! – пояснила Людмила и пододвинула брату чашку с чаем и блюдо с пирогами. – Ешь давай, Павлик Морозов, пользуйся, пока сеструху за решетку не поса… – Антонина ткнула ее в бок кулаком, и она замолчала на полуслове.

Барсуков вышел из комнаты с чемоданом в руках, который еще вчера захватил из своей квартиры.

– Простите, но мне нужно еще занести чемодан… – Он опять посмотрел на часы. – Если позволите, я по вашему телефону вызову машину.

– Да вы прямо сбежать от нас хотите, Денис Максимович! – Антонина подошла к нему, взяла из его рук чемодан и поставила на пол. – Или так мы вас напугали, что боитесь остаться с нами? Но мы же не со зла! Если бы вы со своим пистолетом не выскочили, мы бы тоже на вас не напали! Я ведь ненароком подумала, бандюга какой беглый в наши края забрел. Кто же знал, что это вы! У нас все начальство в центре живет!

– Я думаю, отношения мы выяснять не будем! – сказал сухо подполковник. – Сочтем это за печальное недоразумение! Но хотелось бы в похожих ситуациях с вами больше не встречаться. – Он неожиданно усмехнулся. – Насколько я понял, Людмила Алексеевна, у вас большой опыт в обезвреживании противника?

– С волками жить – по-волчьи выть, Денис Максимович, – ответила вместо хозяйки Антонина. – Людмила Алексеевна у нас наравне с мужиками в рейдах участвует. – Она обняла подругу за плечи и лихо подмигнула Барсукову. – Расскажи-ка, Мила, гражданину начальнику, как вы в прошлом году двух хмырей брали, которые решили в заповеднике на коз поохотиться.

– И что в этом интересного? – Людмила пожала плечами. – Можно подумать, Денису Максимовичу это в новинку. Нашла кого удивить. – Она глянула на гостя. – Садитесь лучше завтракать, пирожки совсем остыли…

Глава 8

Утро выдалось чистое и морозное. Всеми цветами радуги горели и переливались колючие льдинки на поверхности снега. И больно глазам и радостно наблюдать за фейерверком искр, быстро меняющимся калейдоскопом цветов и оттенков, вспыхивающих на поверхности снежного поля, сглаженного недавним снегопадом и устойчивым ветром, дующим снизу, из долин и горных ущелий.

От черного пихтового леса к прозрачному березняку на краю ущелья уже пролег хорошо видный свежий след: цепочка круглых и глубоких вмятин со слегка выдающимися вперед двумя средними пальцами. Любой охотник, взглянув на следы, сказал бы, что здесь недавно прошел волк. Но Людмила знала больше. Это был след Темуджина, волка-трехлетки, которого они вместе со Славкой спасли когда-то из-под оползня. Вылечили серому зверенышу сломанную лапу, выходили, а потом учили выслеживать добычу, охотиться самостоятельно, потому что понимали: место дикому зверю в тайге, а не на цепи рядом с конурой.

Волк, по всей вероятности, вернулся в свое логово после ночной охоты, и она не стала его беспокоить. Вот уже два с лишним года Темуджин живет на свободе, и только иногда, как сейчас, их следы пересекались, но волк никогда не подходил ближе, чем на десяток шагов. Предпочитал наблюдать за своей бывшей хозяйкой со стороны. Правда, порой выносил на тропу и оставлял в подарок то убитого зайца, то задавленную копалуху. Откуда Темуджину знать, что для человека охота в заповеднике запрещена раз и навсегда…

Людмила остановилась на краю ущелья, заглянула в его мрачные глубины, потом оттолкнулась лыжными палками и заскользила вниз по склону. До границы заповедника оставалось пятнадцать километров. И она уже два часа шла по лесу, возвращаясь с дальнего кордона Теплый ключ. Неделю назад после пурги егеря сообщили по рации в дирекцию заповедника, что видели на ближайшем гольце следы двух ирбисов. Субботу и воскресенье она провела на кордоне, и счастье на этот раз улыбнулось ей. Наконец-то удалось сфотографировать на узком скальном гребне двух вальяжных красавцев, самца и самку, с черными пятнами на белоснежных шубах…

Лыжня нырнула в распадок, потом вознесла ее на увал. И сразу же она уловила странный запах. Запах дыма, усложненный какой-то примесью. Похоже, где-то неподалеку горел костер, на котором коптилось мясо. Чужой заповедному лесу запах и потому особенно вызывающий и заметный в чистом воздухе высокогорья.

Людмила остановилась и тут же пожалела, что отказалась от предложения егеря проводить ее до границы заповедника. И Темуджин далеко, не позовешь, если что случится. И хотя волк остерегался подходить к ней, но девушка знала, что он всегда придет на помощь, не оставит в беде. Она перевесила карабин на грудь и, отталкиваясь палками, тихо заскользила через лес навстречу запаху. Сердце ее замирало от тревожных предчувствий. Сейчас что-то будет!

Запах тем временем усилился. Он шел из одной особенно густо заросшей расселины. Прямо перед ней поднимался метров на десять крутой, лишенный снега каменный взлобок. Он вырывался из цепких объятий пихтовых ветвей и почти до самой вершины густо зарос можжевельником и кашкарой. Но на него предстояло еще забраться.

Людмила сняла лыжи, сбросила с плеч рюкзак и пристроила их у подножия горушки в зарослях кустарника. Если с ней что и случится, оранжевый рюкзак подскажет спасателям, что она здесь побывала…

Что там за взлобком, девушка не знала, но догадывалась, какую смертельную опасность может таить для нее место, где горит запретный костер. И все-таки стала осторожно подниматься на скалу, цепляясь за упругие ветви и моля бога, чтобы камни не посыпались из-под ботинок и не выдали браконьерам, что кто-то подбирается к их тайному убежищу.

Легкий свист раздался вдруг левей скалы. Людмила мгновенно нырнула в заросли можжевельника и высунула ствол карабина перед собой. Свист повторился. Выходит, заметили. Она еще теснее вжалась в скалу, каждую секунду ожидая выстрела. Но все опять стихло. Минуту-другую вокруг стояла тишина, и вдруг в той стороне, откуда наносило дымом, закричала сердито и раздосадованно сорока. Закричала – и тут же запнулась, замолкла. Опасность!

Людмила передернула затвор, досылая патрон в ствол. Чужие люди в заповеднике. Это не туристы, по ошибке забредшие не туда, куда следует. Это – бывалые заготовители, которые валят не одного марала, а пять-шесть сразу, по числу лошадей, на которых они тайными тропами быстро проникают в самую глушь заповедника, делают свое черное дело и так же быстро и осторожно покидают его пределы. Но на этот раз браконьеры были то ли из особенно наглых и бесцеремонных, то ли совсем уж простые, неопытные. Додуматься устроить коптильню в зимнем лесу, где запахи чувствуются за несколько километров…

Людмила переждала пару минут и снова двинулась в сторону интересующих ее зарослей. И тут же из-за камня грохнул один выстрел, следом – второй, рассыпавшись на сотню повторов. Стреляли в нее. Одна из пуль ударилась о камень в метре от ее плеча, противно взвизгнув, она ушла рикошетом в сторону, а вторая сорвала кусок коры с молодой пихты буквально в пяти вершках от ее головы. Брызги древесины ударили ее по щеке. С головы свалилась ушанка. Людмила тоже упала как подкошенная, но упала очень умело, так что очутилась за обломком скалы, сплошь заросшим черным мхом. Но ствол ее карабина был по-прежнему направлен в ту сторону, где затаились преступники. Она была уверена, что их несколько. На такие дела в одиночку не ходят. Она расстегнула бушлат и проверила в нагрудном кармане комбинезона наличие запасных магазинов к карабину. Ей объявили войну. И она приняла эти условия.

Лес замолчал, затаился, напуганный грохотом выстрелов. Тишина. Даже вездесущая сорока притихла, а возможно, и улетела подальше от опасности. Все насторожилось. Ладно. Выждем. Кто кого! Минут через пять над дальним камнем поднялась рука с зажатой в ней винтовкой. Браконьеру не терпелось глянуть на дело рук своих. Вероятно, он думал, что прикончил или по крайней мере ранил настырную девицу, которая уже в печенках сидит у местных «мичуринцев». Эти чрезмерно нахальные рыцари ножа, ловушки и незарегистрированного карабина не ждут милостей от природы, а от охраны заповедника тем более и потому налеты на заповедную территорию совершают стремительно, так же быстро исчезают, но пакостят изрядно, и особенно в последнее время с небывалой доселе наглостью и дерзостью.

Но парень просчитался. Не успел он коснуться рукой камня, чтобы подняться из своего убежища, как со стороны противника раздался ответный выстрел. Хотя кровь, стекая по щеке, мешала Людмиле как следует прицелиться, она осталась верна своему охотничьему правилу – поражать цель с первого выстрела. Рука бандита повисла, а он сам закричал пронзительно от боли и испуга одновременно. Ружье звякнуло о камень и свалилось по другую от него сторону, а раненый вновь спрятался в своем укрытии.