Роман с Полиной Усов Анатолий

Посвящается М.

Перед тем как я родился, моя бабушка, учительница начальных классов, видела вещий сон — кто-то темный и сильный явился к ней после полуночи и сказал устало и горько:

— Свершилось. У вас, Анастасия Игнатьевна, родился внук.

— Ой, как хорошо, — будто бы обрадовалась моя бабушка, — внучонок мой родненький…

Тот расхохотался и объявил:

— Рано радуетесь… ох, и намучаетесь вы с ним.

Так я появился на свет, не видя в этом ничего хорошего, но поначалу и ничего плохого.

Кто это был, бабушка?.. На что походил?.. Ты об этом никому не сказала.

Я прочитал в журнале об одной незаурядной семье, о том, как они писали картины, сочиняли гимны, снимали кино, и подумал — вот кто имеет право хоть сто раз жениться и иметь хоть шестьсот детей, как какой-нибудь царь Соломон.

А я разве имею право? Какая у меня генетика? Нет никакой. Дядя, в честь которого меня назвали, — ему оторвало ногу бульдозером, и он умер в страшных мучениях; вот какая моя генетика. Остальные, кого я только ни вспоминал, крепко, до одури, пили. Иные даже умирали от пьянства.

Таких, как я, следует оскоплять в детстве — вот что подумал я о себе. А девочек, которые почему-то полюбят нас, искусственно оплодотворять от тех, кто умеет писать картины, сочинять гимны, снимать фильмы, красиво рассказывать о себе, — вот тогда и станет у нас держава, могучее мудрое и трезвое государство мира с замечательным, трудолюбивым народом.

Поэтому я никогда не женюсь и не буду иметь детей. Я не треска, не Додик, не Иванушка-дурачок, я живу государственными интересами и забочусь о будущем. Я закрыл свои блеклые зенки, одно из которых было у меня голубым, а другое почему-то зеленоватым, и увидел радостную картину: корабли с иммигрантами плывут к нам со всех континентов… все, кто бежал, чтобы сладко кушать с чужого стола, возвращаются, как блудные дети — все умы, все таланты — сладкая еда теперь у нас, они бухаются на колени, мы гладим их заблудшие головы, и счастье от всеобщей любви вырастает над нами, как ядерный гриб… Я вышел на кухню и выпил по этому поводу чуть-чуть «кончаловки». Закусывать я не стал, зачем портить такой прекрасный момент?

Ах, Полина, почему ты не любишь меня? Разве я не хороший?..

Конечно, будь у меня хоть одно достоинство… Пусть самое маленькое. А лучше большое, как у брата полковника Аурелиано Буэндиа.[1] Тогда бы ты не так на меня смотрела, моя дорогая малышка. Тогда все красавицы мира искали бы дружбы со мной. Я тут же представил, как все это выглядит: у них от меня рассыпаются кости и пахнет тиной… это выглядело, дорогие братки, красиво… Действительность же убога, у меня нет никаких достоинств. А то, что есть, трудно сравнить с тем, что хотелось иметь…

Я пошел на кухню и выпил по этому случаю «Смирновки из Черноголовки». Закусывать, конечно, не стал, зачем мешать удовольствию? Чудесный напиток вошел в мои ноги, им стало тепло и чуть-чуть вяло, как будто они мне совсем не нужны, как будто у меня есть за спиной крылья, я могу ими взмахнуть и полететь куда захочу.

Мои дремучие предки собирались то ли в Турцию, то ли в Китай и тихонечко переругивались между собой. Вот уж совершенно никчемные люди. Папан — астроном, доктор наук. Махан тоже успела подсуетиться и защитить докторскую при прежнем режиме, вы не поверите мне — по научному коммунизму! А коммунизм тут же накрылся тяжелой задницей капитализма. Однако из-за них я тоже окончил универ и стал таким же никчемным придурком.

— О, ты уже встал! — обрадовался мой папан. — А мы с мамочкой уезжаем, надо немножко заработать денежек на учебный год.

Он всегда бодрится и делает вид, что большой весельчак. Хотя он нормальный, даже немножко умный и грустный мужик, но махан велит ему быть веселым, она, как все преподаватели научного коммунизма, исповедует оптимизм, и бедный мой старичок из последних сил всю жизнь старается перед ней. Махан потянула своим длинным собачьим носом и сказала, что чем-то пахнет. Я тоже принюхался и сказал:

— Здесь пахнет паршивым дерьмом из редьки.

— Ты уже выпил? — ужаснулась махан, тараща серо-зеленые, как редькина кожура, оловянные пуговицы.

— Кто выпил?! — заорал я. Другой язык эта дура не понимает, ибо сама всю жизнь так же орет. Я подошел и как дыхну в самую рожу. Она зажмурилась от страха и ничего не учуяла. Я этот момент здорово отработал.

— Ну, какая ты, Дуся… — робко сказал папан.

— Это ты какой! — заорала она. Она свой момент тоже здорово наработала. Умела сорвать на старике зло. Меня-то она боялась, а его нет. Старик повалил на кухню пить валокордин, у него не было никаких моментов.

Она тащилась за ним по пятам и орала, белея от злости:

— Ты поговорил с ним хоть раз, как мужчина!? Ты не мужик! Ты ничтожество! Ты был ничтожеством, ты ничтожеством и остался!

«Треснул бы ты ее разок по тупой башке», — хотелось мне сказать моему любимому старикану, мне было его почему-то жаль: большой, красивый мужик и никакого понятия, как надо жить на земле. А она низенькая страшная стерва, но с полным понятием, как править свой маленький бал.

Если бы я был такой же красивый, как мой отец, не так бы, Полина, мы с тобой разговаривали. У него черные волосы и синие, как небо, глаза. «Большие люди почему-то слабее маленьких», — подумал я и посмотрел на себя в зеркало, мне стало грустно, ведь я тоже большой, метр девяносто шесть.

— Да заткнитесь вы оба! — заорал я и пошел к себе. У меня там была заначка, полшкалика «померанцевой», я дернул ее, закусил рукавом и стал составлять проекты.

Я — ИГРОК! Я — КОНЕЧНО ИГРОК!!!

Я — игрок, досточтимые пацаны, это моя страсть и моя похоть. Если бы я был пошляк, я бы сказал, я торчу, когда я играю… Но я не пошляк и так никогда не скажу.

Вы знаете, уважаемые кичманы, бывают фаталисты, бывают филуменисты, бывают феминисты, фашисты, марксисты, антагонисты — у каждого кента своя роковая страсть. А я всего лишь игрок.

Вы обратили свое мудрое пристальное внимание, сколько сейчас абсолютно законных способов сгребать бабло и круто разбогатеть? Взглянем хоть бы на тех, кто трясет лохов. «Бинго» мы будем с вами через 40 минут лицезреть по ящику, сегодня суббота, порядочные евреи идут под зонтиками в синагоги, им сыро и холодно, а мы с вами в тепле, закурим по сигарете, затянемся до желудка и сделаем наши ставки — здесь можно поиметь «шевроле-блейзер» и два лимона к нему на бензин, однако сегодня это пустой номер, никто ничего не возьмет, я зуб вам даю. «Джекпот» будет расти, пока я не выйду на волю.

Но я предпочитаю не «Бинго», здесь ничто не зависит от моего свободного выбора, а я обожаю свободу. Поэтому я больше склоняюсь к тем лохам, которые выстраивают таблицы вокруг «лотто-миллион» и прочего затрапезного барахла. Не чурался я казино, когда гулял на воле; скажу, не хвастая и не таясь, кое-где меня хорошо помнят.

У меня, конечно, система. Я ее продаю. Слушайте здесь, как говорила моя лохматая бонна, которой у меня почему-то не было. Н у, кто ставит пузырь?.. Так… Один пузырь — раз… Два пузыря — раз… Три пузыря… Четыре… Четыре пузыря — раз… Десять пузырей — о-го-го, узнаю дядю Володю по тяжелой поступи командора… Пятнадцать… Пацаны, хватит, я понимаю, что будет спирт, на нашу хату пятнадцать пузырей абсолютной чистяги — это нормально, а то мы опять надеремся… Внимайте сюда. Ну, все развесили уши?.. На закусон, я полагаю, немного бацилл, а также луку и чесноку. Надо взять за правило, господа пацаны, чтобы у нас на столе были овощи, без виджитейбла[2] всегда происходит ангина, гангрена, и эта… когда без зубов… точно-точно, цинга…

Н у, вздрогнули… А кто тост говорит?.. Говори… Правильно, хорошо сказал, за это, действительно, следует выпить. Дядя Володя, у тебя голова, как у Клинтона, я не сказал клитор, я сказал Клинтон, прошу не ссорить меня с американскими дружбанами. Командор, это будет мой к тебе але-верды. Даю расшифровку:

— Пацаны! Я круто уважаю дядю Володю, я хочу, чтобы все воры были, как он! По полной и разом — да скроется горе, да здравствует разум!

В чем состояла моя система? Все гениальное просто, это каждый придурок знает. Итак, раннее утро. Может быть не очень раннее, 8 часов, но я был мучитель детей и прочего подрастающего поколения, летом у меня каникулы, я могу спать до обеда, а я уже на ногах, я готовлюсь к двум суперпризам, «джекпоту» и лотерее.

«Лотто-миллион». Там надо угадать 6 цифр из 49. Я готовлю 49 листочков одного размера, пишу на каждом свою цифирь, скатываю одинаковыми тугими рулончиками. Сыплю их в карандашницу. Теперь очень важный момент, мой эксклюзив — я встаю на колени перед бабушкиной иконой и молю Спасителя помочь мне. Потом закрываю глаза, бултыхаю карандашницу, будто сбиваю коктейль, высыпаю содержимое перед собой и с закрытыми глазами беру 8 штук. 8 номеров — это, конечно, дороже 6-ти на 20 процентов, но зато и выигрыш стоит того, сегодня это 400.000.000 рублей. Попробуйте их заработать.

Еще я хочу сыграть в «Помощь детям Чернобыля», они опять появились. Там можн о рвануть 2.000.000 долларов. У продавцов блоки по пять. Я складываю на столе подобие их поля, плюю на ладонь, бью двумя пальцами — куда полетела слюна, это и буду брать. Вот в чем цимус — вы поняли? — есть судьба и надо в нее внедриться.

Конечно, сыграю в «Золотые ключи», мне хочется заиметь элитную квартиру с евроремонтом в элитном месте — до скольких лет можно жить с родителями в их конуре?!

Теперь мне нужны деньги, совсем немного, двести тысяч. Иду к предкам. Они вернулись из Китая, теперь собираются в Турцию «челноками». Кончилось ваше время, отъездились каждое лето в Крым в санаторий, накидали камней, преподавая свои науки, теперь собирайте. Они, конечно, меня отлаяли, но деньги дали. Я втер, что мы с товарищем регистрируем ТОО и не хватает пять тонн дать в лапу в мэрии. Старики расщедрились и дали тонну.

Счастливого пути, коммерсанты, — вы вернетесь, а меня уже нет, я уже реально в «Золотых ключах», делово подкатываю к вам на «блейзере», сажаю к себе и везу типа в гости на сейшн. Я выберу хауз в Дворянской усадьбе 21-го века «Покровское-Глебово», мне это местечко нравится — суперактульная заповедная зона на берегу Химкинского водохранилища. Не случайно, пацаны, кто-то сказал: «хочешь быть умным и жить долго, чаще смотри на текущую воду», вот я и буду смотреть. Охрана, конечно, стариков не пускает, я реально говорю «отстой со мной», старики в полном отпаде. И поделом — сколько денег истратили на визы и паспорта, сто раз могли сыграть хотя бы в «Бинго».

Главное, конечно, правильно помолиться. Я закрыл глаза и молюсь. Тут как раз позвонила Полина. Она! Мне! Сама! Невероятно… Махан сразу настрополилась, так и хочется ей подслушать. Какой у девочки ангельский голос, какие чудные модуляции, особенно, когда она хочет, чтобы сделали по ее прихоти. Наверное, я изменился в лице, потому что родители сделали вид, что им все равно.

— Будете ли вы сегодня в школе? — нежно спросила Полина.

— Нет, никак не могу, — возразил я.

— Не груби, — зашептала мама, — зачем ты такой грубый!?

— Заткнись! — заорал я, закрывая ладонью трубу.

— Но, позвольте, почему не можете, ведь сейчас каникулы? — спрашивала Полина.

— Именно поэтому не могу. Помогаю одному товарищу в его СП, мы как раз регистрируем ТО с ограниченной ответственностью, очень просили де Бирк и Саша Черный… — одним словом я отлил девушке столько пуль, что в телефоне стало трещать, а ее голос заволновался.

Родители поглядывали друг на друга с гордостью, вот, дескать, какой у них новый русский сынок, не зря старались, не досыпали ночами, не ели вкусного. Моя суровая грубая мама прослезилась от счастья, а потом вынула из специально сшитого от воров и таможенников пояса сто гринов, соврала, это последние…

— …Ты никого сюда особенно не води и ничего из дома не продавай. А кто это тебе звонил — таким вежливым приятным голосом?

— Это новенькая учительница по биологии, — сказал я абсолютную правду.

— Хорошая девочка?

— Папа у нее демократ, депутат государственной думы.

— Дай Бог, — разволновалась мамаша. — Дай Бог.

Мой папа, который не сумел стать ни демократом, ни депутатом, покраснел и потупился, потому что мама с негодованием посмотрела на него и сказала:

— Вот есть же люди. Умный человек — не тот, кто упрямится, как осел, а тот, кто всегда умеет приспособиться к жизни.

Я ее обожаю. Я не могу понять, почему я ее так обожаю. Я убеждаю себя, что она не красавица, и никак не могу убедить. Допустим, у нее обыкновенное личико… но ведь вру, конечно, не обыкновенное. Она красива, как Ремедиос Прекрасная, советую вам почитать «Сто лет одиночества» — это вещь, кто не поймет, я потом объясню, вещь действительно сложная, большое не бывает простым… простое — только великое…

У Полины, господа вурдалаки, такая нежная чистая кожа, словно она живет не в городе, а в деревне и целыми днями пьет молоко… «Ты моя молочница», — прошептал я, шагая в банк мимо гольф-клуба. Проходила какая-то старая жабка с собакой, услышала мой страстный шепот и кинулась наутек… Н у, хватит ржи, это еще не хьюмор… Я прошу внимания… Глаза у Полины очень красивые, большие, я бы, наверное, сказал, как у лани, если бы видел когда-нибудь лань. Они у нее всегда немножко испуганные, как у лани, которая боится, что ее вот-вот сожрет тигр, и радостные, как у ребенка, который еще не знает, что жизнь нелегкая штука. Вдобавок они немножко косят — это просто отпад, от этого я балдею и завихряюсь в цунами. Ша!.. Я кому сказал?!.. Я базлал, кто будет дрочить, тому х… отрежу?.. Я базлал. И это последний клекот: кто будет дрочить, тот сам себе х… откусит. Вынуть кулаки из карманов! Я говорю о прекрасном, ведите себя красиво…

Я кому, блин, сказал: когда я говорю о прекрасном, ведите себя красиво?!..

…Даже если она не красавица, она всегда выглядит так, что интереснее любой красавицы. Мне хочется постоянно обнимать ее. Держать, крепко прижимая к себе, тонуть в испуганных, счастливых глазах, целовать, не переставая, мягкие теплые губы… Но кто я такой, чтобы это было со мной? Можно сказать, никто, вот в чем моя проблема…

Когда я иду мимо гольф-клуба, я всегда смотрю на машины, которые там стоят. Я никак не могу решить, какую же покупать, мне и джипы нравятся и не джипы. Вот эта вроде бы ничего — как она называется? — «Линкольн-Навигатор», пожалуй, она ничего. А эта? — «Тойота Ланд Крузер». Н у, это вообще танк. Какой русский не любит танк? В конце концов я эту тоже куплю. И еще какую-нибудь легковую, типа «роллс-ройс». «Мерседес», согласитесь, слишком банально. Ну и, конечно, «Хаммер». «Хаммер» я тоже куплю, это актуальная тачка.

Вы не заметили, что везде почему-то много японцев? Лично меня это несколько умиляет. И они почему-то всегда веселые, не как мы. Конечно, это очень полезно для здоровья — бегать с сумками на колесиках по разным крутым местам. В России им здорово повезло, есть где побегать. Они бегут мимо церковной ограды на горку, где раньше было церковное кладбище, а сейчас на самом высоком месте стоит большой деревянный крест. Они бегут мимо креста со своими колясками и сбегают вниз. Интересно, у себя в Японии они разрешают иностранцам бегать с колясками по могилам своих родителей? Куда только не ходили прихожане храма, кому не писали, чтобы не бегали так по могильнику, — толку нет никакого, реальные деньги решают все.

Из церкви слышалось песнопение. Несмотря на будни, шла служба, наверное, был какой-то большой православный праздник.

— Единственное, чего я боюсь, — сказал мне Виталий, церковный сторож, в прошлом тоже историк, окончивший МГУ у самого Зайончковского и защитивший диссертацию у Лотмана в Тарту, — что я как-нибудь не сдержусь и из-за меня будут большие международные осложнения.

Я посмеялся над ним. Я сказал, все в норме, Виталий, у кого бабло, у того все.

— Но это неправильно, — ответил Виталий. — Когда мы умрем, Господь расставит нас по своим местам.

Мне стало невесело, я подумал, что там мое место будет еще хуже, чем это. Я купил в лавчонке свечку за сто рублей, вошел в храм и поставил перед иконой. Я попросил у Господа, чтобы Он послал мне самые главные выигрыши по всем лотереям на те билеты, которые я сейчас пойду и куплю. Еще я попросил о том, чтобы Полина полюбила меня так же безоглядно и сильно, как полюбила Амаранта Урсула последнего в роде Аурелиано Буэндиа.

На проповеди настоятель храма высказал интересную мысль, что Господь всегда поможет тому, кто просит у него. Я прошу! Однако первый шаг должен сделать сам человек, добавил иерей и почему-то посмотрел на меня… у меня даже голова закружилась от этого его странного взгляда… Я делаю!!.. И главное, надо очень сильно верить, что Господь поможет тебе, и тогда он поможет, отец Сергий все смотрел на меня. Даже такой пример — Господь пошел по морю аки по суху и сказал ученикам: идите следом. И вот они пошли; кто верил, что может идти по воде, как по суше, раз сказал Господь, шел да шел, даже не промокая. Но вот один усомнился, что способен на это, и тут же ушел под воду. Господь спросил, почто не верил, Неверующий? Слаб ты…

А я верю!!! Я подумал, надо будет как-нибудь походить по пруду.

Вот будет здорово! Приезжаю я с Полиной на «роллс-ройсе» с кожаными сиденьями к пруду на Довженко. Все там плавают, бултыхаются, а я спокойно так иду себе по воде, аки по суху — все, конечно, в ужасе, захлебываются от удивления, а Полина любит меня, как же таких не любить, даже если у них один глаз зеленый, а другой вообще голубой. И совсем это нетрудно, надо только верить, что можешь, и все будет, как хочешь. Ах, как хорошо! Спасибо тебе, батюшка, отец Сергий Правдолюбов, потомственный, в десяти коленах священник, за твои слова, как ты понимаешь нас грешных… Скажу честно, у меня с ним неловкие отношения, был однажды у нас такой странный случай, ладно, не буду сейчас об этом…

…Великое это дело — религия; она вселяет в человека надежду, что все может быть и все бывает. Начинаешь верить, все происходящее справедливо и более того, идет по Великому плану. Кажется, Вернадский считал, что души умерших народов — это звезды, объединившиеся для создания новых вселенных. Да, кажется, он. Он называл их «монады». У меня голова закружилась от радости, что так интересно, замечательно жить… и я, как всегда в эти моменты сильного головного кружения, увидел в вихре окружающего меня мира, что я прилетаю сюда, на Землю, из какой-то очень опасной и очень важной межгалактической экспедиции… и меня встречают те, кто давно ждут и очень сильно любят, и среди них силуэт самой дорогой для меня души и прекрасного прозрачного тела… это женщина, я вглядываюсь в нее и никак не могу узнать, кто… Ах, если бы меня кто-то так любил и ждал на самом деле… я бы наверное так много сумел сделать…

Наверное, я потерял сознание и, может быть, даже упал, потому что потом я увидел себя на крашеной лавке в церковном дворе и склонившееся надо мной испуганное усатое лицо Виталия.

— Чудесен Петров пост, добрый, рыбку можно вкушать, — счастливо сообщил Виталий и почесал свой толстый живот; от его сторожки вкусно пахло ухой.

Когда-то здесь крестили младенца Мишу Кутузова, который, став стариком, победил французов. Через 125 лет после этой победы Эйзенштейн снимал здесь свой великий фильм «Бежин луг». По его гениальной идее с погоста скатывали с косогора бочки, что, должно быть, символизировало неукротимую поступь исторического прогресса. Со звонницы сбрасывали колокола, из храма выносили иконы, превращая его в дискотеку, что раньше называлось «клуб», это обозначало, скорее всего, конец мракобесия и приход большой культуры. Испив ее, пьяные парни хрястали в нем друг друга по мордам и щупали односельчанок — это уже не в кино, а в жизни. Потом, как водится, была какая-то химическая лаборатория. Теперь верующие пытаются восстановить храм. Но денег у прихода, конечно, нет. Мы выпили с Виталием по рюмочке водки и поели замечательной горячей ухи.

— Водочки даже в Великий пост можно, — счастливо говорил Виталий, наливая нам по второй, — она не из мяса, из хлебушка. Вот если б ты курицу убил да зажарил, это был бы настоящий грех, а водочку даже иерархи иногда вкушают…

Я помолился на церковь и сказал себе: 10 % от всего, что я выиграю, пойдет на ремонт храма. Потом я подумал, что это чересчур, так и самому не останется, и решил — 5 %.

Я зашел в четыре сбербанка и купил билеты всех лотерей, главные выигрыши складывались в баснословную сумму. Вот если бы я окончил МГИМО, я бы, конечно… А я потянулся за Афанасьевым, захотел, изучая прошлое, заглянуть в будущее. Так и заглядываю за полтораста тысяч в месяц, жгу здоровье с дебилами, но ничего, я вырвусь и поднимусь, мне бы только денег побольше… На то лаве, что я не спустил, я взял иномарку и подъехал к школе с той стороны, где у нас биологический кабинет. Я уплатил шефу договоренные деревяшки, хотя не проехал и километр, открыл дверцу, встал и поговорил пару минут, чтобы в кабинете меня зафиксировали выходящим из импортного драндулета.

Полина занималась в своем закутке, чистила эти паршивые экспонаты, которым давно место на свалке. Я подумал, в какой же холе и неге живешь ты, красавица, какая ты изысканная и нежная, какое у тебя дорогое шмотье.

— Что-то вы странный сегодня, будто победили кого, — говорит мне Полина.

Прекрасное предзнаменование, значит, я выиграю в субботу в «Бинго», возьму «джекпот» и «шевроле-блейзер» в воскресный день. Я тут же представил, как подъезжаю к школе, набитый деньгами, в «шевроле» цвета блэкчерри, нет, лучше просто черный, блэкчерри все-таки женский цвет. Полина прыгает ко мне в роскошный салон, мы мчимся к пруду и отдаемся кипящей в нас страсти.

У Полины лицо ангела, и все равно в ней должен быть какой-то порок. Она — мой идеал. Она — ангел для всех и блудница для одного меня. Я помогаю ей с ее биологией, шучу анекдотами, которые каждое утро специально для нее вспоминаю по своей тетрадке, и будто нечаянно задеваю ее. Как тяжелы эти проклятые экспонаты. И как тонка ее талия. Я падаю с барсом и ломаю его. Я упал со стремянки на спину и зашиб копчик, у меня все болит.

Полина хохочет и говорит, что у ее знакомой гостит подруга из США; так в Америке мужчина, который хочет нравиться женщинам, обязательно занимается спортом и бодибилдингом.

Я возражаю, говорю, достаточно быть богатым. Она говорит, это само собой разумеется, сегодня бедный мужчина не мужчина, а экспонат.

— А вчера? — спросил я.

— Вчера было другое время. Вчера жили романтики, — ответила Полина.

Да, она слишком красива, чтобы принадлежать кому-то из нас. Наверняка у нее есть какой-нибудь иностранец.

— Что-то у вас ноздри странно как раздуваются, — сказала Полина. — Ну-ка выкладывайте, Анатолий, со всеми животрепещущими подробностями, какое у вас такое срочное дело? И чего же вы тогда притащились в школу?

Н у, конечно, в ней есть какой-то порок, разве ангел сказал бы так: «притащились». Я повторил, о чем трепался по телефону, она не поверила.

Очень кстати в кабинет вползла татарка-уборщица, я дал ей пять долларов и сказал: пожелай мне удачи, Фарида Алимовна. Я видел, эта бумажка произвела впечатление на Полину. Все-таки это был 93-й год, пять долларов тогда были большие деньги.

Дело-то у меня очень простое, объяснил я Полине, но у нас ведь все сложно. У меня приятель, друг Абрамовича, имеет свою компанию в Португалии, он связан с нефтью. Давай, говорит, и ты, Толян, немножко подсуетись, организуй какую-нибудь хренотень при нас, деньги надо качать, пока не состарились и пока идет наша масть.

Полина посмотрела на меня внимательными сосредоточенным взглядом. Что, милая, и я теперь тебе интересен? Я спросил ее шутливым тоном, а не полюбит ли меня одна очаровательная биологиня, когда я сделаюсь валютным миллионером.

— А вы сначала сделайтесь, — очень серьезно ответила биологиня.

— Биологиня, уберите из вашего обозначения «иол», что, видимо, значит «флейта», и что будет у нас в остатке?.. — Полина не знала и пожала плечами. — То, как вам следует зваться — «Богиня»… — заметил я.

Полина порозовела и стала прекрасней Ремедиос Прекрасной. Я засвистел любимую мелодию из «Желтой подводной лодки» и пошел из школы, потому что люблю сказать последнее слово… Полина, Полина, ты лучше всех, но ведь и ты не полюбишь нищего педагога. Это может позволить себе лишь королева.

Однако дир зачем-то сюда притащился и помешал правильному ходу событий. Он когда-то преподавал экономику победившего социализма в институте связи и думает, что все про все понимает. Ну, мы поговорили на любимую в России тему — кто виноват и что теперь делать?

Я был очень резок и видел, что Полине это нравилось. Но оказалось, у нее были ко мне свои интересы. За ней приехали на «понтиаке» какой-то тип и подруга, тип, видимо, из Америки. Полина сказала диру, что я готов отдежурить за нее сегодня, и укатила с ними. Этот тип вел себя так, будто у него с Полиной было что-то большее общей подруги. Да, тип был иностранец, и номера на машине были иностранные, наверное из посольства. А сам «понтиак» — большим, метров шесть, число сатаны, не меньше. «Понтиак Гран при Си». Такой я тоже себе куплю.

Вот надо же так, ведь совсем рядом, вдобавок я моложе и красивей его — но у него есть все, а у меня в кармане блоха на аркане. Полина, видимо, что-то сказала ему про меня. Тип посмотрел на меня с интересом. Разве она говорит по-английски? Забавно. Надо и мне подучить.

— Дураки вы, молодежь, — сказал мне директор, — всех красивых баб от вас увезут. На ком будете жениться? Какое у вас пойдет поколение? Одни уроды.

Появились какие-то ребята с бандитскими мордами и перебитыми то ли в зоне, то ли на ринге носами. Они приехали на черном «вольво». Я люблю эту машину. Мне говорили, что она очень надежная и безопасная. Я куплю, пожалуй, такую же. С ними прибыли два тентованных КАМАЗа с товаром. Оказывается, дир сдал на лето спортзал под склад. Говорит, деньги нужны на ремонт школы, покупку стульев и парт. Наверное, и себе взял чуть-чуть. Рожа у него была красная, как у рака, не весь стыд еще потерял, засранец. Уехал с этими мордами в их новеньком «вольво». Хорошая машина, говорят, очень надежная при авариях.

Я тоже кое-что поимел от этого бизнеса.

— Слушай, друг, — сказал мне один из них, видимо, иностранец из ближнего зарубежья, — мне район этот очень нравится — тихий, спокойный, кругом посольства и пруд, хочу тут квартиру снять; ты не знаешь какой-нибудь одинокий старик или не совсем старый симпатичный женщина?

— Знаю одного полковника в запасе, — ответил я. — Трехкомнатная квартира, дети эмигрировали в Канаду. Сам хочет к ним в гости на полгода поехать.

Одним словом, дал мне этот абрек 50 тысяч, чтобы я аккуратно подъехал к мифическому старику, купил бы хороший коньяк, хороший солям, хороший курица — чтобы он сразу видел, что люди к нему будут идти тоже хороший.

— На эти гроши я смогу купить только кефир и поставить клистир, — с презрением к его скопидомству сказал я абреку.

— Ты прав, дорогой, — вздохнул абрек и выудил из лопатника еще одну сиреневую бумажку.

Вот куда я хочу и боюсь войти.

КАЗИНО!

Я дико хочу сыграть в рулетку. Здесь роскошь так роскошь. У меня есть один доллар, вход стоит десять.

Я заплатил рублями по курсу и вошел. Пацаны. Кругом одни богатые пацаны. Откуда они появились?.. Как грибы после дождя. И девки, совсем молодые девки, сами по себе и с этими пацанами. Я для них стар, мне уже 23, и я ничего не могу себе тут позволить. Даже вода здесь не по моему карману. Да и не нужна мне вода. Я встал у рулетки. Ах, как она меня манила. Я читал про нее у великих писателей. Она почти всех разоряет. Но ведь кто-то выигрывает. Какие ставки! Какие пачки долларов вытаскивают из карманов эти молодые щенки.

Я не знал правил, но я хотел. Я так хотел, что почти задыхался. Я стал ходить по закуренному помещению и волноваться. Ничего меня больше не интересовало, ни карты, ни другие игры. Только рулетка. Почему-то только она. Ну, что же, умный человек слушается судьбы, дурак борется с ней. Я решил быть умным.

Я обменял все свои деньги на доллары по невыгодному для себя курсу и побежал к рулетке. Оказалось, можно было класть даже рубли. Но черт с ними! Сатана, зачем я вспомнил тебя, чертыхнувшись? Теперь погорю. Изыди, дьявол! Я бросил все доллары на кон и сказал то, что когда-то читал:

«ЗЕРО»!

Как долго крутилась эта хреновина. Как долго я не знал, пан или пропал.

«НОЛЬ»!

Парень что-то сказал мне по-английски, наверное, решил из-за моих разноцветных глаз, что я иностранец. Я ничего не понял. «Ес», сказал я ему. Он отсчитал мне кучу денег, здесь, наверное, было 700$, никак не меньше. Какая-то девица с сигаретой положила руку мне на плечо. Какой-то мужик начал что-то советовать. Я взял деньги и хотел уйти. Но вместо этого я бросил их на кон и сказал, что помнил из классики:

«РОУЗ».

Я выиграл!

Поехало, полетело. Через час, успев побывать очень богатым, я все проиграл.

Ночь я провел на вокзале с бомжами и алкоголиками. Я не мог почему-то идти домой, меня колотило, как в лихорадке. А утром, едва рассвело, кинулся к типографии за газетами, там у меня товарищ на распространении, тоже учитель. Я сказал, что меня только что обокрали, вытащили всю зарплату и отпускные. Он поохал-поохал и дал мне газеты в долг.

Теперь я знал, как стать богатым: надо выиграть и остановиться. Правда, надо выиграть много. Я вспомнил киноактера N, живущего в нашем подъезде на 11-м этаже. Он страшно бедствовал, когда вместе со всем остальным не стало и кинематографа. А теперь служит в казино, ездит на «саабе», купил дачу и строит в Усове особняк. Правда, сын у него не выдержал этого испытания (превращения) и стал наркоманом. Его жалко, хороший мальчик, всегда со всеми здоровался и застенчиво улыбался.

С газетами мне круто не повезло. Я знаю, как вести этот нехитрый бизнес, не первый раз подрабатываю. И товарищ-коллега предупредил. Однако мне надо было как можно быстрее, я пошел в электрички. Что тоже можно, но надо перед этим поднести «бугру». А я пошел сам по себе. Я уже продал половину и имел хороший навар. Но меня выследили конкуренты, наглые пацаны, каких я учу в школе. Они вытащили меня на какой-то станции, появился «бугор» — когда и где они так накачались? Они порвали мои газеты, отняли выручку. «Бугор», которому было наверное лет 17, не больше, отлупил меня как малолетку. И никто вокруг даже не взглянул на то, как меня утюжат, не позвал милиционера, не появился он сам.

Я отлежался на этом полустанке со странным названием «Толстопальцево». Какая здесь замечательная природа. Какой чистый воздух. Сколько зелени. Как было бы хорошо жить здесь с Полиной. Есть же счастливчики, которые имеют дома и дачи. Я лежал в перелеске и думал, надо было мне, дураку, не в исторической библиотеке штаны просиживать, а в подвале мышцы качать — ух, как бы я отметелил «бугра». Да что «бугра»?! Я представил себе, как я с телосложением Геркулеса метелю Тайсона, какие женщины смотрят на меня, роняя слюни! И каждый мой удар — 100.000$, именно так, не меньше… Где же Полина? А вот и она, скромненькая такая мышка, массирует после боя мои огромные мышцы. Конечно, при таком раскладе, когда в очереди ко мне стоят Мадонна и Шарон Стоун, ей не на что больше рассчитывать, пусть выходит замуж за своего «кадиллака». Ему я тоже найду хорошее место, одену в ливрею, будет служить у меня дворецким…

Я наелся диких зеленых яблок. Отмылся в ручейке. Отчистил одежду. Поехал в Москву. И конечно нарвался на контролеров. Они черствые люди, вот что я вам скажу. Видят, человек избит, почти изранен, нет, отвели в милицию. Это был мой первый привод в жизни. Я прикидывался глухонемым. Менты мне вломили еще, зачем-то сняли отпечатки пальцев и выгнали восвояси.

Я еле волок ноги мимо этих роскошных бутиков с их бизнесом и суетой, мимо старух с водкой и сигаретами на лотках, мимо покалеченных побирушек и стариков с гармонями.

Вдруг какой-то нищий нагло схватил меня за щиколотку. Это был Вовка, мой старый школьный товарищ. Он был без ног под самый пах и хорошо выпивши.

Мы посидели с ним вначале в одном баре, вспомнили своих одноклассников, почему-то все неважно устроились в жизни. Лучше всех Шунтик, тоже Вован, родной дядя устроил его официантом в валютный кабак. Только на чай он имеет каждый день 50 баксов плюс бесплатная жратва, выпивка и девочки с кухни. Уже есть у него квартира, машина, жена. Следом идет Серега, он конечно балбесина, но тетка устраивает его то в один комок, то в другой. Отовсюду его через месяц выкидывают, он в ус не дует — комков в столице невпроворот, а тетка над ними в московском правительстве самая главная мымра.

Этого Вовку покалечило в армии. Служил хорошо, в стройбате, в Сухуми. И вино было, и море, и крошки свои картошки сами в казарму носили, но опять началась ерунда с Абхазией. Какой-то грузинский самолет обстрелял ракетами их казарму. Всем ничего, но Вовке оторвало ноги под самый пах. А мы ни шиша про него не знали. Или я только не знал?

Стали говорить обо мне. Вспомнили, что я еще в школе получил водительские права, за что меня начали звать «Шукмахер». Вовка обещал помочь мне с клевой работой. Он тут сидит и всех знает, и его все знают.

Мы хорошо погудели. Были какие-то грязненькие девушки из побирушек, что косят под беженок, и другие, нормальные. Мы гоняли на Вовкином драндулете с ручным управлением. У него фантастический драндулет, я полюбил его. Если кто знает, раньше была такая огромная правительственная машина «ЗИС-110», сдутая целиком с «паккарда», она черного цвета, в салоне у нее слоновая кость и дерево карельской березы, передние сиденья отделены от задних толстым зеленым стеклом. Для общения с водителем есть специальная переговорная труба. Прекрасный автомобиль в отличном состоянии, и мотор очень надежный, Вовка поставил итальянский дизель с турбоподдувом. Он говорит, ему предлагали продать сей раритет за 20.000 зеленых, но он и за 40.000 никому не отдаст. Ибо у него двойное днище, а в нем жидкое олово, которое при любом взрыве поставит машину опять на колеса. Врал, конечно.

Потом посидели у Вовки на хате, пили какое-то виски, которому 12 лет. Вот оказывается почему я ничего не знал: Вовка живет теперь на Филях, потому что, когда он служил в армии, его мама вышла замуж за армянина и разменяла квартиру с родным сыночком ради любви. Вскоре мама куда-то пропала, армянин обменял доставшуюся ему, неутешному вдовцу, однокомнатную квартиру на большую с доплатой в центре. Вовка живет теперь в коммуналке с одной соседкой — спокойной верующей старушкой. Вовка конечно часто гудит и мусорит. Старушка его только жалеет, никогда не лается. Вовка тоже ее жалеет, у него всегда не меряно денег, привозит старой продукты. Она их не ест, уносит другим старушкам, которые совсем бедны — так и происходит у них круговорот веществ в природе, все живы, всем хорошо.

Я говорю Вовану, надо отстрелить вредного армянина, он наверняка грохнул твою маман. Вован говорит, не хочу душу поганить. Вот какие дела с этими инвалидами, тела у него вполовину нет, а душа осталась.

Мужик, который дал мне свою новенькую «семерку», тоже был «нищим», сидел с Вовкой в одном переходе. У него не было правой руки, но он здорово управлял машиной: прижимал грудью руль и в это время левой рукой шуровал рычагом переключения скоростей, как он дотягивался, я не мог понять. По-моему он был военным или косил под него. Он дал мне доверенность, мы сговорились, половина навара — его. А навар мне предстоял крутой.

На радостях я заехал домой. Поел пельменей, моя дорогая мама оставила для меня в морозилке 7 пачек и положила сверху ругательную записку на тему «порядочные люди ночуют дома», хотя, наверное, она понимала, что я уже взрослый и имею право на личную жизнь. Знала бы ты, где я был и что случилось со мной. Я посмеялся над этим письмом, так уютно мне было дома и так прекрасно все стало складываться.

Потом зачем-то позвонил Полине. У нее, по-моему, шло веселье. Орала музыка, слышались какие-то многочисленные голоса, в том числе даже на иностранном. Мне стало плохо, я страшно ревновал ее и был груб. Хотя она мне сказала, намекая, может быть на меня, что деньги, конечно, тлен и она их вполне презирает, но в миллионерах что-то есть привлекательное. Только одно, возмутился я, возможность их хорошенько кинуть. Она на это смеялась своими звонкими колокольчиками.

Еще по дороге домой я купил гантели и хорошенько позанимался с ними. Я измерил мускулы сантиметром до и после занятий — от этих гантелей нет никакого толку.

Работа у меня была специфическая и ночная — от 20-ти до 8-ми. Я возил девочек по вызову богатых клиентов. Одна девочка была ничего и с такими могучими ляжками, что еле умещалась на переднем сидении. Я когда переключал скорости, невольно скользил рукой по ее левой ягодице и куску бедра, они были тугие, как из хорошей стали. Целлюлит явно не грозил нашей красавице. Я вспомнил, у одного литературного немца была жена с такими мощными ягодицами, что он забивал в толстую доску здоровенный гвоздь, обматывал шляпку носовым платком, жена вставала к гвоздю спиной, зажимала шляпку между ягодиц и легко вырывала гвоздь. Таким образом, немец выигрывал у друзей пари. Я думаю, наша девочка могла бы вырывать своей задницей костыли и шурупы. С нами еще ездил телохранитель, немолодой, но очень здоровый мужик. Он сидел сзади и читал книгу о том, как надо разводить пчел.

Вот такая девочка села рядом со мной и сразу же пробудила во мне все желания. Она сказала «Здравствуй…» и скользнула по мне быстрым всепонимающим взглядом гетеры. Очень спокойно и буднично, будто так и должно быть между незнакомыми людьми при знакомстве, она сунула руку мне между ног и пожала то, что я там имею.

— …малыш, — договорила она, видимо, оценивая мои небольшие возможности, — ты опять не спишь, ты опять шалишь… Меня зовут Галча, для Галки, видишь, я чуть-чуть крупновата, или Галина, как хочешь.

— Если позволите, я буду звать вас «Колибри», — мой голос осел до непристойности.

Она заржала, как кобылица, идущая к жеребцу, обняла меня и положила голову мне на плечо.

— Молодец, лилипутик, я уже полюбила тебя…

Она сказала, я не скупая, будешь послушным, буду приплачивать от себя. Хотя я и так имел весьма прилично — 5 % с каждого вызова, что равнялось профессорской папиной зарплате за трудовую неделю. Элитарная гейша — это вам не девочка с улицы, которая отдается с голодухи за кусок дерьма.

Когда мы приехали, громила пошел провожать тело к клиенту. Пока он ходил я опять позвонил Полине, на выезд нам давали мобильник в машину. О, счастье! Она была дома, у них было тихо, и голос был скучный. Я обожаю, когда у нее скучный усталый голос, это по мне, я тогда нужен. Я сказал, я был не прав. Она ответила: мне все равно, — и повесила трубку. Я сделал повтор. Но тут вернулся громила, я нажал отбой.

— По личным делам не советую, труба помнит номер, можешь подзалететь, — громила дал мне мои 10 долларов.

Вот так, ребята, за тьфу огромные деньги — вот это жизнь!

Вначале все шло нормально. Но на третьем вызове, где-то под утро, случилось ЧП. У Гали с Мишей были свои сигналы. Он вдруг как выскочил, мне показалось, рявкнул: «за мной! Следом!» Я выскочил, побежал за ним.

На хате было полно всяких клиентов, в основном иностранцев из кавказского зарубежья. Трое из них хотели иметь Галчонка сразу в три точки, да еще чтобы двоих она обрабатывали руками — итого пять, причем, за одни деньги. Один русский узнал Мишу, называл «гражданин майор». Миша справедливо во всем разобрался, и было все чин-чинарем, но тут какой-то совсем дикий кинулся на меня, стал кусать и царапать когтями. Я испугался. Пошла суета.

«Нет худа без добра», — говорили наши мудрые далекие предки. Это замечательная закономерность, пошли, Боже, ей вечную силу. Фирма за свой счет направила меня тренироваться рукопашному бою к самому Мамуке в Очаково. Но это чуть позже, а вначале сделали втык, что я побежал за Мишей, это был не мой бизнес. А с Мишей и Галчей мы здорово подружились. Где-то часов в пять утра Галя сказала:

— Сколько было клиентов, а ни один до печени не дошел. Хочешь помочь девушке, Медвежонок? А то я не усну.

Миша категорически отказался. Я подумал, вот бы меня позвала.

— А ты, малышок? Как насчет того, чтобы узнать настоящее? — спросила она. Мне стало стыдно, я отказался. — Перестань. Ведь ты неженатый. Хочешь, поедем ко мне?

Вот такие замечательные ребята. Правда, Миша сильно татуирован, но очень толковый, хоть уже и седой. Я потом узнал, что он был охранником у самого Брежнева, а до этого членом сборной СССР по водному поло, чемпионом Европы и мира.

У меня была куча денег. Я был возбужден, мне не спалось. Я уговорил Полину пообедать в каком-нибудь ресторанчике. Я загадал, если она придет в «мини», она любит меня и хочет, чтобы я полюбил ее. Если в «макси», ей плевать на меня, но она хочет что-то поиметь за мой счет. Если в «миди», но я не успел загадать про «миди», она пришла и была в этом странном прикиде. На ногах у нее были гольфы, как у старого немца.

Она была убита, когда увидела меня в моей новой «семерке».

— Вы двуликий Янус, — сказала она, понюхав воздух в машине. — Здесь была женщина, очень вульгарная женщина.

— Это партнер по бизнесу, старая дряхлая бизнесвумен.

— Старые дряхлые бизнесвумен бутылочки собирают, надеюсь, у вас не этот бизнес? — с насмешкой спросила она.

— У вас не только изумительное обаяние, но замечательное обоняние и редкая способность к анализу, — с иронией ответил я.

— А у вас два лица, и никак нельзя угадать, какое из них настоящее, — серьезно сказала она.

Я был шалун. Я наклонился к ее нежным круглым коленкам, которые были голыми и которые не скрывали эти паршивые гольфы.

— А у вас две самые прелестные ножки в столице, и я угадываю, что одинаково люблю каждую, — сказал я и поцеловал обе коленки, хорошо забирая губами гладкую атласную кожу.

Полина была шокирована. Она не знала, как вести себя. А я молчал. Она вцепилась в мою голову руками и стала с ненавистью трясти ее. Оттого, что она так сильно обиделась и так близко воспринимала исходящее от меня, я еще сильнее полюбил ее. Какие-то ребята проходили мимо, спросили:

— Братан, тебе помочь?

— Это разминка, — ответил я с присущим мне юмором.

Полина заплакала. Я взял ее руки, которые она забыла снять с моей головы, и стал целовать их, а потом стал целовать ее лицо и пить ее слезы. И она не оттолкнула меня.

Боже мой, испугался я, вот оказывается, как надо вести себя — быть наглым, и точка, и все будет твоим. Но я почему-то не хотел, чтобы было по этим правилам. Я подумал о себе в третьем лице, он сделал, что хотел сделать — плод созрел и готов упасть. Она уже любит его. Наверное, осознавая это как данность и как печаль, Полина заплакала еще сильнее.

— Как ты смеешь?.. Ты все испоганил… — сквозь слезы говорила она. — Тебя за это убить мало.

Я вышел из машины и купил кучу цветов, выкинув за них сто тысяч и ничуть не жалея денег. Я говорил себе, вот так Толян, вот так сукин сын, фальшивая твоя морда, и действительно был настоящей сукой, потому что радовался и гордился собой за то, что сумел так все обернуть. А потом подло подумал, надо еще на ком-то попробовать, чтобы отшлифовать свое мастерство. Мне тут же привиделось, какой я лихой «Казанова», как самые влиятельные и прекрасные женщины мира подчинились мне, я езжу в черном «роллс-ройсе» и устраиваю большие дела. За мной неотступно следует черный «джип мерседес» с охраной, как у Президента и олигархов.

Действительность же, как всегда, лучше наших фантазий, я вернулся в не принадлежащую мне «семерку». Там сидела красивая молодая женщина и промокала платочком вызванные мной слезы. Уходя, я нарочно оставил дверцу открытой, но она не ушла. Я положил на ее кругленькие коленки цветы и подумал, зачем мне все это?.. Цветами она не избалована, я это тут же увидел, что удивило меня и даже показалось странным.

— Думаете, если у вас куча денег, вам можно все? — не скрывая враждебности, спросила Полина.

Если б у меня была эта куча! Не случайно она упомянула ее. Это значит, она у меня будет!!!

— Это любовь, — сказал я, может быть, правду. — И я думаю только одно: на нее имеет право любой нищий. И любви можно все.

— Ну, почему сразу любовь? Вы никогда об этом не говорили, — она почему-то здорово испугалась.

— А теперь говорю… и жду ответа от вас.

Полина не захотела ответить по существу и перевела разговор на мое покалеченное лицо.

— Не за излишнюю ли любвеобильность вас так побили?

— Меня никто никогда не посмеет побить, — очень спокойным и мужественным голосом возразил я и сам себе вдруг за это понравился.

— Откуда тогда у вас это все?

— А, этот пустяк… Откуда сегодня все? Подложили взрывчатку, Вован, правда, в больнице, я только испугом отделался, наш «мерин» всмятку. Конкуренция — основа капитализма. Поэтому я вынужден вас встречать на этой жалкой телеге.

— Простите, ведь я ничего не знала, — прошептала Полина, ее чудные выразительные глаза стали смотреть на меня, как на героя. — Как он себя чувствует?

— Кто?

— Вован.

— Обещают, что выживет… Ноги вот только скорее всего ампутируют…

Она испугалась и вздрогнула. Я обнял ее.

Скромный обед в заведении, где у кадки стоял настоящий, правда, очень печальный и тощий медведь, обошелся мне в 680.000 рябчиков. Из-за этого я ничего не смог отдать старику, владельцу машины, он сильно скандалил. Судя по матерным словам, которыми он злоупотреблял в разговоре со мной, старина долго служил на флоте и вдобавок ходил в кругосветку.

В «лотто-миллион» я ни черта не выиграл. Мы стояли с Мишей у дома, поджидали Галину, я видел тираж в витрине по телевизору. Я сильно распсиховался — сколько же можно ждать?! Жду-жду, молюсь-молюсь, а проку только на шиш, тут поневоле сделаешься атеистом. И только я так подумал, вдруг громыхнула гроза, ливанул дождь, и все это продолжалось около часу — над землей летали страшные белые молнии, вокруг беспрестанно трещало и лопалось. Я ощутил свою странную связь с Вселенной, ведь это мои мысли вызвали гнев, и гнев был показан. Мы стояли неподалеку от Воробьевых гор, я видел, как всадники с них взлетают в небо.

Я спросил Мишу, видит ли он чего.

— А чего там видеть? — по-кошачьи потянулся Миша, и я обнаружил, что это кот, только очень большой и очень похожий на человека. Кот зевнул, широко раскрывая пасть, зубы у него были большие, словно у леопарда, и промяукал: — гроза как гроза, обыкновенное дело для лета.

Я подумал, надо поскорее убить его, пока он не загрыз меня, и выскочил из машины, будто бы надеть дворники на поводки, а на самом деле, чтобы вытащить из багажника монтировку. На воле был такой свежий воздух, и такая чистая небесная вода лилась на меня и промывала мои обкуренные Мишей мозги, что я сразу увидел все так, как оно было на самом деле — никакие всадники не взлетают по молниям с Воробьевых гор, это во-первых; человек не может превратиться в кота, пусть даже очень большого, во-вторых… До чего же опять стало скучно жить, а главное, ради чего?

Ливень уже заканчивался, на лужах под его каплями прыгали пузыри, издалека пахнуло липой, и я подумал, как хорошо, если бы всегда был такой здоровый и вкусный воздух, как жалко, что Хрущев с Кагановичем в тридцатые годы вырубили в Москве все липы — им показалось, что суровый вождь не любит деревья и будет очень доволен их подвигом. А Сталин, выяснилось чуть позднее, любил и даже сам подрезал яблони в своем саду. Тогда они быстренько купили в Америке саженцы тополей с их дурацким пухом — тополя споро растут — и вырастили в Москве не одно поколение аллергиков.

Надо взять за правило, подумал я, ходить под дождем, тогда я буду здоровым. А лучше наплевать на все и уехать в деревню, работать там в сельской школе, дышать чистым воздухом, лежать голышом с непокрытою головой под дождем, ух, каким я тогда стану здоровым, как прекрасно стану соображать, и мне не будет чудиться всякая ерунда с всадниками и котами. Да, решено!

Только я так подумал, послышался звонкий цокот копыт, прямо на меня скакала всадница в развевающейся на ветру пелерине. Я немножко струхнул. Слава Богу, она проскакала мимо. За нею ехал «мерседес-джип-геленваген» с охраной, а следом за ним трак с привязанными в кузове двумя лошадьми. Я подумал, вот эти люди не спят по ночам по другой причине, чем я, Миша и Галя… Н у, ладно, я поеду в деревню и что с того? Полина, конечно, со мной не поедет. А на что я буду там жить? Разве можно прожить на деньги, которые получает учитель, даже при том, если зарплату выплачивают регулярно? А в деревнях, как показывает ТВ, зарплату не платят годами, там я совсем пропаду. Видать, в этом моя судьба — задыхаться в городе и жить в нищете. Зачем я вообще родился?.. Вот если бы человек сам выбирал, родиться ему или не родиться, я бы выбрал последнее. Я вспомнил, как я рождался — из света и тепла я вышел в темноту и в холод. Мне это не нравилось, я кричал и плакал. А вокруг радовались, что еще одному будет так же плохо, как им… Пока я не родился, у меня не было никаких проблем, а потом стали одни проблемы — на шиша мне нужно это рождение, я вас об этом просил?..

В «лотто-миллион» я опять ни шиша не выиграл!.. Мы стояли с Мишей у дома, поджидали Галчу с работы, я купил в киоске газету и сверил все тиражи. Я сильно распсиховался — когда это кончится?! Когда ко мне пойдет настоящий фарт?!

Мы освободились рано — Гале в эту смену попадались крепкие мужики, и она чуть-чуть утомилась, так что к открытию я успел в казино.

На этот раз я только проигрывал. Я метался, как заяц, ставил то на одно, то на другое — круг слабых не любит… как, впрочем, и сильных… Я потерял даже куртку из довольно приличной замши и остался в одной рубашке, так сильно суетился на этот раз.

Я сидел в машине и думал, что так нельзя, это несправедливо, так вообще не должно быть, чтобы отдельно взятый индивидуум только проигрывал. Где же этот старый пердун Эйнштейн со своей теорией?

Я вытащил из багажника новенькое запасное колесо. За 10 баксов продал швейцару. Все поставил на 2, потому что в теории Эйнштейна есть, кажется, «два пи». Выиграл раз. Выиграл два. Выиграл три. Каждый раз ставя весь прежний выигрыш.

Вокруг меня, как вокруг удачи, скучковались люди. У меня уже было около трех тысяч долларов. Вот она — жизнь! Но «зеро», проклятый «зеро»! Мне следовало уходить. Все затаились. И девочка какая-то уже повисла на мне. Я сказал «Зеро» и сделался нищ, как был.

Неудача, как известно, одна не ходит.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Полет орлицы» является продолжением романа талантливого писателя Дмитрия Агалакова «Принцесса крови...
Пьеса «Фредегунда» – еще одно обращение Петера Хакса к событиям давно минувших дней. В центре сюжета...
Буше, некогда провозглашённый придворным живописцем Людовика XVI, доживает свой век в глубочайшей бе...
Жанна д'Арк… Легенда о «пастушке» родилась в XIX веке, на гребне очередной революционной волны во Фр...
Участковый инспектор Нестеркин находит в окрестностях завода по утилизации боеприпасов труп рабочего...
Отчаявшись найти ответ на вопрос «почему мне так не везет?», многие из нас предполагают: «Это сглаз!...