Принцесса и чудовище Афанасьев Роман

Демистон, разобравший среди завитков слово «Приглашение», сдавленно выругался. Парнишка равнодушно шмыгнул носом.

— Прием? — спросил Демистон. — Танцы?

Посыльный кивнул и тяжело вздохнул, намекая, что кому танцы, а кому и работа.

— Когда?

— Вечером, ваша милость, — отозвался мальчишка.

— Не до развлечений мне сейчас, — заворчал капитан, стараясь изгнать из памяти образ черноволосой красавицы с зелеными, как южное море, глазами.

— Как угодно, — сказал посыльный. — Значит, без ответа?

— Постой, — бросил Корд.

Он поднес лист бумаги к самым глазам, стараясь разобрать последние строчки, написанные другой рукой и явно второпях. От запаха вербены начала кружиться голова. Маленькие буковки плясали на бумаге, складываясь в слова.

— Передай графине на словах, что капитан Демистон принимает приглашение, — медленно проговорил Корд, опуская лист бумаги.

— Будет исполнено, ваша милость, — отозвался мальчишка и, отвесив неловкий поклон, поспешно спустился с крыльца.

Демистон проводил его долгим взглядом. Потом оглянулся по сторонам. Из распахнутых дверей таверны, недалеко от которой стоял домик капитана, раздавались приглушенные звуки знатной гулянки, что затянулась до самого утра. Никого не видно и не слышно. Правда, у дверей конюшни, высившейся на той стороне дороги, возился с упряжью дородный парень, но он был слишком далеко и не слышал разговора. Впрочем, ничего особенного капитан и не сказал.

Демистон зашел в дом, запер дверь на засов и привалился к ней спиной. Бумага хрустела в сжатом кулаке.

«Есть сведения об известном вам деле. Могу довериться только вам. Жду».

Демистон улыбнулся. Вот оно. Ситуация принимает новый оборот. Именно за эти ниточки и нужно потянуть, чтобы распутать клубок. Вечером он обязательно придет на прием — с глупым выражением лица, разряженный, как павлин. И даже позволит хозяйке увлечь себя в укромный уголок для приватной беседы. Всенепременно.

Осталась лишь одна серьезная проблема — вспомнить, куда запропастился парадный китель.

К обеду, когда из-за леса появилась крепостная стена Тира, Сигмон был вынужден признать, что его мысли об изнеженных принцессах не соответствуют действительности. Он и не рассчитывал засветло добраться до города, боялся, что в дороге северная девчонка будет капризничать, просить есть, пить, жаловаться на боль в спине… Все вышло иначе. Вэлланор уверенно держалась в дамском седле — жутко неудобном, на взгляд графа, — и ни разу ни на что не пожаловалась. Она лишь совсем по-детски вертела головой по сторонам, с восторгом рассматривая окружающий лес огромными синими глазами. Сигмон, насмотревшийся на леса до тошноты, никак не мог взять в толк, что такого чудесного в разлапистых елках и заросших лещиной обочинах. Он тоже поглядывал по сторонам, но вовсе не из любви к пейзажам. Пока все было спокойно, внутренняя тревога улеглась, но где-то на краю сознания зудело назойливым комаром неприятное предчувствие близкой беды. Не здесь. Не сейчас. Но очень скоро должно было случиться нечто, чего лучше было бы избежать. Поэтому Сигмон держался чуть позади своих спутников, стараясь не выпускать из виду ни их самих, ни дорогу. За свой тыл он не опасался — звериное чутье еще никогда не подводило его. Никто не мог появиться за его спиной незамеченным — ни человек, ни упырь, ни что-то иное, чему еще не придумали названия.

Герцог Борфейм ехал впереди, лишь иногда оборачиваясь, когда племянница тихо вздыхала при виде очередной живописной елки. Его подбородок успел обрасти мягкой светлой щетиной, и теперь герцог, облаченный в черный дорожный камзол и мятый плащ, походил на разбойника с большой дороги, а не на особу королевской крови. Он оказался не из разговорчивых — после беседы у экипажа они с Сигмоном обменялись едва ли парой слов. Всю остальную дорогу Борфейм проделал молча. Беседы не складывалось: Сигмон был увлечен высматриванием засад, а племянница с головой погрузилась в свои впечатления от дороги.

Но когда впереди показались огромные ворота Тира, через которые Сигмон недавно так поспешно покинул город, он подхлестнул Ворона и поравнялся с будущей госпожой.

— Милорд герцог, — окликнул он Борфейма, — подождите нас.

Тот придержал коня, и вскоре путники остановились на обочине, едва не соприкасаясь стременами.

— Что случилось? — спросил Борфейм, наблюдая, как из ворот города на дорогу выбирается огромная телега, груженная сеном. — Нам грозит опасность, граф?

Сигмон осмотрел двух крестьян, сопровождавших воз, мельком глянул на стражников у ворот и покачал головой.

— Принцесса, вы сильно устали или у вас еще есть силы продолжить дорогу? — спросил он у северянки, что тут же вскинула голову, рассыпав золото волос по плечам.

— Она не принцесса, граф, — сухо проронил герцог. — Пока жив мой отец. Извольте соблюдать приличия.

— Прошу меня простить, — Сигмон приложил руку к груди. — Я непременно учту это замечание. Госпожа?

— Нет, граф, я не устала, — отозвалась Вэлланор, возбужденно сверкая голубыми глазами. — Я готова ехать хоть целый день, лишь бы еще немножко посмотреть на эти чудесные места.

Герцог поджал губы и отвел взгляд, сделав вид, что рассматривает ворота в крепостной стене.

— Но, кажется, пора подумать об обеде, — тут же призналась Вэлланор.

— Хорошо, — отозвался Сигмон, вновь бросая взгляд на ворота. — Мне казалось, вам не очень удобно в этом седле.

— Пустяки, — откликнулась Вэлланор. — По горным дорогам ездить намного труднее. Когда мы отправляемся в гости к матушке Мелани, то три дня в седле выматывают…

— Что вы задумали, граф? — перебил племянницу герцог. — Ехать без остановки до самого Рива?

— Нет, — Сигмон нахмурился, думая про себя, что это был бы самый лучший вариант. — Но я считаю, что нам лучше не задерживаться в этом городе.

— Что? — Борфейм вскинул бровь. — Это почему, граф?

— Мы проедем город насквозь, — сказал Сигмон, задумчиво рассматривая изодранный рукав куртки. — Выедем за его пределы. Там, вдоль дороги, есть несколько таверн. В одной из них мы и остановимся.

— А Тир? — осведомился герцог. — Я слышал, это довольно большой город. Не лучше ли нам обратиться к местной знати и получить прием, достойный наших титулов?

— Можно и получить, — сухо согласился Сигмон. — А возможно, и нет. В городе небезопасно. В лучшем случае мы задержимся на пару дней, пока каждый местный выскочка не поздоровается с вами лично, в худшем… не будем о худшем.

— Вэлланор? — герцог обернулся к племяннице, разглядывающей башни города, что возвышались над деревянными стенами, подобно горным вершинам.

— Да, дядя?

— Тебе хотелось бы переночевать в этом городе, в гостях у какой-нибудь графини или барона?

Вэлланор обернулась и взглянула на Сигмона. Наткнувшись на суровый взгляд, она опустила глаза и принялась рассматривать пятна подсохшей крови на его куртке.

— Думаю, — медленно произнесла она, — лучше сделать так, как предложил граф, дядя. Он знает эти края и то, что здесь происходит. А заночевать в придорожной таверне — это не так страшно. Ведь мы уже ночевали вчера…

— Вот как, — бросил герцог, поджав губы, и щетина на его остром подбородке встопорщилась. — Что же. Раз вы, граф, настаиваете на своем плане, то сделаем так, как вы собирались. Что требуется от нас?

— Просто держитесь ко мне поближе, — сказал Сигмон. — И постарайтесь ни с кем не общаться, чтобы никто не заподозрил, что вы из Тарима. Предоставьте все разговоры мне. Просто езжайте за мной и молчите.

Борфейм с шумом втянул воздух носом. Так с ним давно никто не разговаривал. Очень давно. С тех самых пор, как он смог впервые поднять настоящий железный меч вместо тренировочной деревяшки.

Сигмон даже не заметил гневного взгляда герцога. Он задумчиво рассматривал свою куртку, покрытую пятнами засохшей крови. Вид у него сейчас был далеко не самый приятный. Перчатки в чужой крови, камзол на груди в прорехах, куртка по воротник заляпана грязью… Бандит с большой дороги, а не королевский гонец.

Сигмон расправил плащ и закутался в него, чтобы скрыть пострадавшую куртку. Потом вытащил из ворота рубахи медальон королевского гонца и оставил его болтаться на груди — на фоне черного плаща сияющая бляха производила весьма недурное впечатление. Понадеявшись, что для стражников и любопытных этого намека вполне хватит, Сигмон тронул поводья.

— За мной, — велел он спутникам и направил Вороного к воротам.

Высокие стрельчатые окна кабинета были распахнуты настежь. Солнце, радуясь отсутствию преград, заливало расплавленным огнем письменный стол с кипами бумаг, уже разворошенных осенним ветерком. Несмотря на все усилия светила, в кабинете было прохладно, и Де Грилл, сидевший за столом, накинул на плечи плотный черный камзол, сияющий золотым шитьем. Его руки быстро перебирали бумаги — выдергивали из груды лист, клали на стол, а иногда отбрасывали ненужный документ в сторону.

Советника короля била крупная дрожь. Ему было холодно, его терзал голод, и при всем этом он не спал больше суток. Просто не мог себе позволить отдых. Он искал малейшую зацепку, которая позволила бы ему привлечь на свою сторону короля и убедить его в том, что заговор — не плод воображения уставшего советника, а вполне ощутимая реальность.

Сотни доносов, десятки обстоятельных докладов, донесения, отчеты королевских дознавателей — все это скопилось на столе Де Грилла за несколько дней. Он зарывался в них с головой, как мышь зарывается в сено на конюшне, и продолжал искать, сам не зная что. Намеки, недомолвки, предположения — всем этим он был сыт по горло. И страшно злился, потому что все это никак не желало выстраиваться в стройную картину, способную подтвердить его предположение.

Совет Лордов! Источник вечной головной боли. Они и в самом деле что-то замышляют, но что? Кто именно? Геордор прав — накануне королевской свадьбы негоже чинить аресты и бросать за решетку знатных лиц королевства. Это — политика. Это и дурной знак. Это восстановит против новой королевы тех, кто еще испытывает к ней благосклонность. Аресты могут воспринять как вмешательство северян в дела Ривастана — дескать, освобождают места для своих родственничков, что вскоре наводнят столицу, пользуясь родством с Борфеймами. Нужны доказательства. Неопровержимые, увесистые, словно кулак кузнеца. А их-то у советника и не было. Но самым ужасным, самым чудовищным было то, что он практически ослеп и оглох.

Его верные глаза и уши — птицы всего Ривастана, — перестали быть надежной опорой. Де Грилл, коего за глаза называли не иначе как граф Птах, лишился своего основного оружия, которым верно служил королю. Нет, это произошло не внезапно, не вдруг. Просто он стал замечать, что где-то появились темные пятна. Возникли такие области, и в городе, и во всей стране, куда он не мог проникнуть. В этих черных дырах словно бы вымерли все птицы. Поначалу их было мало, таких мест, и неудачи в делах Де Грилл списывал на свою усталость. Потом он начал думать, что дар покидает его. Что он стал слишком стар для того, чтобы смотреть чужими глазами и отдавать приказы невинным крылатым созданиям. Но сейчас… Сейчас советник короля был уверен — его слепота вовсе не случайна. Кто-то ведет против него искусную игру, прикрывая от взора противника то одно событие, то другое, — как фокусник, что прячет секреты за черным полотном. Это было страшно. Эрмин порой коченел от ужаса, представляя силу, которая могла совершить подобное. Ведь даже всем королевским магам Ривастана, так быстро покинувшим столицу, не удавалось ослепить его. Нет, это не они, не та кучка бородатых бездельников, привыкших к сытной жизни под королевским крылом. Это — Волдер. Такие пятна темноты вполне по силам колдунам, продавшим душу темноте. Но что они скрывают? Вернее — кого? И зачем?

Больше всего Де Грилла беспокоило то, что он никак не мог разыскать Сигмона. И кортеж северян, который должен был появиться недалеко от столицы. Их словно кто-то укрыл зонтом, под каким южане прячутся от солнца. Или, скорее, они попали в черное облако, надежно скрывшее их от взглядов королевского советника. Проклятье! Пес с ними, со столичными заговорщиками! В самом крайнем случае можно обойтись стражей и военными из ближайшего северного гарнизона. Но принцесса! Возможно, прячут именно ее, а Сигмон пропал лишь потому, что подъехал к ней слишком близко? Доставили птицы послания в города на пути кортежа? И послушались ли их коменданты? Столько вопросов, и ни одного ответа…

Де Грилл в раздражении хлопнул ладонью по стопке бумаг, едва не разрушив белые пирамиды документов, заполнивших стол. Он больше не мог верить никому. Не мог верить даже себе, своим собственным глазам. Оставалось лишь проверенное временем средство — бумаги. Доносы, донесения, рапорты, отчеты… Все то, что можно пощупать руками. Разыскать автора. Допросить. Заставить подтвердить или опровергнуть. Да, осталось только это. Бумага — вещь надежная. Верно говорят — что написано пером, не вырубить топором. Слова, однажды прозвучавшие, записанные нужным человеком и в нужное время, могут быть острее меча и разрушительней самой черной магии.

Поэтому и только поэтому королевский советник уже сутки напролет разбирал поступившие бумаги, пытаясь найти в груде мусора редкие жемчужины, которые можно было бы нанизать на одну нить и сделать из них прекрасное и опасное ожерелье, которое превратится в удавку на шее заговорщиков. Но пока у него не было и гнилой веревки — сплошные обрывки и обрезанные разлохмаченные концы, ведущие в никуда. В черные дыры, скрытые неведомой силой. Он подозревал троих членов Совета Лордов. Еще трое были на особом счету. Де Грилл даже предполагал, почему они это делают. Но понятия не имел, как и что именно. Рыча от злости, он рылся в бумагах, словно пес, раскапывающий лисью нору. Он чуял запах добычи, но никак не мог до нее дотянуться.

Стук в дверь заставил его оторваться от бумаг и вскинуть голову. Зрачки сузились, превращаясь в узкие полоски.

— Да! — крикнул граф, пытаясь вспомнить, под какой из стопок бумаг прячется клинок.

Дверь тихонько отворилась, и в кабинет советника просочился худенький человечек в серой ливрее. Незаметный, невыразительный, казалось, он состоит сплошь из гладких складок ношеной ткани — даже серое лицо с носом, напоминающим туфлю. Слуга, один из тех, о существовании которых забывают после того, как принесут они на подносе очередной бокал вина.

— Тьен, — вздохнул Де Грилл. — Что там?

Его рука, нащупавшая-таки клинок средь бумажного водоворота, расслабилась. Тьен был одним из немногих, кому советник доверял. Это был его человек — как и Сигмон, и Демистон, и другие, чьи имена редко звучали в стенах королевского замка. Его слуга, когда-то попавшийся на крючок графа Птахи и неожиданно обретший новый смысл жизни. Смысл в тайном служении королевству.

Тьен молча пересек ковровую дорожку, залитую солнечным светом, и подошел к столу. Извлек из-за отворота ливреи бумажный пакет и положил его поверх бумажных груд на столе.

— Что? — снова спросил граф, жадно хватая конверт и разрывая пальцами жесткую бумагу.

— От алхимика, — тихо ответил слуга.

— Превосходно, — пробормотал Де Грилл, скользя взглядом по убористым строчками. — Что еще?

— Вечером будет очередной прием у графини Брок.

— Опять! — буркнул советник, не отрываясь от письма. — Пир во время чумы…

— Все столичные дамы, ваша светлость, только и говорят о предстоящей свадьбе.

— Несомненно. Тряпки, драгоценности, фасоны шляпок. У них будет преотличное развлечение.

— Ваша светлость…

— Да? — граф взглянул на Тьена, застывшего у стола.

— Не желаете ли посетить прием? Можно достать приглашение.

— Я? — удивился Эрмин. — С чего бы это? Графиня не балует меня своим вниманием.

— На прием приглашен капитан Демистон.

— Вот как?

Де Грилл откинулся на спинку стула, положил письмо алхимика на стол и задумчиво потер переносицу длинным пальцем. Что графине понадобилось от Демистона? Всего лишь инстинкт охотницы, завидевшей новую добычу для своей коллекции? Глупости. Эветта вовсе не такая дура, какой ее принято считать в замке. Графиня превосходно ориентируется не только в мелких интрижках двора, но и в крупных интригах знати. Она не присылает приглашение ему, советнику короля. Но зато зовет в гости капитана городской стражи, зарекомендоввшего себя весьма далеким от светской жизни. Знает ли она, что Демистон — человек графа Птаха? Эрмин досадливо поморщился. От этой демоницы в женском платье всего можно ожидать, у нее осведомители лучше, чем у него самого. Кумушки любят почесать языки, обсуждая дела мужей и любовников. Ладно. Так или иначе, он получит отчет об этой встрече.

— Не надо, Тьен, — мягко сказал Де Грилл, снова подхватывая письмо. — Мне некогда ходить по приемам.

— Как прикажете, — отозвался слуга, склоняя голову.

— Это все?

— Пока да, ваша светлость.

— Тогда ступай. И распорядись на кухне, чтобы принесли обед!

Тьен, вновь поклонившись, бесшумно удалился. Де Грилл проводил его взглядом и вернулся к письму Ронэлорэна.

Королевский алхимик, державший в центре города большую лавку парфюмерии и лекарственных трав, как всегда, был краток, но писал о многом. Никто, кажется, еще не заподозрил его в том, что душка полуэльф снабжает информацией графа Птаха. И это очень хорошо. Через его лавку проходили сотни посетительниц. Они часто болтали о пустяках с красавчиком полуэльфом, таким непохожим на остальных чудаковатых, неопрятных и малообщительных алхимиков. И эти пустяки порой стоили дороже всего товара в лавке. Игра определенно стоила свеч — Де Грилл еще ни разу не пожалел, что уговорил Геордора финансировать эту проклятую лавку, пожиравшую золото, как корова сено.

Но на этот раз Рон не порадовал советника. Он писал о незначительных событиях, мелочах, известных Де Гриллу. Например, о том, что у графини К. роман с герцогом С. В другое время эта информация могла пригодиться, но сейчас Эрмина интересовали иные слухи — а о них в письме не было ни слова. Ближе к концу Рон написал о приеме Эветты, на который позвали Демистона. Граф уже слышал об этом и поэтому перешел сразу к последнему абзацу. Дочитав его, советник с раздражением бросил бумагу на стол.

Ронэлорэн, у которого источников информации было не меньше, чем у королевского советника, сообщал, что из Дарелена поступают тревожные вести. Кажется, там зреет новый заговор против графа, которого их компания недавно возвела на трон вампирского графства. Алхимик ставил в известность, что пока до него дошли только слухи, за достоверность которых он не может ручаться. И все же он считал нужным обратить на них внимание королевского советника.

Быть того не может! Только не сейчас. Это просто издевательство. Де Грилл нахохлился, словно заболевший ворон, и стал пристально изучать рисунок на ковре. Ему нужно попытаться увидеть Дарелен. Быть может, до него черные маги еще не добрались.

Со вздохом Де Грилл поднялся на ноги. Его вновь ждала заброшенная башня на самом верху замка, облюбованная голубями.

Обед — отменялся.

А этот обед близился к завершению. На грязных тарелках красовались объедки, полупустые бутылки сгрудились в центре стола подобно недобитым остаткам вражеской армии, попавшей в окружение, а белоснежная еще недавно скатерть покрылась жирными пятнами. Просто удивительно, сколько разрушений за столом способен учинить десяток едоков, не сдерживаемых этикетом.

Гемел Сеговар, сидевший во главе стола, тщательно следил за тем, чтобы лицо не исказила брезгливая гримаса. Его тарелка с едва тронутым вареным окунем служила образцом порядка в пиршестве, больше напоминавшем жаркий бой. Скатерть вокруг тарелки герцога оставалась белоснежной, а наполовину опустошенный бокал гернийского белого соперничал чистотой с горным ручьем. Герцог остался верен своим привычкам и по-прежнему не мог терпеть грязи за столом.

Лавочники — так думал он о тех, кого в королевстве привыкли называть лордами. Разбогатевшие лавочники, получившие в руки власть и от рождения лишенные вкуса и изящества. Грубые чванливые олухи, привыкшие мерить все на вес монет. Ищущие выгоду во всем, даже в обеде, которым их нынче угощал граф Мирам, принимающий заговорщиков в своем особняке, похожем на дворец. Бесплатно — значит, нужно съесть как можно больше. Десяток свиных рыл, чавкающих над корытами — такими Гемел видел их. В другое время он не сел бы с ними за один стол. Но сейчас… Сейчас они были нужны ему.

— Господа, — звучно позвал он, видя, что лорды, управившись с едой, начали препираться по своим пустяковым делам. — Господа, давайте же вернемся к беседе.

— Тише! — гаркнул Тибел, сидевший по правую руку герцога, — шумный и грубый лошадник, сколотивший состояние на поставках своих кляч армии. — Хватит галдеть!

Гемел едва заметно поморщился и склонил голову, словно благодаря лорда за вмешательство, но на самом деле скрывая гримасу. Лорды примолкли и обратили взоры к герцогу, дожидавшемуся тишины.

— Итак, — произнес Гемел, когда стихли последние шепотки, — мы собрались сегодня здесь, под крышей гостеприимного графа Мирама, чтобы обсудить то дело, которому мы посвятили все свои силы, — спасение отечества от вторжения северян из Тарима. Каждому из вас были даны поручения, и почти все выполнили их в меру сил. Сегодня мы должны решить, что нужно сделать, чтобы успеть к назначенному сроку.

— Не торопитесь, герцог, — бросил толстяк, вытиравший жирные пальцы салфеткой. — Давайте сначала обсудим вопрос, волнующий всех нас настолько, что мы откликнулись на ваше предложение собраться днем.

— Лорд Корел, — герцог поджал губы, стараясь скрыть негодование. — Вы и правда думаете, что существуют вопросы, которые нужно обсуждать прежде, чем мы обсудим нашу готовность защитить отечество?

— Еще как думаю, — буркнул толстяк, лишь недавно купивший право лордства на средства, полученные из северных золотых рудников. — Это наша безопасность. Вот о чем я говорю.

— В самом деле, Гемел, — подал голос сидевший рядом с Корелом худосочный старик, походивший на высохшего подростка. — Что это за история с Летто и Верони? Стража носится по улицам, будто умалишенная. Кто разворошил этот улей?

— Ни Летто, ни Верони не были допущены в круг посвященных, — ответил Гемел. — С какой стати интересоваться их судьбой?

— Да потому что, прах возьми, вся стража стоит на ушах! — бесцеремонно вмешался в разговор их сосед. — Как бы они не дознались о наших делах.

— Мне кажется, сейчас неподходящее время для защиты интересов, как бы это сказать… отечества, — подхватил толстяк Корел. — Быть может, нам, наоборот, нужно затаиться, пока стража и этот проклятый Птах не узнали то, чего им не следует знать?

Гемел медленно поправил манжеты, стараясь сдержать резкий ответ. В конце концов, хоть они и ниже него, как грязь ниже солнца, но эти болваны должны быть уверены, что все идет по плану. Иначе они струсят, побегут и провалят все, что создано тяжелым трудом.

— Еще раз повторю, — тихо произнес герцог, — ни лорд Лавен, ни лорд Верони не входят в круг посвященных. Как бы ни старалась стража, она не сможет узнать от лордов то, чего они не знают. Наши секреты надежно скрыты и от дознавателей, и от выродка Птаха.

— И все же, что там случилось? — настойчиво поинтересовался Корел. — Я слышал, что это была вовсе не дуэль.

— Говорят, младшего Летто убили, — поддержал его старик Тидим, получивший лордство в наследство с титулом графа полвека назад, да так за все это время и не проявивший себя ни в чем, кроме создания огромных карточных долгов.

— В самом деле, герцог, — подал голос хозяин дома, Мирам. — Помнится, не так давно мы обсуждали возможность привлечь на свою сторону именно лорда Летто. Тогда обсуждение ничем не кончилось, но мы все обеспокоены развитием событий. Кажется, смертей не планировалось?

Гемел, не скрываясь, тяжело вздохнул. Если даже верный Мирам возвысил голос против него, то чего же ожидать от прочей своры лавочников, трясущихся за свои шкуры? Придется дать им какое-то объяснение, и достаточно правдоподобное, чтобы не позволить разгореться огоньку подозрительности, уже тлеющему в их свиных глазках.

— Дуэли действительно не было, — сказал Гемел, стараясь взвешивать каждое слово. — Младший Летто случайно узнал тайну, которую ему не следовало знать. И был… устранен.

Как герцог и ожидал, после его слов за столом воцарился хаос. Лорды орали, будто лавочники на базаре, — одни возмущались тем, что от них скрывали важную информацию, другие обвиняли соседей в разглашении тайны.

— Тихо! — снова рявкнул Тибел, едва не оглушив Гемела. — Хватит орать!

Вскочившие на ноги лорды стали опускаться на свои места, но гневный шепот висел над столом душным облаком.

— Гемел, — свистящим голосом процедил толстяк Корел, — вы обещали, что лорды не пострадают!

— Я обещал, что возвысятся достойные, — отрезал герцог. — Недостойных же мы не потерпим в своих рядах. Помните об этом! Велика награда тем, кто не жалеет себя, а тем, кто предаст, — тем и возмездие будет великим.

Оглядев притихших лордов, Гемел поднялся на ноги и вышел из-за стола.

— Наша цель — спасти отечество от иноземных захватчиков, — продолжал он, шагая вдоль ряда кресел. — Силой им не удалось захватить Ривастан. Теперь они пошли на хитрость, желая завоевать страну не силой мечей, а предательством. Грядет измена величайшая — возведение на трон нашей отчизны отпрыска чужой крови, представительницы семейства, которое вынашивает тайные замыслы о порабощении нашей страны. Но мы не допустим, чтобы нами правили северные варвары — ни прямо, ни косвенно. Нам есть чем ответить вторжению.

Резко остановившись, герцог развернулся к столу и заложил руки за спину.

— А теперь, — холодно продолжил он, — извольте отчитаться в том, что каждый из вас сделал для Ривастана в этот непростой час испытания верности.

Совет занял много времени. Запуганные лорды шумно оправдывались, сваливая вину за неудачи друг на друга. Их препирательства сводили Гемела с ума, но все же он больше не срывался, стараясь выбить из толстосумов как можно больше подробностей. Вскоре стало ясно, что большую часть заданий они провалили. Но и того, что они успели сделать, вполне должно хватить для осуществления плана Гемела. Основную часть работы он проделал сам — с помощью верных людей, конечно. А от этого сборища жадных до наград недоумков, возомнивших, что новый король одарит их всеми благами, ему нужно было не так много. Мелкие поручения вроде закупки провианта, вооружения, съем пустых домов на свое имя — все это было сделано. И, конечно, самое главное — деньги. Их лорды давали неохотно, но исправно. Деньги, на которые можно купить верность наемников и придворных, Гемелу очень пригодились. Этого он хотел от лордов, это и получил.

Гемел уходил первым. Его провожал сам хозяин дома, граф Мирам. Он провел герцога по темным коридорам, которым не впервой было видеть, как гость тайком покидает особняк, и выпустил Гемела через тайную дверь в соседнем здании, что на вид никак не было связано с особняком.

Герцог, очутившись на узкой улочке, плотнее закутался в плащ и надвинул на глаза шляпу. Он пришел пешком, не решаясь использовать свой экипаж, который был слишком приметен. И обратный путь также предстояло пройти самому. Гемел терпеть не мог пешие прогулки. Но в этом случае дело того стоило.

Едва его высокая фигура скрылась за поворотом, как от стены рядом с потайной дверью отлепилась тень. Миг спустя она превратилась в человека в длинном черном плаще. Внимательно посмотрев в спину уходящему заговорщику, тень извлекла из недр плаща крохотный комок перьев.

Это была маленькая птаха — воробей, которых в столице полным-полно. Но голова птицы была закрыта кожаным колпачком, словно у настоящего охотничьего сокола.

Тень обернулась, бросила взгляд на особняк, где лорды заговорщики еще допивали вино, и покачала головой, словно сожалея о чем-то. Потом быстрым движением свернула шею воробью.

Через миг у потайной двери остался только маленький трупик птахи. Тень исчезла.

К вечеру, когда Тир остался далеко за спиной, а дома крестьян и ремесленников, недавно поселившихся около городской стены, сменились привычными густыми лесами, Сигмон сдался.

Принцесса — как он именовал про себя Вэллу, несмотря на запрет герцога, — действительно устала. Теперь она сидела в седле неподвижно, смотрела прямо перед собой и, казалось, полностью ушла в свои мысли. Граф заметил, что она осунулась и побледнела. Герцог же, напротив, выглядел более возбужденным и с трудом сдерживал гнев. Когда он, сжимая кулаки, подъехал к их провожатому, Сигмон понял все без слов.

— Еще немного, — тихо сказал он. — Там, впереди, будет развилка — от тракта на юг уходит небольшая дорога. На перекрестке стоит таверна, в ней и остановимся.

Борфейм ожег спутника недобрым взглядом, но сдержал проклятие, вертящееся на кончике языка.

Остаток пути они проделали молча — Вэлланор старалась держаться в седле, герцог сдерживал проклятья, а Сигмон, удвоивший бдительность, вслушивался в ночной лес. К развилке подъехали уже в ранних осенних сумерках. Небольшой бревенчатый домик в два этажа был последним приютом путешественников, не нашедших пристанища в Тире. Въехав на широкое подворье, обнесенное высоким дощатым забором, Сигмон сразу спешился и предложил руку принцессе. Та с легким вздохом соскользнула с седла в объятия Сигмона, удержавшего девчонку на ногах. На краткий миг она замерла в его объятиях, и Сигмон вздрогнул, словно от удара. В его руках очутилась хрупкая птичка, занесенная ветром судьбы в стаю ворон. Она была настолько слаба, что граф застыл, боясь неловким движением навредить своей будущей повелительнице. Вэлланор подняла руку и коснулась своего виска…

— Сударыня, — спохватился Сигмон, разжимая руки. — Обопритесь о мою руку.

Северянка покачнулась, но потом решительно взяла спутника под руку, как берут подружку, а не галантного кавалера.

— Благодарю, — сказала она. — У меня закружилась голова.

— Вэлланор! — позвал герцог, торопливо спешиваясь рядом со спутниками. — Что случилось?

— Все хорошо, дядя, — быстро отозвалась Вэлла. — Я просто немного устала.

— Вы! — зло выдохнул Борфейм, оборачиваясь к Сигмону. — Как вы смеете водить нас по этим проклятым дорогам без сна и отдыха…

— Все хорошо, дядя, — повторила Вэлла. — Давайте пройдем в таверну.

Сигмон молча поклонился герцогу и повел спутницу к широкому бревенчатому крыльцу.

Он хотел остановиться именно здесь и вел спутников к этому заброшенному местечку совершенно осознанно. Ему довелось останавливаться здесь на пути в Тир. Собственно, он просто заглянул в таверну, чтобы попить воды. Тогда-то он и присмотрел это место.

Хозяйкой таверны была дородная женщина Ила с широкими крестьянскими плечами. Сигмон, столкнувшийся с нею в прошлый раз, успел приметить, что дама эта весьма решительна. Она не скупилась на затрещины, потому в таверне и царил идеальный порядок — прислуга ходила по струнке, а редкие посетители останавливались действительно на ночлег, а не просто побузить за бутылкой дешевого вина. Именно тогда граф и подумал, что лучшего места для ночлега северной гостьи не найти.

Расчет Сигмона оправдался с лихвой. Едва завидев усталую путницу, хозяйка таверны сразу взяла гостей в оборот. Мальчишка из прислуги был отправлен позаботиться о лошадях, а сама Ила и ее служанка повели Вэлланор наверх, в лучшую комнату таверны. Действовала хозяйка решительно и бесцеремонно, так что два спутника принцессы даже не успели вмешаться в вихрь гостеприимства, пронесшийся над их головами.

В мгновение ока они остались вдвоем посреди большого зала, уставленного столами, — их персонам уделили минимум внимания, рассчитывая, что мужчины способны позаботиться о себе сами. Герцог, немного ошалевший от подобного приема, вопросительно глянул на графа.

— Все будет хорошо, — успокоил его Сигмон. — О госпоже Вэлланор позаботятся как нельзя лучше. Уж точно лучше, чем могли бы это сделать мы.

Борфейм что-то прорычал под нос, но потом обреченно взмахнул рукой. Сигмон шагнул к ближайшему столу, отодвинул стул и сел на него, вытянув ноги. Герцог сел напротив, положив руки на темную дубовую столешницу, исцарапанную, но отмытую дочиста.

— Вы сюда и вели нас? — спросил он, стаскивая с головы шляпу.

— Верно, — отозвался Сигмон. — Здесь госпоже будет уютнее, чем в других местах.

— Значит, это было спланировано заранее? — осведомился Борфейм.

— Я допускал возможность того, что госпоже Вэлланор придется путешествовать налегке.

— Вы чудовище, — буркнул Борфейм, устало отдуваясь.

— Я знаю, — спокойно согласился Сигмон.

Из дальнего угла донесся громкий стук, и герцог резко обернулся, положив ладонь на рукоять меча. На другой стороне зала, за широким дощатым столом сидели двое бородатых крестьян. Отчаянно жестикулируя, они громко о чем-то шептались, не забывая прикладываться к большим глиняным кружкам.

— Все в порядке, герцог, — тихо сказал Сигмон. — Они не доставят нам неприятностей.

— Откуда вы знаете? — буркнул Борфейм.

— Тот, что сидит к нам спиной, имеет виды на хозяйку таверны. Я приметил его еще в прошлый раз, когда заглядывал сюда. Он не станет чудить в этом заведении. А его приятель, судя по всему, дает ему советы по завоеванию женского сердца и очень заинтересован развитием этого романа. Ведь при удачном стечении обстоятельств его друг обоснуется тут и сможет порой угостить его бесплатным ужином. Хотя, если вспомнить деловую хватку хозяйки, вряд ли мечты этого советника сбудутся.

Сигмон отвел взгляд от парочки в углу и увидел, что герцог пристально его рассматривает — как диковину, выставленную на всеобщее обозрение.

— Вы говорили с ними? — спросил Борфейм, прожигая собеседника взглядом блеклых глаз, бывших когда-то голубыми.

— Нет. Но я внимательно смотрел, — отозвался Сигмон.

— Тогда?

— И сейчас.

— Мы и минуты не пробыли в этой таверне!

— Минуты вполне достаточно, милорд, — отозвался Сигмон. — За минуту можно успеть очень многое.

Борфейм перевел взгляд на медальон спутника, все еще висевший на груди. Сигмон поднял руку и медленно спрятал кругляш под плащ.

— Я понимаю, почему нам навстречу отправили именно вас, граф, — тихо промолвил Борфейм.

— Иногда один человек подходит для задания больше, чем целая армия.

— Вы как раз такой человек? — герцог подался вперед, облокотившись о стол. — Человек ли?

Сигмон ответил спокойным взглядом — его история была известна слишком многим, чтобы считать ее секретом. А уж театральная постановка Ронэлорэна, будь она трижды неладна, до сих пор пользовалась успехом у публики. Хоть имена персонажей были изменены, да и сама история имела мало общего с реальностью, но пытливый ум вполне мог выудить из нее крупицы правды.

— Мы много слышали о детях Фаомара, — сказал Борфейм. — Раньше они доставляли много неприятностей и самому Сеговару, и всем его добрым соседям. Но потом они исчезли. Куда они подевались, граф?

— Спросите об этом короля, — отозвался Сигмон, опуская взгляд. — Думаю, он расскажет эту историю своему будущему родственнику.

— Отрадно видеть, что хотя бы один из них сохранил человеческий облик и нрав, — сказал герцог.

Сигмон поднял голову и взглянул собеседнику прямо в глаза. Борфейм поперхнулся и отодвинулся, убрав руки со стола.

— А вы уверены, что сохранил? — тихо спросил Сигмон. — И облик, и нрав?

Борфейм попытался что-то сказать, но закашлялся и отвел взгляд. Рядом, на его спасение, появился мальчишка с кувшином пива и двумя кружками.

— Господам угодно пива? — осведомился он.

— Пшел, — выдохнул герцог. — Вина, самого лучшего!

Мальчишка отшатнулся, но Сигмон успел поймать его за рукав.

— Жареного мяса и похлебку, — сказал он. — И госпоже все, что она попросит.

— Хозяйка уже позаботилась, — угрюмо буркнул мальчишка, поняв, что на мелочь от господ в награду за обслуживание можно не рассчитывать. — Сейчас похлебка будет. Мясо жарится.

Сигмон отобрал у него кувшин и кружки и жестом отослал мальчишку. Налив себе пива, он без промедления наполнил кружку и собеседнику.

— Отведайте, милорд, — посоветовал он. — В этих краях умеют варить пиво.

Борфейм с сомнением взглянул на густую шапку пены, но жажда победила сомнения, и он сделал первый глоток.

— Неплохо, — признал он, опустошив полкружки.

— И не кружит голову так, как крепкое дорогое вино, — отозвался Сигмон.

— Вы все просчитываете наперед, граф? — мрачно осведомился Борфейм, разглядывая кувшин.

— Стараюсь быть осторожным, — отозвался Сигмон. — Это продлевает жизнь.

Вместо ответа Борфейм снова припал к кружке, ничуть не стесняясь напитка простолюдинов.

Ужин, поданный прислугой, спутники съели в тишине. Больше ни о чем не говорили. Утолив голод, герцог поднялся и отправился к хозяйке, вернувшейся за длинную стойку. Та повела его наверх, в свободную комнату, а Сигмон отставил пиво и привалился спиной к стене. Он намеревался провести ночь здесь, рядом со входной дверью. Он знал, что в таверне все спокойно и неприятностей можно ждать только снаружи. И был полон решимости встретить их первым, еще до того, как враги доберутся до хрупкой северной птахи по имени Вэлланор.

Вэлла. Сердце тревожно стукнуло, и чешуйки на груди Сигмона встали дыбом. Потревоженный зверь проснулся и глухо заворчал. Все чувства графа разом обострились — он услышал, как в конюшне фыркают кони, как шепчутся в углу припозднившиеся гости, как герцог желает покойной ночи своей племяннице…

Зверь заворочался внутри, одобрительно рыкнул и снова уснул, убаюканный журчанием чужого имени.

Вэлланор.

Ночь была наполнена гневом и яростью. Багровые вспышки пронзали тьму, в потемневшем небе ярились зарницы молний. Жирный черный дым стелился по выжженной до пепла земле, подбираясь все ближе к Сигмону, пытаясь коснуться его длинными щупальцами. А он не мог даже пошевелится. Онемевшее тело отказывалось подчиняться. Внутри его, словно в железной клетке, бился зверь. Рычал, брызгал слюной, скалил длинные клыки и яростно сверкал красными, как свежая кровь, глазами. Напрасно — пустая оболочка Сигмона Ла Тойя не могла пошевелить даже пальцем. Зверь завыл. Он прыгнул вверх, взорвался ворохом черных чешуек и в единый миг заполнил все существо, служившее ему домом. Сигмон Ла Тойя вздрогнул, открыл пылающие алым огнем глаза.

И проснулся.

Он вскочил на ноги, едва не опрокинув стол, и замер посреди зала таверны, погруженного во тьму. Сердце колотилось, как безумное, в висках стучала кровь, а зверь внутри его бесился, пытаясь вырваться наружу.

Они близко — это Сигмон узнал от него. Черная волна катится по пустой дороге, подбираясь все ближе к одинокой таверне на развилке дорог. Они — рядом.

Сигмон сорвался с места и бросился вверх по лестнице. Ему не нужно было спрашивать, в какой комнате ночует Борфейм — обостренный слух зверя уловил знакомое дыхание даже сквозь толстые бревенчатые стены.

Промчавшись по коридору второго этажа — бесшумно, как летучая мышь, он остановился у массивной дубовой двери. И стукнул в нее кулаком. Тяжелое дыхание за дверью сменилось шумным вздохом. Зашипела гладкая сталь, покидая ножны.

— Кто? — хрипло каркнул Борфейм.

— Это я, милорд, — тихо ответил Сигмон. — Откройте. Это срочно.

Сдавленно выругавшись, герцог прошлепал босиком ко входу, отодвинул засов и распахнул дверь. Граф проскользнул в темноту комнаты и прикрыл за собой дверь.

Борфейм тут же шагнул в сторону. Он был в длинной ночной рубахе, чистой и без малейшего намека на украшения. Правой рукой он сжимал длинный клинок, направленный точно в грудь ночному гостю.

— Что случилось? — спросил герцог, пытаясь рассмотреть в кромешной тьме своего собеседника.