Придон Никитин Юрий

Глава 5

Он только успел обняться со старшим братом, ощутить идущую от него молчаливую поддержку, когда торопливо заглянул оруженосец, сообщил, что к светлому тцару жрец Воды Уболот по важному делу. Скилл сделал небрежный приглашающий жест. Аснерд и Вяземайт сидели за столом. Вяземайт задумчиво рассматривал длинные костлявые руки. Суставы на пальцах вздулись, короткие серебряные волосы на руках мелко поблескивали.

Вошел низенький, широкий мужчина с одутловатым лицом, рыхлый, с толстыми складками на боках. Но был он бледен, хотя раньше все видели его только румяным и краснорожим. Сейчас лицо вытянулось, в глазах страх, но во всем облике странно проступала тожественность, значимость великого момента.

Придон насторожился, спина сама по себе выпрямилась, грудные мышцы раздвинулись и застыли, заново пытаясь научиться отвердевать, как камни.

Жрец бросил быстрый взгляд на Вяземайта. Придону показалось, что Вяземайт чуть-чуть наклонил голову, и ободренный жрец заговорил быстро и торопливо:

– Светлый тцар… Светлый тцар!.. Боги посылают нам великое испытание, но это всего лишь испытание…

Скилл не заметил молчаливого разговора волхва и жреца, поинтересовался с легкостью человека, который не ждет ничего важного:

– Что они рекли?

– Мы принесли великие жертвы, – ответил Уболот. – Мы советовались со жрецами культа Огня, культа Воздуха и культа Земли. И все, тоже принеся жертвы, подтвердили, великий тцар…

– Что? – повторил Скилл уже нетерпеливее.

– Они рекли великие слова…

Жрец снова умолк, взглянул на Вяземайта. Скилл спросил раздраженно:

– Что они сказали?

– Они рекли, что если Артания вторгнется в земли Куявии…

Он замолчал, на бледном лице проступили красные пятна. В глазах появилась неуверенность. Скилл насторожился, глаза быстро бросили взгляды по сторонам. Придону почудилось, что старший брат вдруг пожалел, что так легкомысленно позволил жрецу войти и при всех раскрыть рот.

Аснерд рыкнул могучим голосом:

– Говори!

Жрец вздрогнул, сказал скороговоркой:

– Если вторгнемся, то Куявия будет разгромлена! Я видел… и жрецы Огня видели, а потом и другие, мы все видели всадников Артании на улицах Куябы!.. Видел, как скачут, размахивая топорами, убивают куявов, врываются в дома, несут награбленное!.. на лицах радость, это час нашей великой славы!..

Придону показалось, что Скилл сейчас с удовольствием разорвал бы жреца на части или хотя бы заткнул ему пасть и сбросил с высокой скалы. Но все смотрели уже на него, тцара, и Скилл покачал головой.

– Ты прав, – сказал он медленно, – боги посылают испытание. Это ложное видение. Никто и никогда еще не брал Куябу ни приступом, ни осадой.

Жрец сказал суховато, с тенью обиды в голосе:

– Я не сказал, что видение истинно. Я сказал только, что видение было. И все видели. Люди к старости становятся осторожными, тцар! А я уже стар, я привык, что мне верят. Потому я не сказал тебе сразу, а сам сперва проверил и перепроверил. Потом – с помощниками, а еще попросил посмотреть жрецов других богов. Я говорю только, что таково видение было!..

Скилл поморщился, кивнул.

– Не спорю. Наше дело – правильно истолковать. Верно?

Жрец ответил с поклоном:

– Ты всегда говоришь дело, тцар. Хоть ты и тцар.

Скилл приподнял бровь, Придон видел острый взгляд брата, Скилл показал, что уловил и оценил укол, но продолжил тем же ровным голосом:

– А толковать мы должны в интересах Артании, так? Чтобы правильно толковать, надо сперва знать интересы самой Артании. В чем ее интересы?

Придон все рвался сказать, в чем ее интересы, но Скилл явно обращался к жрецу. Тот подумал, пожал плечами.

– Ты будешь удивлен, тцар… и назовешь это трусостью, но я бы ничего не стал менять. И наши войска в сердце Куявии… лишнее.

Придон едва не задохнулся от такого чудовищного предательства, однако Скилл не вскочил, не ударил кулаком по столу. Лишь брови сдвинулись на переносице да голос стал суше.

– Если такие ясные знамения в нашу пользу, то почему не показать зубы? Не двинуть огромное войско и не разорить пару пограничных деревень?.. Куявия перед угрозой вторжения, как всегда, постарается откупиться!.. А если их жрецы тоже увидят такие же небесные предзнаменования, то куявы дадут выкуп впятеро больше!.. А то и вдесятеро. Так что…

Он умолк, не закончив фразы. Могучие руки лежали на столе, неподвижные, как бревна. Жрец вздохнул, как показалось Придону, с облегчением.

– Да, – проговорил он, – это, пожалуй, самое расчетливое решение. Скилл, ты – великий правитель!

Придон не выдержал, вскочил.

– Что здесь великого, если он говорит так, как говорил бы… прости, брат!.. презренный торгаш куяв? Разве мы не должны красиво и с огнем, с горящими взорами и пламенными топорами?.. Брат, ответь! Почему, если боги ясно показывают, что… как же… как ты можешь отказываться? Если сами боги… чтобы мы войска на Куявию, проклятую Куябу в кучу щебня…

Аснерд и Вяземайт переглянулись. Аснерд слегка наклонил голову, пряча довольную усмешку, Вяземайт же, напротив, приподнял голову, лицо просветленное, истовое, в глазах блеск, словно каменный свод расступился, и свет звезд отражается в зрачках.

Скилл покосился на них, вздулись желваки, поднял руку ладонью вперед.

– Погоди. Погоди, брат мой, пока ты не сказал слишком… Боги не сказали, что мы должны захватить Куябу. Верно я понял, Уболот?.. Видишь, верно. Они сказали только, что можем вторгнуться в Куявию и здорово ее пограбить. Даже захватить стольный град и сжечь его дотла. Можем! А вот должны или не должны – это решать нам.

Придон вскипел, вскрикнул:

– Но как же!.. Если можем, то почему… Брат, я не понимаю!

Аснерд подмигнул Вяземайту. Скилл все видел, все замечал, мрачнел, а жрец молча отводил глаза. Придон вскочил, смотрел на брата отчаянными глазами. Он не замечал даже, что его раскачивает, как головку цветка на ветру. Скилл вздохнул, сказал печально:

– Да, безрассудство любви – прекрасно…

Придон задохнулся, перед глазами потемнело. Почти вслепую он шагнул к выходу, бросил с порога резко:

– Ты научился говорить мудро. Так прими же и от меня: протоптанная тропа – самая опасная!

Слухи, один другого причудливее, поползли по Артании. Раньше они неслись со скоростью самых быстрых коней, а сейчас двигались с неохотой, надолго застывали на местах, не в силах выползти из кочевья. Слухи тяжелые, недобрые, даже постыдные для артанина, потому их никто и не спешил нести на быстроногих конях.

Так уж случилось, что жрец Воды рассказал о видениях в присутствии Аснерда, Придона и Вяземайта. Им рот не заткнешь, да и не узнаешь, кто проговорился. На следующий день увеличился спрос на оружие, поднялись цены на топоры из хорошей закаленной стали. В города из глубин степей пригоняли табуны коней. Отцы кряхтели, но доставали припрятанные золотые монеты и покупали подросшим сыновьям самых быстрых, самых крепких, самых надежных коней. От коня зависит слишком многое, чтобы не стараться выбрать самого лучшего: конь не должен пасть на трудной дороге, а раненого обязан вынести из гущи боя и принести к своим.

Придон часто уезжал в Степь, а когда вокруг оставалась только зеленая трава, а сверху – синее небо, падал в траву. Только кузнечики да бабочки видели его слезы да слышали рыдания. Еще он вылавливал из глухого гула в черепе жгучие слова, раскаленные до крика, что могут растопить ее заледеневшую душу, бережно складывал, переставлял местами, да они сами переставлялись, он только следил за их причудливым полетом, изгибами, видел, как они то наливаются цветом, то истончаются до шепота, становятся тверже стали и нежнее лепестка, взлетают, обдавая его дивными ароматами, бросая то в жар, то в холод…

Аснерд ехал по следам, молодая трава бурно шла в рост, влажно шелестела под копытами. Конь на ходу срывал верхушки, смачно хрустел, потом вдруг остановился, вытянул шею. Аснерд увидел, что конь осторожно обнюхивает исхудавшее костлявое тело, что распласталось в траве лицом вверх и раскинув худые руки.

Придон дунул в нежные подрагивающие ноздри. Конь отпрянул, оскалил зубы по-волчьи, глаза стали удивленные, как у ошалелого ребенка.

– Придон, – прорычал Аснерд с отвращением, – твоим именем творится такое… а ты здесь на цветочках гадаешь?

Придон заслонился ладонью, глядя снизу вверх на болезненно мигающего на фоне ослепительного неба гиганта.

– А что… творится?

Аснерд покачал головой.

– Да, вот уж поистине… Твоим именем начинается война, а ты…

– Война?

Аснерд поморщился:

– Если даже не война, то уж очень большой набег. Очень!..

– Я не думал ни о каком набеге, – сказал Придон защищаясь. – Аснерд, ты же знаешь… Какие набеги, я едва в седле держусь. Мне плохо, Аснерд. Оставь меня. Дай мне… просто лежать.

Аснерд оглядел его с головы до ног.

– Думаешь, хоть кто-то не заметил, что тебе хреново? От тебя один скелет, кое-как обтянутый кожей. Да и кожа желтая, как у покойника. Придон, ты помрешь…

– Я знаю, – ответил Придон просто. – Езжай, Аснерд, а? Езжай, куда едешь.

– Я приехал за тобой, – отрубил Аснерд. – Вставай, Придон. Ты… нужен. А здесь ты просто помрешь. Я знаю… Я видел, как от… от этого умирали. От смертельных ран выздоравливали, а от… от этого умирали. И ты умрешь.

Придон тихо прошептал:

– Нет жизни без Куябы.

Аснерд прорычал, нависая над ним, как огромная грозовая туча, где уже зло блещут зарницы и рокочет гром:

– Так пойди и возьми ее!

– Кого? – испугался Придон. Он чувствовал себя зайцем, бегущим по бескрайней степи от этой тучи, когда нет ни дерева, под которым укрыться, ни норки, куда улизнуть. – Кого взять?

– Куябу, – отрезал Аснерд зло. – Куябу, если это твое лекарство. И тех, кто в Куябе, – возьми! Другие уже седлают коней. Топоры наточили, седла сменили, доспехи на всех новенькие. Все готовы идти за тобой! Да-да, везде прокатился слух, что ты собираешь народ в поход. Вставай, Придон! Вставай сам, иначе я слезу и привезу тебя поперек седла.

Придон с трудом приподнялся, сел, упираясь руками позади себя. Руки заметно вздрагивали. Он вобрал голову в плечи.

– Я? Зачем это мне?

– Взять силой то, – сказал Аснерд твердо, – чего тебя лишили. Тебе должны были отдать Итанию!.. То была просто подлая уловка, чтобы ты отказался! Тебя обманули, Придон. У тебя и меч отняли, и награду не дали. Вся Артания кипит, везде сверкают клинки. Куявские купцы уже убрались в страхе, они видят, что натворил их неумный тцар. Вставай, Придон!

Рык его напоминал гром, что приближается с каждой минутой. Придон с трудом поднялся. Аснерд свистнул, конь Придона нехотя пришел на зов грозного чужака, которому лучше все-таки подчиниться.

Придон взялся одной рукой за луку седла, другой провел по лицу.

– Какой обман? Какой меч? Тцар Тулей настаивал, чтобы я взял тот проклятый меч!.. Я сам отказался. Сам!

– Знаю, – буркнул Аснерд.

– Откуда?

– Тебя знаю, – ответил Аснерд с отвращением, – этого достаточно. Да и Тулей, как ни подл, не стал бы подличать так… мелко. У тцаров и подлости тцарские. Нет, каждый поступал… правильно. Правильно и честно. Именно потому и запылают куявские города и села, заплачут вдовы, а наши кони будут пастись на их полях. И прольются ручьи горячей крови, что сольются в реки.

Придон вернулся один, Аснерд по дороге свернул к Щецину. Свою стоянку Придон не узнал, уже не временное пристанище одинокого воина, а настоящий воинский стан. Народу всего за сутки стало вдвое больше. Молодые, крепкоплечие, пышущие силой и здоровьем, на него смотрят с почтительным обожанием. Он ощутил себя вором, что присвоил себе тцарский плащ, и вспомнил, какой там тцарский плащ, он в рубашке простолюдина-землепашца, выглядит как живой скелет, туго обтянутый нездоровой желтой кожей.

Из шатра вышел Вяземайт, обнял, на лице укоризна.

– Опять донимает? – спросил он участливо. – Зачем не позвал?.. Я бы напоил чем-нибудь. У меня знаешь какие отвары? Быка с ног валят. И боль бы утихла, и спал бы, как эти горы. Да и заживало бы как на собаке.

Молодые воины перехватили коня Придона, увели. Придон пошел вслед за Вяземайтом в шатер, уже там запоздало огрызнулся:

– На собаке!.. На мне заживало, как на… да, как на боге! Какие бы раны я ни получал, оставалось дотерпеть до середины ночи. В полночь все раны затягивались, я спал до утра как бревно.

Вяземайт усадил его за стол, пощупал браслет на левой руке героя. Старая медь оставалась такой же холодной, хотя рука Придона горячая, будто только что вытащили из кипятка. Выпуклые завитушки отозвались тем же привычным легким звоном.

– Тогда это не наши отвары, – сказал он. – Не наши отвары тебя лечили…

Придон рыкнул озлобленно:

– А что же?

– Не знаю. Но мы тут с волхвами как-то спорили…

Он запнулся. Придон спросил подозрительно:

– О чем?

– Да все о том же, – ответил Вяземайт. Он отвел глаза в сторону, голос стал тише. – Твоя природа вызывает разговоры… Вообще у костров любят поговорить о необычном. О чем еще говорить, если подумать? А ты после той первой поездки в Куявию вернулся другим. С тобой произошло нечто… да нечто такое, что преображает человека. Да, ты стал настолько другим, что твои дела и поступки многим стали непонятными, отчего слухи и вымыслы понеслись по Степи, как табун в сто тысяч голов. Говорили, что ты и сам можешь преобразить человека до неузнаваемости!.. Дурость вроде бы, мы все тебя знаем с детства, никто тебя не менял и не подменял, но я сам был свидетелем, как один, наслушавшись твоих песен, стал…

В шатер зашел Стригун, оруженосец Аснерда, поставил на стол широкий поднос с жареным мясом и желтым кругом свежего овечьего сыра. Вяземайт молча достал нож, быстро и умело распластал мясо на тонкие ровные ломти. Стригун ушел, бросив на Придона восторженный и почтительный взгляд. Вяземайт взял ломоть сыра, положил в рот, глаза прикрылись, смаковал.

Придон терпеливо ждал продолжения, но волхв вместе с сыром как язык проглотил, а глаза не отрывались от ломтей мяса.

– Кем он стал? – спросил Придон. – Кем?

– Он, – проговорил Вяземайт с усилием, – стал другим человеком. Да ты ешь, ешь! А то совсем слабый.

– Как он стал другим?

– Его перестали узнавать, – ответил Вяземайт с еще большим усилием, и Придон понял, что набитый рот ни при чем, волхв всегда ест меньше воробья. – А это не во власти человека вообще, будь он тцаром, героем или даже магом. Это доступно только богу. Да и то….

Придон спросил раздраженно, но даже себе не признался бы, что стало страшно:

– Что?

– Даже богам это не всегда, – ответил Вяземайт. – И не каждому… Слушай, Придон, а как ты полагаешь, слухи насчет большой войны с Куявией только слухи?

Придон огрызнулся:

– У меня своя война. Внутри меня. Чуется мне, все там истребят друг друга… А последняя кишка сама повесится. На ребрах.

Вяземайт сказал сочувствующе:

– Придон, ты страдаешь. Но я мог бы тебе помочь.

Губы Придона раздвинулись в грустной усмешке:

– Можешь? Так почему не сделал до сих пор?

Вяземайт медленно и в задумчивости резал мясо на тончайшие ломтики, но жевать перестал, глаза смотрели сквозь столешницу.

– Это было не просто, Придон. Я давно разослал гонцов во все страны… Сегодня прибыл последний, привез смолу из гнезда птицы Феникс. Мне только ее недоставало, чтобы изготовить целебный… если можно так назвать, напиток. Нет-нет, это не в моей власти добыть тебе любимую женщину! Но теперь в моей власти заставить ее забыть.

Придон ответил горячо, не задумываясь:

– Сделай это. Сделай! Мне как будто ведро горящих… и несгорающих углей высыпали в грудь. Я уже криком кричу от этой муки. Сделай сейчас же!

Вяземайт сказал сочувствующе:

– Сейчас не могу… этим травам нужна полночь, чтобы звезды… Словом, к утру подготовлю все. Если не передумаешь.

Придон выкрикнул:

– Я? Который ничего, кроме боли, не получил?

– Приходи утром, – сказал Вяземайт коротко. – Клянусь, после глотка этого напитка ты навсегда забудешь Итанию.

Глава 6

Сердце стучало часто, истончившиеся ребра жалко задевали друг о друга в неплотном мешке из кожи. Жадное нетерпение жгло внутренности, он не знал, куда себя деть, Вяземайт пошел готовить травы, но солнце едва-едва перевалило на западную сторону. День жаркий, несмотря на апрель, дождаться бы ночи, и тогда могучая рука волхва снимет это проклятие, это наваждение, эту муку, из-за которой он беззвучно кричит все время, из-за которой тают кости, как уже стаяло мясо, растаяли жилы, а кожа истончилась, как паутина.

Он оседлал коня, отъехал в низину и рухнул в траву. От земли шли пряные ароматы, воздух влажный, в нем запах подземных вод. Здесь дождаться ночи, а утром спасение, свобода, освобождение…

Бездумно лежал в траве, незрячие глаза рассматривали небо. Там в синеве облака, но все равно это ее лицо, ее глаза, слышен даже ее смех, ее чарующий голос, веселый и беспечный, а потом вдруг – плач, крик, мольба… Так почудилось ли ему, или она в самом деле закричала ему: вернись, возьми мое сердце?.. Нет, почудилось, не могла такое сказать, она – куявская принцесса.

Послышался конский топот, пахнуло потом, рядом загарцевало нечто коричневое. На грудь и руки полетели комья сырой земли, он ощутил пряный и чистый запах корней травы.

– Придон, – раздался сверху нетерпеливый голос. – Придон, очнись! Тебя хочет видеть Скилл.

– Да? – спросил Придон вяло.

Он собрался с силами, мутное пятно кое-как собралось в трех конных всадников. Двое соскочили, Придон ощутил их крепкие горячие руки. Его подняли, он дал себя отвести к своему коню и усадить в седло. Повод его коня ухватил третий, так и понеслись лихим галопом: двое мчались по бокам Придона, готовые подхватить его в любой момент, если вздумает свалиться.

Вечернее солнце било им в спину, и оттого особенно страшно и грозно заблистали навстречу дома Арсы, стольного града Артании. Особенно сверкал под золотыми лучами великолепный дворец тцаров, из белого камня, окруженный деревьями, а вокруг него, на почтительном отдалении, дворцы знатнейших семей Артании, глав племен и родов.

Широко распахнутые ворота привычно налетели, как порыв ветра, и кони, не сбавляя скачки, прогрохотали копытами по уложенной камнями земле: вокруг дворца тцаров широкая площадь, по мраморным ступеням навстречу сбежали проворные слуги.

И, обгоняя всех, выметнулась легкая, почти прозрачная фигурка, слетела по ступеням, не касаясь ногами, черная коса с голубой лентой вытянулась стрелой.

– Блестка, – выдохнул Придон обреченно. – Ну зачем…

Он едва успел слезть, сам, без посторонней помощи, как она бросилась на шею, но не подпрыгнула и не повисла, как делала раньше, Придон ощутил болезненный укол, все знают о его слабости, все жалеют, как уродца.

Ее горячие губы жадно нацеловывали его глаза, щеки, ухватила крепче и пригнула голову, чтобы чмокнуть в лоб, и, не выпуская, спросила со слезами в голосе:

– Почему? Придон, почему?

Он сказал осипшим голосом:

– Не хочу, чтобы видела таким.

– Но это я, – воскликнула она, – это я!.. Мне можно любым. Я не Ютлан, который смотрит на вас обоих как на героев. Я на вас только как на братьев, которым бывает плохо… И не только тебе, но и Скиллу, я же вижу!

Он поцеловал ее, отстранил, передавая в руки приехавших с ним воинов, и снова без чужой помощи, даже без поддержки поднялся со всеми на второй этаж. Старший сопровождающий распахнул дверь в покои Скилла, все трое остались в коридоре, а Придон перешагнул порог, дверь за спиной закрылась с глухим плотным звуком.

Скилл стоял у окна, повернулся резко. Придон увидел бешенство на лице брата, но, когда тот быстро шагнул к нему, лицо стало прежним, а в глазах снова засветились любовь и сочувствие.

– Что ты с собой делаешь? – сказал он с упреком. – На тебе лица нет, а сам – кожа да кости!.. Придон, ты хоть знаешь, что делается твоим именем?

– Нет, – ответил Придон честно.

Скилл усадил за стол, рука все еще обнимала его худые костлявые плечи. Придон чувствовал сильные пальцы брата, тот время от времени сжимал их, словно не веря, что могучие мышцы растаяли, исчезли, а торчат только кости, кое-как обвитые сухими жилами.

– Знаю, – выдохнул он. – Знаю, что не знаешь. Придон, но твоим именем уже творится черт знает что!

– Что?

Скилл грохнул кулаком по столу.

– Собираются отряды! Все точат топоры, ножи, острят копья. Каждый грезит вторжением в Куявию. Уже делят добычу, которую еще надо завоевать. Жрец по дурости разболтал, что узрел в видениях, а простой народ… ох этот простой народ!.. ненавижу дураков… сделал свои выводы!

– Разве жрец соврал? – спросил Придон осторожно.

Скилл фыркнул:

– Придон, плюнь на все эти предзнаменования! Будь… будь сыном тцара. Будь! И ты все увидишь ясно и четко, без всяких советов со жрецами.

Придон взглянул с недоверием.

– Ты хочешь сказать, что тцарская власть дает… видение грядущих времен?

По губам Скилла пробежала грустная усмешка.

– Я сказал, что тцарской власти удостаиваются те, кто может видеть будущее. Сами, без советов с колдунами. Спрашивать у колдунов – удел простых людей, простолюдья. Я тебе скажу, что вижу я, тцар: сколько лет подряд по всей Артании не было ни одной засухи. Наши посевы щадила саранча. Это знают все, ты тоже знаешь. Кобылы в наших табунах на такой сочной траве приносят каждый год по двое жеребят, и все выживают. То же самое и с людьми. Пусть не по двое младенцев, и выживают почти все. Но вот уже много лет нет даже мелких войн с соседями. Нет войн внутри Артании!.. Ну, те крохотные набеги, что ты совершал, – не в счет. Гибли единицы, а рождаются десятки тысяч. Чуть ли не последнее, когда погиб Горицвет, но теперь уже и внутри Артании нет врагов! Ты еще не понял?

Говорил он холодно, четко, даже загибал пальцы. Придон послушно кивал. Теперь, когда старший брат все разъяснил так подробно, он и сам видел, что молодых и яростных, изнывающих от бездействия воинов становится все больше.

– Нет, – ответил он честно.

Скилл хлопнул в ладоши. Звук получился резкий, словно сшиблись бортами два боевых корабля. Приоткрылась дверь, в щель просунулась голова с вопрошающими глазами. Скилл нетерпеливо указал на стол.

Вскоре принесли кувшин с холодной родниковой водой и второй – с настоем не то жги-травы, не то плакун-корня, Придон не уловил по сильному и острому запаху, скорее всего – смесь.

– Промочи горло, – велел Скилл. – Сейчас там внизу на кухне жарят, по-моему, целого быка. Я сам начну тебя кормить долго и… насильно, если понадобится!.. Эх, Придон, пора тебе понимать такие вещи. Именно в них и разница между тцаром и… просто человеком.

Придон осторожно налил себе в чашу, Скиллу в кубок. Рука дрожала, с трудом удерживая наполненный кувшин, но Скилл смотрел Придону в глаза и не замечал, очень старательно не замечал, что рука брата напряглась так, будто держит гору.

– В чем?

Холодный напиток ожег горло, но тут же в черепе словно пронесся свежий ветер, выдувая сырость и гнилой туман, мысли пошли живее, а взор прояснился.

– Мы никогда так долго не жили без войны, – сказал Скилл настойчиво, в его словах странно уживались гордость и горечь. – Везде сами собой собираются отряды, готовые в набеги. Куда угодно: на Куявию, на Славию, на Вантит, да вообще просто к краю света! Горячая кровь бурлит, требует выхода. Ты сам это видишь. И после этого будешь ссылаться на никчемные видения волхвов?

Придон поежился. Волхвы всегда пользовались грозной и таинственной славой, и сейчас он сказал осторожно:

– Ну почему никчемные…

– А потому, что увидели то, что давно и ясно вижу я! Сейчас все предзнаменования указывают на близость войны. Как же – сколько лет без войны! Да как это артане столько протерпели?

Придон сказал пугливо:

– Брат, но видения посылают боги! Почему не пьешь? Я никогда такого настоя не пил!

Скилл отмахнулся:

– Значит, оживаешь. Вкус жизни ощутил. Дело не в видениях. Придон, я не воин сейчас. Я – тцар. Я, конечно, могу поднять огромное войско и двинуть на Куявию. Там, как доносят купцы и странники, вечная свара и грызня достигли предела. Так что видения, которые послали жрецам боги, я могу видеть… да простят мне боги!.. и без их помощи. В Куявии беры и беричи дерутся за власть, за влияние, и, если вторгнемся сейчас, дальние будут злорадно наблюдать, как бьем тех, кто на дороге, помощи им не пришлют… Мы в самом деле можем прорваться глубоко. Однако сама по себе Куявия сильна, брат. Очень сильна. Там многочисленный народ. И они не трусы, как мы привыкли считать. Да, они уступают нам в отваге и мужестве, но это лишь потому, что живут в роскоши. Они изнеженны, это верно. Но отними у них эту изнеженность, покажи, что вторгаемся в их дома, они будут защищаться храбро. Ну, возможно, будут. Если боги дают нам благоприятные знамения, мы должны воспользоваться ими… Это значит, что мы придвинем войска к пограничной реке и потребуем большей уплаты за… мир. Куявы не любят воевать, ибо живут богаче. Они предпочитают откупаться, это устраивает обе стороны.

Он говорил и говорил, но сердце Придона стучало все громче, внезапный жар потек по телу, и травяной отвар ни при чем, это вскипела его собственная кровь. Скилл говорит все верно, все правильно, но в голосе признание, что артане в самом деле могут вторгнуться, в самом деле могут потребовать… да что там золото, могут потребовать Итанию!

– Брат, – сказал он внезапно охрипшим голосом, – а как же наша честь? Ты говоришь, как… как куяв! Ты готов торговаться, а не противно ли это мужскому достоинству?

Скилл поморщился.

– Брат, – напомнил он, – я же теперь тцар!

– А тцар, он кто?

– Он тцар, – ответил Скилл с печальной гордостью.

– Он уже не воин?

– Нет, – ответил Скилл после паузы.

Придон отшатнулся, кипящая кровь с силой била в виски, а в груди плескался котел, наполненный расплавленным металлом.

Он спросил с нажимом:

– И даже не мужчина?

Скилл смотрел с печалью, как смотрит на неразумного ребенка мудрый взрослый, ответил с теплом и печалью в голосе:

– Тебя это оскорбляет, понимаю. Придон, я люблю тебя! Люблю за искренность, за честность, за прямоту. Но все же пойми, брат мой… тцар не должен быть… как бы это сказать, Вяземайта бы сюда, ведь я, как и ты, лучше умею топором, чем словами… Тцар – это не только не воин, прости, но даже – не мужчина! Ибо тцар – это и мужчины Артании, и женщины, и дети, и старики, и даже весь наш скот, наши кони, наши степи, леса и поля. Я должен заботиться о своей стране, и если для этого надо умалить или возвысить одну часть, то я обязан это сделать. А наше войско – это не вся Артания, как тебе кажется! Это часть, Придон. К тому же не самая важная… Да-да, без армии прожить можно, без землепашцев – нельзя.

Придон сказал резко:

– Ты сам сказал, у нас подряд столько небывало урожайных лет! Мужчины застоялись, они требуют войны!.. Тьфу, я тоже начинаю разговаривать как…

Скилл тихонько засмеялся. В глазах появилась нежность, а суровое лицо растаяло, смягчилось.

– Потому что ты – мой брат. Потому что ты – сын тцара, и еще потому, что тебе… если со мной что случится, придется взять на свои плечи эту нелегкую ношу. И ты уже начинаешь разговаривать и мыслить как будущий тцар.

– Нет, – сказал Придон, – с тобой ничего не случится, ибо ты – неуязвимый. Я никогда не буду тцаром, это не по мне. Ты уже сейчас мудр… но в одном ты не прав.

– В чем?

Придон выкрикнул яростно:

– Мы должны ударить на Куявию!

– Почему? – воскликнул Скилл. – Потому, что в тебе все еще живет обида?