Куявия Никитин Юрий
– Взлет! – сказал Иггельд. – Черныш, взлет…
И опять он чуть опоздал: лапы Черныша начали подгибаться для прыжка в тот момент, когда слово «взлет» оформилось в сознании, а когда он начал вытягивать губы для первого слога, Черныш уже присел к самой земле, прижимаясь почти брюхом, а когда Иггельд только начал произносить, дракон уже метнулся в воздух, распростер крылья, мощно ударил по воздуху, еще и еще. Их вжало в седла, тела потяжелели, с каждым днем Черныш ухитряется выпрыгивать в небо все стремительнее, глаза на лоб лезут, а кишки топчут одна другую.
Не делая круга над Долиной, как всегда поступают другие драконы, чтобы запомнить, откуда вылетели, Черныш сразу взял верное направление. Иггельд снова подумал, что у них с Чернышом особая связь, дракон чует желания Иггельда, улавливает сразу, как только он осознает четко и ярко.
Ратша негромко посоветовал укрыться плащом. Ветер еще не досаждал, это придет позже, но Иггельд укрылся, Ратша прав, потом будет уже просто зябко.
Черныш все набирал высоту, ему нравилось, когда облака уходят вниз так далеко, что кажутся заснеженным полем. И только опускаясь к этой «земле», опускаясь долго, с потрясением обнаруживаешь, что этот слой вовсе не зимнее поле, а под ним глубоко-глубоко внизу еще одна земля: с лесами, полями, тонкими нитями рек, синими пятнами озер, зелеными – болот и стариц.
Сейчас Иггельд сказал строго:
– Нет, с орлами сегодня состязаться не будем. Иди так, чтобы рассмотреть не то что войска, но и масть их коней.
Он не понял, чему сзади коротко хохотнул Ратша. Черныш вместо того, чтобы резко снизиться, напротив, свободно начал набирать высоту, на землю вроде бы не смотрел, хотя у него глаза расположены так, что в полете вовсе не надо наклонять голову, это мешало бы полету, и так все видит…
– Ну что не так? – спросил он чуточку раздраженно.
Ратша хохотнул снова.
– Сказать или сам догадаешься?
– Уже догадался, – пробормотал Иггельд.
Вернее, не догадался, а вспомнил, подумал он хмуро, как не однажды дракон явно реагировал на нечто, что ускользало от зрения Иггельда. Не раз снижался для проверки, и всякий раз оказывалось, что под кустом либо задремал заяц, либо там птичье гнездо, а однажды дракон вовсе опустился в голой степи, Иггельд хотел его уже выругать, но Черныш яростно заработал лапами, земля полетела громадными комьями, тут же открылось гнездо с крохотными мышатами.
Иггельд обалдело мотал головой. То, что дракон увидел или учуял из-за облаков, само по себе чудо. Но зачем ему мыши? Или какая-то игра?
Не раз точно так же плюхались в реки и озера, над которыми пролетали. Иггельд поспешно соскакивал и наблюдал с берега, с каким азартом дракон ловит рыбу, гоняется из конца в конец озера, пробует нырнуть, но всякий раз на поверхности оставался толстый зад с шипастым хвостом, а когда Черныш поднимал голову, на ней свисали комья донной грязи, плети водяных растений.
Он давно понял, что обоняние дракона превосходит его собственное в сотни и даже тысячи раз, зрение тоже во много-много раз, а если Черныш не реагирует на мелких червяков, что грызут корни травы, то лишь потому, что неинтересны, а не потому, что не слышит. Возможно, слышит даже, как растет трава где-нибудь в Артании. И вот сейчас понял приказ, как Иггельд и приказал. Все правильно, надо думать, что брякаешь.
– Молодец, – пробормотал он, – молодец, умница… А теперь давай все же ниже. Ничего не поделаешь, мы с тобой хоть и видим отсюда…
– Но Ратша сзади не видит, – раздался сильный голос, в котором Ратша чересчур старательно прятал насмешку. – У Ратши, такого вот дурня, глазки ма-а-а-ахонькие!.. Как у червяка. Хуже того, как у человека, который даже видит, да не смотрит, а смотрит – ни черта не видит… Ого, что вон там?
– Где?
– Опустись ниже и подай Черняшку левее.
Иггельд сказал с неловкостью:
– Вот видишь, у тебя глаза лучше.
– Я просто привык замечать, – ответил Ратша. – Я не замечаю красот деревьев или озер, а вот… да, там что-то движется!
Иггельд видел сперва нечто мерцающее на серо-зеленой поверхности, Черныш замахал крыльями чаще, теперь он несся так, что догнал бы выпущенную из лука стрелу, встречный ветер свистел в ушах и дергал за волосы. Иггельд сбросил с головы капюшон, приложил ладонь козырьком к глазам.
На большом пространстве земля из зеленой стала серо-коричневой, и казалось, она слегка мерцала, словно покрытая рябью волн. Такое он видел только однажды, год назад, когда пролетал над полем, по которому двигалась исполинская стая саранчи. Саранча еще не отрастила крылья, но и такая, пешая, передвигалась с огромной скоростью, пожирая все на своем пути. После нее оставалась черная земля. Даже высокие деревья превращались в почерневшие, как после пожара, обглоданные до коры скелеты.
– Саранча, – вырвалось у него.
Поблескивающие искорки выглядели слюдяными крылышками, но точно так же с высоты блестит в солнечных и даже лунных лучах и обнаженное железо.
– Саранча? – переспросил Ратша. Голос звучал угрюмо. – Да, ты прав. На очень быстрых конях.
– А это значит, – проговорил Иггельд, – она уже отрастила крылья.
Ратша смолчал, Иггельд чувствовал его горячее, как у дракона, дыхание. Оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, и сейчас Ратша не удивился, когда Иггельд сказал громко:
– Черныш!.. Большими кругами!..
Крылья не сделали и взмаха, дракон едва заметно накренился, ветер чуть-чуть изменил направление. Они так и остались в центре мира как приклеенные, а мир внизу начал поворачиваться по дуге. Мерцающее пятно, что уже разбилось на множество крохотных скачущих на одинаково коричневых конях всадников, уплыло в сторону. Черныш снизился еще, уловив желание Иггельда, так летали довольно долго, наматывая широкие круги, пока Ратша не вскрикнул:
– Вон там!.. Десяток воинов!
Артане, обнаженные до пояса, мчались на быстрых степных конях тесной группкой, дракона не замечали, тот держался сзади, а чтобы тень не опередила, свернул, постепенно снижаясь, снова начал догонять быстро, как летящая птица. Ратша взял дротик, второй передал Иггельду.
Не сговариваясь, метнули одновременно, всадники неслись впереди, тяжелые дротики уменьшились, Иггельду почудилось, что растворились в воздухе. Черныш пронесся над артанами, снизу вроде бы крик, Ратша сказал со злым удовлетворением:
– Попал… Точно в загривок! Не такая уж у них и дубленая шкура.
– А я? – спросил Иггельд.
– Ты почти попал, – утешил Ратша. – Коня точно ранил.
– Бедный конь…
Их сильно качнуло, Ратша ухватился за ремни, умолк, Черныш развернулся по крутой дуге. Ратша снова подал Иггельду дротик, сам уже держал, всматривался, а когда проносились над артанами, с силой метнул. Артане, не испугавшись, выхватили луки. Стрелы, блистая на солнце крохотными искрами наконечников словно льдинками, взлетали быстро и часто.
– Не высовывайся! – предупредил Ратша строго.
Две-три стрелы пронеслись мимо, по дуге их вернуло обратно, остальные щелкали по панцирю Черныша. Иггельд сжался в страхе: одно дело – знать о неимоверной прочности лат дракона, другое… Черныш, поняв, что требуется, попросту завис над всадниками, те все еще неслись вскачь, но все больше расходились в стороны, стреляли и стреляли, стараясь найти уязвимые места в туше настигающего их крылатого зверя.
Ратша прокричал:
– Садимся! Их только восьмеро!
– А нас? – крикнул Иггельд.
– Нас? Нас целых трое!
Иггельд понял, на душе страшно и темно, велел Чернышу:
– Вниз!.. Посадка!
Черныш удивился, голос папочки встревоженный, будто бесстрашный и всегда все знающий и умеющий папа робеет, чего быть просто не могло, сложил крылья и пошел к земле, резко выставил крылья парусами, гася скорость, плюхнулся всеми четырьмя. Ратша тут же соскользнул на землю, уже в полном боевом вооружении, со щитом и мечом, Иггельд замешкался, но схватил услужливо протянутый меч, крикнул:
– Черныш!.. Рассей их!.. А вон того, видишь?.. принеси мне. Выполняй!
Черныш, что при первых звуках знакомой команды сразу начал в нетерпении грести лапой землю, сорвался с места. Это ж самое любимое: гонять, давить, хватать и приносить добычу. Во-первых, драконы – все и так гоняльные, давильные, хватальные и приносящие в гнезда добычу. Во-вторых, можно отвести душу и насладиться осознанием, что теперь не он боится этих больших и страшных существ на огромных храпящих конях, а они, ставшие такими маленькими, бегут от него в ужасе, а он их ловит, как цыплят. И, самое главное, так сказал великий и горячо любимый папа, что всегда прав, всегда все знает и умеет.
Артане повернули коней и понеслись на них, пригнувшись к конским гривам. Иггельд видел только широкие мускулистые спины да толстые руки с блещущими в них острыми топорами. Холод прокатился по телу, он стиснул челюсти, да не увидит Ратша, как его трясет, взял меч обеими руками и приготовился встретить натиск. Артан восьмеро, значит, двоих Ратша уже сумел ссадить с коней. И еще ссадит…
Черныш выметнулся навстречу, издал страшный грохочущий рык, от которого ноги подогнулись, сердце застучало часто-часто. Оглянулся на Ратшу, тот побелел, едва не выронил меч, а щит опустил вовсе. Черныш распахнул пасть, растопырил лапы и крылья и так врезался в отряд. Если бы не сумели сдержать коней, то сшиблись бы и, возможно, опрокинули бы объединенной массой, но кони испугались до визга, садились на круп, вставали на дыбы, поворачивали и уносили всадника, не слушаясь шпор и раздирающих рот удил, а Черныш налетел, начал опрокидывать вместе с конями, хватал пастью, бил лапами.
Двое всадников сумели справиться с конями и помчались на Иггельда и Ратшу.
– Мой левый, – предупредил Ратша.
Иггельд чуть не сказал, чтобы брал хоть обоих, но вместо этого сделал шаг вперед. Артанин налетел на огромном горячем коне, сам огромный и страшный, свирепый, с поднятым топором. Полуголый до пояса, он тем не менее выглядел облаченным в латы, настолько широка грудь, а обцелованная солнцем кожа цвета старой меди. Иггельд вскинул меч, послышался резкий звон, руки тряхнуло, артанин проскочил мимо, тут же развернул коня и ринулся на него снова. Коричневое от солнечного загара лицо перекошено бешенством. Он снова занес топор, искорка сорвалась с лезвия и кольнула глаз Иггельда, он отпрыгнул, извернулся и нанес встречный удар.
Кончик длинного меча задел кисть руки с топором в ладони. Как в кровавом тумане, Иггельд видел проскользнувшего дальше всадника на горячем коне, а кисть с зажатой рукоятью топора остановилась в воздухе, перевернулась, топор пошел острием вниз, а рукоять, брызгая кровью из вцепившейся мертвой хватки руки, последовала за ним…
– Берегись! – закричал Ратша.
Иггельд, все еще в оцепенении, медленно повернулся. Артанин, блестя огненными расширенными глазами, выхватил левой рукой кинжал и гнал коня прямо на проклятого куява. Иггельд отскочил, инстинктивно выставил перед собой меч, все так же держа обеими руками. Артанин прыгнул с коня, растопырившись, как лягушка, замахнулся ножом. Руки Иггельда тряхнуло, нож мелькнул перед лицом, он выпустил рукоять меча и отступил, а артанин, пронзенный насквозь, упал и забился в корчах.
Черныш все еще гонялся за всадниками, хотя в седле оставались двое, потом уже один, а кони с опустевшими седлами носились с безумным ржанием.
Подошел Ратша, вытер лоб, глаза пытливо всматривались в лицо Иггельда.
– Струхнул?
– Какое там струхнул, – едва выговорил Иггельд. – Меня всего трясет…
– Так всегда, – сообщил Ратша. – Первый раз человека жизни лишил. Потом привыкаешь. Вот курицу зарезать не могу… а человека – легко. Он же пришел с боевым топором! Знал, что идет убивать. Знал, что могут убить. Сам выбрал эту дорогу. Так что правильно, не терзайся. А вот курицу – не могу…
– Да, – прошептал Иггельд. – Да, Ратша… Прости, но меня все равно трясет.
– А ты смотри на Черныша, – предложил Ратша. – Сразу все понял. Видишь, как гоняет! Если коня скормить, он взлетит?
– Конь?
– Твоя жаба с крыльями!
– Еще как, – ответил Иггельд.
– А двух?
– Вряд ли. Если переест, ложится спать. Надолго. А когда спит, ничем не добудишься. Любой может подойти и убить…
Ратша с беспокойством следил за драконом, земля глухо гудела под его тяжелыми прыжками. Кони при всем ужасе перед чудовищем не убегали далеко, храня верность хозяевам, делали большие круги и возвращались к их телам. Черныш снова носился за ними, смешно подкидывая зад, а если догонял, то опрокидывал лапой и мчался за другим конем, а упавший вскакивал в ужасе. Стоял некоторое время, дрожа всем телом и дико вращая глазами, не понимая, что у него отъедено, а Черныш несся дальше, догонял, валил в восторге от такой игры и ликующий от ощущения силы и ловкости.
– Мой убит, – сказал Ратша кратко, – пойдем посмотрим, что с теми…
Еще двое артан поднялись с земли, с ободранными в кровь руками и лицами, бросились разом, плечо в плечо, одинаковые, как два степных льва. Ратша быстро и ловко обезоружил обоих, каждого ранив не смертельно, но глубоко и выбив из рук топоры. Один схватился за нож, Ратша тут же заступил Иггельда и нанес короткий удар. Артанин захрипел и повалился навзничь, из разрубленной груди широкой струей хлынула кровь.
Второй все нащупывал нож, в глазах ненависть, губы дрожали, а лицо искривилось в бешенстве.
– Остынь, – сказал Ратша громко. – Мы не воины, мы не обязаны воевать… и убивать. Ответишь на вопросы – останешься жить.
– Я ничего не скажу, – процедил артанин. – Вы, две грязные куявские свиньи, ничего от меня не услышите. Скоро придет доблестный Придон, всю вашу грязную страну поставит на колени!
Ратша мрачно кивнул.
– Да, это мы слышали. А где сам Придон?
– Там, где ему надо, – отрезал артанин. – Небо следит за его подвигами, небожители восторгаются им!
– Ну да, – сказал Ратша, – а если он…
Договорить не успел, артанин молниеносно ринулся, минуя его, на Иггельда, признав за старшего. Иггельд не успел даже отшатнуться, его пальцы сами по себе перехватили кисть с ножом у самого горла, сжали. Артанин вскрикнул, хрустнуло, нож выпал из побелевших пальцев.
Ратша, ругнувшись, ударил мечом, как копьем, в спину. Обагренный кончик стали высунулся из груди артанина. Он захрипел, сказал окровавленным ртом, откуда сразу хлынула красная струя:
– Он… придет… Куяба будет взята!.. Мы отомстим… За правду… За честь…
Ратша с силой дернул меч на себя, артанин повалился лицом вниз. Ратша наступил на спину, освободил меч, вытер окровавленное лезвие о штаны убитого.
– А ты быстр, – сказал он с удивлением.
– Да он был ранен, – сказал Иггельд, защищаясь.
– Не настолько. Да и кисть ты ему сломал как лихо. Я слышал, как трещали кости.
– Это ты придумал!
– Правда-правда, – сказал Ратша. Он оглядел Иггельда с головы до ног. – Ты вырос, Иггельд. Окреп. Я не считаю тебя мальчишкой, но ты уже сейчас сильнее всех мужчин, которых знаю. Самому пожить в пещерах, что ли?
Лошадь с торчащим в шее дротиком тяжело ковыляла, алая кровь стекала по ноге на землю. Ратша милосердно взмахнул мечом, прекращая мучения. Иггельд подозвал Черныша, указал на убитую лошадь, сказал хмуро:
– Ешь!.. Можно.
Ратша снял было седло по крестьянской бережливости, подумал, с жалостью почесал затылок.
– И куда это теперь?.. Эх, столько добра пропадает…
Он окинул взглядом убитых. Коней можно изловить, с убитых поснимать хотя бы сапоги, с коней – седла. Топоров сколько штук, ножи на поясах. Все бедное, но оружие у артан всегда добротное, сталь закаленная, а ножи почти не тупятся и не ломаются.
Иггельд сказал с неудовольствием:
– Можно бы взять, но… зачем? Мы за одну перевозку какого-нибудь загулявшего бера из одного края в другой получаем в сотни раз больше.
– И то верно, – согласился Ратша со вздохом. – Да только все равно жалко вот так бросать. Другие ж все равно подберут!.. Тут не пустые земли, не сегодня, так завтра наткнутся. Чем и не люблю войны, что всегда много добра пропадает! Сколько везде воевал, а так и не привык.
Рядом слышался непрерывный мощный хруст. Черныш лежал на пузе, лошадь подгреб обеими лапами и, прижмуриваясь от удовольствия, пожирал еще теплое сочное мясо. Одним глазом время от времени косился в их сторону и, убедившись, что все спокойно, снова зажмуривался и с наслаждением хрустел костями, вырывал огромные куски мяса и глотал, не разжевывая.
ГЛАВА 12
Артане продвигались по Куявии быстро, победно. Земли и целые княжества покорялись одно за другим, иные высылали гонцов навстречу артанской коннице и вручали ключи от городов. Наспех набранные армии либо разбегались сразу, еще только завидев ужасных артан, что живут войной, набегами, что обожают слышать звон оружия, крики жертв, либо выдерживали первый удар, после чего сдавались и приносили присягу верности уже артанам, их мстительному Придону.
Иггельд нарасхват, ему платили золотом за каждое слово, он успевал увидеть сверху и сообщить о том, с чем через трое или больше суток прискачут на взмыленных конях измученные гонцы. А видел он повсюду позор, трусость, предательство, стремление урвать жирный кус для себя лично, в то время как соседу плохо. Если какой-то володарь все же собирал войско и отправлял навстречу артанам, соседи тут же вторгались в его земли и либо отрезали часть его владений, пользуясь тем, что хозяин не в состоянии защититься, либо творили бесчинства, уводили людей и скот, жгли дома и села целиком: ослабленный сосед – не опасный сосед!
Несколько раз вдвоем с Ратшей выслеживали сверху и захватывали одиночные разъезды артан. Огромное артанское войско двигалось, выбросив вперед гигантские щупальца отрядов в тысячу топоров, те, в свою очередь, выпускали далеко вперед по сотне всадников, а каждая сотня отпускала на разведку десяток на быстрых неутомимых конях. Такой десяток шел обычно в сильно растянутой цепи, чтобы как можно больше увидеть и охватить взором в чужой стране, всадники просто старались не терять друг друга из вида и потому не успевали прийти на помощь, когда с неба обрушивался дракон, прижимал коня к земле лапами, ломая ему крестец, а двое куявов хватали и вязали оглушенного артанина.
Сегодня артанин дрался отчаянно, а когда Ратша навалился и прижал к земле, он ухитрился вытащить из-за пояса нож, Ратша успел перехватить за кисть, сжал, артанин захрипел, дернулся и навалился грудью на острие.
– Не взять… – прохрипел он люто, – подлым грязным свиньям… вольного сына…
– Дурак, – сказал Ратша с сердцем.
– Не быть артанину… рабом… – прошептал тот.
Ратша оставил его, поднялся, лицо хмурое, огляделся. Артанин смотрел победно, молодой и красивый, с хорошим размахом плеч, бронзовотелый, лицо быстро бледнело, изо рта широкой струйкой хлынула кровь. Он силился сказать еще что-то, но дернулся и застыл, глаза смотрели в небо, коричневые, как поспевшие желуди.
Иггельд суетливо вытянул голову, даже привстал на цыпочки.
– Сюда скачут, – напомнил он тревожно. – Справа… и тот, что слева! Что будем делать?
Ратша сказал зло:
– Нам нужен пленник!.. Князь Брун велел дознаться: думают ли артане останавливаться? Чего хотят? О чем говорят рядовые артане?
– Понятно, – торопливо сказал Иггельд. – Черныш!.. Охраняй!.. Понял? Охраняй!
Дракон завизжал от счастья, сейчас он покажет, как любит своего папочку, и сделает все, чтобы тот его похвалил, вскочил и сам понесся на ближайшего всадника. Тот не успел уклониться, Черныш ударил всем телом, конь с поросячьим визгом опрокинулся на спину, всадник вылетел из седла, а Черныш подпрыгнул, в воздухе растопырил крылья, Иггельд не поверил глазам, когда Черныш просто на месте сделал невероятнейший поворот, почти кувырок, и в три могучих рывка крыльями, от которых на земле началась буря, оказался над тем героем, что со вскинутым топором в руке мчался с другой стороны.
На этого Черныш просто обрушился сверху. Никто даже не вскрикнул, только жутко затрещали кости. Иггельд и Ратша бегом оказались над артанином, которого Черныш выбил из седла, тот лежал на спине, раскинув руки, веки опущены, красные ссадины на щеке, плече, содрана кожа с локтя.
– Жив, – определил Ратша. – Повезло!
Он быстро и жестко связал артанину руки и ноги, тот медленно приходил в себя, дернулся, открыл глаза. Иггельд сказал торопливо:
– Ратша, сюда скачут еще!.. Заканчивай!
– Зови свою жабу с крыльями, – велел Ратша.
– Черныш! Ко мне!
Дракон тут же оставил расплющенные жертвы, в два прыжка оказался перед Иггельдом. Глаза с любовью и обожанием уставились в лицо папочки. Хвост усердно молотил по земле, оставляя глубокие вмятины.
– Молодец, – похвалил Иггельд. – Очень хорошо! Я тебя люблю… Нет-нет, сиди!.. Перестать лизаться. А теперь лежать!
Они быстро затащили связанного пленника на спину, Иггельд сказал торопливо:
– Взлет!..
Ратша проворчал:
– Мы бы и этих так же просто… А твоя жаба так и вовсе разгонит целое войско.
– А что толку? – спросил Иггельд тоскливо.
– Врага надо бить везде, – сообщил Ратша. – Не знал?
– Все равно всех не перебьем, – ответил Иггельд хмуро. – Они же идут широким потоком. Отвезем этого к князю, а тот пусть думает, как воевать…
Черныш в два прыжка оторвался от земли, могучие крылья широкими толчками подбрасывали к небу, земля уходила вниз, проваливалась. Пленник затих, брыкаться перестал, лицо стало бледным. Ратша бросил его через хребет лицом вниз, придерживал небрежно, пленник видел далеко внизу уменьшившийся лес, совсем узенькую реку, а потом поднялись в туман, влажный и липкий, пробили, оставив удаляться, и пленник застонал от страха, поняв, что этот туман – облака, на которые он всегда смотрел с земли как на нечто недосягаемое!
Черныш поднялся на ту высоту, когда слой облаков остался внизу, дальше пошел ровными неспешными толчками. Если бы не встречный ветер, казалось бы, что застыл на месте, так далеко внизу медленно двигалась земля.
Еще в первые пару лет Иггельд учил Черныша выходить ночью и бегать по Долине, потом учил взлетать и даже летать при ярком лунном свете. Черныш сперва трясся, пугался всего, но со временем привык, только чаще обычного посматривал на папочку: не боится ли? Нет, не боится, значит, можно и ему не бояться. Тем более что в темноте видит хоть и намного хуже, чем днем, но все же лучше любимого и обожаемого родителя.
Сейчас это пригодилось, он несколько раз, обнаружив расположившихся на ночь артан, среди ночи опускался прямо на главный шатер, Черныш страшным ревом и ударами могучих лап и хвоста сеял панику. А они с Ратшей выхватывали ошалелого предводителя, Черныш тут же прыгал в черное небо, и они пропадали с глаз. Иггельд мечтал похитить так самого Придона, но тот никогда не ночевал посреди войска, всегда, по рассказам пленных, несся с одной из групп разведчиков, неотличимый от простых воинов.
– Тогда нам повезло, – буркнул однажды Ратша. – Если честно, то с Придоном нам не совладать…
– Уверен?
– Уверен, – ответил Ратша серьезно. – Говорят, он стал не то бессмертным, не то что-то еще получил от богов. И еще говорят, нет на земле героя… или даже толпы героев, что выстояли бы против богоравного Придона!
Иггельд хмурился; сейчас, когда все удавалось так легко, не верилось, что кто-то может выстоять, остановить, даже взять верх. Хотя, если честно, он помнит еще того Придона, прежнего, который только шел за мечом, и то по спине проходила дрожь. Такие не часто рождаются среди людей, в нем силы и ярости на всю Артанию с Куявией вместе, и горе даже богу, что попробует загородить ему дорогу…
– Посмотрим, – ответил он уклончиво.
Ратша усмехнулся.
– Тебе мало, что артане тебя самого уже называют Ночным Драконом?
– Это Черныша, – слабо возразил Иггельд.
– Тебя, тебя!.. Черныш что, для артан это просто конь с крыльями. Нет, даже ящерица. А вот твоим именем уже пугают народ.
Во дворце князя Бруна, для которого они захватывали пленника, их сразу провели в главный зал. Иггельд и Ратша озирались по сторонам: в таких пышных местах еще не бывали. Палаты вполне могут поспорить с залами куябского властелина. Поговаривали, кстати, что даже по размерам здесь дворец поболее, еще дед Бруна начал тягаться с тогдашним тцаром.
В большом зале, что вполне мог быть тронным, в самом деле на возвышении кресло с высокой спинкой, точная копия трона Тулея. Ступеньки покрывал дорогой бархат, спинка и поручни кресла блистают золотой отделкой. Ратша хмыкнул, его быстрые живые глаза сразу отыскали на вершине спинки кресла золотого кабана, знак рода Брунов. Раньше этого не было, всего лишь кресло, но сейчас издали его вполне можно принять за трон. Да и чем золотой кабан хуже золотой лани – герба Тулея?
Иггельд полагал, что им придется долго ждать, но провожатый умело лавировал в толпе, ухитрившись никого не задеть, в то время как задиристый Ратша нарочито расставлял локти; так прошли через зал, небольшой коридор, миновали двух огромного роста стражей, небольшая дверь с эмблемой золотого кабана открылась без скрипа.
Комната впятеро меньше зала, хотя по богатству и пышности перещеголяла. Стены завешаны дорогими коврами дивной работы, на коврах самые дорогие мечи и кинжалы, рукояти в золоте и драгоценных камнях, и этого оружия столько, что и самих ковров не разглядеть. Мебель скромно у стен, только в центре комнаты огромный дубовый стол с резными ножками.
Трое мужчин склонились над расстеленной картой. Все трое негромко переговаривались, двигали по карте фигурки всадников, пеших воинов и даже одинокую фигурку дракона. Иггельд не сразу признал, кто есть кто, затем по широким плечам и львиной голове вычленил Бруна, владетельного воеводу, могущественного властелина и блистательного полководца.
Иггельд и Ратша тихо стояли под стенами. Трое самых могущественнейших людей края некоторое время двигали фигурки молча, хмурились, а Иггельд, затаив дыхание, рассматривал их в те короткие мгновения, когда они выпрямлялись и оглядывали карту единым взором. С Бруном стояли Клестоярд и Гайтан, после него самые богатые и знатные люди, они никогда в руках не держали оружия, их слава произросла на умелых торговых сделках сперва внутри страны, а потом и за ее пределами. Это благодаря умению Клестоярда в Куявию потекли шелка из дальних восточных стран, а Гайтан обеспечил Куявии проход у берегов Славии в неведомые земли Севера, а также ловлю рыбы у ее побережья. Не зря считались умнейшими и хитрейшими людьми в крае и хотя в воинском искусстве ничего не смыслили, но от умного человека в любом деле больше толку, чем от сведущего дурня.
Брун тоже выпрямился, его покрасневшие от напряжения глаза бросали взор, как заметил Иггельд, не столько на границу Куявии с Артанией, сколько на горную часть Куявии. Брови сошлись на переносице, крупное мясистое лицо дышало уверенной спесью, ощущением силы и собственной значимости. У него крупные глаза навыкате, крупный нос, крупные скулы, тяжелая мясистая челюсть, а в глазах даже сейчас загорались и гасли искорки гнева. От него веяло той мощью, что возносит людей из самых низов и делает их вожаками разбойничьих шаек, а потом правителями стран.
– Хорошо, – рыкнул он с неудовольствием, – так и поступим! Приступайте.
Клестоярд и Гайтан вежливо откланялись, но без подобострастия, каждый из них тоже полон силы и достоинства, ушли, даже не взглянув на прибывших.
Брун повернулся, Иггельд ощутил на себе испытующий взор, а рядом Ратша вздрогнул и вытянулся, словно в него ткнули палкой. Мгновение Брун рассматривал обоих, силой и мощью от него повеяло еще больше. Иггельд невольно вспомнил, что это тот самый Брун, который в прошлую войну нанес сокрушительное поражение артанам и вышвырнул их остатки из страны, это тот Брун, что в короткие сроки возродил разоренный набегами и разбойничьими шайками край, освободил от налогов и поборов на тридцать лет, выстроил крепости, возвел множество каменных башен, где хоть и не было чародеев, зато помещалось множество стрелков, что могли быстро подать сигнал о приближении быстрых артан, а сами оставались неуязвимыми на высоте. Это могучий и суровый властелин, что не задумываясь вешал всех захваченных разбойников, мародеров сажал на кол, железом и кровью быстро навел порядок в приграничном крае, и теперь ему не дают наслаждаться отдыхом в его же владениях.
– Дела, – сказал он хмуро, – дела… Как я понимаю, вы и есть знаменитые Иггельд и его друг, прославленный герой Ратша?
Брови Ратши удивленно взлетели, он быстро поклонился.
– Истину глаголете!.. Я – Ратша, моя слава, как вижу, бежит впереди меня. А вот это молчаливое чудо – Иггельд.
Брун скупо усмехнулся.
– Молчаливое? За него говорит его меч…
– …и его дракон, – добавил Ратша.
Брун повел рукой в дальний угол, там стол поменьше, несколько стульев, на столе медный кувшин искусной работы.
– Присядем, переведем дух, – предложил он. – Я уже настоялся за сегодня. Какое вино предпочитаете?
– Спасибо, – ответил Ратша так же быстро. – Польщены вниманием и тем, что вообще запомнили наши имена. Я пью любое хорошее вино, а у вас, я слышал, самое лучшее в Куявии. Мой друг, увы, не пьет вовсе.
Брун взглянул на Иггельда с любопытством.
– Он что, разделяет веру артан?
Иггельд опустился за стол, прежде чем ответить, тяжелый взор Бруна угнетал, напоминал о его нечеловеческой мощи.
– Просто у меня не бывает отдыха.
– Ого, – сказал Брун со странной ноткой в голосе. – Почему?
Ратша сказал весело:
– А его Черныш, это его любимый дракон, не любит, когда он приходит пьяным.
Иггельд сдвинул плечами, поморщился, но взор Бруна пытливый, требующий ответа, и Иггельд сказал нехотя:
– Я силен, молод, у меня много работы. Интересной. С чего я буду проводить время за столом и пить, пить, пить?
– Зачем только пить? – встрял Ратша. – Так быстро под стол! Надо еще и есть. Пить и есть, пить и есть… правда, в перерывах иногда еще и…
Иггельд отмахнулся.
– Этим я смогу заняться, когда руки уже не смогут удержать тяжелый меч. Чашу с вином удержат всегда. Да и на лавке насижусь тогда, когда не смогу забираться на спину дракона. Но, конечно, из рук светлейшего князя я приму чашу с вином с великой благодарностью! И буду рассказывать потомкам, с каким великим человеком сидел за одним столом и какое вино пил.
Во взгляде Бруна появилось уважение. Он взглянул на Иггельда почти по-родственному, сказал благожелательно:
– Слова настоящего… не скажу – мужчины, ведь мужчин много, а вот настоящих героев мало. Лишь тот добивается под этим солнцем многого, кто не проводит время в пирах и праздности!..
Он хлопнул в ладоши. Неслышно появился слуга, на подносе большой кувшин с затейливой росписью. Почти незаметно, не привлекая к себе внимания, разломал глиняную пробку, по комнате пошел приятный дурманящий запах. Испытующий взор князя встретился со взглядом Иггельда. Иггельд ответил почтительно:
– Ни о чем другом не мыслю, кроме блага своей страны. И еще постоянно помню о вторжении дикарей, которых надо истребить нещадно.
– Дабы другим пример был, – вставил Ратша.
Брун отмахнулся.
– Для них ничто не бывает примером. У них столько рождается народа, что им просто девать его некуда. Вот и бросают каждый год подросший молодняк на куявские твердыни. Но мы им еще покажем… Иггельд, ты, как владетельный хозяин своей Долины…
Иггельд покачал головой.
– Я не владетельный. Я простой смотритель. Смотритель драконов.
Брови Бруна высоко взлетели, во взгляде сильнейшее недоумение.
– Как? Это после такого блестящего рейда?
Ратша подбоченился, смотрел соколом. Второй слуга так же неслышно внес на подносе три золотых кубка. По венчику горели красными огоньками мелкие рубины. Ратша подмигнул Иггельду, все три кубка одинаковые, князь не чинится, не выделяет себя, держится как с равными. Впрочем, они ж герои, а герои даже к тцарам заходят легко и по-свойски.
Слуга взял кувшин и ловко наполнил все три кубка до венчиков, не пролив ни капли. Запах дорогого терпкого вина стал заметнее, потек по комнате.
– Я просто проверял дракона, – ответил Иггельд.
– А сами? Я слышал, вы разгромили артанский обоз, разнесли всю охрану, а там около сотни крепких воинов!
Ратша даже сидя стал выше ростом, напыжился, а Иггельд ответил совсем нехотя:
– Обоз невелик… всего с десяток телег. Никто не ждал, что они в опасности, охрана ехала, сложив топоры и щиты на свободную телегу. Так что хоть их и сотня, но мы втроем просто застали их врасплох…
– Втроем? – переспросил Брун с интересом. – Кто третий?
– Черныш. Он – боевой дракон.
Брун в задумчивости побарабанил пальцами по краю столешницы. Звук сухой и чистый. Глаза оставались задумчивыми.
– Разве боевые могут забираться так далеко?
– Черныша я выращивал сам, – объяснил Иггельд. – Он не простой дракон. Он умеет намного больше, чем остальные.
Брун взглянул ему в глаза прямо.
– А можно и других драконов научить так же? К примеру, если взять племя от этого… Черныша?
Иггельд развел руками.
– Если вы найдете таких же сумасшедших, как я. Я сказал только, что не пью вина, но я не сказал, что я жил и спал в пещере с драконом, пока он рос. За это время я не только не пил вина, но и не спал с женщинами, не ел хорошей еды, не общался вообще с людьми.
Ратша хмыкнул, Брун усмехнулся, сказал с сожалением: