Голос бездны Ветер Андрей

– Да, – выпалил он.

– Ты хочешь, чтобы я стала твоей женщиной?

– Да, – он жадно сглотнул слюну и закрыл глаза.

Лариса отмела последние колебания и принялась расстёгивать пуговицы на рубашке племянника. С каждой секундой в ней закипало чувство головокружительного нетерпения. Вслушиваясь в поднимавшуюся внутри себя бурю, Лариса поняла, что содрогалась от дикого страха, как если бы собиралась совершить тягчайшее преступление, возможно, убийство. Никогда прежде она не находилась в столь взвинченном состоянии, оставаясь наедине с любовником.

Минуту спустя она увидела перед собой гладкое мальчишеское тело, узкую грудную клетку без намёка на волосяной покров, нежные и худые кисти рук, лёгкий пушок на паху, бледное лицо с закрытыми глазами.

– Ты боишься? – спросила она.

– Нет, но я волнуюсь, – признался он и вытянул перед собой дрожащие руки.

– Теперь уже поздно волноваться.

Он неумело, но властно поцеловал её несколько раз в рот, обняв тонкими руками за талию. Лариса чувствовала сквозь махровую толщу халата, как прильнуло к ней стройное тело племянника и как упёрлась ей в живот его быстро набухшая мужская плоть. Лара освободилась от объятий, опустилась перед Денисом на колени и обеими руками стиснула его воспрявший ствол, мягко оттягивая кожу. Денис почувствовал её дыхание у себя на животе и закрыл глаза, затем горячие губы женщины умело обхватили набухший его кончик, язык затрепетал, разжигая неведомое доселе пламя, тонким струями пронзившее его насквозь. Стоя с закрытыми глазами, он подумал, что надо бы что-то сказать, но в голове было пусто и шумно, кровь пульсировала причудливыми тёмно-красными комьями, перекатывая их от левого уха к правому. Ощущение этих кровяных сгустков расширялось и с каждым мгновением распространялось всё дальше по телу.

Лариса видела перед собой гладкий мальчишеский живот, нежнейшую кожу с ясно различимыми порами, голубоватую вену, мягкие волосики. Она смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, будто пыталась увидеть что-то особенное. Иногда она отводила голову назад и вглядывалась в блестящий от её слюны крупный, но всё же ещё далеко не мужской пенис. Это было нечто особенное, непередаваемое словами, необъяснимое. Мужское воплощение родной сестры. Родная кровь. Семья в её первобытном виде. Лариса почувствовала себя волчицей в человеческом облике.

– Дэн, – прошептала она, стискивая пальцы.

Каждая её клеточка изнемогала от желания, но она жаждала продлить сладостное томление и продолжала работать руками и ртом.

Когда Денис извергнул первую лаву ей на лицо, Лариса свалила его на спину и прижалась к его животу. Она тряслась настолько сильно, что со стороны могло показаться, что она впала в истерику. Халат распахнулся и обнажил её бедро и ногу – изящный природный изгиб.

– Лара, милая Лара, ты не знаешь, что сейчас было, – шептал мальчик, – я так тебя люблю, ты так прекрасна…

Он говорил безостановочно, словно молчал до этого тысячу лет. Он хотел объясниться, но не знал нужного слова, поэтому говорил всё подряд. Она приподнялась на руках и закрыла его рот своим, их языки нащупали друг друга и начали бороться за пространство, вызывая тем самым сладкую истому. Денис провёл ладонями перед собой, отодвинул вслепую махровую ткань халата и нащупал налитую тяжесть женских грудей. Влажные от возбуждения ладони ощутили упругость сосков. Лариса сбросила халат на пол.

– Смотри! – она поднялась над мальчиком, демонстрируя всю себя.

У него закружилась голова.

– Мне плохо, – прошептал Денис.

Чувства переполняли его, он не мог справиться с охватившим его восторгом. Открывшаяся ему красота почти пугала.

– Лара…

– Я здесь.

Лариса упала возле него и услышала нервный перестук своих зубов.

– Потрогай меня, Дэн, – она направила его мягкую руку. Он нащупал её лобок и громко вздохнул. Пальцы захватили податливую плоть, раздвинули её и скользнули в горячее нутро. И вдруг он отодвинулся рывком. Лариса вздрогнула и подняла голову. Денис сидел на кровати, ссутулившись, и с каким-то странным выражением разглядывал свои руки. Он был потрясён. Только что его пальцы находились внутри женщины. Он улыбнулся и посмотрел на Ларису.

– Я был в тебе, ты приняла меня…

Она издала грудной смешок.

– Не смейся, ты не понимаешь меня… Лара… Давай дальше…

Он приблизился к ней на коленях, выставив перед собой готовое к бою любовное оружие, качающееся при каждом его шаге. Лариса улыбнулась и зазывно шевельнула телом…

***

Отец Дениса заподозрил неладное примерно через месяц. Но подозрение оставалось лишь подозрением, ничем не подтверждённым. Виктор ничего не сказал Рите.

– Я сам, – повторял он себе. – Незачем ей знать об этом, незачем трепать себе нервы. Я сам разберусь во всём.

Обратившись в частное сыскное агентство, он получил через две недели качественные фотографии, запечатлевшие любовные утехи Дениса и Ларисы во всех подробностях.

В тот же день он поехал к Ларисе.

– Здравствуй, Вова, – она встретила его в халате, – вот уж кого не ждала.

– Я понимаю, – кивнул он, проходя в комнату, – тебе нужен не я.

Лариса слегка наклонила голову. Володя появился не без серьёзной причины, и это настораживало.

– Если хочешь, я приготовлю кофе.

– Не беспокойся, – махнул он рукой, – присядь за стол.

– У тебя нелюбезное лицо сегодня. Ты чем-то озадачен?

– Это можно назвать и так.

– Хочешь рассказать?

– Лучше ты расскажи, Ларочка.

– О чём? Что тебя интересует? – она положила ногу на ногу, и Володя увидел обнажившееся колено.

– Меня интересует мой сын. Последний месяц я не узнаю его.

– В каком смысле? – она напряглась, готовая принять удар.

– Он стал спокойнее, как бы взрослее.

– Разве это плохо? – Лариса чувствовала, что Володя не просто высказывал свои сомнения, но подкрадывался к ней. Он что-то знал, что-то пронюхал.

– С другой стороны, он вечно куда-то спешит, пропадает где-то, ни о чём не рассказывает. Раньше он делился со мной… Ну, скажем, про школу, про приятелей своих, про девочек, которые в него влюблялись…

– Что же теперь? Стал скрытничать?

– Вообще замкнулся. Но выглядит вполне довольным. Я думал, может, он с тобой о чём-то разговаривал.

– Нет, да и видимся мы не так часто.

– Ой ли? – Володя подался вперёд. – Ларочка, ты бы не юлила передо мной. Я же всё знаю.

– О чём ты, Вова? – она пожала плечами.

– О ваших с Денисом отношениях.

– Он и не скрывал никогда своих чувств.

– Да не о том я! – Володя с удовольствием следил за сменой выражений на лице Ларисы. – Я о ваших свиданиях твержу.

– Ну хорошо, он приезжает ко мне. Но разве это запрещено? Я не говорила Рите, чтобы избежать нелепых вопросов.

– Вопросов не будет, Ларочка, спрашивать не о чем, – Володя выложил на стол пачку фотографий. – Всё ясно и наглядно без лишних вопросов.

Лариса побледнела, взяла верхний снимок со стола, увидела себя с разведёнными широко ногами, рядом лежал Денис, утопив пальцы в её чёрной промежности. Остальные фотокарточки она смотреть не стала.

– Если бы на этих снимках не было моего сына, я счёл бы себя настоящим счастливцем. Увидеть тебя в таких позах! Что может быть приятнее? Разве воспользоваться этими позами в реальной жизни. Я всегда мечтал об этом…

– Зачем ты пришёл?

– Чтобы услышать от тебя, что ты отныне прекращаешь встречаться с моим сыном.

– Он сам этого хочет, он был инициатором. Я просто поддалась. Я сглупила. Я просто не смогла отказать ему.

– Поддалась, говоришь, сглупила? Так поддайся мне, Ларочка. Поддайся мне прямо сейчас, и я обещаю, что никому ничего не скажу.

– А если нет?

– Тогда мне придётся, хоть это очень больно, поставить в известность Риту. Можешь представить, что с ней будет. А у меня ведь не просто голые слова, у меня голые люди на фотоснимках.

– Нет! Не смей!

– Но это мой долг, долг отца… Я же не могу допустить, чтобы…

– Неужели тебе не жаль её? – оборвала его Лариса.

– А тебе?

– Я не делаю ей зла, я лишь отвечаю на любовь её сына…

– Вот как? Любовь? А ты подумала о его возрасте? – Володя потыкал пальцем в глянцевую поверхность фотографий. – Ты развращаешь его, глянь-ка сюда! Да я в таких позах ни с одной женщиной не был.

– Очень зря, – она резко отодвинула его руку от фотоснимков. – Что же касается Дениса, то ему уже шестнадцать лет! Не нужно выставлять его малолетним недоумком. Он знает гораздо больше, чем тебе хочется думать…

– А как у нас с кровосмесительной связью?

– Замолчи! – Лариса ударила по столу, сбила фотографии на пол и принялась топтать их.

– Не думай, что у меня нет негативов, дорогая, – Володя улыбнулся. – Я непременно сделаю новые отпечатки.

– Чего ты хочешь?

– Откажись от Дениса.

– И ты не скажешь ничего Рите?

– Не скажу. А с Денисом я поговорю отдельно.

– Это всё? Ты отдашь мне негативы?

– Отдам. Но не сейчас. Я должен быть уверен.

После этой встречи прошла неделя. Лариса вздрагивала от каждого телефонного звонка и всё ждала чего-то, ждала.

В воскресенье Володя приехал вновь и долго разглагольствовал о чём-то постороннем. Лишь изредка он вспоминал о Денисе и хвалил Ларису за выдержку.

– Я знал, что тебе не составит особого труда не видеть моего сына. Ты просто развлекалась. Но у него, как я вижу, всё очень серьёзно, и я за него совсем не уверен. Ведь он может сорваться и примчаться к тебе в любую минуту.

– Я-то здесь при чём? Я даже не звоню ему! Где эти проклятые негативы? Отдай их мне!

Но Володя лишь оскалился в ответ. В его лице появилось что-то мрачное и устрашающее. Глядя на него, Лариса ясно поняла, что отныне этот человек будет преследовать её.

– Чего ты хочешь?

Он пожал плечами. Он сам не знал, чего он добивался. Он не хотел ничего конкретного, ему нравилось быть в положении властелина, нравилось видеть неуверенность в глазах стоявшей перед ним женщины, которая раньше смотрела на него свысока, выказывала презрение.

– Чего ты хочешь? Ты же должен чего-то хотеть, иначе бы не терзал меня.

– Я не знаю, милая. Я подумаю ещё.

Минула неделя. Он приехал в воскресенье и опять просидел за столом весь вечер. Бессмысленный разговор повторился и вновь закончился ничем.

– Володя, – Лариса остановила его, когда он поднялся, чтобы уйти. – Я прошу тебя, скажи прямо, чего ты хочешь.

– Ларочка, ты всегда нравилась мне, но у меня была боязнь по отношению к тебе.

– Я знаю. Ты трусил. Ты хотел меня, но боялся, что узнает Рита.

– Почему же ты не помогла мне, Лара? – его лицо сделалось необычайно серьёзным. – Зачем ты довела наши отношения до враждебных?

– Я ничего такого не сделала, – она устало закрыла глаза.

– В таком случае, Ларочка, – он оскалился, – не могла бы ты в знак мира и согласия отсосать у меня? Ты знаешь, я буквально кончаю, когда пересматриваю те фотографии. Я завидую Денису. В это невозможно поверить, но я завидую собственному сыну. Как же ему всё-таки повезло, что его половая жизнь началась с такой женщины…

Она молча приблизилась к нему, опустилась на колени, расстегнула его брюки и посмотрела наверх.

– После этого ты меня оставишь в покое?

Володя кивнул. Сверху он видел, как из его трусов выскочил налитой мускул и как женщина заглотила его кончик ртом. На её лице было написано полное равнодушие. Она двигала губами и пальцами, как заведённый механизм, до тех пор, пока его липкое семя не обрызгало ей подбородок и щёку. Нет, не этого хотелось Володе, не рабского подчинения Ларисы, а её страсти. Но, видно, в его власти было получить только это.

– Я не могу оставить тебя в покое, потому что…

Он злобно взял её за шею, нагнулся и после нескольких секунд колебания впился ртом в её губы. Женщина не ответила ему ни единым движением. Оторвавшись от неё, он вытер своё лицо ладонью и натянул брюки.

– Я не могу оставить тебя…

Лариса встала на ноги и глухо произнесла:

– Уходи.

– Конечно, конечно, ухожу… Но я загляну к тебе снова. Я буду приходить, и ты будешь делать со мной одно и то же, покуда в твоих глазах я не увижу огонь желания… Хотя бы малюсенький огонёк…

Он зло засмеялся, но его глаза остались неподвижны и тусклы. Глядя на женщину, он смотрел в действительности куда-то дальше, в бездну, в мрак.

Хлопнув дверью за Володей, Лариса рухнула на кровать. Ей хотелось кричать.

***

Через час раздался дверной звонок. Она посмотрела в дверной глазок и увидела Володю. Сердце её бешено заколотилось. Она отпрянула от двери, сжав руки в кулаки и прошептала:

– Я должна избавиться от него. Он сведёт меня с ума.

Она сказала это так, будто объясняла кому-то, невидимо стоявшему перед ней.

– Я должна избавиться от него, иначе он сведёт меня с ума. Ему нравится его положение, он наслаждается им, он уже ничуть не беспокоится о Дэне, ему просто нужна я. Не нужно ничего говорить, не нужно переубеждать меня, ничего не нужно… Я знаю, что должна избавиться от него. Но как? Я ничего такого не умею.

Она снова приблизилась к «глазку». Володя нервно расхаживал по лестничной площадке.

– Лариса, слышь, свояченица, ты дома или ушла? – Он нажал на звонок всей ладонью и долго не отпускал его, буравя квартиру пронзительным дребезжащим звуком. – Открой, дура, я всего на минуту!

Лариса плотно закрыла уши руками и побежала в дальнюю комнату.

– Я убью его! – зашептала она. – Я убью его!

В следующую секунду она успокоилась. Произнесённые слова внезапно показались ей настолько естественными и настолько разумными, что она отняла руки от ушей и приняла свободную позу.

– Я убью его, – спокойно произнесла она.

Глаза опустились к рукам, нежным женским рукам, ни разу в жизни не державшим ни пистолета, ни топора.

– Чем бы мне убить его?

Звонок в дверь оборвался, и в комнате наступила тишина. Это произошло столь внезапно, что в голове у Ларисы даже возник вопрос, а не умер ли вдруг Володя сам ни с того ни с сего, уж слишком внезапной и спокойной была тишина.

Мягко запиликал телефон. Лариса медленно повернула в нему голову, но пошла не к нему, а к входной двери. Прижавшись к «глазку», она увидела Володю с трубкой мобильного телефона в руках. Весь вид его говорил о том, что он сильно нервничал.

– Звони, звони, голубчик, – едва слышно произнесла она и стала медленно одеваться. – Что это тебя вдруг разобрало так? Неужто совсем невтерпёж стало? Ну, родственничек, придётся потерпеть. Сегодня мне уже не до гостеприимности.

Володя потоптался на лестнице ещё минут пять и решил всё-таки, что Лариса ушла из дома.

– Ладно, утром заеду и возьму, не выбросит же она его…

Услышав, как он пошёл по лестнице вниз, Лариса бесшумно отворила дверь и последовала за ним. Она не знала, как намеревалась поступить, в её голове не было никакого плана, в ней лишь клокотала холодная ненависть.

Сев в машину, она поехала за ничего не подозревавшим зятем. Он вывернул на Садовое кольцо и, проехав метров триста, припарковался.

– Что это он?

Володя вышел из автомобиля и направился к стеклянному павильону.

– Курить захотел, сигареты кончились, – решила Лариса, и в эту секунду в окно её «вольво» кто-то постучал.

– Хозяйка, подбрось рублик, – к окну прижималось лохматое мужское лицо, расплющивая рыхлую щетинистую кожу щеки о стекло. – Не жидись, хозяйка.

Какая-то острая, но ещё не осознанная до конца мысль мелькнула в голове Ларисы, и она открыла дверцу машины.

– Садись рядом, – властно сказала она, – денег дам.

– Ого, – бомж неуверенно опустился на сиденье и заполнил салон густым запахом грязи и перегара, – никогда в такой мягкой не катался. Так угостишь рублишком, хозяйка?

– Угощу, даже больше дам тебе, если человека одного испугаешь как следует.

– Испугать надо? – задумался бродяга и почесал рваной рукавицей шершавый подбородок. – Испугать можно. Но ты уж червонец тогда выложи, душка. За червонец я сильно испугать могу, почти до смерти.

– До смерти? А до смерти испугать сумеешь? Совсем до смерти? – Лариса то и дело поглядывала на улицу, чтобы не упустить Володю.

– Могу и до смерти. Но ты за это мне тридцатник дай и бутылку поставь. Только тогда, может, и пугать не надо? Просто по черепу шкваркну и всё. Или тебе, хозяйка, надобно, чтобы со страхом? Ты скажи.

– Мне надо, чтобы очень быстро, – ответила Лариса, слегка улыбнувшись. – Вон тот человек. Видишь машину перед нами? Я поеду следом. Когда он остановится возле своего гаража, ты можешь сделать с ним всё, на что способно твоё воображение.

– Воображением я не богат, хозяйка.

– Тогда как попроще, – Лариса нажала на педаль. – Мне всё едино. Главное, чтобы наверняка.

– Чем же насолил он тебе, хозяйка?

– Обидел сильно.

– Такую красивую? Знать, дерьмовая у него душонка, – с чувством произнёс бомж.

Лариса приоткрыла окно, чтобы впустить свежего воздуха.

– И часто ты такие услуги оказываешь? – посмотрела она на пассажира.

– Как придётся. Чаще бывает, что воровать надо. Убиваю редко. Однажды в пьяном деле пришлось кирпичом махнуть, а два раза меня просили об этом, как вот ты сейчас. Зато после этого я сыт несколько дней. Сам-то я по молодости отсидел за убийство. Отца я зарезал. Ножом в сердце, кухонным ножом.

– Повздорили?

– Он мать избивал сильно, вот я и не удержался. Я в юности вспыльчив был до невозможности, это потом жизнь пообкатала, пообрезала норов-то. А тогда я не умел сдерживаться. Схватил нож и саданул им. Я бы в тот момент чем угодно проткнул его, вилкой ли, палкой ли обыкновенной, а то и просто пальцем горло продырявил бы.

– Не жалко было потом?

– Нет.

– А других не жалко?

– Нет. Посторонние люди, чужие, ни имени, ни лица их не знал, – бомж пошамкал гнилым ртом.

– Но что-нибудь ты чувствовал при этом?

– Один раз, когда по пьяни кирпичом ударил, чувствовал, что мне палец едва не откусили, гноился потом очень долго. А если про чувство на сердце, то ничего. Обидно немного.

– За что обидно?

– Не знаю.

– Денег мало?

– На время хватает. А так, чтобы на всю жизнь, столько всё равно не заплатят.

Володя не стал заводить машину в гараж, остановился у подъезда.

– Сейчас он уйдёт, – сказала, заволновавшись, Лариса.

– Ну, я пойду к нему, – спокойно произнёс бродяга и вышел из «вольво».

Лариса слышала, как у неё внутри возникло огромное напряжение. С каждым шагом бомжа в ней нарастало волнение, руки и ноги затряслись. Ей казалось, что Володя всё знал, что он приготовился дать отпор, что он специально остановился прикурить, дабы осмотреться, прикрывая лицо сложенными ладонями. А бомж неторопливо приближался, двигаясь косолапо и бочком. Его фигура выглядела почти бесформенной, лохматой, состоящей из сплошных складок грязной одежды. За одной ногой волочился длинный распущенный шнурок. Володя сделал две быстрые затяжки, бросил недокуренную сигарету на мокрый асфальт и шагнул к подъезду.

– Не успеет, – выдохнула Лариса, следя за неторопливым бомжом. Зубы её громко застучали.

Бродяга окликнул Володю, но тот сперва не обратил внимания на него. Затем что-то всё же заинтересовало его, и он остановился. Правая рука его вопросительно коснулась груди, будто он спрашивал: «Вы меня зовёте? Вы не ошиблись… гм, уважаемый… грязнуля?» Он явно недоумевал, однако бомж вёл себя уверенно. Он показал рукой через плечо, и Лариса съёжилась, с ужасом поняв, что бродяга говорил о ней. Володя замялся, сделал шаг вперёд, чуть наклонил голову, всматриваясь в темноту, где мутно виднелась «вольво», уточнил что-то у бомжа и пошёл рядом с ним в направлении указанной машины.

Лариса вжалась в кресло. Помимо нервической дрожи, её охватила паника. Она судорожно завела машину и включила фары. Вспыхнувший свет вылепил две фигуры в нескольких шагах от переднего бампера. Володя от неожиданности заслонился ладонью. Бомж прижался к нему и что-то сделал рукой, чего Лариса не разглядела. Она увидела лишь, как Володя дёрнулся, выгнулся животом вперёд, как бы пытаясь отстраниться от чего-то или кого-то кусающего его в спину, затем взмахнул руками, повернулся к бомжу, снова дёрнулся от невидимого Ларисе укуса, вцепился обеими руками в живот, тяжело упал на колени, дрогнув плечами.

В свете фар Лариса хорошо видела лицо бомжа. Она было серым, под правым глазом темнело большое синячное пятно, грязно-седые волосы падали на узкие прозрачные глаза. В руке бомжа мелькнул металлический стержень.

– Вот и всё, хозяйка, – постучал он в окно, – открывай.

Лариса продолжала дрожать.

– Ты бы свет выключила, слишком уж осветила ты нас, прямо театр какой-то, – бомж плюхнулся на сиденье.

– Он умер?

– Умер. Я ему почки продырявил, кишки и сердце. Он умер. С тебя, хозяйка, бутылка и тридцатник.

– Я помню.

Лариса надавила на педаль, но, проехав один квартал, остановилась.

– Он точно мёртв?

– Обижаешь, хозяйка. А то я не отличаю сено от соломы!

– Хорошо, – Лариса достала деньги, – вот возьми, здесь и на бутылку, и на всё остальное хватит.

– Щедро, – бомж с удовольствием ощупал деньги, – тут больше, чем мы договаривались, но я не откажусь. Не каждый день подваливает счастье. Благодарствую. От всей души спасибо говорю.

Некоторое время они ехали молча.

– Куда тебя довезти?

– А где подхватила, там и выбрось, коли по пути.

– Ладно. Это мне по дороге.

Она снова замолчала, затем спросила:

– А можешь ты убивать по-другому?

– Как это? Могу палкой, могу верёвкой.

– Я не это имею в виду… Ты его так быстро ударил, так неожиданно… Я растерялась, ничего не разглядела…

– А чего там разглядывать-то? Ткнул, и кончено. А тебе, хозяйка, чего надо? Может, тебе посмотреть охота? Так ты мне только скажи, я ещё кого придавлю.

– Посмотреть? – переспросила Лариса. – Посмотреть… Специально устроить… А где ты живёшь?

– Нонче холодно стало, на стройке уж не перекантуешься. А я недалеко от Зубовской в одном подвале устроился, уютно, компанейско. Сейчас вернусь, порадую мужиков выпивкой. Праздновать будем.

– Праздновать… И что же? Все вы такие?

– Какие, хозяйка?

– Все можете людей убивать?

– Кто может, кто не может. Я могу. Евграфыч может. Маринка вряд ли, хотя кто её знает, стерву? Когда жрать охота, на всё пойдёшь. Когда в семнадцатом году дворян повыпирали из России, так пришлось ведь графиням всяким на панель идти. А уж какие цацки были, чистюли и брезгули. И всё ж таки растопырились. Потому как жрать хотелось очень сильно. Это они! Это чистоплотные! А нам, бомжам, что? Мы хоть и не бессовестные, но на совесть научились не оглядываться, чтобы не тяготиться. Жизнь научила. Нужда заставила. Это ведь покуда ты, хозяйка, деньги имеешь, чтобы на таких колёсах кататься, ты не думаешь, как через год или два всё сложится.

А как прижмёт тебя однажды судьбинушка, как пристроишься рядом со мной в подвале на досочках спать, так и выбросишь многое нынешнее из головы и думать станешь иначе, совсем иначе…

Он говорил до тех пор, пока Лариса не остановила машину на Зубовской площади.

– Как тебя звать-то, бомж? – спросила она, когда он со вздохом вылез из «вольво».

– Зачем тебе? Или повидаться ещё хочешь? – улыбнулся бродяга.

– Как знать. Может, захочу, – серьёзно сказала она.

– Тогда зови Засолом.