Хоббит, который познал истину Проскурин Вадим

Может, и вправду дать ей артефакт, чтобы отстала?

– Ладно, Лора, – сказал я. – Вот тебе артефакт. Когда ты левой рукой сложишь фигу, тут же окажешься в нашей долине. Давай, делай что хочешь, только потом не жалуйся, что тебя обидели.

Давненько я не бывал на родине. Сколько уже прошло времени? Меня изгнали в конце осени три тысячи шестого года, а сейчас заканчивается три тысячи восьмой. Два года.

Я материализовался неподалеку от частокола и медленно пошел в сторону ворот. На этот раз я был в теле хоббита.

Через четверть часа я сидел в кресле для почетных гостей своего родного дома, курил свою старую трубку, бережно сохраненную родственниками, наверное, в качестве реликвии, и прихлебывал шиповниковый чай из тяжелой глиняной кружки. Оказывается, я отвык от того, что в мире бывает холодно. Настоящая зима в Хоббитании еще не наступила, но пройдет неделя-другая, и земля покроется искристо-белым одеялом первого снега. Лора говорит, что в реальном мире такого белого снега не бывает, потому что там снег пропитан сажей от магических повозок и гадостью, которую высыпают на дорогу, чтобы эти повозки не скользили. Хорошо, что в Хоббитании таких повозок нет и, наверное, никогда не будет.

– Ну что, Хэмфаст, – спросил Хардинг, когда трубка была докурена, а кружка допита и заменена на другую, с пивом, – ты вернулся в славе?

– Нет, дядя, – ответил я, – я просто соскучился по родной стране и родной норе. Сейчас у меня своя собственная нора в другом мире, но нора, в которой прошло детство, остается родной до конца дней.

– Я рад, что ты понял это, – пророкотал Хардинг, – ты стал мудрым не по годам, приятно сознавать, что я не ошибся, когда пришло время определять твою судьбу.

– Будто у кого-то были сомнения, – вставил Дромадрон.

– Да нет, особых сомнений не было, но все-таки… Впрочем, о чем я говорю… Хэмфаст, ты пришел рассказать о своих подвигах?

– А чего о них рассказывать? Да и какие это подвиги? Ничего выдающегося я так и не совершил.

– Разве истребление мантикор – не твоих рук дело?

– Моих.

– Вот видишь! А ты говорил, не о чем рассказывать! Олеся! Позови сюда Покена, пусть послушает, а потом песню сочинит. Должна же у нас быть песня о подвигах шестого героя.

– Да какие это подвиги?… – Я отхлебнул из кружки. – Истребить мантикор было совсем просто, труднее было разобраться с тем, что потом началось в Аннуре.

– Помню-помню, – покивал Хардинг. – У нас в то время торговля, считай, на нет сошла. Странные дела творятся в мире – стоит только герою избавить страну от одной напасти, сразу же обрушивается другая.

– Какая другая напасть? – не понял я. – Войны же не было, она не успела начаться.

– Не успела… – передразнил меня Хардинг. – Это ты при королевском дворе сказки рассказывай, а я видел зарево своими глазами.

– Какое зарево?

– Над Могильниками. Когда Церн выгнал в Могильники ганнарских урукхаев…

– Урукхаев? В Аннуине все говорили, что это были люди.

– Как же, люди… Стал бы Церн людей на убой гнать. Нет он предложил урукхаям-ревизионистам переселиться на чернозем и еще обещал освобождение от налогов на три года. А вышло – на всю оставшуюся жизнь. Страшное было зрелище: аннурские летчики нарочно метали яйца чуть в сторону, чтобы не просто остекленевшая яма на месте городища осталась, а чтобы потом можно было трупы во всех подробностях рассмотреть и пораскинуть мозгами, сколько времени прошло от бомбардировки до смерти этих несчастных и что они при этом испытали.

Я многое повидал за последние два года, но от этих слов у меня встал ком в горле.

– Ты сам это видел? – спросил я непослушным голосом.

– Сам – нет. Туда Хронинг ездил с ребятами. Вернулись сумасшедшие, три дня облепиховое вино глушили, пока совсем не опухли. Я их потом полгода в караулы не выставлял, чтобы другим бойцам головы не мутили. Все им хотелось людей резать, чтобы не осталось в мире гадкого племени. А потом ничего, отошли. А ты что, не знал этого?

Я помотал головой.

– Ничего, Хэмфаст, не расстраивайся. Я вот той зимой Оранжевую книгу перечитал, Фолко тоже был палач еще тот. Я так думаю, у каждого героя руки по локоть в крови, просто, пока геройские подвиги живьем не увидишь, об этом не думаешь. И Фродо с товарищами тоже не просто так гулял по Мордору.

– Разве Фродо кого-то убивал? В Красной книге этого нет.

– В Желтой книге тоже ничего не будет про то, как урукхайские младенцы захлебывались плачем от ожогов. Они живучие, оказывается. Хронинг рассказывал, что через десять дней некоторые были еще живы. Странный народ эти орки, непонятно, если вдуматься, почему они все Средиземье еще не завоевали. То есть понятно, конечно, проклятие валаров и все такое, но все равно не верится, что обычное проклятие смогло их остановить.

Я мог бы сказать, что орки не завоевали Средиземье только потому, что не понравились автору Красной книги.

Но тогда пришлось бы объяснять Хардингу, что автор Красной книги вовсе не Мериадок Брендибэк, как думают в нашем клане, и не Неизвестный Герой, как думают все остальные, а обычный человек, ничем не примечательный, кроме того что написал Красную книгу. Нет, пусть лучше мой дядя продолжает пребывать в блаженном неведении.

– Как Гэндальф? – спросил Дромадрон. – Все еще в нашем мире?

– Нет, – я помотал головой, – Гэндальф вместе с Уриэлем сейчас в… в другом мире.

– Уриэль? Имя эльфийское. Это еще кто такой?

– Мой учитель. Я рассказывал про него, когда ты допрашивал меня в хейнбирсе.

– Разве это был не Гэндальф?

– Нет, Гэндальф был тогда в Валиноре. То есть не совсем был… но не суть.

– Так, значит, не все западные эльфы ушли за море? – оживился Дромадрон. – Я всегда подозревал это, не такой они, эльфы, народ, чтобы так просто взять и уйти из-за какого-то там Олмера. Как здорово! Было бы обидно, если бы их магия ушла вместе с ними.

– Их магия ушла вместе с ними, Уриэль – единственный эльф в западном Средиземье. Впрочем, он уже не столько эльф, сколько…

– Человек? – предположил Дромадрон.

– Нет, скорее майар. Уриэль открыл совершенно новый подход к магическим воздействиям на окружающий мир, и сейчас он, пожалуй, превосходит в силе даже Гэндальфа.

– Разве может смертный… ну или даже бессмертный превзойти высшее существо? – не поверил Дромадрон.

– Да разве Олорин – высшее существо?

– Кто?

– Олорин. Это настоящее имя Гэндальфа. Они с Саруманом находились в Средиземье инкогнито и потому назывались другими именами. Так о чем я?.. Олорин – он очень умный, добрый, он владеет многими заклинаниями, но в нем нет ничего существенно превосходящего обычных разумных. Он не всегда владеет собой, иногда впадает в ярость, иногда принимает ошибочные решения. Нет, его никак нельзя назвать высшим существом.

– Но его скилл…

– Когда ты владеешь высшей магией, не важно, какой утебя скилл. Достаточно, чтобы ты мог пользоваться магическим зрением и совершать простейшие заклинания. Все остальное в высшей магии совершенно по-другому.

– Ты не научишь меня? – спросил Дромадрон и сразу же устыдился вопроса. В прошлый раз я ему отказал, он обиделся и сейчас, кажется, обидится еще раз.

А с другой стороны, почему я не хочу учить Дромадрона высшей магии? Что плохого в том, что в Средиземье будут жить семеро разумных ботов? Не думаю, что Дромадрон применит новообретенные знания во зло, он настолько уравновешенный и здравомыслящий, насколько разумный вообще может быть таковым. Но я почему-то не хочу учить Дромадрона. Может, дело в том, что раньше он учил меня и, уча своего учителя, я буду чувствовать себя неуютно, буду чувствовать, что делаю что-то противоестественное?

– Нет, Дромадрон, – сказал я. – Я не буду учить тебя высшей магии.

Дромадрон тяжело вздохнул.

– Когда ученик превосходит учителя, он почти всегда отказывается учить того, кто учил его раньше. Что ж, это закон природы. – Я покраснел. – Не смущайся, Хэмфаст, против закона не попрешь. И не волнуйся, я больше не буду просить тебя об этом. По крайней мере, постараюсь не просить.

Дверь открылась, и в комнату ввалился запыхавшийся Покен, лучший менестрель клана, с гуслями под мышкой. Ну и зачем он припер сюда гусли, ему же предстоит слушать, а не петь! Или ему неправильно передали слова вождя? Но это не важно, на самом деле ему ничего не предстоит.

– Ты зря пришел сюда, Покен, – сказал я, – я не буду ничего рассказывать. Я приду еще раз и вот тогда все расскажу, а пока я еще не готов. Извините. Спасибо за теплый Прием и за угощение, тебе, дядя, тебе, почтенный Дромадрон, и тебе, Олеся. Мне пора.

Дядя проводил меня до ворот, а Дромадрон прошел со мной чуть дальше, а когда я остановился и обернулся, он сделал движение, как будто хотел по-отечески положить мне руку на плечо, но передумал.

– Тебя что-то гнетет, Хэмфаст, – сказал он. – Поделись со мной, успокой душу.

Некоторое время я молчал, а потом заговорил.

– Представь себе, Дромадрон, – начал я, – что ты обнаружил убедительные доказательства того факта, что Красная книга не описывает реальные события, а выдумана от начала до конца.

– Невозможно! Если не верить в Красную книгу, то во что тогда верить?

– Вот и я спрашиваю: во что?

Дромадрон нахмурился, постоял неподвижно, а потом тихо спросил:

– Доказательства убедительные?

– Убедительнее не бывает.

– Хреново…

Он помолчал еще с минуту, а потом вдруг рассмеялся и сказал:

– А знаешь, Хэмфаст, не так уж это и хреново! Кто-то из аннурских философов говорил, что, если бы Красной книги не было, ее стоило бы выдумать. Какая разница, происходили эти события в действительности или нет? Пусть они происходили только в книге, но ведь книга – тоже часть реального мира, и она способна изменить мир нисколько не меньше, чем реальные события. Не бери в голову! Живи, как будто все было так, как написано, ведь законы Красной книги справедливы не потому, что они когда-то были сформулированы в торжественной обстановке, а потому, что они справедливы. Только молодым хоббитам о своем открытии не рассказывай, они не поймут. Бывает у незрелых разумов одна заморочка: если нет высших сил, то все позволено. Высшие силы, конечно, есть…

– А если нет?

– Как это нет? Хэмфаст, ты заговариваешься! Куда же тогда делся Эру Илуватар?

– Его никогда не было.

– А кто сотворил наш мир?

– Жители иного мира. Люди.

– Люди? Сотворили мир? Не смеши меня! Если бы это были хотя бы эльфы…

– В реальном мире живут только люди. Эльфы, гномы и орки – персонажи их сказок. Красная книга – роман в стиле фэнтези. Нас, хоббитов, придумал тот самый человек, который написал Красную книгу. А наш мир они сотворили скорее всего для развлечения. Полагаю, им было интересно посмотреть, что будет дальше, после того как книга закончилась.

Дромадрон смотрел на меня как на ненормального, но, странное дело, мне стало легче. Видно, не зря среди орков принято исповедоваться друг другу перед боем. Действительно, выговоришься, и на душе спокойнее.

– До встречи, Дромадрон! – сказал я. – Я еще вернусь. Скорее всего.

И я растворился в воздухе.

Я нашел Мезонию в Минаторе. Теперь ее звали Никра, И выглядела она совершенно по-другому: магия не только изменила черты лица и фигуру, но даже уменьшила субъективный возраст лет примерно на семь. Страшно даже представить себе, сколь энергоемким было заклинание, надеюсь, что маги Утренней Звезды сумели обойтись без жертвоприношений.

Мезония сразу узнала меня, и это неудивительно, ведь я выглядел так же, как при нашем знакомстве, и так же походил на Саурона. Едва я вошел в дорогой и фешенебельный трактир в центре города, где она изволила обедать, как ее телохранитель, явно не из ковена, а обычный наемник, – дернулся наперерез, но Мезония остановила его коротким жестом. Телохранитель не успокоился, он непрерывно буравил меня взглядом, пытаясь понять, что делает рядом с его хозяйкой лощеный хлыщ демонической внешности, с повадками воина, но почти без оружия.

– Привет, Мезония! – сказал я.

– Ты ошибся, Хэмфаст, меня зовут Никра. – Она улыбнулась. – Но все равно привет тебе! Я рада, что ты жив, у нас говорили, что Леверлин тебя убил.

– Так и есть, Леверлин меня убил, а Уриэль потом оживил.

– Об этом тоже говорили. Как ты меня узнал?

– Я же маг.

– Понятно… Слушай, Хэмфаст, ты все еще борешься за мир?

Я отметил, что она поставила вокруг стола магический барьер, делающий наш разговор абсолютно неслышимым для окружающих.

– Нет, Мезония, то есть Никра, я больше не занимаюсь борьбой за мир. Это была просто точка приложения силы начинающего мага, а потом маг повзрослел, и оказалось, что во Вселенной много других куда более серьезных проблем.

– Наконец-то дошло. – Мезония улыбнулась, и сразу стало ясно, что маска несмышленой девицы – всего лишь маска.

– Ты неправильно улыбаешься, – сказал я, – твоя улыбка моментально раскрывает инкогнито.

Мезония беспечно взмахнула рукой.

– Ерунда. Разве ты не чувствуешь барьера вокруг нас?

– Чувствую. Но, по-моему, он не действует на зрительный ряд.

– Присмотрись повнимательнее.

Я попытался было присмотреться, но тоже махнул рукой, только мысленно.

– Да ну тебя! – сказал я. – Больше мне делать нечего, кроме как исследовать твои заклинания. Лучше расскажи, как дела.

– Нормально. – Лицо Мезонии внезапно сделалось серьезным и каким-то жестким. – Спиногрыза убили хазги, ты знаешь?

– Откуда?

– И то верно. Нам с Оккамом повезло больше, жребий задержать погоню выпал Спиногрызу. Мы сумели скрыться. Там было море крови и ужаса, все сражались против и никто точно не знал, за что сражается. А потом, казалось, наступает конец Эпохи, явился председатель и сказал, что война проиграна. А в остальном все нормально.

– Любая война состоит в основном из крови и ужаса. Только в сказках войны состоят из подвигов и славы.

– Это понятно, – вздохнула Мезония. – Ну как, ты доволен, что развязал войну?

– Это не я. Гней Рыболов восстал бы в любом случае.

– И немедленно скончался бы от трагической случай-ности. Нет, Хэмфаст, то, что восстание короля победило, – твоя заслуга на все сто.

– Не на все сто. Я ведь только начал войну, закончил ее Уриэль.

– Значит, твоя и Уриэля заслуга. Ты доволен?

– Ну да. Что плохого в том, что власть вернулась к законному правителю?

– То, что власть ушла от более достойного. Или ты считаешь, что Гней умнее Леверлина?

Я помотал головой.

– А зачем ты тогда устроил весь этот бардак? Ты хотел истребить фениксов – и что? Ты их истребил?

– Нет.

– И зачем была нужна вся эта кровь? Потренироваться в магии? Набрать скилла?

И я понял, что Мезония права. Я действительно хотел избавить Средиземье от потенциальных ужасов массового уничтожения, но это никогда не было моей главнойцелью. Начинающий маг прочитал все, что смог прочесть, понять и осмыслить, захотел применить знания на практике и бросил все свои силы на алтарь первого попавшегося доброго дела. Получилось совсем не то, что задумывалось, но основная цель достигнута, маг приобрел практический опыт – то, что невозможно почерпнуть из книг. Маг вырос и теперь с улыбкой смотрит на свои детские забавы, как и положено на них смотреть. Вот только детские забавы оказались слишком кровавыми.

– Ты давно был в Аннуре? – спросила Мезония.

– Ни разу с тех пор, как меня убили.

– Зря. Мог бы полюбоваться на дело рук своих. Сейчас почти все уже восстановлено, но, если расспросить увечных нищих у храмов, можно узнать много интересного о твоих подвигах. Но что тебе с того? Никто не знает, кто виноват в том, что случилось, ведь ты творил свои дела не на глазах у народа.

– Неужели все так плохо? Да, во главе государства встал король, я допускаю, что он не так умен, как Леверлин, но он далеко не глуп, он вполне достойный правитель.

– Достойный правитель не восходит на трон по костям подданных. Достойный правитель не приказывает летчикам сжигать женщин и детей на медленном огне.

– Это ты про Могильники?

– Так ты знаешь про это? Знаешь и все равно говоришь, что все хорошо?

– Великие дела не проходят гладко. Да, было много горя и крови, но теперь все позади. Аннур избавился от тирании ковенов…

– Тирании? Где ты видел тиранию?

– В «Четырех псах». Помнишь, как хозяин лебезил перед нами? Ты считаешь такое положение дел в порядке вещей?

– Конечно. Тот, кто сильнее других, вправе требовать к себе уважения. Не обязательно пресмыкаться перед сильным, но выразить ему уважение можно и должно. Как может быть иначе?

– В Хоббитании никто не требует к себе какого-то особого уважения, каждый получает должное в соответствии с заслугами. И у нас ценят не столько силу, сколько мудрость и доброту.

– Без мудрости не бывает настоящей силы. И без доброты тоже, даже Моргот был добр к своим оркам. По-своему, конечно.

– Едва ли это можно назвать добротой.

– А что, по-твоему, любая доброта сводится к сюсюканью? В чем истинная доброта – дать нищему рыбы, чтобы насытился, или научить ловить рыбу его самого? Что правильнее – оберегать того, кого любишь, от любых невзгод, или помочь ему обрести такую силу, чтобы не замечать невзгоды? Нет, почтенный хоббит, не надо мерить всех мерками твоего народа. Мы, люди, предпочитаем не прятаться от опасности в дремучих лесах, а идти навстречу тому, что может представлять угрозу. И если ты ушел по этому пути достаточно далеко, мало что сможет поколебать твою жизнь. И тогда ты вправе требовать уважения к себе от тех, кто слишком слаб, глуп или труслив, чтобы выйти навстречу ветру.

– Все это правильно, Мезония, но тот, кто ушел навстречу ветру чуть дальше, чем ты, уже не требует уважения от других разумных. Пусть перед тобой не склоняют головы, пусть тебе не говорят, какой ты крутой, но ты понимаешь, что ты крутой, и какое тебе дело до того, что думают другие? Истинное уважение всегда внутри, только ребенок нуждается в похвалах взрослых. Да ты и сама все понимаешь, иначе не сидела бы здесь в облике дорогой шлюхи.

– То, почему я здесь сижу и в каком облике я здесь сижу, это только мое дело, – вскинулась Мезония, – и не тебе рассуждать о моих действиях.

– А чего тут рассуждать? И так все ясно. Ты на задании, Леверлин отправил тебя в Минатор, чтобы… Даже не знаю… Да какая разница?

– Для тебя – никакой, – отрезала Мезония. – Ты говоришь, истинное уважение внутри, да, ты прав, но так обстоят дела только в отношении нас с тобой, а как насчет этих смердов? – Она обвела зал рукой. – Думаешь, они понимают, что такое внутренняя сила? Нет, Хэмфаст, если ты не бьешь их по морде, они смеются за твоей спиной. А если ты продолжаешь их не бить, они начинают бить тебя, а когда ты воздаешь им по заслугам, они обижаются. Как же так, говорят они, он вел себя как слабый дурак, а на самом деле оказался сильным и опасным! Он провоцировал нас! Он вел себя неправильно! И тогда тебя окружает толпа смердов с копьями, топорами и ржавыми мечами, и ты идешь по крови и костям. Навстречу своему ветру.

Воцарилось тягостное молчание. Видно, мое лицо выражало что-то отдаленно похожее на раскаяние, потому что Мезония решила сменить гнев на милость.

– Ладно, Хэмфаст, не расстраивайся. Несмотря ни на что, ты хотел как лучше. Только на этот раз не руби сплеча, это подобает дровосеку, а не воину и тем более не магу

Я усмехнулся. Дровосеку. Хорошо сказано! Один дровосек рубанул сплеча – и возникло Средиземье. Другой взмахнул топором – и в Средиземье вполз червь, который сбросил шкуру и стал эльфом по имени Уриэль. А потом рубить уже не понадобилось.

– Кое-кто уже нарубил, – сказал я. Мезония мгновенно насторожилась.

– Кто? Что? Произошло что-то важное? Ты поэтому вернулся? Гней уже готов начинать вторжение?

– Какое вторжение? Куда?

– Как куда? В Морию, конечно! Ты что, на самом деле ничего не знаешь?

И Мезония начала рассказывать, что произошло в Аннуре и его окрестностях за время моего отсутствия. Первое время Гней Рыболов пребывал в непрекращающемся восторге оттого, что он теперь не номинальный правитель, а самый что ни есть реальный. Он непрерывно проводил заседания государственного совета, на которых обсуждались разные животрепещущие вопросы. Разрешать ли женам купцов второй гильдии носить третью нижнюю юбку? Не поднять ли акцизы на мордорские алкогольные напитки, дабы поддержать отечественного производителя? Сколько выделить денег на празднества по случаю летнего солнцестояния и на что конкретно выделенные средства потратить?

Потом Великий Король решил заняться более серьезными делами. Он основал при университете школу юных магов, поступить в которую имел право любой мальчик или юноша. Когда оказалось, что в первом наборе большинство составили юные аннуинские бродяги, Гней сначала расстроился, а потом воспрял духом и сказал, что будущее аннурской магии будет выковано из отбросов и что в этом нет ничего плохого, и повторял эти слова до тех пор, пока восемь десятков будущих магов не отравились маковой соломкой, которую сами синтезировали в алхимической лаборатории. Тогда Гней сказал председателям ковенов, чтобы они сами заботились о смене поколений, и охладел к будущему магии Аннура.

Чрезвычайное происшествие в магической школе подбросило королю другую великую идею. Он объявил настоящую войну торговцам наркотиками: разумных, уличенных в этом преступлении, по специальному указу варили живьем в котлах по всему столичному городу. Аннуинская чернь получила бесплатное развлечение, а агентурная сеть Леверлина в Полночной Орде осталась без финансирования и связи, потому что все до единого курьеры оказались сварены. Другой неприятный момент имел место, когда в церемониальной карете морийского посла была обнаружена крупнейшая за всю историю Аннуина партия желтой пыльцы – только чудом Леверлин сумел замять дело. Избиение наркоторговцев длилось около месяца, а следующие три месяца ночной Аннуин потрясали столкновения уличных банд, которых ковены спешно лишили покровительства, опасаясь попасть под горячую королевскую руку. Когда мир между бандами был восстановлен, оборот наркотиков тоже восстановился, но теперь государственная власть утратила всякое влияние на данный процесс.

Гней все-таки узнал про неблаговидный бизнес почтенного гнома Миглоса и разразился гневной дипломатической нотой, которую Каменный Престол предпочел проигнорировать, но это мало помогло. Тучи стали сгущаться над Морией. Леверлин получил задание в течение года разработать и представить пред королевские очи синтетического барлога, а заодно яйца феникса направленного действия весом от пяти до двадцати фунтов. Авиация отрабатывала маневры на предельно малой высоте в горной местности, спецназ срочно обучался технике боя в узких пещерных проходах, даже в Хоббитанию направились эмиссары, пытавшиеся тайно вербовать хоббитов. Гней, будучи человеком образованным, прекрасно помнил, как хорошо проявил себя в орочьих пещерах Бильбо Бэггинс.

Каменный Престол обеспокоен. Торговля с Морией практически прекратилась, сельское хозяйство Аннура несет огромные убытки, а сельское хозяйство Дейла и Мордора получает соответствующие прибыли. На улицах Минатора во множестве появились гномы, одетые как купцы, но подозрительно похожие повадками на армейских тыловиков. Что они тут делают – ежу ясно: закупают оружие. Я не сомневаюсь, что Мезония прекрасно знает об этом, но она не сказала мне, а я не стал спрашивать. Пока это еще не мое дело. Пока?

Я дождался, когда Мезония закончит рассказ, и сказал:

– Знаешь, Мезония, а ведь высших сил нет.

– Каких высших сил?

– Валаров, майаров, Эру Илуватара.

– Как это нет? Куда они делись? Ты что, их тоже перебил? Нет, Хэмфаст, ты уж извини, в это я не поверю!

– И правильно сделаешь. Я не перебил их, их просто никогда не было.

– А как же Красная книга?

– Художественное произведение.

– А башня Ортханка?

– Существует в мире с момента сотворения.

– И Моргота тоже нет?

– Тоже нет.

– Ерунда!

Я пожал плечами.

– Считай, что существуют неопровержимые доказательства.

– Какие?

– Так сразу не сформулируешь. Считай, что они есть.

– Ну, допустим, есть. Ну и что?

– Как что? Это все, что ты можешь сказать по этому поводу?

– А что тут еще скажешь? Какое мне дело для высших сил? Если я чем-то привлеку их внимание, они сделают со мной все, что захотят, но я не слышала, чтобы они часто обращали внимание на простых смертных. Мне не важно, есть ли где-то высшие силы или нет, я живу так, как считаю нужным. Я сама составляю законы для себя. Ты удивлен?

– Как тебе сказать… Я говорил на эту тему с одним хоббичьим визардом, он сказал то же самое, что и ты. Только мотивировал по-другому.

– Вроде того что законы остаются законами, даже если не осталось законодателей?

– Да. Но есть еще кое-что. Что ты скажешь, если узнаешь, что наш мир сотворен обычными людьми из другого мира, причем сотворен скорее всего просто так, ради развлечения?

– Весь мир? Не верю. Обычному магу не под силу сотворить весь мир со всеми морями, цветами, зверями, хоббитами… Нет, это совершенно исключено.

– Я могу в общих чертах обрисовать технологию, но это займет слишком много времени. Просто поверь, что это возможно.

– Ну допустим… А какое мне дело до того, как, кем, зачем и с какого бодуна сотворен мой мир, если я внутри него? Если бы я могла выйти наружу и увидеть своими глазами другой мир, взглянуть в лицо человеку, придумавшему меня ради забавы…

– Это возможно.

– Ты был там?

– Там – нет. Таким существам, как мы с тобой, нет доступа в так называемый реальный мир, но ближайшие его окрестности дают о нем довольно полное представление. Гадкий мир, надо сказать. Один человек придумал красивую сказку, которая известна нам как Красная книга. Другой человек, тоже самый обычный, продолжил ее, и появилась на свет Оранжевая книга. А потом третьему человеку захотелось посмотреть, что могло бы произойти, если бы мир Средиземья стал живым, и он сотворил наш мир. Тот самый мир, где мы сейчас разговариваем. Может быть, наш мир сотворил не один человек, может, их было несколько, может, их целью был не праздный интерес, а что-то другое, не знаю. Главное то, что наш мир – не более чем игра.

– Ты давно узнал это?

– Пару месяцев назад.

– И молчал все это время? Дурак! Сейчас я свяжусь с председателем, и лучшие бойцы восьми ковенов встанут под твое знамя.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем вставать под мое знамя?

– Как зачем? Если наш мир – игрушка, то тем, в чьи лица дует ветер, больше нечего делать в этом мире, мы не играем в игрушки. Да и твой путь тоже ведет в царство реальности, разве ты не чувствуешь?

– Но не все же навстречу ветру?

– Ты сам делаешь выбор. Хочешь быть слабым и глупым – иди в степь, наслаждайся желтой пыльцой. Видишь свое счастье в счастье тех, кого любишь, – значит тебе незачем куда-либо идти, хижина смерда ждет тебя, трудись, приноси счастье. Ну или бордель! – Мезония хихикнула. – Твой путь может никуда не вести, ты можешь просто брести куда глаза глядят и наслаждаться видом окрестностей. Это путь артиста, ученого, в какой-то степени путь мага. А можно идти туда, откуда дует ветер, и отточить в потоке ветра свое "я", и обрести великую силу.

– Зачем?

– Зачем обретать великую силу? Затем, что таков мой путь. И твой путь, между прочим, иначе ты не стал бы возносить на престол Гнея.

– Иногда я жалею об этом. Веришь?

– Верю. Но почему иногда?

– До нашего разговора я считал, что революция в Аннуре принесла объективное благо.

– Я понимаю. Я спрашиваю, почему иногда!У тебя нет четкого мнения на этот счет?

Я виновато покачал головой.

– Нет. Пока еще нет.

– До сих пор? Ты считаешь, что то, что там творится, – нормально? Или ты не веришь мне?

– Верю. У меня нет оснований не верить тебе. Но ты правильно отметила, я начал ту революцию не потому, что хотел добиться счастья и справедливости сразу и для всех. Тогда я думал именно так, но теперь понимаю, что просто хотел стать сильнее. Я искал ветра, который подует в лицо. Ветер подул и сбил меня с ног, но Уриэль помог мне встать, и в конечном итоге я стал сильнее.

– Вот видишь! Ты понял, что путь силы – твой путь.

– Не уверен. Я обрел силу и думаю: стоило ли?

– Не готов брать на себя ответственность?

– Нет, дело не в этом. Дело в том, что, идя этим путем, я несу горе и разрушение. Я убил Никанора…

– Ты говорил, его убили мантикоры!

– Да, его убили мантикоры, но, если бы не я, они бы его не убили. Я спровоцировал смерть Никанора и еще двух магов, я развязал гражданскую войну в Аннуре, я убил Оберика…

– Это еще кто?

– Один из верховных властителей мира, именуемого Арканус. Да, я расту, становлюсь сильнее, мудрее, может, даже добрее, но я сею зло вокруг себя. И я думаю: нужно ли мне это?

– Раз ты продолжаешь идти тем же путем, значит, нужно. А если решишь, что не нужно, – найди себе маленький уютный мирок, заведи жену, а лучше две-три, нарожай детей… Только что ты им скажешь, когда они вырастут?

– У меня уже есть маленький уютный мирок. У меня есть жена, и моему сыну уже полтора года. Я пытался идти этим путем.

– Тогда почему ты колеблешься? Ты выбрал путь, так имей мужество признаться в этом хотя бы самому себе! И не скули, когда приходится убивать, чтобы выжить. Когда ты убиваешь зверя, чтобы насытить свое тело, ты же не терзаешься муками совести! Тогда почему ты страдаешь, когда приходится убивать ради души?