ПМЖ Чечик Феликс
© Феликс Чечик, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
«Поэзия – не что иное…»
- Поэзия – не что иное,
- как мрачной бездны на краю
- божественная паранойя
- и разговорчики в строю.
1
Детство
- Язык воспоминаний сух —
- трепаться влом:
- там краской меченый петух
- глядит орлом,
- там клёв подлёдный на реке
- на мотыля,
- и все – дурак на дураке —
- учителя.
- Из самопалов, как в кине
- поднять стрельбу.
- И ночь с отцом наедине,
- с отцом в гробу.
- «Всё отболело, утряслось,
- забудь, как сон!»
- Я в этой жизни только гость
- из тех времён.
Она беременна…
- Плевать, что люди смотрят косо
- на округлившийся живот,
- и рвота – признак токсикоза —
- её страданья выдаёт.
- Но по ночам, когда не слышно
- пустопорожних голосов,
- вдвоём с ребёнком – третий лишний —
- они беседуют без слов:
- о бесполезности искусства,
- о неуютности Земли,
- о Рерихе и Заратустре,
- о Баратынском и Дали.
- Он всё на свете понимает,
- не осуждает, не клянёт
- и в знак согласия кивает
- и быстрой ножкой ножку бьёт.
Морские и пресноводные
- 1.
- И, как ветер листву – вдруг сорвал, завертел
- и унёс неизвестно куда,
- так носила меня моя жизнь, а затем
- поглотила речная вода.
- И лежу я на дне и дышу через раз,
- косяком проплывают века;
- и спускается ночью ко мне водолаз
- потрепаться и выпить пивка.
- Обсудить то да сё, никуда не спеша,
- и о том поболтать и о сём,
- и забыть про печаль, даже если душа
- проплывёт над тобою, как сом.
- И не думать, что где-то рыдает жена
- и, что дети устроили пир;
- и дышать через раз, посылая всех на
- три весёлые буквы, как мир.
- 2.
- Глубоководный водолаз
- давно не выходил на связь,
- дней пять, включая воскресенье.
- Пока на самом дне лежал,
- он вырастил подобье жабр
- и хвостовое оперенье,
- решившись, раз и навсегда
- остаться здесь в потустороннем:
- покой, зелёная вода
- и никого из посторонних.
- А безутешная вдова
- сперва поплачет месяц-два,
- но вскоре выйдет за другого.
- Плевать на всё и растереть.
- Пуская пузыри, балдеть,
- прощая всех со дна морского.
- Из амфоры тянуть вино,
- беседовать с самим собою
- и думать, думать, думать о
- вечности под шум прибоя.
«Дождю спасибо – усыпил…»
- Дождю спасибо – усыпил.
- Спасибо птице – разбудила.
- Я на отечество забил,
- которое меня забыло.
- По вечерам смотрю в окно
- на сумрачную Палестину;
- и сказки русские давно
- я не рассказываю сыну.
- Он шпарит на иврите, как
- мне и не снилось – Аллилуйя!
- По телевизору «Спартак»
- продул «Баварии» вчистую.
- А мне и дела нет. Дебил!
- Ещё недавно лез без мыла!
- Дождю спасибо – усыпил.
- Спасибо птице – разбудила.
У моря
- Распят на солнцепёке
- и зноем пригвождён,
- невидимые токи
- летят со всех сторон.
- Как если бы к обеду, —
- скорей – на торжество,
- гурману-людоеду
- готовили его.
«Петушок на палочке…»
- Петушок на палочке
- стоит 8 коп.
- Траурные саночки
- тащат в гору гроб.
- Бабка повивальная
- плачь за упокой.
- Счастье самопальное
- тает за щекой.
«Играет пианист в квартире…»
С. М.
- Играет пианист в квартире,
- где останавливался Блок.
- Ещё по сто, чтоб воспарили
- и вознеслись под потолок.
- А там под потолком, где громко
- не распинается фоно
- загадочная Незнакомка
- прогуливалась в домино.
- Одна! Без спутников, как раньше,
- чуть постаревшая, но ей
- к лицу сегодняшняя Russia
- и тусклый отблеск фонарей.
- Она глядит из-под вуали
- глазами полными любви.
- И отражается в бокале
- безалкогольного аи.
- И в полночь возле ЦДЛа,
- как горностаевым манто
- укутавшись метелью белой,
- умчит с клиентом на авто.
- А лабух не заметил даже
- её присутствия, пока
- парил в очередном пассаже
- на мнооооооого выше потолка.
Школьный вальс
- 1.
- Камень, ножницы, бумага,
- камень, ножницы, бумага,
- камень, ножницы, бумага —
- на кону стоит герла.
- Недотрога и кривляка
- старшекласснику дала.
- Всё смешалось: боль и злоба,
- пидманула-пидвела,
- пьют, отвергнутые оба,
- бормотуху из горла.
- 2.
- Неравная борьба.
- Ах, Дунька Кулакова!
- Выдавливать раба
- по капле, чтобы снова
- над фоткою рыдать
- коленопреклоненно,
- ни думать, ни гадать,
- как вырваться из плена.
- 3.
- На пронзительной ноте прощальной,
- персонажем из чеховских пьес
- умереть – оттого, что прыщами
- навсегда изуродован фэйс.
- Жизнь окончена – скоро пятнадцать,
- застрелиться и делу конец.
- Будет знать, как с другим целоваться
- одноклассница Н. Власовец.
- 4.
- Да, мало ли, что остановит.
- Да, мало ли, что тормознёт.
- Портфель в сугроб.
- Смотреть, как ловит
- рыбак и видеть рыб сквозь лёд.
- Успеть к уроку, еле-еле,
- на парту грохнуться без сил,
- вытряхивая из портфеля,
- снег, посиневший от чернил.
- И сочинить отмазку – типа,
- что встретил инопланетян.
- И плавать у доски, как рыба,
- в правописании – ан– (-ян-).
Перелётная птица
А. А.
- Лето красное пропела,
- за окном декабрь, блядь,
- в результате залетела
- к орнитологу в тетрадь,
- где застряла до весны —
- больно клеточки тесны.
«Меня будильник не вернул с того на этот свет…»
- Меня будильник не вернул с того на этот свет,
- и звон, переходящий в гул, почти сошёл на нет
- – Поторопись, – сказал отец, – иначе навсегда
- ты здесь останешься, глупец, до Страшного суда.
- Ты задержался, и теперь – одна, всего одна,
- и та полузакрыта дверь, ведущая из сна.
- Я помогу тебе, но ты, имей в виду, сынок:
- вернувшийся из темноты смертельно одинок.
- И в этом нет ничьей вины. Ты сам того хотел…
- И ангел голосом жены «Шма Исраэль» пропел.
«Температура 38…»
дочери
- Температура 38
- и 5 сегодня у меня,
- и участковый – «Нет, не косит» —
- освобождает на три дня.
- Ангина. Пушкинская проза
- звенит бубенчиком во мгле.
- И граффити Деда Мороза
- на зачарованном стекле.
«Исповедуясь перед…»
А. А.
- Исповедуясь перед
- тонкой книжкой стихов,
- мальчик искренне верит
- в отпущенье грехов.
- И тяжёлая лира
- сквозь забвенье и тьму
- от больного кумира
- переходит к нему.
«Прикинуться, присниться…»
Н. Б.
- Прикинуться, присниться,
- гербарием, трухой,
- балдея на странице
- 548-й.
- Сухой былинкой мака,
- как капелькой огня;
- и ни одна собака
- не вспомнит про меня.
Из жизни фауны и флоры
- Собака, нюхая цветы,
- как все взыскует красоты.
- Не лезет в драку и не воет,
- пьяна от маков и левкоев.
- Бегонии и львиный зев
- рассматривает, обалдев.
- Пыльцой, как охрой, перепачкан,
- прохладно-мокрый нос собачий.
- И лает бабочке вослед
- благоухающий букет.
«Тучи по небу летали…»
А. Б.
- Тучи по небу летали,
- взад-вперёд, туда-сюда,
- драматических баталий
- быстроходные суда.
- И палили без разбора
- по чужим и по своим,
- чтобы выдохнуться скоро
- и рассеяться как дым.
- Небо светло-голубое.
- Бесконечен окоём.
- Только птицы после боя
- мародёрствуют на нём.
«Куда вы, муравьи…»
- Куда вы, муравьи,
- умерьте вашу прыть,
- вам никогда, увы,
- плевка не переплыть.
- Но, как всегда, смельчак
- найдётся хоть один:
- горит огонь в очах,
- бурлит адреналин.
- Уже маяк погас
- и смолк собачий лай.
- Контр-адмиральский брасс
- сменяет баттерфляй.
- Плевать, что по домам
- давно все разошлись.
- Пьёт за прекрасных дам
- Эгейское Улисс.
Королёв
- Лети! Мой палец Байконур.
- Минутная готовность. Скоро
- объявят небу перекур
- и брызнут слёзы у дублёра.
- Пусть ты обыкновенный жук
- каких полным-полно в природе.
- Мотора пламенного звук
- на рык звериный переходит.
- – Поехали! Потом твою
- растиражируют улыбку.
- А я у бездны на краю
- стою без права на ошибку.
«А на просвет кленовый лист…»
- А на просвет кленовый лист,
- как детская ладонь,
- дай пять – я тоже фаталист
- и светит мне огонь.
- Ну, а покуда дождь. Пока —
- мест дворник, матерясь,
- извёл почти полкоробка,
- не уничтожив нас,
- закружим в танце вопреки,
- а не благодаря,
- под аккомпанемент реки
- при свете фонаря.
«Парк культуры и отдыха. Лето…»
- Парк культуры и отдыха. Лето.
- Воскресенье. Салют над рекой.
- Я почти, что на небе, а где-то
- там, внизу муравейник людской.
- Как гирлянды развешены звёзды,
- хочешь – выключи, если ни лень.
- И на «Шипре» настоеный воздух
- только портят цветы и сирень.
- И от запахов этих пьянея,
- я уже не боюсь ничего.
- Жизнь прекрасна у папы на шее
- лет за двадцать до смерти его.
«Мне ветер рот законопатил…»
- Мне ветер рот законопатил
- и выколол глаза песок.
- Но я от ужаса не спятил, —
- я просто говорить не мог.
- Лечу, не думая о стропах
- и не завидуя живым.
- Я сам хотел – я не прохлопал
- воспользоваться запасным.
- Лечу, раскинув крылья-руки,
- как небо бледно-голубой.
- И не нарадуюсь разлуке
- с самим собой, с самим собой.
«Что нам Рим если Рига под боком…»
А. Л.
- Что нам Рим если Рига под боком.
- Поспешим – начинается рано
- старый спор человечества с Богом
- при посредничестве Иоганна.
- Жизнь проходит от оха до аха.
- Бах умолк. Только спор не закончен.
- Не смиряет гордыню рубаха,
- плаха – лечит, но тоже не очень.
- Мой товарищ, до смертного мига
- будем жить беспечально и бражно.
- Рим сегодня стал ближе, чем Рига
- и дешевле, но это неважно.
- Важно то, что январскую вьюгу
- и разлуку, и радость, и горе,
- мы сыграем, как если бы фугу
- Е. Лисицина в Домском соборе.
«Нас двое – третий лишний…»
- Нас двое – третий лишний.
- Недавно ли? Давно?
- Пока я спал ты вышел
- в январское окно.
- Ты вышел и обратно
- не возвратился в дом,
- но погостил у брата
- и свиделся с отцом.
- Покуда вам крутили
- забытое кино,
- шабашники забили
- январское окно.
- Потом они забили
- на всё и стали пить,
- и пили, пили, пили,
- не в силах прекратить.
- А протрезвев, молчали
- и пялились в окно;
- и по столу стучали
- бесшумным домино.
- Цвели и пахли розы.
- благоухал «Агдам»,
- в крещенские морозы
- на речке Иордан.
«Точно по Соколову…»
- Точно по Соколову
- Соколову В. Н.
- птица певчая слову
- прилетела взамен.
- И уселась на ветку
- и поёт как в раю.
- А художника в клетку
- посадила свою.
«Скользить на одной, про другую…»
- Скользить на одной, про другую
- забыть насовсем, навсегда,
- вычерчивая и рисуя
- фигуры на ватмане льда.
- Чтоб взмыв в небеса в пируэте,
- со скоростью сверхзвуковой
- откупорить пробку бессмертья
- садовой своей головой.
- И там вдалеке распрекрасном
- «канадки» повесить на гвоздь,
- где знак бесконечности красным
- тебе начертать удалось.
«Я в этой упряжке давно…»
- Я в этой упряжке давно,
- где все норовят в коренные,
- и только не многим дано
- увидеть пределы иные.
- Не мчаться барьеров поверх,
- а скромно держаться в сторонке,
- обставив на финише всех,
- своим неучастием в гонке.
Сестра
- Потеряться и плакать навзрыд,
- невпопад отвечать на вопросы,
- ощущая бессилье и стыд,
- за свои несуразные слёзы.
- Чтобы где-то минут через пять
- отыскаться, ну прямо, как в сказке,
- и теперь ещё пуще рыдать,
- но уже от счастливой развязки.
- Папа молод. И мать молода.
- Ровно год до рождения брата.
- И мы едем, незнамо, когда, —
- знамо, что навсегда, без возврата.
«Лист сорвался, но кружит, как будто…»
- Лист сорвался, но кружит, как будто
- не мечтал отдохнуть.
- У бедняги в запасе минута
- или больше чуть-чуть.
- В крайнем случае, три, если очень
- подфартит, повезёт,
- продлевая конвульсии, осень
- свежий ветер нашлёт.
- А по мне – совершенно напрасно
- он боится конца.
- И ужасное будет прекрасно.
- Как ты думаешь, а?
«Лыжня теряется вдали – …»
- Лыжня теряется вдали —
- за горизонтом, там,
- где нет желанья у земли
- перечить небесам,
- где сам Всевышний не поймёт,
- кто мёртвый, кто живой.
- И лыжник походя кивнёт
- пилоту головой.
«Непредсказуемы вначале…»
- Непредсказуемы вначале,
- амбициозны как помреж,
- летали ласточки, летали
- и залатали в небе брешь.
- Дождь прекратился. Только нитки
- ещё торчали кое-где,
- а солнца золотые слитки
- уже растворены в воде.
- И стало ясно, стало ясно,
- как водится, чуть погодя,
- что жизнь по-своему прекрасна
- на побегушках у дождя.
«Не будем всё-таки о грустном…»
- Не будем всё-таки о грустном,
- а будем, глядя на огонь,
- пить чай, не торопясь, вприкуску, —
- глаза в глаза, ладонь в ладонь.
- Из алюминиевых кружек
- вылавливать чаинки и
- печалится, не обнаружив,
- в сердцах ни капельки любви.
- А только странное желанье:
- друг в друге раствориться, как
- кусочек сахара в стакане
- и самолётик в облаках.
«Я сяду на троллейбус «Бэшку…»
- Я сяду на троллейбус «Бэшку»,
- и по Садовому кольцу
- с чужим народом вперемешку
- поеду к своему концу.
- На полусогнутых, на слабых,
- в последний путь, не в первый раз
- подпрыгивая на ухабах
- и в душной тесноте трясясь.
- Свою отпраздновав победу
- не чокаясь, один в толпе,
- трамвайной вишенкой уеду
- в троллейбусе маршрутом «Б».
«Я подарю тебе клетку…»
Ю. Н.
- Я подарю тебе клетку,
- в клетке поёт тишина,
- на перекладину-ветку
- с краю уселась она.
- Чтобы ты слушала трели
- и не печалилась зря
- от середины апреля
- и до конца декабря.
«Спи, пограничник вполглаза…»
- Спи, пограничник вполглаза,
- ты во вселенной один,
- скоро из сектора Газа
- заголосит муэдзин.
- Доброе утро, Израиль!
- Доброе утро, страна!
- Поездом прямо из рая
- по расписанию на
- небо надежду посеяв,
- крестные муки суля.
- И машинист Моисеев
- в топку подбросил угля.
«Мимо Ваганьково на 23-ем…»
- Мимо Ваганьково на 23-ем
- жёлтом трамвае в Израиль уедем.
- И краснопресненские тополя
- обетованная сменит земля.
- А на подошвах другая, конечно,
- сколько не чисть – остаётся навечно,
- сколько не мой – остаётся навек
- грязно-солёный кладбищенский снег.
- Юрий Давыдович, лет через восемь
- с сыном приедем, прощенье попросим,
- сами не зная за что и зачем,
- чтобы уехать уже насовсем.
«Я выйду из леса. Я стану как вы…»
- Я выйду из леса. Я стану как вы,
- точнее прикинусь таким,
- лишь на ночь снимая парик с головы,
- с лица опротивевший грим.
- На двух, чтобы не отличаться от вас
- я буду ходить, семеня,
- и только огонь непогашенных глаз
- нет-нет, да и выдаст меня.
- Заплачет ребёнок в ночной тишине
- и мать не поймёт от чего,
- бедняжка, она обратится ко мне,
- чтоб я успокоил его.
- И я колыбельную песню спою,
- и он, как убитый уснёт,
- обняв по-звериному морду мою
- и в тёплый уткнувшись, живот.
«Отдохнуть от всего. Но сначала…»
- Отдохнуть от всего. Но сначала
- от себя самого отдохнуть,
- чтоб полночная птица клевала
- мое сердце, усевшись на грудь.
- Птица, птица, мне больно и сладко,
- не смотря на скулеж и нытье,
- склюй, пожалуйста, все без остатка
- бестолковое сердце мое.
- Чтобы дул сквозь отверстие это,
- сквозь отверстие это в груди
- страшный ветер со скоростью света,
- жизнь текла, и хлестали дожди.
«Что там колышется на ветру?»
- Что там колышется на ветру?
- Облако ли? Тростник?
- К мысли, что я непременно умру,
- я, как ни странно, привык.
- Так себе мысль – пятачок на метро, —
- для нумизмата – пустяк.
- Но озверевшее сдуру зеро
- шепчет: «Мы только в гостях».
- И не татарин, но избранный жид,
- из миллионов – один,
- видишь, как сперматозоид бежит,
- думает, что победил.
- Но наследит – это наверняка, —
- с вечностью накоротке.
- Клином гусиным летят облака.
- Ветер поёт в тростнике.
«Я выйду на Красную площадь…»
- Я выйду на Красную площадь
- и стану её посреди,
- где радостью горло полощет
- бескрылая птица в груди.
- Я рёбра руками раздвину,
- и страха себе не прощу,
- но птицу бескрылую выну
- и в небо её отпущу.
- Лети, уповая на встречный
- и яростный ветер в лицо,
- а я человек бессердечный,
- конечно, отвечу за всё.
- За всё, в чём я был или не был,
- но всё-таки был виноват,
- мне пялиться вечно на небо,
- где птицы на север летят.
«С высоты, и не птичьего даже…»
- С высоты, и не птичьего даже,
- а полёта простого шмеля,
- растворён в подмосковном пейзаже,
- как репейник какой-нибудь я.
- Зверобой, подорожник, крапива,
- хвощ, полынь, василёк, лебеда.
- Проплывают по небу лениво
- туч недоеные стада.
- И, когда унесёт электричка
- в непролазные дебри Москвы,
- сохранится надолго привычка
- быть на голову ниже травы.
- Пусть куражится спьяну Тверская;
- но от воздуха, как во хмелю
- я иду по Ордынке, кивая
- пролетающему шмелю.
- За душой тишина вместо денег,
- денег нет и не будет, дай бог.
- Я в 2005-м – репейник,
- а на будущий – чертополох.
«После ливня – голубое…»
- После ливня – голубое,
- не бывает голубей,
- и на фоне неба – двое, —
- двоеточье голубей.
- Туч растрёпанные клочья,
- как потёки от чернил.
- Третьего для многоточья
- не хватает – ливень смыл.
«Где я? Об этом едва ли кто знает, – …»
П. Б.
- Где я? Об этом едва ли кто знает, —
- в первую очередь сам.
- Дворником ветер дворы подметает,
- прячется по чердакам.
- Не серединка и не половинка,
- в смысле: ни то и ни сё, —
- вместо закладки сухая былинка
- в томе «Худ. лита» Басё.
«Голубизна переходит…»
- Голубизна переходит
- в светло-зелёное – цвет
- моря на мысли наводит,
- смерти, как видимо, нет.
- От удивленья присвистни,
- смерти не будет? Да-да!
- Впрочем, как не было жизни,
- как таковой никогда.
«Когда сомневался Мефодий…»
- Когда сомневался Мефодий
- и не сомневался Кирилл,
- язык, растворённый в природе
- на птичьем со мной говорил.
- О чём-то пиликал кузнечик
- на тоненькой скрипке своей,
- и молча, в преддверии речи,
- былинку тащил муравей.
«Что касается грешного…»
- Что касается грешного
- моего языка —
- вырву с корнем, сердешного,
- и не дрогнет рука.
- Чтобы больше не связывал, —
- (нету связи прочней)
- с пожелтевшими вязами
- по-над речкой моей.
«Три аккорда, и не больше…»
В. Г.
- Три аккорда, и не больше
- в лучшем случае – четыре,
- но без них сегодня – боже! —
- стало зябко в этом мире.
- Стало зыбко и безмолвно,
- стало пасмурно и сыро,
- растерялись сразу – словно
- потеряли командира.
- Вдруг возникло ощущенье,
- что пришёл конец надежде,
- и прощанье и прощенье
- не рифмуются, как прежде.
- Три аккорда. Мало? Много?
- Разве в этом дело, если
- безотчётная тревога
- крест поставила на песне.
- А на ясеневой ветке
- интровертом безутешным
- воробей, как кенарь в клетке,
- разорялся утром вешним.
- Чик-чирик Агнешка в Польше,
- чик-чирик Арбат и Мцхета.
- Три аккорда, и не больше.
- Много это? Мало это?
- В небеса по бездорожью,
- беззащитные, как в тире.
- Три аккорда, и не больше,
- в лучшем случае – четыре.
Дембельский альбом-1
- 1.
- Звёздное небо, как пристань…
- Пристально в небо вглядись:
- двадцатилетним танкистам
- по сердцу, по фигу жизнь.
- Из Забайкалья степного
- на небеса: – Шагом марш!
- На четвертинку ржаного
- ваксы погуще намажь.
- Встретились. Поговорили.
- Лайф обсудили и лав.
- Траками небо взрыхлили,
- ангелов перепугав.
- Встретимся снова? Вестимо.
- Выпьем по чарке? Авось.
- Сириус. Маршал Устинов.
- Цвет бронетанковых войск.
- 2.
- В долг возьми щепотку соли
- у земли…
- Выйдет толк – не бойся боли —
- посоли
- рану, память, время – зубы
- сжав – терпи.
- Сопки – белые тулупы
- по степи.
- На трансмиссии от вьюги, —
- чем не Крым! —
- обмороженные руки,
- едкий дым.
- Поражение? Победа?
- На века.
- И жарки – флажки на «деда»
- и зека.
- 3.
- О чём?.. О чём угодно:
- о жизни, о судьбе…
- Дотошно и подробно
- я расскажу тебе:
- о доблестях степного
- и вшивого ЗаБВО,
- где замерзало слово,
- хоть ты руби его,
- о подвигах салаги,
- о славе дембелей,
- о жареной салаке,
- что твой вонючий клей.
- Сын слушает, не слыша
- и смотрит сквозь меня.
- А на экране мышья
- от жизни беготня.
- 4.
- проверяла на вшивость меня
- забайкальская вошь бельевая
- ни воды не боясь ни огня
- обло чудище только не лайя
- но стозевно как пьяный старлей
- не от водки от крови хмелея
- чудо-юдо своих пожалей
- нет ни эллина ни иудея
Пинску
- Чужой – но только не деревьям,
- всё понимающим без слов,
- не пуху тополей, не перьям
- порозовевших облаков,
- не бронекатеру у Пины,
- не танцплощадке на замке,
- не выпитой до половины
- бутылке вермута в руке…
- Иду неузнанный, вдыхая
- неповторимый аромат
- давно потерянного рая,
- напоминающего ад.
«Не валерьянка, но валокордин…»
- Не валерьянка, но валокордин.
- На треть стакана тридцать капель. Знаем.
- И то, что утряслось – разбередим
- и то, что устаканилось – взболтаем.
- Поможет ли? Бог весть. Не навредит.
- Боль лижет руки и хвостом виляет.
- И бабушка моя с небес глядит.
- И бабушка твоя с небес кивает.
Сыну
- Я тебе расскажу без утайки
- не весёлые байки свои
- про страну, где закручивать гайки
- равносильно признанью в любви.
- Ты послушай… Послушай… Не хочет.
- Ты послушай… Послушай… Уснул.
- И во сне на иврите бормочет.
- И поёт за окном есаул.
«Не скакать перед ними на задних…»
- Не скакать перед ними на задних
- и не лезть целоваться взасос,
- но возделывать свой палисадник,
- колдовать над вареньем из роз,
- наблюдать за небесным светилом
- в телескоп, потихоньку стареть.
- И верёвку с хозяйственным мылом
- так, на всякий пожарный, иметь.
«Лежать, по сторонам глазея…»
- Лежать, по сторонам глазея,
- в коляске светло-голубой,
- затылком чувствуя, что фея
- простёрла крылья над тобой.
- И делать ручкою прохожим
- и улыбаться им в ответ.
- И днём весенним, днём погожим
- не лишним будет этот свет.
- А то, что набежали тучи
- и дождь заморосил опять,
- так это даже лучше – лучше
- под шум дождя младенцу спать.
- Чуть набок съехала панама.
- И слышится сквозь сон и гам,
- как выговаривает мама
- не в меру шумным воробьям.
Сельскохозяйственный романс
- Когда проклюнется трава
- совсем чуть-чуть, едва-едва,
- как волосы у новобранца —
- кузнечики и муравьи,
- оставьте игрища свои,
- поосторожней будьте, братцы.
- Не вытопчите мураву
- дикорастущую во рву
- или на пастбищах колхозных.
- Вам развлеченье, а она
- пришла из тьмы путём зерна,
- дорогой горестной и слёзной.
- Из той неведомой страны,
- где перед смертью все равны
- и нету правых и неправых.
- Но в сентябре из-за реки
- толпой нагрянут мужики;
- и зачарованные травы
- пойдут без жалости под нож.
- И я умру, и ты умрёшь.
- Какие могут быть вопросы?
- Кузнечики и мураши,
- повеселимся от души
- на светлой тризне сенокоса.
«Танцуют тени на стене…»
- Танцуют тени на стене
- иносказательней Эзопа,
- по гроб обязаны оне
- волшебной лампе фильмоскопа.
- Пока есть пауза. Пока
- очередную ставят плёнку,
- тень спрыгивает с потолка
- и устремляется к ребёнку.
- Котёнком ластится к нему
- и засыпает на коленях.
- Непостижимое уму
- феноменальное явленье.
- Психушка. Человек не спит.
- Опять замучили кошмары.
- Пьют, не закусывая, спирт
- и матерятся санитары.
«Безгрешен, говоришь. Быть может…»
- Безгрешен, говоришь. Быть может.
- Но только вряд ли. Так и знай.
- Почти что год на свете прожит.
- Не гложет совесть? А-я-яй!
- Покушай детка манной кашки.
- Купайся в неге и любви.
- А убиенные букашки?
- А плачущие муравьи?
«Полуобнажённую девицу…»
- Полуобнажённую девицу
- в шлемофоне – подпись ДМБ —
- 82 – сержант Куницын
- на предплечье наколол себе.
- Имя дал красавице – Маруся,
- по ночам рассказывал про дом;
- чтобы год спустя на «Беларуси»
- без конца пахать не чернозём,
- пить, вздыхая о крестьянской доле,
- крыть колхоз «Заветы Ильича».
- По уши в грязи и солидоле
- девушка рыдает у плеча.
«У колорадского жука…»
- У колорадского жука
- в коробке из-под спичек,
- жизнь беспросветна и горька,
- как у зека на киче.
- Волшебный аромат ботвы,
- сменив на запах серы,
- он стал игрушкою, увы,
- в руках у пионера.
- И одиноко и темно,
- и ничего не надо.
- Но очень жаль, что нет давно
- вестей из Колорадо.
«Как бы очнувшись ото сна…»
- Как бы очнувшись ото сна,
- раскачивается сосна,
- не корабельная – кривая,
- бесперспективная, и ей
- не светит акварель морей —
- зеленовато-голубая.
- Обыкновенный ширпотреб,
- полным-полно добра такого.
- Серебряные струны ЛЭП
- оплакивают лес сосновый.
- Пронзительное Dо, Re, Mi,
- Fa, Sol, La, Si звучит в миноре.
- Но каравелла, чёрт возьми,
- летит по небу, как по морю.
- Она нисколько не больна —
- изысканная кривизна,
- напротив, по сердцу борею,
- вот-вот порвётся парус, и
- отчаянные муравьи
- танцуют «Яблочко» на рее.
«И лампочка посередине…»
- И лампочка посередине
- облупленного потолка
- подмигивает и поныне
- притягивает мотылька,
- держа его за лоха – или
- он сам обманываться рад?
- И перламутровые крылья
- весёлым пламенем горят.
«Как любил я стихи Соколова!»
- Как любил я стихи Соколова!
- Так уже не любил никого.
- На Калининском – с палкой, хромого,
- я однажды увидел его.
- Подражая во всём, как ни странно,
- я хромал целых пол-января:
- – Марианна! – вздыхал, – Марианна! —
- Ира, Таня, Галина – всё зря,
- всё не то. Как издёвка, как вызов —
- разминулись, не встретились мы.
- В час, когда щебетали карнизы
- посреди глубочайшей зимы.
«Гэдээровской кукле не спится-…»
Сестре
- Гэдээровской кукле не спится —
- свет в глаза – неисправны ресницы,
- сколько лет, не припомнит сама,
- одиноко в чулане пылится
- и поплакаться некому: «ма».
- Дочка выросла. Внукам до фени
- полинявшее это старьё —
- всюду «Barbie», как бледные тени,
- на упитанном фоне её.
- Худосочные американки —
- «Made in China» – не знают забот.
- А в чулане стеклянные банки:
- огурцы, помидоры, компот.
- И бедняжка вздыхает печально,
- оказавшаяся не у дел.
- Хоть бы кто прикоснулся случайно.
- хоть бы кто ненароком задел —
- чтобы вдребезги. Это, по сути,
- даже лучше, чем жизнь взаперти.
- И предсмертное хриплое: «Mutti!
- Wo bist Du? Пожалей и прости».
«Не дышать – затаиться – …»
- Не дышать – затаиться —
- не обидой в душе, —
- как подранок, как птица
- у реки в камыше.
- Из-под самого носа,
- не жалея ничуть,
- доведя до невроза,
- от судьбы улизнуть.
- Я здесь был или не был?
- Но была ни была…
- И оставить на небе
- лёгкий росчерк крыла.
«Восемь строк – восьмистишье…»
- Восемь строк – восьмистишье.
- Оболочка тесна:
- Перед бурей затишье
- наподобие сна.
- Наподобие жизни
- только с виду большой;
- ровно восемь, но втисни
- всё, что есть за душой.
«Однодневная щетина…»