Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа Абель Катя
– Ваня, зовут на сцену.
Он закрывает за мной дверь. Стоим друг напротив друга в полутьме комнаты. Близко.
– Идём?
Он, глаза в глаза:
– А поцелуешь?
Пауза. Глаза в глаза.
Я делаю шаг.
Целую его в губы.
Он обнимает меня, я обнимаю его. Стоим, целуемся самозабвенно.
Слышно, как по трансляции в коридоре объявляют:
«Иван Кузнецов. Нам нужен Иван Кузнецов. Катя, где Иван? Он нужен на сцене!»
Я, пытаясь от него оторваться:
– Ваня, зовут, надо идти…
Он:
– Сейчас…
Целуемся. Я, решительно:
– Надо…
– Идем.
Смотрит на меня. Глаза сумасшедшие.
Я открываю дверь. Идём вместе по коридору, на сцену.
Конец репетиции. Все расходятся по гримёркам. Иван переоделся, стоит в коридоре. Я прохожу мимо. За мной – водитель Ивана, Лёня:
– Иван, машина стоит во дворе. Можем ехать.
Иван смотрит на меня, останавливает. Кивает Лене:
– Лёнь, ты иди пока. Мы тут с Катей еще пару вопросов должны решить.
Лёня послушно уходит по коридору. Иван за руку тащит меня в свою гримёрку, я не сопротивляюсь.
Заходим. Закрывает дверь. Не включая свет, целуемся в темноте.
Целуемся.
Целуемся.
Целуемся.
– Поехали ко мне, прямо сейчас. Я отпущу Лёню, возьмем такси…
Я из последних сил приказываю себе: «держись!».
– Я не могу, Ваня. Честно, не могу.
Поцелуй.
– Мне надо домой.
Поцелуй.
– У меня там кот.
– Давай сначала к тебе, потом ко мне…
– Я на Просвете живу, это час туда, час обратно… Поздно будет совсем.
– Когда ты ко мне приедешь?
– В выходной.
– Значит, послезавтра.
– Значит, послезавтра.
Дверь распахивается, мы отлетаем друг от друга. В дверях стоит Юля, костюмер, с фраком наперевес:
– Ой, я думала, Ваня, ты уже уехал, – замечая меня, – а чего это вы в темноте сидите?
– Лампочки перегорели… – отвечаю.
Выхожу в коридор. Слышу за спиной Юлин голос:
– Лампочки перегорели? Так надо электрику сказать…
Я иду от метро до дома под проливным дождем. Зонта нет. Мокрая насквозь. До краев наполненная счастьем.
Разбудить поцелуем
Наутро проснулась с жесточайшей простудой. Глаза слезятся, из носа текут ручьи. Набираю целые карманы салфеток.
Главная проблема: как я с ним сегодня целоваться буду?
Утром в театре Ивана нет. Все ждут. Ищут, звонят. Бесполезно, одни длинные гудки в трубке. Начали репетицию без него.
Через час, когда стало понятно, что без него не обойтись, ко мне подошел администратор:
– Кать, надо ехать будить Ваню.
– Это как?
– У Лёни, водителя, есть ключи. Ваня ему сам дал на случай, если его будет не добудиться.
– Так пусть Лёня зайдет и разбудит.
– Лёня зашел. Ваня его не слушает. Не хочет просыпаться.
– Как это не хочет?
– «Сейчас, сейчас», – говорит, и дальше спит. Бухал, видимо, всю ночь.
– А от меня ты что хочешь?
– Съезди, разбуди ты. У тебя получится.
Хорошо. Я даже не спрашиваю, почему у Лёни не получается, а у меня получится. Я быстро соглашаюсь.
– Дай мне машину.
– Она во дворе. Ждет тебя.
Выхожу во двор, сажусь в машину к водителю директора, едем к Ивану.
Приезжаем. У подъезда спит Лёня в машине. Я стучу ему по стеклу, он просыпается, выходит.
Вместе с ним мы заходим в огромный подъезд старинного дома. Поднимаемся на лифте. Лёня оправдывается:
– Я его будил, но ты пойми, я ведь тоже не могу там как-то резко… Я вообще-то по другому профилю.
– Совсем просыпаться не хочет?
– Совсем.
Подходим к квартире. Лёня достает из кармана ключи, открывает дверь.
Я прохожу, оборачиваюсь на него:
– Вы идите, Лёня, я сама…
– Хорошо, я в машине жду.
Лёня уходит.
Я оглядываюсь по сторонам.
Огромный коридор, уводящий вглубь квартиры. Гигантский зеркальный шкаф. Я снимаю обувь. Иду босиком по холодной плитке.
Заглядываю в гостиную, которая попадается на пути. Таких больших комнат в жилых квартирах я еще не видела. Метров пятьдесят, не меньше. Камин в стене. Раскинувший ветвями фикус на полу. Два кресла. Стеклянный столик с недопитой бутылкой коньяка. Все остальное пространство в коробках. Больших и маленьких, наставленных, взгромождённых друг на друга.
Холодно. Темно. Почему-то сыро.
Ивана тут нет.
Иду по коридору дальше. Сворачиваю направо.
Спальня.
На большой кровати спит в одежде, спрятав лицо в подушку. Осторожно сажусь рядом, на краешек. Глажу его по спутанным волосам. Поворачивает ко мне лицо, но продолжает спать. Откликается на ласку.
Я – тихо-тихо – целую его в губы.
– Ваня, вставай…
Открывает глаза. Увидев меня, подскакивает от неожиданности.
– Ты! Здесь! Ты как?
Обнимает, утыкается лицом мне в плечо.
Сидим так около минуты. Потом отодвигается, смотрит в глаза:
– Как ты здесь оказалась?
– Я приехала из театра. Меня послали с важным поручением тебя разбудить. Лёня будил-будил, ты не просыпался…
– Прямо из театра приехала?
– Ну да, прямо из театра.
– Бр-р-р-р!
Он пытается прийти в себя.
– Давай, Ванечка, умываться, чистить зубы и поехали.
– Да! – подскакивает с кровати – Поехали!
– А умыться?
– Так я уже умывался! Лёня, когда будил, просто я спать опять завалился…
Выходим с ним в коридор.
– Ты квартиру видела?
– Да я особо не смотрела.
– Ну, ладно, я тебе потом её покажу.
Замечает мои сапоги, стоящие в коридоре.
– Ты снимала обувь? Зачем? Здесь так грязно… так давно никто не убирался… Надо уезжать с этой квартиры. Плохо здесь.
Выходим с ним на лестницу. Заходим в лифт. Целует меня в губы.
У меня заложен нос, я делаю резкий вдох. Он отодвигается:
– Что такое?
– Я простужена. Вдрызг. Не боишься заразиться?
– Не боюсь. Я тоже простужен.
Целует меня. Двери лифта раскрываются. Мы выходим на улицу.
Пока мы едем до театра, Иван спит на заднем сидении.
Приезжаем. Никто ему слова не говорит: одевается, гримируется, выходит на сцену.
Вижу, как ему плохо. Глаза отсутствующие, руки дрожат, озноб перетряхивает плечи. А ведь надо ещё и текст какой-то произносить. И реакции какие-то отыгрывать.
Ловит меня в темноте за сценой, воспользовавшись минутной паузой:
– Катя, мне срочно нужно водки выпить. Мне плохо. Очень.
– Вижу, Ванечка, но где же я водку найду?
– Найди. Мне очень нужно. Буквально сто грамм.
Иду к декораторам:
– Ребята, у вас водки нет? Сто грамм всего нужно…
– Похмелье, Катенька?
– Да ну вас, я серьезно! Очень надо!
– Откуда? Сухие сидим третий день…
– А где достать можно?
– Зайди к монтировщикам.
Иду к монтировщикам.
– Ребята, сто грамм водки нужно позарез! Достаньте, а?
– А в магазинах что, уже не продаётся?
– Да мне из театра не выйти, я всё-таки работаю, как ни странно…
– И что, без сугрева уже не работается?
– Это не мне.
– А, бедолаге синему?
– Он не бедолага. Подумаешь, с кем не бывает.
– С кем не бывает, только не с ним. Каждое утро у него бывает. На, для болящего не жалко.
Протягивают мне бутылку, на донышке плещутся остатки.
– Спасибо большое, вы очень выручили!
– Куда ты по театру с бутылкой? На вон, пакет возьми!
– Ой, спасибо большое, честное слово, очень помогли!
Иду по театру с бутылкой, завёрнутой в пакет. Чувствую себя шахидкой, проносящей бомбу в салон самолета. Захожу в его гримёрку, открываю тумбочку, ставлю бутылку на полку. Закрываю. Выхожу.
Иду на сцену, он стоит за кулисой, стаканчик кофе пляшет в руках.
Подхожу, говорю тихо:
– У тебя в гримёрной, в тумбочке.
– Спасибо.
Горячая благодарность в глазах, легкое касание руки, быстро уходит в сторону гримёрной.
Вот такая теперь у меня любовь.
Не думай, а прыгай
На следующий день – выходной.
Мне нужно успеть переделать тысячу дел, в том числе доехать на велосипеде до подружки Аньки, отдать ей ключи от квартиры, чтобы вечером она пришла ночевать к моему коту: меня ведь не будет.
Кот сходит с ума от моей работы: сидит один дома по четырнадцать часов. Когда я прихожу, он ходит за мной следом и кричит, а у меня разрывается сердце, но нет сил даже погладить его лишний раз. Я не могу оставить его одного больше чем на сутки.
Я прошу Аньку приехать к нему: у меня любовь.
Все последние дни я хожу такая шальная, что в редкие минуты возвращения к реальности удивляюсь, насколько она идет вразрез с моим существованием в ней.
Приезжая к дому Аньки в тридцать второй раз в своей жизни, я вдруг включаюсь, что забыла, где она живет.
Кружу на велике по дворам, не могу найти ее дом.
Понимаю, что голова моя болеет всерьёз, потому что и дворы эти, и Анькин дом, я знаю преотлично.
Наконец, созвонившись с ней и получив конкретные инструкции, выруливаю к нужному месту. Отдаю ключи, объясняю про замки.
Анька смотрит на меня:
– Сама на себя не похожа. Студентка какая-то на велике…
Я даже не улыбаюсь, настолько всё происходящее кажется мне серьёзным.
Почему?
Потому что понимаю: делаю шаг в пропасть. Падать – долго, возможно, с кайфом, с иллюзией полета, но разбиваться о землю – придётся. Будет больно, дышать не смогу. Плевать. Я делаю шаг.
«Только о двух вещах мы будем жалеть на смертном одре. Что мало любили и мало путешествовали».
Марк Твен.
***
Мы созваниваемся, Иван говорит мне:
– Катюша, бери такси. Так будет быстрее. Приезжай в центр, к отелю «Новый Свет», я тебя встречу, мы пообедаем. Здесь прекрасная кухня.
– Хорошо.
– Позвони мне минут за десять как будешь подъезжать, я выйду к тебе.
– Хорошо.
Вызываю по телефону такси. Насыпаю коту в миску двойное количество корма, проверяю воду: вдруг Анька забудет и не придет к нему? Или не сможет открыть дверь? Или случится что-то ещё, и мой котяра, моя барбацуца, останется один. По крайней мере, голодать не будет…
Я еду в такси. Я нервничаю. В очередной раз напоминаю водителю:
– Вы мне только не забудьте за десять минут сказать, что мы подъезжаем…
Украдкой от него смотрюсь в зеркало: хороша ли? Подкрашиваю губы.
– Через десять минут будем.
Я набираю номер:
– Я подъезжаю. Буду через десять минут.
– Понял тебя, Катюша. Жду.
Подъезжаем через три минуты. Иван уже стоит на улице, тревожно высматривает мою машину.
Вот так просто, стоит на дороге кинозвезда, лауреат госпремии, мечта школьниц и студенток, ждёт, когда я приеду.
Замечает. Подбегает. Спешит, чтобы я не успела достать кошелек:
– Сколько?
– Пятьсот рублей.
– Спасибо.
Дает водителю семьсот.
Подает мне руку. Я выхожу из машины, падают все мои сумки, пакет с бумагами, пьесой, документами, завтра же мне на работу, все так нелепо, неловко, я ведь королевой должна к нему приехать, а не менеджером с бумажками.
– Ух ты, сколько у тебя всего…
Чувствую себя тёткой с кошёлками.
Идём в гостиницу. Проходим холл с администраторами:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте.
Сияющие улыбки. Только меня они все тут и ждали.
Гостиница маленькая, почти домашняя. Но очень дорогая.
Иван проводит меня на террасу, где размещена часть ресторана. Потолок и стены из стекла, диковинные пальмы, комната залита предзакатным солнцем, не хватает только пения заморских птиц.
– Пообедаем здесь, ты не против?
– Нет, конечно, здесь хорошо.
Кроме нас в зале никого нет. Садимся. Девушка с лицом фотомодели несет меню. Вторая фотомодель приносит пледы: на террасе не топят. Иван заботливо меня укрывает. Листаю меню: цены заоблачные. Заказываю какой-то несусветный салат, бокал вина, Иван просит принести ему пельмени…
Пока нет еды, ведёт меня по гостинице, показывает причудливые интерьеры.
Все очень дорого, сделано с отменным вкусом.
Каждый маленький зал – отдельная страна, со своей стилистикой, красками, полутонами. Вот Италия, дальше – Англия, Германия, Испания…
– Нравится?