Церковный суд и проблемы церковной жизни Белякова Елена
Считая невозможным суд в соответствии с канонами, епископ никак не пытается найти способ излечиться от этой болезни.
Новгородский архиепископ Гурий (Охотин) высказался за сохранение консистории, считая, что достаточно увеличить ее состав выборными судьями:
По моему мнению, нет нужды выделять судебную часть из ведения консистории. Достаточно, для более правильного и беспристрастного разбора в ней судебных дел, назначать в состав членов консистории двух или трех членов, выбранных епархиальным съездом депутатов духовенства на определенное число лет и утвержденных в этом звании епархиальным архиереем[336].
Настаивал на сохранении консистории и Назарий (Кириллов), епископ Нижегородский:
Консистория, разделяя с епископом дело управления Поместной Церковью и заменяя при лице епископов древний совет пресвитеров, вполне может быть местом не только административным, но и судебным, поскольку и епископ не только администратор, но и судья[337].
Владимир (Богоявленский), митрополит Московский, считал, что духовный суд следует оставить в консистории, а для его улучшения предоставить епископу право председательствовать на суде, а также сделать епархиальный суд гласным[338].
Значительная часть отзывов (24) содержала предложения в пользу создания суда, состоящего из нескольких инстанций, при этом низшая инстанция должна быть максимально приближенной к пастве и отличаться простотой в делопроизводстве.
Гедеон (Покровский), епископ Владикавказский предлагал устроить суд из двух инстанций: окружной или благочиннический и епархиальный.
В 25 отзывах[339] говорилось о том, что председателем церковного суда должен быть епископ. Большинство иерархов, выступая за сохранение за епископом судебной власти, признавали необходимым преобразование церковного суда на раннехристианских началах. Они считали, что суд должен быть устный, состязательный, при разбирательстве должен присутствовать совет пресвитеров.
Антоний (Вадковский), митрополит Санкт-Петербургский, считал необходимым реформировать духовный суд, при оставлении у епископа судебной власти, «по правилам Вселенской Церкви и соответственно уставу русского церковного судопроизводства 1864 г.», – с тем, чтобы процесс в духовном суде был «обвинительным, состязательным, исследовательным»[340].
Серафим (Мещеряков), епископ Полоцкий считал, что необходимо применение форм древнехристианского суда, при котором
в случае, например, обвинения священника в обиде, нанесенной им брату о Христе, или вообще, в «неправом хождении перед Господом», – дело по этому обвинению поступало на суд старцев и затем епископа. Суду предшествовало дознание или следствие, уполномоченные епископом собирали справки не только о нравственной личности обвиняемого, но и личности обвинителя, дабы не сделать обвиняемого жертвой клеветников. Затем после следствия в один из понедельников начинался суд. В состав суда входили старцы-пресвитеры. Обвиняемый и обвинитель выходили на середину двора епископа и здесь вели защиту и обвинение в порядке состязательного процесса. Старцы судили по справедливости и правде любовной и затем ставили свое решение или мнение. Это решение не имело окончательной силы и восходило на решение епископа. Епископ, руководимый Духом Божиим и Евангелием, ставил уже окончательное решение или приговор. Таким образом, в основу духовного суда древней Церкви, как видим, положены почти все главные стадии судебного процесса, которые имеются в современном нам светском суде, ибо в этом суде, подобно теперешнему светскому, мы находим и обвинение, и предварительное следствие, и предание суду, и следствие на самом суде, и суд чрез лиц, не имеющих власти ставить окончательный приговор. А раз это так, ‹…› то в интересах устранения указанных выше недостатков и несовершенств современного нам духовного суда, вызывающих справедливое на него нарекание со стороны лиц, с ним соприкасающихся, свыкшихся с более совершенными нормами суда светского, не только возможно с точки зрения канонических начал, но и желательно, чтобы наш духовный суд, получивший в свое ведение довольно широкий круг судебных дел, из коих некоторые касаются и светских лиц, пользовался в надлежащих обстоятельствах формами судопроизводства светского суда[341].
Димитрий (Самбикин), архиепископ Казанский, писал о необходимости восстановить канонические права епископа:
поставленная перед будущим Собором епископов задача приблизить епархиальное управление к каноническим нормам требует изменений и в определении пространства полномочий епископской власти. Пространство этих полномочий со времени Петра I значительно ограничено сравнительно с каноническими нормами, по политическим соображениям[342].
Михаил (Темнорусов), епископ Минский, считал, что
председателем епархиального суда должен быть епархиальный архиерей, так как по церковным канонам местный епархиальный суд принадлежит епископу, который канонами признается правителем и судьей в своей епархии[343].
Стефан (Архангельский) епископ Могилевский также предлагал устроить суд из трех инстанций:
первую инстанцию церковного суда для священно-церковнослужителей в их взаимных отношениях и по жалобам мирян сосредоточить в благочинническом совете ‹…›. Ведению сего суда подчинить дела, кои влекут за собой замечание, выговор и денежный штраф ‹…›. По делам более важным… благочинническому совету предоставить всю процессуальную сторону суда ‹…›, окончательное же решение ‹…› предоставляется епископу с пресвитерским советом. ‹…› Второй судебной инстанцией по апелляциям на епископский суд и первой инстанцией по делам епископов должен быть митрополичий соборный суд, и, наконец, ‹…› соборный поместный патриарший суд.
В соответствии с каноническими правилами Православной Церкви ‹…› как епархиальное управление, так и суд должен сосредотачиваться в руках епархиального преосвященного, который, в административном порядке направляя деятельность духовенства в деле пастырского служения, в судебном следит за уклонениями духовенства от предписанных норм и правил[344].
Никон (Софийский), епископ Владимирский, видел в утрате епископами возможности суда над мирянами причину падения нравственности народа:
Церковный суд должен составлять необходимую и неотъемлемую часть епископской власти, которая является высшей в управлении епархии, потому что епископ должен располагать необходимыми средствами против нарушителей правил церковной жизни и деятельности; без них невозможно и управление Церковью. Судебная власть в руках епископа необходима не для одного ограждения внешнего порядка в Церкви, но и для воспитания нравственности в клире и мирянах. Чистота нравов в первенствующие века христианства и в нашей древней Русской Церкви много поддерживалась судебной властью Церкви. Когда круг преступлений, подлежащих ведению Церкви, стал постепенно сокращаться и сократился, можно сказать, до ноля, то по мере сокращения падала и нравственность в христианском народе. Теперь, например, ограбление церкви перестало считаться тяжким преступлением, каково святотатство, и приравнивается в сознании многих к обыкновенному воровству, потому что это преступление совершенно перешло из ведения церковного суда в суд светский ‹…›.
Церковный суд должен иметь намеченные канонами инстанции: епископский, областного собора (митрополичий) и Собора всей автокефальной Церкви[345].
Предоставить суд епископам считал необходимым и Иоанникий (Казанский), епископ Архангельский:
Никакой особый орган, кроме епархиального епископа, не может с надлежащей отчетливостью и ясностью сообразить всю совокупность епархиальных дел и интересов. Только в умопредставлении епископа, как в фокусе, должны и могут отражаться и отражаются все нити и пути водительства епархиальной жизнью.
1) Количество судных дел в епархии очень незначительно (во вверенной мне епархии в среднем ежегодно до 50 всех дел, из них более важных – не более 15); организовать для решения этих дел особое учреждение было бы ‹…› делом, не упрощающим, ‹…› а усложняющим епархиальное судопроизводство.
2) Введение в церковное судопроизводство начал светских судебных уставов, очень мало применимых к подлежащим суду консистории проступкам священно-церковнослужителей (пьянство, вымогательство, несоблюдение предбрачных предосторожностей, бесчинное совершение богослужения), по существу, практически, едва ли осуществимо. Как может епархиальный суд осуществить практикуемые светскими судами, т. н. «обеспечения правильности судопроизводства»: гласный расспрос судьями сторон, свидетелей и защитников, когда, напр., подсудимый иерей проживает в Александровском, Кемском или Печорском уездах, или, когда свидетели, особенно многочисленные, не пожелают ехать в Архангельск за тысячи верст по невозможной дороге, бросая на произвол судьбы свои семейства и промыслы[346]?
Митрополит Киевский Флавиан предлагал оставить для ряда проступков единоличный суд епископа без формальностей, так как «нравственное воздействие личности епископа ‹…› простирается на весь круг жизни духовных лиц и не подлежит точной регламентации, как и вообще отношение отца к своим детям»[347].
По мнению епископа Холмского Евлогия, «вся полнота власти должна перейти к совету пресвитеров во главе с епископом». Евлогий подчеркивал особый характер епископского суда: это
суд совести, суд духовно-нравственный и при этом всегда суд не столько правды, сколько милосердия ‹…›. Упразднив этот суд, мы устраним одно из могучих нравственных воздействий на клир[348].
На предоставлении епископу исключительного права суда настаивал и Филарет (Никольский), епископ Вятский:
Изъятый из ведения консистории, церковный суд должен находиться в исключительном ведении епископа, к которому, в силу канонических требований, неприложим принцип разделения власти административной и судебной[349].
За председательство епископа на суде высказался и Сергий (Страгородский), архиепископ Финляндский, при этом судьи, по его мнению, должны быть выборными:
Судебное присутствие составляется, под личным председательством епархиального архиерея или его наместника, наполовину из членов консистории и наполовину из особо избранных епархиальным съездом духовных судей – пресвитеров, по двое от тех и других. Судьи избираются пожизненно[350].
По мнению других архиереев, епископ должен только утверждать решения суда.
Как писал Алексей (Молчанов), епископ Таврический,
Все приговоры епархиального суда подлежат утверждению епархиального преосвященного, если он сам не присутствует в заседаниях епархиального суда[351].
Владыка Гедеон предлагал такое устройство, при котором низшая инстанция – благочиннический суд – состоит из трех священников, выбранных духовенством и утверждаемых епископом.
Окружные судьи решают подсудные им дела окончательно, не представляя своего решения на утверждение епископа. Епархиальный суд – три священника, выбранных и утвержденных Синодом. Епархиальный суд имеет значение не совещательного только учреждения при епископе, а право пастырского коллегиального учреждения. Епископ утверждает, в случае несогласия – отменяет, а отправляет в Синод[352].
В отзыве Калужского епископа Вениамина также предполагалось, что «свои постановления и решения епархиальный суд предоставляет на утверждение епископа»[353].
О высшей инстанции писал в своем отзыве преосвященный Арсений Харьковский:
Высшую инстанцию духовного суда представляет судебное отделение при верховно-российской власти. Оно простирает свою власть на всю российскую Церковь и состоит из первоприсутствующего и членов архиерейского и пресвитерского сана, причем архиерейского сана с первоприсутствующим полагается две, а пресвитерского одна треть. Все эти лица назначаются по представлению высшей церковной власти, Высочайшей властью. Здесь производится суд над епископами и по апелляциям на епархиальные духовные суды[354].
Многие были сторонниками выборности судей.
В ряде Отзывов говорилось о необходимости создания пресвитерского совета для суда.
Как писал архиепископ Харьковский Арсений,
в составе сего суда должны быть шесть протоиереев или иереев, три из города, три из сел, выбранных самим духовенством и утвержденных епархиальным архиереем.
О пресвитерском суде писал и Владимир (Сеньковский), епископ Кишиневский: «Собор пресвитеров должен быть учреждением административно-судебным»[355].
Комиссия, созданная Вениамином, епископом Калужским, считала, что состав епархиального духовного суда должен утверждаться епископом; из пяти его членов один должен быть назначен епископом, а остальные четверо – избираются епархиальным церковным собранием[356].
Предложение создать иерейский «суд совести» содержалось в отзыве Анастасия, архиепископа Воронежского:
было признано желательным введение иерейского суда совести на благочиннических съездах. Есть пороки, которые не могут быть предметом разбирательства в обычном судопроизводстве, – такие пороки делают клирика нетерпимым среди пастырей. Среди пастырей может оказаться человек, служащий соблазном для округа. Обыкновенно такие люди спокойно носят рясу, служа соблазном для пасомых. Для формального суда такие люди неуязвимы, а между тем они приносят страшный вред Церкви. В этом случае благочинническому съезду и должно быть предоставлено право суда над своими собратьями. Тогда указанные лица будут внимательнее относиться к советам и замечаниям своих сослуживцев. Суд братский носит характер чуждый формального делопроизводства. Он состоит а) в объявлении обвиняемому, что его соблазнительная жизнь известна окружающему духовенству, которое считает ее не совместимой с пастырским званием; б) если это предостережение не возымеет силы, съезд неформальным же порядком доносит о соблазнительной жизни архипастырю, прося его сделать ему архипастырское вразумление; в) если и эта мера не подействует, съезд имеет право ходатайствовать перед архипастырем об исключении обвиняемого из окружающей среды духовенства[357].
Гурий (Буртасовский), епископ Симбирский также предлагал
ввести в практику жизни духовенства епархии братский суд чести священно-церковнослужителей под руководством духовников, цель и задача какового должна состоять не в том, чтобы подвергать суду карательному провинившихся собратий, а принимать все меры в духе любви Христовой к тому, чтобы влиять на исправление нравов, в чем бы ни проявлялось уклонение последних от норм христианской жизни, особенно когда они вызывают в большей или меньшей степени соблазн в прихожанах[358].
Епископ Орловский Кирион писал о пресвитерском суде, чьи постановления утверждаются епископом:
вместо консистории нужно ввести совет пресвитеров, постановления которого утверждаются епископом;
низшие судебные инстанции: 1) избираемый на 2 или 3 благочиннических округа судья-пресвитер 2) съезд судей уезда 3) епархиальный суд пресвитеров 4) апелляционный митрополичий суд 5) соборный[359].
О пресвитерском суде писали также епископы Владимир Кишиневский и Полтавский Иоанн (Смирнов)[360].
Никанор (Каменский), епископ Гродненский считал, что
епархиальный суд может совершаться через освященный совет при епископе.
Важнейшие дела епархиального суда и управления могут быть разрешаемы в ежегодном епархиальном соборе духовенства и мирян[361].
Почти во всех отзывах говорилось о необходимости введения института духовных следователей, которые могли бы квалифицировано подготовить дело для суда.
Об этом писал архиепископ Арсений Харьковский:
Предварительное расследование дел на местах должно быть предоставлено духовным следователям, выбранным округом и утвержденным епархиальным архиереем на три года; от сих лиц дела подготовленные поступают в духовный суд[362].
О духовных следователях писали епископы Вятский Филарет[363] и Смоленский Петр[364], архиепископ Финляндский Сергий (он отметил необходимость юридического образования для следователей)[365], епископ Томский Макарий[366].
Таким образом, Отзывы содержали богатый материал по критике консисторских порядков. Архиереи писали о необходимости изменения порядка судебного процесса. Большую роль в судебном процессе отводили институту следователей.
Несомненно, что большинство архиереев знали о полемике вокруг деятельности Комитета митрополита Макария и многие поддерживали проект А.Ф. Лаврова. Значительная часть архиереев хотела сохранить судебную власть за епископом с привлечением к участию в суде пресвитеров. Многие ссылались на те же каноны и приводили те же аргументы, что А.Ф. Лавров. Но в то же время почти половина иерархов высказались за проведение принципа отделения суда от администрации. Многие писали о необходимости создания низшей инстанции церковного суда, близкой к приходу.
Очевидно, что подавляющее большинство епископов стояло за реформу церковного суда, однако не было ясности в том, каким же образом должен быть организован суд.
Предсоборное Присутствие
В Предсоборном Присутствии был создан III Отдел об организации церковного суда и пересмотре законов по делам брачным вообще и о смешанных браках.
Отдел начал свою работу 14 марта 1906 г. Председателем был архиепископ Ярославский Иаков (Пятницкий)[367], к работе привлечены протоиереи М.И. Горчаков и Ф.И. Титов, профессора-канонисты М.Г. Красножен[368], Н.С. Суворов, Н.А. Заозерский, генерал-лейтенант А.А. Киреев.
Выступавшие говорили, что необходимость реформы была очевидна уже в 70-е гг. XIX в. Протест архиереев против реформы и причину ее неудачи архиепископ Иаков объяснял тем, что «обер-прокурор граф Толстой направлял дело в заранее определенной тенденции к строгому подчинению духовенства государственной власти»[369].
Профессор Суворов отметил недостаточную разработанность вопросов, подлежащих обсуждению отдела, а также несогласие в Отзывах епархиальных архиереев[370].
Перед Отделом встала новая проблема суда над мирянами по церковным преступлениям, так как в новом Уголовном уложении, принятом 22 марта 1903 г., упоминание о церковном покаянии как мере наказания за уголовные преступления вообще отсутствовало[371], а также были опущены статьи о наказании за отступление от веры. Значительно сокращены были также статьи о преступлениях против веры (в старом Уложении их было 65, в новом только 26 статей)[372].
В Отделе говорили о несовершенстве работы церковных судов. Отмечалось, что в церковных судах отсутствует единая система наказаний, что по одному и тому же делу в разных епархиях будут вынесены разные решения, потому что суд будет руководствоваться разными несовпадающими законами. Н. Заозерский напомнил, что
в Уставе духовных консисторий указаны лишь немногие преступления и взыскания; Преосвященные при определении наказаний руководствуются своею мудростью и опытом, иногда резолюциями митрополита Филарета, но определенных положений нет. Выработка устава необходима в интересах правильности судопроизводства и единообразия в решении судных дел[373].
Отдел распределил работу между участниками: протоиерей Михаил Горчаков должен был подготовить предложения о компетенции церковного суда, Н.С. Суворов – о судоустройстве, Н.А. Заозерский – о судопроизводстве, А.А. Киреев – о смешанных браках, протоиерей Феодор Титов – о суде чести.
Однако камнем преткновения в работе Отдела стал нерешенный вопрос о месте епископа в проектируемой реформе суда.
Сторонником отделения суда от администрации выступал Н.А. Заозерский:
Вопрос об отделении судебной власти от административной вызывается не прихотью, а существом дела. ‹…› Потребность выделения суда – дело, вызываемое самой природой. Более трудный вопрос – положение епархиального архиерея в отношении суда: выделять ли все судопроизводство и поставить во главе его викария, или же проект решений предоставить епархиальному архиерею. Участие архиерея требуется лишь некоторыми делами, как например, лишение сана[374].
Ему возражал Н.С. Суворов:
отделение судебной власти от административной в свое время признаваемо было научным догматом, но в настоящее время это уже не догмат, и целесообразность отделения судебной власти от административной возбуждает большие сомнения[375].
Кроме того,
епархиальный суд под председательством викария, без участия епархиального архиерея был бы противен каноническим требованиям, и при втором проекте, когда решение предоставляется на утверждение архиерея, архиерей все равно должен знать дело, утверждая решение. Вопрос об отделении судебной власти от администрации сводится к тому, сделать ли для епархиального суда учреждение, отдельное от консисторий.
Поэтому он предложил ограничиться тем, что ввести в состав судебного отделения трех выборных священников, как это планировалось в Отзывах[376].
Тем не менее, большинство выступавших считало необходимым провести разделение суда от администрации, поэтому Н.А. Заозерский отметил: «Вопрос об отделении суда от администрации можно считать решенным»[377]. Однако канонистам никак не удавалось определить место епископа в судебном процессе. Заозерский говорил о существовании третейского суда в древности и ссылался на правило IV Всел. 9. Профессор также упоминал о практике суда благочинных над священниками, которую считал недопустимой:
И ранее благочинные обладали правом суда, и недавно еще была такая практика. Но эта практика привела к ненависти в отношении к благочинным. ‹…› Уполномочивать благочинных судить пресвитера – святотатство[378].
Так и не выработав общую концепцию суда, канонисты перешли к разработке проектов.
Прот. М. Горчаков уже 15 марта представил проект Церковно-судного устава[379]. Предложения Горчакова касались ведомства церковного суда, мер исправления и взыскания. Было дано определение преступления, подлежащего церковного суду:
Церковное преступление есть такое деяние против правил церковных, православного учения, нравственного закона и порядка, которое, будучи обнаружено и в судебном порядке доказано, подлежит определенному законодательной властью Поместной Церкви наказанию[380].
В качестве наказаний проект Горчакова предусматривал замечание, внушение, выговор простой и строгий, обличение в собрании, лишение права участия в управлении делами церкви и права на занятие той или другой должности в церковном обществе, устранение от должности, денежные взыскания, епитимья по назначению епархиального суда для прохождения под руководством духовного отца, объявление о непринадлежности к составу церковного общества, лишение церковного погребения.
Для псаломщиков, монашествующих и священнослужителей были предусмотрены вычеты из доходов, епитимья в монастыре, запрещение на срок, устранение от должности, увольнение за штат, запрещение в священнослужении, низведение на низшую должность, лишение должности и сана, исключение причетника из ведения церковной власти.
При обсуждении Заозерский выступил с предложением заменить монастырскую епитимью в качестве наказания перемещением в бедный приход, на что Суворов резонно ответил, что подобное перемещение было бы неполезно для прихода.
В число преступлений, подлежащих церковному суду, было предложено включить распространение и чтение изданий безнравственного содержания и «привнесение священником личных и корыстных целей в сферу своих отношений к пастве собственно по долгу священнического служения»[381].
На основании сводки Отзывов архиереев Н. Суворов сформулировал принципы, которые желательно было положить в основу устройства суда:
1) отделение суда от администрации;
2) создание местных судов, близких к приходам;
3) создание учреждений, подобных институту присяжных;
4) допущение обвинения и защиты;
5) обособление следственной власти;
6) создание нескольких судебных инстанций.
Обсуждался также вопрос о создании «суда чести» для духовенства. Против выступил Н. Суворов:
По моему мнению, иерейский суд чести более опасен, чем непосредственный архиерейский суд; возможность же произвола со стороны архиерея может быть устранена возложением на архиерея обязанности ‹…› оправдать перед высшей властью свой образ действий[382].
Н. Заозерский положил в основу своего проекта судоустройства из 185 статей те же принципы, которые лежали в основе гражданской судебной реформы: суд должен быть гласным, обвинительным и состязательным. При этом Н. Заозерский ссылался на А.Ф. Лаврова[383].
Власть обвинительная предоставлялась обвинителю, пресвитеру или частному лицу – потерпевшему. Вводился институт следователей. Для каждого дела предусматривались две инстанции. Предусматривался также непосредственный архиерейский суд по незначительным делам.
Однако подход Заозерского вызвал критику со стороны профессора Новороссийского университета А.И. Алмазова, заявившего, что
в духовную сферу переносится целиком весь светский процесс, основанный на формальностях, но формализм, присущий светскому процессу, не должен быть переносим в духовный суд: в последнем должны действовать не столько строго формальные тонкости, сколько доверие, убеждение и исправление. ‹…›
Задача духовного суда – исправлять, а не карать. Вы весь результат судопроизводства сводите к формальному расследованию подлежащего суду деяния и каре за него и совершенно оставляете в стороне то исправление внутренней личности, какое именно и должно быть результатом духовного, хотя бы и формального суда[384].
Н.А. Заозерский, в свою очередь, отстаивал возможность применения в деле духовного суда принципов, выработанных в светском суде:
С какой же стати стесняться нам применять порядок, представляющий собой результат европейской науки, аппроб‹ир›ованный, обеспечивающий раскрытие судебной истины, выдерживающий требование гуманности. ‹…› Лучше всего применять сначала к церковному суду Судебные уставы императора Александра II во всей цельности и чистоте, а искажать, изменять их нормы будем тогда, когда нас вынудит к этому опыт жизни[385].
Противники отделения суда от власти епископа считали, что только епископ может смягчать приговоры. Однако Заозерский оспаривал и эту точку зрения:
Вы все упираете на Евангелие, что оно требует снисхождения. Я же скажу вам: нет преступлений отвратительнее церковных. Дух Евангелия требует изобличать зло во всей силе[386].
На необходимости формального суда настаивал и о. Михаил Горчаков:
Нормы прав и отношений устанавливаются законодательной властью и обычаем. Если таких норм в обществе нет, а споры из-за отношений возникают, требуется, чтобы суд решал такого рода дела[387].
В ходе дискуссии стало очевидным, что само понятие церковного суда и его характера вызывает разногласия. В связи с этим возник вопрос о церковной дисциплине и мерах ее поддержания. Выступавшие говорили о необходимости восстанавливать церковную дисциплину на уровне приходов. При этом отмечалось, что священник должен опираться на поддержку прихожан; был поставлен и вопрос о возможности создания приходского суда. Как предлагал о. М. Горчаков,
нужно образовать приходской суд из выборных прихожан, имеющих вес. Когда выборные составят суд, через них и можно было бы действовать на прихожан. ‹…› В пользу этого суда утверждает и практика некоторых инославных обществ, показывающая, что введение приходского суда сопровождается благотворными последствиями[388].
Положения об обвинителях, о судебных следователях, о гласности суда также вызвали дискуссии. Принцип гласности церковного суда отстаивали М.Г. Красножен и о. Ф. Титов. Большинство голосов было подано за гласный суд, но профессор Алмазов выступил с особым мнением о неприменимости гласности в деле духовного суда[389].
По итогам обсуждения Отделом были приняты следующие положения:
1. В виду неясности и устарелости раздела «Об епархиальном суде» в Уставе духовных консисторий, должен быть составлен и издан, в видах улучшения церковного суда, новый церковно-судный устав, заключающий в себе правила о компетенции церковного суда, о судоустройстве и судопроизводстве.
2. Суд церковный действует по церковно-судному Уставу, составленному на основании Слова Божия, канонов Вселенской Церкви, постановлений Русской Церкви и действующего государственного законодательства.
3. В отделе компетенции церковного суда должны быть изложены определенные положения о подсудности, о мерах исправления и взыскания по церковному суду и применении этих мер.
4. В области судоустройства: необходимо образование в подразделениях епархии местных судов по делам сравнительно меньшей важности.
5. Ряд инстанций церковного суда нужно начать с прихода, в котором желательна организация в известном виде церковной дисциплины, с привлечением прихожан к участию в устранении противохристианских явлений среди церковного прихода.
6. Ближайшая местная над приходом инстанция может быть образована в пределах благочиннического округа или в пределах двух или трех благочиннических округов, сообразно с местными условиями.
7. Отделение суда от администрации желательно в том смысле, чтобы дела административные и судные, состоя в ведении соответственной высшей церковной власти, внедрялись не одним и тем же органом.
8. Обвиняемому предоставляется право иметь защитника, в качестве обвинителя действует один из членов суда, не участвующий в постановлении приговора по данному делу.
9. В каждом местном округе, в котором образована будет местная судебная инстанция, один из членов местного суда есть следователь, как по делам, входящим в компетенцию местного суда, так по делам, подведомственным епархиальному суду.
10. Для рассмотрения дел по существу допускается не больше двух инстанций: епархиальная – по решениям приходских органов и местных судов, и центральная – по решениям епархиальных судов.
11. Суд непосредственно архиерейский должен быть сохранен, но ст. 155 Устава духовных консисторий[390] должна получить такую редакцию, чтобы в ней выдерживалась мысль о непосредственном архипастырском влиянии и назидании, без допущения поручения со стороны архиерея сделать вразумление через доверенное лицо.
12. В области судопроизводства: суд по обвинению членов Церкви в преступных деяниях должен совершаться по началам обвинительного процесса, а споры и жалобы разрешаются в порядке примирительного разбирательства или процессом состязательно-исследовательным.
13. Церковный суд должен быть открытым для посторонних лиц по усмотрению председателя суда.
14. Приговор о виновности, или невиновности подсудимых постановляется по внутреннему убеждению судей, основанному на совокупности обстоятельств, обнаруженных при следствии и суде[391].
При возобновлении работы Отдела после летнего перерыва было объявлено, что на обсуждение общего собрания Присутствия будет вынесен главным образом вопрос об отделении судебной власти от административной, а также вопрос о низшей инстанции суда[392].
Вопрос о месте архиерея в суде никак не получал однозначного разрешения. Как заметил председатель, легко проектировать разделение властей верхней и нижней инстанций. Иное дело – в епархиях, где
вся власть сосредоточена в лице архиерея. Вот здесь и заключается затруднение. Епархиальный архиерей – сосредоточение административной власти. Оставить ли в его руках и судебную власть или, так или иначе, устранить его от нее?[393]
Наиболее последовательно отстаивал необходимость разделения Н.А. Заозерский, не соглашавшийся в этом отношении со своим учителем Алексием (Лавровым). Канонист считал, что последний неправомерно отнес те каноны, которые говорят о чисто административной деятельности архиереев, к их судебной власти. Даже при патриархах суд был в руках пресвитеров. Заозерский утверждал, что если и может быть председателем суда епископ, то только викарный, и не должно быть у епархиальных судей необходимости предоставлять приговоры на утверждение правящего архиерея[394]. В обоснование своей позиции Н. Заозерский указывал на противоположность деятельности администратора и судьи. Администратор должен заботиться о субординации, в то время как «предметом судебного действия служит только спор о праве или действительное правонарушение». Объединение судебного и административного начала возможно там,
где члены общества отличаются высокими нравственными качествами до самопожертвования своею личностью в пользу общего блага, или там, где численный состав общества мал. Ни того, ни другого нельзя сказать о наших современных епархиях. И нравы, и дух времени, и многочисленность наших епархий требуют непрерывного строгого и независимого суда[395].
Кроме того, способ судебного производства различен от административных действий. Судья связан точными правилами судопроизводства, в то время как администратор не может быть нелицеприятен[396].
Н.А. Заозерский рассмотрел возражения, содержащиеся в Отзывах архиереев и основанные на мысли о противоречии отделения суда каноническому строю. Речь, однако, не идет о том, что у архиереев хотят отнять судебную власть. Нужно ставить вопрос по-другому: обязан ли епископ сам судить или может поручить исполнение суда другим членам Церкви. Как свидетельствует история, три первых века суд совершался с участием псаломщиков. Существовал в Церкви и третейский суд. Как свидетельствует правило Карф. 113, подсудимые имели право на избрание судей. И эта практика не вызывала канонического порицания. Независимый суд учреждается не к умалению прав епископа, а ради облегчения его непомерного труда и ради пользы для правосудия и самой епархиальной администрации. При этом епископ может сохранить право председателя на суде – «разумеется, с возложением всей ответственности, соединенной со званием председателя»[397].
Кроме того, высказывался довод о том, что в обществе не могут существовать два суда, основанных на разных принципах: «Суд должен быть один, и правда одна… А то будет какая-то особая правда, особая психология у церковного суда».
Аргументы Н. Заозерского поддержал А. Алмазов, сославшись на то, что при выработке Судебных уставов 1864 г. Государственный Совет обстоятельно разъяснил невозможность совмещения судебной и административной власти, поскольку «при таком совмещении администрация является судьею в своем собственном деле и потому не может судить беспристрастно»[398]. Согласился с этой аргументацией и профессор И.С. Бердников. Вместе с тем, он считал, что председателем суда должен оставаться архиерей,
но фактически должен вести дело наместник архиерея с званием товарища председателя. Личное фактическое присутствие архиерея в заседании суда в качестве председателя неудобно в том отношении, что архиерей подавлял бы членов суда своим саном[399].
В итоге обсуждения предложения Отдела были сформулированы И.С. Бердниковым в виде проекта «Основных начал реформы по церковному судоустройству»[400]. Документ открывался тезисом: «Реформа в устройстве церковного суда не должна быть в ущерб полноте архиерейской власти». Далее были описаны судебные органы: благочиннический суд, епархиальный («коллегия пресвитеров под председательством наместника епархиального архиерея») и Особое собрание Святейшего Синода. Приговоры первой и второй инстанции суда сообщаются епархиальному архиерею для просмотра с правом переноса в высшую инстанцию. Для суда над членами Синода предусматривалось Общее собрание Святейшего Синода и Судебное отделение под председательством патриарха.
27 ноября 1906 г. проект был вынесен на общее собрание Предсоборного Присутствия. Прот. М. Горчаков и Н.А. Заозерский пытались направить дискуссию в русло обсуждения церковно-судного устава, что поддержал и Н.Н. Глубоковский:
Суд, коему не дан даже в руководство определенный материальный закон, обречен самою силою вещей, самою сущностью судебной власти, обязанной именно применять закон, на весьма жалкое существование. Какой же это суд, хотя бы и духовный, который не знает, за что и к чему он приговорит[401].
Однако основной проблемой вновь стали полномочия архиерея. За сохранение епископского суда выступил архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий), повторяя изложение своей позиции в Отзывах:
Вести дело на строгом основании канонов нельзя, и процессы ведутся заведомо фальшиво. Не лучше ли вместо лицемерного правосудия держаться милосердия? ‹…› С точки зрения духовных законов большая часть духовенства подлежала бы суду. Если отеческо-пастырскую точку зрения из сферы духовного суда устранить и применить все церковные правила, то не пройдет и года, как все почти духовенство будет отдано под суд, даже и сами архиереи. По церковным канонам за пьянство, блуд, драку и даже самозащиту, также за злоупотребление церковными суммами, – клирики подлежат извержению из сана. Кто же тогда останется в клире? Спрашиваю, кто, кроме архиерея, дерзнет смягчать приговоры Вселенских Соборов, дающих ему только подобные полномочия? Конечно, и такое смягчение канонов есть превышение власти, но архиерей берет уже на свою совесть, кроме того, он может улаживать те или другие инциденты с духовными лицами, например, переводом их в другой приход… Отделение суда от администрации погубит духовенство и сделает совершенно невозможной церковную жизнь[402].
Архиепископ Сергий (Страгородский) выступил тоже за сохранение за архиереем права «личного пастырского суда»[403]. Решительными противниками отделения суда от власти епископа выступили Н.П. Аксаков и А.А. Дмитриевский[404].
Однако И.С. Бердников и профессор церковного права Харьковского университета М.А. Остроумов утверждали, что речь идет не «об умалении власти архиерейской, а об облегчении судебной деятельности епископа, об организации вспомогательного ему органа»[405].
С решительной критикой существовавшего епископского суда выступил Н.Д. Кузнецов[406], подчеркивая особенность России: ее большие епархии, в которых епископ не может вникать во все дела:
Епископу свойственно весь церковный суд творить нравственно-духовным образом, а не наподобие обыкновенного суда гражданского. Однако ‹…› одного нравственно-духовного архиерейского суда оказывается далеко недостаточно. Прежде всего, конечно, это объясняется тем, что русские епископы из архипастырей, близко стоящих к пастве и духовенству, превратились в администраторов больших церковных округов, называемых епархиями, которым уже в силу своих человеческих способностей некогда, да и невозможно входить непосредственно в нужды и поступки каждого даже из духовенства. И вот в России в области Церкви, при старании сохранить непременно непосредственный архиерейский суд, в действительности образовалась какая-то пародия на суд вообще. В существующем церковном суде не только уже не видно признаков нравственно-духовного архиерейского суда, но и сам суд совершается епископами по бумагам при полном устранении живой личности подсудимого. Исход дела почти всегда предрешается данными формального следствия, никем не контролируемого и предоставляемого чуть ли не полному усмотрению духовного следователя, часть очень мало даже знакомого с требованиями следственного производства. На такой почве естественно возникает всякого рода жалобы уже давно раздающиеся в России на церковный суд, на его мертвенность и односторонность, на полное игнорирование в нем личности подсудимых и т. п. Если чутко прислушаться ко всем этим жалобам, то можно подумать, что в области русского церковного суда затерялась самая идея правильного отношения к лицам, ему подвергающимся.
Единственным выходом Кузнецов считал полное самоустранение епископов от суда, который планируется как внешний, формальный, а не духовно-нравственный.
Принятие на себя со стороны епископов подобного церковного суда слишком резко выдвинуло бы их в качестве обыкновенных судей, власти внешней, для которой нравственно-духовные отношения не имеют значения, и по-прежнему где-то высоко и далеко стоящей от паствы и духовенства. Поэтому именно в интересах охранения духовно-нравственного пастырского авторитета епископа всего удобнее передать предполагаемый церковный суд другим… Это прямо требуется в интересах правосудия, о которых духовенство тщетно хлопочет уже несколько десятков лет[407].
В результате дискуссии были выдвинуты на голосование следующие формулировки первого параграфа обсуждаемого документа:
Автор предложения: Аксаков
Формулировка: Суд в Церкви принадлежит епископу, а потому только отдельные части судопроизводства, как-то: судебное следствие, определение состава преступления или проступка и степени виновности обвиняемого, могут и должны быть определены особым органом, при оставлении за епископом самого предания суду кроме случаев частного обвинения, равно и произнесение приговора.
Голосов «за»: 12
Голосов «против»: 30
Автор предложения: Дмитриевский
Формулировка: Церковный суд производится епископом и пресвитерами по его уполномочию.
Голосов «за»: 8
Голосов «против»: 34
Автор предложения: Архиеп. Димитрий
Формулировка: Во главе епархиального суда стоит епархиальный архиерей. Пастырско-судебную власть свою епархиальный архиерей осуществляет через епархиально-судебные учреждения.
Голосов «за»: 25
Голосов «против»: 16
Автор предложения: Алмазов
Формулировка: Церковный суд производится особо предназначенными для этого церковными установлениями при соблюдении всей полноты прав и власти епископа[408].
Голосов «за»: 30
Голосов «против»: 12
При этом почти все архиереи проголосовали за формулу архиепископа Димитрия, трое – за формулу Н. Аксакова и ни один – за формулу А. Дмитриевского. Наибольший успех имела выдвинутая последней формулировка А. Алмазова, которая предусматривала создание особых судов, но не определяла, каким образом будет сохранена вся полнота епископской власти. Конкретная разработка устройства суда была оставлена на рассмотрение Синода.
На том же заседании обсуждались возможности участия мирян в суде, выборность судей, число инстанций суда, механизм предания суду, необходимость защиты и обвинения, положение о гласности.
Епископ Могилевский Стефан (Архангельский) высказался против судебных преобразований: если в лице архиерея суд и администрация объединены, то нет надобности и создавать особую судную часть Консистории[409].
А.А. Папков и Н.П. Аксаков высказались за необходимость введения прокурорского надзора, так как считали нужным «участие в суде лица, не находящегося под властью епископа, и с правом протеста»[410].
Вопрос об участии в суде мирян вызывал споры и разногласия. Высказывались диаметрально противоположные точки зрения:
– «мирянам в епархиальном суде делать нечего» (А.И. Алмазов)[411];
– «к приглашению мирян в состав церковного суда не представляется препятствий» (Н.А. Заозерский)[412].
Наиболее резко против участия в суде мирян высказывался, как и можно было ожидать, архиепископ Антоний (Храповицкий):
Выборы представителей от диаконов, псаломщиков и т. д. поведут только к вреду Церкви, так как будут обостряться между ними и пресвитерами отношения; что касается мирян, то это – подсудимые люди. Они вечно под судом и постоянно идут к священнику как к судье в их грехах. Никак нельзя делать подсудимых судьями своих судей. Это – издевательство над Церковью[413].
В итоге обсуждения Предсоборным Присутствием в течение ноября – декабря 1906 г. были приняты следующие положения о преобразовании церковного суда:
1. Церковный суд производится особыми церковными установлениями, при соблюдении всей полноты прав и власти епископа.
2. Органами церковного суда служат: Благочиннический Суд, Епархиальный Суд, Судебное отделение Священного Синода и Общее собрание Священного Синода, и Судебного его отделения.
3. Епархиальный суд составляет судебное учреждение, отдельное от Епархиального правления и от него независимое. Он состоит из коллегии пресвитеров с председателем во главе.
4. Депутаты допускаются только на предварительное следствие.
5. Члены Епархиального суда частично избираются, частично назначаются, и те и другие учреждаются Священным Синодом.
6. Председателем Епархиального суда избирается Преосвященный из членов суда и утверждается Святейшим Синодом.
7. Все решения Епархиального суда представляются епархиальному архиерею на утверждение.
8. Судебное отделение Священного Синода решает дела, касающиеся лиц архиерейского сана, а также рассматривает апелляции на решения Епархиального суда.
9. Для рассмотрения дел по жалобам на приговоры Судебного отделения Священного Синода, постановленные оным в качестве первой инстанции, и для суда над членами Священного Синода составляется Общее Собрание Священного Синода.
10. Предание по суду производится по решению Епархиального Архиерея, основанному на данных предварительного следствия.
11. Обвинительный доклад на суде поручается одному из членов суда, не участвующему в составе присутствия по данному делу.
12. Защитниками в церковном суде допускаются только священнослужители[414].
По завершении трудов Предсоборного Присутствия его члены продолжали начатую дискуссию на страницах духовной печати. Так, И.С. Бердников опубликовал работу «О реформе церковного суда»[415], в которой рассматривал историю вопроса и защищал предложенный им проект реформы, представлявший собой переработанный вариант проекта А.Ф. Лаврова.
Н. Аксаков в 1907 г. опубликовал статью «Церковный суд», где обосновывал свои взгляды на желательное устройство суда ссылкой на предписания «Апостольских Постановлений»[416]:
«На судилище же пусть присутствуют с вами и диаконы, и пресвитеры, судя, как люди Божии, со справедливостью и нелицеприятно. Когда же придет, как и закон говорит (Втор. 19, 17), то и другое лицо, у которых есть тяжба, то каждый пусть станет посреди судного места, и вы, выслушав их, праведно выньте жребий, стараясь сделать их обоих друзьями, прежде мнения епископа, чтобы суд против согрешившего не сделался гласным, потому что епископ и на судилище имеет одобрителем и свидетелем Христа Божия» (2, 47). ‹…›
«Итак, ты, епископ, обращай внимание на обвиняющего и с мудростью наблюдай, какая и какова жизнь его, и если найдешь, что он говорит истину, то поступи по наставлению Господа. Опрося обвиняемого одного, обличи его наедине с тобой, чтобы раскаялся. Если он не убедится, то укажи ему прегрешение его в присутствии двух или троих, вразумляя его с кротостью и учением» (2, 38)[417].
На этом основании автор делал следующие выводы:
1) церковный суд принадлежит Церкви, которая и совершает его во всей полноте своего состава;
2) церковный суд неотделим от епископа, как и сама Церковь от него неотделима, равно как и епископ неотделим от нее, ибо нет Церкви без епископа, как пастыря, равно как нет и епископа без паствы, ему вверенной и ему вверившейся;
3) в союзе с епископом действуют и участвуют в суде церковном все части и все члены тела церковного, ибо «Церковь заключается в епископе, клире и всех, стоящих в клире» (Киприан. Письмо 17 к падшим ‹…›);
‹…› В свете всего вышеизложенного открывается, насколько беспочвенны и чужды истинного, действительного предания церковного многообильные и многообразные рассуждения т. н. предсоборных канонистов, усердно доказывавших, что судебная власть в Церкви, исходя от епископа, может быть отчуждаема им, на праве делегации, но не иначе, как пресвитерам, при чем всякое участие в суде диаконов или мирян не только являлось бы нарушением канонического строя и церковных преданий, но представлялось бы якобы даже нарушением догмы[418].
Вместе с тем, появляются статьи, весьма критически оценивающие примирительные предложения Предсоборного Присутствия о месте епископа в церковном суде; предлагается учитывать опыт Комитета 1870-х гг.:
Если исключить ошибки, вполне исправимые, то проект толстовского комитета был, во всяком случае, основательнее новейших проектов. Последние вращаются в неумолимом круге: они хотят и отделить администрацию от суда и в то же время все нити той и другой свести к архиерею. Задача, разрушаемая своим внутренним противоречием! И нет ничего удивительного, что удовлетворительно разрешить ее не удается. Выход тут только один: независимость судей и внеепархиальность судебных установлений. Пока боятся первого и не считают нужным второго, преобразовательные попытки будут бесплодны. Правда есть и другой выход: возвращение к древнему типу епархиального устройства, когда не понадобится особых судебных трибуналов. Но если подобная мысль считается утопией, то тогда уже нужно мириться с тем ограничением архиерейских прерогатив, без какового недостижима судейская независимость[419].
Читать бесплатно другие книги:
