Глубинная почта Застырец Аркадий
© Аркадий Застырец, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Вермишель в коридоре…
- Вермишель в коридоре, где свода белёной горе
- Бесколёсно воздета простая дамоклова рама
- И в холодном железном – помятом?! – помятом ведре
- Отражается в мокром локтями белёсыми мама.
- Вермишель разлетается,
- взрывом голодных времён
- Перекинута в розу ветров за рассветом, распадом…
- И – накормленный силой, обманом, отцовским ремнём —
- Я в букварь уезжаю несчастным преджизненным взглядом.
- Ну, кого мне, скажите, кого же мне благодарить
- За свершенье пути к экскаватором взрытому свету?
- Если Бога вам нету и тьмой обрывается нить…
- Неужели Хрущёва? Но вот уж и Ельцина нету.
- Лишь в полуденном мареве липнут к лицу,
- И приходится рвать, чтоб отбиться,
- зелёные ветки:
- Мах – и шаг, мах – и в спину уткнулся отцу…
- А по краю карьера, шатаясь, гремят вагонетки.
- Вот и мы на краю, опрокинув сияющий взор…
- Опадает, шурша позади,
- вермишель в коридоре,
- А у нас под ногами зияет бездонный простор —
- Может, воду из неба зальём, и получится море?
Глубинная почта
- Рождены же вплоть, не на бумаге,
- От живых страдающих отцов
- Почтари лошадные – Пинягин,
- Малышев, Недодьев, Воронцов…
- Чай, не тля, не дышащие дыры…
- Погляди внимательней, сестра.
- Как сидят парадные мундиры
- На восьми кружочках серебра!
- Как блестят мерлушковые шапки
- В солнечном морозе января
- И шуршат конвертики в охапке,
- Сургучами стиснуты не зря!
- Пусть на обшлагах чернее ночи
- Стылым трактом скучного житья
- Время оботрёт и насмерть сточит
- Узелки казённого шитья —
- Допьяна, без мысли и не глядя
- Через пыль и темень, где звезда,
- Знает Бог, какого счастья ради
- Вся эта неслась белиберда.
Ищи среди цветов…
Матвею
- Ищи среди цветов,
- За влажною подкладкой,
- В пыли разбитых слов
- Притихшего украдкой,
- Ищи в огне земли,
- Весной благоуханном,
- В бесцветном корне тли,
- Надёжном, постоянном,
- Под маленьким стеклом,
- Зелёной золотинкой,
- Растаявшим числом
- И прошлогодней льдинкой,
- На масляной воде
- По следу водомерки,
- Ищи его везде,
- До смерти и поверки.
- Найди его, найди,
- Отчаянье развеяв,
- За шелестом в груди,
- Земной оси левее,
- В борении крыла
- И спёкшемся сугробе —
- Как жизнь тебя нашла
- У матушки в утробе.
Как бы добраться до неба…
- Как бы добраться до неба Монголии,
- Огненно ясного, медленно грозного?
- Только не надо про нёбо магнолии
- Врать на ходу из вагона нервозного.
- Может, мне сдаться секретным товарищам
- С белыми лампами и папиросами,
- Тварям, пытающим, бьющим и старящим
- Не подлежащими свету вопросами?
- Может, мне прыгнуть с раздутыми жабрами
- С крыши обкома, алеющей скатами,
- В путь, проведённый во сне дирижаблями,
- Газом горючим летуче раздатыми?
- Или в «Победе» с покатою крышею
- Ехать бензиновой степью казахскою,
- Краем, где кажется дальше и выше и
- Гулко застелено плиткой метлахскою?
- Или по лесу в рассветном волнении
- Топать, шурша всевозможными травами,
- Живородящими время от времени,
- Верхними, нижними, левыми, правыми…
- Может быть, менее мне или более
- Боли отпущено до преткновения
- И не увижу я неба Монголии?
- Ну, так тем более! И тем не менее…
В дремучем саду…
Памяти Володи Антокольского
- В дремучем саду на старинной картинке
- Весь воздух завален штрихами лучей
- И нежно царапают кожу песчинки,
- Когда поднимает глаза книгочей
- От жёлтых страниц к небесам за границей,
- Где птицы застывшие в гору летят
- И пахнет иголка гравёра зарницей,
- Пуская в штриховку расчётливый яд.
- И тучи на страже стоят горизонтом,
- И греки в ущелье незримо бредут
- Над чёрным, эвксинским, безжалостным понтом
- В грузинского царства железный кунжут.
- В дремучем саду начинается ужин,
- На белую скатерть – тяжёлый листок,
- И мёртвый живому до смерти не нужен…
- Но мёртвый и так уже не одинок.
Что к ужасу ближе?..
- Что к ужасу ближе?
- В чём больше беды и обузы?
- Быть женщиной рыжей,
- Поющей бедовые блюзы,
- Безвестной и старой,
- Любезной лишь за полночь бару,
- В костюме – с сигарой —
- Недевочки пьяной на шару?
- Или Спиридоном,
- Своё ненавидящим имя,
- С холодным бидоном
- Идущим на тёплое вымя
- В деревне, забытой —
- Да на фиг она им! – властями,
- Лет за сто убитой
- И стащенной в воду кустами?
- А может, шаманом,
- Вождя умирающей дочке
- Украдкой на лоно
- Кладущим куриные почки
- И воющим дико
- В овеянном вьюгою чуме?
- Представь-ка, воззри-ка
- В своём кокаиновом шуме!
- Что дарит сюжеты
- Последнему в жизни кошмару?
- Разводы? Наветы?
- «Поддай-ка нам, дяденька, пару»?
- Разбиты дороги
- В душой покидаемом мире…
- Что вцепится в ноги,
- Как каторжным чёрные гири?
Я – в треснувшем стекле…
- Я – в треснувшем стекле
- над коммунальной ванной:
- Вонючая вода, сантехника, уют.
- Две бабушки мои, с любовью неустанной
- Обняв мое лицо, не мёртвые, поют
- И в белые хлопки завёрнутое тело
- Несут они моё, как самолёт-судьба…
- Я провожу рукой: как страшно отпотела
- От этого тепла холодная труба!
- Уже и грязь чиста, и пьяные соседи
- Размыты в белый мел пространством перемен,
- И за окном огни – во тьме аз буки веди…
- Глаголю ли добро в тени зелёных стен?
- Наутро, показав язык далёким странам,
- Из ледяной весны в новёхоньком пальто
- Иду в родной июнь с пурпурным барабаном,
- И на пути моём не выстоит никто.
Агараки
- Мы в Греции, родная, наконец-то!
- Задев плечом неполную луну,
- К концу подходит морем наше детство,
- Поэтому я ночью не усну.
- И лёжа на спине в особом свете,
- Что вмешан с пылью в кровь и молоко,
- Как яблокам в сухой придверной клети,
- Нам дышится легко и глубоко.
- Не в Турции, а с тем же ведь успехом…
- Границы-то с земли не сметены.
- Мы в Греции. Я понял по орехам,
- Хотя они ужасно зелены.
- Кудрявый бог с дриадой-недотрогой,
- Идём по склону, смятому войной,
- А ласточка над самою дорогой
- Летит, как самолётик заводной.
Дороже, чем пряничный домик…
- Дороже, чем пряничный домик,
- мне сахарный дом.
- Летящий с утра, настоящий в оконном проёме,
- Он залит невидимо-ясным небесным огнём,
- Он – знамя победы в зимы наступающем громе!
- Из ночи очнувшейся памяти он стартовал,
- У первого мая до лета рассветных заводов
- Он встретил Фиделя и вывесил
- чистый крахмал
- Над улицей грозных парадов
- и скорбных походов.
- Не будет моим никогда, вообще нежилой,
- Под снегом и градом угробленный
- плоскою крышей,
- Он всё же восходит, как феникс
- над жирной золой,
- И кажется даже, что слышит и окнами дышит.
- И хуже того – реактивный затеяв разгон,
- Глядит свысока в керосиновой улицы светы,
- Поскольку восходит и медленно сходит с планеты
- И следом за мной исчезает во времени он.
Я болею за наших…
- Я болею за наших, но им не судьба:
- Ни гола, ни угла – проклятущий ноль-ноль…
- И по жизни-то мы голытьбой голытьба,
- Так еще и болеть понапрасну? Уволь!
- Отфутболить? Постой! У вратарского лба
- Собирается в ниточку инея свет —
- Ща забьют! Я за наших, пускай не судьба!
- Боль уходит, и смерти тем более нет.
Робинзон
- Слышен пьяный, с голосами
- Ветер на море с утра…
- Всё-то мы умеем сами
- От зерна до топора.
- Всё – от дома до колодца,
- Обретая вид и род,
- Как-нибудь кроится-шьётся,
- Колосится и встаёт.
- Лозы в чёрном винограде
- Веселят хозяйский глаз,
- На потом в глубоком складе
- Сложен доверху запас.
- То добычу, то находку
- Небо в сумерках пошлёт…
- А ещё из кедра лодку —
- Вырубать за годом год.
- Не жалеть ножи и тёсла
- В толще цельного ствола
- И однажды стать на вёсла
- И оставить все дела,
- Все желания минутны,
- Все мечты на полчаса,
- Развернуть во тьму лоскутны
- Ненадёжны паруса,
- В тишине сказать молитву,
- Только честную, одну —
- И направить киля бритву,
- Мча за далью, в глубину.
Броненосец идёт…
- Броненосец идёт по чернильному шторму,
- Не в потёмках – в июльской стремительной тьме,
- Утверждая всем весом утюжную форму,
- Раздвигая прощанье огнём на корме.
- Броненосец, ведомый слепым капитаном
- Материнской упрямой и скорой руки,
- В доколумбовом шаге, от замысла пьяном,
- Суперструнам и вечному льду вопреки.
- Броненосец, невооружённому глазу
- Нарочито невидимый в воздухе сем,
- По границе, по чёрному мира заказу,
- По всему, что и ну его, правда, совсем!
- И проходит, светя через фибры и вежды,
- Оставляя такой полыхающий след,
- Что взрывается сердце весельем Надежды!
- А ведь думал, Надежды в живых уже нет.
Итак, блаженная…
- Итак, блаженная суббота
- С мороза в комнаты вошла —
- Во сне потерянного счёта
- Остатки снегом замела,
- Земные сроки отменила,
- Без бани мыслями чиста,
- Непоступательная сила,
- Приют молитвы и поста.
- Не то чтобы душа устала —
- Всегда трудов себе найдёт,
- Неделю Марфа хлопотала.
- Теперь, Мария, твой черёд.
Вот живу и дышу…
- Вот живу и дышу, как мальчишка
- в июльской реке,
- Чья вода глубока и тем более там холодна…
- Колокольная бронза уснула
- в прибрежном песке,
- Или выползла чудом с глухого и топкого дна.
- «Я не против реки! – мама радостно вдруг невпопад. —
- Сколько хочешь, ныряй или на берег тот уплыви!»
- Только я не хочу. Я готов уже к дому, назад,
- По колено в траве… да чего там! – по локоть в крови!
- Погоди-погоди, отпусти-ка тычинку весла,
- Сядь поближе, на камень, и голову так запрокинь,
- Чтоб ослепнуть от солнца… Ну, надо же!
- Носом пошла,
- На земле поалев, золотая небесная синь.
На смерть Беллы
…и бог над девочкой смеялся,
и вовсе не было его.
…А мальчуган, причастный чудесам,
несет в ладони семь стеклянных граней…
Белла Ахмадулина
- Пусть не знает никто, сколько именно, но
- У стакана гранёного граней побольше,
- Даже если без газа и красно вино,
- Если только в Москве, а не где-нибудь в Польше…
- Или там, я не знаю, где сходятся встык
- Потемневшая Лаба и пьяная Влтава
- И над гладью созвездие стынет, как штык, —
- Не смертельно, а просто уже – величаво.
- Если только в Москве, ни мертва, ни жива,
- Как положено нашим сестрам напоследок,
- Ты лежишь и вдыхаешь предсердьем слова,
- Чтобы выдохнуть лёд на великих соседок —
- На Иосифа тяжесть и нежность – ага —
- И прощальное небо бело и полого,
- Бог – с тобою, в ногах полыхают снега…
- Ну и что, что у девочки не было Бога!
Подпись к фотографии
- Я живу в нищете,
- в полумраке упавшего снега,
- Ничего не хочу
- (я же только что каши поел),
- Не ищу ничего,
- ни огня, ни с огнём человека,
- Просто вижу во всём
- убивающий нежностью мел…
- Так уж вышло, что дожил
- до пятой потёртой ступени,
- А куда эта лестница,
- Господи, страшно сказать.
- На моторе моей
- нарастающей с возрастом лени
- То и дело взмывают над полом —
- то стол, то кровать.
- То и дело… – сказал
- набирающий скорость бездельник,
- От мороза укрывший
- в квартире своей облака,
- И глаза оглядели
- внизу покачнувшийся ельник,
- И поправила свет,
- обронив рукавицу, рука…
24 01 2011
- Оглушительны – шёпот и стон,
- Крик не слышен, и слепы огни.
- Сквозь удушливый обморок-сон
- К тишине закордонной прильни…
- Выдран с кровью из сердца Восток,
- Испарились – нет более слёз,
- И по жилам струится песок —
- Это всё! Передоз! Передоз!
- Беспосадочно души взвились,
- Та – снегирь, эта – злая оса…
- Уложили затылками вниз:
- Пусть вольются в глаза небеса.
Наш дом
- Наш дом, где разрываются сердца,
- Опасен был и вечером в июле,
- Чуть бигуди, блестящие, как пули,
- Завертят больно кончики лица
- И салом пальцев карточный атлас
- Хлестнёт по подоконнику заката:
- Хотя и не точна аптечно дата,
- Мы знали, кто – вперёд оставит нас.
- Прощай, исчервоточенный буфет,
- Где тишина и паника – соседи
- И отражают недра горький свет
- Горением сребра и дымом меди.
- Прощай, усталый маятник-снаряд,
- Забивший тьму гвоздями перемены,
- И ты, златой растительный накат,
- Украсивший ещё сырые стены.
- Прощайте, духи левого крыла!
- Мы больше не нуждаемся в ответах…
- Ужели нас нелёгкая взяла,
- Рыданием безверия отпетых?..
Точно птичье перо…
- Точно птичье перо —
- разновесами воздуха в качку —
- Исчезающий день
- направляется к центру Земли,
- И украдкой закат,
- означающий света заначку,
- Все набитые смыслами
- топит мои корабли.
- Неживая вода
- отменяет и молнию славы,
- Полыхнувшей в глаза
- с улетающей спицы креста…
- Но подснежную мглу
- шевелят воскресения травы,
- И прозрение – там,
- где восходит царить слепота.
Мартовские хокку
- *
- Все разъехались в день похорон,
- И внезапно один я остался:
- Дом отцовский меня разлюбил.
- **
- Меры страданию нет:
- Боль на Земле неделима…
- Умирая, просилась домой.
- ***
- Огонёк на крыле самолёта
- Показался луной:
- Через двадцать минут – на посадку.
На выход в свет книги Романа Тягунова
«Библиотека
имени меня»
Последний путь – не худший вариант.
Роман Тягунов
- Во власти зрения и слуха,
- Я помню всё, что ты забыл
- В эпоху истребленья духа
- И расточенья слабых сил.
- Земле претит стоячий катет,
- За вдохновенье мстит она.
- За слово точное не платит
- Трудов тяжёлых тишина.
- Скажу и слова не нарушу:
- Не гуще крови наш талант,
- Последний путь – всегда наружу,
- Он – вообще не вариант.
- Но ты есть ты – на чёрной тяге
- Предательских и подлых лет
- Сорвался кляксою с бумаги
- Во внешний вешний вечный свет
- И возле беговой дорожки
- Разлёгся на моем столе —
- С вьетнамской маркой на обложке
- И в ламинате, как в стекле.
В подножье ночи…
- В подножье ночи со свету скользя,
- Земные луны скоры и упруги…
- Но отчего-то, братия и други,
- Не верится, что вспять уже нельзя
- И нет пути в теней подсенный ход
- Из улицы на белый берег моря,
- Хотя бы молча или только вторя
- Всему, что умирающий народ
- Поёт и говорит, в прилежном хлопке
- Сосредоточив прямо на себе
- Божественное, забранное в скобки
- Неподлежанье сказанной судьбе.
- Не верится, что век необратим,
- А верится, что всё ещё возможно —
- Войти во двор, ступая осторожно,
- И разглядеть над кровлей зимний дым.
Чайка
- В высокой прохладе надмирной дороги
- Поджав перепончато-алые ноги
- И в ночь отметелив летающий лёд,
- Сестра моя Чайка по небу идёт…
- Сестра моя Чайка, без нижнего толка
- Забывшая землю во сне богомолка,
- На воздухе лёжа, уже не спешит
- Высматривать, кто там в воде мельтешит.
- Не мечется страстно и не выбирает —
- Сестра моя Чайка, живя, умирает
- И даже, возможно, к нечаянью зла,
- Жива – потому что уже умерла.
Мы с тобою…
- Мы с тобою наверное братья по крови
- В этой нашей извечно вечерней поре,
- Вдоль речного пути колоколец коровий,
- Промывающий слух деревенской дыре.
- Как бы ты ни качал языком величаво —
- Страшновато представить в излучине лет,
- Из какого кривого, помятого сплава
- Мы с тобою случайно явились на свет.
- Нас мотает свирепой эпохи походка
- И бесцельных ударов уродливый счёт,
- Навсегда под ногами затоплена лодка
- И по стрежню подвыпивший жихарь плывёт.
- Медяки обречённые в рваном кармане,
- Мы идём и гудим, а когда упадём —
- Растворимся в болоте и, видимо, станем…
- Паром, что ли… А чем же ещё? Серебром?
Служба знакомств
- Милые девушки за пятьдесят,
- С лицами в кадре щенков и котят,
- Что вам сердца напоследок велят?
- Что вам потёртые складки?
- В белом Египте, голубящем прах,
- В Турции с алым цветком на руках,
- Юные, свежие в паточных снах
- Влажной рассветной палатки…
- Вижу по серым усталым глазам:
- Было да сплыло, открылся сезам —
- Да и захлопнулся, по тормозам
- После серебряной свадьбы!
- Как же вы так пережили семью?
- Где обронили зеницу свою?
- «Гетеро. Выросли. Да. Не курю».
- Встретить бы, жить бы, понять бы…
- Милые девушки за пятьдесят
- В провинциальной прихожей висят —
- Глупо, неистово, пошло, подряд,
- За пять шагов до порога.
- Внуков и внучек упрямо держа,
- Кушая дыню на даче с ножа,
- Грудь на курортный песок положа…
- Господи, как же их много!
Во вторник вновь…
- Во вторник вновь похолодало
- Промчался ветер, хлынул дождь —
- И так тепла осталось мало,
- Что смерти чувствуется мощь…
- Движенье не спешит с обменом,
- Минута стынет, как ледок,
- И дрожь бежит по белым стенам
- На север-северо-восток…
- Надежда всё ещё возможна,
- Но блеск с утра далёких рек
- Уже восходит осторожно
- И вьёт помалу первый снег.
- Его ни ухом не уловишь,
- Ни сетью выверенных слов
- На долгий миг не остановишь…
- Что делать… Будь к зиме готов.
Наставление послушнику
Bury your burdens in the ground…
William Elliott Whitmore
- Сапёрной лопатой
- в весеннюю жирную землю
- Зарой свою ношу,
- и осенью мы поглядим.
- Ни слёз, никаких отговорок
- я впредь не приемлю:
- Ты должен расстаться
- с возлюбленным скарбом своим.
- Сквозь талую смесь
- оголтелого солнца с прохладой
- Ты можешь пробиться
- к сердечнику твёрдых корней.
- Но даже коснувшись его,
- не рыдай и не падай:
- Земля – не источник,
- рождаются души не в ней.
- Ступай в глубину,
- где огонь сторожит сердцевину
- И тартар бессилен,
- и черви уже не живут,
- Где боль разлетается прахом,
- теряя причину,
- И ангелы именем новым
- наружу зовут.
- Ступай в глубину
- до конца направлений и счёта,
- Туда, где царит
- одолевшая тьму высота
- И сердца сдаётся
- тугая земная работа,
- И крылья за плечи
- ложатся наместо креста.
Ленской
С душою прямо геттингенской…
<…>
…Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
А. С. Пушкин
- Постойте, вернётся
- на родину славный Владимир,
- лелеющий правду,
- с печатью крестин-именин,
- с кудрями до плеч или без,
- он не только не вымер,
- он – вечно живой,
- и не важно, на -ской или -ин.
- Он Ольгу полюбит
- И в собственном доме поселит,
- И вы его тоже
- Привыкнете сладко любить.
- Увидите, братцы,
- Онегин его не застрелит.
- Такого героя
- Евгению не пережить!
- Владимир – не гордый,
- Не надо ему и медали.
- Не дали – и ладно!
- А всё-таки дело пойдёт —
- Орлиным легко
- Прозревая туманные дали,
- Крылом над тайгою
- По новой качнёт самолёт.
- И денег Россия
- На недрах бессовестно слупит.
- Какая там зелень!
- Серебряной станет трава —
- И осень на горло
- Упавшему лету наступит,
- И холод с рассветом
- В исходные вступит права.
Триколор
- Синее, белое, алое,
- Бедное тело моё!
- В бездне Земля – захудалая,
- Ты же – перстинка её.
- С выжженной ветра наездами
- Серой травинкой степной
- Поровну мало под звездами
- Плоти дано вам земной.
- Белое, алое, синее,
- Кинуто боли и тле —
- В севера ль медленном инее,
- В юга ли душном котле.
- Тело моё ненадёжное
- В ласковой узе тепла,
- Жадное, сонное, ложное,
- Как тебя тьма отдала?
- Алое, синее, белое…
- До смерти не разгадать!
- Чудо невидимо целое —
- Малому чуду под стать.
- Даже и света пророчеством
- Загодя в Небе дыша,
- Не обжила б одиночеством
- Храмины этой – душа!
Стихийное
- Сообщаю на скорости звука,
- Что теченье земли и огня
- Убивает любого. А ну-ка,
- Не позволь им прикончить меня!
- И вода, разумеется, тоже —
- Здесь прохладна, а там ледяна —
- Душу вынет, касаяся кожи,
- И уложит в ничтожество дна.
- Да и воздух – казалось бы, где там! —
- А ведь медленно жжёт изнутри,
- В унисон с отцветающим светом
- И во сне от зари до зари.
- Как бикфордов шнурок, ненадолго,
- Исчезая собою, легла
- Нашей жизни горячая волга
- От рожденья до смерти угла…
- Но зарыты и в вечной мороке
- Назначенье, задача, мотив —
- Вот увидите, вылущив сроки, —
- Будет взрыв. Будет взрыв. Будет взрыв.
Красивый человек
- Красивый человек,
- Животный и живой,
- Глаза – как стрежни рек,
- И с грязной головой.
- Киянка, пояс, дождь —
- Весь мир ему по йух.
- Он пламя, племя, вождь,
- Он – воплощённый дух.
- Пристроив кисть и пядь,
- Всё уточняет вкруг
- И силится назвать,
- Не выпустив из рук.
- Он ходит там, где дым,
- Без страха и зело
- Подобными любим
- За тело и тепло.
- Не украшаю я,
- Не лью ему елей:
- Не лучше он зверья,
- Хотя во гневе злей.
- Но и не хуже он,
- И враг ему – Молох,
- Он слышит в Небе звон
- И знает: это Бог.
Словом, рыбы…
- Словом, рыбы – не немые.
- Рассекая тьму за мной
- на косые и прямые
- говорящей тишиной,
- настоящей и поющей,
- восходящей на луну,
- ради вящей или пущей
- образующей струну,
- ночью тыщей и одною,
- бесконечным падежом,
- рассекая тьму за мною
- не палаческим ножом,
- тучу сахарного зада
- вводит в царственный покой
- не моя Шахерезада,
- не такая, я какой…
- Выбирайте, либо – либо,
- но она без дэ одна:
- если девушка, то рыба,
- если чудо, то жена.
Отечественное
- Как бы в мире этом тёмном
- Оглянуться мне,
- Спрятать тление в скоромном
- Золотом огне,
- Скрыть в саду под цветом белым
- От ударов злых
- Души, связанные телом,
- Всех детей моих?
- Как бы вымолить у Бога
- Не себе, а им
- Дней без счёта юных много,
- Стороною дым?
- Как бы всех моих любимых —
- Яблоня и печь —
- Нежных, беглых, уязвимых…
- От яги сберечь?
- С потолка упавшим толком
- Молча оболочь,
- С говорящим серым волком
- Увезти в полночь,
- Снова поднятых началом —
- Ну же, ну же, ну! —
- В Китеж-град за третьим валом,
- В тайную страну,
- Где продленью свет порукой
- И луна рекой,
- И не взвешивают мукой
- Волю и покой!
Эдем
- Кто измеряет лотом,
- Кто Лотовой женой,
- Омытый смертным потом,
- Как в копи соляной,
- Эдем ругают мифом,
- Несбыточной мечтой,
- То дамским кроют лифом,
- То мраморной плитой…
- А он легок и ясен,
- Как на заре роса:
- Весь опыт наш напрасен
- Без веры в чудеса.
- Все нужды смехотворны
- У этих белых врат,
- Творения притворны
- И примитивны, брат.
- Мы все Эдемом бредим
- И раны бередим.
- В Эдем, Адам, поедем!
- Там яблок поедим…
Не перестань…
- Не перестань, настань ещё,
- Екатеринин бург,
- Досмертное пристанище
- Ощипанной Симург!
- Над трупами, за трубами
- Воспетый не за то,
- Что был с губами грубыми
- И в драповом пальто,
- И не за то, что струнные
- Над ВИЗом небеса
- Промчали в утра лунные
- Полвека в полчаса.
- За дым? За паче циммера
- Ипатьевский домок?
- За маузер Владимира,
- Стреляющий в висок!
- И в праздник невесёлыми,
- Суровыми, как нить,
- Нельзя с такими сёлами
- На росстани шутить.
- Нельзя, нельзя, товарищи,
- По ледяным пруда
- Тащить своё кошмарище
- Отсюда и сюда,
- Где каменно завязано
- Не сердце ли страны…
- ……………………….
- – Нельзя? Да нам не казано!
- И не вселяйся в ны!
Соната
- В этом крепком выдержанном сне
- Я вхожу в одну и ту же реку —
- Дважды, трижды, стожды… Сбился с веку! —
- По траве, распущенной на дне.
- Я вхожу под вечер и скольжу
- На худой, легчайшей пуха лодке…
- Вроде вижу, хоть и не гляжу,
- Узнаю деревья по походке…
- Вот бредут, развесив над водой
- Пожилые тягостные руки,
- Ели, ели редкой чередой
- На речные выцветшие звуки.
- Медленно шагают тополя,
- Впрямь держа серебряные спины,
- И летят, где отмели земля,
- В сквозняке проклятия осины…
- Там – тревоги сладкий самогон
- И костры сбирают старожилы,
- Еле слышен сумеречный звон
- Божьей воли, милости и силы…
- Проплываю в гулкой тишине
- Под мостом массивные опоры…
- …………………………………
- Для чего-то вечно снятся мне
- От стыря подвижные просторы?
Периферия
– окружность.
Варварский греко-русский словарь
- Периферия не знает пощады:
- Жжение с треском от центра вдали,
- В плиты сбиваются снеги и грады
- На полумёртвой округе земли.
- Периферия не сто – однолица.
- Жёстко ли стелет? Не стелет вапще!
- Смачно плюет, незаметно глумится,
- Топит своих в общепитском борще.
- Периферия – унылое членство,
- Угол и ветер… И всё-таки – но!
- Каждый оставшийся тут – совершенство,
- Горная пика тут – каждое дно.
- «Периферия» – волшебное слово:
- Пери и феи порхают о нём,
- Рифы, кораллы, разгон – и готово:
- Всё ещё в мире, но в мире ином.
- Переживи её лето и стужу,
- Приотвори перепрятанный взгляд…
- С периферии уже лишь наружу
- Чистые стёкла и души летят.
Город
- Вену себе отворив
- вялотекущей рекой,
- видимо – всё-таки жив,
- но ни ногой, ни рукой.
- Бело-зелёный, рябой,
- и не петух уж, а гусь,
- не наглядеться тобой,
- не наиметься боюсь.
- Что, не видав, не поймёшь
- юркой дороги твоей —
- видимо, всё-таки ложь,
- картоплетенье путей.
- В памяти сонной висишь
- на предрассветных парах;
- женского рода – Парижь,
- вольная втайне Серах.
- Ярости не удержать,
- бл..и прохожей грубя:
- Я не хочу умирать,
- Я ненавижу тебя.
Лара в чирчике
- С невидимкой на виске,
- Скрыта летом, точно мелом,
- Платья с бантами пробелом
- Моя Лара в Чирчике.
- А вокруг – цветенье роз,
- Чёрно-сахарные сливы
- И, отдать плоды счастливый,
- Ярче солнца абрикос.
- Дети, небо, свет, вода,
- Жаром-жар живородящий…
- Я ж – ещё не настоящий,
- Мне пока нельзя туда.
- Самолёт с моей руки
- Улетел в одно касанье.
- Что мне чаянье и тщанье?
- Неделимо далеки!
- О единственном глотке
- По незнанию мечтаю
- И над атласом гадаю:
- Кто там? Где там? В Чирчике?..
Срединная пора…
- Срединная пора
- Взлетающего лета,
- Когда царит жара,
- Сухой грозы примета,
- Когда не крест, а плюс
- В заглавии у чисел,
- Цветенья пышен юз
- И липок пота бисер,
- Меня свести с ума
- Способна постепенно…
- Мне ж по сердцу зима,
- Где всё тепло застенно
- И даже серый дым,
- Взмывающий на небо,
- Легко исповедим
- От бани или хлеба.
- Мне осень подавай,
- Чьи сны в златых заслонах
- Уводят в снежный рай,
- Невидимый на склонах.
Иосиф в Египте
- Ещё один взошёл Иосиф,
- Обиду в сидоре неся
- И землю на небо подбросив,
- И голося, и голося…
- Меж тем, окуклился Египет —
- Опять во тьме, опять рабы…
- Иосиф срифмовал бы «выпит».
- И я бы мог, кабы не бы.
- Как на ладонной тёмной складке,
- Лежит вся Африка во мне,
- В войне, в огне играя в прятки,
- И вроде есть, и как бы не…
- И кто сказал, что беспрестанна
- Лелеющая сытых львов
- Трава, Танзания, саванна?
- Не плод ли северных грибов?
- И кто сказал про эти нити,
- На острых крыльях ноября,
- Где снег из ласточкиной прыти
- Молчит до смерти говоря?
- Ни мифом вырезанный Лосев,
- Очками рухнувший в цветы,
- Никто не говорил, Иосиф,
- Ни даже ты, ни даже ты!
- Ни свет июльский, угасая,
- Нам точных не диктует глаз,
- Ни землю на небо бросая,
- Иосиф, ты не сдвинешь нас.
- И на штыре воложном Нила
- В зрачок с орбиты введено:
- Вот вам и золото, и сила,
- И тьмы горчичное зерно.
Старики
- Не так уж часто умирают
- В жилом массиве старики —
- По вечерам они играют,
- И реют в небе колпачки,
- А на рассвете, став по зову
- На ширину понурых плеч,
- Внимают бережному слову,
- Хоть там и нечего беречь.
- Их память ничего не стоит,
- И до невидимости бел
- Тот свет, который звёзды строит
- На кончиках чертёжных стрел.
- Их время нынче на исходе,
- Их немощь силы не сулит,
- Они подвержены погоде
- И связаны движеньем плит.
- Иные слепы, немы, глухи,
- Скрипят в тумане костыли,
- При стариках живут старухи
- Под притяжением земли.
- Спроси у них – тебе расскажут
- Про бегство, голод и войну,
- О том, что шьют они и вяжут
- И смерть во всём подобна сну,
- А сон подобен юной жизни,
- Где солнце, брызги, взор и стать,
- И даже дремлющий на тризне
- Умеет голубем летать.
Пинап-2012
- Это чья во тьме пилотка
- Поплыла-затрепетала,
- Точно атомная лодка
- Без ветрила и штурвала?
- Чьё молчанье – фора рыбам
- В полном смерти медсанбате?
- Чей алеет мягким сгибом?
- Чьи в жару прохладны стати?
- Это что за нарушенье
- Трёх ньютоновых законов?
- Чьей невинности крушенье
- Сходит в хоре горних звонов?
- Это храброй санитарки,
- Чьи в палате неуступки —
- Полумёртвому припарки
- Под огнём небесной крупки,
- Чья ладонь теплей июля
- До того, что рады боли,
- Стонут, кличут: «Аля, Гуля,
- Уля, Мила, Юля, Оля!»
Парады, сирень, физкультура…
- Парады, сирень, физкультура,
- Ждёшь утра всю ночь до утра…
- – Куда ты торопишься, дура?
- Пять-тридцать, ещё не пора.
- И что тебе это движенье,
- В горе керосиновый гул
- И в улицу строя вторженье,
- Чуть ветер – и солнце задул?
- Зачем тебе равенство, девка?
- Всех краше ты и веселей.
- К чему тебе с прочими спевка?
- Ангиной с утра заболей!
- – Ах, матушка, матушка, что вы!
- Я верю, что нынче мы все
- К разбегу по взлётной готовы
- Бетонной во сне полосе.
- Не зря в волосах, белоснежны,
- Взрываются банты легко,
- Недаром, чисты и прилежны,
- Натянуты туго трико
- И руки умеют волнами
- Помалу ходить от плеча,
- И флаг пламенеет над нами
- По холоду шёлк волоча!
Глаза профессора
- Третий глаз? Не смешите меня.
- У профессора всяко их шесть.
- Для воды, для земли, для огня,
- Чтоб дышать, чтобы пить, чтобы есть.
- И, конечное, шесть – не предел,
- Открываются за полночь к ним
- Живописецкий глаз-новодел,
- Стихотворческий глаз-невредим.
- А когда, наглядевшись, уснут,
- Замережась ресницами в тишь, —
- Отворяются глаз-первопут
- И помощник его – карамыш.
- Ну и, чуть приступает рассвет,
- Что ни шесть, к своему волшебству, —
- Разгуляется глаз-небовед,
- Непокорный телес естеству.
- Он уносит профессора ввысь,
- Через радуги струнный разбор,
- Так что без толку звать – оглянись!
- И впустую кричать – мутабор!
Спящий в снегу
- Спящий в снегу забывает о боли,
- То есть, не просто не чувствует, а
- Вдруг отрывается воздухом воли
- И улетает, как моль от винта.
- То есть, не пьянь в забытьи, а трезвея,
- С каждой секундой над морем и тьмой
- Веруя крепче, и рея, и вея,
- Спящий, казалось бы, прошлой зимой…
- И не покорный изгибам простора,
- Ибо закону летит вопреки,
- Не баритон или тенор из хора,
- Не продолжение Божьей руки,
- Но на любом языке говорящий —
- Это не снег на морозе скрипит —
- Временно всё ещё медленно спящий,
- Даже – не важно – и мёртвый на вид.
За Виктором недавно Зинаида…
- За Виктором недавно Зинаида,
- И вот уже затеяли ремонт —
- Для чистого и радостного вида,
- Комбинезон, графин, косынка, зонт…
- Заварен в самый раз и даже лишку
- Крахмальный клейстер в розовом тазу.
- И не на вечер, на ночь – передышку,
- Торопятся – как путники в грозу.
- Как все бывают, молоды и гладки,
- Ни облачка на высветленном лбу,
- Обои клеят в правильном порядке,
- Не озираясь: что там на горбу?
- За Виктором недавно Зинаида:
- И года нет, как счастье началось.
- Во власти новобрачного рапида
- Так хорошо! Не до смерти небось…
- И в сером этом выгоревшем тоне,
- В прекрасных лиц мерцающем наклоне
- Из прошлого сквозь фотоаппарат
- Небесные глаза и не глядят.
Сюзанна без старцев
- Исполнена пены морской венерической ванна,
- По мокрым плечам, золотясь, утекает рассвет,
- И груди водой не теплее рассвета Сюзанна
- Невинно ласкает… А старцев-то,
- старцев-то – нет.
- В белёсых глазах не метнётся тяжёлое пламя,
- Артритные пальцы не станут от пульса трястись…
- Сюзанна чиста, как империи белое знамя,
- Чиста и прекрасна, как ты за неё ни возьмись.
- Она погружается телом в прозрачную воду,
- И на пол течёт, как воде и велел Архимед…
- А старцы замешкались: трудно им стало по ходу,
- Их плоть не восстанет купаниям тайным в ответ.
- Они умирают – их похоть, увы, опоздала;
- Старейшины рода и града усталые львы
- Нисходят навеки с привольных страстей пьедестала…
- И некому трогать Сюзанну и мучить, увы.
- Безгрешность железна, стыдливость её неустанна,
- Но старцев-то нету – кому ж это всё испытать?
- Ни старца, ни мужа, ни мальчика… Плачет Сюзанна
- И прячет от зеркала в мыле бессмысленном стать.
Мой брат погиб в Афганистане…
- Мой брат погиб в Афганистане…
- Где он и не был никогда.
- С аванса в водочном дурмане
- Он вновь и вновь летал туда
- На оглушительной вертушке,
- Сжимая жаркий автомат,
- И спирту был из мятой кружки,
- Из алюминиевой, рад.
- Мой брат погиб в Афганистане…
- В жару и гибельный мороз
- Он явь в отчаянном обмане
- Сшивал струями мутных слёз
- И врал о небе Кандагара
- И тайной миссии своей,
- О вкусе горького угара
- На веках раненых друзей.
- От света выцветшею бровью
- Он боль к закату прижимал
- И рисовал текущей кровью
- На горизонте контур скал.
- Мой брат погиб в Афганистане…
- Я не сумел его спасти —
- Ни на такси к жене Татьяне
- Кривого насмерть увезти,
- Ни в Пасху на богослуженье,
- Ни в воскресенья летний лес,
- Какое, на фиг, тут спасенье,
- Ведь он в такую даль залез!
Сквозит по дому…
- Сквозит по дому дмухановский
- И шепчет в правое плечо
- По-русски, польски и литовски:
- «Ничё-ничё, ничё-ничё…»
- А мы себе простого просим —
- Жилья, одежды и еды,
- И чтоб зима сменила осень
- Огнём небесной череды,
- И чтобы мама не болела,
- И чтобы папа – в Небесах…
- А то на что дано нам тело,
- Душе внушающее страх?
- И вся затея, вся природа?
- Зачем так трудно сведены
- Частицы в атом водорода,
- Часы в годину старины?
- Что станет ужасу затвором
- И смыслу нижнею плитой,
- Когда не Бог за разговором
- И не твердыня под пятой?
Шестидесятые
- Девчонок выносят со сцены,
- А Леннон поёт и поёт.
- На сцене же обыкновенный
- В утробе столетия год,
- Какой-нибудь, скажем, четвёртый,
- Лет двадцать, как нету войны,
- И воздух, зловонием спёртый,
- Снесло в океан тишины.
- Девчонок выносят со сцены,
- И падают туфельки с ног
- Мадрида, Парижа и Вены
- В кочующий Лондонский смог,
- Орут и визжат не от боли,
- И слёзы текут по щекам
- По собственной влюбчивой воле
- И прочим таким пустякам…
- Ни Сталина нет, ни нацистов,
- Европа взошла из трущоб;
- По-клоунски как-то неистов,
- Не так уж и страшен Хрущёв.
- Всё больше летит легковушек
- По бархатным лентам шоссе,
- Всё чаще красивых старушек
- На взлётной видать полосе.
- Грядут и грядут перемены,
- Бикини, болонья вразлёт…
- Девчонок выносят со сцены,
- А Леннон поёт и поёт.
Предчувствие снега
- Предчувствие снега и ночи другiя,
- Дрожащая влага на чёрных ветвях…
- Под утро зубами в плечо – невралгия.
- Спасибо, не в сердце. Добро, хоть не в пах.
- Предчувствием снега до ласковой дрожи,
- До смертного страха в слабеющий стон
- Сегодня, как пить дать, любой изнеможен
- И за руку в варежке ватной сведён.
- Предчувствию снега, которым состарен
- До грязно-серебряной всяк седины,
- Я даже наверно во сне благодарен
- За лету конец и забвенье весны…
- За холод сухой и разборчивый иней,
- За изморозь в каждом изгибе листа,
- За свет ослепительно краткий и линий
- Железную твёрдость на вые моста.
- За всё, что стремительно, всё, что преложно,
- Сводимо, вращаясь, до тоненьких йот,
- За всё, что вчера ещё было возможно,
- И вот – неизбежно, и ясно вот-вот.
Красный, оранжевый, жёлтый
- Мне нравится вид из окна —
- Под снегом плетёные ветки,
- И улица утром видна,
- Как птица в нечищеной клетке.
- Огонь заявила зима,
- Собака согрелась – не лает,
- И каждый охотник желает
- В чужие проникнуть дома.
- И кто не охотник вперять
- За стёкла нескромные взоры?
- Не все ли мы робкие воры?
- Всё тащим, не в силах понять…
- Иметь бы, вживить бы под дых
- Без платы, без спросу и права!
- Пускай нам и воздух – отрава,
- И снег-то – смертелен и тих.
- Вся наша страна – сторона,
- Где брызги – поминки прибою…
- И ладно! Пока я с тобою,
- Мне нравится вид из окна.
Воды небесной
тихие осколки…
- Воды небесной тихие осколки
- В окне моей бессонницы кружат,
- А за окном торжественные ёлки,
- Раскачиваясь, воздух сторожат.
- Зима идёт, и днём уже не тают
- Земля в ногах и в градуснике нуль.
- И всё быстрей недели свет листают,
- И веры нет в какой-нибудь июль…
- И веры нет. Хотя наверняка
- Известно мне, что лето существует,
- И пусть надолго – временно, пока,
- Не навсегда безмолвно торжествует
- Ближайший космос выевшая тьма,
- И сказка-смерть кончается началом,
- И величины, спрятанные в малом,
- Не паче познающего ума.
- Зима идёт, отбеливая путь,
- Прямой, кривой – не надобно иного.
- И кажется, что мне уж не уснуть
- Отныне и – до Рождества Христова.
Город
с большой высоты