Петр I. Добрый или злой гений России Медведев Иван

На этот раз Петр проявил крутой нрав, исходя из государственных интересов: стрельцы стали угрозой не только царской власти, но и его планам по модернизации страны. Он не мог допустить противодействия пятой колонны крайне необходимым для страны кардинальным реформам. Массовая казнь стрельцов была не только справедливым наказанием опасных преступников в рамках закона XVII века, но и масштабной политической акцией, продемонстрировавшей твердую руку государя. Жестокость ради прогресса. В переломные моменты истории не бывает идеальных решений, революции не делаются в белых перчатках. Что касается непосредственного участия царя и его окружения в казнях, то, вероятно, Петр придавал этому тоже особенный смысл. Накануне реформ он как никогда нуждался в полной преданности своих сподвижников. Повязав их кровью, царь отрезал им путь к измене. Не в характере Петра было оставаться чистеньким, замарав кровью товарищей. С самого детства царь делил с ними все поровну – труды и забавы, тяготы и опасности войны. А теперь и пролитую кровь казненных мятежников. В этом отношении он не рассматривал свой царский сан как нечто особенное, ставящий его выше соратников, с которыми разделил свою жизнь.

Покончив со стрельцами, Петр продолжил преображать облик русского человека на европейский лад. Вслед за атакой на бороды царь произвел революцию в моде. На пиру у Лефорта он вновь вооружился ножницами и стал укорачивать на гостях длинные полы кафтанов и широкие рукава, объясняя свои действия тем, что подобная одежда неудобна, сковывает движения, препятствует активному образу жизни. Особенно нелепым и уродливым царь считал одеяние крестьянина – мешковатое и бесформенное. За отсутствием карманов, мужики носили бумаги в сапогах, а деньги во рту. Не меняющийся столетиями византийско-татарский стиль одежды олицетворял созерцательный, степенный, склонный к роскоши, неге и лени восток. Разворачивая страну лицом к западу, следовало заимствовать новые образцы платья, более пригодного к жизни деятельной и практичной. Царь полагал, что изменив свою наружность, русские быстрее преодолеют психологический барьер, веками разделявший их от европейцев. Одежда формирует не только внешний образ человека, но и влияет на внутренний мир – мысли, дух, чувства, взгляды, мотивацию и стремления, формирует стиль жизни, систему ценностей и эстетических представлений.

В первую очередь новая мода касалась городов, как мужчин, так и женщин. Разнообразные образцы немецких, французских, саксонских и венгерских костюмов были выставлены для ознакомления на всеобщее обозрение. Вместо дорогой материи – бархата, парчи и шелка – настоятельно рекомендовалось использовать более дешевое сукно. Для приобретения нового гардероба отводился определенный срок, после которого за ношение упраздненных азиатских кафтанов в общественных местах полагался штраф. В народе поползли слухи, что настоящий русский царь умер в странствиях за границей, а вернувшийся – подмененный, немец, антихрист. В сознании подавляющего большинства просто не укладывалось в голове, что православный государь мог так ненавидеть традиции русской старины. Но Петр меньше всего обращал внимание на глухой ропот снизу. Он тесно общался с представителями низших сословий с самого раннего детства и как никто другой из русской элиты хорошо знал простой русский народ, воспринимал его как ребенка, который не в состоянии понять смысл и значение предъявляемых ему требований, потому следует его научить всему необходимому даже против его воли.

Россия преображалась не только ликом людей, но и внутренним пульсом жизни. Одна за другой начались реформы, которые продолжались четверть века. Петр погрузился в кипучую, полную тяжких трудов и великих замыслов, деятельность. Властно вторгаясь во все сферы жизни страны, царь решительно сметал старые, не отвечающие вызовам времени порядки, вводил новые, ошибался, учился на ходу, терпел поражения, побеждал, но неустанно двигался вперед и тащил железной рукой за собой в будущее застоявшуюся в прошлом огромную неповоротливую страну.

Осенью 1698 года Петр посетил милые его сердцу воронежские верфи, где строился первый российский флот. Вооруженный полученными за границей глубокими знаниями, он не слишком высоко оценил качество строящихся кораблей: лес не просушен, из-за нехватки железного крепежа использовался деревянный; построенные на глазок, многие суда имели недостаточную остойчивость. Исправить все просчеты, которые возможно, царь поручил прибывшему в Россию Корнелиусу Крюйсу, совместно с ним спроектировал и заложил двухпалубный линейный корабль «Божье предвидение», рассчитанный на пятьдесят восемь пушек. В целом Петр остался доволен инспекцией, понимая, что новое дело не всегда сразу хорошо складывается.

Важной задачей государь считал сближение спесивых бояр и иностранцев, преодоление у русских людей предрассудков, считавших иноземцев невысокого происхождения людьми второго сорта, «окаянными и проклятыми». С этой целью по возвращении в Москву он устроил во дворце Лефорта бал, на который пригласил бояр и иностранцев вместе с женами. Петр, демонстрируя приобретенную в Европе некоторую галантность, встречал прибывающих боярынь на крыльце, усаживал всех гостей за один стол, делая вид, что не замечает смущение знатных особ, оказавшихся в сомнительном для них «басурманском» соседстве. После обеда начались обязательные для всех танцы. Подавая пример, царь пригласил на менуэт супругу одного из иностранных послов. Праздник затянулся до поздней ночи. Когда гости решили отправиться по домам, они пали жертвой своеобразного царского чувства юмора. Выход из дворца заблокировала охрана. Извещенный об этом Петр изобразил удивление, пошел справиться у стоявших на часах солдат. Те твердо отвечали, что у них приказ полковника никого не выпускать, даже царя. Петр пожал плечами, сказал, что ничего не может сделать – он всего лишь капитан артиллерии[36] и посоветовал всем подчиниться. Бал продолжался до утра. По задумке царя принудительно-продолжительные контакты русских и иностранцев – самое эффективное средство разрушить стену между ними.

Наряду с бытовыми реформами Петр запускает административные – введение гербовой бумаги, создание органов городского самоуправления (Ратуша), реорганизует Приказы, ограничивает сферу влияния Боярской думы. Отныне по всем важным вопросам царь принимает решения единолично и правит страной указами и распоряжениями, которых за время правления написал собственной рукой более шести тысяч. Суть неограниченной монаршей власти Петр сформулировал в свойственной ему остроумной и афористичной манере: «Царю закон не писан, он сам их пишет». И определил четкую форму законодательных актов: «Законы и указы надлежит писать явно, чтобы их не перетолковывать. Правды в людях мало, а коварства много. Под законы такие же подкопы чинят, как и под фортецию».

Первые его реформы были призваны повысить эффективность управления, ограничить власть воевод в городах, стимулировать развитие торговли и ремесел, повысить поступление налогов в казну. Заботы о делах государственных масштабов не мешали Петру решать и менее прозаические вопросы: чтобы уменьшить людские потери в ссорах и пьяных драках, под страхом кнута или ссылки царь запретил своим подданным носить при себе острые ножи. Другое новшество касалось похорон: покойника следовало хоронить на третий день, а не держать его в церкви неделю и более, как это нередко случалось в зимнее время; при погребении налагался запрет на плач, причитания и вопли, которые расценивались как отсутствие веры в бессмертие души.

В начале марта 1699 года царя постигло горе: умер Франц Лефорт. Несмотря на то, что Петр, взвинченный стрелецким делом, в последнее время поколачивал своего лучшего друга, швейцарец оставался для него самым дорогим человеком. Несмотря на свою легкомысленность, поверхностность и скромные таланты, именно Лефорт близко познакомил царя с миром прогресса и скорее всего был инициатором Великого посольства. Узнав о его смерти, царь в слезах воскликнул: «Нет больше моего друга! Он единственный был предан мне! На кого мне теперь положиться?». Лефорт расстроил свое здоровье пагубным пристрастием к горячительным напиткам. Современники поражались его выдающимся способностям в этом деле: употребив немалые объемы спиртного, он никогда не выглядел пьяным и не мучился похмельем, оставался веселым, разумным, энергичным и обаятельным. Выпив накануне кончины больше обыкновенного, швейцарец всю ночь катался на санях по ночной морозной Москве, сильно простудился и на следующий день слег. Силы быстро покидали его. Когда к умирающему Лефорту пришел пастырь с последним напутствием, тот бесцеремонно выпроводил его, велел слугам принести вина, позвать оркестр и тихо отошел в мир иной под звуки чарующей музыки.

Глубоко скорбящий царь организовал пышные похороны и сам возглавил траурную процессию. За ним ехал одетый во все черное всадник, с обнаженной шпагой в руке, направленной вниз. Сменяя друг друга, гроб несли двадцать восемь полковников. Далее, опустив головы, шли бояре, высокие сановники, послы, генералы. Военный оркестр играл траурную музыку. Шествие замыкали три полка. Над могилой Лефорта дали залповый салют сорок пушек. На поминках подвыпивший Петр, наблюдая безучастные и равнодушные его несчастью лица, вскипел: «Никто из вас не любил Лефорта! Кажется, вы довольны, что его больше нет!».

В конце осени царь понес новую утрату: ушел из жизни Патрик Гордон. Но долго печалиться потерей близких друзей и сподвижников было не в характере Петра. Жизнь продолжалась, многочисленные дела требовали пристального его внимания и усердия. Полным ходом шла работа по созданию союза между Данией, Пруссией, Саксонией и Россией против Швеции. Петр, не располагая достаточно мощными силами, чтобы в одиночку бороться с Османской империей за выход в Черное и Средиземное моря, окончательно решил перенести вектор экспансии на север с целью отвоевать у Швеции некогда принадлежавшие России берега Балтики. Но чтобы избежать войны на два фронта, сначала следовало заключить мир с Турцией.

К этому времени в Воронеже были завершены работы по созданию первого русского флота. В августе 1699 года его самые лучшие и мощные корабли вышли в Азовское море. Царь командовал сорокапушечным фрегатом. Все остальные капитанские должности занимали иностранцы. Адмиралом эскадры Петр назначил первого кавалера недавно учрежденного ордена Святого Андрея Первозванного Федора Головина, но фактическое руководство плаванием находилось в руках Крюйса и самого царя.

Русская эскадра подошла к турецкой крепости Керчь, известив о своем прибытии серией раскатистых приветственных залпов из всех орудий. Турки со смешанным чувством удивления и страха поинтересовались о цели визита военных кораблей. Головин объяснил, что эскадра под его командованием сопровождает русского полномочного посла в Константинополь для переговоров о заключении мира. Комендант крепости Гассан-паша категорически отказался пропустить русский флот в Черное море, предложил посольству добираться до турецкой столицы сушей. Начались долгие переговоры, пререкания сторон, завуалированные и явные угрозы. В конце концов, под глубоким впечатлением от наглядной демонстрации готового к сражению русского флота Гассан-паша согласился пропустить один корабль с послом на борту в сопровождении турецкого конвоя.

Вести переговоры в Царьграде Петр поручил главе Посольского приказа Емельяну Украинцеву, человеку рода незнатного, но ума завидного. Полномочный посол отбыл выполнять важную дипломатическую миссию на линейном корабле «Крепость» под командованием опытного голландского капитана Питера Памбурга.

В пути, поставив все паруса, «Крепость» оторвалась от сопровождавших ее турецких судов и вошла в гавань Константинополя в гордом одиночестве, с пушечной пальбою, вызвав своим неожиданным появлением еще большее изумление, чем вся эскадра под Керчью. Турки не могли поверить, что это русский корабль. Как он попал в Черное море? На его борт пожаловал сам султан. Украинцева засыпали вопросами много ли таких кораблей у царя Петра, каким образом он так быстро обзавелся флотом, какова цель визита полномочного посла… Начались официальные переговоры. Изнуренный длительной войной с европейскими странами, султан соглашался на мир с Россией при условии возвращения Османской империи всех отторгнутых у нее территорий. Но Украинцев получил четкие инструкции Петра отстаивать добытые с таким трудом результаты побед; более того, надлежало добиваться возвращения под контроль православной церкви Святых мест в Иерусалиме, предоставления русским кораблям свободы плавания по Черному морю, прекращения набегов на русские земли крымского хана и выплаты ему ежегодной дани – позорного атавизма монгольского владычества. Напрасно русский посол наделся на поддержку в отстаивании российских интересов со стороны дипломатических миссий христианских дружественных стран, в первую очередь Англии и Голландии: все они в преддверии войны за испанское наследство были заинтересованы втравить Османскую империю в затяжной военный конфликт с Россией, чтобы без помех со стороны Турции заняться пиренейским вопросом. В политике не существует друзей – только государственные интересы. Дипломатическая дуэль затягивалась…

В Константинополе ходили слухи, что русская эскадра прорвалась в Черное море через Керченский пролив, затаилась где-то под Синопом или Трапезундом и в случае провала переговоров намерена атаковать Царьград. Капитан Памбург, встретив в порту знакомых французских и голландских офицеров, пригласил их на борт «Крепости», устроил пирушку до утра. На рассвете разгулявшаяся компания начала палить из всех орудий. Город и дворец султана охватила паника: турки вообразили, что началось вторжение русского флота. Эта выходка едва не стоила Памбургу капитанской должности.

Проводив Емельяна Украинцева в Константинополь, Петр вернулся в Москву, где занялся формированием новых полков, развитием металлургии на Урале, созданием мануфактур и фабрик по производству пороха, сукна, парусов, канатов, кожи… Особенно остро стоял вопрос о немедленном создании собственного производства чугуна и железа, которые Россия до сих пор закупала в Швеции. Если с нею начнется война, то источник поступления металла для производства оружия в страну прекратится. В Амстердаме по заказу царя начали печататься русские книги светского содержания – по истории, арифметике, астрономии, навигации, военному искусству… Шла работа по устройству типографии в Москве.

В ноябре 1699 года окончательно оформился Северный союз против Швеции, объединивший внешнеполитические интересы Дании, Саксонии[37] и России. Дания стремилась вернуть себе утраченное влияние на Балтийском море и над пограничным со Швецией немецким герцогством Голштейн-Готторп (Голштиния), попавшее под полный контроль шведов. Захватом Саксонией шведской Лифляндии Август Сильный рассчитывал превратить ее в ленное владение и укрепить свои королевские позиции в Речи Посполитой. Цель России – вернуть утраченные в начале XVII века Карелию и Ижору[38], закрепиться на берегах Балтики. Осторожная Пруссия заняла позицию сочувствующего наблюдателя, всегда готового присоединиться к Северному союзу в случае его побед на поле брани. Петр обязался начать боевые действия против Швеции как только заключит мирный договор с Турцией. Дания и Саксония невысоко расценивали возможности России в предстоящей войне, отводили ей второстепенную роль. Поэтому, не дожидаясь пока слабый союзник решит свои проблемы с Османской империей, они начали войну, полагаясь на собственные силы.

В конце декабря царь издал указ, отменявший действующее в России византийское летоисчисление от сотворения мира. Вводился принятый во многих протестантских и православных странах Европы юлианский календарь, берущий свое начало от Рождества Христова. Текущий в стране 7208 год заменялся на 1700, новый год следовало отмечать строго 1 января, а не 1 сентября и не 1 марта[39]. «Поскольку в России считают Новый год по-разному, с сего числа перестать дурить головы людям и считать Новый год повсеместно с первого января. А в знак доброго начинания и веселья поздравить друг друга с Новым годом, желая в делах благополучия и в семье благоденствия. В честь Нового года учинять украшения из елей, детей забавлять, на санках катать с гор. А взрослым людям пьянства и мордобоя не учинять – на то других дней хватает». Всем подданным государя предписывалось присутствовать по этому случаю на торжествах, жечь на улицах костры, веселиться, боярам и знатным купцам «каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, и из нескольких мушкетов или иного мелкого ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится».

Сам Петр принял в новом празднике самое активное участие – устроил красочный фейерверк и иллюминацию, велел свезти на Красную площадь двести орудий и палить из них в полдень на протяжении шести дней. Народ неохотно и с непониманием отнесся к очередным новшествам царя, шептался по углам: не мог Господь сотворить землю зимой; в Библии говорится, что придет Антихрист и поменяет время. Так страна вступала в Новый год и новый, восемнадцатый век.

В начале 1700 года заботами царя в Москве открылись первые аптеки, новые законы запрещали частную практику всяческих шарлатанов от медицины. Лекарь, уморивший больного, сам подлежал смерти. Указы деспотического характера чередовались либеральными: Петр запретил падать на колени при появлении государя и снимать зимой шапку с головы при проходе мимо Кремля; с Нового года всем желающим разрешалось ездить за границу для обучения по собственному почину, причем жажда знаний царем всячески поощрялась; отменялись древние дикие обычаи совершать браки без согласия жениха и невесты; женщины освобождались от затворнической жизни в теремах, получали право присутствовать на общественных праздниках вместе с мужчинами. Проверяя соблюдение введенных им бытовых норм, царь охотно посещал многочисленные свадьбы, непременным атрибутом которых теперь стали музыка и танцы, обучал гостей почерпнутыми в Европе веселым играм, способствующих непринужденному общению полов. Женщины охотнее мужчин поддавались преобразованиям, с удовольствием переодевались в иностранные платья, находя их куда красивее и изящнее русских сарафанов.

Но главной заботой государя в эти дни оставались мирные переговоры в Константинополе. Ходили дипломатические слухи об их провале, что Турция считает предложения России неприемлемыми и готовится к войне. Царь отправился в Воронеж готовить флот для противодействия возможному османскому вторжению.

В феврале войска Дании осадили голштинскую крепость Ренебург, а армия Саксонии – Ригу. Боевые действия велись вяло, датчане завязли в позиционных боях. Главнокомандующий саксонскими войсками генерал Флеминг в самый разгар наступления решил жениться, оставил армию и уехал в Саксонию, где вместе с Августом Сильным окунулся в пленительный круговорот балов, маскарадов и спектаклей, служивших декоративным фоном для знаменитых любовных похождений короля, которые были для него всегда первым делом.

Петру как воздух нужен был мир с Турцией: опасаясь ввязываться с нею в непредсказуемую войну один на один, он опасался опоздать к разделу шкуры шведского льва, силу и ловкость которого лидеры Северного союза явно недооценивали. Царь срочно послал курьера в Константинополь с новой инструкцией Украинцеву: уступить туркам устье Днепра. Предложенный компромисс, наконец, сдвинул переговоры с мертвой точки. Стороны заключили мирный договор на тридцать лет, оставляющий за Россией Азов и устье Дона, предусматривающий отмену дани крымскому хану и прекращение набегов его орды. В свободном плавании русских кораблей по Черному морю турки категорически отказали: «Оттоманская Порта бережет Черное море, как чистую и непорочную девицу, к которой никто прикасаться не смеет». При сложившихся планах и внешнеполитической ситуации Петр положительно оценил миссию Украинцева, пожаловал дипломату вотчину в Каширском уезде.

Как только царь получил известие о заключении долгожданного мира, на следующий день он объявил войну Швеции.

Глава 5

От Нарвы до Полтавы

На исходе XVII века Швеция представляла собой региональную державу, которая в результате многочисленных войн на протяжении ста лет присоединила к себе территории современных Финляндии, Латвии, Эстонии, восточной Померании (Германия), восточной Норвегии, Карелии и Ленинградской области. При населении в три миллиона человек[40] Швеция могла выставить армию в сто тысяч солдат, ее флот насчитывал тридцать восемь линейных кораблей и восемь фрегатов. В отличие от многих европейских преимущественно наемных армий, шведская была в основном регулярная и национальная, полки формировались по принципу землячества, что придавало ей сплоченность и стойкость. При поступлении на службу шведский солдат получал землю, дом, инвентарь – ему было за что сражаться. В середине XVII века шведская армия считалась одной из лучшей в Европе. Но после ее громких побед прошло сорок лет, в течение которых Швеция, удовлетворившись завоеваниями, придерживалась мирной внешней политики и не вела войн. Ее армия была хорошо обучена и вооружена, но не имела боевого опыта.

Правил скандинавской державой король Карл XII, вступивший на престол в возрасте 15 лет три года назад. Юный шведский государь отличался высоким ростом, благородной внешностью, силой, безрассудной отвагой, дерзостью и крайними сумасбродствами. Рискуя жизнью, он не раз устраивал на охоте поединки с диким медведем; в начале царствования прославился своими дикими выходками: загонял выпущенных в зале Сейма зайцев, оглашая воплями спящую столицу, разъезжал по Стокгольму в одной ночной рубашке с саблей наголо, бил стекла в домах обывателей, срывал с подданных шляпы и парики, выбивал из рук пажей подносимые ему блюда, крушил мебель в своих покоях, отсекал головы баранам и телятам, пригнанным во дворец ради потехи короля. Все попытки привлечь молодого Карла к государственным делам терпели крах – он бесцеремонно выталкивал министров за дверь. Ходили слухи, что шведский король не совсем в своем уме. Вероятно, Петр и его союзники невысоко оценивали его возможности к отражению агрессии Северного союза. И крупно просчитались.

Как только Карл получил известие, что датские войска вторглись в Голштинию, герцог которого был его лучшим другом и мужем старшей сестры, шведский король неожиданно для всех вмиг преобразился. До сих пор его удаль и бешеная энергия за неимением настоящего дела растрачивались впустую. Ощутив угрозу родине, все свои помыслы Карл направил на сокрушение врагов, война стала его единственной страстью, молодой король воспламенился свершением ратных подвигов и мечтой о славе великого полководца.

Совершенно неожиданно шведский флот появился у Копенгагена и высадил десант под его стены под командованием самого Карла. Отправив армию в Голштинию, король Дании Фредерик IV не располагал достаточными силами защищать свою столицу. Под угрозой шведов подвергнуть город жестокой бомбардировке он, признав независимость Голштинии, запросил мира. Фредерик отделался легким испугом и контрибуцией, поскольку за него вступились Англия и Голландия, заинтересованные в боеспособности датской армии накануне войны за испанское наследство, которую ни рассчитывали использовать в собственных интересах. Молниеносно выведя Данию из войны, Карл поспешил в Лифляндию.

Петр узнал о капитуляции Дании во время наступления русской армии на Нарву[41]. Не особенно смутившись потерей союзника, в октябре 1700 года царь сосредоточил у стен неприятельского города тридцать тысяч солдат, полагая, что немногочисленный гарнизон нарвской крепости долго не продержится и капитулирует до подхода шведской армии.

Но осада крепости затягивалась: русские пушки оказались недостаточно мощными, чтобы пробить стены крепости, а порох некачественным, что снижало убойную силу ядер. Через две недели боезапас подошел к концу, из-за осенней распутицы подвоз военных припасов и продовольствия прекратился. Боевой дух войска падал. В русской армии почти все генералы и офицеры являлись иностранными наемниками, обращавшиеся с русскими солдатами надменно, с презрением. Те в свою очередь не доверяли своим начальникам, тихо ненавидели их. Тем не менее Петр продолжал осаду, рассчитывая принудить шведского коменданта к капитуляции измором.

В это время энергичный и решительный шведский король высадился в Лифляндии. Как только Август Смелый узнал об этом, он, опасаясь, что шведы двинутся на Саксонию и ее постигнет участь Дании, тут же снял осаду с Риги и в спешном порядке отступил в Курляндию. Карл форсированным маршем устремился к Нарве.

Посланный на разведку Шереметев доложил царю, что шведская армия численностью в тридцать тысяч человек находится в тридцати милях от Нарвы. Петр запаниковал: он рассчитывал путем осады легко овладеть Нарвой и не предполагал, что столкнется при этом с крупными силами шведской армии. На этот случай он не располагал никаким планом действий. Русская армия совершенно не имела опыта в открытых полевых сражениях, наполовину состояла из новобранцев. Царь, охваченный предчувствием неминуемого поражения, был очень взволнован. Совершенно потерявшись в новой и неожиданной для себя ситуации, он возложил общее командование на герцога де Круа и оставил свою армию.

На самом деле к Нарве двигалась шведская армия численностью всего в восемь тысяч солдат. Располагая более точными сведениями на этот счет, Петр, вероятно, сохранил бы присутствие боевого духа. Неустойчивая психика царя толкнула его совершить весьма сомнительный поступок. Только с возрастом, усилием могучей воли, царю удалось научиться справляться с эмоциями в стрессовых ситуациях.

На военном совете Шереметев, указав на предназначенную для осады растянутую полукольцом цепь русской армии, предложил перегруппировать войска: оставить необходимую часть войск для удержания блокады крепости, а остальную армию вывести в поле и дать сражение на более выгодных позициях. Но по инициативе де Круа было принято решение оставаться на месте.

Шведскому королю не терпелось как можно скорее разгромить осмелившегося бросить ему вызов русского царя, слишком много о себе возомнившего. Оставив обременительный обоз в порту, налегке, без отдыха, Карл с поразительной скоростью преодолел около двухсот верст и появился у Нарвы утром 19 ноября. Шведы были изнурены маршем, скудные солдатские пайки они съели сутки назад, лошади оставались без корма два дня. Но вдохновляемая рвущимся в бой королем, наравне с солдатами делившим все тяготы похода, небольшая шведская армия нацелилась только на победу. Русские солдаты тоже не ели целый день. Однако их боевой пыл оставлял желать лучшего.

В полдень на Нарву обрушился густой снегопад, ветер дул в сторону крепости. Видимость – двадцать шагов. Немедля Карл решил использовать благоприятные для себя погодные условия – снег слепит глаза русским, при атаке плохая видимость поможет его войскам оставаться незамеченными вплоть до русских позиций.

Почти в буквальном смысле шведы свалились на противника как снег на голову. Русскую армию охватила паника. Мгновенно разнесся слух: «Немцы нам изменили!». Конница во главе с Шереметевым первой бросилась наутек через реку Нарову в то время, когда Карл больше всего опасался ее удара в свой тыл. Вслед за ней побежала пехота, под которой обрушился понтонный мост. Более тысячи людей утонуло. Шведы стреляли их в реке, как уток на охоте. В полной неразберихе русские солдаты начали избивать «изменников» офицеров. Спасаясь от народного гнева, герцог де Круи со всей иноземной генеральской свитой сдался в плен. Через полчаса после начала битвы продолжали сопротивляться только преображенцы, семеновцы и Лефортов полк под командованием русского генерала Адама Вейде. Они прикрыли сбившуюся у реки бежавшую с поля брани армию и спасли ее от полного истребления. С наступлением темноты шведские трубачи просигналили «отбой». Карл сражался вместе со своими отважными солдатами, не раз подвергался смертельной опасности. Расположившись обсушиться и отдохнуть возле костра, король пошутил: «Если б на реке был лед, нам бы вообще никого не удалось убить».

Потерявшая управление деморализованная русская армия уже ни на что не была способна. Оставшиеся в строю генералы приняли решение начать с Карлом переговоры. Шведский король одержал победу, но не уничтожил армию неприятеля, он опасался, что к утру она придет в себя и продолжение битвы может оказаться непредсказуемым – его солдаты свалились с ног от усталости и голода. Поэтому Карл охотно согласился на почетную капитуляцию противника при условии, что вся его артиллерия останется на позициях. Взамен русские войска получали право беспрепятственно покинуть поле боя с оружием в руках, со знаменами и имуществом. Желая, чтобы они как можно быстрее покинули Нарву, шведы даже помогли им навести понтонный мост через реку. Но как только боеспособные гвардейские полки ушли, шведы нарушили договор: обезоружили оставшиеся войска и взяли в плен всех генералов и старших офицеров. Вероятно, Карл не счел для себя обязательным держать королевское слово, поскольку и Петр нарушил существовавший между Швецией и Россией мирный договор, до самого начала войны заверял шведского короля в своей полной лояльности.

В сражении под Нарвой русская армия потеряла убитыми семь тысяч солдат, лишилась двадцати тысяч ружей, ста пятидесяти пушек и почти всего командного состава. Шведов погибло семьсот человек. Петр и русская армия стали посмешищем для всей Европы, а Карл XII прославленным на все лады новым героем, истребителем московских варваров, рыцарем без страха и упрека. Шведские генералы советовали своему королю заключить мир с Августом Сильным, вторгнуться в Россию и дожать Петра, чтобы навсегда отбить у него охоту воевать со Швецией. Но Карл не считал русских серьезными противниками – с ними он всегда успеет разобраться позже так, как пожелает. Шведского короля больше беспокоил польский вопрос. Если Петра Карл презирал, то Августа ненавидел, считал его организатором создания Северного союза, который подлежал самой суровой каре. Да и добыча в Польше и Саксонии в отличие от бедной России обещала быть более богатой. После некоторых размышлений шведский король решил перезимовать в Лифляндии, дождаться подкреплений, на следующий год сокрушить саксонскую армию, а потом окончательно расправиться с Россией, армию которой он ни во что не ставил: «Нет никого удовольствия биться с русскими – они не сопротивляются, как другие, а бегут».

Некоторое время после поражения под Нарвой Петр пребывал в полном смятении. Он униженно просил европейских монархов о посредничестве в мирных переговорах со Швецией, отказывался от всех претензий на Прибалтику, но в ответ слышал только сарказм и насмешки. Шведский посол в Австрии заявил, что его король не желает иметь с русским царем ни договора, ни мира. И без того невысокий международный статус России упал ниже плинтуса, страну вообще перестали воспринимать как игрока в большой европейской политике.

В это тяжелейшее для страны время, находясь на грани катастрофы, когда рушилось не только задуманное царем великое дело и сама судьба страны висела на волоске, Петр нашел в себе силы мужественно побороть отчаяние, за считанные дни он вырос могучим несгибаемым духом, от неудачи еще более закалил характер и волю к победе.

Проиграть одно сражение – совершенно не значит проиграть войну. Если Карл XII считал, что война с Россией закончена, то Петр только начал ее. Как и после первого Азовского похода царь развил бурную деятельность, не зная ни покоя, ни усталости, ни слабости, заражал извергающей вулканом энергией всех, кто находился рядом.

Спустя две недели после поражения под Нарвой, князь Репнин получил приказ царя немедленно привести в порядок капитулировавшие войска. Борис Голицын занялся формированием новых драгунских полков. На случай вторжения шведов принимались срочные меры по укреплению Пскова и Новгорода. Работами по возведению валов и палисадов руководил сам Петр. Под неусыпным оком государя трудились не только солдаты, но и горожане, крестьяне, женщины и даже священники. Нерадивых начальников царь приказывал нещадно сечь кнутом, наживающихся от общего дела взяточников – вешать. Андрею Андреевичу Виниусу, своему сподвижнику, Петр поручил важнейшее дело восстановления утраченной артиллерии в самые короткие сроки. На литье пушек не хватало металла. Царь распорядился снять с церквей четверть колоколов и пустить их на переплавку, что произвело огромное впечатление на православный народ, еще больше убедило его в дьявольской сущности царя. Виниус блестяще справился с поставленной задачей: через год изготовил триста превосходных орудий[42]. В Голландии стараниями посланника Андрея Артамоновича Матвеева[43] закуплено пятнадцать тысяч ружей. Пошито десять тысяч комплектов теплого обмундирования. На восточном (русском) берегу Ладожского озера началось строительство легких галер. В Москве открылась многопрофильная Школа математических и навигационных наук (Навигацкая школа), в которой начали учиться будущие русские моряки, военные инженеры, артиллеристы, саперы, минеры…

Трезво проанализировав причины «нарвской конфузии», Петр понял, что ошибался, полагаясь во всех делах на помощь иностранцев. Если в приобретении знаний, развитии кораблестроения, промышленности и торговли на них вполне можно было опереться, то на войне, требующей патриотизма, самопожертвования и героизма рассчитывать на ратную доблесть наемников не имело смысла. За редким исключением никто из них не собирался особенно напрягаться и погибать за чуждую им страну. Необходимо воспитать собственных офицеров. При Преображенском и Семеновском полках организуются школы для обучения командного состава. И, наконец, царь принимает решение о создании профессиональной армии на рекрутской основе. Прежняя модель собирания войска на время войны из служивых людей от сохи никуда не годилась. В бою они думали «не о том, чтобы неприятеля убить, а как бы за кустом притулиться до исхода баталии или рану легкую получить, чтоб гораздо не болеть, а от государя награду за нее получить и до дому скорее быть». Среди дворян ходила популярная шутка, наглядно характеризующая их отношение к военной службе: «Дай бог великому государю служить, а саблю из ножен не вынимать». Многие из поместных дворян «и пищали зарядить не умели, а не то, что стрелить по цели хорошенько». Такое войско не могло противостоять первоклассной шведской армии. Солдат должен всю жизнь посвятить армии, постоянно совершенствовать воинское искусство, не щадить живота своего во имя высших интересов страны. Создавая новую Россию, Петр проявил редкостный организаторский талант, поспевал везде и всюду, вникая в дела до мелочей, тщательно контролировал весь сложный и многообразный процесс преобразований, ради победы перенапрягал силы свои и всего народа.

Еще во время осады Нарвы Петр получил известие о кончине патриарха Адриана. По традиции царь должен был предложить церковному собору новую кандидатуру на патриарший престол. Издавна православная церковь в России находилась на положении государства в государстве: являлась крупным земельным собственником, обладала девятьсот тысячами крепостных крестьян, не платила налоги, имела собственное правосудие. Служители церкви погрязли в праздности, а высокие сановники в немыслимой роскоши: архимандриты – настоятели монастырей – щеголяли в башмаках с бриллиантовыми пряжками. Патриарх, второе по сану лицо в государстве, напрямую царю не подчинялся, располагая всей полнотой власти над душами и образом мыслей паствы, представлял собой влиятельнейший политический институт, который в периоды слабой светской власти не раз претендовал на роль могущественной римской церкви в католическом мире.

После смерти Адриана Петр не пожелал мириться с подобным двоевластием и решил покончить с исключительным положением церкви. При запущенных им коренных преобразованиях царь нуждался в абсолютной власти и в доходах от церковных земель. В православной церкви он видел такое же государственное учреждение, как и все другие, которое должно жить по общим для всех законам и служить одной цели.

Петр упразднил традиционное патриаршество, вместо которого учредил сан блюстителя патриаршего престола – временно исполняющего обязанности патриарха, в ведении которого оставил только духовные дела. Местоблюстителем царь назначил Стефана Яворского, митрополита Рязанского и Муромского. Как многие воспитанники малороссийской православной церкви он отличался умом, красноречием и блестящим образованием. Контроль над хозяйственной деятельностью церкви вменялся учрежденному царем Монастырскому приказу, главой которого стал Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, снискавший расположение Петра рвением в сборе налогов.

В первую очередь церковная реформа коснулась монастырей. Отныне проживать в них могли только лица, официально принявшие постриг, все остальные пристроившиеся к даровым монастырским хлебам – родственники, нищие, бродяги, убогие, бездельники – разгонялись по домам или определялись в богадельни. Оказавшиеся при монастырях светские девицы подлежали замужеству, пострижение женщин в монахини до сорока лет запрещалось законом. Монахи лишались права владеть землей и должны были кормить себя своим трудом по примеру древних христиан. Предвидя их негативную реакцию, царь запретил монахам писать в кельях, держать при себе чернила и бумагу. Заниматься сочинительством и перепиской рукописей теперь монахам дозволялось только в трапезных с разрешения и под присмотром начальства. Чистке подверглись и богадельни, в которых остались только больные и немощные. С продолжением Северной войны многие монастыри превратились в госпитали и инвалидные дома.

Ряд указов Петра ограничил преследование раскольников и разрешал свободное вероисповедание всех религиозных концессий. «Господь дал царям власть над народами, но над совестью людей властен один Христос». Архиереям рекомендовалось быть осторожными в признании «неведомых гробов» за святые мощи. Запрещалось выдумывать чудеса, создавать чудотворные иконы. Позже царь объявил борьбу с попрошайничеством и подаяниями – традиционным атрибутам древнерусского благочестия под сенью православной церкви. Нищие в глазах царя воплощали народную лень и никчемность, от попрошаек государству нет никакой пользы. Попавшихся убогих охотников за милостыней отправляли в богадельни, здоровых людей на первый раз били батогами, а если они оказывались крепостными крестьянами, доставляли к помещику со строгим наказом приставить бездельников к работе, чтобы не ели даром хлеб. Если первичное внушение не помогало, нищих секли кнутом, после чего мужчин ссылали на каторгу, женщин и детей приписывали к фабрикам и мануфактурам. Подающие милостыню сердобольные граждане подлежали денежному штрафу.

Между тем умер испанский король Карл II и, как следовало ожидать, в Европе началась большая война за испанское наследство. Против притязаний Франции на осиротевшую Испанскую империю выступили Австрия, Англия и Голландия. Швеция, состоявшая в союзнических отношениях с англичанами и голландцами, осталась наедине со своими проблемами – теперь шведские союзники в первую очередь озаботились собственными кровными интересами и по большому счету их больше не интересовала локальная война на далеком севере за передел ничтожных территорий, когда на кону стояли обширные колониальные владения Испании.

Чтобы выработать новую стратегию войны со Швецией и подтвердить прежние союзнические соглашения, Петр встретился с Августом Сильным в курляндском городке Биржи. Государи прокутили три дня и три ночи, соревновались в прицельной стрельбе из пушек, попутно обсуждая свои и европейские дела. Петр стремился втянуть в войну со Швецией и Речь Посполитую, представители которой присутствовали на встрече. Поляки соглашались обсуждать предложение русского царя только в связи с уступкой Польше Киева, что для России заведомо было неприемлемо. В итоге Петр и Август договорились продолжать войну собственными силами и не заключать мира со Швецией без взаимного согласия. Чтобы сохранить союз с саксонцами царю пришлось заплатить немалую цену: он обязался предоставить в распоряжение курфюрста Саксонии двадцатитысячную армию и выплачивать ему денежную субсидию в течение двух лет по сто тысяч рублей ежегодно; Петр отказывался от притязаний на Лифляндию в пользу Саксонии, сфера интересов России ограничивалась Ингрией и Карелией; Август в свою очередь обещал вновь осадить Ригу, а после ее захвата помочь русским войскам овладеть Нарвой; особо секретная статья соглашения предусматривала передачу царем курфюрсту двадцати тысяч рублей на подкуп польских сенаторов с целью «привести в постановленные союзы и Речь Посполитую».

Первая часть субсидии подлежала выплате через месяц. Царская казна оказалась не в состоянии поднять столь значительную сумму. Деньги пришлось собирать всем миром, брать в долг у частных лиц. Северная война легла тяжелым бременем на финансы страны, расходы на нее значительно превышали государственные доходы. Возникшую проблему Петр решил радикальным способом – приказал повысить производительность монетного двора, чем вдвое обесценил рубль.

В начале июля 1701 года Карл XII нанес внезапный сокрушительный удар по саксонской армии, вновь осадившей Ригу. Август Сильный отступил в Польшу. Очередная блестящая победа так вскружила голову шведскому королю, что он свято уверовал в собственную непобедимость и полководческий гений. Очистив Прибалтику от неприятеля, король оставил для ее защиты пятнадцать тысяч солдат, а сам с основными силами вторгся в Польшу, чтобы окончательно добить саксонцев.

Страсть к войне разгорелась в Карле с новой силой и стала главной целью в жизни. Короля интересовала только слава великого полководца и восхищение толпы его подвигами. Кроме ратных дел он не имел никаких других привязанностей и был абсолютно равнодушен к свойственным молодости соблазнам. Король не употреблял вина, не признавал развлечений, никогда не был женат, не заводил любовниц, вел строго спартанский образ жизни. «Я повенчан со своей армией в радостные и печальные дни, в жизни и смерти». Солдаты обожали своего короля. В походах он ел с ними с одного котла, спал у костра под открытым небом. Отвага и презрение Карла к смерти граничили с безумием. Он не щадил ни свою, ни чужую жизнь. Его гордость и самомнение не знали границ, нередко перехлестывали за пределы здравого смысла. Сильный, выносливый, энергичный и решительный, король отличался чрезмерным самолюбием и излишней самоуверенностью, его не интересовало ничье мнение, кроме собственного. Блестящий тактик от природы, он явно недооценивал стратегию. В Польше Карлу не удалась молниеносная победоносная война, ему пришлось гоняться за Августом и загонять его в угол несколько лет в то время, когда Петр наращивал мускулы и учился воевать.

Первая российская победа прогремела на берегах Белого моря. Летом 1701 года семь шведских кораблей появились у устья Северной Двины, чтобы разорить и сжечь Архангельск. В пути в качестве лоцманов шведские моряки взяли на борт двух поморских рыбаков – Ивана Рябова и Дмитрия Борисова. Поморы направили эскадру на мели у Новодвинской крепости, о которой шведы ничего не знали. Диверсия удалась – два фрегата сели на мель. Гарнизон крепости открыл по ним огонь. Спасаясь от расправы, поморы забаррикадировались в каюте. Ружейным огнем шведы разнесли запертую дверь в щепки. Борисов был убит. Рябов упал на окровавленный труп товарища и притворился мертвым. Ворвавшиеся в каюту шведы приняли картину к сведению и поспешили обратно на палубу, где велась отчаянная артиллерийская дуэль с береговой батареей. Ночью Рябов бежал, добрался вплавь до берега. Завязшие на песчаной отмели корабли отстреливались тринадцать часов, после чего их команды на шлюпках покинули разбитые ядрами суда. Взяв на борт уцелевших своих моряков, шведская эскадра скрылась за горизонтом.

За ослушание указа не выходить в море вследствие ожидания нападения шведской эскадры двинский воевода Алексей Прозоровский, сменивший на этом посту Апраксина, посадил Рябова в тюрьму, в которой тот просидел целый год, до приезда в Архангельск Петра. Узнав о геройском поступке помора, царь сделал выговор воеводе, велел ему немедленно освободить узника, щедро одарил Ивана Рябова деньгами, одеждой с собственного плеча и освободил от всех повинностей. В ожидании повторного нападения шведов Петр провел на Белом море все лето, спустил на воду два фрегата, занимался укреплением береговой линии обороны и как обычно развлекался присущим ему образом: «Всех грязных матросов пригласил на обед, где так их напоил, что многие не стояли на ногах, иные плясали, а другие дрались – и среди них царь. Потом загнал тридцать-сорок человек из знати в озеро, в которое запустил двух моржей, и сам присоединился к напуганной компании. Никто не посмел жаловаться на его проказы, так как он сам принимал в них деятельное участие». Где бы Петр не находился он оставался в курсе всех дел, продолжал руководить, наставлять, требовать, отслеживать выполнение приказов, наказывать, поощрять…

К зиме против оставленных Карлом войск в Лифляндии и Ингрии Петр собрал сорокатысячную армию, через год увеличив ее еще на двадцать тысяч человек. Общее командование над войсками царь поручил Борису Петровичу Шереметеву, воеводе осторожному и медлительному, первому бежавшему с поля боя под Нарвой. Но другими полководцами Петр не располагал. Как солдатам, так и их начальникам предстояло учиться мужеству и стойкости, постигать науку современной войны непосредственно на полях сражений. Царь строго наказал Шереметеву вести на первых порах малую войну, избегать столкновений с крупными силами противника, атаковать его только при подавляющем превосходстве собственных сил; главная задача – выучить войска побеждать шведов. Петр решительно отказался от присущей русской армии оборонительной, сковывающей инициативу, тактики ведения боевых действий, которая и привела к поражению под Нарвой. Царь вводит новые тактические приемы – искать неприятеля в открытом поле и громить его, создавая на определенных участках значительный перевес в живой силе и вооружении. Сто лет спустя этот же прием с успехом использовал знаменитый французский полководец Лазар Гош, а потом и Наполеон Бонапарт.

В конце декабря 1701 года лазутчики донесли Шереметеву, что в местечке Эрестфере под Дерптом расположился восьмитысячный шведский корпус под командованием генерала Вольмара Шлиппенбаха. Приближалось рождество. Шведы готовились к празднику. Надеясь застать противника врасплох, Шереметев двинул против него тридцатитысячную армию.

Преодолев заснеженные поля Лифляндии, первой к шведскому лагерю подошла кавалерия. Командующий не стал дожидаться отставших на марше войск, бросил в атаку драгун. Однако, шведы были начеку. Залповым огнем картечи они рассеяли их натиск. Но тут подоспела русская пехота и артиллерия, наступление возобновилось с новой силой. После пятичасового боя шведы отступили, оставив на поле боя три тысячи убитых солдат. Потери Шереметева составили тысячу человек.

Узнав о первом успехе русских войск в Лифляндии, Петр пришел в полный восторг. Виктория при Эрестфере была важна не столько в военном плане, сколько в моральном – она развеяла миф о непобедимости шведов. Царь произвел Шереметева в фельдмаршалы, наградил орденом Андрея Первозванного и подарил ему осыпанный бриллиантами свой портрет. Каждый солдат получил по серебряному рублю. Впервые с начала Северной войны в Москве служили благодарственные молебны, звонили колокола, гремели пушки, в небе полыхали фейерверки. На башнях и стенах Кремля развивались захваченные у шведов знамена. На Красной площади «сделаны государевы деревянные хоромы и сени для банкета, а против тех хором устроены разные потехи» – первый в России общедоступный театр. Все новогодние праздники народ дивился на незатейливые комедии и угощался вином, пивом, медом. Сто пятьдесят пленных шведов продавались с аукциона по три-четыре гульдена за голову[44]. Товар настолько пользовался спросом, что вскоре цена возросла до тридцати серебряных монет.

Летом следующего года при Гуммельсгофе Шереметев нанес Шлиппенбаху еще более сокрушительное поражение – шведы потеряли убитыми пять тысяч человек, русская войска – четыреста. Лишая врага продовольственной базы, фельдмаршал опустошил всю южную Лифляндию – сжег посевы, сотни деревень, разорил ряд городов, угнал скот и двенадцать тысяч мирных жителей. Поход закончился взятиям крепости Мариенбург, судьбоносным в плане личной жизни Петра. Среди пленных горожан оказалась Марта Скавронская, сирота, которую приютил и воспитал в своем доме местный протестантский священник. Незадолго до штурма Мариенбурга она вышла замуж за шведского драгуна, который сразу после свадьбы ушел на войну и пропал без вести. Привлекательная молодая женщина приглянулась Шереметеву. Фельдмаршал распорядился оставить ее при себе прачкой. Через год, прибыв в штаб Шереметева по делам службы, на нее обратил внимание Меншиков. Особо не церемонясь с фельдмаршалом, царский фаворит увез чернобровую красавицу с собой, взял под свое покровительство. А в начале 1704 года, прислужившей за столом в доме Меншикова пленницей, отличавшейся живым умом, бойкостью и легким нравом, заинтересовался сам Петр. Фаворит с готовностью уступил любовницу царю, которая приняла в России имя Екатерина, со временем стала женой Петра и императрицей.

Вынашивая планы новых наступательных операций, Петр не спускал глаз со шведской армии в Польше. Убедившись, что она явно нацелилась на Варшаву, уходит все дальше и все больше увязает в войне с саксонцами, царь решил действовать еще более решительно: при всем желании Карл уже не мог достаточно быстро придти на помощь оставленным в Прибалтике войскам.

Известие о второй крупной победе Шереметева Петр получил будучи в Архангельске. Обескровленный Шлиппенбах больше не представлял серьезной угрозы. Успех фельдмаршала на суше поддержали русские моряки на Ладожском и Чудском озерах, очистившие их воды от шведских кораблей. Наступил следующий этап войны за выход к Балтийскому морю. Стараниями царя в армии стали внедряться штыки, насаживаемые на стволы ружей – по тем временам передовая европейская технология, которая значительно повышала боеспособность пехоты, обеспечивала быстрый переход от стрельбы к рукопашной, от обороны к наступлению, не используя обременительное дополнительное холодное оружие как копья или бердыши.

Царь решил овладеть Ингрией и руслом Невы, на котором располагались две шведские крепости – Нотебург и Ниеншанц. Чтобы обеспечить поддержку сухопутных войск действиями речной флотилии Петр приказал вырубить сквозь дремучие леса просеку длиною в сто семьдесят верст – от западных берегов Белого моря до Онежского озера. Поразивший современников масштабный проект был исполнен за один месяц. По мощенной через болота гатями «Государевой дороге» солдаты и согнанные из окрестных сел крестьяне волоком протащили тринадцать небольших морских судов, в том числе две яхты. Спущенные на воду, они свои ходом вошли в Ладожское озеро через связывающую два водоема реку Свирь.

Крепость Нотебург[45] располагалась на острове у истока Невы из Ладожского озера. Ее мощные стены защищали сто пятьдесят орудий. Чтобы расколоть этот «крепкий орешек» Петр блокировал его со всех сторон – по обоим берегам реки расположились четырнадцать полков Шереметева и Репнина, исток Невы заперла доставленная флотилия из Архангельска, а выше по течению Невы, минуя зону обстрела крепостных пушек, царь приказал перетащить волоком ранее построенные на Ладожском озере пятьдесят небольших галер.

Петр, командуя бомбардирской ротой, находился при войске. Шереметев предложил шведам почетную сдачу. Они отказались. 1 октября 1702 года батареи Петра Михайлова открыли ураганный огонь. Крепость охватили пожары. Через два дня жена шведского коменданта прислала в русский лагерь парламентера с просьбой выпустить из крепости офицерских жен. Царь галантно ответил, что не может себе позволить огорчить женщин разлукою с мужьями, поэтому предлагает любезным дамам захватить с собой и супругов. Артобстрел продолжался десять дней, толстые крепостные стены устояли, только в нескольких местах удалось пробить небольшие проломы. Защитники крепости надеялись на помощь извне, но спешивший к Нотебургу шведский отряд был разгромлен на марше корпусом Апраксина.

На приступ крепости пошел Семеновский полк под командованием князя Михаила Голицына. Приставленные к крутым стенам лестницы оказались недостаточно длинными, чтобы солдаты могли взобраться до пробитых брешей. Шведы расстреливали атакующих картечью, закидывали гранатами, поливали кипятком и горящей смолой. Семеновцы несли огромные потери, штурм грозил закончиться большой кровью. Петр отправил на остров посыльного с приказом отступить, но в суматохе сражения тот не нашел Голицына, который приказал оттолкнуть от берега галеры, чем пресек попытки к бегству. Отчаянное положение спас проявивший инициативу и отвагу Александр Меншиков: взяв под команду оказавшийся под рукой свежий батальон, он посадил солдат на собранные галеры и пришел на помощь штурмующим. Сражение продолжалось двенадцать часов. Устрашенные ожесточенным бескомпромиссным штурмом, непоколебимой решимостью русских овладеть крепостью любой ценой, утомленные и павшие духом шведы прекратили огонь, барабаны забили «сдачу». Петр принял почетную капитуляцию, позволил противнику покинуть крепость под музыку, с оружием в руках и личным имуществом. Спустя девяносто лет основанная новгородцами крепость была навсегда возвращена. Несмотря на большие потери – более пятисот убитых и около тысячи раненных – царь был в восторге от одержанной победы, считал ее чуть ли не чудом. Радовали и трофеи – сто сорок пушек, одиннадцать тысяч ядер, тысяча сто ружей, солидный запас гранат, пороха, холодного оружия… Отличившиеся в штурме офицеры получили очередные звания, деревни, солдаты – золотые монеты. Своего фаворита, во многом решившего счастливый исход сражения, Петр назначил губернатором крепости, поручив ему разыскать подходящее место для основания верфи. Остававшийся всю жизнь неграмотным, Меншиков, обладая феноменальной памятью, проявил себя не только бесстрашным и умелым военачальником, но и выдающимся администратором. На реке Свирь у восточного берега Ладожского озера он основал Олонецкую верфь, с которой менее чем через год сошел на воду фрегат «Штандарт» – первенец Балтийского флота. Для местного производства корабельных пушек неутомимый и инициативный фаворит организовал поиск руд, заложил два завода. Царь очень хорошо разбирался в людях, все его ближайшие сотрудники отличались многообразными талантами и достоинствами. Петру достаточно было поговорить с человеком несколько минут, чтобы определить его сущность и приставить к той работе, на которой он способен принести наибольшую пользу общему делу.

Нотебург играл ключевую роль в системе шведской обороны Ингрии и Карелии. Пристрастный к иностранным названиям, царь не стал возвращать крепости прежнее название, переименовал в Шлиссельбург – Ключ-город, открывающий путь к Балтийскому морю.

Добыв ключ, следовало отомкнуть замок – крепость Ниешанц в устье Невы. Последние засовы Балтики оказались, однако, хлипкими: Ниешанц не имел внушительных каменных стен, был укреплен только земляными валами. Штурм крепости едва начался, как шведы сдались. Царь Петр отомкнул ворота моря.

Спустя несколько дней на помощь Ниешанцу прибыла шведская эскадра под командованием вице-адмирала Нуммерса. Ничего не зная о капитуляции крепости, вечером в устье Невы вошли два шведских корабля. Ночью Петр разработал дерзкий план их захвата. В предрассветном тумане от берега отчалили тридцать галер с гвардейцами. Разделившись на две равные группы – под командованием самого царя и Меншикова – они отрезали вражеские суда от моря и бесстрашно, под огнем шведских пушек, бросились на абордаж, продемонстрировав лучшие образцы пиратского искусства. Быстро преодолев зону обстрела, гвардейцы закидали корабли гранатами, с обезьяньей ловкостью взобрались на корабли и устроили жуткую резню. «Поскольку неприятели слишком поздно закричали пардон, солдат унять трудно было, которые едва не всех перекололи». Из семидесяти семи шведских моряков в живых осталось тринадцать. Первой победе на море царь радовался как ребенок. Номинальный адмирал русского флота Федор Головин пожаловал капитану Петру Михайлову и поручику Меншикову ордена Андрея Первозванного, все остальные участники абордажа получили специально отлитые по этому случаю золотые медали.

Ступив на берег Балтийского моря, Петр нисколько не сомневался, что противник в самое ближайшее время предпримет решительные меры, чтобы вернуть под власть шведской короны важнейшую коммуникацию по обеспечению войск в Лифляндии и Ингрии, каковой являлась водная артерия Невы. Крепость Ниешанц была удалена от моря, не имела надежных естественных оборонительных рубежей – «место не гораздо крепко от натуры». Потому на военном совете царь принял решение строить новую крепость Санкт-Петербург непосредственно у выхода в Балтийское море на острове Люст-Эйланд (Веселая земля)[46]. Закладка крепости произошла 16 мая 1703 года, вокруг которой впоследствии вырос одноименный город. Крепость была названа в честь Апостола Петра[47], небесного покровителя государя, ключника у ворот рая по христианской версии. В топоним царь вкладывал символический смысл: Санкт-Петербург (Город Святого Петра) – это ворота Балтики в Европу. Позже Петр придал своему названию более широкий смысл – сам город должен был стать раем на земле – Парадизом. Губернатором Петербурга и всего прилегающего к городу завоеванного края государь назначил Меншикова.

Петр лично набросал план крепости в виде шестиконечной звезды, математические расчеты выполнил французский инженер Ламбер де Герен. Над ее возведением в авральном режиме трудилось двадцать тысяч человек – солдаты, пленные, подневольные работные люди. Крепость построили в рекордные сроки: уже через четыре месяца на ее земляных валах и деревянных бастионах установили сто тридцать пушек, преградивших путь вражеским кораблям в Неву.

Всю летнюю навигацию в море маячили шведские корабли из эскадры Нуммерса. Как только они ушли на зимовку в Выборг, Петр на яхте вышел в Финский залив подобрать место для морского форпоста, чтобы еще надежнее защитить подступы к Неве. Промерив глубины залива в радиусе двадцати миль от устья реки, царь остановил свой выбор на акватории острова Котлин. К северу от него находилась непроходимая для больших кораблей песчаная банка, фарватер пролегал с южной стороны острова, за ним до материкового берега также простирались мели. На них Петр повелел возвести рукотворный остров под мощную, простреливающую фарватер, артиллерийскую батарею. Выдвинутый в залив форпост вырос на воде к весне следующего года, получил название Кроншлот (Коронный замок) – предшественник Кронштадта. Установили пушки и на самом острове Котлин. Царь настолько удачно выбрал место, что за всю бурную военную российскую историю простреливаемым с двух сторон фарватером к Петербургу не прорвался ни один вражеский корабль.

Как и следовало ожидать, шведы не смирились с потерей контроля над Невой. Из Выборга, чтобы сбросить русских в море, двинулся четырехтысячный корпус под командой генерала Абрахама Крониорта. Навстречу ему выступили шесть русских полков во главе с самим Петром. Бой произошел на реке Сестра. Царь оттеснил Кронихорта в открытое поле, где смог воспользоваться своими превосходящими силами в полной мере. Шведы побежали. Преследуя противника, драгуны порубили тысячу человек, но «подлинно знать невозможно, потому что многие с тяжелыми ранами, разбежався по лесам, мерли…Солдаты брать живьем никого не хотели». Потери Петра – тридцать два убитых и столько же раненных. С каждым новым сражением русская армия набиралась опыта и мощи, повышала эффективность побед. С Олонецкой верфи прибыли защищать Петербург шесть новеньких фрегатов Балтийского флота.

В Европе быстро распространился слух, что русские основали в устье Невы новый город, и Его Царское Величество Московское обещал капитанам иноземных торговых кораблей щедрые награды, если они окажутся в числе первых трех, кто отдаст якорь в строящемся порту Санкт-Петербурга. Самым расторопным оказался голландский капитан Ян Хиллбрант, доставивший на берега Невы груз вина и соли. Петр в это время находился в Москве, но слово государя исполнил Александр Меншиков. Голландец получил пятьсот дукатов[48], а каждый матрос по тридцать талеров[49].

Полным ходом шли работы по строительству кораблей и на юге. За год Азовский флот пополнился четырьмя линейными кораблями и десятью фрегатами. Работе воронежской верфи царь уделял пристальное внимание и придавал большое значение – возрастающая мощь Азовского флота удерживала Турцию от соблазна нарушить мир в тяжелое для России время. Форсированными темпами увеличившаяся втрое армия и бурно развивающийся флот – «крылья державы российской» – все больше и больше нуждались в металле. Казенные железные заводы не справлялись со все возрастающими потребностями страны, сражающейся за место под солнцем. С 1702 года Петр начал передавать уральские металлургические заводы в собственность «славного кузнеца Никиты Демидова», который имел не только золотые руки, но и обладал немалой энергией, большим умом, талантом выдающегося организатора и предпринимателя. В качестве рабочей силы к заводам Демидова прикреплялись крестьяне целых волостей. Царь не ошибся в своем протеже: бывший кузнец в разы повысил производительность отданных ему предприятий, продавал государству продукцию высочайшего качества в два раза дешевле, чем другие поставщики, расчистил судоходный путь по реке Чусовой, основал на Урале города Невьянск, Златоуст, Нижний Тагил, построил дороги, сплавные суда, пристани, склады… К концу царствования Петра Демидов давал две трети всего производящегося металла в России, стал единственным поставщиком железа, якорей и пушек для русского флота, экспортировал железо за рубеж.

В сложное для страны время интересы и заботы деятельного царя не ограничивались делами военными, промышленными, торговыми… Одной из приоритетных областей преобразований Петр считал просвещение. С января 1703 года в Москве начала выходить первая печатная русская газета – «Ведомости». Ее первым редактором и ведущим журналистом стал сам царь. Помимо информационных материалов о ходе Северной войны, развитии экономики, культурных событиях, газета публиковала новости о научных и технических достижениях в странах Европы, разнообразные сведения географического и просветительского характера – «Мадрид – столица Испании, находится в Европе», «Версаль – резиденция короля Франции в окрестностях Парижа», «Лорд – английский боярин», «Янычар – злющий гвардеец турецкого султана»…

В то время, когда Петр неустанно трудился в тылу и одерживал победы на полях сражений, судьба приготовила ему весьма неприятный сюрприз там, где он ожидал его меньше всего.

Отношения царя с Анной Монс продолжались десять лет. Несмотря на свои беспорядочные и многочисленные связи с женщинами, сердцем темпераментный Петр продолжал любить только Анну и даже подумывал жениться на ней. Для своей фаворитки царь выстроил в Немецкой слободе двухэтажный каменный дом, назначил ежегодный пансион в семьсот рублей, подарил украшенный алмазами свой портрет и вотчину на триста дворов. Последний год он жил с нею под одной крышей, открыто появлялся на официальных приемах и торжествах.

Гром грянул осенью 1703 года, когда в Неве обнаружили труп саксонского посланника Фридриха фон Кенигсена, утонувшего в результате несчастного случая полгода назад у Шлиссельбурга. Найденные на теле личные вещи и подмоченные бумаги покойного доставили царю. Среди них оказались любовные письма Анны к посланнику, медальон с ее портретом, локоном волос и надписью «Любовь и преданность», который Кенигсен носил на груди. Письма, не оставляющие никаких сомнений в самой близкой связи фаворитки и Кенигсена, датированные 1698 годом, потрясли Петра. Пока царь разъезжал по заграницам в составе Великого посольства, его любимая женщина увлеклась послом Августа Сильного. Петр приказал подвергнуть свою любовницу домашнему аресту, лишить всех привилегий и провести тщательное дознание.

Анна Монс никогда не любила царя. Петр был из тех мужчин, которых патологически тянет к привлекательным легкомысленным женщинам, по своей сути не способных плениться лучшими мужскими качествами, их трепет сердца вызывает не личность потенциального избранника в полном ее объеме, а оболочка – внешний лоск, манеры, внимание, обхождение… Стандартного набора из арсенала галантного и искушенного дамского угодника вполне хватило, чтобы пленить сердце недалекой мещанки. А царь впервые убедился, что его царская власть не беспредельна, абсолютно бессильна перед легкомысленным женским сердцем. Через три года царь приказал прекратить следствие по делу своей бывшей любовницы, освободил ее из-под ареста. Учитывая крутой нрав Петра, Анна Монс отделалась сравнительно легким наказанием. Вероятно, любовь к ней царя была настолько сильной, что заглушила его оскорбленное чувство мужского достоинства, не позволила поддаться искушению сурово покарать неверную подругу. Впоследствии она вышла замуж за прусского посла, быстро овдовела и скоропостижно скончалась от туберкулеза в 1714 году. После болезненного разрыва с Анной Монс интрижка Петра с пленной лифляндкой начала приобретать для него все более особое значение. Екатерине удалось не только привязать к себе царя своими чисто женскими достоинствами, но и стать ему близким другом, опорой в тяжких трудах на благо отечества.

Никакие неудачи и личные драмы не могли надолго лишить царя присутствия духа, настойчивости и энергии в решении поставленных задач. «Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременные». С наступлением весны 1704 года русские войска продолжили очищать Лифляндию от шведов. Шереметев штурмовал Дерпт[50], но осада города затягивалась – фельдмаршал действовал недостаточно грамотно, сосредоточил силы на более мощных южных укреплениях, так как на подступах с северной стороны города, менее защищенной, располагались болота. Вместо того, чтобы возвести на топкой местности насыпи, установить на них пушки и быстро решить проблему, Шереметев целый месяц бомбардировал неприступные стены, впустую израсходовал две тысячи ядер. Раздраженный медлительностью фельдмаршала, под Дерпт прибыл сам Петр. Царь немедленно произвел передислокацию войск и устроил шведам «огненный пир». Через десять дней город капитулировал. В качестве трофеев победителям досталось сто тридцать пушек.

Наскоро отпраздновав очередную викторию, Петр поспешил к осажденной в то же время Нарве. Царь предложил коменданту крепости генералу Рудольфу Горну почетную сдачу на самых выгодных условиях. Тот ответил отказом, язвительно напомнил о позорном поражении русских войск под Нарвой четыре года назад. Горн располагал основанием для оптимизма: укрывшийся за надежными стенами крепости шведский гарнизон насчитывал четыре с половиной тысячи солдат, четыреста тридцать орудий обеспечивали достаточную огневую мощь, чтобы охладить боевой пыл противника. Кроме того, Горн рассчитывал на помощь Шлиппенбаха, корпус которого спешил ему на выручку из Риги. Шведы планировали разгромить Петра под Нарвой так же, как они уже сделали это в 1700 году. Но они не учли, что за это время русская армия стала уже совершенно другой.

Против Шлиппенбаха выступила русская кавалерия под командованием генерала Карла Ренне, вынудившая его отступить и укрыться в Ревеле (Таллине). Похороненные надежды Горна на помощь извне натолкнули Меншикова на военную хитрость. Фаворит предложил царю разыграть под стенами Нарвы бутафорское сражение с мнимым корпусом Шлиппенбаха, тем самым выманив шведский гарнизон из крепости. Петр пришел в восторг от этой идеи[51]. Ночью четыре полка отошли от Нарвы, переоделись в синие шведские мундиры и на следующий день под командованием царя «ударили в тыл» русской армии. Пальба из пушек и ружей холостыми выстрелами создавала полную иллюзию ожесточенного боя, Петр в полной мере использовал свой богатый опыт потешных сражений. Маскарад удался. Чтобы поддержать атаку «Шлиппенбаха» тысяча шведских солдат ринулась из крепости и напоролась на устроенную Меншиковым засаду. Участие в «спектакле» обошлось шведам в триста убитых, десятки попали в плен. Успех устроенного для шведов представления не стал решающим в судьбе Нарвы, но доставил немало радости царю: настал его черед под ее стенами потешаться над врагом.

Ураганный огонь русских пушек не прекращался ни днем, ни ночью на протяжении десяти дней. Когда рухнула стена одного из бастионов, а в другой была пробита брешь, Петр, указывая на бессмысленность дальнейшего сопротивления, во избежание излишнего кровопролития вновь предложил Горну почетную капитуляцию, но и на этот раз шведский генерал не пошел на переговоры. Ранее капитулировавших комендантов Нотебурга и Ниешанца он объявил предателями, арестовал их и содержал в казематах крепости. Генерал Рудольф Горн решил сражаться до последней возможности, преждевременную капитуляцию он расценивал как позорную для шведского солдата.

Военный совет царя вынес решение о штурме Нарвы. Около часа понадобилось русским солдатам, чтобы под плотным огнем неприятеля ворваться в крепость. Взорвав у пролома в стене заложенную мину, при котором много полегло воинов с обеих сторон, шведы продолжали отчаянно биться. Взбешенные упорством врага и собственными потерями, штурмующие устроили жуткую кровавую баню. Горн лично бил в барабан сигнал сдачи крепости, но русские не унимались, в ярости убивали всех подряд, в том числе женщин и детей. Только вмешательство самого Петра спасло гарнизон Нарвы от полного истребления. Царю пришлось заколоть несколько своих солдат, чтобы вразумить остальных и остановить ужасную расправу. Показав окровавленную шпагу несговорчивому коменданту крепости, царь в сердцах сказал: «Смотри, это кровь русская, а не шведская. Вот к чему привело твое упрямство». Придерживаясь обычно рыцарского отношения к побежденным врагам, на этот раз Петр не сдержался и отвесил генералу крепкую оплеуху.

Месяцем ранее комендант петербургской крепости Роман Брюс[52] ураганным артиллерийским огнем отбросил попытавшегося вернуть устье Невы восьмитысячный корпус барона Георга фон Майделя. Потерпев очередную неудачу с суши, шведы дважды безуспешно атаковали Петербург с моря. В 1705 году ему угрожала мощная эскадра в составе двадцати двух вымпелов под командованием адмирала Анкерштейна, который получил приказ Карла XII сравнять Петербург с землей. Умелыми действиями адмирал Крюйс остановил шведские корабли у острова Котлин и пресек высадку десанта. В дополнение к Олонецой верфи в Петербурге государь основал Адмиралтейскую, которая со временем стала основной площадкой для строительства российского флота.

Во время боевых действий под Нарвой к Петру прибыл полномочный посол Речи Посполитой Томаш Дзялинский, чтобы решить насущный для царя польский вопрос. За три года, как Карл вторгся в Польшу, он занял Краков, Варшаву, одержал над Августом Сильным ряд побед, но так и не уничтожил умело уклонявшуюся от генерального сражения саксонскую армию. Под давлением шведских штыков Сейм лишил Августа польской короны, возвел на трон Станислава Лещинского. Несмотря на то, что Речь Посполитая не находилась в состоянии войны со Швецией, Карл вел себя в Польше как завоеватель – накладывал на города контрибуции, грабил население, унижал национальное достоинство поляков. Если в начале Северной войны польская шляхта считала шведов меньшим злом нежели русских, то теперь ситуация кардинально изменилась. Король-солдат оказался не только неважным военным стратегом, но и плохим политиком: он своими руками толкнул Польшу в объятия России, совершил то, чего так долго и безуспешно добивался Петр – вовлечь Речь Посполитую в войну против Швеции, чтобы Карл как можно глубже «увяз в польских болотах», растратил свои силы в то время, когда Россия наращивала их и закреплялась на берегах Балтийского моря. Ради этого царь согласился на все предложенные польским послом условия союза.

Заключенный Петром в августе 1704 года союзный договор с Речью Посполитой предусматривал усиление армии Августа Сильного двенадцатитысячным русским корпусом, ежегодную субсидию в двести тысяч рублей, уступку Польше всех завоеванных городов в Лифляндии. В свою очередь Речь Посполитая навсегда отказывалась от своих притязаний на Киев, обязалась выставить против шведов армию в сорок восемь тысяч штыков.

Чтобы добыть денежные средства на поддержку нового союзника, царь обложил своих подданных дополнительными налогами – на дубовые гробы, бани, погреба, топоры, хомуты, печные трубы, мельницы, пчелиные улья, рыбную ловлю, торговлю, варку пива, с найма извозчиков, с деревянных построек, налог за раскольничий образ мыслей… Бесчисленные новые подати и повинности легли тяжким бременем на простой народ. Недоимки взимались самыми жесткими методами, обрекали крестьян на голод и нищету. Не выдержав поборов по изъятию наличности, многие крестьяне снимались с насиженных мест и целыми деревнями пускались в бега на Дон, за Урал, становились разбойниками. Беглых жестоко преследовали – клеймили каленым железом, секли кнутом, вырывали ноздри, ссылали на каторгу, казнили. Ради высших государственных интересов, призванных обеспечить стране достойное будущее, Петр без малейших колебаний бросал в топку революционно-исторического процесса сотни тысяч подданных. Государь совершенно искренне полагал, что облеченный властью самим Богом, он вправе распоряжаться судьбой собственного народа так, как ему угодно. Народ, обязанный покорно исполнять волю царя в силу божьего промысла, рассматривались им как материал, средство для достижения поставленных задач.

Осенью 1704 года русские войска перешли границу Речи Посполитой. Расположившись на линии Полоцк – Гродно, они получали возможность действовать сразу на двух направлениях: оказывать поддержку союзникам и продолжать войну в Прибалтике.

В Полоцке Петр, интересовавшийся различными религиями, посетил Софийский собор, находящийся под юрисдикцией униатской церкви[53]. Со дня вступления русских войск в город униатские священники проявляли к ним открытую враждебность, призывали единоверцев к нападению на солдат, поносили царя и саксонского курфюрста. Петр, скрывая раздражение, игнорировал провокации фанатиков до тех пор, пока не столкнулся с ними лицом к лицу. Сначала монахи не допустили его к алтарю, как противника их веры. Наливавшийся гневом царь указал на отличающуюся особенно богатым убранством икону, спросил, кто изображен на ней. Один из монахов дерзко ответил: «Это святой Иосафат, принявший мученическую смерть от рук еретиков, твоих единоверцев». Царя прорвало, он приказал свите схватить монахов. Те стали отбиваться, звать на помощь. На крики сбежались вооруженные послушники, завязалась схватка. Несколько приближенных царя получили ранения, четыре монаха погибли. Самого агрессивного униата Петр приказал повесить. Этот случай породил в католическом мире легенду о крайней религиозной нетерпимости, кровожадности и жестокости русского царя.

В июне 1705 года Петр принял решение окружить и уничтожить в Курляндии девятитысячный шведский корпус под командованием генерала Адама Левенгаупта. Шереметев получил приказ, не ввязываясь в большое сражение, отрезать его от Риги, сам же царь намеревался перекрыть шведам путь из Курляндии в Польшу.

Узнав о приближении русских войск, Левенгаупт занял позиции у селения Гемауертгоф. Окрыленный предыдущими победами, Шереметев, не дожидаясь подхода артиллерии и пехоты, решил атаковать противника силами одних драгун, как это он уже сделал однажды и одержал победу при Эрестфере. Но сражение сражению – рознь, любая мелочь может повлиять на его исход. План фельдмаршала предусматривал военную хитрость: ударить одним полком по правому флангу противника, потом сымитировать отступление, выманить шведов с укрепленных позиций и разбить основными силами кавалерии, спрятанной в лесу. Аналогичный план применил и Левенгаупт. Обнаружив «отход» неприятеля, один из полковников Шереметева без ведома командующего бросил свой полк в атаку, его примеру стихийно последовали остальные полки. Стремительным натиском русские драгуны смяли первую линию шведской обороны, но вместо того, чтобы развивать успех, они принялись грабить неприятельский обоз. Шведы получили передышку, перестроили свои порядки и перешли в ожесточенное контрнаступление, погнали драгун на подошедшую к полю боя пехоту. С наступлением темноты сражение прекратилось. Обе стороны понесли большие потери. Шереметев отступил, Левенгаупт не стал его преследовать, отошел к Риге. Сражение под Гемауертгофом показало, что русская армия еще далека от совершенства, проявляя завидную храбрость на поле брани, она нуждалась в укреплении дисциплины. Шереметев остро переживал свое первое проигранное сражение. Весьма недовольный действиями фельдмаршала еще с осады Дерпта, царь нашел в себе силы подавить гнев, удержаться от упреков, поддержать в трудную минуту верного соратника: «Не извольте о бывшем несчастии печальным быть, всегдашняя удача много людей ввела в пагубу, но забывать и паче людей ободрять». Промах Шереметева Петр компенсировал взятием Митавы[54]. За три года войны русская армия добыла в шведских крепостях богатейшие военные трофеи – более тысячи пушек.

Не успел царь насладиться очередной победой, как пришло известие о восстании сосланных в Астрахань стрельцов, которые возмутили горожан и готовились идти на Москву. Не на шутку встревоженный Петр немедленно распорядился тайно вывезти из столицы казну и закопать ее в укромном месте. На подавление мятежа отправились регулярные войска под командованием Шереметева.

Очередной стрелецкий бунт спровоцировали астраханские власти во главе с воеводой Тимофеем Ржевским. Под грузом налогов и повинностей стонала вся страна, но в Астрахани, помноженные на полный произвол местных властей, они делали жизнь особенно невыносимой. Жалованье стрельцов, выдаваемое хлебом и уменьшенное почти вдвое, сводилось на нет спекуляцией зерном, в которой принимал участие сам воевода. Ради личной корысти власти незаконно вводили дополнительные местные налоги, использовали служивых людей для собственных нужд, словно крепостных крестьян. Не отставали от воеводы офицеры и стрелецкие полковники. Поскольку город жил торговлей и рыбным промыслом, новые пошлины ударили по интересам посадского населения: налоговые сборы нередко превышали стоимость проданных товаров, добыча рыбы на Каспии не приносила доходов, потеряла всякий смысл. Страсти накалялись рвением властей в исполнении царских указов о брадобритии и ношении иноземного платья. Специальные наряды ловили на улицах города бородачей, насильно отрезали у них бороды, кромсали длиннополую одежду под иноземные стандарты. Роль катализатора восстания сыграл слух, что «подмененный царь-иноземец» хочет выдать всех девок замуж за иностранцев. Чтобы избежать подобной участи, горожане ежедневно справляли до сотни свадеб в день. В хмельном угаре толковали, что настоящий государь умер, бояре изменили вере христианской, переметнулись к Антихристу и потому изгаляются над народом православным, пьют его кровь окаянные… Перепившиеся обозленные стрельцы ударили в набат, к ним примкнула взбудораженная городская беднота. Доведенные до отчаяния люди истребили городское начальство, стрелецких командиров, иностранцев – три сотни человек. Долго искали ненавистного воеводу Ржевского, нашли в курятнике, приволокли на площадь и казнили. Чтобы расширить регион восстания, астраханцы послали своих представителей к донским казакам и в Царицын[55].

Петр понимал, насколько опасна внутренняя смута во время войны с внешними врагами. Чтобы потушить разгоравшийся пожар мятежа, на этот раз он обуздал эмоции, проявил мягкость и гибкость по отношению к мятежникам – в специальной грамоте обещал им полное прощение, если они раскаются и сложат оружие. Однако, восставшие не смогли договориться между собой, как реагировать на мирные предложения царя, а проблему следовало решать быстро, пока мятеж не охватил весь юг страны. Хотя ни Царицын, ни Дон не поддержали мятежников, ситуация могла измениться в любой момент. Не мешкая, без особого труда Шереметев взял Астрахань штурмом. Наиболее активные бунтовщики были казнены – более трехсот человек, полтораста сослали в Сибирь, четыре тысячи «поверстали в службу», распределив по полкам на западных границах. Под впечатлением мятежа Петр велел временно прекратить взимание недоимок и отменить часть налогов во взрывоопасных уездах. Отдельный царский указ приостанавливал запрещение носить русское платье и бороду. С возрастом Петр научился руководствоваться больше здравым смыслом, нежели безудержными эмоциями вопреки объективным обстоятельствам.

Война со Швецией шла уже пять лет, конца ей было не видно, а исход оставался непредсказуем. Успехи в Прибалтике радовали, но царь трезво отдавал себе отчет в том, что в сущности его победы превосходящими силами над гарнизонами крепостей и отдельными корпусами противника мало что значат, пока не уничтожена находящаяся в Польше основная шведская армия под командованием самого Карла. А ресурсы страны находились на грани истощения, народ в своей основной массе не понимал и не разделял ни целей войны, ни смысла внутренних преобразований, покорялся воле государя, но как долго он будет терпеть тяготы и лишения ради недоступных ему высших истин? Призрак явившегося в Астрахани масштабного народного бунта беспокоил Петра. Риск столкнуться на поле брани непосредственно с Карлом мог кончиться полной катастрофой – царь в один миг мог потерять все то, что доставалось годами тяжким трудом и немалыми жертвами всей страны. Изнуренный бешеным темпом жизни, грузом неотложных забот, чередой стрессов, колоссальным напряжением душевных и физических сил Петр подорвал свое здоровье, часто болел, опасался надолго утратить управление страной в самый критический для нее момент. В отличие от шведского короля русский царь не вел войну ради войны, подвигов и славы. Петр достиг своей цели – получил выход в Балтийское море – и готов был заключить мир со Швецией, вернуть ей все захваченные территории, кроме Петербурга, взамен которого отдать Псков или заплатить контрибуцию. Стремясь закончить войну, царь не раз предлагал Карлу начать переговоры на этих условиях, но тот и слышать не хотел о мире до тех пор, пока не разгромит русскую армию и не лишит Петра престола. Король не желал вкладывать шпагу в ножны до тех пор, пока не сведет все соседние страны до положения покорных вассалов шведской короны.

Царю ничего не оставалось, как продолжать затянувшуюся разорительную войну на пределе сил и возможностей. Осенью 1705 года отборные русские войска расположились на зимние квартиры в Гродно, куда на встречу с Петром прибыл Август Сильный. Вероятно, союзники обсуждали план военной компании на следующий год, театром боевых действий которого должна была стать Польша. Зима наступила ранняя и очень холодная. Полагая, что до весны расположенные под Варшавой шведские войска не двинутся с места, царь отбыл в Москву, вручив номинальное командование армией Августу. Реальная власть в Гродно находилась в руках вступившего на русскую службу австрийского фельдмаршала Георга Огильви[56]. Кавалерией командовал Меншиков, произведенный государем за боевые заслуги из поручиков сразу в генералы. Для фаворита царь выхлопотал у австрийского императора два титула – графа и светлейшего князя Священной Римской империи.

Когда позволяла ситуация, Петр, воспитывая в своих генералах инициативу и ответственность, предоставлял им тактическую свободу действий. Сам же брал на себя менее заметную техническую сторону войны – формировал и обучал новые полки, запасал продовольствие, запускал заводы, строил флот, укреплял города, разрабатывал как стратегию войны, так и тактические детальные планы локальных боевых действий, вел сложную дипломатическую игру с Турцией, Австрией, Англией, Францией, Голландией, Пруссией… Контролируя выполнение приказов, царь постоянно находился в движении, скакал из одного конца страны в другой, поощрял, наказывал, ободрял, торопил, грозил, исправлял просчеты, наставлял, миловал, казнил… Оставаясь за кулисами войны, Петр был в курсе всех важных дел, довольствуясь скромным военным чином, ни на минуту не выпускал из рук нити верховного командования войсками и управления поднятой на дыбы страны.

Карл спокойно реагировал на поражение своих войск в Лифляндии и Ингрии, считал, что легко вернет утраченные территории, когда поставит на колени Августа. «Пусть Петр захватывает крепости и основывает города, он все равно не в состоянии утащить их с собой в Московию. Они снова станут шведскими, когда придет время». Самоуверенный шведский король отличался крайней скрытностью, он вообще мало говорил и не любил болтунов. Порою даже его генералы ничего не знали о планах своего повелителя до последнего момента. Одной из причин многочисленных побед Карла была полная тайна готовящихся им походов и внезапный удар там, где враг ожидает его меньше всего.

Верный своей обкатанной тактике, шведский король в канун нового года отдал приказ о выступлении двадцатитысячной армии, во главе которой совершил в лютый мороз бросок от Варшавы до Гродно, стремительно покрыв за две недели триста шестьдесят верст. Прямо с марша, расположив войска под открытым небом, подавая пример выносливости, Карл провел всю студеную ночь в седле, рекогносцируя позиции русской армии. Не обнаружив в них уязвимые места, король отказался от своих излюбленных тактических приемов – атаки и штурма, принял необычное для себя решение блокировать город, уморить противника голодом и вынудить к сдаче.

Появление шведской армии под стенами Гродно оказалось для русской армии полной неожиданностью. Петр немедленно покинул Москву и выехал в Смоленск. Август, взяв с собой четыре полка драгун, успел выскользнуть из города до его полного окружения, чтобы привести на помощь русской армии польско-саксонские войска. Имея в Гродно двойное превосходство сил, Петр даже мысли не допускал дать шведам генеральное сражение, которое могло решить исход войны. Со времен разгрома под Нарвой царь избавился от всех своих иллюзий, смотрел на вещи настолько трезво, что в полной мере отдавал должное полководческому дарованию Карла XII и возможностям его превосходной армии, способной сокрушить многократно превосходящие силы противника. Риск был слишком велик, чтобы Петр мог решиться на сражение, слишком многое поставлено на карту, чтобы довериться изменчивой военной фортуне, проиграть ставку и похоронить судьбу страны, потерять трон, свободу, возможно, саму жизнь. Всю энергию, помыслы и заботы царь направил на спасение армии.

Положение осложнялось тем, что Петр находился вне армии и не мог принимать оперативные решения. Курьеры с письмами задерживались в пути или пропадали бесследно, чтобы проскользнуть сквозь шведские посты им приходилось переодеваться в платье местных крестьян. Приказ царя немедленно оставить Гродно запоздал – шведские войска уже взяли город в клещи. Огильви настоятельно советовал царю не отводить армию, дождаться подхода саксонских войск и совместно с ними деблокировать Гродно, разглагольствовал о потере воинской чести и утрате стратегических позиций в случае вывода войск за пределы Речи Посполитой. Амбициозный австрийский фельдмаршал, надменный и самонадеянный, был весьма невысокого мнения о русских генералах, относился к ним пренебрежительно, непоколебимо верил в непогрешимость собственных решений. На этой почве отношения между Огильви и Меншиковым не сложились, в критический момент достигли крайнего накала, негативно отражались и на без того сложном положении армии.

Ситуация стала и вовсе драматичной, когда испарилась надежда на помощь Августа Сильного: спешившую к Гродно двадцатитысячную саксонскую армию наголову разбил при Фрауштадте[57]девятитысячный шведский корпус под командованием генерала Карла Реншильда. Не прошло и часа после начала сражения, как саксонцы обратились в бегство, не дрогнули только русские драгунские полки, взятые курфюрстом с собой из Гродно. Четыре часа они сдерживали натиск шведской лавины. Пленных русских солдат шведы связывали, укладывали штабелями и протыкали штыками. Вероятно, это была месть за резню в Нарве, но в отличие от русского царя шведский генерал не остановил расправу над безоружными людьми. Последние отголоски рыцарских времен канули в прошлое, война принимала все более ожесточенный характер.

Петр клокотал от гнева: бежав с поля брани, саксонцы обрекли на гибель четыре тысячи русских драгун, потраченные на союзников огромные суммы денег превратились в пыль, голодающая армия в Гродно оказалась на краю гибели. «Бог весть, какую нам печаль сия ведомость принесла и только дачею денег беду себе купили», – горько иронизировал царь в собственный адрес. Огильви, продолжавшему упорствовать в своем нежелании отступать, он пригрозил обвинением в измене, потерял к нему всякое доверие и фактически передал главное командование Меншикову, наказав всем генералам повиноваться светлейшему князю «так, как мне самому».

Петр детально разработал операцию спасения армии: «поставить такой крепкий караул, чтоб из жителей (Гродно) никто не токмо выйти, выполсть не мог»; в строжайшей тайне оставить город сразу после вскрытия Немана по заранее сооруженному мосту, что даст фору русским войскам, так как ледоход помешает шведам быстро навести свою переправу; выступать следовало вечером, «чтоб ночи осталось больше времени» для перехода, двигаться удаленными друг от друга колоннами «для избежания неприятельского нападения всею силою»; избавиться от всего обременительного на марше, тяжелые пушки утопить в Немане; войскам держать направление не на юго-восток к своим границам, где их ждал Карл, а на юго-запад.

План царя блестяще удался. Прежде, чем броситься в погоню за русской армией, Карл потерял десять дней на строительство моста. Началось половодье, шведская армия безнадежно застряла в болотах, в конце концов выбилась из сил и королю пришлось отказаться от преследования. В середине мая 1706 года Меншиков привел войска в Киев. Фельдмаршал Огильви был уволен с русской службы. Петр так радовался благополучному исходу из шведской мышеловки, словно одержал крупную победу. В некотором роде так оно и было.

На случай вторжения Карла в Россию царь принялся укреплять Киев, Смоленск, возводить оборонительную линию на западной границе. Но, опасаясь нападения с тыла, где Август вновь собрал саксонские войска, шведский король не решился на столкновение с Петром, ушел обратно в Польшу. В помощь союзнику царь отправил кавалерийский корпус под командованием Меншикова, а сам отправился в Петербург, который, несмотря на суровый климат и наводнения, царь полюбил всей душой, задумал превратить его в новую столицу. Вокруг Петропавловской крепости и Адмиралтейской верфи уже выросло несколько десятков домов, рынки, лавки, трактиры, бани. Между Невой и притоком Волги Тверцой строился Вышневолоцкой канал – водный путь в центральную Россию.

Война не позволяла царю всецело заняться воплощением своей мечты о чудесном балтийском городе. Пока следовало ликвидировать шведскую крепость Выборг, угрожавшую Парадизу. В октябре 1706 года Петр двинул к ней двадцать тысяч солдат. Оказалось, что это настоящий средневековый замок, располагавшийся на острове в Финском заливе. Овладеть им без содействия флота невозможно. Петр совершил промах, выступив в поход без достаточной информации о крепости, досадовал на коменданта Петербурга Романа Брюса и его офицеров, «которые в соседях живут без отлучки, а того не ведали». Приближалась зима, навигация заканчивалась, готовить корабли к походу не имело смысла. Ошибки и просчеты совершают все, но только глупые наступают на грабли дважды. Опасаясь готового придти на помощь Выборгу расположенного в Риге корпуса Левенгаупта и повтора памятного сценария разгрома под Нарвой в начале войны, царь отступил от крепости, отложил операцию по ее захвату на ближайшее будущее.

К тому времени Меншиков прошел половину Речи Посполитой, соединился в Люблине с польско-саксонским корпусом, возглавляемым самим курфюрстом. Встреча сопровождалась пальбой, пиршествами и всеобщим весельем. В том момент Август Сильный, потерявший польскую корону, еще не знал, что Карл XII близок к тому, чтобы лишить его и саксонского венца.

В очередной раз шведской король совершил один из своих блистательных маневров: оставив для прикрытия тыла корпус генерала Арвида Мардефельда, он ринулся на запад, игнорируя протесты австрийского императора Иосифа I, вихрем промчался по принадлежащей ему Силезии и ворвался в Саксонию с той стороны, где его никто не ждал. Войска, прикрывавшие вотчину Августа Сильного, ретировались во Франконию[58]. В Лейпциге и Дрездене началась паника. Королевская семья, двор, вельможи искали спасения во владениях императора Священной римской империи, под крылом Иосифа I.

Объединенное союзное войско под общим командованием Меншикова шло по следам Карла XII, преследуя корпус Мардефельда. В пути Август получил донесение из Дрездена о захвате Саксонии шведским королем. Надо полагать, оно повергло его в шок, но курфюрст, хороший актер, сохранил самообладание и ничем не выдал свое состояние. В тайне от Меншикова Август дал знать своим министрам немедленно начать со шведами секретные переговоры, заключить перемирие на условиях равного раздела Польши между ним и Станиславом Лещинским. Карл даже обсуждать не стал это нелепое предложение, а продиктовал ультиматум: Август полностью и безоговорочно отказывается от польской короны в пользу Лещинского, разрывает направленные против Швеции все союзы – в первую очередь с Россией, освобождает пленных, выдает шведам находящиеся в Саксонии русские войска, выплачивает ежемесячную контрибуцию в размере шестьсот двадцать пять тысяч рейхсталеров[59] и обеспечивает шведскую армию всем необходимым на все время ее пребывания на территории курфюршества. В противном случае Карл угрожал лишить Августа саксонской короны и разорить страну. Чтобы сохранить за собой Саксонию, курфюрст принял все условия предъявленной ему капитуляции, выпросив обещание содержать их в тайне, объявить о перемирии до тех пор, пока он не окажется вне досягаемости от Меншикова, который мог арестовать его как предателя и отправить в Москву.

Договор между Швецией и Саксонией был подписан представителями курфюрста и шведского короля в замке Альтранштадт под Лейпцигом 13 октября 1607 года, за несколько дней до того, как Меншиков в погоне за корпусом Мардефельда прошел всю Польшу и настиг его у города Калиш. До светлейшего князя дошли слухи, что «у Саксонии учинено перемирие на десять недель», но он не поверил им – настолько безупречно играл свою роль Август. Курфюрст даже решил напоследок разжиться от преданных им друзей, пока они не узнали о его измене. «Королевское величество скучает о деньгах, со слезами наедине у меня просил, поскольку так обнищал, что есть нечего», – доносил Меншиков Петру. Растроганный светлейший князь дал ушлому саксонцу десять тысяч талеров.

Меншиков решил атаковать Мардефельда. Санкционировав мирный договор, Август поставил себя в сложное положение: участие саксонских войск в предстоящем столкновении со шведами вызовет гнев Карла с непредсказуемыми последствиями, открыто уклониться от сражения – значило вызвать подозрения у светлейшего князя с перспективой возмездия за измену. Волею обстоятельств возник интригующий сюжет, достойный лучших образцов авантюрного романа. Курфюрсту предстояло сыграть в трагикомедии рискованную роль слуги двух господ, всецело положившись на милость судьбы.

Сначала Август пытался отговорить Меншикова от нападения на шведов, ссылался на инструкции Петра избегать «генеральную баталию без случая полезного». На что светлейший князь реагировал словами настоящего солдата: «Совершив такой дальний поход и подойдя к неприятелю на милю расстояния, я решил не возвращаться, не посмотрев на него поближе». Силы противостоящих сторон были примерно равными – Меншиков имел тридцать две тысячи союзных войск, Мардефельд – двадцать восемь, из них двадцать тысяч поляков – сторонников Станислава Лещинского.

Потерпев неудачу, курфюрст отправил в укрепленный лагерь шведов парламентера с предупреждением Мардефельду о скором наступлении Меншикова, сообщил ему, что теперь находится с его королем в наилучших отношениях и советовал вывести свои войска из-под удара. Этим хитроумным маневром Август рассчитывал заслужить признательность Карла, избежать участия саксонских войск в сражении, сохранив при этом полное доверие светлейшего князя.

Толково продуманный план курфюрста спасения собственной шкуры без особого для нее ущерба неожиданно спутал сам шведский генерал: Мардефельд ничего не знал о заключенном мире в Альтранштадте, расценил сообщение Августа как провокацию с целью выманить его из укрепленных позиций и разбить на марше. «Я не нуждаюсь в советах врагов», – ответил он парламентеру.

Ухищрения курфюрста избежать сражения ни к чему не привели. Оно состоялось 18 октября 1607 года. Первыми натиск Меншикова не выдержали польские полки Мардефельда – рассыпались в разные стороны, бросив своих союзников на произвол судьбы. Построившись в каре, стойкие шведы умело отразили все атаки русских драгун, смешали их ряды и перешли в наступление. В решающий момент битвы Меншиков бросился в гущу сражения, спешил драгунов, остановил продвижение неприятельской пехоты и перешел в контрнаступление. Шведские солдаты бились отчаянно, но, оказавшись в меньшинстве после бегства союзников, не смогли противостоять превосходящим силам противника. Через три часа светлейший князь одержал полную победу. На поле боя полегло пять тысяч шведских солдат; около двух тысяч попали в плен, в том числе Мардефельд. Потери Меншикова оказались ничтожными – около ста убитых и порядка трехсот раненых. Битва при Калише стала первым крупным сражением Северной войны, которое выиграли русские войска. Испытав «неописанную радость о победе, какой еще никогда не бывало», Петр закатил в Петербурге пир на три дня и три ночи. Всех офицеров, добывших славную викторию, царь наградил золотыми медалями, солдат трех особо отличившихся полков – серебряными, для фаворита заказал трость, отделанную золотом и драгоценными камнями.

Разгром Мардефельда вновь поставил судьбу Августа на грань катастрофы: Карл XII мог аннулировать мирный договор между Швецией и Саксонией, привести все свои угрозы в исполнение. Но курфюрст обладал поразительным талантом находить спасительное решение в безнадежной ситуации, при которой все средства хороши. На следующий день после сражения он попросил Меншикова передать ему пленных шведов. Светлейший князь отказал – решающую роль на поле битвы сыграли русские драгуны, добыча принадлежит России. Август настаивал, грозился «разорвать» уже похороненный им союз с Петром, умаслил светлейшего князя, пожаловав ему поместья в Польше и Литве, обещал обменять отданных ему шведов на русских солдат, плененных Карлом XII еще под Нарвой шесть лет назад. В конце концов Меншиков уступил, взяв с курфюрста письменное обязательство совершить равноценный обмен пленными. Подобную расписку дал и генерал Мардефельд, поклялся честью офицера вернуться в русский плен, если обмен не состоится.

Разумеется, ни о каком освобождении русских солдат Август всерьез и не помышлял, просто вернул шведских солдат Карлу, чтобы умерить его гнев участием саксонцев в Калишском сражении и сохранить мир со Швецией. Нарушил свое слово и Мардефельд. Когда через полгода Меншиков отправил ему письмо с напоминанием о заключенном между ними «кавалерском пароле», генерал оценил вою свободу выше чести офицера и не стал отвечать светлейшему князю. Если б не было известно, что Меншиков не знал грамоты, то можно было бы подумать, что он подобно Дон Кихоту начитался рыцарских романов.

Только в Варшаве, когда русская армия удалилась подо Львов на зимние квартиры, Август раскрыл карты послу Василию Долгорукому; объяснил мир со Швецией желанием уберечь родину от разорения, просил заверить Петра в своей нерушимой дружбе; вынужденное соглашение с Карлом – для отвода глаз; как только шведы покинут Саксонию, курфюрст обещал собрать войско и снова придти в Польшу отстаивать общие с русским царем интересы. Напуская дипломатический туман, Август играл политическую комедию.

Сепаратный мир между Швецией и Саксонией ошеломил Петра, оказался для него полной неожиданностью. Царь метал в адрес бывшего союзника громы и молнии, обвинял его в том, на что сам готов был пойти куда в менее тяжелой для себя ситуации. Совладав с эмоциями, царь энергично принялся за поиски новых союзников, параллельно зондируя почву на предмет заключения мира со Швецией. Но никто из великих держав Европы не пожелал иметь с ним серьезные дела: несмотря на Калишскую победу, политические акции России оставались на невысоком уровне; поглощенные войной за испанское наследство, страны запада опасались альянсом с Москвой настроить против себя находящегося в зените славы Карла XII, армия которого могла склонить силы противоборствующих сторон в ту или иную сторону и решить исход войны. Сам шведский король думал только о продолжении войны с Россией до полной победы, после которой русское государство подлежало расчленению на княжества во главе со шведскими губернаторами и угодными его величеству воеводами. На предложенный в который раз Петром мир на условиях сохранения за Москвой устья Невы он ответил: «Я скорее пожертвую последним шведом, чем оставлю Петербург в руках царских». Единственное, что удалось царю – удержать в союзе поляков, противников Станислава Лещинского. Хотя боеспособность польских полков была весьма относительная, но ее вполне хватало, чтобы сохранить в Речи Посполитой двоевластие и заставить шведского короля держать в Польше часть своих сил, подпирать штыками трон, на котором сидел его ставленник. Не увенчались успехом и царские поиски нового польского короля – в противовес Лещинскому. Кандидатов было много, но одни слишком боялись Карла, чтобы водрузить на свою голову сомнительную корону, другие не подходили по политическим соображениям – Петр опасался проблемной креатурой настроить против России западные державы, что еще больше ухудшило бы ее и без того тяжелое международное положение. Потому пришлось ограничиться тем, что противники Лещинского объявили отказ Августа Сильного от польской короны незаконным, совершенным по принуждению, под давлением силы.

Петр не сомневался, что, устранив Августа, Карл всей своей мощью обрушится на Россию. В перспективе событий генеральное сражение с противником становилось очевидным. В круто изменившейся ситуации царь выработал и согласовал со своими полководцами новую стратегию войны: на чужой территории неприятелю «баталию не давать, поскольку если б какое несчастье учинилось, то бы трудно иметь ретираду»; «в Польше томить на переправах», наносить урон налетами кавалерии, срывать поставки продовольствия и фуража, ослабить неприятеля беспрерывными маршами и маневрами; «дать сражение при своих границах» в момент верного шанса на победу.

Царь готовился к решительной схватке. На случай возможной осады укреплялись Москва и Киев. В Смоленске и Могилеве накапливались запасы продовольствия. На лесных дорогах устраивались засеки, возводились крепости, палисады, минировались мосты. От Пскова до Киева шириной двести верст от границы создавалась полоса отчуждения – всем местным жителям приказано спрятать съестные припасы, в случае прихода врага уходить и уводить с собой скот в леса, на болота. «Сказать везде, ежели кто повезет неприятелю, что ни есть, хотя за деньги, тот будет повешен, також равно и тот, который ведает, а не скажет».

Армия пополнялась рекрутами, формировались и обучались новые полки. Опыт прошедших сражений подвинул Петра на создание конной артиллерии и мобильной пехоты на повозках. Верный своему стилю управления, царь всегда находился в пути, появлялся там, где того требовали самые важные и неотложные дела. Обладая прекрасной памятью, царь не упускал из вида сотни мелочей, из которых складывалась многогранная и колоссальная работа по подготовке к отражению неприятельской агрессии.

Карл выступил из Саксонии в конце лета 1707 года. Отдохнувшая, окрепшая, пополненная рекрутами и наемниками армия короля была в отличном состоянии. Шведы, как и вся Европа, не сомневались, что покончат с Россией в самое ближайшее время. После захвата Москвы Карл намеревался посадить на русский трон сына знаменитого польского короля Яна Собеского – Якова, присоединить к Швеции северные территории России, Смоленск и Украину передать Станиславу Лещинскому, южные земли обещал туркам и крымским татарам, если они помогут разделаться с Петром. Обширная единая Россия должна была исчезнуть с политической карты как самостоятельное государство, вернуться в прежнее патриархальное состояние и больше никогда не поднимать голову к солнцу, которое светит цивилизованным европейским народам.

Непосредственно перед походом в Россию Карл располагал под своим началом армией в пятьдесят тысяч человек. Еще тридцать тысяч шведских солдат располагались в Лифляндии и Финляндии. Против этих сил Петр смог выставить сто тридцать пять тысяч штыков. Но поскольку он не знал, где именно Карл нанесет удар, оказался вынужденным разделить войска по трем возможным направлениям – киевскому, московскому, петербургскому. Общее командование пехотой царь поручил Шереметеву, кавалерией – Меншикову. Петр понимал, что приближается час истины, который решит вопрос о жизни или смерти страны.

Простояв все лето и осень в Польше, зимой шведская армия устремилась на Литву. Карл повторил свой маневр двухлетней давности и чуть не захватил в Гродно самого царя – Петр покинул город за два часа до подхода неприятельского авангарда. Согласно ранее разработанному плану русские войска начали отступать, применять тактику выжженной земли. Продвижение шведов на восток затрудняла суровая зима и развернувшая против них партизанская война литовских и белорусских крестьян, а весеннее половодье 1708 года вынудило и вовсе прекратить его на два месяца.

Во время возникшей паузы Петр заболел «лихорадкой», вероятно, гриппом, нередко приводившего в то время к летальному исходу. Царь отдавал себе отчет, что его внезапная смерть перечеркнет все реформы, труды и жертвы, отбросит страну во мрак прошлого. Еще больше усилили его тревогу вести о восстании казаков на Дону, где укрылась масса беглых крестьян, дезертиров, преступников.

Издавна донская земля пользовалась привилегиями на самоуправление, внешние сношения, правом не выдавать беглых. Необходимая государству сторожевая служба казаков долгое время вынуждала московских царей мириться с их вольностями. Петр решил положить этому конец: самовольные набеги казаков на Крым или владения Османской империи могли разрушить все его дипломатические конструкции по выстраиванию международных отношений, спровоцировать войну с Турцией. Поводом к восстанию послужили царский запрет казакам добывать соль и категоричное требование выдать всех беглых. Чтобы отстоять вольности, за оружие взялось более тридцати тысяч казаков во главе с Кондратием Булавином. В начале мая 1708 года они захватил Черкасск – столицу Войска Донского. Ради сохранения казацких привилегий Булавин готов был служить турецкому султану, в перспективе добиться независимости донской земли. Петр расценил мятеж донских казаков, как удар в спину русской армии в момент, когда она вступила в решающую схватку с внешним врагом, когда решалась судьба страны. На подавление мятежа царь отправил двадцать тысяч регулярных войск и дворянское ополчение во главе с князем Василием Долгоруким с инструкцией поголовно истребить бунтовщиков самым жестоким образом – «жечь без остатку», людей рубить без разбора, зачинщиков колесовать, четвертовать, сажать на колья.

При первых поражениях от правительственных войск часть казаков изменила Булавину. Надеясь на царскую милость, они составили заговор против атамана, который погиб в перестрелке со своими бывшими товарищами[60]. Восстание пошло на убыль. Через полгода, уничтожив более двадцати тысяч мятежников, князь Долгорукий привел донские степи к повиновению. В целях устрашения вольного края бунтовщиков вешали вдоль дорог и на плотах, спускаемых вниз по Дону и его притокам. Князь настолько усердствовал в лютости, что даже царь, не отличавшийся особым милосердием, посчитал необходимым умерить его жажду крови, которая отчасти объяснялась тем, что казаки в начале восстания расправились с его братом, прибывшим на Дон переписать беглых «людишек».

Одновременно с казачьим бунтом вспыхнула смута в Башкирии, вызванная самоуправством, жестокостью и злоупотреблениями уфимского воеводы полковника Сергеева, а также увеличением выплаты ясака[61] и поставок лошадей для армии. Как и на Дону, движение на Южном Урале носило сепаратистский характер. Башкиры желали перейти под власть турецкого султана или крымского хана, строили планы возрождения Казанского ханства. Восстание охватило значительную территорию, вовлекло до сорока тысяч человек, приняло антирусскую направленность. По рекам Каме, Белой и Самаре башкиры выжгли триста русских селений, население угнали в рабство, не представлявших товарной ценности младенцев и дряхлых стариков посадили на колья, удавили между бревнами разобранных заборов.

Тушить «пожар» на Урале Петр отправил десять тысяч солдат во главе с князем Петром Хованским, наказав ему прежде начать мирные переговоры, а потом уже применять силу, если они потерпят неудачу. При условии выдачи зачинщиков бунта князь обещал башкирам простить всех остальных, рассмотреть жалобы на притеснения местных властей, отменить повышенный налог на пушнину. Часть мятежников сложила оружие. Воеводу Сергеева по приказу царя казнили в Казани. Однако, волнения в Башкирии не улеглись – восставшие не имели единого руководства, действовали подобно разбушевавшейся стихии. Ничего не оставалось, как усмирить ее подобным же варварским методом. Поскольку Хованский не располагал для этого достаточными силами, Петр обратился за помощью к отличавшимся верностью России калмыкам, предоставив им карт-бланш на добычу. Двадцать тысяч вольных сыновей степи с готовностью явились на зов царя и справились с поставленной задачей с немалой выгодой для себя. Чтобы залитые кровью тлеющие угли мятежа не вспыхнули вновь, Петр распорядился понизить размер ясака, особо пострадавшие районы от нашествия калмыков вообще освободил от него, подтвердил право на вотчины перешедшей на сторону царя башкирской родовой знати.

Оправившись от болезни, Петр поспешил присоединиться к армии.

Шведский король возобновил наступление в начале июня 1708, переправился через Березину, нацелился на Могилев. Прикрывая город, русские войска заняли позицию по линии реки Вабич, растянувшись на десять верст. Карл решил нанести удар в самый центр русской армии у села Головчино. Ведомые самим королем, шведы скрытно форсировали реку ночью, под покровом тумана и проливным дождем, по грудь в воде, подняв ружья и порох над головой, в той заболоченной части реки, которая считалась русским командованием непроходимой и потому не была защищена пушками. Лошадь Карла увязла в болоте настолько, что солдаты с трудом вытащили из трясины тонущего короля.

На рассвете шведы атаковали дивизию Репнина. После трехчасового боя «многие полки пришли в конфузию», что повлекло общее отступление русской армии до Днепра. Петр приказал расследовать причины поражения. «Разбор полетов» установил, что Репнин выбрал неудачную позицию для обороны, недостаточно ее подготовил в инженерном плане, не отреагировал на сообщение перебежчика о готовящейся атаке, несмотря на личную отвагу, растерялся как командир, солдаты князя не проявили в бою должной стойкости и дисциплины. Военный суд разжаловал генерала Репнина в солдаты[62], обязал его выплатить в казну стоимость потерянных в сражении пушек.

Суровый приговор князю, любимцу царя, носил воспитательный характер. Ранее при подобных неудачах Петр всегда находил для своих полководцев слова поддержки, но теперь ясно давал им понять, что время учиться на поражениях прошло, каждому из них пора нести личную ответственность за исход сражений – позади Россия. По итогам тщательного анализа «конфузии» на реке Вабич царь составил «Правила сражения», в которых разработал эффективную тактику взаимодействия пехоты и кавалерии, завершив их угрозой суровой кары за невыполнении воинского долга: «Также кто место свое оставит или друг друга выдаст и бесчестный бег учинит, то оной будет лишен живота и чести».

Под Головчином звезда Карла взошла в последний раз. В шведской армии заканчивалось продовольствие, восполнить его в полной мере она не могла. Применяемая русскими войсками тактика выжженной земли увенчалась полным успехом.

Отправив приказ генералу Левенгаупту выступать из Риги с заготовленным большим запасом продовольствия и идти на соединение с основной армией, король занял опустошенный Могилев, где остановился в ожидании провианта. Прошел месяц. Рыскавшие повсюду отряды шведских фуражиров нередко пропадали без вести – истреблялись русской кавалерией. «Голод растет с каждым днем; о хлебе больше уже не имеют понятия, войска кормятся только кашей, вина нет ни в погребах, ни за столом короля». Впервые за всю войну шведская армия не могла прокормиться на чужой территории, несла ощутимые небоевые потери – солдаты теряли силы, начали болеть, появились даже дезертиры – невиданное дело в армии короля.

Левенгаупт задерживался в пути. Карл не располагал сведениями о его передвижении – шведские курьеры нередко попадали в плен. Оставаться в Могилеве в полной неизвестности больше не имело смысла. Король отдал приказ выступать на Смоленск в обход главных сил русской армии – теперь он избегал генерального сражения, которое решил не давать до соединения с корпусом Левенгаупта. В сложившейся ситуации исход войны во многом зависел от умелого маневрирования русской армии, в задачи которой входило не допустить слияние шведских сил, ослабить врага чувствительными ударами в локальных боях, подвести к генеральному сражению в момент его полного истощения и деморализации.

Карлу не удалось обойти русскую армию. Перекрывая ему путь, Петр успел сдвинуть свои войска, расположил их вдоль реки Белая Натопа. Впоследствии царь неоднократно говорил, что учился тактике боя у шведского короля. В ночь на 30 августа 1708 года силами пяти полков под командованием князя Михаила Голицына он атаковал противника в точности так, как это сделал Карл на реке Вабич. Под покровом темноты русские переправились на другой берег Белой Натопы в районе села Доброе, ворвались в передовой лагерь неприятеля и за два часа боя уничтожили три тысячи шведских солдат. Узнав о нападении, Карл ринулся с большими силами на помощь своему авангарду, но к тому времени полки Голицына в полном порядке отошли на исходные рубежи с минимальными потерями.

Шведы продолжали наступать, пересекли русскую границу, вторглись на Смоленщину. Напрасно Карл надеялся, что противник откажется от тактики опустошения земли на собственной территории – ничего не изменилось. Все также горели деревни и стоявшие на корню хлеба, крестьяне разбегались по лесам… В представлении европейцев это был совершенно варварский способ ведения войны, который не укладывался в головах шведов: уничтожая дома и выращенный урожай в преддверии зимы, царь обрекал своих подданных на голод, холод, вероятную гибель…

Отступив, русская армия расположилась на укрепленных позициях за реками Вихра и Городня. При попытке Карла занять опорный пункт у деревни Раевка в завязавшемся бое с русскими драгунами шведский авангард потерял еще тысячу человек. Король нес невосполнимые потери. Его армию методично уничтожали по частям. Голод усиливался, солдаты ели кашу один раз в день. Хлынули затяжные дожди, от которых им негде было укрыться, все больше становилось больных. Впереди шведов ждали опустошенный край и готовые к ожесточенному сопротивлению русские войска. Как опытный полководец, король понимал, что фронтальная атака на укрепленные позиции противника чревата большими потерями. Шведская армия продвинется вперед на несколько десятков верст, где вновь ее вынудят принять бой. И так до самой Москвы. На пути к ней придется брать еще Смоленск, который русские вне всяких сомнений будут упорно защищать. В сложившихся условиях Карл рисковал настолько измотать и ослабить свою оголодавшую армию, что она окажется не в состоянии дать отпор противнику, если он обрушится на нее всеми силами в благоприятный для себя момент.

В это время шведский король, наконец, получил известие от Левенгаупта, который находился на Днепре – в нескольких днях пути от основной армии. Карл быстро принял новый стратегический план: идти маршем на юг, соединиться с корпусом Левенгаупта, прорваться к Брянску, оставив русскую армию в тылу, выйти на Калужскую дорогу и совершить бросок на Москву. Увенчавшись успехом, такой маневр покрыл бы полководческий талант шведского короля немеркнущей славой.

Но Петр зорко следил за своим противником. В значительной мере царю помогли проводники, нанятые шведами из местных крестьян, которые сбегали при первом удобном случае и сообщали русскому командованию ценные сведения о передвижении неприятельской армии. Петр вовремя и грамотно блокировал все южные направления, ведущие в центральные, не разоренные районы, России.

Не в меньшей степени, чем шведского короля, царя интересовал вопрос, где находится корпус Левенгаупта. Его ликвидация поставила бы армию противника в совершенно отчаянное положение. Для выполнения этой задачи Петр сформировал и возглавил корволант[63].

Чтобы ввести в заблуждение русское командование, Левенгаупт через подкупленных агентов из лояльных местных жителей распространил ложную информацию о своем местонахождении. В поисках шведского корпуса Петр метался по ложному следу между Днепром и рекой Сож, пока отряд разведчиков Меншикова не обнаружил Левенгаупта у деревни Лесная. Шведский корпус насчитывал шестнадцать тысяч солдат, а не восемь, как ошибочно предполагалось царем ранее. Корволант – десять тысяч. Петр отправил приказ генералу Родиону Бауэру срочно вести свой кавалерийский корпус к Лесной.

Но сражение началось до подхода подкреплений – царь боялся упустить Левенгаупта, если промедлит с атакой. Битва разгорелась на небольшом поле в одну квадратную версту, что в некоторой степени уравновешивало силы сторон: шведы из-за ограниченного пространства не имели возможности воспользоваться численным преимуществом. Сражение приняло невероятно ожесточенный характер. «Обе стороны вели такой силы огонь, что нельзя было уловить отдельных выстрелов, все сливалось в сплошной грохот». Шведы выдержали десять атак русских, не раз переходили в контрнаступление. С переменным успехом битва продолжалась пять часов, не затихая ни на минуту. В конце концов «солдаты так устали, что более не могли биться, и тогда неприятель у своего обоза, а наши на боевом месте сели и довольное время отдыхали на расстоянии половины пушечного выстрела или ближе. Сей случай дивно было видеть, будто бы неприятели между собою были так кротки…». Отдых на пропитанной кровью земле продолжался около двух часов. На помощь корволанту подошел корпус Бауэра, и Петр вновь бросил полки в «великой бой, где такая была запальчивость, что пехота уже палашами рубилась… неприятеля совсем с поля сбили, пушки и обоз взяли…». С наступлением сумерек неожиданно для конца сентября повалил снег, поднялся ветер, началась метель. «…И потом тотчас ночь наступила, неприятель случай к уходу получил, а наши, где та вьюга застала, тут и ночевали…».

Левенгаупт понес огромные потери, возобновление сражение на следующий день грозило его корпусу полным уничтожением. Ночью, создавая иллюзию бивака, шведы подожгли телеги, а сами поспешно ушли к реке Сож, надеясь быстро переправиться через нее и скрыться от неизбежного преследования русской конницы. Ночь была настолько темной, что «нельзя было разглядеть протянутой руки». Не зная местности, шведы блуждали «по этим страшным и непролазным лесам, вязли в болотах», пятьсот человек отстали от своих боевых товарищей и в последующие дни были истреблены калмыцкой конницей.

На рассвете русские войска в полной боевой готовности заняли позиции, чтобы продолжить битву. Их взору предстало усеянное трупами поле, неприятель исчез. Пересчитали погибших – своих и чужих. Петр «получил совершенную викторию». Шведов полегло восемь тысяч, одна тысяча попала в плен. Левенгаупт потерял всю артиллерию, казну и обоз, состоявший из трех тысяч телег с продовольствием. Потери царя – тысяча сто убитых и около трех тысяч раненых. Петр велел похоронить всех павших. Особую заботу государь проявил по отношению к раненым, которые «ангельское, а не человеческое дело делали», лично проводил их до Смоленска, велел печь для них свежий хлеб, давать вино и пиво, распределил на лечение по монастырям.

Крупная победа под Лесной существенно подняла дух русских войск, показала, что они научились бить шведов в равном бою. Петр полагал, что оставшись без продовольствия и потеряв почти десять тысяч солдат, Карл будет вынужден пойти на мирные переговоры.

О разгроме Левенгаупта Карл узнал от солдата, который первым добрался до ставки короля через три дня после сражения. Карл счел его рассказ бредом сумасшедшего, потерявшего разум от страха. Даже в самом кошмарном сне король не мог представить, что его свежие отборные войска при полном вооружении и довольствии, могли потерпеть поражение от русских в открытом бою, при равенстве сил. Но когда объявился сам Левенгаупт с остатками корпуса, без обоза, страшный сон стал явью. Не успел Карл придти в себя от одного потрясения, как пришли плохие новости от генерала Георга Любекера, командующего корпусом в Финляндии. Он не смог противостоять войскам Федора Апраксина и взять Петербург, потеряв при этом три тысячи солдат.

Однако, ни о каком мире король не помышлял. В его колоде оставался козырь, о котором Петр даже не догадывался. Гетман Украины Иван Степанович Мазепа, верой и правдой служивший московскому царю двадцать лет, в самый ответственный момент изменил ему в пользу шведов, пообещав Карлу продовольствие, зимние квартиры, казачье войско и содействие в переговорах о военном союзе с крымским ханом.

Хрестоматийное воссоединение Украины и России в 1654 году на деле представляло собой временный союз между сюзереном и вассалом, который украинские гетманы регулярно нарушали в силу изменчивых политических интересов, направленных на обретение независимости. Оказавшись волею исторической судьбы между противоборствующими крупными державами – Речью Посполитой, Османской империей и Россией – Украина поочередно бросалась в объятия каждой из них против той страны, от которой возрастала угроза ее полного поглощения. Общие корни и вектор православной веры неуклонно толкал Украину в сторону России. Однако, деспотический характер правления московских царей, введенные Петром тяжелые повинности и неизбежное установление крепостнических порядков в обозримом будущем, противоречили традиционному демократическому устройству страны, основанному на казачьих вольностях. В разрез с интересами украинского народа шел и договор царя с поляками передать Правобережную Украину Речи Посполитой после окончания победоносной войны со шведами – одно из условий, на которое пришлось согласиться Петру, чтобы не потерять последних союзников. Полное воссоединение Украины с Россией растянулось на сто двадцать лет и произошло только при Екатерине Великой, ликвидировавшей Запорожскую Сечь.

Иван Мазепа получил блестящее европейское образование, владел восемью языками, имел прекрасную библиотеку, много читал, отдавая предпочтение политическим трактатам, вершиной которых считал книгу «Государь» Никколо Макиавелли. В молодости он обучился хорошим манерам при дворе польского короля.

Мазепа был умным, опытным и ловким политиком в духе Жозефа Фуше. Обладая хорошо развитым чутьем и не обремененный излишней нравственностью, он вовремя предавал своих бывших хозяев на излете их политической карьеры и переходил на сторону нового более сильного перспективного сюзерена. Обязанный Петру гетманской булавой, он пользовался его полным доверием, за доблестные заслуги был пожалован орденом Андрея Первозванного. Но втянутый царем в войну со Швецией, гетман держал нос по ветру, опасался разделить судьбу лишенного польской короны Августа. Уже несколько лет он прощупывал почву на предмет смены хозяина, если звезда Петра закатится за горизонт. Царю поступала информация о сношениях Мазепы со Станиславом Лещинским и Карлом XII. Многолетняя борьба за выживание слабого в окружении сильных закалила ум гетмана иезуитский хитростью. Он настолько ловко парировал все обвинения, что Петр расценивал доносы как клевету недоброжелателей Мазепы, следствие постоянных раздоров среди казачьей элиты и отправлял доносчиков самому гетману на расправу. Мазепа очень хорошо усвоил циничные уроки своего кумира Макиавелли и умело ими пользовался.

Решение сохранить верность царю или переметнуться к шведскому королю Мазепа мудро отложил на тот момент, когда исход войны не будет вызывать никаких сомнений. Но сражение у Лесной спутало все его карты: Карл остался без продовольствия и двинул голодную армию в истекающую молоком и медом Украину. Петр велел гетману срочно явиться к нему на военный совет обсудить совместные действия против шведских войск. Ослушаться царя и не вызвать у него подозрений – невозможно. Час выбора грянул раньше срока: предугадать победителя на данном этапе затянувшейся войны – суперигра, ставкой в которой была не только гетманская булава, но возможно и сама жизнь гетмана. Пытаясь выиграть время, Мазепа прикинулся тяжело больным, долго колебался, чью сторону поддержать. Однако, излишнее промедление в сложившейся ситуации так же опасно, как и сделать неверный ход в сложной политической игре. Вероятно, решив, что русская армия, несмотря на некоторые успехи, все же отступает и не решается на большое сражение, он счел ее более слабой. Послав гонца с письмом к Карлу, в котором выражал радость по случаю приближения шведской армии и давал обещание подготовить переправы на реке Десна, Мазепа не спешил открыто переходить на сторону шведского короля, сохранял пространство для маневра до тех пор пока не узнал, что Меншиков во главе кавалерийского корпуса намерен проведать «больного». Осведомитель гетмана слышал брошенную офицером из окружения светлейшего князя фразу: «Помилуй, господи, этих людей. Завтра они будут в кандалах». Она не имела никакого отношения к гетману – сработал метод глухого телефона. Когда эти слова дошли до Мазепы, он моментально выздоровел. Взяв с собой оказавшихся под рукой несколько тысяч казаков, гетман «порвался как вихор» в объятия шведского короля.

Измена Мазепы потрясла Петра – настолько она оказалась для него невероятной. Очень немногим людям удавалось обманывать проницательного царя. Сомневаться в коварном предательстве гетмана Украины не приходилось: о нем Петру сообщил Меншиков, которому царь верил, как самому себе.

Сложилась чрезвычайно опасная ситуация: если украинский народ пойдет за Мазепой, Карл для продолжения войны получит все, в чем так остро нуждался – базу вблизи российских границ, значительные продовольственные, финансовые и военные ресурсы. Чтобы удержать Украину на российской политической орбите, Петр оперативно и грамотно принял ряд мер, проявил в критический для него момент непреклонную волю, целеустремленность и собранность.

В первую очередь царь поручил Меншикову немедля захватить Батурин – резиденцию Мазепы, в которой тот сосредоточил большие запасы провианта, оружия, военного снаряжения. Переправившись через Десну, шведская армия тоже двигалась по направлению к гетманской столице. Время шло не на дни, а на часы. Но Петр знал, на кого возложить очень ответственную и рискованную операцию. Как никто другой светлейший князь отличался непоколебимой решимостью и стремительностью в исполнении царской воли.

На ультиматум Меншикова о сдаче Батурина укрывшиеся в крепости сподвижники гетмана ответили отказом, тянули время в переговорах, надеялись под защитой семидесяти пушек дождаться подхода шведов. Светлейший князь разгадал эту нехитрую уловку, не мешкая, пошел на штурм. Овладев городом за два часа, истребил гарнизон, разорил его, предал огню и вовремя ретировался, оставив шведам дымящееся пепелище. Эта акция произвела сильное впечатление на всю Украину – Петр дал понять, что жестоко покарает всех, кто последует за изменником. Одновременно с крутыми мерами царь обнародовал указ, в которых отменил якобы самовольно введенные Мазепой налоги и повинности, объявил, что гетман увел казаков к шведам обманом, обещал им прощение и заверял в своей милости, если они в течение месяца возвратятся от неприятеля. Половина казаков воспользовалась царской амнистией. Петр распорядился размножить и широко распространить перехваченное письмо Мазепы к Станиславу Лещинскому, в котором гетман именовал себя подданным польского короля. Если украинцы не испытывали особой симпатии к русским, то поляков, не раз заливавших Украину кровью, они ненавидели. Петр объявил, что гетман намеревался отдать отчизну «в польское несносное ярмо», «церкви Божии и монастыри передать униатам», обвинил его в предательстве православной веры[64]. Со всех амвонов церквей духовенство предало гетмана анафеме. В Глухове на глазах собравшейся толпы казнили через повешение взятых в плен ближайших сподвижников Мазепы и чучело гетмана. На следующий день лояльные царю представители казацкой старшины[65]по его рекомендации выбрали нового гетмана – Ивана Ильича Скоропадского.

Чтобы местному населению «обид не чинили», Петр ввел в армии смертную казнь для мародеров, призвал украинский народ «с войском русским стать против общего неприятеля». Стимулируя процесс, царь установил для крестьян расценки на пленных шведов: за захват генерала – две тысячи рублей, полковника – тысяча, иных офицеров согласно чину, за рядового – пять рублей, убитого солдата – три рубля[66].

Мазепа, рассылая «прелестные» письма, вел контрпропаганду, но особого успеха она не имела – гетман не пользовался большой популярностью среди простых людей. Они «уши затыкали и не внимали».

Шведы вели себя на Украине как завоеватели: установили тяжелые поборы, грабили население, применяли телесные наказания, при активном сопротивлении вырезали целые деревни и города; оскорбляя религиозные чувства православных, ставили лошадей в храмах. Многие украинцы взялись за оружие, объединялиь в партизанские отряды, служили русским проводниками, ловили шведских шпионов, собирали сведения о неприятеле. «Мы неожиданно очутились в необходимости драться как с противником, так и с жителями того края, куда вошли», – сообщал камергер Карла XII. На сторону низложенного гетмана перешли только десять тысяч казаков, в основном запорожцев. Весной следующего года Петр жестоко покарал Запорожскую Сечь.

Через два месяца Мазепа пребывал «в великой скорби», вероятно, с ужасом осознал, что переоценил мощь шведской армии и собственные возможности, просчитался в оценке настроений собственного народа, недооценил энергию, решимость и таланты Петра. Пытаясь вновь перейти на сторону царя, бывший гетман через посредников начал с ним переговоры, предлагал авантюрный план захвата в плен Карла XII и его генералов. Поклонник Макиавелли плел новую интригу с целью обеспечить свою безопасность на случай разгрома шведов. Петр не мог доверять изменнику в полной мере, но, следуя правилу извлекать пользу при любых обстоятельствах, пошел на контакт с ним – компрометирующая Мазепу переписка могла оказаться действенным оружием. Однако, хитрый лис был достаточно опытен, чтобы оставлять подобные следы. Связь с ним прервалась.

В преддверии холодов шведская армия дислоцировалась севернее Полтавы между притоками Днепра Псел и Сула – здесь находились склады провианта, приготовленные Мазепой. Ограничивая продовольственную базу противника, Петр блокировал его войска с трех сторон. Зима 1708–1709 гг. выдалась на Украине необычайно суровая, какая еще никогда не случалась. Мороз раскалывал землю и деревья, «птицы на воздухе мерли», «степи пронзительно продувал яростный и леденящий скифский ветер». Несколько холодных зим подряд ознаменовали начало «малого ледникового периода», который продолжался до конца XVIII века.

В сложных зимних условиях обе армии решали малой войной тактические задачи, причем шведы, недостаточно экипированные теплой одеждой, несли бльшие потери. Даже при небольших переходах в пути замерзало насмерть по несколько сот человек. Наиболее значительным событием малой войны стал штурм шведов крепости Веприк, обороняемой двухтысячным русским гарнизоном. Осажденные облили водой земляной вал, превратив его в труднопреодолимую глыбу льда, успешно отразили три атаки, положив убитыми более тысячи солдат неприятеля. Когда вышел весь запас пороха, комендант крепости согласился на предложенную Карлом капитуляцию. Узнав об этом, Петр распространил по войскам жесткий указ удерживать крепости до последнего солдата, отныне сдача укреплений врагу влекла за собой смертную казнь.

В конце концов, адский холод и понесенные потери остудили военный пыл шведского короля до самой весны, что дало возможность царю заняться государственные делами – запуском губернской реформы. Поделив страну на губернии, Петр передал всю полноту власти на местах губернаторам – административную, судебную, финансовую, военную. Петр выстраивал вертикаль власти, которая усиливала контроль над обширными территориями, повышала эффективность сбора налогов и мобилизацию подданных к исполнению повинностей, позволяла оперативно реагировать на бунты и мятежи. На должности губернаторов царь назначил самых близких ему и надежные людей – Александра Меншикова, Федора Апраксина, Тихона Стрешнева…

Дела государственного устройства страны сменялись вопросами книгопечатания. Царь активно принимал участие в разработке гражданского шрифта. Отслеживая качество новых книг, он давал вполне профессиональные издательские советы по улучшению переплета и переводу иностранных текстов. Петр добивался простоты изложения, особенно в книгах прикладного назначения, его интересовала не близость перевода к оригиналу, а суть дела, выраженная доступно и лаконично. Царь рекомендовал переводчикам сначала уяснить смысл текста, а затем «на своем уже языке так писать, как внятнее может быть… для вразумления и наставления». В качестве образца Петр лично отредактировал книгу о передовых методах выращивании хлеба, вычеркнув из нее всю «праздную красоту», что «у чтущих только время отъемлет». Деятельный и трудолюбивый царь нашел время написать сочинение под названием «Правила битвы, или регулы[67], которые обязательны при ведении баталий», в котором изложил собственный опыт полководца. Даже такие мелочи, как устройство фонтанов и доставка семян цветов для Летнего сада в Петербурге не ускользали от его внимания в это лихое время, когда само будущее страны оставалось под вопросом.

Передав фактическое командование армией в руки Меншикова, в начале февраля 1709 года Петр отбыл на юг с инспекционной поездкой. Появление царя в Азове вызвало переполох в Константинополе – турки решили, что он приехал готовить флот к прорыву в Черное море. Русскому послу Петру Толстому стоило немалых трудов убедить султана в беспочвенности его опасений и нейтрализовать рвущегося в бой крымского хана. Петр не только не имел подобных намерений, но и возможностей: построенный наспех из непросушенного дерева Азовский флот большей своей частью сгнил и уже не представлял грозной военной силы. Но затраченные на его создание труды и материальные ресурсы не пошли прахом: страна приобрела бесценный опыт в «морской архитектуре», в свое время флот сыграл роль мощного фактора в мирных переговорах с Османской империей и вследствие полной неосведомленности турецкой стороны о его плачевном положении оставался таковым.

В Азове царь снова захворал, принимал лекарство, от которого «как ребенок, без силы стал». Петра все чаще одолевали многочисленные болезни, развитию которых способствовал его бурный образ жизни. Почувствовав к началу лета себя намного лучше, царь отбыл к войскам.

К весне 1709 года поредевшая шведская армия насчитывала на Украине тридцать пять тысяч штыков, испытывала нужду в порохе и ядрах. Надежды Карла получить подкрепления из Польши оказались напрасными – Станислав Лещинский ничем не мог ему помочь без риска слететь с шатающегося под ним трона[68]. Продолжение затяжной войны с Россией без восстановления живой силы и военных ресурсов ставило перед шведами ряд серьезных проблем. Генералы Карла советовали ему увести войска в Польшу, что в глазах короля означало бежать от противника и стать посмешищем для всей Европы. Полководец, мечтавший о лаврах Александра Македонского, не мог позволить себе столь позорного отступления. На доводы генералов, что только чудо может спасти армию от гибели, Карл ответил: «Мы и должны совершить это чудо. Наградой станем нам честь и слава». Не изменил король своего решения закончить войну в Москве и тогда, когда у него появилась возможность сохранить лицо в непростой для себя ситуации – Петр в очередной раз сделал попытку заключить мир на условиях сохранения за Россией Ингрии с Петербургом и Нарвы за денежную компенсацию. Карл счел такое предложение «способным еще больше разжечь пожар войны, нежели способствовать ее погашению».

В апреле шведские войска осадили Полтаву – важный опорный пункт русской армии на реке Ворскла, по которой проходила линия ее обороны. В случае захвата города для Карла открывался путь на Харьков и Белгород, в стратегическом направлении – на Москву. Полтаву защищал четырехтысячный гарнизон при тридцати пушках. Меншиков поддерживал оборону города извне эффективными действиями мобильных отрядов, «чинил диверсии неприятелю», отвлекая его от стен крепости. Шведы несли крупные потери[69], стягивали к городу все новые полки, с каждым днем упорно усиливали натиск. Полтава стойко держалась почти три месяца, когда в ней подошли к концу боеприпасы и продовольствие, гарнизон оборонялся на пределе возможностей. Удержать город Петр мог только ценою большой битвы. «Потому как очень он нужен», царь пришел к мысли «главное дело…иметь». Вполне вероятно, король намеренно, не считаясь с потерями, настойчиво штурмовал Полтаву, чтобы спровоцировать царя на генеральное сражение здесь и сейчас, которое было последним шансом Карла одержать победу в войне.

16 июня 1709 года военный совет во главе с царем принял решение датьшведам «генеральную баталию».

В тот же день Карл, совершая рекогносцировку, наткнулся на казачий пикет. В сопровождении нескольких драбантов[70] король напал на него, обратил в бегство и гнал до реки Ворскла. Когда Карл повернул уже обратно, пуля, пущенная с другого берега, попала ему в ногу. Король только поморщился и еще более двух часов, отдавая приказания, разъезжал по армии. Когда он подъехал к своей палатке и слез с лошади, неожиданно потерял сознание и упал навзничь. Ранение оказалось серьезным, Карл потерял много крови. Его прооперировали, прописали постельный режим.

Карл регулярно ввязывался в подобные мелкие стычки, демонстрируя удаль, отвагу и стойкость. Личный пример короля, который наравне с солдатами не только переносил все тяготы и лишения похода, но и рисковал жизнью как они, оказывал мощное воздействие на подъем морального духа шведской армии.

20 августа Петр во главе сорокатысячной армии переправился на правый берег Ворсклы, оставив в резерве еще столько же за рекой Псел. Царь очень волновался. Обладая численным превосходством над противником, он вовсе не был уверен в успехе. Шведы нередко побеждали своих врагов при подобных обстоятельствах, их возглавлял полководец, не проигравший ни одного сражения.

Русские войска встали лагерем у места переправы – деревни Петровка, в восьми верстах севернее Полтавы. Следуя древней рыцарской традиции, номинальный главнокомандующий русской армией фельдмаршал Шереметев и исполняющий обязанности главнокомандующего шведской армии (по случаю ранения Карла) фельдмаршал Реншильд договорились о дате генерального сражения – 29 июня, а «до оного сроку никаких поисков через партию и объезды и незаметными набегами от обеих армий не быть».

Осмотрев местность, Петр нашел ее слишком открытой, в позиционном отношении более выгодной шведским войскам, отличавшимся высокой маневренностью и умением быстро перестраивать боевые порядки в ходе сражения. Используя полученный успешный опыт битвы у Лесной, царь повелел сдвинуть русскую армию на четыре версты ближе к Полтаве, где у деревни Яковцы дал войскам диспозицию на нешироком, стиснутым с двух сторон лесом, поле. С тыла оно упиралось в крутой берег Ворсклы, а фронтом тянулось до самой Полтавы.

Петр немедленно приказал приступить к наведению мостов через реку на случай отступления или переброски резервов (в зависимости от того, как будет складываться сражение) и строительству выдвинутых далеко в поле шести фронтальных редутов на расстоянии ружейного выстрела друг от друга. Перпендикулярно к ним возвели еще четыре фланговых редута. По мысли царя воздвигнутые укрепления должны были лишить шведскую армию преимущества в маневрировании, рассечь ее линию сплошного атакующего фронта. Редуты предназначались не только для того, чтобы ослабить наступательный натиск шведов еще до столкновения с основными силами русской армии, но и позволяли обороняющейся стороне быстро и активно переходить в наступление – тогда вынесенные перед армией укрепления становились опорными пунктами для атаки.

Петр очень хорошо продумал готовящуюся битву, впервые применил на практике данную систему редутов. Несмотря на волнение – царь отчетливо сознавал громадное значение приближающейся развязки – он действовал решительно, грамотно и прагматично.

Вероятно, передислокацию русской армии вблизи осажденной Нарвы Карл расценил как нарушение ранее заключенного джентльменского соглашения. Петр, заняв удобную позицию, мог неожиданно атаковать. Карл не мог позволить противнику сделать первый шаг и завладеть инициативой, наступательная война – это фирменный стиль шведского короля, который всегда приносил ему успех. Оставив у стен Полтавы полторы тысячи солдат для продолжения осады, Карл вывел свою армию в поле, построил в боевой порядок.

Джентльменское соглашение о «военном пароле» между Шереметевым и Реншильдом имело больше символический характер, нежели являлось обязательным к исполнению. Уходящие в прошлое средневековые правила рыцарской чести уступали место национальным идеям. Менялась сама идеология войны. На поле брани кровь лилась не ради славы, призрачной чести и демонстрации доблести кучки феодалов, а за отечество, где не до соблюдения рыцарских этикетов, когда на карту поставлена судьба всего народа. Для того, кто защищает свою страну, ее право на будущее – все способы хороши.

В отличие от Петра Карл был совершенно спокоен, уверен в себе. Он долго добивался генерального сражения и вот, наконец, получил такую возможность. Ему не терпелось вступить в бой – чем быстрее он начнется, тем раньше взойдет солнце его победы. Полулежа на носилках, король сделал смотр войскам, сказал небольшую речь, вспомнил о блистательных былых победах, призвал солдат идти туда, куда ведет их слава. Вследствие своего ранения Карл поручил командовать сражением фельдмаршалу Реншильду. «Нет нужды заботиться о продовольствии для солдат, – сказал король генералам. – В московском обозе всего предостаточно. Приглашаю вас на обед в шатер московского царя».

Петр тоже держал речь перед войсками. Но говорил он не о славе, а о защите отечества, призывал солдат к выполнению патриотического долга. «Воины, России! Пришел час, который судьбу Отечества положил в руки ваши: или совсем пропасть ему или в лучший вид возродиться. Не помышляйте, что сражаетесь за Петра, но за государство Петру врученное, за род свой, за народ всероссийский, за православную веру нашу и церковь. Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказали. Имейте в сражении перед очами вашими правду… А о Петре ведайте, что ему жизнь его недорога, только бы жила Россия в благочестии, славе и благосостоянии». На просьбу генералов лично не участвовать в сражении, государь ответил «чтоб о том ему более не говорили».

В царском воззвании к солдатам накануне битвы, которая определит будущее страны, прозвучала новая для того времени идеология войны. Патриотизма в современном понимании этого слова тогда еще не существовало. Прежде русский человек воевал не за Россию, а за православную веру, за царя. Отечество для него ограничивалось локальным местом проживания, крестьянина абсолютно не интересовало, что происходит за пределами его родного уезда. Петр вложил в сознание масс соответствующий духу времени новый идеологический маркер – понятие общей родины и национальных интересов, которые превыше всего, даже самого царя. Государь позиционировал себя как слугу Отечества. Первый слуга, но один из многих. Царь на службе государства – совершенно революционный взгляд на природу царской власти. Политический институт абсолютной монархии того времени естественным образом подразумевал, что подданные государя существуют для него лично, они обязаны сражаться и умирать во славу короля, благо которого является высшей целью и смыслом существования народа. Суть подобной идеологии характерно выразил французский король Людовик XIV: «Государство – это я».

Шли последние приготовления к сражению. Командование пехотой Петр поручил Шереметеву, кавалерией – Меншикову, артиллерией – Якову Брюсу. Сам царь, находясь в воинском звании полковника, согласно чину взял на себя командование полком, что не мешало ему осуществлять общее руководство войсками.

Карл решил атаковать русскую армию ночью 27 июня 1709 г. Король планировал внезапным мощным ударом опрокинуть войска противника и разгромить их в скоротечной схватке. Главная роль в ней отводилась кавалерии и пехоте: из-за недостатка пороха и ядер шведская армия могла задействовать в предстоящем сражении только четыре пушки, что вовсе не беспокоило Карла – он всегда больше полагался на холодное оружие и рукопашный бой. Петр располагал ста пушками.

В два часа ночи двадцать тысяч шведов двинулись на русскую армию. Неожиданного нападения не случилось: русские дозоры у Полтавы вовремя предупредили Меншикова. Кавалерия светлейшего князя ввязалась в стычку со шведским авангардом, чтобы дать время Петру привести войска в боевую готовность. Теснимый превосходящими силами, Меншиков просил царя оказать ему поддержку пехотой. Петр не спешил форсировать события, действовал строго по ранее разработанному плану.

Шведы медленно продвигались вперед и когда дошли до редутов, то в темноте сначала приняли их за основные позиции русской армии. Ценою больших потерь им удалось взять два первых из них. Но за ними открылась целая система подобных укреплений, на каждом из которых засело по два батальона пехоты с артиллерией. Ряд последующих ожесточенных шведских атак захлебнулись в крови. Русские редуты оказались для Карла полной неожиданностью. С самого начала сражение пошло не так, как он его себе представлял.

Раненый король находился со своей сражающейся армией, внимательно наблюдал за битвой, полулежа на носилках, притороченных к седлам двух лошадей. Реншильду приходилось считаться с его мнением при отдаче приказов. Убедившись, что штурм укреплений сопряжен с большим количеством жертв, шведское командование отвело войска немного назад, и бросило в атаку по флангам кавалерию. Свободное пространство между лесом и редутами было настолько малым, что оно не могло вместить всю ширину боевого порядка конницы, которая попала под ураганный огонь русских пушек и встречной атаки Меншикова. Одновременно с кавалерией вновь ринулась на редуты колонна шведской пехоты. Рассеянная артиллерийским и ружейным огнем, она оказалась отрезанной от главных сил армии, как и часть кавалерии на флангах. Спасаясь от губительного огня, шесть шведских батальонов и несколько эскадронов укрылись в лесу. Петр приказал Меншикову уничтожить эти силы неприятеля, выделив ему пять батальонов пехоты и столько же полков кавалерии. Светлейший князь блестяще справился с задачей, «перебив одних и пощадив немногих остальных». В сражении под Меншиковым было убито две лошади.

Над полем брани взошло солнце. Царь подтянул оставшуюся у него кавалерию к основным позициям русской армии. Отход русской конницы Реншильд принял за отступление и вновь пошел на штурм. На этот раз шведы прорвались между редутами. Поднятая пехотой и кавалерией пыль, облака дыма от непрерывной пушечной пальбы создали такую плотную завесу, что атакующие не сразу разглядели главные силы русской армии. Продолжая движение вперед, шведы оказались на расстоянии шестидесяти метров от них, когда по приказу Брюса артиллерия почти в упор открыла ураганный огонь картечью из всех стволов, начисто смела одну фланговую колонну, остальные, смешавшись, в панике отступили.

В сражении возникла пауза: Реншильд перестраивал и приводил в порядок свои войска. Петр допускал, что потерпев неудачу на первом этапе сражения при значительных потерях, Карл может уклониться от его продолжения. Царь немедленно вывел армию из лагеря, построил в две линии на расстоянии ружейного выстрела одна от другой, разослал по войскам приказ о готовности немедленно атаковать неприятеля в случае его отхода с занятых позиций, равно и как если шведы будут медлить с очередным наступлением.

Карл и не думал отступать. В восемь часов утра шведы в очередной раз ринулись в атаку под огнем русских орудий. Двумя сомкнутыми колонами они вломились в самый центр русской армии, опрокинули штыками целый полк. Возникла угроза прорыва и расчленение русской армии. В этот решающей момент Петр взял батальон из второй линии, во главе которого сам бросился в контратаку. В ожесточенной схватке одна пуля пробила шляпу царя, другая застряла в седле, третья, попав в грудь, расплющилась о нательный крест. Если он и проявил слабодушие под Нарвой в 1700 году, то в Полтавском сражении искупил его безудержной отвагой в полной мере. Воодушевленные отвагой государя, солдаты стремительным напором ударили в штыки, не только «залатали» брешь в своем войске, но и стали теснить шведов.

Петр дал сигнал к общему наступлению по всему фронту. Наступила кульминация сражения, которая продолжалась полтора часа. Две армии столкнулись, жаркий рукопашный бой кипел по всему фронту. Десятки тысяч людей рубили, кололи, резали друг друга каждый за свою правду. Пушечное ядро разбило носилки Карла, король упал на землю, лишился чувств. Разнесся слух, что он убит. Шведы дрогнули, попятились… Придя в сознание, Карл приказал поднять себя на скрещенных пиках, чтобы солдаты видели своего короля. Но уже ничто не могло воодушевить их. Расположенная на флангах русская кавалерия охватывала шведскую армию с двух сторон. Избегая полного окружения, «господа шведы хребет показали… не единожды потом не остановились… без остановки от наших шпагами, багинетами[71] и пиками колоты…». Случилось невероятное: стойкая и дисциплинированная шведская армия не отступила, сохраняя боевые порядки, а в панике бежала неуправляемой толпой. Такого Европа еще не видела…

К одиннадцати часам дня сражение закончилось полной победой русской армии. Объезжая полки, Петр отдал должное простым солдатам, истинным героям Полтавы: «Сыны отечества, чада мои возлюбленные! Храбрые дела ваши никогда не будут забвены у потомства».

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Мужичок, говорил таинственно:– Товарищи, – спиртику не надоть ли? Спиртовой завод мы тут поделили, ...
На Земле ты никто. Обыватель, один из множества. Но однажды ты просыпаешься в теле крупного рабовлад...
Сюрреалистически рок-н-рольное восприятие молодости. Все персонажи вымышлены. Места действия и время...
Книга, которую Вы держите в руках, является кратким отчётом о прожитых годах. В неё вошли самые удач...
По просьбе Марины Бояркиной Дмитрий Подлесный готовится организовать фиктивное покушение на предприн...
В мирной и процветающей империи потомков Карла Великого II, которая простирается от Атлантики до Ура...