Обманутые иллюзии Робертс Нора

21

Сэм был вполне доволен тем, как развивались его планы. Он был всеми уважаемым членом общества, заметной в Вашингтоне силой. Как правая рука сенатора, он имел свой собственный офис, скромно обставленный бастион мужественности с кожаными креслами и нейтрального Цвета обоями. У него был и свой собственный секретарь, сообразительный политик-ветеран, который точно знал, какой номер надо набрать, чтобы раскопать нужную информацию.

Хоть Сэм предпочел бы иметь яркую иномарку, но он смотрел в будущее и ездил на «крейслере». Среди обывателей все чаще и чаще раздавались голоса, что американцы должны покупать все американское. А Сэм собирался стать любимым сыном Америки.

По своему расписанию, через шесть лет Сэм должен был безо всяких проблем занять кресло сенатора. Вся подготовка уже была проведена. Годы самоотверженной работы на благо общества, знакомства в Вашингтоне среди бизнесменов и даже на улицах.

Уверенный в своих преимуществах, Сэм чуть было не рискнул на последних выборах. Но победило терпение. Он знал, что сейчас его молодость могла сыграть против него, и многие сострадательные сердца отнеслись бы к его поступку, как к предательству старого пердуна Бушфильда.

Так что он выжидал и готовился, бесстрастно ожидая прихода девяностых. Он ухаживал и женился на Джастин Спринг, богатой наследнице владельца супермаркетов, с холеным телом и безупречным бельем. Она возглавляла все важные благотворительные общества, могла распланировать обед на пятьдесят персон, даже не моргнув глазом; к тому же, у нее было одно дополнительное преимущество – она была очень фотогенична.

Когда Сэм надел кольцо ей на палец, он понимал, что сделал еще один важный шаг. Американский народ предпочитал, чтобы его вожди были женаты. Если все правильно рассчитать, то он вступит в борьбу за сенаторское кресло уже в качестве любящего отца одного ребенка, а цветущая и благоухающая Джастин будет как раз беременна вторым и последним.

Он мечтал, что станет похож на Кеннеди – не в политике, конечно. Шли годы Рейгана. Но – своей молодостью, обаянием, хорошенькой женой и юным, очаровательным семейством.

Все должно было сработать, потому что он знал, как играть в эту игру. Сэм карабкался по лестнице, ведущей вверх, в Овальный Кабинет, медленными, рассчитанными шагами и уже преодолел половину пути.

Только одна мелкая неудача, как заноза, раздражала Сэма. Нувели. Только здесь концы не сходились с концами, только здесь остались опасные вопросы и ответы. Он хотел отомстить им по личным причинам, но должен был это сделать из сугубо профессиональных интересов. Для него и его карьеры было важным, чтобы они превратились в слабых, раздавленных людей и чтобы никто не принял всерьез всю ту злобную правду, которую они могли захотеть рассказать.

У него было достаточно времени, чтобы понаблюдать их вблизи во время круиза. Теперь, уютно расположившись в роскошном Дворце Хелмсли в Нью-Йорке в ожидании праздников и торжеств по случаю столетия Статуи Свободы, он мог спокойно обдумать свои впечатления.

Старик выглядел усталым. Сэм вспомнил быстрые, словно молния, движения его рук всего десять лет назад и решил, что Макс теряет свою сноровку. Интересным было и то, что стареющий маг проводил так много времени в поисках какого-то таинственного камня.

Сэм написал на элегантной гостиничной бумаге «философский камень» и лениво обвел кружочком. Возможно, он поручит кому-нибудь из своих людей разузнать, что это за диво.

Была там и Лили, такая же прилипчивая и грудастая, как раньше. И такая же наивная, подумал Сэм, оскалив зубы в улыбке. Он постарался как-то однажды поболтать с ней на палубе, так вот, когда он уходил, Лили хлопала его по руке и говорила, как она рада, что он употребил свою жизнь на что-то полезное.

И Роксана. Ах, Роксана. Если магия вообще существует, то здесь без нее точно не обошлось. Какое заклинание превратило худую лохматую девчонку в сногсшибательную женщину? Жалко, что у него не было возможности предпринять кое-какие шаги в этом направлении до женитьбы с Джастин. Он с удовольствием соблазнил бы ее и оттрахал бы разными способами, которые бы шокировали и оскорбили его хорошенькую, но вялую и равнодушную жену.

Но, каким заманчивым не казался бы этот план, здесь Сэм должен был вести себя крайне осторожно. Инцидент на корабле чуть не стал причиной сцены, которую общественный деятель – женатый общественный деятель – едва ли мог себе позволить.

Эти мысли напомнили ему о Люке. Вечно этот Люк. Он был ключем к семье Нувелей. Сэм мог забыть о Мышке и Леклерке так же равнодушно, как он забыл бы о слугах. Они ничего не значили. Но Люк был как чека в колесе. Раздавить его – значило пробить трещину в стене Нувелей, которую, возможно, они уже никогда не смогут залатать.

Это стало бы еще такой сладкой, его личной победой.

Интрига с Коббом развивалась не совсем так, как надеялся Сэм. Ему понадобились годы после того, как он уехал из Нового Орлеана, чтобы достичь положения, при котором он мог себе позволить нанять детективов и разузнать все о происхождении Люка.

Поиски семьи Люка стоили денег, и больших денег, но Сэм считал, что, во-первых, это было капиталовложением в будущее, во-вторых, платой за прошлое. То, что сыщики смогли обнаружить наркоманку и шлюху, которая была матерью Люка, можно назвать просто везением. Но Кобб, Кобб стал для Сэма настоящим подарком судьбы.

Сэм закрыл глаза, и воспоминания перенесли его из элегантного номера Хелмсли в промозглый портовый бар.

Там воняло рыбой и мочой, а еще дешевыми виски и табаком, которые потребляли хозяева бара. Из глубины комнаты доносился сердитый стук бильярдных шаров, а игроки, сгрудившиеся вокруг стола, бросали на него угрюмые взгляды и натирали мелом свои кии.

В конце стойки бара сидела одинокая шлюха с жадными глазами и в ожидании какого-нибудь клиента прикладывалась к «Четырем Розам». Ее взгляд скользнул по Сэму, когда он сел в уголке, тупо задержался на нем на мгновение, затем она отвернулась.

Он выбрал место в тени. Шляпа низко надвинута на глаза, мешковатое пальто скрывало даже его фигуру. В баре было довольно холодно, в окна бил зимний ветер с дождем и снегом. Но Сэм почувствовал, как от предвкушения встречи у него на коже выступил липкий горячий пот.

Он увидел, как вошел Кобб. Остановился, поправил свой ремень с тяжелой пряжкой, потом оглядел комнату. Заметив человека в углу, он кивнул и направился к стойке с нарочитой, как решил Сэм, небрежностью. Со стаканом виски в руках Кобб подошел к столу.

– У тебя есть ко мне дело? – грубо спросил он и только потом отхлебнул из стакана.

– У меня есть деловое предложение. Кобб пожал своими массивными плечами и принял скучающий вид.

– И?

– Похоже, что у нас есть общий знакомый, – к своему виски Сэм даже не прикоснулся. Он заметил со слабым отвращением, что стакан был далеко не слишком чистым. – Люк Каллахан.

В глазах Кобба блеснуло удивление, и он прищурился.

– Не могу даже сказать, знаю ли я такого.

– Давай не будем усложнять простые вещи. Ты уже много лет трахаешь мать Каллахана во все дыры. Ты жил с ними, когда он был еще мальчишкой – нечто вроде неофициального приемного отца. В то время ты занимался каким-то примитивным сводничеством и еще сунул нос в порнографию – специализируясь на детях и подростках.

Лицо Кобба налилось кровью, так что ярко проступила сеть пунцовых лопнувших капилляров.

– Не знаю, что тебе рассказал этот неблагодарный говнюк, но я хорошо обращался с ним. Кормил его, разве не так? Показал ему, что к чему.

– Ты оставил на нем свою метку, Кобб. Я сам ее видел, – Сэм усмехнулся, и Кобб заметил блеск зубов.

– Пацану нужна была дисциплина, – от волнения виски заурчало в желудке у Кобба, и он быстро глотнул еще. – Я видел его по телевизору. Большая шишка. Что-то не припомню, чтобы он отблагодарил нас со старухой за все те годы, когда мы с ним возились.

Сэм услышал в точности то, что он и надеялся услышать: обиду, горечь и зависть.

– Ты думаешь, он тебе что-то должен?

– Черт его подери, конечно, он должен! – Кобб наклонился вперед, но сквозь дым и мрачные тени уловил только смутные очертания лица Сэма. – И если он послал тебя сюда, чтобы посадить меня на цепь…

– Меня никто не посылал. Каллахан мне тоже должен. Ты можешь быть мне полезен, – Сэм сунул руку в карман и достал конверт. Быстро окинув взглядом комнату, Кобб выхватил его из руки Сэма. Его большой палец пробежал по срезу двадцати пяти потертых двадцаток.

– Что ты за это хочешь?

– Удовлетворения. Вот, что ты должен будешь сделать. Так Сэм послал своего пса в Новый Орлеан. Но шантаж оказался не настолько эффективным, как он рассчитывал, размышлял Сэм. Люк выплачивал тридцать – сорок тысяч в год без возражений. Так как Сэм точно знал, какие доходы Люк указывал в своих декларациях, пришло время закрутить гайки и приблизиться к крайнему пределу. Когда Люк вернется в Новый Орлеан, там его будет ждать обыкновенная почтовая открытка. Но на этот раз он увидит в ней десять тысяч.

Сэм подсчитал, что за несколько месяцев эти немногословные открытки полностью разорят Люка. Очень скоро ему нечем будет заплатить.

Открытка привела его в ярость. Люк смял в кулаке белый прямоугольник и швырнул его через комнату. Он ощутил ужас.

Десять тысяч долларов. Дело было не в деньгах. У него было достаточно денег, и он легко мог добыть еще большую сумму. Дело было в том, что Люк понял: Кобб не просто не собирался исчезать из его жизни, но он еще становился все жаднее и жаднее.

В следующий раз это может быть двадцать тысяч, или даже тридцать.

Пусть этот мудак идет в газеты, подумал Люк. Бульварная пресса может упиваться, сколько влезет.

«ТАИНСТВЕННОЕ ДЕТСТВО МАГИСТРА МАГИИ».

Ну, и что?

«ВЕЛИКИЙ ФОКУСНИК НАЧИНАЛ С ПРОСТИТУЦИИ».

Насрать!

«УРОДЛИВЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК НУВЛЕЙ – связь мага со своим учителем и с дочерью своего учителя».

О, Боже! Люк сжал руками голову и попытался задуматься. Он имел право на свою жизнь, будь оно все проклято. На жизнь, которую он складывал кусочек за кусочком с тех пор, как удрал из той пропитанной джином квартиры, крича от боли в спине и ужаса незнания, что они могли с ним сделать, пока он лежал без чувств.

Он не хотел, не мог перенести, чтобы то, от чего он тогда сбежал, восстало из праха и обдало его грязью с головы до ног. Он не хотел увидеть зловонные следы этой грязи на своих единственных любимых людях. Но, все же… Но все же какая-то часть его словно умирала каждый раз, когда он отвечал на очередную открытку, как хорошо тренированная обезьянка.

Оставался только один выход, который он до сих пор не рассматривал. Люк взял в руки чашку, внимательно разглядывая тонкий рисунок фиалок на светлокремовом фарфоре. Он мечтал, конечно же, об этом выходе, но никогда еще не рассматривал его всерьез.

Он мог полететь в Мэн и выманить Кобба из его норы. Потом он мог сделать то, о чем страстно мечтал всякий раз, когда ремень рассекал его кожу. Он мог его убить.

Чашка разлетелась в его руке, но Люк даже не вздрогнул. Он продолжал смотреть вниз, в одну точку, пока возникшая в его голове картина не стала почти правдоподобна, а по ладони, будто тонкая улыбка, заструилась кровь.

Он мог убить.

От стука в дверь он пришел в себя. Картина убийства все еще кружилась у него перед глазами, как разноцветные мелькающие огни, когда он дернул за дверную ручку.

– Привет! – с волос Роксаны капало на глаза, мокрая футболка прилипла к телу. Она подставила губы Люку, принеся с собой запах дождя и летнего луга. – Я подумала, что тебе понравится пикник.

– Пикник? – он изо всех сил постарался прогнать бушевавшую в душе жестокость и улыбнулся. Бросив взгляд за окно, где бушевал проливной дождь, он закрыл за Роксаной дверью – Кажется, при такой погоде нас почти не будут беспокоить муравьи.

– Крылышки цыплят в соусе «барбекью», – объявила она, протягивая ему картонную коробку.

– Да? Мммм…

– Знаешь, такие, почти разваренные, и большая миска с картофельным салатом Леклерка, которую я стащила из холодильника, и бутылка прекрасного белого «бордо».

– Ну, ты обо всем подумала. Кроме десерта. Она искоса взглянула на него, и опустилась на ковер на колени.

– О, об этом я тоже подумала. Почему бы тебе не принести два стакана… Что это? – она подняла осколок разбитой чашки.

– Я… разбил чашку.

Когда он наклонился, чтобы собрать осколки, она заметила кровь у него на руке.

– Ой, что с тобой? – Роксана схватила его за руку, захлопотала над ней, вытирая кровь подолом своей футболки.

– Это же просто царапина, док.

– Не шути, – но она с облегчением увидела, что это действительно была только царапина, к тому же неглубокая. – Твои руки дорого стоят, сам ведь знаешь! Профессионально.

Он провел пальцем сверху вниз по ее груди.

– Профессионально?

– Да. Но я лично тоже в них заинтересована, – легонько укусив его за губы, она отпрянула и села на пятки. Это было стратегическое отступление. – Так как насчет стаканов – и штопора?

Готовый повиноваться, он встал и направился к кухне.

– Найди себе сухую футболку. А то накапаешь на картофельный салат.

– Ничего, не накапаю, – мокрая майка шлепнулась на пол примерно в метре от него, забрызгав линолеум. Люк посмотрел сперва вниз, на нее, потом на Роксану. Интересный пикник, подумалось ему. Цыплята, картофельный салат и мокрая, полуобнаженная женщина. Даже остатки нервного напряжения постепенно растворились, и Люк усмехнулся.

– Люблю практичных девушек.

Было темно. Он задыхался от теней и запаха пота. Стены стояли совсем близко со всех четырех сторон, а над головой нависал низкий потолок, как крышка гроба.

Ни двери. Ни щеколды. Ни света.

Он знал, что обнажен, потому что жар обжигал его незащищенную кожу, как наковальню, по которой лупит и лупит безжалостный молот. По нему что-то ползало. На какое-то ужасное мгновение он испугался, что были пауки. Но это просто от испарины по коже бегали мурашки.

Он старался сидеть тихо, очень-очень тихо, но его тяжелое дыхание сипело, гремело и звенело, отдаваясь глухим эхом даже в этом тесном замкнутом пространстве.

Они придут, если он не будет сидеть тихо.

Но он не мог ничего поделать. Он не мог заставить свое испуганное сердце замереть и не колотиться в его груди, не мог сдержать звериные звуки ужаса, клокотавшие в его горле.

Его руки были связаны. Веревка впивалась в худые запястья, пока он бился и изворачивался, пытаясь освободиться. Он чувствовал запах крови, вкус слез, а соленый пот жалил его ободранную кожу, словно огнем.

Он должен был выбраться. Должен был. Здесь должен быть какой-нибудь выход. Но не было ни замаскированной двери, ни хитрого устройства, ни отодвижной панели, чтобы легко скользнуть в сторону от его прикосновения.

В конце концов, он был всего лишь мальчишкой. И ему было тяжело думать. Быть сильным. Вдруг от ужаса пот на его коже превратился в маленькие ледяные шарики – Люк понял, что он здесь не один. Он уже слышал совсем близко тяжелое, взволнованное дыхание, чувствовал кислый запах джина.

Он взвыл, как волк, когда руки схватили его, тряхнули, толкнули, подняли высоко вверх.

– Ты будешь делать то, что тебе говорят. Ты будешь или нет, маленький мерзавец!

Удар ремня прошил раскаленной добела болью плоть, кровь и кости. И он закричал, закричал, дергаясь и извиваясь. Какое-то мгновение его ослепленные глаза видели только темноту. Его кожа все еще дрожала от укуса ремня, когда кто-то дотронулся до него…

Он отпрянул, кулаки сжаты, зубы оскалены. И увидел потрясенное лицо Роксаны.

– У тебя был кошмар, – спокойно сказала она, хотя ее сердце билось в два раза быстрее обычного. Он выглядел каким-то больным. – Это был кошмар. Люк. Теперь ты проснулся.

Безумие постепенно исчезло из его взгляда, и он со стоном закрыл глаза. Он все еще дрожал, когда она осмелилась прикоснуться к его плечу.

– Ты метался во сне. Я не могла тебя разбудить.

– Извини, – он закрыл лицо руками, стремясь прогнать тошноту.

– Не надо извиняться, – она нежно убрала с его лба влажные от пота волосы. – Наверное, тебе приснилось что-то уж очень необычное.

– Ага, – он протянул руку за бутылкой и допил тепловатое вино одним большим глотком.

– Расскажи, что?

Он только покачал головой. Были вещи, которые он не мог рассказать даже ей.

– Все уже прошло, – но у него на щеке бился нервный тик. Чтобы остановить его, Роксана накрыла пульсировавшую жилку пальцами.

– Хочешь, я принесу тебе воды?

– Нет, – он схватил ее за руку и привлек к себе, крепко прижав, словно не мог допустить, чтобы она ушла – пусть даже хоть в соседнюю комнату. – Просто будь здесь. Ладно?

– Ладно, – она обняла его.

Он забыл, что они были обнажены. Но теперь, о-оо, это волшебное ощущение ее тела! Оно словно прогнало последние изорванные остатки кошмара. Люк прижался лицом к мягкому изгибу ее плеча.

– Дождь все еще идет, – пробормотал он.

– У-гу, – она автоматически погладила его по спине, прохладные пальцы скользнули по рубцам старых шрамов. Мне нравится шум дождя. От дождя свет становится мягче, а воздух – тяжелее.

Он смотрел на ливень, все такой же сильный и плотный, хотя раскаты грома уже переместились к западу. Перед балконной дверью стоял куст герани, торжественно выделяясь на светлом фоне.

– Красные цветы мне всегда нравились больше других. Никогда не мог понять, почему. Потом однажды я догадался, что они напоминают твои волосы. Тогда мне стало ясно, что я люблю тебя.

Ее пальцы замерли у него на спине. Ее сердце тоже будто приостановилось на мгновение, но так упоительно сладко, как бывает только от радости.

– Я и не думала, что ты мне это когда-нибудь скажешь, – с нервным смешком она прильнула к его горлу. – Уже собиралась пойти к Мадам и попросить у нее любовного зелья.

– Ты – единственное волшебство в моей жизни, – он опять привлек ее лицо к своему. – Я просто боялся это сказать. Эти .три слова – как магическое заклинание, которое выпускает на свободу всякие осложнения и неприятности.

– Слишком поздно, – она улыбнулась, прижавшись к нему губами. – Заклинание уже прозвучало. Вот так, – Роксана подняла руки ладонями к Люку и подождала, пока он приложит к ним свои ладони. – Я тоже люблю тебя. Ничто не сможет это изменить. Ни колдовство, ни сглаз, ни зелье.

Очень медленно он сплел свои пальцы с ее, так что их раскрытые ладони стали двумя крепкими сжатыми кулаками.

– Среди всех фокусов и превращений, ты – единственная правда, которая мне нужна.

Он уже знал, что заплатит Коббу, спляшет с самим дьяволом в обнимку, лишь бы она была в безопасности, лишь бы сохранить незапятнанным то, что было между ними.

Она заметила блеск в его глазах, точно молнию на фоне мрачного неба. Его пальцы напряглись.

– Ты нужна мне, Роксана, – он отпустил ее руки и привлек Роксану ближе, прижав ее спиной к ковру. – Сейчас, прямо сейчас.

Опалив кровь, словно пламя, сила этого желания передалась от него к ней. Его безрассудство толкнуло их обоих на ковер, разжигая искрами ее влечение, раздувая языки огня все выше и ярче, пока их не охватил всепожирающий жар.

Его руки были везде, как удары молнии на ее теле, и под его пальцами ее плоть пульсировала сотнями бьющихся жилок. Их игривая и веселая любовь вечером накануне теперь померкла, как луна на фоне солнца.

Он опять схватил ее ладони в свои и развел руки, ощупывая ртом все ее тело. Его зубы царапали и кусали, словно Люк изголодался по вкусу ее плоти. Она попыталась согнуть руки, но бесполезно – он держал их железной хваткой, а ее тело жадно наслаждалось тем, как его берут, как им обладают. Как его пожирают…

Желать с такой силой и чтобы тебя желали с такой же силой. Она никогда не могла ни объяснить этого чувства, ни описать его. Она могла только поблагодарить Бога за то, что это было. Когда он распалил ее страсть еще сильнее, до ослепительного жара, наслаждение стало таким ярким, что даже душа Роксаны содрогнулась.

Еще! – единственное, что она могла подумать.

Она вырвала руки, чтобы быстро и жадно обхватить его. Гибкая, ловкая и почти что обезумевшая, она перевернулась и оказалась на нем сверху, чувствуя его горячее, влажное, скользкое тело. Их распахнутые рты столкнулись, как два опасных сверкающих кинжала.

Новая сила жила теперь внутри нее, пела в ее крови, высекала искры из кончиков пальцев, и Роксана ощущала, как его мускулы напряглись и дрожали от ее прикосновений. Он сам научил ее этой магии во всем ее богатстве и разнообразии. Теперь настал момент, когда ученик занял место учителя.

Он застонал, ошеломленный внезапностью и силой ее атаки. В ответ Роксана засмеялась низким, прерывистым и сокрушительным смехом. Люк мог бы поклясться, что в комнате запахло адской серой и насмешливыми ароматами диких цветов.

– Роксана, – судорожно дыша, он прошептал ее имя, – сейчас. Ради Бога.

– Нет, – она опять засмеялось, опуская голову ниже. – Еще нет, Каллахан. Я еще с тобой не закончила, – она дразнила сосок его груди, потом повела язык вниз, по грудной клетке, по напрягшемуся животу, ниже, пока он не выругался.

Желание разрывало его изнутри, как дикий зверь, стремившийся обрести свободу. Но Роксана держала его в узде, мучала и манила, не позволяя того последнего взрыва, за которым ждало освобождение.

– Ты убиваешь меня, – с трудом выговорил он. Она провела языком по его телу.

– Я знаю.

От этого знания у нее кружилась голова. Опьянев от власти, она довела его до тонкой, дрожащей грани облегчения, но затем вновь отступила. Красивая, как ведьма, она скользнула вверх по его телу.

– Скажи мне еще раз, – ее распахнутые глаза светились. – Скажи теперь, когда ты так сильно хочешь меня что чуть не разрываешься на части. Скажи сейчас.

– Я люблю тебя, – он сжал ее бедра ослабевшими руками, и Роксана раздвинула бедра.

– Волшебные слова, – прошептала она, подаваясь вверх, чтобы принять его в свое тело.

Когда он заполнил ее, когда ее пульсировавшие мышцы сжались вокруг члена, она запрокинула голову назад, ошеломленная безграничным чувством наслаждения. На целую дюжину ударов сердца она крепко удерживала его внутри себя, тело ее выгнулось назад и замерло, как статуя.

Он никогда не забудет, как она выглядела в тот момент: светловолосая, блестящая от пота кожа, пухлые приоткрытые губы, глаза закрыты, волосы, как огонь, струились по спине.

Потом ее тело дрогнуло, надломилось от быстрого и мощного оргазма. Ее глаза сверкали глубже и прекраснее любых изумрудов, которыми он только мог обладать.

Она потянулась за его руками, сжала их и устремилась в безумную скачку.

Наконец уже не осталось ничего, что можно было дать или взять, и ее тело стекло, как вода, вниз, к его телу. Дождь перестал. Комната наполнилась таинственным и мглистым солнечным светом. Он погладил рукой ее волосы.

– Переезжай ко мне, – сказал он. Она употребила все остатки своих сил на то, чтобы приподнять брови.

– Я уже собрала вещи.

Он усмехнулся и несильно ущипнул ее за ягодицу.

– Какая же ты самоуверенная.

– Именно, черт побери, – она громко чмокнула его. – У меня есть только один вопрос.

– Что за вопрос?

– Кто будет готовить?

– А-аа… – он провел пальцем вниз по ее ребрам, в поисках безопасного бегства. – У меня всегда все горит.

Но и Роксана не вчера родилась.

– У меня тоже.

Но есть же легкий выход, решил он.