Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник) Марш Найо
Когда Аллейн вернулся в частный бар, там по-прежнему стоял на часах констебль Оутс. Мисс Дарра сидела на диванчике и вязала, Пэриш смотрел в окно сквозь декоративные прорези в закрытых ставнях, а Кьюбитт чиркал карандашом в блокноте для набросков, который постоянно таскал с собой в кармане. Абель Помрой расположился на стуле за одним из столиков, Уилл стоял в углу, все больше наливаясь злобой, мистер Нарк же обозревал помещение и его невольных затворников со свойственным ему выражением скептика, познавшего худшие стороны жизни.
Аллейн заговорил:
– Можете снова открыть бар, мистер Помрой, если у вас есть такое желание. Прошу всех присутствующих извинить меня за то, что злоупотребил вашим терпением. Но я не мог отпустить вас раньше, так как мы проводили обыск жилых помещений. Завтра вам предложат подписать показания, которые вы дали мистеру Харперу. Ну а пока вы можете подняться в свои комнаты. Покидать «Плюмаж» без специального разрешения запрещается. Что же касается мистера Нарка, то он имеет полное право вернуться домой.
Со стороны лестницы донеслись тяжелые шаги, и все как по команде повернулись на звук. Харпер и второй констебль конвоировали к выходу скованного наручниками Леджа, за уходом которого теперь напряженно следили шесть пар глаз.
Неожиданно мисс Дарра подала голос:
– Приободритесь, старина! Все это лишь досадные мелочи. Обещаю внести за вас залог.
Уилл сделал шаг в сторону Леджа.
– Я хочу поговорить с ним.
– Говорите, – разрешил Аллейн.
– Мне очень жаль, что все так обернулось, дружище, – произнес Уилл. – Но какое бы обвинение ни выдвинули против тебя эти так называемые органы правопорядка, ты должен знать, что партии на это наплевать. Так что все мы помыслами и душой по-прежнему будем с тобой. Эх, зря я не разбил нос другому полицейскому и не отправился за решетку в твоей компании.
– Полицейские так круто за меня взялись, что, боюсь, мне скоро оттуда не выбраться.
– Знаю. И желаю тебе терпения и удачи.
– Хватит болтать! – сказал Харпер. – Давайте двигайтесь. Оутс, вы едете?
Оутс кивнул и вышел из комнаты, и Аллейн закрыл за ним дверь.
– Лично я, – заявил Пэриш, – называю это шагом в правильном направлении, мистер Аллейн.
– Прикуси язык, Себ, хорошо? – бросил Кьюбитт.
– Вы на что это намекаете, мистер Пэриш? – осведомился Уилл. – Полагаю, вам нужно следить за своими словами.
– А ничего другого и не скажешь, – произнес Абель.
– Эх, отец… Если бы у меня был твой язык… – начал было Уилл.
– То вы, полагаю, вырвали бы его из своих уст, – закончил за него фразу Аллейн и добавил: – Желаю вам доброй ночи, джентльмены!
Гости один за другим начали покидать помещение. Но один только Пэриш сопроводил свой уход словами. Должно быть, сказалась актерская привычка эффектно обставлять финальную сцену.
– Надеюсь, – произнес он, – меня не привлекут к ответственности за ложное обвинение и диффамацию, если я назову отъезд этого субъекта в Иллингтон началом конца?
– Можете быть спокойны, мистер Пэриш, – вежливо ответил Аллейн. – К ответственности за диффамацию вас не привлекут.
Пэриш весело засмеялся и двинулся вверх по лестнице вслед за другими гостями.
Одна только мисс Дарра никуда, похоже, уходить не собиралась. Сложив свое вязанье в сумочку для рукоделия, она сняла очки и пристально посмотрела на Аллейна.
– Думаю, вы были вынуждены отправить того беднягу в кутузку, – сказала она. – Уж больно глупо он себя повел. Но вы же знаете, что он представляет собой просто клубок обнаженных нервов, не так ли? Сейчас ему врач нужен, а не полиция.
– Вы имеете в виду мистера Монтегю Трингла? – лениво растягивая слова, осведомился Аллейн.
– Ага! Стало быть, этот псевдосекрет выплыл-таки на поверхность? – не моргнула глазом мисс Дарра. – Странно, что этого не случилось раньше. Впрочем, я в любом случае свою часть договора выполнила.
– Был бы не прочь узнать, в чем этот договор заключался, – заметил Аллейн.
– Неужели не догадываетесь?
– Да вот задаюсь вопросом, не явился ли он следствием обещания семейства лорда Брауни присматривать за мистером Тринглом.
– Какой вы умный! – воскликнула мисс Дарра. – Обязательно будете носить треуголку с плюмажем, если, конечно, главный комиссар полиции носит подобный головной убор. Вы правильно рассудили, ибо все именно так и было. Мой несчастный кузен Брауни всегда чувствовал себя ответственным за провал махинации. Слишком неосмотрительно он себя вел и постоянно зарывался, а такого в финансовых операциях допускать нельзя. Ничего не поделаешь, он был совершенно не приспособлен к бизнесу, и ему даже в голову не могло прийти, что в деле, в которое он влез, не все чисто. Впрочем, ему бы и это сошло с рук, если бы он не давал воли языку. А так все раскрылось, и в результате он оказался на скамье подсудимых. По счастью, жюри пришло к выводу, что он всего лишь марионетка в чужих руках, по причине чего ему удалось отделаться самым мягким приговором из всех возможных. Тем более стал распространяться слух, что факты подтасованы и имела место судебная ошибка. Трингл же с самого начала говорил именно так. А он имел на моего кузена сильнейшее влияние, буквально околдовал его, хотя сейчас, посмотрев на Трингла, этого не скажешь. Вы же сами видели, каким он стал, не правда ли? Но в свое время это был очень даже симпатичный парень с черными как вороново крыло волосами и великолепными зубами. Сейчас, разумеется, его трудно узнать, особенно если принять во внимание, что волосы у него поседели, а вместо натуральных зубов, выбитых в тюрьме, ему вставили фарфоровые китайские. Но как бы там ни было, мой кузен перед смертью взял со своих домочадцев слово, что они будут приглядывать за Тринглом, когда тот выйдет из тюрьмы. И Трингл стал своего рода грузом на совести семейства Брауни, и я не берусь утверждать, что он об этом не знал или не пытался это использовать. Короче говоря, мы с ним находились в контакте, и он написал нам отсюда письмо, где сообщил, что сменил имя и фамилию и что ему нужны деньги. Нельзя сказать, что наше семейство обладает слишком толстой чековой книжкой, тем не менее на семейном совете было решено откомандировать меня в Оттеркомби, чтобы я имела возможность лично оценить его нынешнее моральное состояние и, так сказать, материальное положение. Тем более я и сама собиралась на этюды к морю. Не стану рассказывать о том, какие темы мы с ним обсуждали, поскольку это не имеет никакого отношения к данному делу. Скажу только, что нынешнее состояние Трингла мне не понравилось, и я искренне хотела, чтобы вы оставили его в покое, но, как сейчас понимаю, это невозможно. Подумать только – этот бедолага набросился с кулаками на двух полицейских при исполнении! Однако прошу вас иметь в виду, что в случае, если потребуется залог, я готова внести его.
– Благодарю за очень интересный рассказ, – сказал Аллейн. – Несомненно, он поможет расследованию. Но хотелось бы узнать у вас еще одну вещь: скажите, вы делали наброски мыса Кумби-хед, расположившись среди скал со стороны тоннеля?
Мисс Дарра задумчиво на него посмотрела.
– Делала.
– По утрам?
– Да, обычно я занимаюсь своими художествами с восходом солнца.
– Были ли вы в указанном месте после того, как мистер Уочмен приехал в Оттеркомби?
Мисс Дарра глянула на него в упор.
– Да, была, – подтвердила она.
– Мы с мистером Фоксом видели, где вы устанавливали свой мольберт. Скажите, находясь в том месте, вы слышали разговор между мисс Мур и мистером Уочменом?
Мисс Дарра сложила свои пухлые ладошки и одарила инспектора мрачным взглядом.
– Ответьте, пожалуйста. Это важно, – произнес Аллейн.
– Слышала. Не могла не слышать, даже если бы и хотела. Но к тому времени, когда мне пришло в голову встать и продемонстрировать свой силуэт на фоне неба, разговор зашел так далеко, что я не отважилась.
Вайолет быстро посмотрела на него исподлобья и торопливо добавила:
– Только очень вас прошу, не вздумайте представлять себе какие-нибудь неприличности.
– Уж и не знаю, что я должен представлять. Вы намекаете, что между ними имела место любовная близость?
– Ну уж нет… Скорее обратное.
– Ссора, что ли?
– Пожалуй, это слово ближе к истине.
– Вы именно эту сцену имели в виду, когда посоветовали мне заниматься изысканиями ближе к дому?
– Точно так. Но не думайте, пожалуйста, что я намекаю на виновность девушки. Совсем нет. Просто мне пришло в голову, что их разговор, кроме меня, мог подслушать и кто-нибудь другой. Вот, собственно, и все, что я хотела сказать.
Мисс Дарра стиснула в руках свою сумку для рукоделия и поднялась с места.
– Что касается обыска, – добавила она, – то суперинтендант избавил меня от этой процедуры. Сказал, что перекладывает это на ваши плечи.
– Знаю, – проговорил Аллейн. – Если так, то вы, надеюсь, не станете возражать, если миссис Ивс поднимется вместе с вами в ваш номер?
– Ни в малейшей степени.
– В таком случае я приглашу ее, – сказал инспектор.
В ожидании Харпера и главного констебля Аллейн внес в свой рапорт полученные им новейшие сведения и обсудил их с Фоксом, который, вежливо игнорируя распоряжение шефа отправляться спать, продолжал сидеть в глубоком кресле перед камином.
– У меня сейчас внутри не то что яда – вообще ничего нет, – заявил Фокс, словно пытаясь оправдать свое самовольство. – Наш доктор, если можно так выразиться, провел у меня в кишках генеральную уборку, использовав вместо пылесоса клистир. И мне сразу стало лучше.
Аллейн хмыкнул.
– Вот только клистир мне не понравился, – добавил Фокс.
– Возможно, вам, дорогой друг, придется пережить еще не одну такую генеральную уборку, – предположил Аллейн. – Это уж как доктор решит.
– Вы так думаете, мистер Аллейн? Тогда мне лучше не попадаться ему на глаза. Но что я слышу? Уж не шум ли автомобильного мотора? Похоже, кто-то едет к нам со стороны тоннеля, вы не находите?
– Скорее всего, главный констебль. Надо будет попросить его выписать ордер на арест. На этот раз, братец Фокс, мы должны продемонстрировать максимальную оперативность и решительность.
– Ну вот. А вы, помнится, расписывали мне в поезде прелести спокойной деревенской жизни.
– Увы, покой нам только снится.
– Ничего. В любом случае нам еще придется посещать деревни. По тому или иному делу. Тогда, возможно, и насладимся мирными видами английской провинции.
– Возможно… Но машина, кажется, остановилась. Прямо у двери «Плюмажа».
Автомобиль действительно заехал во двор отеля и притормозил. Потом хлопнула дверца, и с улицы послышался голос полковника Брэммингтона, который через минуту или две влетел в гостиную в сопровождении суперинтенданта Харпера и констебля Оутса. На полковнике были надеты смокинг и крахмальная рубашка без галстука. Верхняя запонка у него на вороте отсутствовала, давая возможность созерцать изрядный кусок розовой полковничьей груди. Определенно полковник задержался внизу, чтобы смочить водой и расчесать растрепавшиеся во время поездки волосы. При этом, правда, он не удосужился завязать шнурки, и они двумя черными змейками тянулись за ботинками, а черные носки висели мешочками. Последнее свидетельствовало о том, что полковник, помимо галстука и запонки на воротнике, избавился также и от поддерживающих зажимов для носков. В руке полковник держал зеленую тирольскую шапочку, какими часто покрывают голову при езде на велосипеде.
– Прошу простить меня, сэр, что я позволил себе… – начал было извиняться Аллейн, но полковник отмел его извинения небрежным жестом.
– Бросьте, Аллейн. Произошел инцидент, которого никто не мог предвидеть. Мне же, как вы понимаете, пришлось по этой причине съесть двойную порцию мяса и выпить чуть больше вина, нежели я намеревался. Вообще-то врачи не рекомендуют мне злоупотреблять крепкими винами и жирным мясом, но я воспользовался вашим отсутствием и позволил себе насладиться пищей, благо повар наготовил на четверых. Все-таки жаль, что вы не приехали ко мне, ибо обед удался на славу. Но я не стану расписывать его достоинства, дабы не вызвать у вас повышенного слюноотделения.
– Уверен, сэр, что это был лучший обед в Иллингтоне и его окрестностях за последние несколько лет, – заметил Аллейн. – Но обстоятельства подчас вносят в наши планы существенные коррективы. Бедняга Фокс…
– Ни слова больше! – вскричал полковник, перебивая инспектора. – Я уже слышал о том, что его пытались отравить. И, возможно, не только его. Харпер мне все рассказал. Остается только задаваться вопросом, когда вы, Аллейн, начнете производить аресты. Что же касается Фокса, то нам, быть может, следует отправить его в постель? Пусть отлежится и как следует выспится. Впрочем, он, похоже, не так уж плохо себя чувствует. Что вы пили, Фокс? Шерри «Амонтильядо»? Мне так и сказали… Подумать только, негодяй бросил яд в такой великолепный напиток! Это настоящее святотатство – вот что я вам скажу!
С этими словами полковник Брэммингтон плюхнулся в кресло и потребовал сигарету. Получив ее, он принялся рыться в карманах в поисках зажигалки, заодно выложив на стол какие-то смятые бумаги, в которых Аллейн не без труда узнал перепечатанные через копирку странички из своего доклада.
– Между прочим, прочитал ваш рапорт, – сообщил полковник, заметив удивление в глазах Аллейна. – И пока вы столь щедро расходовали свои силы, оживляя коллегу Фокса, изучил сделанные вами выводы. Отличная работа. И весьма компактная, так как вы пишете коротко и ясно, не злоупотребляя принятыми в полиции канцелярскими оборотами. Кроме того, вы, насколько я понял, настоящий гений дедукции, так что мне остается одно: сделаться на время вашим доктором Ватсоном. Иными словами, вы будете излагать свои умозаключения, я же – говорить глупости, удивляться и задавать вопросы. Договорились? Кстати, в этом баре есть хоть какой-нибудь алкогольный напиток, не отравленный цианидом? Или, чтобы найти его, нужно спуститься в погреб?
Аллейн проскользнул в частный бар, прошел к барной стойке, достал из ящика три бутылки крепкого эля «Требл Экстра», откупорил их и отнес вместе с кружками в гостиную.
– Нам нужен дегустатор, чтобы провести проверку на яд, – заметил полковник Брэммингтон. – Такие были при дворе Борджиа, помните? Как жаль, что этот болван Нарк уже ушел.
– Иногда, – произнес Аллейн, – мне становится жаль, что упомянутый мистер Нарк сам не стал жертвой отравления. Впрочем, у нас, полагаю, нет причин опасаться яда: пиво я только что откупорил, а кружки вымыл собственными руками.
С этими словами он вытер бутылки полотенцем и разлил пиво по кружкам.
– Что-то мне боязно, – сказал полковник, наблюдая за манипуляциями старшего инспектора. – Может, ну его к черту – этот «Требл Экстра»?
– Ни о чем не беспокойтесь, – успокоил его Аллейн, сделав большой глоток из своей кружки. – Пиво отличное.
– Поскольку судорог у вас нет, глаза не стекленеют, а выражение лица удовлетворенное, то напиток, похоже, и впрямь ничего себе, – произнес Брэммингтон, в свою очередь делая глоток. – Что ж, пиво действительно неплохое. Тут вы совершенно правы. Однако мы отвлеклись от темы. Из рассказа Харпера я понял, что вы уже пришли к какому-то решению. Я же, изучив материалы дела и ваш рапорт, тоже пришел к кое-каким выводам. Так что давайте немного изменим план этого импровизированного совещания. Сначала я изложу собственные мысли относительно этого дела, а вы выскажете свое мнение и внесете необходимые коррективы в мою теорию. Ну а ваше выступление, Аллейн, мы оставим, что называется, на десерт. Надеюсь, вы не против?
– Буду рад познакомиться с плодами ваших размышлений, сэр, – согласился Аллейн, сожалея о том, что у него нет возможности прямо сейчас завалиться спать.
– Отлично, – заключил полковник, раскладывая на столе и расправляя ребром ладони перепечатанные под копирку мятые странички рапорта старшего инспектора. На некоторых из них Аллейн заметил карандашные пометки, сделанные рукой главного констебля поверх отпечатанного текста. – Буду преподносить вам свои выводы в том порядке, в каком они приходили мне в голову, – как раз в духе доктора Ватсона, роль которого, если вы еще не забыли, я взял на себя. Позволю себе напомнить, что все ватсоны на свете апеллируют прежде всего к рациональному началу и безыскусной логике простого обывателя. Так что попрошу сильно меня не ругать и слишком громко не смеяться. Итак, я начинаю. Все готовы?
– Так точно, сэр, – ответил Аллейн.
– Когда это дело впервые попалось мне на глаза, – сказал полковник Брэммингтон, – оно показалось мне сравнительно простым, несмотря на запутанные обстоятельства и вызывавшее большие сомнения орудие преступления. Иными словами, я сразу отказался от мысли о несчастном случае и пришел к выводу, что в Оттеркомби имело место умышленное убийство. Причем весьма оригинальное убийство, если можно так выразиться.
Полковник сделал паузу и посмотрел на Харпера, у которого от удивления округлились глаза.
– В конце концов, – продолжил полковник, – я не имел чести знать жертву лично. А убийства я вообще очень люблю, поскольку считаю, что они будоражат людей и вносят свежую струю в унылое застойное существование наших провинциальных полицейских участков. И не надо так на меня смотреть, суперинтендант Харпер! Если эта часть моей речи шокировала вас, можете рассматривать ее как своего рода ораторский прием или фигуру речи, призванные возбудить интерес у слушателей. Итак, повторюсь: я люблю убийства, а убийство в Оттеркомби вызвало у меня истинное восхищение. Потому что Ледж представлялся мне хитрым и коварным злодеем, который подготовил преступление с присущими ему хладнокровием, умом и выдумкой, использовав к своему преимуществу всю доставшуюся ему по воле случая информацию. К примеру, ему удалось подслушать рассказ о повышенной чувствительности Уочмена к цианиду. Кроме того, он видел, как Помрой поставил флакон с «прусской кислотой» в угловой шкафчик частного бара. Ну а если принять во внимание тот факт, что аналогичная кислота была обнаружена на стрелке «дартс», убившей Уочмена, то, спрашивается, какие еще доказательства его вины нам нужны? Правда, мотив убийства какое-то время оставался неясным, но когда я узнал, что Ледж, по мнению Аллейна, отбывал срок в заключении, то появился и искомый мотив. Ибо Ледж в этой местности достиг положения политического лидера и уважаемого делового человека, который пользовался авторитетом и которому местные жители доверяли свои деньги. Адвокат Уочмен, видевший этого типа в суде, в характерной для него иронической манере дал понять, что узнал его. А Ледж испугался разоблачения, краха всех своих жизненных планов и убил Уочмена. Вот так все просто – именно так я думал об этом деле, джентльмены. Вплоть до сегодняшнего дня.
Сказав это, полковник Брэммингтон сделал изрядный глоток из большой кружки с пивом, после чего откинулся на спинку стула, жалобно заскрипевшего под его мощным телом.
– Но сегодня днем, – продолжил он, – я испытал немалое удивление, когда узнал, что Аллейн не собирается арестовывать Леджа, после чего снова достал все материалы этого дела, просмотрел их от начала до конца и изменил свое мнение. Возможно, потому, что впервые очень внимательно, строчка за строчкой, прочитал показания свидетелей. Последние же в один голос утверждали, что Ледж не имел ни малейшей возможность намазать стрелку ядом. Кроме того, меня поразил ваш, Аллейн, рассказ о его руках. Особенно в той его части, где вы писали, какие они у него неуклюжие, грубые и мозолистые. Действительно, такие руки определенно не могли принадлежать фокуснику, шулеру или какому-нибудь другому ловкому манипулятору, чья профессия требует повышенной чувствительности и гибкости пальцев. Тем не менее яд был обнаружен на стрелке «дартс». Закономерен вопрос: кто, если не Ледж, намазал ее цианидом? Особенно если учесть, что цианид летуч и его должны были нанести на стрелку незадолго до того, как Оутс положил ее в бутылочку из-под содовой с притертой крышкой. И тогда я снова задался вопросом, не был ли этот инцидент несчастным случаем и не повинен ли в нем Абель Помрой, у которого яд каким-то образом остался на одежде или на стойке бара, где он распечатывал коробочку со стрелками. Сейчас я понимаю, что это было наивное предположение. Особенно в свете всплывшего на поверхность факта, что в фарфоровой плошке, стоявшей в крысиной норе, обнаружилась не отрава, а самая обыкновенная вода. Из этого можно сделать вывод, что цианид изъяли оттуда сразу или в очень скором времени после того, как Абель закончил работать в гараже. По большому счету, это мог сделать любой из гостей «Плюмажа». Но здесь, однако ж, надо иметь в виду, что новые стрелки держали в руках только четверо фигурантов: Ледж, старый и молодой Помрои и Пэриш. Но один только Ледж метал стрелы в мишень, и сам Уочмен после испытательной серии бросков вытащил их из мишени и передал Леджу. И вот тут, – полковник Брэммингтон напустил на лицо выражение ложной скромности, – мне, как представляется, удалось узнать кое-что новое. Что, как вы думаете?
– Я могу попытаться ответить на ваш вопрос, сэр, – вступил в разговор Аллейн. – Возможно, вы имели в виду, что после того как стрелки во время первой серии бросков воткнулись в мишень, а затем были из нее извлечены, то находившийся на них яд, если, конечно, он на них находился, мог при подобных манипуляциях с легкостью стереться с их заостренной части?
– О господи! – воскликнул главный констебль.
Потом он некоторое время хранил молчание, а когда заговорил снова, в его голосе проступило едва заметное удивление.
– Честно говоря, я имел в виду совсем другое, но то, что сообщили вы, тоже, как ни странно, льет воду на мою мельницу. Между тем я лишь хотел заметить, что, когда Уочмен вытащил стрелки из мишени и передал их Леджу, последний ни за что не смог бы узнать, какая из них отравлена. А это, мой дорогой Аллейн, в свою очередь, навело меня на мысль, что или все стрелки были отравлены, или стрелка, проткнувшая палец Уочмена, была намазана ядом уже после инцидента.
Сказав это, главный констебль пристально посмотрел на Аллейна.
– Совершенно верно, сэр, – подтвердил Аллейн. – Или одно – или другое.
– Значит, вы согласны со мной? Тоже думали об этом?
– Уилл Помрой озвучил вторую альтернативу, – пояснил Аллейн.
– Вот дьявольщина! Но как бы то ни было, я пришел к выводу, что Ледж ни при каких условиях не мог отравить даже одну стрелку, не говоря уже о шести, которые держал в руках всего несколько секунд до того, как начал исполнять свой трюк. И уж тем более Ледж не стал бы мазать ядом стрелку после того, как видел собственными глазами смерть Уочмена. Это бессмысленно – зачем ему подставляться? А вот кто-то другой действительно намазал стрелку ядом. Когда все кончилось. Только для того, чтобы его подставить. Итак, дорогой мой Аллейн, лишь благодаря вашей мудрости и проницательности я вычеркнул Леджа из списка подозреваемых и, прочитав ваш рапорт, переключился на других фигурантов. Стало быть, закономерен вопрос: кто из семи других обитателей и посетителей «Плюмажа», а их осталось семь, если включить в их число мисс Дарру и мисс Мур, – мог с легкостью изъять цианид из крысиной норы и воспользоваться им? Возможно, кто-то из Помроев, поскольку любое их перемещение по дому или участку «Плюмажа» вряд ли вызовет у кого-то подозрение. Я уж не говорю о том, что на фарфоровой плошке из крысиной норы были обнаружены только отпечатки Абеля Помроя. Кроме того, Абель мог нанести яд на стрелку, поскольку именно он распечатал новую пачку «дартс». А кто, спрашивается, принес яд в дом? Опять же Абель Помрой. Честно говоря, позабыв на время о мотиве, я первым делом подумал о старом Абеле. А на второе место… не надо так смотреть на меня, суперинтендант Харпер, даже у главного констебля, как у любого другого человека, могут быть любимчики – я бы поставил Уилла Помроя. Кстати, Аллейн, ваше интервью с невозможным мистером Нарком показалось мне не слишком содержательным. Тем не менее в куче глупостей, которые он вам наговорил, мне удалось обнаружить крайне расплывчатый намек на любовное свидание между мисс Мур и Уочменом во время первого визита адвоката в Оттеркомби. А еще, как мне кажется, Нарк намекнул на то, что Уилл Помрой тоже находился в это время в Яблочной аллее и, стоя у ограды, подслушал разговор этой парочки, в частности уверения сторон в сильной взаимной приязни. А это, если разобраться, уже зачатки мотива. Поскольку в промежутке между двумя летними сезонами Уилл Помрой и сам стал ухлестывать за мисс Мур и, насколько я понял, его чувство день ото дня крепло. И очень может быть, что, когда Уочмен этим летом вернулся, Уилл Помрой воспринял это как попытку продолжения прошлогодней интрижки. Далее. Предположим, что Пэриш и Кьюбитт, встретившие парочку на горной тропе в момент объяснения, намекнули Уиллу об этой встрече. И вот вам уже не зачатки, а самый что ни на есть реальный мотив. Ибо ревность – одна из наиболее серьезных побудительных причин для убийства. Это не говоря уже о том, что Уилл держал стрелки в руках, когда его отец распечатал новую упаковку. Могла у него быть при этом в кармане склянка с цианидом? Прошу заметить, что за Уиллом Помроем никто специально тогда не наблюдал – в отличие от Леджа, на которого в тот момент были устремлены глаза всех присутствующих. Впрочем, ваши выводы относительно тренировочной серии бросков основательно подмывают и эту теорию, Аллейн. Кстати, не могли бы вы принести мне еще одну бутылочку этого чудесного пива? Большое спасибо…
Но в общем и целом меня в качестве главного подозреваемого больше устраивает Помрой-старший. Поскольку все видели, с каким пылом Уилл Помрой защищал Леджа. Ну а если так, то зачем Уиллу его подставлять? Другое дело – Абель Помрой. Он, как все знают, Леджа терпеть не может и, более того, с самого начала объявил его убийцей. Но давайте пока забудем о нем, ибо я собирался уделить равное внимание всем фигурантам. В этой связи я, хотя и не без колебаний, позволю себе повернуться в сторону наших дам. Скажу сразу: о мисс Дарре я мало что знаю, за исключением того, что она, по словам Аллейна, связана с Леджем и демонстрирует по отношению к нему, если так можно выразиться, семейный интерес. А фамильное древо, как известно, может отбрасывать очень густую тень. Ха! Но вот проигнорировать в данной ситуации мисс Мур я, увы, не в состоянии, особенно если принять во внимание намеки Нарка относительно любовных отношений между упомянутой девицей и мистером Уочменом. Насколько я понял, мисс Мур в интервью с вами подобные отношения всячески отрицала, но что, если они действительно имели место и любовь с ее стороны трансформировалась в пресловутую ненависть? О чем, скажите, свидетельствуют отпечатки их следов на горной дороге среди зарослей кустов? О ссоре? Уж не боялась ли она, что бывший возлюбленный попытается открыть глаза на ее счет Уиллу Помрою, с которым, как говорят, она сейчас почти что помолвлена? Интересно также, имелась ли у нее возможность помешать разоблачению? Сторонний наблюдатель наверняка ответит на этот вопрос утвердительно, поскольку кто, как не она, поднесла стаканчик с бренди находившемуся в полубессознательном состоянии Уочмену. А значит, могла и подбросить ему в бренди яд? Но тут я, как в случае с молодым Помроем, вынужден сделать паузу. Поскольку тот, кто отравил Уочмена, одновременно пытался подставить Леджа, а мисс Мур, насколько я знаю, защищала Леджа с не меньшим пылом и убежденностью в своей правоте, нежели Уилл Помрой. Поэтому я исключаю мисс Мур из числа подозреваемых. Пока, по крайней мере. И переключаюсь на мистеров Пэриша и Кьюбитта, у которых, можно сказать, мотив для убийства просто классический, ибо крупная сумма денег представляется мне ничуть не меньшим искушением, нежели то самое яблоко из садов Эдема. Итак, какие у нас против них факты? Да, Кьюбитт стрелки в руках не держал, но если принять за основу вторую альтернативу, вполне мог намазать ядом стрелку после того, как ее отбросил Уочмен. Но если стрелка предназначалась для отвода глаз и не убила Уочмена, то что его убило? Возможно, бренди? Считается, что преступники, совершая злодеяния, склонны к шаблонам и повторениям, и попытка покушения на вас с Фоксом, как кажется, подтверждает эту теорию. Стало быть, субъект, убивший Уочмена, подбросил ему в бренди яд, не так ли? Возможно, тот же человек хотел убрать и вас с Фоксом, добавив цианид в ваши бокалы с шерри? Здесь, однако, я сделаю отступление, ибо отпечатки пальцев, обнаруженные на фарфоровой плошке в крысиной норе, казалось бы, обеляют и Кьюбитта, и Пэриша, поскольку принадлежат Абелю Помрою. Конечно, убийца мог изъять цианид из плошки посредством какого-нибудь приспособления или инструмента, и при таком условии я вынужден сосредоточить все свое внимание на Пэрише.
Полковник Брэммингтон одарил Аллейна вопрошающим взглядом, и тот, не сказав ни слова, выдал ему очередную сигарету.
– На Пэрише, – повторил полковник, закуривая. – Поскольку существует один пункт, который я считаю чрезвычайно важным. А именно: цианид купил не кто иной, как Пэриш. И если верить аптекарю Ноггинсу, все тот же Пэриш попросил его сделать раствор покрепче. И он же привез эту отраву в гостиницу. Старый Помрой сказал, что когда Пэриш передал ему флакон, последний был запечатан и залит воском. Уместен вопрос: можно ли вскрыть флакон, а потом снова залить его воском так, чтобы этого никто не заметил? Но если это возможно, зачем тогда тратить время на плошку, спрятанную в крысиной норе? Но предположим, что воск и печать на флаконе повреждены не были. И Пэриш передал Абелю флакон в целости и сохранности, а потом… отправился за ядом к крысиной норе. Зачем, спрашивается, ему такие сложности? А затем, чтобы отвести от себя подозрения. Ведь он всегда мог сказать: «Если бы я хотел воспользоваться этой дьявольской отравой, то, уж конечно, мне было бы удобнее отлить яд в другую емкость, когда флакон находился у меня в руках». Подумав об этом, я уже было решил, что напал на след, и еще раз прочитал записи, сделанные констеблем Оутсом непосредственно на месте происшествия, когда гости, основательно разогретые бренди, находились под воздействием сильнейших эмоций от смерти Уочмена, которую видели собственными глазами. В результате я выяснил, что на дегустации «Курвуазье» настоял Пэриш в компании с Уочменом. Кроме того, Пэриш одобрительными возгласами и аплодисментами приветствовал идею эксперимента со стрелками. И тогда я задался вопросом: уж не выстраивал ли тогда Пэриш нужную ему ситуацию, зная, что у него в кармане находится пузырек с роковой отравой? Возможно, он надеялся, что опьяневший от бренди Ледж промахнется, и тогда он, Пэриш, сможет осуществить свой план. Разумеется, дорогой Аллейн, что это были чистой воды спекуляции с моей стороны. Но потом я совершенно неожиданно узнал, что когда мисс Мур налила в стаканчик бренди, чтобы подкрепить силы Уочмена, все это время рядом со столиком, на котором стоял этот стаканчик, находился Пэриш – и никто другой. И при подобном раскладе один только Пэриш мог бросить яд в этот стаканчик. Кроме того, Пэриш знал, что если Ледж промахнется и поранит Уочмена, последний, увидев собственную кровь, обязательно почувствует себя плохо. Итак, Пэриш приложил руку к тому, чтобы опасный эксперимент со стрелками состоялся, а также все время находился рядом со столиком, на котором стоял стаканчик Уочмена.
Полковник Брэммингтон хлопнул ладонью по подлокотнику кресла и ткнул волосатым пальцем в Аллейна.
– Более того! – вскричал он. – Пэриш никогда не обвинял Леджа напрямую, как это делал, к примеру, старый Абель Помрой. Но на его виновность намекал. А намеки и шепотки, как говаривал философ Бэкон, – лучший способ навлечь подозрения на человека. И эти подозрения, по мнению Пэриша, должны были получить материальные подтверждения. Итак, моя теория относительно причастности к убийству Пэриша состоит в том, что он извлек цианид из фарфоровой плошки, помещавшейся в крысиной норе, как только Абель закончил работу в гараже и вернулся в «Плюмаж». Ах да! Я совсем забыл об альтернативной теории, согласно которой он мог отлить яд из флакона, а потом снова залить его расплавленным воском. Что же касается яда в крысиной норе, то он мог просто заменить его обычной водой, не повредив отпечатков Помроя, чтобы запутать следствие. Разумеется, эта версия порождает множество вопросов, и я не уверен, что смогу ответить на все, особенно если меня примется интервьюировать Аллейн. Тем не менее, джентльмены, я хочу привлечь ваше внимание к еще одной важной, на мой взгляд, вещи. Пэриш слышал, что Уочмен обладает повышенной чувствительностью к цианиду. Это не говоря уже о том, что он знал об обмороках Уочмена, имевшего обыкновение терять сознание при виде собственной крови. И еще одно. Когда Уочмен начал подтрунивать над Леджем, последний выразил сомнение в его способности вынести испытание, связанное с метанием стрел в незащищенную руку, и Уочмен, не желая демонстрировать свою слабость, почти согласился на этот эксперимент. Пэриш же намотал все это на ус и, когда на следующий вечер все стали угощаться бренди, решил, что появилась возможность осуществить его план, и приступил к его реализации. То есть предложил всем выпить еще немного бренди, а затем устроить состязание на меткость. Когда в результате этого состязания Ледж промахнулся и ранил Уочмена и последнему стало дурно, Пэриш со склянкой яда в кармане находился рядом со столиком, на котором стоял стаканчик Уочмена. Потом мисс Мур налила бренди в этот стаканчик, куда Пэриш уже успел бросить яд. А потом погас свет, и Пэриш, встав на четвереньки и задев при этом головой Кьюбитта, пополз в полной темноте по комнате, нашел отброшенную Уочменом стрелку и намазал ее ядом. После этого, поднявшись на ноги, он раздавил каблуком опустевшую склянку, а самый крупный осколок, отличавшийся оттенком и толщиной от осколков стаканчика, бросил в жерло камина. Далее он говорил и действовал в полном соответствии с моей теорией, согласно которой именно он убил своего кузена. Таким образом, джентльмены, в конкурсе подозреваемых я присуждаю первое место Себастьяну Пэришу.
Сказав это, полковник Брэммингтон обвел взглядом находившихся в комнате детективов. Но несмотря на не слишком естественное выражение скромности, которое он напустил на себя, в его блестящих глазах проступал вызов.
– Итак, – произнес он после минутной паузы. – Я завершил свое повествование. Можете назвать его эссе в стиле доктора Ватсона. Теперь, по идее, мой ментор должен одарить меня снисходительным взглядом и приступить к разгрому моих неуклюжих умозаключений, выпятив нижнюю челюсть и едва заметно скривив в иронической ухмылке рот.
– Ничего подобного не будет, сэр, – возразил Аллейн. – Наоборот, позвольте поздравить вас за созданный вами чрезвычайно подробный обзор фактов и сделанные на их основе весьма глубокие умозаключения.
Полковник Брэммингтон, очень крупный и краснолицый мужчина, покраснел, казалось, еще больше и, если подобное выражение применимо к особе столь высокого ранга, расплылся в самодовольной улыбке.
– Неужели? – медленно произнес он. – Значит, в своих рассуждениях я не допустил слишком грубых ошибок и мои умозаключения во многом сходны с вашими?
– Совершенно верно, – подтвердил Аллейн. – Грубых ошибок вы не допустили, и ваши умозаключения во многом сходны с моими. За исключением нескольких пунктов.
– Ну, – протянул полковник, – я вовсе не претендую на абсолютную непогрешимость. Интересно только, в каких пунктах мы с вами не сошлись. Может быть, назовете их?
– Хорошо, – произнес Аллейн с виноватыми нотками в голосе, бросая смущенный взгляд на суперинтенданта Харпера и коллегу Фокса. – В сущности, определенную важность представляет лишь один пункт. С моей… то есть с нашей точки зрения на это дело, вы неверно идентифицировали преступника.
Глава 20
Предположения и факты
Секунду или две после этого Аллейн ждал или сильнейшего эмоционального выплеска, или, что хуже, тягостного молчания. На всякий случай он даже изменил свое положение в пространстве, пытаясь своим торсом закрыть физиономию суперинтенданта, на которой проступило выражение неподдельного довольства. По счастью, реакция главного констебля оказалась на удивление доброжелательной. Правда, сначала он вздрогнул, словно от укола иглы, отчего его крахмальная рубашка захрустела, но когда заговорил снова, его голос оказался странно спокойным и мягким.
– Ваша манера изложения, дорогой Аллейн, – сказал он, – безукоризненна, как у Честертона[28]. Хоть вы и отказываете мне в правильности главного вывода, ваши слова можно принять за комплимент. Говорите, я неверно идентифицировал преступника? Но это ведь не мелочь, не так ли? Выходит, все мои рассуждения и дедукции оказались неверными…
– Ничего подобного, сэр. Ваша теория о причастности Пэриша подтверждается фактами. И Пэриш действительно мог убить Уочмена, причем одним из тех способов, о которых вы упомянули.
– Что же в таком случае показалось вам ошибочным?
– Одно обстоятельство. Ибо единственное средство – бренди, – которым он мог воспользоваться для отравления, исключает его из числа подозреваемых. По той простой причине, что Пэриш не мог знать, в какой стаканчик будет налит «Курвуазье», чтобы бросить в него отраву. Не мог – и все тут. Возможно, это не столь очевидно на первый взгляд, но мы вернемся к этому позже. Боюсь, дело до сих пор представляется весьма туманным и сомнительным, поскольку у нас очень мало улик, которые указывали бы на убийцу напрямую, но ни одна из них, на мой взгляд, не обвиняет Пэриша.
– Какие же улики вы имеете в виду? Ах да! Еще одну кружечку пива, пожалуйста! Боюсь, без пива ваши дедукции могут до меня не дойти.
– Раз мы заговорили об уликах, – произнес Аллейн, вновь наполняя кружку полковника, – то давайте начнем с бутылочки из-под йода. Вернее, двух таких бутылочек.
– Двух? Не может быть!
– Именно так, сэр. В каком порядке прикажете их рассматривать? В том, в каком они появляются на сцене событий?
– Как вам удобнее, дорогой Аллейн, как вам удобнее…
– Вы, сэр, закончили свои рассуждения на Себастьяне Пэрише. Я же, пожалуй, начну именно с него. Предположим, что убийцей и в самом деле был Пэриш. Но как же ему в таком случае повезло! Ибо все обстоятельства при подобном раскладе складываются в пользу Пэриша и изобличают Уочмена. Тот факт, что бренди появился на стойке бара в вечер после принятия им рокового решения, можно посчитать удивительным подарком судьбы. Он не знал наверняка, что Ледж ранит Уочмена. Он лишь надеялся, что Ледж под воздействием бренди попадет не туда, куда метил. Но раз уж это случилось, он должен был в кратчайшее время спланировать серию чрезвычайно тонких и опасных маневров. И как же странно он себя при этом вел! Едва не лишил себя алиби, взявшись перебирать стрелки, особенно если учесть, что он прочил Леджа на роль главного подозреваемого. После инцидента он, вместо того чтобы бросить яд в стаканчик для бренди и отодвинуться от него на почтительное расстояние, продолжал стоять рядом со столиком, словно хотел, чтобы свидетели зафиксировали его местоположение в этой точке пространства. И еще одно: откуда ему было знать, что мисс Мур нальет бренди именно в этот стаканчик? Как известно, в комнате в тот момент стояли в разных местах семь аналогичных стаканчиков. Кроме того, она могла достать из ящика чистый стакан. Интересно, что при этом Пэриш не сделал ни малейшей попытки передать ей стаканчик, который находился в непосредственной близости от него. Девушка сама сделала выбор. И этот аргумент в равной степени относится ко всем остальным свидетелям, поскольку никто, кроме нее, не знал, какой стакан она выберет.
– Уж не намекаете ли вы на то?.. Ох, извините, что перебил, – сказал полковник Брэммингтон.
– Совершенно с вами согласен, сэр. Но лишь при том условии, что мы исключим желание убийцы любой ценой подставить Леджа. Но у него нашлись защитники, а потому из списка подозреваемых можно исключить и Кьюбитта, и мисс Дарру, и Уилла Помроя, и уж, конечно, мисс Мур, несмотря на то что она наливала бренди Уочмену. Ибо все они как один заявили, что Ледж не мог смазать стрелки ядом. Не имел такой возможности. Как видите, я рассматриваю эту проблему с разных сторон.
– Подождите! – вскричал вдруг полковник, но так же быстро угомонился, как начал. – Нет, ничего. Продолжайте, пожалуйста, старший инспектор.
– Продолжаю. Из всех обитателей «Плюмажа» только Абель Помрой и Пэриш обвиняли Леджа. Абель, по крайней мере, открытым текстом обвинил Леджа в предумышленном убийстве. Более того, он даже приехал в Лондон, чтобы довести до нас свою точку зрения.
– Между прочим, старый Помрой был моим первым подозреваемым, – заметил полковник.
– Я помню, сэр. Но вернемся к истории с бренди. В соответствии с причинами, которые я уже объяснил и, надеюсь, объясню в дальнейшем, мы исходим из постулата, что цианид был нанесен на стрелку не до того, как она пронзила палец Уочмена, а после этого. В противном случае яд стерся бы с заостренных частей при извлечении стрелок из мишени, и даже если какие-то его частицы на одной из них остались, их смыла бы пролившаяся из раны Уочмена кровь, которая, как известно, обильно увлажнила метательный снаряд. Тем не менее цианид на стрелке был все-таки обнаружен, но повторюсь, после инцидента. Уочмен же, как мне представляется, был отравлен не при посредстве стрелы и не с помощью бренди. В таком случае как?
– Но, мой дорогой друг, в бутылочке из-под йода яд не обнаружен. Ее нашли и исследовали. Нет там цианида!
– Точно так, сэр. А теперь позвольте сообщить об улике, о которой вы не знаете. Поскольку если бы знали, то и выводы, весьма вероятно, сделали бы другие. Не так давно нам удалось установить, что за несколько часов до убийства из аптечки первой помощи из ванной комнаты на втором этаже исчез точно такой же флакон из-под йода.
Полковник Брэммингтон открыл было рот, будто намереваясь заговорить, но потом, судя по всему, передумал, закрыл рот и махнул рукой. Продолжайте, мол.
– Изначально бутылочка с остатками йода находилась в аптечке первой помощи, помещавшейся на полке в угловом шкафчике в частном баре, – сказал Аллейн, повинуясь жесту полковника. – Самая что ни на есть невинная бутылочка с отпечатками одного только Абеля. Потом к ним прибавились отпечатки Леджа, когда он позаимствовал у Абеля йод, чтобы дезинфицировать порез на подбородке. Абель сам выдал ему этот флакончик. И эта невинная, так сказать, бутылочка и была найдена, по моему мнению, под диваном в частном баре. А вот та бутылочка, из которой Абель потом заливал йодом ранку на пальце Уочмена, самым волшебным образом трансформировалась в более крупные осколки, найденные суперинтендантом вместе с осколками стаканчика из-под бренди, и в небольшой фрагмент спекшегося стекла, обнаруженного нами с Фоксом среди пепла в жерле камина.
– Ага! – воскликнул полковник, вскакивая с места. – Теперь, кажется, до меня дошло. Летальный флакон со смешанным с йодом цианидом взяли из аптечки в ванной и заменили им невинный флакончик. Понятное дело, что на ручке шкафа были обнаружены только отпечатки Абеля – ну и так далее… И Абель Помрой лично достал этот флакон из шкафа и собственными руками залил находившимся в нем раствором ранку на пальце Уочмена. Великолепная придумка!
– Абсолютно с вами согласен, сэр, – кивнул Аллейн.
– Ну а если так, Аллейн, то я окончательно посылаю к черту свою вторую любовь и, снедаемый нетерпением и ревностью, возвращаюсь к первой. Но как вы сможете доказать эту вашу гипотезу?
– В самом деле, как? Мы очень надеемся, что эксперты помогут нам установить идентичность более крупных осколков с тем типом стекла, из которого обычно изготавливаются бутылочки для йода. Это, конечно, не прямая улика, но тем не менее… Кроме того, как я уже говорил, у нас есть и другие улики.
– Одного не пойму: какой у него мог быть мотив?
– У кого, сэр?
– У старого Помроя, разумеется.
Аллейн одарил его удивленным взглядом.
– Извините, сэр. Похоже, я не до конца осознал вашу мысль. Насколько мне известно, у Абеля не было ни единого мотива желать смерти мистеру Уочмену.
– К чему это вы клоните, инспектор?
– К тому, сэр, что Абеля Помроя вряд ли можно назвать вашей, так сказать, самой первой любовью. Ибо если мы примем за основу теорию с бутылочками из-под йода, то в этом случае нам придется признать, что о ранении Уочмена было известно заранее. А кому это могло быть заранее известно, сэр? Одному только Леджу.
Потребовалась вторая половина последней бутылки крепкого эля «Требл Экстра», чтобы снизить накал эмоций у главного констебля. По счастью, упомянутая доза подействовала на него как должно, и полковник успокоился.
– Действительно, – сказал он, – поначалу мною владела совсем другая идея. И теперь у меня такое чувство, что я по собственной глупости сбросил в этой партии главный козырь. Ведь Ледж именно этим козырем и был. Продолжайте, мой дорогой Аллейн. Раскройте вашу мысль. Кажется, Джон Локк[29] сказал, что одно дело – показать человеку его ошибку, и совсем другое – убедить его в своей правоте. Вы мне мою ошибку показали. Так что теперь вам осталось продемонстрировать нам истину. Причем так, чтобы все мы в нее поверили.
– Странное дело, – произнес Аллейн, – но с самого начала почти всем нам казалось, что мистер Ледж – тот человек, который нам нужен. Во всяком случае, мистер Харпер считал так. Да и вы, сэр, тоже. Сегодня днем я сказал Харперу, что мы с Фоксом пришли к тому же самому заключению. Просто вы попросили не говорить вам ничего серьезного перед обедом, и мы подчинились, хотя обсуждали эту теорию в Иллингтоне и до вашего приезда, и после вашего отъезда. Харпер выступал за немедленный арест Леджа, а я, возможно ошибочно, думал, что мы должны предоставить ему еще немного времени, чтобы петля потуже затянулась. Полагал, что наши свидетельства посчитают в значительной степени притянутыми за уши и основанными на предубеждении, и завершить дело prima facie[30], то есть без сучка и задоринки, у нас не получится.
– Наверняка у вас есть свидетельства, которые окажутся достаточно весомыми для любого жюри. Расскажите же о них поскорее!
– Начнем с того, – сказал Аллейн, – что, по нашему мнению, Ледж с самого начала планировал придать этому преступлению видимость инцидента. Без сомнения, он считал, что это дело завершится дознанием в офисе коронера. И держал себя в полном соответствии с теорией несчастного случая. То есть изображал безутешного субъекта, угнетенного осознанием того, что в силу трагических обстоятельств и по воле злого рока убил совершенно незнакомого человека. Это полностью объясняет его поведение после смерти Уочмена, во время дознания и в последующие дни. Короче говоря, он все поставил на карту несчастного случая, и сейчас отлично видно, как сильно рисковал. Но так уж вышло, что этот огромный риск почти оправдался, и Ледж едва не ушел безнаказанным. Если бы старый Абель не поднял такой шум вокруг этого дела ради спасения доброго имени своей гостиницы, а мистер Нарк и его сторонники не разозлили свыше всякой меры суперинтенданта Харпера, то вполне могло статься, что это дело завершилось бы на стадии принятого офисом коронера вердикта. Что же касается возможного мотива Леджа, то мы исследовали его в первую очередь. И пришли к выводу, что мотив относится к тем временам, когда Ледж звался Монтегю Трингл и находился под судом из-за крупной финансовой махинации, организатором которой был. Как не так давно выяснилось, в результате его деятельности разорились многие люди, а трое из них даже покончили жизнь самоубийством. Не говоря уже о длинном списке клерков и чиновников, которые в связи с этим потеряли работу. Короче говоря, дело вышло скандальное. Далее. Уочмен, защищая на этом процессе лорда Брайони, сумел свалить большую часть вины на Леджа – или на Трингла, которого, похоже, нам придется вскоре называть именно этим именем. Но пока для нашего удобства пусть он побудет Леджем. Итак, Уочмен обвинил на процессе его во всех тяжких, и, по моему мнению, в значительной степени благодаря его выступлению в суде Ледж получил столь значительный срок. Хочу заметить, что в те годы Ледж носил эспаньолку и усы, а его волосы еще не подернулись сединой. Иными словами, его внешность сильно изменилась, когда он вышел из тюрьмы. Пережив после освобождения ряд жизненных испытаний и невзгод в Ливерпуле и Лондоне, он приехал на побережье, якобы страдая от болей в груди и заболевания ушей, для лечения которого привез некий лечебный препарат и пипетку. Харпер нашел эту пипетку, когда обыскивал номер Леджа на следующее утро после смерти Уочмена. Но сейчас ее там нет.
– Совершенно верно, – низким хрипловатым голосом подтвердил Харпер.
– Необходимо заметить, что Ледж неплохо устроился в Иллингтоне и Оттеркомби, продавая раритетные марки и исполняя обязанности казначея молодой растущей организации. Мы обязательно проверим расчетные книги и финансовые документы Левого движения Кумби. Полагаю, что и здесь он занялся прежними финансовыми махинациями, хотя и в значительно меньшем масштабе, так как нынче через его руки проходят куда меньшие суммы, чем в прошлом. Так или иначе, но его новый бизнес работал как часы, когда в Оттеркомби совершенно неожиданно для него прикатил Уочмен. Полагаю, небольшое дорожное происшествие, в которое попали они с Уочменом на пути в деревню, вызвало у Леджа настоящий шок, поскольку он сразу узнал адвоката лорда Брайони. А вот Уочмен сначала его не узнал. По крайней мере, Ледж, сидя в закутке у камина, слышал разговор между Пэришем и адвокатом, в котором последний сообщил актеру о столкновении с машиной неизвестного ему человека. Тем не менее Ледж решил на всякий случай уехать из «Плюмажа», но не успел, так как Уочмену взбрело в голову подружиться с ним, чтобы окончательно уладить небольшой дорожный инцидент. Во время беседы Ледж, чтобы не выдать себя, старался отделываться молчанием, чем вызвал некоторое раздражение у адвоката, решившего, что тот пытается его игнорировать. В это время распахнулись двери, и в частный бар ворвалась компания во главе с Абелем Помроем, только что закончившим травить в гараже крыс. Завязался общий разговор, из которого стало ясно, что Ледж бесподобно играет в дартс. В результате Ледж принял предложенное Уочменом пари и выиграл его. По-видимому, это вызвало у Уочмена еще большее раздражение, и он стал задавать Леджу бестактные вопросы относительно его работы, места жительства и политических убеждений. Я просмотрел показания свидетелей, касавшиеся того вечера, и пришел к выводу, что Уочмен вел разговор в несколько агрессивной манере. Потом Люк предложил Леджу сыграть в игру «Вокруг циферблата» и то ли случайно, то ли намеренно добавил, что в определенных кругах она называется «От звонка до звонка». Надеюсь, все понимают, на что Уочмен намекал? Думаю, адвокат все-таки узнал Леджа и затеял с ним пикировку, сходную с игрой кошки с мышкой. В свое время я встречался с Уочменом и знаю, что в его характере наряду с тщеславием присутствовала также и жестокость. Полагаю, довольно скоро Ледж понял, что Уочмен тоже узнал его, и вышел из частного бара, переместившись в зал для местных жителей. Думаю, он на какое-то время покинул не только этот зал, но и гостиницу и отправился в гараж, где с помощью пипетки от своего флакона с лекарством изъял цианид из фарфоровой плошки, помещавшейся в крысиной норе. Так сказать, на всякий случай.
– Оригинальная трактовка событий, – прокомментировал полковник Брэммингтон, – хотя все еще на уровне гипотезы.
– Знаю. Но, прошу заметить, в обсуждении этого дела мы пока что на полпути. При всем том Ледж уже арестован, хотя мы находимся здесь чуть больше тридцати часов. Правда, пока лишь за нападение на констебля Оутса. Но будь мы здесь в тот роковой вечер, нам бы наверняка удалось просчитать время отсутствия Леджа и документально доказать, что он имел возможность наведаться в гараж и забрать оттуда яд, и это стало бы большим подспорьем для нашего расследования. Впрочем, хоть вы и назвали нашу теорию гипотезой, у нас, помимо догадок, имеются еще и факты. По крайней мере, мы точно знаем, что один лишь Ледж мог контролировать полет стрелки.
– Это верно.
– Продолжим… На следующий день, то есть в день убийства, Ледж старался никому не показываться на глаза. По крайней мере, спустился в бар лишь во второй половине дня, когда все остальные постояльцы уже прогуливались или писали этюды на мысе или пристани. Он мотивировал свое появление тем, что порезался во время бритья, и попросил у Абеля йод, чтобы прижечь ранку. Абель достал из шкафчика коробку с аптечкой первой помощи и передал ее Леджу, который вернулся в бар через несколько минут с залитым йодом порезом. Полагаю, что за это время он успел заменить флакончик с йодом, находившийся в коробке, на тот, что лежал в аналогичном наборе первой помощи на полке ванной комнаты. В первый же флакончик, где йода оставалось не так много, он добавил яда, отцеженного им из плошки в крысиной норе. Подобный ловкий маневр позволил ему сделать всю грязную работу руками Абеля. Не говоря уж о том, что упомянутые манипуляции давали ему шанс оправдать появление своих отпечатков пальцев на флаконе с йодом, если вдруг они будут-таки обнаружены в ходе расследования. Интересно, что в вечер рокового дня у Леджа была намечена деловая встреча в Иллингтоне. Однако в пять часов пополудни разразилась буря, и Ледж, возможно, решил, что это перст судьбы, поскольку выехать из тоннеля Оттеркомби не представлялось возможным. Кроме того, буря стала бы прекрасным оправданием его отказа от поездки в Иллингтон, тем более оба Помроя в один голос отговаривали его ехать, утверждая, что дорога находится в ужасном состоянии. Когда Уилл Помрой чуть позже поднялся к нему в номер, он заметил, что Ледж пребывает в весьма задумчивом состоянии. Тем не менее это не помешало ему снова спуститься в бар и присоединиться к собравшейся там компании. Полагаю, тогда он окончательно пришел к мысли не отказываться от демонстрации своего трюка, если Уочмен его попросит, и поранить того стрелкой. Похоже, в тот момент он думал, что, если это случится, повернутый на антисептике Абель обязательно достанет из шкафчика свою аптечку с тем самым флаконом, где йод был смешан с цианидом. Короче говоря, все получилось так, как он задумал. Тут особенно интересны два момента. Появление на барной стойке бутылки с бренди и последующее ее распитие. Как ни странно, это неожиданное в общем развитие событий Ледж ухитрился использовать как преимущество. Он сидел рядом с камином и довольно умело изображал постепенное опьянение, поскольку этот факт, зафиксированный свидетелями, мог помочь ему оправдать промах во время исполнения трюка. Рядом с его стулом мы обнаружили ящик с дровами и газетами для растопки, одну из которых он незаметно поливал бренди из своего стаканчика. Любопытно, что эта газета так и осталась лежать в упомянутом ящике с того самого вечера. Мы с Фоксом считаем, что эксперты, исследовав газету, могут обнаружить остатки бренди, впитавшегося в газетную бумагу. Жидкость хотя и выветрилась, но характерные пятна на газете все-таки остались. Итак, изображая пьющего, Ледж внимательно рассматривал гостей бара, задаваясь вопросом, будут ли они в состоянии подтвердить то обстоятельство, что он ни при каких условиях не мог нанести цианид на стрелку. К счастью для него, Уилл, Абель, мисс Дарра и мисс Мур остались трезвыми. И это подводит нас ко второму моменту, о котором я упоминал ранее. Главной задачей Леджа в тот момент было обеспечить себе стопроцентное алиби. Вот почему он с готовностью согласился использовать для своего трюка новые стрелки, купленные Абелем Помроем. И когда все их рассматривали, сам он стоял под яркой лампой, позволяя обозревать себя со всех сторон, и ждал, когда эти стрелки передадут ему. Более того, он даже закатал рукава рубашки, как делают фокусники, давая понять публике, что им негде спрятать ту или иную вещь. Затем Пэриш, Абель, Уилл и Уочмен передали ему стрелки, и он, как бы проводя тест, одну за другой вогнал их в мишень. Здесь, прошу заметить, кроется его первая ошибка, но если бы он не провел испытаний, это, согласитесь, выглядело бы странно. Потом Уочмен вытащил стрелки из мишени и передал ему, а сам приложил руку к мишени, растопырив пальцы, после чего началось исполнение трюка. И шесть свидетелей позже подтвердили под присягой, что Ледж никаких подозрительных манипуляций со стрелками не совершал, ибо были полностью в этом убеждены.
Аллейн сделал паузу.
– Боюсь, друзья, я совсем вас заговорил, – сказал он, – но обещаю, что вторая часть моего рассказа будет куда короче. Уочмен, когда ему в палец вонзилась стрела, сразу же вырвал ее из раны и швырнул на пол. Потом уже, когда Уочмен умер и происходил опрос присутствующих, констебль Оутс, помимо всего прочего, попросил гостей найти эту пресловутую стрелку, которую нашел и передал ему не кто иной, как Ледж. Но у Оутса острый взгляд, и он заметил стрелку почти одновременно с Леджем, а также обратил внимание на один любопытный факт. Стрелка лежала на полу рядом со столом, а между тем всякий, кто играет в дартс, скажет, что при попытке бросить или отбросить стрелку она обыкновенно во что-то втыкается. Уж так устроен данный метательный снаряд, и от этого факта не отмахнешься. Иными словами, она должна была торчать в полу, а не лежать на нем. И это, кстати, подтвердили свидетели, сказав, что Уочмен не положил, к примеру, стрелку на стол, а именно отбросил ее. Но оставим пока эту сцену и сосредоточим внимание на освещении бара. Как известно, из-за бури лампочки все время мигали, и освещение, если так можно выразиться, было нестабильным, неровным. И все к этому привыкли. Но вот совершенно неожиданно, еще до того, как Уочмен умер, свет погас, комнату поглотила кромешная тьма, и находившиеся в состоянии нервного стресса обитатели бара малость запаниковали, и овладевшая людьми паника нашла свое отражение в том, что некоторые из них принялись хаотично перемещаться по комнате. При этом они, не отдавая себе отчета, давили ногами все, что попадалось им на пути. В частности, растоптали чуть ли не в пыль упавший стаканчик из-под бренди. Кстати, именно в тот момент всеобщей тихой паники Кьюбитт почувствовал, как кто-то ткнулся головой ему в колени. Примерно в это время или чуть раньше мисс Мур услышала щелканье выключателя и подумала, что кто-то пытается включить свет. Но она ошиблась, ибо Ледж, наоборот, перевел тумблер выключателя в нижнее положение именно для того, чтобы свет случайно не зажегся. Обеспечив себе таким образом определенные гарантии в этом плане, Ледж встал на четвереньки и нырнул под стол, чтобы заменить фатальный пузырек с йодом на, так сказать, совершенно безвредный, изъятый им из аптечки ранее. После этого он, вероятно, решил, что толстое донышко пузырька так просто подошвой не раздавишь, и швырнул его в тлеющий камин, оставив прочие осколки на полу среди осколков стаканчика из-под бренди. Помните, Ледж крикнул, что надо подбросить в камин дров, чтобы осветить помещение? Он и в самом деле подбросил в камин поленце, но только для того, чтобы деформировать или уничтожить улику. Впрочем, вспышка пламени была недолгой и не слишком яркой и не помешала Леджу незаметно найти фатальную стрелку и намазать ее ядом, тем более он заранее зафиксировал взглядом ее расположение. Тут он допустил вторую грубую ошибку, оставив на стрелке множество своих отпечатков. А ведь мы, кажется, уже доказали, что стрелка была отравлена после инцидента, и если бы ее передал констеблю кто-то другой, то, несомненно, оставил бы на ней собственные отпечатки или по крайней мере частично стер или повредил отпечатки Леджа. Ему вообще не следовало к ней прикасаться после всего, и тогда мы, возможно, решили бы, что цианид с нее или испарился, или был смыт кровью.
– Никак не могу взять в толк, – проговорил полковник, – какого дьявола ему понадобилось обмазывать стрелу ядом, а потом еще собственными руками передавать констеблю. К чему так рисковать и усложнять себе жизнь?
– А к тому, – ответил Аллейн, – чтобы мы подумали так, как подумали. А именно: «Кто нашел стрелу? Ледж. Но если так, то у него была возможность стереть с нее яд. Однако он этого не сделал. Следовательно, Ледж не может быть убийцей!» Как я уже имел честь вам докладывать, в основе плана Леджа лежала теория «несчастного случая». И он приложил максимум усилий к тому, чтобы никто не заподозрил его в каких-либо манипуляциях со стрелками до инцидента. И концовка этого спектакля явилась вполне логичным завершением его плана.
– При всем том, мой дорогой друг, – заметил полковник, – этот его план высветился пока только в ваших с Фоксом головах, и не известно, как воспримут эту гипотезу присяжные. В данный момент единственная указывающая на него вещественная улика – стрелка с его отпечатками, намазанная ядом.
– Тут я с вами, пожалуй, соглашусь, – кивнул Аллейн. – Потому-то я и просил сегодня Харпера не торопиться с его арестом. Мы отдаем себе отчет в том, что выстраиваем дело против Леджа на основании нескольких фактов и множества весьма сомнительных, с точки зрения жюри, предположений. Так что нам с Фоксом остается только надеяться, что мы найдем достаточное количество улик, чтобы крепко припереть этого парня к стене. Мы также очень надеемся, что это произойдет раньше, чем Ледж выйдет из камеры предварительного заключения за учиненный им здесь дебош и нападение на офицеров полиции. Иными словами, мы надеемся, что нам удастся трансформировать предположения в факты. Надо сказать, вплоть до сегодняшнего вечера я ждал, что у Леджа произойдет нервный срыв и он сам себя выдаст. И дождался… дозы цианида в бокале с шерри. Вероятно, ему удалось незаметно проскользнуть в помещение бара и вылить остатки имевшегося в его распоряжении яда в графин с «Амонтильядо». Удивительное дело: он хранил эти последние капли цианида в каком-нибудь флаконе с тех пор, как убил Уочмена. Но, разумеется, не держал при себе. Ведь мы обыскивали его и ничего не нашли. Как, равным образом, не нашли ничего подозрительного и в его комнате. Возможно, этот флакон или бутылочка хранится в снятой им новой комнате в Иллингтоне либо в каком-нибудь тайнике за пределами «Плюмажа» или даже на его территории. Не сомневаюсь также, что Ледж лишь сегодня днем избавился от пипетки, с помощью которой вытянул цианид из фарфоровой плошки в крысиной норе. Ведь если бы он использовал ее только для этого, то давно бы уже хорошенько промыл и положил на туалетный столик рядом со своим антисептическим препаратом против нарывов в ушах. Но так как Харпер при обыске его комнаты этой пипетки не обнаружил, то остается только предположить, что он воспользовался ею также и для того, чтобы отравить шерри в графине, а потом куда-то засунул – вместе с неизвестным сосудом, в котором находились остатки яда. Обещаю, что мы с Фоксом приложим максимум усилий, чтобы найти их.
Аллейн сделал паузу, обвел долгим взглядом серьезные лица сидевших перед ним полицейских и поднял длинный указательный палец.
– Даже если мы найдем в какой-нибудь щели один только резиновый верх от пипетки Леджа, то и в этом случае сможем сказать: «К черту предположения! И да здравствуют факты!»
– То, что вы собираетесь искать, – произнес полковник Брэммингтон после долгой паузы, – это не что иное, как иголка в огромном стоге сена.
– Думаю, не все так плохо, сэр. Сегодня во время ланча неожиданно полил сильнейший дождь, продолжавшийся не менее часа. А Ледж, между прочим, с тех пор ботинки не менял, никуда не ездил и по округе не прогуливался. Но когда мы в последний раз виделись с ним в частном баре, я заметил, что его обувь чуть потемнела от влаги и к подошве кое-где налипла грязь. Но очень немного. Из этого я сделал вывод, что он, возможно, пару раз пересекал двор, но за ограду не выходил, поскольку все дороги за пределами «Плюмажа» буквально утопают в грязи. Таким образом, он или выбросил пипетку со склянкой в окно, или спрятал их где-нибудь в доме или гараже.
– В сортире, – с мрачным выражением лица предположил Фокс.
– Очень может быть, братец Фокс. Так что нам, возможно, придется попробовать себя в роли сантехников. Но прежде всего необходимо иметь в виду, что Ледж должен был избавиться от этих вещей как можно быстрее. Он же не знал, когда мы приступим к дегустации шерри. Кстати, я взял на вооружение одну ценную аксиому, которую озвучил наш дорогой полковник. А вы, сэр, между прочим, сказали, что большинство преступников склонны в своих деяниях к шаблонам и повторениям. Как, к примеру, Ледж избавился от флакончика с цианидом и йодом? Раздавил каблуком, а самые массивные фрагменты стекла швырнул в камин. Закономерен вопрос: что бы он сделал, если бы ему потребовалось в спешке избавиться от еще одного стеклянного изделия? Вполне возможно, поступил бы аналогичным образом. Как обычный преступник, ибо он отнюдь не гений преступного мира. Правда, камин в частном баре не горел, зато, как мы установили, Ледж во второй половине дня несколько раз наведывался в гараж. Кажется, укладывал в багажник своего автомобиля кое-какие книги и вещи. Полагаю, нам первым делом нужно обыскать автомобиль и гараж.
Аллейн повернулся к Оутсу.
– Может, возьмете эту миссию на себя, констебль? Начнете по крайней мере?
– С большим удовольствием, сэр. Спасибо, сэр.
– Тщательно обыщите машину и помещение гаража. Полагаю, минут через десять я присоединюсь к вам.
– При обыске главное – методичность, Оутс, – наставительно произнес Харпер. – Помните, что я вам об этом говорил?
– Так точно, сэр, – ответил Оутс и вышел из комнаты.
– Полагаю, миссис Ивс еще не в постели, – заметил Аллейн. – Она поздно ложится.
– Пойду узнаю, где она, сэр, – проговорил Фокс.
– Вы никуда не пойдете и останетесь там, где сидите. Я сам ее найду, – заявил Аллейн.
Старший инспектор обнаружил миссис Ивс в спальне. Но, как он и думал, спать она еще не легла, а лишь успела вытащить из волос заколки, скреплявшие прическу. Поэтому Аллейн решил задать ей несколько вопросов о Ледже. Как выяснилось, она приходила к нему днем с чашкой заказанного им чая. В тот момент он паковал книги и еще какие-то вещи. Домоправительница не могла вспомнить точно, когда именно это было, сказала только, что где-то между тремя и четырьмя часами пополудни. Она добавила, что видела его флакон с антисептическим препаратом и пипетку на туалетном столике.
– Я потому еще про пипетку вспомнила, – пояснила миссис Ивс, – что она была мокрая, и пара капель воды скатились на полировку. Обычно эта пипетка была измазана розовым составом из флакона, который Ледж использовал для лечения ушей. «Как раз хотела вам сказать, что пора бы ее помыть, – заметила я, – а вы, оказывается, ее уже и помыли». Странно, но эти мои слова вызвали у него раздражение, чуть ли не злость. По крайней мере, мне так показалось.
– Вы сразу после этого ушли из его комнаты? – спросил Аллейн.
– Разумеется, сэр, – недовольным тоном произнесла женщина. – Как только поняла, что мое присутствие его тяготит. Ведь я предложила помочь ему паковать книги, но он сразу же отказался. Тогда я хлопнула дверью и отправилась по своим делам. К тому же мне еще предстояло натереть полы.
– Скажите, миссис Ивс, где вы натирали полы, когда ушли из комнаты мистера Леджа?
– В коридоре между комнатами, сэр. Но лучше бы не делала этого, поскольку мистер Ледж то и дело выходил из комнаты в коридор, а потом снова возвращался и заляпал все полы грязью. По-моему, носил стопки книг и какие-то свертки в гараж.
– А в ванную на этом этаже или в другие комнаты он случайно не заходил?
Услышав этот вопрос, миссис Ивс почему-то покраснела.
– Тогда, когда я натирала полы, – нет. Он раза два или три выходил и входил, а потом отправился в бар для гостей. После него в бар спустились мистер Пэриш и мистер Кьюбитт. А в скором времени вы поднялись по лестнице, сэр, и зашли к себе, чтобы переодеться.
Аллейн поблагодарил ее, выбрался через чердачное окно на крышу, некоторое время высматривал что-то в трещине на деревянном наличнике под окном у Леджа, а затем вернулся в гостиную.
– Нам повезло, – сообщил он и передал находившимся в гостиной джентльменам слова миссис Ивс относительно пипетки и флакона с антисептическим составом. – Теперь понятно, почему пипетка не была измазана розовой жидкостью. Он вымыл ее как раз перед приходом миссис Ивс и, когда она обратила на это внимание, запаниковал и решил избавиться от нее.
– Между прочим, – заметил Харпер, – у всех глазных и ушных пипеток на конце имеется такая резиновая пимпочка, чтобы точнее отмеривать капли.
– Он спустил ее в унитаз, – бросил Фокс. – Вместе с резиновой пимпочкой.
– Он не заходил в туалет, братец Фокс. Миссис Ивс заметила бы это, поскольку натирала полы в коридоре на втором этаже. А внизу туалета нет. Остаются гараж или какое-нибудь укромное местечко во дворе. Ага! Вот и Оутс пожаловал.
В гостиную и впрямь вошел констебль Оутс. Щеки у него раскраснелись. Похоже, от приятного волнения.
– Ну? – коротко осведомился Харпер.
– В соответствии с данными мне инструкциями, сэр, – начал докладывать констебль, – я приступил к обыску помещения…
– А нельзя ли покороче? – в раздражении гаркнул полковник Брэммингтон.
– Не реагируйте на слова полковника и думайте только о деле, Оутс! – воскликнул Харпер. – Короче, вы нашли что-нибудь?
– Осколки стекла, сэр. Очень мелкие. Кто-то замел их под мешковину, постланную на полу гаража, сэр.
– Мы обязательно все это исследуем, – сказал Аллейн. – Что-нибудь еще?
– Потом я обыскал машину, сэр, но ничего интересного не нашел. Затем, заметив, что бак для охлаждения почти опустел, решил долить в него воды. И когда бак наполнился, на поверхность всплыла вот эта вещь, сэр.
