Первый удар Седов Б.
Странная какая-то, массивная, о четырех ногах. Сделала странная фигура пару шагов вниз по ступенькам — стало понятно, не один человек идет, а два. Второй первым от пули прикрывается, левой рукой за шею обнял, а в правой — пистолет. Еще через шаг стало видно, что первым Рустам идет, бледный от страха, еле ноги переставляет.
Второй, за ним, высоким кажется — оттого, что на ступеньку выше стоит, и странный какой-то — худой весь, и лицо худое, и рука, что пистолет держит. И тоже бледный, бледнее Рустама даже. На боевика совсем не похож, те крупные, крепкие, загорелые и бородатые, этот — худой, бледный, борода, правда, есть, но светлая и редкая, не чеченская борода…
Остановились в самом низу, Рустам на полу уже стоит, худой — на нижней ступеньке.
— Русский, у меня твой друг, ты отпускаешь меня, я отпускаю его и ухожу. Сам видишь — я не боевик, больной человек, приехал к другу, попрощаться приехал, умру скоро.
— Ты — Халил?
Человек отвел глаза, потом посмотрел прямо на Кастета.
— Халил. Откуда меня знаешь?
— Отпусти Рустама, поговорим.
— Рустам пусть со мной побудет, мне спокойнее. А поговорить можно.
Вышли на двор.
Впереди Халил с Рустамом, за ними Кастет. Леха спиной к остаткам стены встал, чтобы двор видеть, те двое перед ним.
— Сесть бы… — неожиданно сказал Халил.
На солнце он стал еще бледнее, на лбу выступила испарина. Пистолет вообще в карман сунул, но Рустама не отпускал, и, похоже, не столько держал его, сколько сам за него держался, чтобы не упасть.
Леха оглядел двор. Указал стволом на бревнышко, Халил кивнул благодарно и в обнимку с Рустамом добрел туда, сел.
И снова огляделся, на лес недалекий пристально посмотрел, если есть там сергачевские хлопцы, сейчас самое время им показаться, но тихо в лесочке, шевеления не заметно. А в весеннем, голом лесу спрятаться трудно, далеко он просматривается.
— Я таблетку приму, — сказал Халил, — нехорошо мне.
Он достал белый цилиндрик, в каком лекарство держат, высыпал, не считая, шарики на ладонь, кинул в рот. Посидел с минуту, закрыв глаза. Рустама он отпустил совсем, тот давно мог бы убежать, но почему-то не стал, и сейчас сидел рядом, неподвижно, вяло.
— Ты кто? — наконец спросил Кастет.
— Я — Халил!
Видимо, для кого-то этого было достаточно, но Кастету имя не говорило ничего. Поэтому он повторил:
— Ты кто?
— Я — Воин, — Халил угадал, видимо, Лехину усмешку, — я — Воин Духа, ты — Воин Тела.
Он обвел взглядом поле недавнего боя.
— Они тоже воины тела. Телу нужна кровь, их кровью был я, телу нужен Мозг, их мозгом был я, телу нужен Дух, их Духом был я… Я устал, русский, забирай своего грузина и дай мне уйти…
Халил тяжело, опираясь на плечо Рустама, поднялся и сделал шаг вперед, только один шаг, и в этот момент от ворот раздался выстрел. Кастет навскидку, в падении, послал туда длинную, во весь рожок, очередь. Перекатился ближе к бревну, вставил новый рожок.
На улице была тишина, ни шороха, ни стона, ни движения. Рустам продолжал безучастно сидеть на бревне. Халил лежал на спине, повернув лицо к Кастету, и смотрел ему в глаза неживым взглядом.
— Рустам! — окликнул его Кастет. Рустам повернул голову, посмотрел на Леху такими же мертвыми, как у убитого Халила, глазами. Наркотиками его накачали, что ли, подумал Кастет.
— Рустам, что там на улице?
Тот, не отвечая, поднялся и пошел к воротам.
— Стой, дурак, стой!
Рустам, не слыша, продолжал идти и дошел до забора. Перегнулся, посмотрел вниз и сказал: — Мертвый человек лежит. И так же неспешно вернулся обратно.
Кастет с опаской, держа автомат наготове, подбежал к забору.
На дороге лежал мертвый Володя Севастьянов.
Кастет почему-то глянул на часы, словно оставляя в памяти время гибели своего телохранителя, ставшего почти другом.
Времени играть в увлекательную игру «Что? Где? Почему?» не было. Леха быстро обшарил карманы Севастьянова, забрал бумажник и мобильный телефон — свой остался в бардачке сгоревшего «Гольфа».
Бегом вернулся к Халилу, тоже забрал все из карманов, включая бумаги, написанные причудливой арабской вязью, саудовский паспорт и роскошную, чуть ли не в золотом корпусе, трубку. В памяти есть номера телефонов — могут пригодиться. Схватил Рустама за руку, усадил его в Володькины «Жигули», сам сел за руль и, не обращая внимания на колдобины деревенского Бродвея, погнал к чистяковскому особняку.
Передал Рустама из рук в руки, строго наказав не спускать с него глаз, и поехал к станции. На импровизированной привокзальной стоянке оставил машину, предварительно проверив салон и багажник. Ничего, что могло вызвать повышенный интерес милиции, не было. Севастьянов был спец и лишнего с собой не возил. Запер машину, сходил в станционный туалет, представлявший собой реликт советской эпохи — деревянную будочку с вырезанными в доске круглыми дырками, густо обсыпанными хлоркой, и утопил там связку «жигулевских» ключей, предварительно сняв с кольца странный ключ с маленькой металлической биркой.
— Приикотитсаа! — с финским акцентом сказал себе Кастет.
Потом Леха не спеша выпил две бутылки теплого пива, дождался электрички и с жидкой толпой вылезших из нее пассажиров вернулся в деревню Пепекюля.
Глава 5
НОЖ, СТВОЛ И СТРЕЛКА
Первый звонок о взрывах на станции Можайская поступил на пульт дежурного ГУВД в 13.55. После этого звонили уже непрерывно — люди были взбудоражены ночным терактом и называли не только разное число взрывов, но и совершенно фантастические места новых терактов — от Мариинского дворца и Смольного до Морского порта, «Пулкова» и Сосновоборской АЭС. А бдительный пенсионер сообщил о том, что своими глазами видел колонну чеченских танков, на большой скорости двигавшуюся в город по Таллиннскому шоссе.
Уже по первому звонку было созвано экстренное совещание в кабинете начальника ГУВД. Усталый невыспавшийся генерал, совершенно выбитый из колеи ночным происшествием, предложил собравшимся высказаться.
— Это же станция, там — линейный отдел, они-то что говорят? — спросил кто-то.
— А ничего не говорят, — махнул рукой генерал, — трубку никто не снимает.
— Значит, на происшествии, — предположил Богданов.
— Ага, или пьют.
— Сегодня ж среда, середина недели.
— Нет закона, запрещающего пить по средам.
— Надо в штаб округа позвонить, может, у них самолет упал. Теперь каждый день где-нибудь падают, — предложил Исаев.
Совещание его мало интересовало, он хозяйским глазом осматривал кабинет, планируя какую надо сделать перестановку.
— Позвонили, говорят — у них все нормально, — ответил генерал.
После этого долго обсуждали вопрос, какая связь работает оперативнее — милицейская или военная. Пришли к выводу, что обе работают хреново, но милицейская все же лучше. Потом кто-то предложил позвонить участковому деревни Пепекюля и направить его на предварительное дознание. В результате возник спор — есть в деревне Пепекюля участковый или нет, а если есть, то где он находится и по какому телефону с ним можно связаться. К единому мнению не пришли, на дальнем конце большого, поставленного буквой «Т» стола, даже поспорили на ящик пива. Жаркие дебаты о количестве населения на душу одного участкового прервал новый звонок дежурного по городу. В деревне, оказывается, находился по личной надобности капитан Сергеев из 30-го отделения милиции.
Набравшись мужества и водки, он сходил в дальний конец деревни и подтвердил, что — да, взрыв имел место, и не один, а два, имела место быть также перестрелка высокой интенсивности, в результате чего на участке лежит множество трупов лиц кавказской национальности и на дороге, у ворот один труп лица славянской национальности. Но сейчас все кончилось и в окрестностях тихо, поэтому можно присылать усиленный наряд милиции, а также батальон СОБРа. Больше ничего сраженный нервным перенапряжением капитан Сергеев добавить не смог.
— Вот и хорошо, — сказал повеселевший генерал, — капитану Сергееву объявить благодарность в приказе по Управлению, сотрудникам милиции выполнять плановые операции, разработанные специально для подобных случаев в Центре по борьбе с терроризмом. Все свободны. Да, и введите план «перехват», что ли…
Полковника Исаева генерал попросил остаться, чтобы выяснить — какие планы в Москве по его генеральскую душу, и что можно сделать, чтобы эти планы скорректировать в лучшую для генерала сторону.
Небольшая группа людей, бредущих со станции в деревню Пепекюля, состояла исключительно из местных жителей.
В середине недели гости из города приезжали редко, поэтому Кастет вызвал интерес у аборигенов. Рядом с Лехой ковыляла старушка с двумя большими клетчатыми сумками, Кастет вызвался помочь и охотно рассказал благодарной старушке о том, что приехал к своему другу Петру Чистякову, который живет в доме номер шестнадцать. Старушка справилась у спутников, точно ли есть в деревне дом номер шестнадцать и живет ли там кто-нибудь.
Шедший рядом мужичок, одетый не по весне в ватник и зимнюю шапку со спущенными ушами, подтвердил, что живет в этом доме мужик, зовут Петром, поболе недели уже живет и все это время пьет горькую, но ведет себя тихо, не дебоширит. Из дому выходит только к колодцу, воды набрать, то ли для мытья, то ли, скорее, для утоления понятной утренней жажды.
За теми разговорами дошли до деревни, и Леха начал уже привычно стучать в дверь и кричать в окна. Содержимое дома никак не реагировало на Лехины призывы, что особо и не удивляло, учитывая состояние обоих постояльцев. Кастет уже намерился искать какую-нибудь железяку, чтобы взломать дверь, но потянул ее, и дверь неожиданно легко распахнулась.
Леха постоял немного в сенях, привыкая к полумраку, потом прошел в горницу. Там с утра мало что изменилось — присутствовал спящий положа голову на стол Рустам и отсутствовал Петька Чистяков. Подойдя ближе, Кастет обнаружил еще две существенные детали — на столе лежала записка, а в спине Рустама торчал кухонный нож. Удар был точный, кровь не вылилась наружу, а осталась внутри тела.
Леха помнил этот нож, лежавший тогда на столе среди кусков колбасы и хлеба, клинок был сантиметров тридцать. И теперь этот клинок почти полностью ушел в тело Рустама, пробив его, должно быть, насквозь. Удар такой силы и точности пьяному человеку не совершить…
Леха взял записку. Там корявым, но все-таки трезвым почерком было написано:
«Кастет! Не ищи меня, я сам тебя найду и все объясню. П.Ч.».
Леха еще раз перечитал записку. Не для того, чтобы проникнуть в тайный ее подтекст или осознать всю глубину содержания, а чтобы как-то заполнить внезапно возникший в голове вакуум.
Попытался вспомнить, был ли Чистяков утром пьян, вроде был, водкой от него пахло, это точно, но глаза и речь были трезвыми, движения расчетливыми. Пьяный себя так не ведет, а тем более человек пьющий неделю, как уверял Петька и его и мужичка, встреченного Кастетом по дороге. Слишком разумно и правильно вел себя и говорил Чистяков. Не то должен делать и не так разговаривать запойный пьяница.
Однако все эти рассуждения нужно оставить на потом, а что предпринять сейчас? Кастет все сделал для того, чтобы люди запомнили и подтвердили — да, этот мужчина приехал вместе с ними на электричке в 14.46, да, шел в гости к своему другу по имени Петр, проживающему в доме номер шестнадцать. Поэтому просто тихо уйти из дома не получится. Вызвать милицию? И кем представиться — находящимся в розыске Алексеем Костюковым или карельским бизнесменом Арво Ситтоненом, чьи отпечатки пальцев непостижимым образом совпадают с отпечатками пальцев того же Костюкова?
Леха еще раз оглядел комнату, оружия своего, конечно, не нашел. Петька или заныкал его куда-то или, что скорее, забрал с собой. Свернул записку, аккуратно убрал ее во внутренний карман, вышел на улицу. По дороге ковылял с пустым ведром давешний мужичок в ушанке и ватнике.
— Эй, друг! — окликнул его Кастет. — Где здесь милиция?
Мужичок остановился, поставил ведро, почесал под шапкой голову, вгляделся в Леху и, видно, признав, спросил без интереса:
— Что, порезали кого, что ли? По пьяни это бывает… Тогда на станцию тебе идти надо, участкового у нас который год нету. Не живут у нас участковые, спиваются. Вот последний, Иван Семенович, уж на что крепкий мужик был и тот…
— Спасибо, друг! — прервал его Кастет. — Ты присмотри тут, чтобы кто чего… А я на станцию сгоняю.
— Ага, —ответил мужичок, поднял ведро и пошел к колодцу.
По пути на станцию Лехе встретились две милицейские машины с мигалками и грузовик, на заднем борту которого было написано «Люди», что было неправдой, потому что в кузове ехали менты. Одинокий мужчина в затрапезной куртке их не заинтересовал, они ехали на выполнение планового задания, разработанного Центром по борьбе с терроризмом, и размениваться по мелочам не могли.
Посмотрев вслед милицейским автомобилям и пожалев попутно о безвременно сгоревшем «Гольфе», Кастет достал севастьяновскую трубку и позвонил Сергачеву. Номер был дан для экстренной связи и только в случае крайней необходимости. Леха посчитал, что гибель двух десятков человек является достаточно серьезным основанием для звонка.
Петр Петрович отозвался сразу, молча выслушал Кастета, помолчал еще с минуту, спросил:
— Оружие есть? Нет. Документы есть? Есть. Звони по 02, сообщай об убийстве Рустама, себя не называй, садись в электричку и — в город. Зайди в гостиницу, успокой Жанну, говорят, она там рвет и мечет, как бы глупостей не натворила, переодевайся и к нам, на Каменный. Оденься поприличнее, у нас тут, понимаешь, званый вечер, суаре, ети его мать… Все, жду!
До города Кастет добрался без приключений, предварительно позвонив по 02.
Дежурный сообщение об убийстве воспринял спокойно, даже не уточнив фамилии звонившего, похоже, сегодня деревня Пепекюля была криминальным центром Петербурга, и одним трупом больше или меньше — уже не имело никакого значения.
Администратор гостиницы передал Лехе оставленный ему на рецепции конверт и, немного смущаясь, попросил поговорить с оставленной в номере девушкой. Потому что та ведет себя «не совсем корректно», что несколько нарушает принятый в отеле стиль поведения. Леха поклялся объяснить девушке правила поведения в солидных гостиницах и по дороге в номер открыл письмо.
От конверта и от вложенной в него бумаги пахло резедой, но послание было от Гены Есаула. Уважаемый вор предлагал ему, Арво Ситтонену, встретиться сегодня вечером с ним, Геннадием Сергеевичем Степанчиковым, по известному им обоим адресу, в любое удобное ему, Арво Ситтонену, время. С присовокуплением всех необходимых знаков уважения и прочее, и прочее… Подивившись галантности борисовского авторитета, Кастет спрятал послание в карман, который начал уже разбухать от накопившихся за день бумажек.
В номере, кроме Жанны, так и не выкроившей минутки, чтобы накинуть на себя хотя бы халат, находилась горничная, дежурная по этажу и представитель службы безопасности отеля. Кроме того, на полу лежали осколки битой посуды, ваза с цветами, собственно цветы, разбросанные по всему номеру, а также российские и зарубежные купюры разного достоинства.
Леха постоял в дверях, выслушал совет Жанны рассовать все это себе по задницам и валить отсюда, после чего вздохнул и сделал шаг вперед. Как пишут в романах, все взоры обратились к нему. Обслуживающий персонал смотрел с надеждой, Жанна — с негодованием.
— Господа, можете быть свободны! — сказал Кастет голосом преуспевающего бизнесмена, привыкшего к капризам своей взбалмошной супруги. — Думаю, мы найдем возможность урегулировать этот маленький инцидент.
Обслуга во главе с «секьюрити» удалилась, бросая на Леху полные признательности взгляды. Кастет скинул с кресла какие-то бабские тряпки, уселся поудобнее, потом передумал, встал и выглянул в коридор. Горничная еще не успела отойти далеко и с ужасом оглянулась.
— Я могу попросить вас принести кофе? — спросил Кастет. — И каких-нибудь бутербродов?
Кофе появился так быстро, словно его не варили, а налили из-под крана в ближайшем туалете. Но это был фирменный, обжигающе горячий серебряный кофейник на серебряном же подносе, окруженный свежайшими бутербродами-тартинками с икрой всех возможных видов, включая икру-алмас и исключая кабачковую и баклажанную, а также с балыком и несколькими сортами колбас твердого копчения.
— За счет отеля, мистер Ситтонен, — шепотом сказала горничная, не рискуя, впрочем, войти в номер.
Бедная девушка, видимо, полагала, что только подданные иностранных государств в состоянии выносить такое от женщин. И одарила Кастета многообещающим взглядом. Почему-то еще месяц назад девушки на него так не смотрели.
Леха с подносом в руках вернулся к креслу, пристроил поднос на ближайший стул, налил себе кофе и только после этого взглянул на Жанну. Надо сказать, что выглядела она не опаснее чеченского террориста. На первый взгляд, во всяком случае.
Жанна с изумлением наблюдала за его манипуляциями с креслом и кофе, время от времени открывая и закрывая рот.
Волнуется, наверное, подумал Кастет, отправляя в рот тартинку с красной икрой. Какое-то странное воздействие я оказываю последнее время на женщин. Может, я — мачо? Вот как дышит-то. Сейчас набросится, наверно.
Жанна действительно набросилась, пытаясь выбить у него из рук чашечку кофе и очередную тартинку. Чтобы спасти продукты питания, Лехе пришлось применить технику, заимствованную у шаолиньской школы «Дохлая устрица», и вернуть девушку в постель, чтобы тут же овладеть ею в позиции сзади, стараясь все же не расплескать находящуюся в левой руке чашку с кофе. Жанна не стала сопротивляться, похоже, признав в нем вожака их маленькой стаи, что дало возможность Лехе не только завершить дело к обоюдному удовольствию, но и сохранить в целости кофе…
— Ты — гнусный урод и нравственное чудовище, —сказала Жанна через некоторое время, продолжая зачем-то оставаться на коленях.
— Я знаю, ты уже говорила, — согласился Кастет, выбирая очередной бутерброд.
— Ты опять уйдешь? — спросила Жанна, не меняя позы.
— Уйду, — подтвердил Кастет, делая глоток кофе и разглядывая девушку, — сейчас вот перекушу и пойду.
— А я? — спросила девушка, почему-то еще больше поворачиваясь к нему задом.
— А ты останешься, — ответил Кастет, направляясь к ней и по пути снова спуская брюки.
Совершив чудеса ловкости и мужской силы, Кастет принял душ, надел лучший из своих костюмов и отправился в гости к господину Кирееву.
Водитель таксомотора, услышав от Лехи адрес каменноостровского особняка, в мгновение ока доставил его к воротам, решительно отказался брать деньги и уехал, едва Кастет успел захлопнуть дверцу. Похоже, владелец особняка действительно был широко известен в городе.
Охранник, очередной брат-близнец покойного Севастьянова, проводил Леху до дверей и передал с рук на руки еще одному близнецу.
Для того, чтобы попасть на веранду, где прятался от гостей Сергачев, пришлось пройти через весь особняк. Ярко горели огни, играла настоящая, не из магнитофона, музыка, множество мужчин в смокингах, с бокалами в руках перемещались из одной гостиной в другую, вполголоса обсуждая какие-то свои дела, дамы в бальных платьях кучковались отдельно, и, судя по ненавистному Кастету оживленному щебетанию, дел у них никаких не было.
Вообще, все это напомнило ему первый акт оперы «Травиата», которую Леха в школьные годы слушал вместе с классом. Сама опера ему тогда не понравилась — история падшей женщины была показана без натуралистических подробностей ее падения и безнравственной жизни. Однако первый акт оставил сильное впечатление. Леха представил, что такое количество гостей собралось в их немаленькой, в общем-то, квартире и всех их надо накормить и напоить, после чего проникся уважением к падшей героине.
Сергачев сидел в углу полутемной веранды и пил томатный сок.
— Выпьешь чего-нибудь? — спросил он у Кастета.
— Выпью, — ответил Леха, — чуть-чуть. У меня еще встреча с Геной Есаулом.
— Ты становишься популярен.
Петр Петрович подозвал ожидавшего в дверях официанта, что-то вполголоса заказал ему, и через пару минут на столике появился поднос с запотевшим графинчиком водки, салатником паюсной икры и двумя тарелочками — с мелко нарезанным зеленым луком и малюсенькими расстегаями.
— Ты пей, ешь и говори. Времени у нас мало. Ты перекусить-то успел что-нибудь или с подругой кувыркался?
— Успел, — сказал Кастет и выпил первую рюмку.
Выпил и замер. Всю свою почти сорокалетнюю жизнь он не представлял, что водка может быть вкусной. Не огненная вода, главное назначение которой — побыстрее свалить человека с ног, наподобие удара киянкой по голове, а напиток, от которого получаешь удовольствие.
— Это что? — в изумлении спросил он.
— Это, голубчик, водка. Именуется «Smirnoff Blue Label», 50-градусная, между прочим, а пьется неплохо, согласись. Я-то, когда еще водочку потреблял, больше всего предпочитал датскую водку, «Гренландия» называется, для ее приготовления берется вода гренландских ледников, чистейший был продукт…
Сергачев вздохнул.
— Был такой русский художник Максимов, а у того картина — «Все в прошлом» называется, так вот и у меня — все в прошлом. Однако, что это мы все о грустном, да о грустном, рассказывай, что ты там натворил в славной деревне Пепекюля. Пей, закусывай и рассказывай.
Петр Петрович откинулся на спинку кресла и приготовился слушать.
На встречу с Геной Есаулом Кастет приехал на новеньком «Пассате», оформленном на его имя, с новым секретарем-телохранителем Пашей за рулем и с личным оружием в виде пистолета «бердыш» в наплечной кобуре, снабженным всеми необходимыми документами.
Ишь, как старик расстарался, пока тебя не было, похвалил сам себя Кастет, воюй — не хочу!
Есаул сам открыл дверь и впустил Кастета в квартиру. Цепко окинул взглядом, сказал:
— Нарядный ты сегодня и при стволе, гляжу, не доверяешь Есаулу, что ли?
— Извини, Гена, со встречи еду, и с такой встречи, что без оружия туда приходить — себе дороже. В машине ствол не оставишь, а прятать от тебя, сам понимаешь…
Гена положил голову на плечо и одобрил кастетовские слова:
— Разумно. Проходи.
Прошли в комнату, где сидели те же картежники, что и вчера, только карт на столе не было, не было и закопченного мятого чайника с чифирем, но стояла непочатая бутылка водки и жестяные, коричневые изнутри кружки.
— Выпьешь с нами?
— В другой раз, Гена. Давай дела делать.
— Давай, — согласился Гена, — садись, где хочешь, знаю, сквозняков ты не любишь, сам место выбирай.
Кастет сел на прежнее свое место, напротив хозяина — Есаула.
— Не ты сегодня за городом шум устроил? — словно в шутку спросил Есаул.
— Был я сегодня за городом, но шума не слышал, может, в другом месте был…
— Хорошо. Ты, я вижу, человек занятой, везде поспеваешь, и за город съездить, и на стрелку со стволом сходить, к нам вот теперь выбрался. Ну да ладно, давай к делу. Сам понимаешь, визы да паспорта не я делаю, важных людей пришлось беспокоить. Удивляются важные люди твоим, Арво Ситтонен, запросам и хотят с тобой встретиться.
— Разумно, — повторил его выражение Кастет, — где и когда?
— Завтра. А место и время я тебе утром скажу, сам еще не знаю. Я тебе, как человеку, скажу — ты один на эту стрелку не приезжай, если есть в городе люди — всех бери, сколько соберешь, столько и вези. Там не твои деньги проверять будут, а твою силу. А сила — это люди… Ты вчера о переменах в городе говорил, и я сегодня то же слышал, о письмах каких-то люди говорят, что банкирам пришли и менту главному посланьице было… Не знаю, может, ты и не при делах, но, боюсь, большой шухер затевается и тебе местная поддержка о-очень пригодиться может… Думай сам, человек Арво Ситтонен…
Говорил все это Гена с трудом, словно выдавливал, но в глаза смотрел прямо, не таясь, что Лехе по сердцу пришлось.
— Я, Гена, что — я маленький человек, курьер…
— Так и я — не велика сошка, оттого и держаться нам вместе надо, помогать друг другу…
— Правду ты сказал, Гена, приятно с умным человеком дело иметь. Если все мы обговорили, пойду я, не буду время у вас отнимать.
Попрощался Кастет с ворами, а Гена до двери его проводил и на пороге уже сказал:
— Время тебе надо, чтобы людей собрать, я постараюсь, чтобы стрелку попозже забили…
— Спасибо, Гена, запомню!
— И еще, — тут Кастет на шепот перешел, — малява ко мне сегодня пришла — замочили Голимого в «крытке». Не твоих рук дело?
— Нет, Гена, клянусь — нет!
— Лады, верю! Но и ты мне верь…
Из выступления полковника Исаева В.П. по Первому каналу ЦТ в программе «Бой криминалу», опубликованного позже под заголовком «Новая победа петербургской милиции».
Ведущий:
Виктор Павлович, меньше недели назад вы выступали в нашей программе с рассказом о замечательной операции, проведенной питерскими милиционерами. И вновь Петербург в центре внимания всей страны. Сначала — чудовищный террористический акт, совершенный минувшей ночью в самом центре Северной столицы — взрывы в здании «Гостиного Двора», но не проходит и нескольких часов, как сотрудники руководимого Вами Отдела не только нашли, «вычислили» так сказать, но и уничтожили организаторов и исполнителей этой варварской акции. Такой оперативности в действиях нашей российской милиции я не припомню. Расскажите, пожалуйста, поподробнее об этой операции.
Исаев:
Прежде всего хочется остановиться на ночных взрывах в центре Петербурга. Примерно в 3.15 ночи два грузовика, за рулем которых находились шахиды-смертники, пробив ворота, с двух сторон — с Садовой и Перинной линии, — въехали во внутренний двор торгового комплекса и взорвались. Личность шахидов, как вы понимаете, установить уже невозможно. Трудно поддается оценке и объем заложенной в грузовики взрывчатки, потому что часть внутреннего двора использовалась под стоянку автомашин торгового комплекса и горючее, находившееся в их бензобаках, сдетонировало. При совершении терракта погибло три человека, охранявших въездные ворота и автостоянку. Материальный ущерб велик, но в основном за счет уничтожения и повреждения товаров, находившихся в складских помещениях, примыкающих к автостоянке. К счастью, сам «Гостиный Двор», являющийся не только историческим и архитектурным памятником нашего города, но в определенном смысле и одним из его символов, практически не пострадал. Я думаю, что после тщательной экспертной оценки буквально через несколько дней он начнет функционировать практически в полном объеме. Теперь о том, что касается операции, проведенной нами в одном из пригородов Санкт-Петербурга. Слишком мало времени прошло, чтобы можно было говорить о всех деталях этой операции, но одно скажу совершенно определенно — снова с самой лучшей стороны проявило себя подразделение, руководимое полковником Богдановым. Именно благодаря их слаженной высокопрофессиональной работе удалось так оперативно выйти на след преступников и, пользуясь фактором внезапности, без потерь с нашей стороны уничтожить их. Погиб только случайный прохожий, кстати, сотрудник одного из частных охранных предприятий. Уничтожено шестнадцать боевиков и крупный склад с вооружением и боеприпасами. Судя по всему, эта группа планировала провести еще не один терракт на территории нашего города.
Ведущий:
Судя по неофициальным данным, просочившимся из аппарата МВД, Вас, Виктор Павлович, планируют назначить начальником ГУВД Санкт-Петербурга. Что Вы можете сказать по этому поводу?
Исаев:
Извините за каламбур, но я к слухам не прислушиваюсь. Если поступит такой приказ, буду его исполнять, но, признаться, я не стремлюсь к карьерному росту, я не администратор, а опер и большую часть своей жизни в милиции провел на живой оперативной работе. Я ведь начинал с должности оперуполномоченного 16-го отделения милиции Ленинграда и до сих пор с теплым чувством вспоминаю те нелегкие годы.
Ведущий:
Большое спасибо за то, что в эти напряженные часы смогли выкроить время для встречи с нами. Благодаря таким, как Вы, растет престиж сотрудника милиции, и жизнь в наших городах становится безопаснее.
Глава 6
БОЙСЯ, МЕНТ, БРАТВУ МОРСКУЮ!
Выйдя из парадной, Кастет сразу же связался с Сергачевым и пересказал слова Есаула.
— Хорошо, — ответил Петр Петрович, — все правильно. Так и должно быть. Не мог Исаев с тобой не встретиться. Сам, конечно, на стрелку не поедет, кого-то из своих пошлет, скорей всего капитана Марчука, в исаевской колоде он на валета тянет. Богданов — сам не поедет, он вообще-то мент правильный, как с Исаевым в смычке оказался — не понимаю.
Сергачев задумался.
— Что с людьми делать — не знаю, Кирей своих точно не даст, а у меня столько нету…
— А сколько надо?
— Чем больше, тем лучше, Есаул правильно сказал. Человек пятьдесят было бы то, что надо…
— Я что-нибудь придумаю, — Леха уже начал ворочать мозгами в этом направлении, — думаю, будут люди.
— Отлично! Я от себя пару снайперов пришлю, не помешают. Удачи, звони!
Сев в машину, Кастет сказал Паше коротко: «В гостиницу!» — и задумался.
В гостинице ему была нужна старая записная книжка, с ее помощью Леха надеялся организовать себе бойцов.
Не дожидаясь лифта, он бегом поднялся в номер, показал кулак Жанне, полезшей было со своими сиськами и поцелуями, и достал из глубины шкафа заветную книженцию. Номер телефона капитана Климова был, как и следовало ожидать, на букву «К».
Васю Климова он знал еще по училищу.
Боксер-легковес Климов особых успехов в спорте не добился и потому сознательно делал упор на военную карьеру, В Афганистан он, в отличие от Кастета, поехал добровольно, там они встретились вновь, но военные пути их не пересекались. Климов служил в Кабуле, вроде бы при штабе. Лехин полк дислоцировался в пригороде Кабула, но в расположении полка Кастет бывал редко — разведчики в гарнизоне не засиживаются. В Питере они почти не общались, только на встречах ветеранов-афганцев, но считались друзьями и искренне радовались каждой новой встрече.
К телефону подошла Иришка, жена Климова, маленькая пухлая шатенка с лицом обиженной девочки, у которой отняли конфету. Была она ровесницей Кастету, но, при соответствующей раскраске и освещении, больше двадцати ей никто не давал. Пикантная такая дамочка, которая, как говорили ему знакомые, давно положила на Кастета глаз. Леха же на жен своих товарищей внимания не обращал, чем вызывал иногда некоторое их неудовольствие.
— Ирочка, это Леша Костюков. Твоего благоверного можно?
— Лешенька, куда же ты пропал? Ты не знаешь, наверное, мы же разошлись! Давно уже, с полгода будет… Ты сегодня занят? Ко мне девчонки обещали прийти, не смогли, все при мужьях дома сидят, а я теперь девушка холостая, дома вот в одиночестве телевизор смотрю. Слушай, ужас, что в городе творится! Взрывы, стрельба, сегодня ОМОН чеченскую банду в Можайском разгромил, слышал?
— Нет, мне не до этого сегодня было.
— Приезжай, я тебе все подробности расскажу, кучу народа перебили, человек, наверное, сто! Ну, не сто, но все равно много, молодцы какие, правда?! Неделю назад главаря чеченского убили, на Фонтанке, нет, на Карповке, сегодня целую банду, представляешь? Только наши менты чего-то и делают, а все остальные мышей не ловят, правда?
— Мне бы с Васей встретиться, дело у меня к нему.
— Знаю я ваши дела, водку небось пить будете. Водка и у меня в холодильнике стоит, я салатик к твоему приезду сделаю, приедешь?
— Может быть, позже, Ириша, мне сейчас Вася нужен.
— Вася твой живет в казарме пока, при училище, ему не позвонить, ехать надо.
— Ничего, я на колесах, подъеду.
— Лешенька, ты что, машину купил? А какую? А какого цвета? Новую?
— Ириша, я приеду и все расскажу, и на машине покатаю.
— А ты точно приедешь?
— Если быстро освобожусь, то приеду.
— Ты только перед тем как приезжать, позвони на всякий случай, может, девчонки ко мне выберутся, и вообще… Завтра праздник все-таки!
— Договорились, целую в носик!
Последним местом службы капитана Климова была кафедра физвоспитания при военно-морском училище, что на набережной Лейтенанта Шмидта.
Дежурный по училищу, по должности пребывающий трезвым и оттого раздражительным, откликнулся на просьбу вызвать капитана Климова только по предъявлении стодолларовой купюры. Лицо, морщинистое от соленых морских ветров, дующих с Финского залива прямо в форточку дежурки, разгладилось, и тотчас был направлен дневальный со строгим приказом без капитана Климова не возвращаться, а штатский гражданин с иностранной фамилией был даже допущен в дежурку, которая именовалась в училище по-флотски — рубкой.
Вскорости прибыл и капитан Климов, трезвый и грустный. Черная морская форма приятно оттеняла лишенное живых алкогольных красок лицо.
— Не заболел ли ты, брат Вася? — после обмена приветствиями спросил Кастет.
— Довольствия не дали, — мрачно сказал капитан Климов, — обещали ведь, сволочи, выдать к празднику денежное довольствие и хрен на рыло! Пол-училища трезвыми ходят, представляешь?!
Кастет попробовал представить эту ужасающую картину и не смог, фантазии, наверно, не хватило. Зато он смог обнадежить товарища:
— Деньги будут! Пойдем, у Крузенштерна постоим.
Напротив училища, на набережной, стоит памятник кругосветному мореплавателю, тот самый, на который по традиции в ночь выпуска будущие лейтенанты надевают тельняшку. До выпуска оставалось еще полтора месяца, поэтому Иван Федорович стоял в чем мать родила, то есть в чем создал его отец-скульптор — в мундире, при эполетах и кортике.
— Деньги будут, — повторил Кастет, — но ты мне помочь должен, серьезно помочь.
И достал из бумажника еще одну стодолларовую купюру.
Лицо капитана Климова чудесным образом переменилось, словно помолодел капитан.
— Чем могу, помогу! Пойдем, Леха, тут недалеко рюмочная есть, там и поговорим спокойно.
— Нет, Вася, поговорим мы здесь, и деньги ты получишь только после того, как мою просьбу выполнишь. Завтра мне на целый день нужно пятьдесят крепких и надежных парней, работа не опасная, но ответственная и афишировать ее не стоит. Ребят я приодену — куртки, башмаки штатовские армейские, джинсы нормальные. Это все ребятам останется и еще по стохе баксов получат. А ты, когда все кончится, пятьсот получишь.
— Еще пятьсот? — осторожно спросил Климов.