Заказ Семенова Мария

«На заре… Ранним утром на заре… красный конь бро-о-дит…»

«Эх, лошадки, лошадушки…» – снова вздохнул Панама.

Факс выдал последние строки и смолк, ожидая нового сообщения. Антон Григорьевич подошёл к аппарату и оторвал длинную, волнами ниспадавшую на пол бумажную ленту. Аккуратно перемотал и стал бегло просматривать…

неожиданно громыхнул из-за двери жизнерадостный бас.

Дверь отворилась. На пороге возник Боря Смирнов. За его спиной громоздился обладатель могучего голоса, рыжий гигант в закапанной дождём джинсовой рубашке, не сходившейся на волосатой груди. Росту в нём было никак не меньше двух метров. На фоне такого великолепия слегка даже терялся второй незнакомец – совсем не мелкий мужчина в плаще и интеллигентных очках. Он улыбался и был до невозможности похож на покойного Листьева.

– Это Антон Григорьевич Панаморев, о котором так долго говорили большевики, – представил Панаму Смирнов.

– Плещеев, – пожал ему руку интеллигент.

– Сергей Петрович Плещеев, начальник охранного агентства «Эгида-плюс», – пояснил Боря.

– Семён Фаульгабер, – протянул лапищу великан.

Тут Смирнов увидел в руках у Антона три метра белой бумаги и смешливо прокомментировал:

– Это в качестве носового платка?..

– Ребята, вы уж извините… Я, наверное, всю ленту у вас в аппарате извёл, – тоже улыбнулся Панама.

– Ни за что не простим, – серьёзно последовало в ответ.

Антон поднял глаза и стал ждать продолжения. Смирнов хитро ухмыльнулся в усы:

– У нас такса: метр – литр. Особенно с разных там командировочных, которые по приезде проставиться не хотят. Кстати, можно и пивом… в том же объёме. Так что ты бумагу мотай, мотай, нам не жалко…

поддержал Фаульгабер.

На смирновском столе красовалась пепельница: бронзовая свинья устроилась отдыхать посреди «миргородской» лужи. Лукавый скульптор, создавший шедевр, был несомненный талант. Свинья определённо залегла в лужу не просто так, а предварительно выхлебав упомянутый литр…

С самого начала нынешней своей поездки Панама по делу и без дела вспоминал невысказанное предупреждение Ларионова: «второй раз заступиться за тебя я уже не смогу…» Лезла в голову даже дурацкая придирка непосредственного начальства, изволившего озаботиться из-за бутылки «Брынцаловки». Сколько он себе ни внушал, что будет здесь, в Питере, вкалывать как обычно, а всё лишнее пропустит мимо ушей, – да, видно, не смог… И уже понимал, что вчерашняя вечеринка с ребятами была этакой фрондой. Фигой в кармане, от которой вроде бы никому ни жарко ни холодно, а случись что – ведь и это лыко в строку пойдёт…

– Боря, – сказал он. – Ты ж понимаешь – я на работе…

– А мы что? Дурака тут валяем? Тоже мне, благородный следователь Шарапов. Мы здесь, между прочим, тоже хулиганов изредка ловим. И немножко даже бандитов. Слышал анекдот? Специально для тебя. Двенадцать часов ночи, звонок в отделение: «Это м-милиция?» – «Да, это милиция». – «Т-тут н-на у-улице л-лежит д-дохлая л-лошадь и в-в-воняет. Уб-берите, п-пожалуйста…»

Борис заикался очень правдоподобно. Видимо, сказывалась практика.

– Да, слышал… – утрачивая настороженность, рассмеялся Антон. – Хорошо, пиво с меня. Только, не обессудьте, ребята, попозже. Сам видишь…

– Понятно. Проблемы?

– Да нет… все пока о’кей. Информацию перевариваю…

– Смотри, запора не наживи. А про литр-метр забудь. Шутка, – отмахнулся Борис. Его гости отступили в коридор, видимо, куда-то спешили. – Всё, что в этом кабинете, эксплуатируй как своё собственное. Я на часок улетел. Если вопросы возникнут – не стесняйся, в любую дверь стукнись – помогут. Или к начальнику… Ну, бывай…

– А я про пиво серьёзно! – крикнул уже ему вдогонку Антон.

донеслось из коридора.

Быстрые шаги удалились по гулкому коридору.

Панама снова уткнулся в бумажную ленту. Дочитал, пробурчал что-то себе под нос и, усевшись за стол, снял телефонную трубку.

– Аня? Ань, доброе утро. Это Антон. Да, благополучно… Слушай, Анечка, я тебе сейчас прочитаю два описания… Ага, из Сайска прислали… Ты же небось всех ваших лошадников знаешь? Может, уловишь с кем сходство?..

И Антон начал медленно, внятно читать принятые по факсу описания двух подозрительных личностей, могущих иметь отношение к пропаже коня. Анна внимательно слушала, сидя на кухне в репатриированном махровом халатике с васильками. Серёжа глядел через стол в её сосредоточенное лицо и нервно покусывал губы. Аня всё собиралась купить второй аппарат, да так и не собралась…

В это же время пропитанный влагой эфир над Санкт-Петербургом стал свидетелем совсем другого телефонного разговора. Сидя за рулём вздымающей брызги «девятки», русоволосый коренастый парень приложил к уху плоскую трубку «Нокии»:

– Херр Нильхеден? Гуннар?

Услышав ответ, поплотнее прижал трубку к уху. Тут ему пришлось перехватить руль, он притиснул телефончик плечом, и во рту стали видны золотые передние зубы. Еще пару секунд он молча слушал, затем бросил в микрофон короткое:

– О’кей! – и выключил аппарат.

Машина развернулась на ближайшем перекрёстке (очень по-хамски, едва не попав на рога гружёной «Ниве» с прицепом: с дороги, чёрная кость! барин едет!..) и помчалась в сторону Васильевского острова. Пронеслась по набережной мимо Кунсткамеры, затем по Большому к Наличной…

Она остановилась возле скромного небольшого кафе у гостиницы «Прибалтийская». Херр Нильхеден сидел за столом и хмуро ковырял вилкой яичницу с ветчиной. Коренастый, появившись в дверях, приветствовал его кивком головы. Швед молча указал ему на стул напротив. И пододвинул русскому остывающую чашечку кофе.

Разговор между ними шёл по-английски:

– Не нравится мне это, Андрей! Зря мы всё же его сюда, на эти соревнования… Да, я тоже думал, что это замечательная идея, но теперь мне начинает казаться, что она слишком опасна. Я очень рискую…

– Вот уж не согласен. Ты сам-то подумай: что, я ворованного коня должен был у себя на конюшне держать? – Владелец «девятки» энергично подчеркнул голосом «я», ткнув себя при этом в грудь пальцем. – Меня ж в городе знают! Стоило бы ему у меня появиться, народ тут же пронюхал бы. Люди кругом завистливые, а лошадники ещё и любопытны, как черти… Тут же примчались бы «конечку посмотреть»… Нет, у тебя он как у Христа за пазухой! Частная собственность иностранца – руками не трогать! А лучше и близко не подходить!.. Зря, в общем, психуешь.

– Всё так… Но больно уж много вокруг него суеты…

– Что ты имеешь в виду?

– Расковываю вчера его… Специально время поспокойнее выбрал – у боксов почти никого, все перед стартами на разминочное поле ушли… И тут, откуда ни возьмись, к нашему коню в денник лезет парень! Загорелый такой, ростом мне вот посюда, – крупный швед коснулся ключицы. – На груди – «VIP»…

– Ну и что? – не понял его тревоги Андрей. – Забрёл какой-нибудь… Сам знаешь, кому виповские пропуска у нас раздают. Наверняка сынок чей-то… лоботряс великовозрастный. Надоело на трибунах зевать, он и шляется. Не нервничай, говорю!

Лицо Гуннара Нильхедена выглядело обманчиво-инфантильным из-за гладкой кожи, мелких черт и мальчишеского румянца. Его выражение по-прежнему соответствовало погоде на улице.

– Я бы не нервничал, если бы не видел, как он гладил других лошадей! Я уверен – он конник. Его знают! С ним разговаривал грум военного шоу-джампера[45] из российской команды! Они встретились как друзья, чуть ли не целовались!..

– Да? – Русский забарабанил пальцами по столу. Потом отхлебнул чуть тёплого кофе: – Я думаю, это всё же случайность. Мало ли кто у нас кого знает…

Однако прежней уверенности в его голосе не было. Глаза шведа за стёклами очков стали колючими:

– А что вечером у коня брали кровь – тебе тоже случайность?

Настал черёд Андрея не на шутку встревожиться:

– Кто брал? Почему?.. И какого беса ты разрешил?

– А что я мог сделать?.. – Сдержанный швед отложил вилку и только передёрнул плечами, но вид у него был – задушить бы кого-нибудь! – Мне предъявили жёсткое требование администрации соревнований и ветеринарного комитета мэрии. Лошадь привезли, так почему она не выступает? И выглядит, как варёная?.. Врачи боятся инфекции…

Андрей выдохнул, успокаиваясь:

– Это похоже на правду. У нас с этим действительно строго… – И поскрёб ложечкой кофейную гущу, словно собираясь гадать: – Нет, Гуннар, ты всё же зря паникуешь. Осталось-то всего ничего! Завтра последний день… Как у нас в России говорят, ночь простоять да день продержаться… – Он довольно неуклюже перевёл народное выражение на английский и продолжал: – А парня, что в денник лез, ты на всякий случай мне покажи. Я близко подходить не буду, сам понимаешь, нам вместе светиться совершенно не обязательно, но около боксов покручусь. Ты мне знак какой-нибудь подай, если заметишь его. Ну там, за ухом почеши… и на него глазами. Лады? Если он… мои кому хочешь мозги вправят… И ещё… я тут придумал кое-чего…

Их разговор, и в целом-то не предназначенный для посторонних ушей, сделался совершенно секретным. Андрей наклонился через стол и долго шептал шведу на ухо. Тот вначале сморщился, как от внезапной мигрени. Однако потом напряжение отпустило, он закивал головой и с облегчением улыбнулся:

– Прекрасно, Андрей. Мне кажется, это вполне реально… Я выясню всё, что нужно…

– Ну, тогда bye![46] – Россиянин встал и пошёл к выходу, беспечно засунув руки в карманы. Удачливый, преуспевающий молодой коммерсант. Храните, господа, деньги в сберегательных баксах. Это надёжно!

Остывшая яичница сразу сделалась вкусной. Херр Нильхеден быстро и с удовольствием расправился с ней, большими глотками допил кофе и тоже поднялся из-за стола.

Панама, влетевший в уютное кафе «Юбилейного» прямым ходом с улицы, отряхивал с волос капли воды. Кожаная куртка (по мнению Ани, очень ему шедшая) от сырости приобрела матовый блеск. Промокнуть она не промокла, но и от насморка не спасла: пришлось-таки по дороге сюда завернуть в магазин за носовыми платками. Не шмыгать же.

– Ну у вас, – сказал он, – и погодка…

Серёжка крепко встряхнул его руку:

– Я-то тоже думал, и чего это они среди лета соревнования под крышей устроили… Добрый день, Антон Григорьевич. Кофейку?

– Спасибо. Сейчас сам возьму. – Панама поставил портфель на стул и направился к стойке бара, чтобы вскоре вернуться с тарелкой пирожных и тремя чашками кофе.

– Напиток богов! – Он отхлебнул крохотный глоток и блаженно зажмурился. – Ради одного этого в Питер стоило ехать. Анечка, что у нас насчёт описаний?

Аня вертела в руках кофейную ложечку, не торопясь отвечать.

– Я вот всё думаю, – тихо проговорила она наконец. – Про одного, другого, третьего… И всё хорошие люди… что же это я – наговаривать буду?.. Не представляю… Темноволосый – так вообще… Их столько… да вот, например…

В кафе вошёл высокий темноголовый парень. Осмотрелся и, заметив сидящую за столиком Аню, приветливо помахал ей рукой. Девушка выдавила улыбку и ответила тем же.

– Это кто? – поинтересовался Панама.

– Владелец лошади. Частник, как мы говорим. У меня на конюшне свою зверюшку держит… Отличный парень! – И пристально посмотрела Антону в глаза: – Это не он, честное слово! Он все эти дни, ну, когда Заказа… на моей конюшне бывал. И вообще почти каждый день…

– Аннушка, – рассмеялся Панама, – чрезмерная подозрительность – это детская болезнь начинающих следователей. Я уже ею переболел. И поправился…

Аня, никак не ждавшая подобной реакции, даже моргнула. Антон был совсем не таким, как вчера в кабинете Александра Владимировича, когда и вид его, и манера говорить, и осанка полностью соответствовали имиджу следователя-важняка. А теперь он выглядел точно как у Марины на вечеринке – весёлый, симпатичный мужчина, которого не заподозришь в обладании столь грозными полномочиями. Какой же был настоящим?.. Она читала в книжках о хитроумных следователях, ловко входивших в доверие к людям. Может быть, те, к кому они входили в доверие, тоже что-то читали… Аня посмотрела Антону в глаза и попробовала улыбнуться.

– Что касается коренастых и русоголовых… Их тоже несколько, и я ни о ком не хочу… Денис Грачёв, например. Андрей Поляков… ну ещё кое-кто, если подумать… Все держат своих лошадей. Все ими торгуют. У всех за границей партнёры. Любой из них мог в «Свободу» за лошадьми съездить… не говоря уж про Сайск. Все стараются где получше и подешевле найти. Вот и колесят…

– В данный момент мне русый менее интересен. Не он коня уводил… – И Панама оглянулся на Аниного знакомого, сидевшего за соседним столом. – Ребята, а мог, ну, скажем, лошадь присмотреть один, а вывезти кто-то другой?

– Да сколько угодно, – пожал плечами Сергей. – Каждый ведь информацией, впечатлениями делится. Я, например, очень даже хорошо знаю, где какой молодняк растёт! Земля, она слухами полнится… Так что запросто: хозяин отобрал, а наездник, который у него работает, с коневозом приехал… Коня погрузить – много умения не надо… Да и наши помогали…

– А это мысль, – поддержала Аня. – У каждого владельца опытные конники работают. Вот фотографию бы…

– Сейчас в Сайске фоторобот как раз делают. Завтра, наверное, получу.

– Антон, завтра поздно будет! – Сергей возбуждённо заёрзал на стуле. – Завтра Заказа в Швецию увезут! Надо сегодня что-то делать!.. Не знаю, может, в карантин коня объявить… Задержать… ну, время чтоб выиграть…

– В карантин?.. – Аня повернулась к нему, забыв про облюбованное пирожное. – Легче нас с тобой в карантин закатать. По документам швед ввёз сюда совершенно здоровую лошадь. Он по ним запросто может её и вывезти. Они ещё действительны. Если его спугнуть, в одночасье отгрузится… А что с кровью, Антон?

Антон вытащил из кармана платок и страдальчески высморкался.

– Извините… А что с ней… В городскую лабораторию отправили… В Москву с моей сопроводиловкой… – Панама посмотрел на часы: – В шесть утра должна была долететь. Я справлялся – насчёт ответа велели завтра звонить…

– Опять завтра! – Сергей крутанулся на стуле, словно тот его жёг. – А сегодня-то что?!.

– А сегодня соревнования будем смотреть, – спокойно ответил Панама. – Мне вчера понравилось. Честно скажу, не ожидал, что это так захватывает. Красиво…

Сергей вскочил и, не говоря ни слова, зашагал к выходу из кафе. Его чашечка так и осталась нетронутой. Не говоря уже о пирожных…

Ноги сами принесли его к боксам. Не глядя ни вправо, ни влево, он миновал посты бдительного ОМОНа и наконец очутился в привычной конюшенной суете. Поблизости от Заказа, которому он по-прежнему ничем не мог помочь, но всё-таки… Слева и справа из денников торчали любопытные, доброжелательные носы, и Сергей тотчас ощутил, как отпускает беспросветная обречённость, стиснувшая было сердце. Он почти пожалел, что ушёл из кафе. Хоть извиняйся теперь.

У денников цеэсковцев он разглядел Вовчика, хлопотавшего у открытого бокса, и не раздумывая направился прямо к нему. Увидев его, Вовчик расцвёл:

– Привет, земеля! Как отпуск?

– Зашибись, – не кривя душой, ответил Сергей.

Вовчик его интонаций не понял и продолжал по-прежнему беззаботно:

– Отпуск, это всегда дело хорошее… Как у нас говорят: «Пузо греть, не дрова тюк-тюк». Завидую я тебе, Серёга… Ничего, Василий Иваныч и меня скоро в отпуск… Обещал!.. Махну вот на пару неделек домой… в Пятигорск… Эх, гульнём!.. Поскакать-то дашь?

– А на службе не наскакался?

– Щас! Я всё больше с метлой и тачкой скачу… Знал бы ты, как по ипподрому соскучился… По ночам дорожка снится…

Как снится дорожка, Сергей сам превосходно знал. Но сейчас его грызло совершенно другое, и он спросил:

– Как этот… Сирокко? Ничего не видал?

– Ну… – Вовчик оставил ведро и совок и разогнулся, чтобы доложить тет-а-тет: – Утром выводили его. Сонный был… Как в воду опущенный… Очкарик-швед выводил. Ну, я и посмотрел. Без подков конь был…

– Точно? – Сергей ощутил новый приступ отчаяния, поняв, что из рук безвозвратно уплыл так необходимый Панаме «вещдок».

– Точно тебе говорю. Я совсем рядом прошёл. Специально смотрел – подков не было! Ни на передах, ни на задах. У него и копыта-то по полу совсем иначе стучали… Я ошибиться не мог… А насчёт возраста, так к нему в денник теперь не попасть – обе створки на замках, вот. И верхняя, и нижняя… А у кого ключи – не знаю. Да если бы даже и знал… Тут многие своих лошадей на ночь запирают. Сам понимаешь…

Сергей понимал. Он не слышал высказывания Цыбули насчёт ночёвки с ружьём в деннике у Заказа, но если бы услышал, то согласился бы полностью.

– Ну ладно, спасибо тебе… – Он уже хотел уходить, но вовремя спохватился: – Вовчик, а этот швед ни с кем из наших, русских, случаем не базарил? Может, видел чего?

Тот задумался, и Сергей уже начал на что-то надеяться… но потом Вовчик отрицательно покачал головой.

– Нет… Тут, у боксов – ни с кем. По крайней мере чтобы я замечал… Может, где ещё… – И развёл руками: – Я ведь в основном на конюшне…

– Пойду я. – Серёжа хлопнул Вовчика по плечу. – Меня девушка ждёт.

И, повернувшись в сторону шведских денников, с чувством всеохватывающего бессилия посмотрел на закрытые – это среди бела дня! – створки дверей. Кузя, Кузя, малыш, как ты там?..

И вот тут он заметил господина Нильхедена. Того самого шведа, что рявкнул на него накануне. Владельца так называемого Сирокко. Теперь Сергей знал, как его звать. Нильхеден шёл к крану, торчавшему между денниками. И так теребил себя за ухо, словно хотел оторвать.

Сергей поборол искушение подойти к нему и невинно спросить: «Well, how’s your horse?..»[47] Нет уж. Не допускать ничего, что может быть истолковано как выходящее за рамки праздного любопытства… И, соответственно, может повредить Заказу…

Швед сделал вид, будто не заметил Сергея. Жокей ответил ему тем же. И как мог неторопливее, останавливаясь у открытых денников, направился к выходу…

– Счастливый! – догнал его Вовкин голос. – Ещё и девушка ждёт…

Русоголовый, плотного сложения парень, стоявший за ограждениями, выматерился про себя и, дёрнув из кармана трубку мобильного телефона, на ходу стал набирать какой-то номер…

Стрелка термометра сауны перевалила за отметку «сто двадцать». Покряхтывая от наслаждения, Гуннар слез с верхней полки. В чём мама родила быстро проскочил через баньку – и с разбегу бросился в озеро. Гладь воды так и взорвалась фонтанами брызг. Гуннар был не из маленьких – по озеру побежала волна. Сделав пять-шесть гребков, пловец замер, расслабленно покачиваясь на постепенно успокаивающейся поверхности. Чёрт побери! Благодать!..

Вода была, мягко выражаясь, прохладной. Озеро выточил в граните ледник, в незапамятные времена отступивший на север; Гуннар, впрочем, полагал, что часть льда с тех пор так и осталась на дне. В любом случае здешняя вода не предназначалась для неженок. И даже настоящий мужчина после раскалённой сауны мог в ней высидеть лишь считаные минуты. Гуннар нырнул, проплыл под водой десяток метров и вынырнул почти у самого берега. Поднялся и, почёсывая обильную растительность на груди, направился обратно в сауну – не спеша, давая воде стечь с раскрасневшегося, распаренного тела.

Повод для интенсивного наслаждения жизнью у него определённо имелся. Последняя партия лошадей, которую подготовил ему Андрей, распродалась буквально с колёс. Да как! Если учесть все расходы – непосредственные и накладные – и приплюсовать к ним налоги (а Гуннар Нильхеден всегда был примерным налогоплательщиком), то чистая прибыль всё равно составила почти двести процентов!..

Русский партнер Гуннара, Андрей Поляков, сотрудничество с которым продолжалось полных три года, тоже не переставал радовать. С каждой ставкой лошади становились лучше, а суммы, которые запрашивал за них Андрей, почти не менялись. Официально же объявляемая стоимость контрактов была настолько смешной (о, эта Россия!..), что бизнес господина Нильхедена процветал. И в ближайшем будущем обещал расцвести ещё краше.

В настоящий момент Андрей был у Гуннара в гостях и ждал в бане.

Шагая в облаке пара через порог, хозяин дома услышал его радостный возглас:

– Гуннар, чин!..

Изрядно захмелевший Поляков встретил шведа, держа в руках два стакана. Норвежский виски «Аппер тэн» с тяжеловесным достоинством покачивался в обрамлении хрусталя.

Нильхеден не стал отказываться от спиртного. Взяв свой стакан, он изрядно разбавил виски содовой, добавил пару кубиков льда, чокнулся с Андреем и, слегка коверкая русское застольное пожелание, произнёс:

– На здра-ви-е!

Больше он на языке партнёра не знал почти ничего. Сделав маленький глоток, Гуннар поставил стакан на стол.

– Будем!.. – Андрей, на чьей родине разбавлять выпивку считалось дурным тоном, отправил содержимое стакана себе в рот и одним глотком проглотил. Поддерживая полотенце, норовящее упасть с ответственного места, зацепил с блюда нежно-розовый рыбный кусочек. Накрыл долькой лимона…

Господин Нильхеден закусил оливкой с анчоусом.

О да!.. Повод у них сегодня имелся. И выпивка была такой же «интернациональной», как и всё остальное. Бутылка роскошного армянского коньяка (настоящего!!! не поддельного!!!) первой завершила свой естественный путь. Теперь солнечный коньяк догонял виски, прибывший из холодной Норвегии.

Повод требовал, но Гуннар Нильхеден старался пить так, чтобы не утрачивать ясности мыслей. В отличие от Андрея, откровенно «расслаблявшегося» на лоне природы. Судя по мимике и нечётким движениям, ему это удавалось вполне.

Вот он тяжело поднялся и, уронив-таки полотенце, решительно распахнул дверь наружу. Через минуту послышался всплеск и пронзительно-пьяный мужской визг. «Не утонул бы», – мелькнуло у Гуннара. Но Андрей вовсе не собирался тонуть. Бултыхаясь в холодной воде шведского озера, он стонал, охал и взвизгивал так, что эхо откликалось по берегам. Потом вылез по деревянным ступенькам и, выколачивая из ушей воду, прямиком устремился в парилку.

Гуннару Андрей нравился. Деловой парень. Слово держит. И пожелания партнёра рассматривает как закон. Естественно, пока тот долларами шуршит. Что ж – денег хватало. Тем более что запрашивал парень, по мнению цивилизованного шведа, немного. Поначалу Нильхедена это настораживало и отчасти даже пугало. Однако потом он стал чаще ездить в Россию и присмотрелся к тамошней жизни. О, эта Россия…

Гуннар никогда не забывал основной закон бизнеса – золото всегда валяется под ногами, надо только уметь разглядеть его, а потом не ленясь наклониться и подобрать. В нынешней России, с ее удивительными порядками, вернее, их почти полным отсутствием, возможно абсолютно всё… Можно запросто найти бриллиант в куче дерьма. Именно такой кучей Гуннару представлялась большая безалаберная страна, куда его светловолосые предки когда-то отправлялись не только торговать, но и грабить…

Он отхлебнул изрядный глоток виски-содовой и поднял глаза к потолку.

– Не отвернись, Боже! – прошептал он и приподнял хрустальный стакан, приветствуя и призывая Всевышнего.

Сверху ответа не последовало.

Гуннар, правду сказать, чудес особо и не ждал. Он привык сам ковать своё счастье. Хотя для того, что он задумал теперь, небольшая поддержка свыше была бы определённо не лишней…

…Выражение «работать, как швед» возникло не зря. Они действительно любят работать. Причём так, чтобы со лба текло и на спине было мокро. Работать – и притом ЗАРАБАТЫВАТЬ. Гуннар Нильхеден исключением не являлся.

Конным бизнесом он занимался уже давно. По наследству от отца ему досталась вполне приличная ферма, которую Гуннару удалось превратить в уютное конюшенное хозяйство. Там он и передерживал лошадей, которые последнее время поступали в основном из России. Там выращивал и своих собственных жеребят. Кобыл у него пока было не так много, как хотелось бы, но сколько радости доставляли Гуннару они сами и их малыши!.. Глядя на играющих жеребят, он видел залитые светом конкурные поля и слышал комментаторский голос: «На старт приглашается спортсмен такой-то на лошади такой-то… породы нильхеден…» Он уже знал, какой она будет, эта порода. Мощной и лёгкой, годной в упряжку и под седло. И чисто гнедой, безо всяких отметин. Чтобы настал день, когда ему позвонят из королевских конюшен: «Херр Нильхеден, гофшталмейстер Его Величества желал бы с вами переговорить…»

Будущий коннозаводчик вновь поднёс к губам хрустальный стакан и сделал глоток.

Матки у него были замечательные, элитных кровей. Благодаря тому же Андрею. Они уже дали отличных спортивных и охотничьих лошадей. Ту же Слипонз Фари, например. А когда он приобретёт классного жеребца… Чудо-производителя, который сделает его по-настоящему знаменитым заводчиком… Увы, денег такие лошади стоят баснословных. Кто-кто, а он это знал преотлично. И пока себе позволить не мог. Хотя мысль такую вынашивал уже давно…

Нильхеден встал и подбросил в камин несколько небольших поленьев. Огонь тут же разгорелся, и в холле баньки стало ещё уютней.

Из парилки вывалился похожий на варёную свёклу Андрей. Влез под душ, окатился прохладной водой. Сцапал со стола бутылочку «Хайнекена». Сдёрнул пробку и тут же, стоя, большими глотками утолил жажду. Плюхнувшись на скамейку, покрытую медвежьей шкурой (естественно, покупной: охоту Гуннар не любил и ни одну зверюшку жизни отродясь не лишил), он раскинул руки по спинке сиденья и блаженно выдохнул:

– Go-o-od, Гуннар! Если бы ты знал, какой это good![48]

Гуннар, прямо скажем, догадывался. Он потянулся к бутылке виски и вопросительно посмотрел на Андрея:

– Some more?[49]

– No, no… И так «ёрш» будь здоров. Коньяк, виски, пиво… Смесь номер три – удар копытом. Съел и пор-рядок…

Гуннар повернулся к столу, где среди бутылок и разной снеди лежал пакет, привезённый Андреем. Взял его в руки и достал пачку фотографий. Это были снимки, сделанные на перспективу. Портрет каждого коня сопровождали цифры: год рождения, высота в холке, обхват пясти. Рядом – условным сокращением – порода. Пониже клички, в скобочках, родители лошади. Всё аккуратно, разборчиво. Последним пунктом – цена. В долларах, конечно. Нулей там было немного.

– Молодец, Андрей, – вслух сказал Гуннар. Цветные, на кодаковской бумаге, снимки были великолепны. Нильхеден и Поляков не первый год работали вместе. Андрей хорошо знал, что было нужно партнёру, и старался на совесть.

Фотографии было приятно даже просто перебирать. Ещё приятнее было делать это, сознавая, что любой конь при желании может оказаться твоим. Гуннар тщательно рассматривал снимки, потом внимательно изучал пометки Андрея на обороте, снова вглядывался в портреты красавцев коней… и наконец отправлял в одну из двух пачек: слева – лошади, представляющие для него интерес; справа – так себе, пусть пока хранятся в архиве.

Где-то ближе к концу ему на глаза попался снимок, сразу приковавший внимание. На глянцевой карточке был запечатлён рослый гнедой жеребец. Гуннар перевернул фотографию… Рост – сто шестьдесят семь, и это в три годика! Отец же «акселерата» оказался таким известным производителем, что у Гуннара дух захватило. Как будущий заводчик, таких знаменитостей Нильхеден обязан был знать. Он и знал: жеребец находится в Англии. Как же мог у него оказаться отпрыск в России?.. Стало совсем интересно. Так, а с ценой у нас что?..

Цена на фотографии указана не была.

Гуннар долго вглядывался в этот снимок, а затем отложил в сторону, не причислив ни к одной из двух пачек. Помедлил, задумался… снова взял снимок в руки… Отстранил, поворачивая, чтобы не мешали блики… поднёс к самым глазам… и вдруг залпом осушил недопитый стакан.

Остальные фотографии он перетасовал безо всякого интереса. Не потому, что там были изображены бесперспективные и неподходящие лошади. Слишком уж завладел его мыслями тот единственный снимок. Гуннар умел отличить золото, когда оно попадалось ему на глаза. Под ложечкой засвербело. Этот признак он хорошо знал.

Вот он, родоначальник… «На старт приглашается спортсмен такой-то на лошади такой-то… породы нильхеден…»

«ZAKAZ», – прочитал он кличку коня, написанную латинскими буквами. Захотелось немедленно действовать. Гуннар подошёл к камину, постоял, глядя на огонь, затем накинул свежую простыню. Покосился на спокойно дремлющего Андрея… Знает ли этот русский, что за самородок попал ему в объектив?..

Он сходил в дом и вскоре вернулся, неся под мышкой несколько толстых томов. Это были племенные книги, которые Андрей привёз ему из России ещё в свой позапрошлый приезд. Кириллица для Гуннара была не вполне китайскими иероглифами, однако отчасти к ним приближалась, и поэтому он считал эти книги приятным, но бесполезным подарком. Они и пылились на полке здесь, в загородном доме… что при желании можно было рассматривать как вмешательство Провидения. Мог ли знать Гуннар, что однажды станет торопливо листать их, сгорая от напряжения и любопытства!.. Упорство всё-таки помогло ему выяснить происхождение матери коня, носившего такую непривычную для шведского уха кличку – «ZAKAZ». Кобылу звали не менее странно: «KARINKA».

«Проще было бы, напиши Андрей все клички по-русски. Надо будет ему об этом сказать…»

Он попытался прочитать вслух кличку отца Каринки, написанную кириллицей. И когда до него дошёл смысл прозвучавшего из его собственных уст…

Он вглядывался в книжную запись и всё повторял и повторял то, что сам прочитал. Это казалось невероятным.

Под ложечкой уже не свербело, а сверлило.

«Вот как… А ведь мать этой загадочнойKARINKA тоже родилась в России. Что же у неё, интересно, в крови? Новый сюрприз?»

Опять лихорадочно зашуршали страницы толстого тома… Гуннар вроде был подготовлен всем предыдущим, но когда, неуверенно произнося русские буквы, прочитал кличку Заказова деда по матери: «Э-эн-те-р…пр-а-йз», – то схватился за сердце. Бегом побежал в дом, добавил к российским ещё и свои каталоги и справочники…

Всё сошлось! И происхождение, и номера лошадей!..[50] Ошибки быть не могло! Гуннар снова вооружился ручкой и стал что-то чертить на бумаге, периодически заглядывая то в одну книжку, то в другую. Внимательно посмотрел на свои выкладки… задумался – и тихо присвистнул…

Андрей сладко сопел.

Гуннар принялся трясти его с решимостью одержимого:

– Wake up! Wake up!..[51]

Голова гостя сперва безвольно болталась. Потом он открыл глаза.

– Андрей, сколько стоит эта лошадь?

Гуннар держал перед его лицом фотографию. Андрей кое-как сфокусировал на ней взгляд… И ради этого его разбудили?.. Он вновь закрыл глаза:

– Not for sale…[52]

– Почему нет? Я могу заплатить тебе очень хорошие деньги!

Андрей буркнул сквозь парализующую дремоту:

– Not for sale, – и по-русски добавил: – Твою мать.

А хрен его, действительно, знает, этого жеребца, почему он не продаётся. Голова снова начала клониться к груди, но Нильхеден безжалостно встряхнул Полякова:

– Ты что? Не можешь купить лошадь, которая мне понравилась? Я-то думал, что ты…

Это уже попахивало оскорблением. «На слабо, падла, берёшь?..» Мутноватые глаза Полякова воинственно раскрылись и уставились на шведа. Купеческое ухарство требовало рвануть ворот, но ворота, как и рубашки, в наличии не имелось, и он просто стукнул себя кулаком в грудь:

– Я не м-могу? Да я… люб-бую…

– Андрей, слушай меня внимательно! Я тебе предлагаю хорошие… очень хорошие деньги за этого коня. Сколько ты хочешь?

«Ах, так?»

– Двадцать тыщ! – Андрей стряхнул с себя назойливые руки и свернулся калачиком на скамье. Медвежья шкура была такой пушистой и тёплой…

Оставив партнёра в покое, Гуннар плеснул себе в стакан виски и выпил залпом, не разбавляя. Потом ещё раз… и ещё! Как воду – настолько велико было возбуждение. Его только бросило в жар. Он скинул простынку и снова отправился в озеро. Плавал он долго…

Наутро, когда проснувшийся Андрей – русский гость так и заночевал в сауне, – невнятно матерясь и держась за голову, шарил в холодильнике и под столом в поисках завалященькой бутылочки «Хайнекена», дверь отворилась и на пороге возник господин Гуннар Нильхеден. Одетый, свежий и бодрый, благоухающий лосьоном после бритья. Он держал в одной руке две запечатанные пачки стодолларовых купюр, а в другой – фотографию.

– Андрей, ты вчера мне пообещал эту лошадь. – Фотография легла на стол перед Поляковым. – И запросил за неё двадцать тысяч. Вот, пожалуйста! Считай. Я купил её.

Поляков ошалело уставился на деньги и снимок, с трудом что-то припоминая. Ой, мама…

– Я?.. – выдавил он наконец.

Нильхеден положил деньги на стол:

– Ты, Андрей. Ты сказал мне, что любую лошадь можешь достать.

Теперь Поляков вспомнил всё. Двадцать тысяч… Кажется, его ловили на слове. Ему заказывали преступление, ибо Уголовный кодекс, согласно которому кража лошади является преступлением, никто вроде покуда не отменил… Но что такое лошадь в стране, где боевые крейсера продают за границу на металлолом?.. Что такое двадцать тысяч в стране, где доллары выносят из правительственных зданий коробками и всё сходит с рук?..

– Сказал, значит, достану, – небрежно бросил Андрей. – У тебя пивка не найдётся?..

На трибунах царило привычное возбуждение. Как и вчера, на арену один за другим выезжали всадники, а кони, сосредоточенно наставив уши, несли их через препятствия: МЫ прыгаем!.. МЫ выступаем!.. МЫ – команда!..

Усиленный динамиками, звенел колокол, отмечавший начало и конец каждого выступления. Вспыхивали на табло очки и секунды. Тихо играла музыка. Торжественный голос называл клички и имена, а словоохотливый информатор балагурил, веселя публику. Всё как всегда. Всё как надо на состязаниях подобного ранга…

Сергей нашёл Аню и Антона на той же трибуне, где они сидели вчера. Панама издали увидел жокея и стал звать его жестами, и на сердце у того, надобно сказать, полегчало. Когда Сергей подошёл, Антон снял свой портфель с предусмотрительно «забитого» свободного кресла. Народу сегодня в «Юбилейном» было предостаточно. Не побеспокоишься заранее – и придётся стоять!

Устроившись, Сергей мельком оглядел зал, и его взгляд привлекло движение на противоположной трибуне. Ему несмело, стесняясь, махала рукой девочка-подросток в очках. У неё на коленях лежали подаренные Сергеем буклеты. Он невольно улыбнулся и помахал в ответ. Мужчина в чёрном с жёлтой полосой свитере, сидевший рядом с девчушкой, кивнул ему, как знакомому.

– Это кто? – немедленно насторожился Панаморев.

– Да так… папа с дочкой какие-то, – пожал плечами Сергей. – В день приезда разговорились… Девчонка на лошади учится, вопросов тьма, ну, подошла вот…

– А-а, – успокоился Антон. И вновь стал смотреть на манеж.

Высоту барьеров со вчерашнего дня подняли, но, несмотря на это, результаты хуже не стали. Даже улучшились. Видимо, лошади попривыкли к новой обстановке и более не отвлекались, да и «выросшие» препятствия требовали к себе уважения – кони определённо прыгали аккуратней.

Бенгту Йоханссону, стартовавшему в первой десятке, нынче снова не повезло. Он опять «начал за здравие, а кончил за упокой»: Слипонз Фари неудачно перетемпилась, как будто споткнувшись перед одним из барьеров, и сбила в параллельных брусьях заднюю жердь. Четыре штрафных очка. Всё! Шансы на победу канули в Лету…[53]

Серёжка, как и вчера, активно болел за шведского всадника. Антон, отметив это про себя, уважительно взглянул на жокея.

– Обидно за парня, – пожал плечами Сергей. – Ну прямо «что такое „не везёт“ и как с этим бороться». Ведь у обоих потенциал есть! И лошадь классная, и парень грамотный… Спортсмену что нужно? Мастерство и чуть-чуть везения. Мастерство-то есть, а…

– Бог шельму метит, – бросила реплику Аня.

– Не верю я! – Сергей было ощетинился, но решил обратить всё в шутку: – На себя посмотри! Пинкертониха подозрительная. Ты его уже во всех смертных грехах, а он, может, вообще не в курсе!

Панама напряжённо раздумывал. Потом, высморкавшись в очередной раз, проговорил:

– Знаешь, Ань… А что, если Серёжа прав? Вот бы с этим Йоханссоном перемолвиться парой словечек… Ненавязчиво так… чтобы не спугнуть, если они таки с Нильхеденом в сговоре…

– Да в сговоре они! Зуб даю! – Аня сидела между мужчинами, но по-прежнему не обращалась ни к тому, ни к другому. – Стал бы он иначе этого Сирокко на соревнования заявлять как свою лошадь?..

Тут у Панамы выкристаллизовалась идея, и он повернулся к девушке:

– Ань, а ты по-английски говоришь?