Тульский – Токарев Константинов Андрей
– Да не как-то – а в хавальник пару раз! – встрял в разговор Лаптев, которому Усенков давно не нравился. Бывают такие дворовые шибздики: вроде бы со всеми вместе портвейн лакают, а как до драки доходит – только раненых добивать и могут.
– А на Чпока разработка в УУРе, – сделал последнюю попытку предупредить начальника Ткачевский.
– Да хоть бесшумные геликоптеры за ним следят! Твою мать! Я с ним вчера на осмотре места происшествия, на этом вонючем томатном складе покрышки «скоммуниздил»! – не унимался Токарев.
– Я давно с Усенковым работать не могу! – окончательно открыл карты Лаптев.
– Говори!!!
– Зашли мы как-то к моему корешу… так, по стакану принять. А на шкафу у него в комнате пистолет пневматический лежал – мы из него по пьянке по воробьям стреляли. Он так лежал, что видна была только рукоятка – так что, ежели не знать, то очень на настоящий ствол похоже. Усенков все зыркал, но показать не попросил… Так вот: через недельку моего приятеля вызывают в райотдел КГБ и – так издалека – мол, ежели у вас есть огнестрельное оружие, то за добровольную дачу ничего и не будет…
– И ты молчал?! – ужаснулся после долгой паузы Токарев.
– Доказательств-то нет…
– Ага… Вот и повод в обнимку с причиной… Приплыли… В нашем краснознаменном гвардейском экипаже!
В тот же вечер Лаптев, Токарев и Ткачевский выработали стратегию. На следующий день с ними полностью согласились другие коллеги по сыску. Усенкова решили выжить в главк на повышение. Светлану не привлекали, да она и сама бы отвертелась. Оба квартирника сели через полгода.
Усенков же вскоре перебрался в 6-е управление по борьбе с организованной преступностью, а потом, не задержавшись и там, перебежал работать в инспекцию по личному составу, где и нашел себя. Зная все примочки уголовного розыска, он щемил бывших коллег грамотно и немилосердно.
Вот такой славный парень прибыл разбираться по своей линии в обстоятельствах операции, результатом которой стало задержание Вани-Вани – с одной стороны, и гибель Ужинского – с другой.
Артем увидел, как переглянулись Лаптев с Петровым. Сергей сжал зубы и буркнул:
– Приперся… с холуями…
– Этим только бы красной кровушки похлебать! Чистенькие-то какие, глаженые, сытые… – согласился с товарищем Петров-Водкин.
Усенков чувствовал, как его встретили, но старался быть объективным: несмотря на всю свою стервозность, он видел и рабочее нутро этого дела.
Ералаш в РУВД был полный! Вскоре большинство приехавших устали и потихоньку стали разъезжаться – рассказывать, как они устали. Те, кто должен был работать, – остались работать, обессиленные, но оперевшиеся друг на друга. Яблонская тоже осталась, она сама писала бумажки, бумаженции и бумажищи.
Токарев-старший крепился и старался не орать. Один раз, когда что-то не сработало в телефоне, Артем увидел, как дрогнуло лицо отца, – и он даже испугался, что Василий Павлович заплачет. Яблонская тоже заметила, как заходил его кадык, она схватила Токарева-старшего за рукав и вытащила в коридор.
– Ты успокойся, успокойся, – донеслось до Артема. – Скоро ты хоть одно, хоть масясенькое доказательство найдешь в отношении убийцы, установишь его, и я гарантирую – он будет сидеть! Я тебя дома буду ждать, ты выспишься…
– Спасибо, Ларка…
И до Артема донесся звук поцелуев. Токарев-младший только головой покрутил. На Артура Артем вообще старался не смотреть – Тульский словно состарился сразу на несколько лет, лицо его посерело, и только глаза горели каким-то жутковатым огнем. Постороннему человеку он бы показался полубезумным.
Надо сказать, что в такие часы в отделе УРа видимая обстановка кажется полнейшим бардаком и абсолютной бессмыслицей. Бродят какие-то друг друга не знающие люди. Заходят то ли посторонние, то ли свои, что-то говорят, забирают или приносят какие-то бумаги. И никто, поверьте, никто не спрашивает:
– А кто это?
Раз ходят, значит, надо. Задержанные и свидетели объясняют по нескольку раз одно и то же, потом начинают путаться. В этом хаосе на самом деле и заложен некий непознанный порядок, невидимый постороннему.
– Лаптев! Лаптев!!! Это что за хрень у меня на столе?! – кричал Василий Павлович, отшвыривая от себя документ, присланный из УВД города Махачкалы.
– А это их ответ! – махал рукой Лаптев.
– Ответ на что?! «На ваш запрос сообщаем, что установлено место проживания матери и трех сестер разрабатываемого в Шалинском районе…» Что это?
– А это я им посылал… Просил установить ближайших родственников парня одного… Мысль была про него… Они установили. А так как я не написал, чтобы сообщили… я-то думал, что само собой… так они и не отписали… Ай – горы! По-своему мыслят. Я им теперь напишу, чтобы сообщили то, что установили…
– Сергей… Сергей! Ты сам-то себя слышишь?
Боцман начинал гоготать:
– Терпение, мои мальчики, и ихтиозавры станут нашими!
В такой атмосферке произойти может что угодно…
В коммуналку к Токаревым несколько раз прибегал сотрудник – кому-то звонил из коридора, вроде Василию Павловичу. Первый раз принес какую-то папку. Потом ее же забрал. Потом снова приходил, звонил в РУВД и переспрашивал про какие-то фотографии. Привыкшая к таким делам соседка Дарья Ивановна плюнула и ушла на кухню. А сотрудник совершенно спокойно отпер дверь в комнату Токаревых и провозился там около трех минут. Потом ушел. Все просто…
К трем часам ночи, когда все выдохлись окончательно, Василий Павлович дал отбой:
– Так, все… По норам! Завтра сходка, как положено. С каждого по свежей мысли…
Отец с сыном поплелись домой. Они шли молча, боясь бередить друг друга словами, – да и что говорить… Все и так было ясно…
Пока поели, пока улеглись… Все-таки не удержались и начали по сотому кругу разбор ошибок… Разговор затянулся, и в результате Токарев-старший ушел на службу, поспав около часа с небольшим. Артем же сумел забыться только после ухода отца – тот, качаясь от усталости, убедил все-таки сына покемарить еще часа два. Артем собирался тоже потом бежать в отдел, но поспать даже два часа у него не получилось – где-то к одиннадцати в коммуналку вернулся отец, да не один, а с начальником РУВД и Усенковым. По их напряженным лицам Токарев-младший понял, что что-то случилось. Но расспрашивать отца он, конечно, не мог.
А произошло следующее: после сходки в кабинет Василия Павловича заявился Усенков:
– Здравствуй, Василий Павлович.
– Виделись… несколько часов назад… Рапорта писать бум?
Валерий Михайлович поджал губы:
– А что это вы, Токарев, всегда со мной таким тоном разговариваете?
– Каким тоном? – непонимающе приподнял плечи начальник розыска. – Самым обыкновенным тоном…
Усенков сделал вид, что проглотил, и попросил:
– Василий Павлович, а можно дверь закрыть?
– Все можно, – удивился Токарев. – Только зачем?
– Закройте, окажите любезность.
– Оказываю! – раздраженно буркнул Василий Павлович, закрывая дверь своего кабинета.
Усенков дождался, пока начальник ОУРа вернется на свое место, и выдал новую «вводную»:
– Токарев… Мы можем сейчас вызвать начальника РУВД?
Василий Павлович, кроме раздражения, почувствовал какое-то смутное беспокойство – уж больно уверенно выглядел Усенков, явно замысливший какую-нибудь пакость.
– Вызвать начальника? Это как?
– Ну хорошо… не вызвать… что вы все время придираетесь… попросить его спуститься к нам.
Токарев снял трубку местного телефона и сказал спокойно:
– Здорово, Сергеич… Слушай, зайди пожалуйста ко мне… Тут Усенков… похоже – того, увольняет меня…
Валерий Михайлович дождался, пока начальник ОУРа положит трубку на рычаги и только после этого спросил:
– Зачем же вы передергиваете?
Василий Павлович усмехнулся, демонстративно глядя в окно:
– А я тоже интонации чувствую…
Начальник РУВД пришел буквально через пару минут – довольно тягостных, поскольку Усенков и Токарев провели их в напряженном молчании. Когда шеф, в форменной рубашке при погонах, вошел в кабинет, Усенков привстал, а Токарев протянул старому приятелю руку.
– Ну-с, я весь во внимании, – с чуть заметной ноткой иронии обратился начальник РУВД к Усенкову. Валерий Михайлович насупился и наклонил голову:
– Пожалуйста, не перебивайте меня оба…
Полковник милиции, самый старший по званию из присутствовавших в кабинете, дернул бровью:
– А это уж как получится…
Усенков откашлялся и тихо сказал:
– Я сейчас предложу вам кое-что… Вы можете отказаться, потому как никаких процессуальных полномочий у меня пока нет. Пока. А может быть, их у меня и совсем не будет. Но, зная вас и ваш, Василий Павлович, характер… Короче: у меня информация, что в вашей, Токарев, квартире находятся деньги – валюта, похищенная с трупа Ужинского. Спокойно! Я предлагаю сейчас втроем подъехать в квартиру и осмотреть ее. Повторяю – санкций у меня нет. Если там пусто – я, Токарев, извинюсь перед вами в присутствии самого высшего руководства, и мы навсегда закроем вопрос и все остальные будущие вопросы. Спокойно! А если я найду доллары, переписанные во время подготовки к задержанию, – то вы добровольно мне их выдадите с пояснениями. Вы, конечно, можете меня послать…
– И пошлем! – гаркнул, не выдержав, начальник РУВД, но Василий Павлович остановил его:
– Пошлем. Но проехать – проедем. Одна только поправочка, Усенков, – извинения будут не перед руководством, а перед всем моим личным составом.
– Согласен, – спокойно кивнул Валерий Михайлович. – Условие: мы едем сейчас и никому не звоним.
– Едем!
У Токарева на лице горели красные пятна. Ему казалось, что его отхлестали по щекам. Усенков все рассчитал правильно – или кто-то очень грамотно подсказал ему: на Василия Павловича санкцию не выписали бы ни по какому доносу, у него была репутация. И еще – Яблонская. Только он сам, взятый на банальное «слабо», мог разрешить обыск в своей квартире – чтобы ни у кого даже тени сомнения не было, будто он, Токарев, чего-то боится или скрывает…
Разумеется, Артем всех этих разговоров не слышал, но такого лица у отца он не видел давно. Василий Павлович, упрямо наклонив голову, сказал глухо сыну:
– Тема, выйди погуляй.
Токарев-младший натянул джинсы, футболку и босиком вышел в коридор, демонстративно усевшись на стул и всем своим видом показывая, что никуда не пойдет. Усенков прикрыл дверь в комнату, но лишь наполовину, так, что Артему было отлично видно и слышно все, что там происходит.
Василий Павлович повел рукой, приглашая Усенкова к шмону. Начальник РУВД засопел и невнятно выматерился. Валерий Михайлович, однако, не пошевелился.
– Василий Павлович, источник указал мне точное место…
– Надежный источник-то?
– Полагаю, что да.
– Ну-с, сделайте одолжение… Куда же показал источник?
– Самая большая рамка на стене.
– Эта?
– Очевидно.
– Прошу.
Василий Павлович уверенно снял рамку, и из-за нее вдруг выпорхнуло три-четыре купюры с изображением американского президента. Артему подумалось, что он просто еще спит, еще не успел проснуться. Он даже не испугался. Токарев-старший грустно посмотрел на порхающие купюры, потом вытащил из-за задника невывалившиеся… и жахнул рамку об пол. Вздохнул и отошел к окну, отдернул занавеску и застыл. Начальник РУВД да и сам Усенков тоже на несколько секунд окаменели. Наконец Валерий Михайлович срывающимся голосом вымолвил:
– Добровольно выдать согласны?
Василий Павлович обернулся и сказал очень устало, но громко и внятно:
– Пошли вы все на хуй!
– Э-э?! А я-то тут при чем?! – вспыхнул начальник РУВД.
– Извини, брат, – тряхнул головой начальник ОУРа и поймал из-за двери остановившийся взгляд сына.
– Я извиняюсь, – встрял Усенков. – Так будем составлять документ?
– Артем! – позвал, не обращая на него внимания, Василий Павлович.
– Да, отец!
Артему казалось, что это сказал не он сам, а кто-то другой.
– Это не твое?
– Отец, да ты что!!!
Усенков даже руками замахал:
– А вот этого – не надо, Василий Павлович!
Токарев-старший на него даже не взглянул и тихо сказал сыну:
– Все… иди.
– Нет уж, – замотал чугунной головой Артем. – Я никуда не пойду.
Дальнейшее происходило как-то очень быстро – или Артему просто запомнились события не целиком, а кусками, словно отрывками какого-то странного фильма: вот отец, катая желваки по скулам, подписывает акт добровольной выдачи, в котором указаны номера купюр. Вот Дарья Ивановна, которую привлекли понятой, говорит ему без злости, с сочувствием:
– Палыч, не переживай… В тридцатые больше всех пострадали сотрудники НКВД…
Потом поехали в РУВД и там уже дописали все бумаги. С этими бумагами, причем зарегистрированными, Усенков отправился к Яблонской в прокуратуру. Ее, конечно, предупредили, и она среагировала спокойно:
– Оставлю пока материалом… О результатах проверки – сообщу…
Валерия Михайловича это не удовлетворило, он поднял скандал и поехал в городскую прокуратуру – там буквально через час было возбуждено уголовное дело по факту злоупотребления служебным положением. Заместитель прокурора города принял решение: задержать Токарева на трое суток в порядке статьи 122-й. Ему звонили – и уговаривали, и даже кричали. Заместитель прокурора всем задавал один и тот же вопрос:
– Он может все это объяснить?
– Нет…
– На его «нет» – моя 122-я!
И зампрокурора швырнул трубку. Поговаривали, что у него когда-то что-то было с Яблонской – вроде он даже предложение ей делал. Все это было давно – до того, как в ее жизни появился Вася Токарев…
Вскоре в РУВД прибыл старший следователь городской прокуратуры по особо важным делам – он еще раз обыскал кабинет Токарева и комнату в коммуналке. Ничего особо важного найдено более не было. Следак был старый, умудренный жизнью. Он корефанил с Баскаковым из горГАИ, тот с Емельяновым из «кадров». А Емельянову Богуславский не так давно вернул машину, на которую того «шваркнули» в Красном Селе при продаже. Поэтому следователь не обратил внимания на всевозможные нарушения в документах, на неучтенные и просроченные материалы и т. д. и т. п. Яблонская суетилась с ним рядом и все забирала к себе по описи, приговаривая:
– Тут мы сами разберемся. Сами, сами… Мало не покажется…
Артем не отходил от отца. Ни на кого не обращая внимания, он ходил за Василием Павловичем «пришитым хвостиком». Отец и сын почти не разговаривали, но все время норовили дотронуться друг до друга – будто бы невзначай…
Оперсостав гудел. Подчиненные Токарева-старшего лучше чем кто-либо знали, что начальник розыска не мог «помыть» деньги. Но кто тогда?
Теоретически получалось, что мог Харламов. Степа это тоже понимал и бесился, хотя ему и так все говорили, чтобы он дурного не брал в голову. От происходившего всех тошнило… Артем слышал обрывки каких-то разговоров – с фантастическими предположениями и не менее фантастическими планами исправления ситуации… К нему несколько раз подходил Артур и что-то говорил – Артем кивал, но потом не мог вспомнить, о чем шла речь…
…Когда следователь выписал 122-ю, возник вопрос: кто отвезет Токарева-старшего в ИВС на Каляева – так положено… Выяснилось, что никто. Никто из офицеров не захотел пачкаться. Начальник РУВД обратился к сержантскому составу. Все ответили примерно одинаково:
– Хоть увольняйте – не повезем!
Тогда из главка прибыли два хмурых опера на автомашине. Они молча кивнули Василию Павловичу и постарались не встречаться глазами с районными операми. Артем вцепился в отца и сказал, что поедет с ним. Опера не возражали. Им хотелось как можно быстрее уехать из РУВД. Так уж вышло, что Артем даже не дал отцу по-человечески попрощаться с Яблонской – впрочем, она все поняла. Такая, видимо, ей выпала горькая бабья судьба – все понимать, все терпеть и ждать, бесконечно ждать…
…Всю дорогу до Каляева в машине молчали. Отец и сын сидели на заднем кресле рядом и держались за руки. Когда приехали и начали выгружаться, один из оперов шепнул Артему.
– Отойди!
Токарев-младший не понял и зыркнул волком. Опер обернулся на Василия Павловича и моргнул, а потом просто попросил:
– Да отойди ты…
Артем увидел, как второй оперативник дает отцу двухкопеечную монету и, начав что-то понимать, отошел в сторону на несколько метров. Опер же между тем шепнул Василию Павловичу, подталкивая того к телефону-автомату.
– Позвони Богуславскому.
Токарев-старший позвонил – друг снял трубку после первого же звонка:
– Вася, это хлопцы мои – проверенные. У одного – страшнейшее расстройство желудка – на это уже шесть справок имеется… Он сейчас по большой нужде в парадную побежит… Второго какой-то злодей ударит сзади по голове. Не ты. Ты идешь впереди. Ты ударить не мог. Он подтвердит…
– Андрюха… Ты… И где я бегать буду?
– Там, где тебя не будут искать: у себя в кабинете. Твои ребята не сдадут. А когда мы все выясним, «кто-что-почему», тогда и явишься спокойно…
– Андрей, не сходи с ума… Спасибо, конечно… Но это все… Только хуже будет всем… Посижу я малеха. Устал я, брат, хоть отосплюсь… Ты за Артемом присмотри и за моей шантрапой…
– Сделаю, Вася, не переживай… Я знал, что ты откажешься, потому с ИВС и «Крестами» договорился – там все будет красиво. В «Крестах» тебя опер встретит – Юра Клеменко – он верный человек, сразу даст позвонить…
– Ладно, пошел я…
– Держись, Вася. Трубку кому-нибудь из ребят отдай…
Пока один из оперов о чем-то еще говорил с Богуславским, Артем подскочил к отцу и обнял его:
– Папа! Папочка…
– Тем, ты что… перестань. Взрослый же мужик. Все нормально будет. Сынок… Ты, главное, держись.
– Да…
– Сынок… Это – он. Больше некому. Я бы в такое никогда не поверил, но это – он. Усенковский источник…
– Да.
– Дожмите его. Это и мой шанс, и вообще… он не уймется… Дожмите выродка…
– Да. Папа!!!
– Все. Я пошел. Пока.
Перед тем как исчезнуть во внутренних дворах Каляева, отец еще раз обернулся и вскинул кулак в немодном приветствии «Рот Фронта»… Артем побежал к метро. Ему нужно было как можно быстрее увидеть Артура.
5–6 июня 1990 г.
Ленинград, В. О.
…Когда Василия Павловича повезли на Каляева, Тульский сидел за своим столом в кабинете и работал с раскачивавшимся перед ним на стуле молодым воришкой по прозвищу Песня. А что делать! Несмотря на все потрясения, уголовный элемент не перестал тревожить честных граждан – а те, в свою очередь, – сотрудников милиции. Да и вообще – чем охать бестолково, лучше попытаться что-то полезное сделать – в таком примерно духе рыкнул Боцман на оперов и всех разогнал по норам работать.
Итак, Песня качался на стуле, таращил глаза с поволокой после гульбы и разыгрывал из себя бывалого. Его случайно задержали постовые при продаже телефона на Андреевском рынке. Телефон был модный – с АОНом, с дисплея которого, правда, все цифры исчезали тотчас после снятия трубки. Артур про АОНы слышал, но видел такой аппарат в руках впервые. Он повертел телефон и хмыкнул:
– «Какой я был тогда дурак – надел ворованный пиджак»… Так, Песня?!
– Командир… – проникновенно обратился к Тульскому воришка, прижимая руки к груди, дабы подчеркнуть свою искренность.
– Командиры все в «Крестах», – обрезал его хмуро Артур.
– Начальник! – опомнился Песня, но снова не угадал:
– Начальники на зоне.
Воришка неуверенно ухмыльнулся:
– Так и что?.. По фамилии, что ли?
– Фамилии в картотеках…
Песня развел руками:
– Тогда сдаюсь.
Тульский наклонился к нему через стол:
– Я есть самый главный оперуполномоченный на данный отрезок твоей жизни – фирштейн?
– Яволь!
– Так откуда, говоришь, аппаратик?
У жулика забегали глазки:
– Позавчерась… у Верки с 5-й линии… ну, ты знаешь… бухали, так я за добавкой побежал и в кустах нашел.
Артур откинулся на спинку стула и лениво спросил:
– А че побежал-то… шестеришь?
– При чем тут!.. – возмущенно вскинулся Песня, но Тульский ударил ладонью по столу:
– А при том! Кто еще был из жуликов?
– А я упомню?!
– Сейчас по ебалу получишь – для проверки памяти!
– Да какая разница?!
– А такая!!! Ну-ка, сядь, как положено! Чего жопой вихляешь? Что ты строишь из себя?! Блаткомитет кончился!!! Неувязочка: телефон ушел из магазина сегодня ночью – и с товаром, между прочим, – на кругленькую сумму… Сейчас поеду к Верке остальное выгребать! Или не у нее был?!
– Да не помню я!
Артур выскочил из-за стола и сел на него же напротив задержанного:
– Что-что?
– Не скажу я! – решительно и хмуро тряхнул головой Песня.
Тульский засопел:
– Ой-ей-ей… Вы хочете песен – их есть у меня! Руки в гору!!!
Артур вытащил наручники, завел руки воришки назад и защелкнул браслеты:
– Полегчало?
– Знакомые ощущения…
– Что навевают?
– ДОПР не тюрьма – не горюй, товарищ… Телефон-то не рабочий… За что побрал, начальник, отпусти!
– Не рабочий, говоришь, – хмыкнул Тульский. – Нет проблем! Проводим следственный эксперимент?
Артур начал возиться, подключая аппарат к телефонному разъему и электрической розетке, и Песня задергался:
– Да какая разница – работает – не работает!
В этот самый момент аппарат издал странный зуммер.
– Во! – обрадовался опер, снимая трубку. – А ты мне мычал… Слушаю, контр-адмирал Тульский, докладывайте кратко!
После короткого молчания в трубке раздался вкрадчивый голос:
– Как самочувствие, Тульский?
– Нормально, – нетерпеливо отозвался Артур. – С кем говорю?
– С ужасом своим… Как Токаревы поживают? Не дует ли в камере?
Тульский остолбенел, но только на секунду – в следующее мгновение его словно подбросило:
– Ах ты, уебок! Кто ты? Назовись, мразь! Я приду к тебе в гости и все расскажу. Все-все. И отсосать дам!!! Назовись!
В трубке зашелестел смешок:
– Ты и на радио выступал, обещался ко мне в гости зайти… Да боюсь – не судьба тебе… Я сам к тебе приду. Потом. Когда не лень будет. Ухо тебе надрежу, так – для смеха…
Артура всего колотило, у него тряслась рука, которой он сжимал телефонную трубку:
– Ты, выблядок! Ты у меня во всем чистосердечно… Слышишь? Я тебя кастрирую, чтобы ты…
Невидимка мягко, можно даже сказать, интеллигентно, перебил его:
– Ну, пока-то в евнухах ты, вместе с уркой своим милицейским… Кстати, – и вора твоего… как его – Варшава, кажется… Огорчат скоро. Ссученный он – такое есть мнение… А до меня ты никогда не доберешься. Ты рыбы больше ешь. Говорят – для мозгов полезно. Многие верят. Гудбай. Жди меня всегда…
Мембрана запиликала короткими гудками, и Тульский, весь в испарине, жахнул трубкой об аппарат, едва не разбив его:
– А-а-а-!!! Пидорюга неотьебанный!!!
Дикий взгляд Артура натолкнулся на притихшего Песню:
