Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) Константинов Андрей
Андрей перестал рассупониваться, а напротив, скоренько вернулся к первоначальному уличному варианту одежды.
— Ну, и куда мы опять собрались? — желчно поинтересовалась Валерия, прибавляя громкость посредством «лентяйки». Обнаружила-таки резонансную с собой волну.
— Пойду положу деньги Алиске на телефон, — буркнул Андрей и вышел из спальни, сопровождаемый мерзотным обещанием грудастой теледивы послать его «на-а-лево за звёздочкой».
На душе у него было сейчас гадко и…
Пусто? Нет. Скорее — просто «никак».
Ленинградская обл.,
дер. Даймище
учебная база Гидромета,
6 июля 2009 года,
понедельник, 10:28
Понедельник — он и так, по определению, день тяжёлый, а тут ещё и погода резко испортилась. Всю ночь дождь лил как из цистерны, и хотя к утру прекратился, небо над базой основательно затянуло серыми низкими облаками, готовыми в любую минуту возобновить водные процедуры. Короткой перебежки на завтрак оказалось вполне достаточно, чтобы оценить сколь неуютно стало на улице. Так что Ольге и Анне Бернгардовне пришлось приложить немало педагогических усилий, дабы вытащить из бараков и собрать на берегу Оредежа бригаду студентов за номером два.
Здесь выяснилось, что большую часть своих временных подопечных Прилепина уже знала. Кроме деловитой старосты Раи, в составе бригады № 2 прописались три смешливых парня, которых она вчера встретила на спортивной площадке. Соответственно, Кирилл, Лёха и Василий. Помимо них была здесь ещё симпатичная девочка Настя, к коей, судя по бесконечным подколочкам, весьма неравнодушен Кирилл. И, собственно, сама «сладкая парочка» — Миша и Ксения. С ними Ольга была, скажем так, заочно знакома.
Дочка полковника Синюгина оказалась барышней видной. И в переносном, и прямом — со своим, под сто восемьдесят ростом, смыслах. Правда, она немного сутулилась, но в данном случае понятно — почему. На самом деле, после рассказов полковника Жмыха, Ольга ожидала увидеть либо противную жеманницу, либо развязную девицу. Эдакую, уже вовсю разбирающуюся в протекциях и ведущую себя соответствующе: чуть небрежно, чуть высокомерно. В общем так, как Ольга не любила. Нет, конечно, было в Ксении нечто потаенное от представителей «золотой молодежи» (стильная ухоженность, дорогущий, а потому почти не видимый мэйк-ап), но вела она себя вовсе не как «папина дочка». Зачёт!
Очевидной красавицей назвать Ксению было нельзя. Но при этом… Эти ее густые черные волосы! Эти чуть раскосые, редкого — зеленого — цвета глаза… «Бог ты мой! Самая натуральная кельтская ведьма!». И правда, было в её взгляде что-то завораживающее. Глаза Как-то по-особому притягивали и не отпускали. «Ой, девочка, — невольно подумалось Ольге, — сама-то ты хоть понимаешь, что для умного, тонкого мужика ты — просто женщина-мечта! Вот только где они, эти умные и тонкие?… Ну да ладно, то уже песня иная». В общем, потаённая грусть старосты Раечки стало абсолютно понятна: на фоне Ксюши ловить ей было нечего. Другое дело, что Миша Супонин — парень, из-за которого в студенческой группе вроде как сломано немало женских копий, не впечатлил Ольгу совершенно. Ну да разве их, нынешних молодых, поймешь? Им, вон, порою и транссексуалы нравятся…
Сегодняшнее учебное занятие, согласно загодя утвержденным планам, посвящалось методикам экспресс-анализа проб речной воды. В данный момент Настя и Рая, под руководством Вульф и приглядом Ольги с помощью переносной мини-лаборатории пытались определить химический состав пробы, взятой непосредственно у берега. Тем временем Лёша с Василием провешивали трос через Оредеж, дабы затем на лодке сделать заборы воды с глубин в строго определенных точках. Справиться с тросом было непросто, поскольку Оредеж — речка хоть и не великая, но довольно быстрая.
За рабочей суетливостью коллег с близлежащего пригорочка наблюдали сидящие в обнимочку (так теплее) Миша и Ксения. Рядом в мокрой траве, рискуя застудить жизненно-важные мужские места, возлежал Кирилл, покуривая и ехидно комментируя происходящее.
— …При отборе пробы воды из реки следует избегать пузырения, — воодушевленно вещала Анна Бернгардовна. — Для этого следует наливать воду под самую пробку, чтобы не оставлять место для воздушной прослойки. Иначе кислород воздуха будет растворяться в воде.
Послушно внимая и согласно кивая, первая ученица Раечка неожиданно оступилась и грохнулась оземь, выпустив из рук пробирку с реактивом. Тонкое лабораторное стекло, жалобно хрустнув, прекратило своё существование.
— Пузырения избегнуть не удалось, — рассмеялась Синюгина.
— Древние говорили: нет Рая на земле, — мгновенно поддержал её снарядами Кирилл. — Но, похоже, они ошибались. Вот она — Рая. И вот она — на земле.
— А всё потому, что кто не ходит, тот и не падает, — довершил вербальный артобстрел Супонин.
Последний выстрел оказался для Раи самым обидным, так как прозвучал из уст объекта её обожания. Поднявшись, староста группы злобно посмотрела на скалящуюся троицу одногруппников, еле сдерживаясь, чтоб не разреветься.
— Раечка, не переживайте, посуда бьется к счастью! — как могла утешила девушку Вульф. — Настя, а что там у нас по фосфору получается?
— А фосфор почему-то не определяется, — грустно доложила та, невольно подбросив «дровишек» Кириллу:
— Ясень пень почему — весь фосфор рыбы поели! — точечно бомбометнул он.
— Летягин, а вам не кажется, что ваш перекур несколько затянулся? — Вульф сурово свела на переносице свои кустистые брови.
— Анна Бернадотовна, никотин следует перемалывать гораздо тщательнее, нежели пищу.
— А ну-ка, давайте, немедленно спускайтесь! Сейчас вы у меня будете тщательно перемалывать супесь.
— Ну, началось! — картинно вздохнул Кирилл, отщелкнул окурок и нехотя спустился к воде. Здесь Вульф вручила ему ступку и пестик, и студент-раздолбай Летягин без особого энтузиазма принялся ковыряться в речном песке.
Тем временем Алексею с Василием удалось наконец протянуть трос и причалить к берегу.
— Супонин, Синюгина! — зычно прокричала Вульф. — А вам что, особое приглашение нужно?! Кончайте уже тискаться. Живо в лодку. Отберите пробу на стремнине. Глубина 50 сантиметров.
Михаил с сожалением убрал руку с плеча Синюгиной и проворчал вполголоса:
— Нудила, нудила и всё-таки вынудила. Ладно, пошли, Ксюх. Я тебя на лодочке покатаю.
Загрузив в лодку тарировочную стеклянную посуду, Супонин помог Ксении устроиться на корме. После чего надел рукавицы, оттолкнул лодку от берега, запрыгнул сам и, перехватывая трос руками, принялся рулить.
— Эй, на «Беде»! — продолжая скрести песок, крикнул Кирилл. — Почему без спасательных жилетов в море вышли?
— А нам, матросам, хватит троса.
— Смотри, Ксюха, поматросит он тебя и бросит. В надлежащую волну.
Добравшись до условной середины, Супонин притормозил лодку, а Ксения, закатав рукав, перевесилась за борт и смело сунула руку с банкой в речную воду.
— Ой, мамочки, холодная! — в следующую секунду завизжала она и… утопила гидрологическую посудину.
— Синюгина, ты что творишь! — донеслось с берега рассерженное.
— Вода холодная. Руку свело! — по-детски всхлипнула Ксения и виновато посмотрела на Михаила. Тот молча принялся подтягивать лодку назад и через полминуты сладкая парочка была уже на берегу.
— Команда яхты «Беда» вернулась в гавань, потерпев полную «Фетяску»! — прокомментировал их возвращение Кирилл.
— Ну, Супонин, что стоите-смотрите?! Раздевайтесь, лезьте в воду и доставайте.
— Анна Бернгардовна, вы же сами говорили — посуда тонет к счастью.
— В лаборатории всего три банки осталось! А нам еще две недели работать!.. Давайте-давайте, ваша подруга проворонила, вам и ответ держать.
— Помилосердствуйте! — явно паясничая, запричитал Супонин. — У меня гланды и хроническая водобоязнь! Видите ли, однажды в детстве я заплыл за буйки и увиденное там поразило меня настолько, что с тех пор я…
— Супонин, вы меня утомили! У меня от вас уже голова пухнет.
— Анна Бернадотовна, — это на помощь другу пришел Кирилл, — обещаю: сегодня вечером мы купим в местном сельпо две, нет — три банки сока. И внутреннее содержимое, и внешняя оболочка — ваши. Слово джентльмена!
— Вау! — раздалось сзади восхищённо-мужское.
Участники словесной перепалки одновременно повернули головы на источник звука и обомлели: это раздевшаяся до купальника Ольга смело вошла в реку.
— Иоланта Николаевна! Голубушка! Перестаньте! Бог с ней, с этой банкой!
Но лже-стажёрку из лже-Новгорода было не остановить: сделав пару больших шагов, Прилепина нырнула в воду и через несколько секунд её голова показалась из воды на весьма приличном от берега расстоянии. Десяток мощных гребков и она уже была на стремнине. Здесь — снова нырок, затем еще один… Народ на берегу заворожено наблюдал, гадая: «достанет или нет?»
Достала. С шестой попытки. После чего столь же стремительно поплыла обратно, сопровождаемая аплодисментами и восторженным улюлюканием зрителей.
— И не стыдно тебе? — укоризненно зыркнула на Супонина староста.
— Раиса Максимовна, отвали, а?
Судя по слегка растерянному выражению мишкиного лица, тот и сам не ожидал такого поворота событий. Скорее всего, он намеревался ещё немного покуражиться-покривляться перед Анной Бернгардовной, после чего всё-таки полез бы в воду. Дабы лишний раз продемонстрировать перед окружающими (в первую очередь перед Ксюшей, естественно) свою рельефную мускулатуру, которой он втайне очень гордился. Однако странная новогородская тётка его опередила.
Тем временем Ольга выбралась из воды и, стуча зубами, стала натягивать футболку прямо на мокрый купальник. Губы ее покрылись синевой, а тело — весьма и весьма, надо сказать, достойное, — гусиными пупырышками. Заметив это, Супонин снял с себя рубашку и, не спрашивая на то дозволения, укутал в неё Ольгу.
— Спасибо, Миша. Даже не подозревала, что вода такая холоднющая.
— Закон термодинамики: горячая вода выглядит точно так же, как и холодная… А вообще — напрасно вы так. Я бы сплавал… Это ж я так, просто дурачился.
— Понты перед Ксюшей? — догадалась Прилепина.
— Вроде того, — согласился Михаил.
К ним подскочила встревоженная Вульф:
— Иоланта Николаевна! Право слово, ну что за ребячество?!! Не хватает ещё заболеть! Бегом в барак! Греться, сушиться!
— Сейчас все пойдем, — вклинился в разговор Кирилл.
— Это с какой стати?
— Дождь начинается. А согласно правилам техники безопасности работы в дождь запрещены.
С неба действительно стало накрапывать и Анна Бернгардовна, оценив «кучёвку» облаков, досадливо поморщилась и дала команду сворачиваться.
— Ну вот, только зря с тросом промудохались, — недовольно проворчал Василий
…Бригада № 2, растянувшись гуськом и парочками, возвращалась на базу, волоча на себе нехитрый, но тяжелый гидрологический скарб. Первыми шли Ксения и Михаил, как водится в обнимочку. Пристроившаяся за ними Прилепина, памятуя о своей разведывательной миссии, держалась неподалеку, прислушиваясь к их разговору. Оперативного интереса, впрочем, не представлявшего.
— Иоланта Николаевна! — нагнал Ольгу Алексей. — А правда, что вы из Новгорода?
— Да. А что?
— Класс! Оказывается, мы с вами земляки!
— Надо же! Очень приятно!
Ольга изобразила радость на лице. Получилось — не очень.
— А вы на какой улице живете?
(«Господи! Вот привязался-то!»)
— Я?… Я… э-э… около Кремля.
— Случайно, не на Людогоще?
— Что? А, да. На ней.
— Обалдеть! — Алексей расплылся в довольной улыбке. — У меня сестра родная на Людогоще живет. А вы в какой школе учились?
— Так там же и училась. Рядом. С Кремлем.
— Во второй гимназии?
— Точно. Ой, извините, Леша, совсем из головы вылетело…
Сбегая от дальнейших расспросов, Ольга окликнула идущую позади Вульф и направилась к ней с на ходу сочиненным предлогом: «Анна Бернгардовна, не подскажете: где у нас можно найти сменные фильтры для выпаривания осадка?…»
Дождь зарядил основательно, так что сегодня бригады в поля больше не выходили. Лишенные романтических прогулок студенты изнывали от безделья и, согласно агентурным данным, поступающим из барака мальчиков, большинство из них глушило зелёную тоску зелёным же змием.
Внезапно выкроившееся свободное время Ольга посвятила самообразованию. В частности, попыталась разобраться в устройстве теодолита. Однако потраченные на сей прибор несколько часов ушли в пустую — так и не поняв принципа работы, Ольга убрала оптику обратно в увесистый металлический футляр и забросила на верхний ярус кровати, служивший ей складом для личных вещей и всякого барахла. Ближе к полуночи, когда студентки постепенно угомонились, Прилепина разбудила ноутбук и составила отчёт для Мешка. Причём в конце электронного письма честно призналась в нецелесообразности своего пребывания на студенческой базе, поскольку шансы на появление в этих краях кровавого маньяка, по ее мнению, были равны нулю. Следовательно, никакая реальная опасность дочери большого милицейского человека здесь не грозит.
Закончив с отчётом, Ольга залезла в поисковик и занялась изучением топографии временно родного города Новгорода. Включая описание интерьеров второй гимназии. В которой, как выяснилось сегодня, она вроде как должна была учиться.
В дверь постучали и в комнату вошла Рая. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — девушка явно и крайне чем-то взволнована. А возможно даже напугана.
— Опять не запираетесь?
— Виновата, забыла. А почему шёпотом?
— У вас есть что-нибудь тяжелое?
Ольга недоуменно оглядела комнату:
— Молоток подойдет?
— Да. Годится. Берите и пошли, — всё также шёпотом приказала староста.
— Куда?
— Тсс! — Рая приложила указательный палец к пухленьким губам и, развернувшись, вышла из комнаты чуть ли не на цыпочках. Ольга убрала с колен ноутбук, поднялась и послушно направилась следом.
Дождь недавно прекратился, но небо по-прежнему было затянуто тучами, так что на улице стояла непривычная темень. Медленно ступая, Рая брела про тропинке, ведущей от барака девушек к умывальникам. И далее, к конечной цели путешествия — туалету. Последний являл собой классическое деревянное строение в стиле «дыра над бездной». Дождавшись когда подойдет Ольга, девушка включила фонарик и направила тщедушный лучик на усеянную грибком и плесенью деревянную стену:
— Вон, видите?!! Как в той газете, которую я давала вам читать! Мне страшно!..
На стене женского туалета чем-то красным (не то кровью, не то краской) был изображён огромный знак бесконечности с искусно прорисованными подтёками…
«М-да. И что я там, полчаса назад, писала Андрею за шансы не встретить маньяка?…
Нет, не может быть! Бред! Просто бред какой-то!..
А если всё-таки не бред?»
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ЗНАК БЕСКОНЕЧНОСТИ
Санкт-Петербург,
7 июля 2009 года,
вторник, 11:52 мск
Этим утром в курилке конспиративной квартиры «гоблинов» вкупе с табачным дымом витали почти материализовавшиеся клубы дурных предчувствий. С минуты на минуты из Главка должны были вернуться Жмых с Мешком и озвучить результаты служебной проверки, проводившейся по эпизоду с убийством Виктора Айрапетяна — ключевого свидетеля по делу ОПГ Литвина. И результаты эти ничего хорошего «гоблинам» предсказуемо не сулили.
— …Да по логике вещей, к нам вообще не может быть никаких претензий. Уголовка не дала ни грамма полезной информации! Кроме «якобы», да «кабы». Да если бы мы знали, что киллер реально существует, мы для транспортировки этого чертового бухгалтера роту ОМОНа выписали бы… А так, у нас при себе даже стволов не было! Скажи, Гришка?
— Так-то оно так, — согласился Холин. Согласился без особого, впрочем, энтузиазма. — Вот только результаты служебной проверки редко соотносятся с логикой.
— Знаете, когда Аристотель придумал логику, он на радостях устроил пир и велел заколоть 40 баранов. — многозначительно изрёк Крутов. — С тех пор бараны не любят логику.
— Ну, и к чему ты это рассказал? — фыркнула Наташа.
— Не знаю. Просто вспомнилось.
— Это кто здесь баран? Я баран? Гришка баран?! — вскинулся Джамалов, по- своему интерпретировав смысл произнесенного Женей и узрев в нём намёк на оскорбление.
— Ильдар, успокойся. Это притча такая, — поспешила погасить намечающийся конфликт Северова.
— Такие притчи у нас причитаниями кончаются! Ясно, да? — грозно сверкнул очами Ильдар, и тут в курилку очень вовремя заглянул дежуривший сегодня Вучетич:
— Парни, на выход. Мешок с шефом вернулись. Вас требуют.
— Ну, раз требуют, значит сейчас будем, — гася хабарик, тяжело вздохнул Холин. — Пошли, вспыльчивый ты наш
Ильдар и Григорий стояли посреди начальственного кабинета, переминаясь с ноги на ноги. С видом учеников начальной школы, уличённых в поджоге классного журнала.
— Ты только посмотри на них, Андрей Иванович! — ухмыльнулся Жмых, разглядывая подчиненных. — Ангелы. Херувимы, да и только.
— Не томите, Пал Андреевич. Что там насчет нас решили? По утряни, за амбар, босиком по росе?
— Не дождетесь. Наверху решили, что лучше будет вам пока помучиться. Засим, Андрею Ивановичу, за плохую организацию планирования мероприятий по защите гражданина Айрапетяна объявляется строгий выговор с лишением квартальной премии.
— Во-во. Они — херувимы. А хер, увы, мне, — буркнул Мешок.
— А вам, голуби мои, просто выговоры, — невозмутимо продолжил «раздавать серьги» Жмых. — С условием, что части своих квартальных вы отпишете Андрею Ивановичу в качестве компенсации за моральный ущерб… Помимо этого, оперуполномоченному Джамалову полагается путёвка на санаторно-курортное лечение в пансионат «Дюны». От которой он отказался в пользу Совета ветеранов уголовного розыска. Ведь отказался?
Джамалов изумленно-расстерянно воззрился на руководство:
— Кто? Я?… А! Э-э-э-э… Да. Конечно. Старикам везде у нас почет.
— На этом всё. Дело по Айрапетяну — в архив. Исполнитель — Холин. Идите работайте… И не забудьте сказать спасибо поэту-песеннику.
Обалдевшие «ученики начальной школы» молча покинули кабинет директора.
— От Прилепиной известия какие есть? — поинтересовался Павел Андреевич у Мешка, после того как за «двоечниками» закрылась дверь.
— Вчера вечером прислала мне подробный отчет по «электронке». С утра созванивались. Всё нормально, вроде как прижилась.
— Ну, и ладушки. Уверен, что ничего военно-морского за эти две недели там не случится, но ты все ж таки держи руку на пульсе.
— Само собой, — подтвердил Андрей.
— Что у нас ещё? Нового? Хренового? Есть что сказать, по текучке?
— Есть. И новое, и хреновое. Вернее — старое хреновое.
— Ну, начинается! Ей-богу, лучше бы и не спрашивал, — поморщился Жмых, утирая пот со лба. — Давай, вываливай.
— Сегодня утром судья Зимин получил очередное письмо с угрозами.
— Твою дивизию! Это уже какое по счёту?
— Если суммировать с пришедшим на «е-мейл», то третье.
— А мы о скольких наверх докладывали?
— Пока об одном.
— Хреново. Слушай, Андрей, а ты сам как считаешь: за этими угрозами судье реально есть что-то? Или, может, так, просто озорует кто?
— Ох, не знаю, Пал Андреич, — покачал головой Мешок. — И хочется в озорника поверить, да уж больно стрёмно.
— М-да, паскудное дельце.
— А нам в последнее время почему-то только такие и подворачиваются.
— Во-во, — неприятно задумался начальник «гоблинов». — И эта тенденция мне категорически не нравится…
Ленинградская обл.,
дер. Даймище
учебная база Гидромета,
7 июля 2009 года,
вторник, 13:15
К обеду бригада № 2 возвратилась на базу с полевых работ. По причине хорошей погоды, учебные планы немного скорректировали и на сегодня вне очереди поставили занятия по мензульной съёмке. Так как в дождь не очень-то потопографируешь. Сегодняшнее занятие превратилось для Ольги в самое настоящее мучение. А всё потому, что мензульная съемка ведется с использованием теодолита, в устройстве и принципе работы которого Прилепина так и смогла разобраться. В результате на все вопросы и непонятки студентов ей, словно Кисе Воробьянинову, пришлось важно надувать щеки и переводить преподавательские консультации в плоскость общефилософских рассуждений. А под конец и вовсе отмахнуться от таковых, сославшись на скверное самочувствие. Дескать, простудилась вчера, ныряючи.
Свалив инструменты и прочий скарб у крыльца, оголодавшие студенты, не заходя в бараки, шумно ввалились в столовую, а Ольга с Анной Бернгардовной, соблюдая достоинство, прошествовали в «штаб». Дабы сначала умыться и привести себя в более-менее божеский вид.
В кабинете начальника базы Спицына царило непривычное, редко случаемое возбуждение. Помимо профессора, в данный момент здесь находилось ещё несколько преподавателей. Учёный народ гудел как разбужденный улей, а сам профессор, заложив руки за спину прохаживался взад-вперед. По тихо сделанному замечанию Вульф, подобная поза свидетельствовала о том, что Пётр Петрович находится в состоянии высшей степени нервной возбудимости. Словом, атмосфера интриговала.
— О чем витийствуем, господа? — с порога поинтересовалась Вульф.
— Вот, Анна Бернгардовна, полюбуйтесь! — Спицын сгрёб со стола газету и раздражённо сунул её в руки преподавательнице. — Свободная пресса, как выражаются наши студенты, опять зажигает не по-детски!
Ольга заглянула через наставническое плечо: на первой полосе газеты с романтическим названием «Оредежские зори» красовалась передовица-кирпич, озаглавленная незамысловато: «Зачем нам такие студенты?» В качестве оформления к материалу были использованы две фотографии: на одной — обзорное фото учебной базы Гидромета, на второй — какие-то пьяные молодые люди с дебильными лицами и с бутылками в руках.
Выхватывая куски из статьи, Вульф взялась вполголоса цитировать:
«…Дорвавшаяся до свободы городская гопота (просто язык не поворачивается назвать их благородным словом «студенты») пускается в наших тишайших заповедных краях во все тяжкие: пьянствуют, бранятся, дебоширят. Некогда действительно учебная вузовская площадка превратилась в банальную зону отдыха, где лишенные всякого контроля со стороны преподавателей юные отпрыски отравляют жизнь местному населению и загрязняют нашу с вами уникальную природу…» Вот, подлец, а!.. И кто это у нас такой велиречивый? — Анна Бернгардовна заглянула в подвал, — «Пётр Сидоров». Оригинальный псевдоним, ничего не скажешь.
— Нет, а как вам это понравится! Вот, послушайте! — нервно выхватил у неё газету Спицын. — «Не исключено, что и недавнее зверское изнасилование и убийство Светланы Ларионовой, истерзанное тело которой было найдено в начале прошлой недели, могли стать делом рук так называемых «городских интеллигентиков». Тем более, что труп девушки, якобы случайно, нашел студент, который, опять же якобы, собирал поблизости грибочки. А какие, Уважаемый читатель, скажите на милость, могут быть в июне грибы? Разве что те поганки, которые городская молодежь употребляет в качестве галлюциногенов?…» Тьфу, пакость какая! — Профессор отшвырнул газету и продолжил нервно расхаживать по комнате, на этот раз уже страдальчески потирая рукой в области груди. — Я, конечно, понимаю, бумага — она всё стерпит. Бизнес во главе всего, превыше даже здравого смысла — это я тоже очень хорошо понимаю… Но совесть! Хотя бы крупинка! Хотя бы столь почитаемые нашим Президентом наночастицы совести должны же оставаться! Или как?
— Пётр Петрович! Успокойтесь, вам нельзя волноваться! Давайте мы вам чаю с мятой заварю? — подскочила к профессору молоденькая аспирантка с кафедры природопользования.
— Да-да, сделайте одолжение, голубушка.
Народ захлопотал по поводу чайной церемонии, а Вульф отвела Ольгу в сторонку и вполголоса пояснила:
— Видите, Иоланта Николаевна, какие у нас тут страсти бушуют? Контр-пропаганда лупит из всех калибров. Чую, скоро всех нас до кучи обвинят в отравлении окрестных колодцев, распылении спор моровой язвы и в пожирании христианских младенцев.
— Да уж, дело поставлено на широкую ногу, — поддакнула Ольга, силясь вспомнить, откуда ей известно это словосочетание: «Оредежские зори?» («Ах да, ну конечно!»)
— Анна Бернгардовна, у нас по плану после обеда, кажется, камеральные работы намечены?
— Именно. Так что, пока студенты будут обрабатывать результаты исследований и вычерчивать планшет, вы вполне можете заняться своими делами.
— А нельзя ли в таком разе отпустить Ксению Синюгину с занятий на часик пораньше? Хочу попросить её отвезти меня в Сиверский… По личному делу…
Ленинградская обл.,
пос. Сиверский
7 июля 2009 года,
вторник, 18:25
Редакция газеты «Оредежские Зори» располагалась по соседству со зданием администрации муниципального образования, наглядно демонстрируя тем самым тезис об интимной близости органа исполнительного с органом печатным.
— Ксюша, где-нибудь здесь остановись… Ага… Спасибо. Ну, думаю, что за полчасика управлюсь.
— А мы с Мишкой пока магазинам прошвырнемся. Вот только, боюсь, полчаса для местного шоппинга — это запредельно много. Ладно, сейчас у нас 18:25. Короче, в 19:00 встречаемся здесь, возле машины.
— Иоланта Николаевна, вам там случайно помощь не требуется? Или грубая мужская сила? — галантно предложил свои услуги Супонин.
— Да нет, Миша. Думаю, сама справлюсь.
— Если что, свистите. Мы тут по близости будем.
— Договорились, — улыбнулась Ольга. — Вот только я свистеть не умею…
Все трое вылезли из серебристого «Пыжика», подаренного Ксении папой на двадцатилетие, и разошлись в разные стороны: ребята двинули в поселковый универмаг, а Прилепина поднялась на крылечко двухэтажного, чуть скособоченного домика и, толкнув скрипучую дверь, вошла в помещение редакции.
Темный, абсолютно пустынный коридор. Сырые, грубо отштукатуренные стены. Шибающий в нос устойчивый запах плесени… Во внутренних редакционных интерьерах довлел стиль «провинциальное убожество», красноречиво свидетельствующий о том, что о коммерческой успешности газеты «Оредежские зори» говорить не приходится. Ольга постучалась в последнюю по коридору дверь, на которой кривенько красовалась табличка «Гл. редактор», и не дожидаясь приглашения, зашла.
Константин Павлович Гронский, в затрапезном растянутом-перетянутом свитере и выцветших джинсах, сидел за своим рабочим захламленным бумагой столом и задумчиво пускал колечки в потолок. В минималистически обставленном кабинете привлекали внимание лишь две вещи — огромное, во всю стену окно, выходящее на площадь, и примитивистская картина неизвестного художника, изображающая глухарей на токовище. При том что в уважающих себя солидных редакциях на этом месте неизменно помещается портрет Президента. На крайний случай — Премьера. В идеале — обоих.
— Добрый вечер, Константин Павлович.
— Это вы?! — редактор уставился на Прилепину с искренним изумлением. — Какой неожиданный сюрприз! Но, признаюсь, приятный… Здравствуйте, Ольга Николаевна. А я…верите, нет?… я вспоминал вас. Да, но как вы меня разыскали?
— Ваша визитка.
— Точно! Что-то я последние дни стал совсем тупить… Проходите, располагайтесь. Чай, кофе, сок? Колодезная вода?
— Кофе, если можно. На колодезной воде.
— Растворимый устроит?
— Без проблем! — подтвердила Ольга, не без опаски усаживаясь в старенькое продавленное кресло.
— Минуточку! — Гронский принялся суетливо хлопотать вокруг электрочайника. — Позвольте узнать, какими судьбами?
— Я к вам по делу. Исключительно на правах нашего с вами случайного знакомства.
— Да я понимаю, что не просто так, в гости. Слушаю вас внимательно.
— Константин Павлович! Вы не могли бы меня представить вашему корреспонденту?
— Какому из двух? Штат у нас здесь, мягко говоря, невелик.
— Его зовут Петр Сидоров. Вернее, я так понимаю, этим незамысловатым псевдонимом он подписывает свои столь же незамысловатые материалы.
— Вы удивительно прозорливы, — выдержав паузу, сказал Гронский, заметно напрягшись, и поставил перед Ольгой чашку. — Петр Сидоров — это… Короче, это был мой материал.
— Ваш?!
— Да. — кивнув, сухо подтвердил редактор. — Готов выслушать ваши претензии
Монолог Прилепиной, в котором она попыталась коротенько изложить суть претензий, в общей сложности занял минут пятнадцать. Всё это время Гронский несколько раз пытался было вступить в полемику, но своими доводами еще больше распалял яростную защитницу студенческих прав и свобод.
— …Да перестаньте вы, Константин Павлович! Факты!.. Если здесь и есть факты, то разве что факт публикации недостоверных сведений, порочащих репутацию вуза! Равно как факт публичной клеветы в адрес одного из студентов этого вуза. Я, конечно, догадываюсь, что ваш орган целиком заточен под желания вашей администрации…
— Кто у меня заточен? — недоуменно переспросил редактор.