ООО «Удельная Россия». Почти хроника Хаммер Ната

Сцена четвертая

Вася Люберецкий

Вася сидел в ресторане «Парий», жевал жгучую пиццу и сосредоточенно листал записную книжку в мобильном телефоне. Перед ним стояла непростая задача – срочно найти среди своих людей пару пацанов без отсидок и фикс, с растительностью на голове и мозгами под прической. Хорошо, что Данила Мастер подвернулся, вовремя он его из Омска дернул. А еще кого? Можно было бы кого-нибудь из уцелевших при массовой посадке из Челнов вызвонить, завтра первым же самолетом и присвистели бы… Нет, ну его к ляду, про Челны надо теперь забыть навсегда. Будто бы никогда там и не бывал.

Вася снова углубился в бегущие строки на экране мобилы. Если бы Сусликов предупредил хоть за пару дней. Но внезапность – фирменный стиль Мирослава. И Васю он ценит именно за быстроту реакции. Похоже, придется Пашу Жука из Чечни звать. Рисковый человек – Паша. Настоящий карьерист-камикадзе. Ради скоростного социального лифта высшим московским образованием пожертвовал. Да что там образованием. Жизнью рискует каждую минуту. Снайперских пуль в Чечне на всех карьеристов с лихвой хватит. Равно как и погребов для заложников.

А Сусликов Пашу рад будет видеть. Он же его туда послал. И Васин выбор одобрит. Вася набрал номер.

– Жучок? Привет! Живой?

– Живой. У меня же иммунитет.

– Дипломатический?

– Кремлевский. Я – неприкасаемый.

– С крестным папой хочешь повидаться?

– А что, есть маза?

– Есть. Мне завтра в два назначено, а аккомпанемент на мое усмотрение. Я тебя, Паша, и усмотрел.

– Ну, Вася, ты шутник, меня и в аккомпанемент. Я же не птица-подпевала. Да и крыльев мне не подписали. Завишу от расписания самолетов. А расписание мне говорит – не долететь мне к обеду.

– Паша, по расписанию летают гражданские. А для экстренных случаев у нас есть МЧС. А случай именно экстренный. Звони эмчеэсникам, скажи – Кремль на раздачу требует.

– А раздавать что будут?

– Этого не знаю. Может – пряники, а может – зуботычины. Как карта ляжет.

– А если не долечу?

– Не долетишь – от меня зуботычину получишь, я начальник твой, не забывай. Либо ты – «жующий вместе», либо кто-то пойдет на твое место и будет жующим вместо. Так что место свое не забывай и блюди дисциплину.

– Люберецкий, ты меня не пугай. Пуганый. Пока ты пацаном в войнушку со своими качками играл в ближайшем Подмосковье, я в Приднестровье настоящий порох нюхал. И на мое место мало охотников сыщется. Разве что ты сам, личным примером, а? Представляешь заголовки в прессе: «Люберецкий призыв к чеченской молодежи»… «Люберецкий и Чечня идут вместе в Кремль»…

– Не ерничай, Жучило. Мне пацаном в войнушку играть было некогда. У меня на попечении было шестнадцать размножающихся сук.

– Не понял…

– Предки заводчиками были.

– В смысле – заводчанами?

– В смысле собачьими заводчиками. Потому что породистые щенки давали больше дохода, чем дохлая инженерная зарплата. Спали по очереди – кровать была односпальной, больше в нашу однушку-малометражку не помещалась. Как меня умудрились зачать, ума не приложу. Но зачали, родили, добыли диванчик «Малютка», на нем до армии и промаялся. Остальную площадь занимали собаки. Так что я сначала был Маугли, а потом стал вожаком стаи.

– А теперь в вожди метишь?

– Быть вождем, Паша, лучше, чем сводником. Помню, приведут кобеля к суке, а ты сиди, жди – покроет, не покроет. И от других сук отгоняй, чтобы помесь бульдога с носорогом не вышла. Легче самому всех покрыть, и вон из этой вони.

– Дружбаны-то от тебя не разбегались? Смердил, поди, изрядно.

– Ты, Паша, на больные места не дави, не советую.

– Ладно, Вася. Извини, не знал про детство твое нелегкое. Постараюсь завтра быть. Позвоню сейчас летакам, может, подхватят.

– А ты им пароль скажи – они под козырек возьмут.

– Какой пароль?

– «Засланец».

– Это то есть Папа?

– Это пароль, студент. Жду. Не пожалеешь. Будь.

– Пи-пи-пи…

Жук отключился. Люберецкий оторопело посмотрел на телефон. Совсем от рук отбивается, молокосос, гонор обнажает, спесью трясет. Раньше Вася бы ему потряс, всю спесь отбил бы. А теперь вынужден дружбу взасос изображать. Засосать бы и выплюнуть. Но не выйдет, неприкасаемый ведь. Папа охранную печать на нем поставил, жаль, что не Каинову.

Надо бы кем-нибудь подстраховаться. Ага, высветился, голубчик. Фамилия, конечно, того, закавказская, ну да делать нечего. Самый лучший из армян – это Тема Моргулян.

– Темный?

– Вася, ты?

– Я с предложением. В Кремль хочешь?

– На экскурсию?

– Нет, на обед.

– В самом деле?

– Без базара.

– Вась, чё, прямо в самый Кремль?

– Ну.

– В смысле к Папе?

– Ну.

– Bay, Вася, какой почет. Век не забуду.

– Да уж, не забудь. А то есть у нас отмороженные с короткой памятью, сначала на твоем загривке проедут, а потом ноги об тебя же норовят вытереть.

– Вась, я не такой.

– Это еще доказать надо. И я предоставлю тебе такую возможность. В ближайшее время.

– В каком прикиде быть?

– Неформальном. То есть без галстука. Но пиджачок накинь. И обувь без подков и шипов. Чтобы при прохождении рамки не фонила. А то разуваться придется, будешь на обеде в носках сидеть, пока безопасники твои ботинки раскурочат, а потом назад соберут, если удастся.

– Понял, есть. Говорить надо?

– Нет, молча посидишь, говорить буду я, а ты согласно кивать.

– А тема какая?

– Перекрестит нас Папа.

– В какую веру?

– В «Наших».

– А наши какой веры будут?

– Российской.

– Христианско-иудейской типа?

– Типа.

– А «Жующие вместе»?

– «Наши» будут вместо «Жующих вместе».

– То есть вместе жевать больше не надо?

– Надо, но в другом стаде.

– А, дошло. Имидж меняем?

– Похоже. Из фаса в профиль яйца повернем.

– А зачем?

– Чтобы финансирование не иссякло.

– А может?

– У «Жующих» – может. Они же до выборов дошли вместе с Куцыным? Дошли. Президента избрали? Избрали. Но сжевали немало денег из бюджета. А теперь надо задачу менять, чтобы бюджет не отрезали. А то желающие уже сидят в кустах с садовыми ножницами. Набросятся – и запоем фальцетом от бескормицы.

– Место в президиуме обеспечишь?

– Сам себе обеспечишь. Организацию зарегистрируешь, оргструктуру нарисуешь, чтобы все было чики-пики.

– За мной не застрянет.

– Посмотрим. Завтра в двенадцать чтоб в полной боевой готовности.

– Да, мой вождь.

– То-то. Бывай!

Этот разговор произвел реабилитирующее воздействие на возмущенно-взволнованную Жуком психику Васи. С Темой можно работать, нос держит по ветру, в волну не зарывается. Юрист, опять же. Фотогеничный. Коммуникабельный. Лояльный. Хороший оратор. С харизмой. Короче, истинный нашист. Папе понравится.

Папе… Они с Папой почти одного возраста, ладно, не возраста – поколения, а вот надо же… Сусликов – крестный папа, а Люберецкий – вроде как пасынок. Папа всю страну на шахматной доске выстроил, все ходят по заданной траектории, а Васе недоносков до состояния пешек доводить приходится. Что он, глупее Папы? Нет, конечно. Но вот темперамент, блин, взвивает порой под самый потолок. Так, что потом назад не отыграть. Ну, и язык как помело. Зачем, спрашивается, рассказал Жуку про свое щенячье детство? Вот Казбекович про свое никому не рассказывает. И всегда отскакивает в тень при виде горящих глазниц телекамер. «Всегда при деле, молчалив и скромен, я строю терем из горящих бревен». Охренеть, какой точный и объективный автопортрет. Сколько раз Сусликов ему повторял: «Следи за базаром, Вася, следи за базаром». Не получается, хоть ты тресни. Несет его, несет его язык, вечный его враг. Зачем про «Наших» озвучивал? Это же только проект, еще полгода на возгонку. Но, с другой стороны, дрожжи же должны перебродить, чтобы бражка была к сроку сварена. А с кем ее варить? Тут кашу заварить не с кем, не то что бражку. Полный мобильник имен, а опереться не на кого. И откуда этот отмороженный материал берется? Это, конечно, риторический вопрос. Понятно откуда: от безмозглых мамок и папок-алкоголиков. Шестьсот лет граненому стакану в России уже отметили, вот ум весь и пропили. Была бы его воля: стерилизовал бы таких вот производителей, чтобы брак не штамповали бездумно.

А с другой стороны – если бы не они, исконных россиян вообще бы не осталось. На гнилую интеллигенцию рассчитывать не приходится. Она, в отличие от рыбы и властей предержащих, гнить начинает с хвоста. И этот хвост у нее то не стоит, то икру не мечет. А потом невымеченная икра в голову бьет. И начинается сублимация.

То семя по картинам размазывают, то поедание фекалий описывают. Куда же такое художество девать, кроме унитаза? Так не успели его «Жующие» в унитаз эту пакость покидать, не разжевывая, – все обосранные в унисон вой подняли: «Кремляди, ничего в искусстве не понимаете!» Ну, где уж нам, ликующей гопоте, подняться до вершин унитаза! Мы так у его подножия и останемся, тут меньше пахнет. А вы, пидоры натянутые, ползите наверх, нюхайте, возбуждайтесь. Только не свалитесь во всепоглощающее жерло нужника. Захлебнетесь дерьмом, а потом на вашей панихиде собратья по цеху скажут, что общество не протянуло вам руку помощи. Так не лазьте, куда не след. Вонять не будете, и общество от вас шарахаться не станет.

Стране, конечно, нужна новая здоровая элита. Такая, что женщин и сигары любила бы нюхать, а не анусы и кокаин. Так что у него, Василия, как сказал Мирослав, задача теперь стратегическая – просеять горы пустой руды и найти в ней крупинки будущей элиты. Понимают, понимают там за стеной, что без умных людей дальше не продвинуться. Как сказал покойный ныне генерал Лебедь: «Необходимо, чтобы кто-то постоянно дышал в затылок, а не на полметра ниже».

Понимать-то понимают, но боятся. А вдруг умнее их окажутся и их с насиженных мест подвинут? И чем больше понимают опасность, тем больше боятся. К тому же быстро привыкли, что в жопу дышат и целуют на сорок сантиметров выше колен. А дурную привычку легко обрести, да трудно от нее избавиться.

Общественные богатства перераспределили, самое время новой власти пожить всласть. Борю Сосновского из страны вон, Ходора Рудокопского на принудительную трудотерапию, Рому Исаковича за карман притянули. Добровольно теперь не отпустят ни карман, ни поводья. Папа, что тот ведьмак с Лысой горы, быстро перекинулся из волков в медведи и приспособился под нового Хозяина. Бывшие соратники не сразу прочухали. Ну, это их проблемы. «Бог простит и себя, и меня, и сто тысяч Иуд», – здравомысляще решил Папа. «Куцынизация всей страны» – вот наша новая истинная цель. А поэтому, хоть Папа это вслух и не проговаривает, понятно, что он, Люберецкий, призван создать фейк-структуру и достоверно имитировать бурную деятельность среди молодежи. Чтобы дыма было много, но без огня. Упаси Бог! Но где же их взять, умных, но податливых? Вот хотя бы Жук. Был податливый, а чуть Чечни хлебнул и загоношился. Возомнил себя матерым вожаком: «Приеду – не приеду…» А он должен это слушать, но руки не распускать.

Ладно, года четыре он еще может поиграться с молодежью. Потусовать туда-сюда. Молодежь что любит? Передвижения. Периферийных в столицу надо свозить на акции, столичных – куда Макар телят не гонял. А куда он их не гонял? Надо подумать. И сгонять. Пионерские слеты можно устраивать по поиску интеллектуальных зерен. Институт по изучению демократии российского типа открыть. И так четыре года. Жидковато. Еще бы какого-нибудь содержания. Может, Папа идей подбросит, чтобы на президентский срок хватило. Но потом надо с молодежью завязывать, партию какую-нибудь возглавить. А какую? Сальный с Газюкиным свои места никому не уступят, забронзовели уже и в бетон вросли, корни такие в политической системе пустили – замучаешься выкорчевывать. В Едре ситуация непонятная. А какие еще варианты? Только под себя партию создавать, из этой самой подросшей молодежи. Создать конкуренцию самому Едру. Едро к тому времени выдохнется, как пить дать, выдохнется. Оно и так дохловатое, потому что мертворожденное. Никаких оригинальных мыслей, хоть бы глупость сказали, но там и этого не делают. Его «Жующие вместе» просто живчики в сравнении. Надо завтра обсудить партийный вопрос с Папой, посмотреть, как он отнесется к такой идее.

Мысль о партийном лидерстве Васе понравилась. Надо партию как-нибудь ярко обозвать. Например, Партия власти. Какой власти? Просто власти. Не уточнять. Нашей власти. У каждого есть свое понятие про «Наше». Главное убедить, что ваша «наша» и наша «наша» – это одна и та же «Наша Раша». Умей подать и продать себя, не устает повторять Папа. Слишком принципиальные партии долго не живут. А у его «Партии власти» будет широкая политическая платформа. А если платформа будет широкой, то он гарантированно оттянет голоса и у Газюкина, и у Сального, и у «Груши» или как она там будет к тому времени называться. У дерьмократов вечно все неустойчиво, лидеры меняются как перчатки. Впрочем, это все стараниями Папы, надо отдать ему должное. Гениальный политический хакер. Да, чуть не слетел из кресла в феврале. Но ведь не слетел. Удержался. Долгие лета ему, и себе, любимому, тоже.

На этой оптимистической ноте Люберецкий отправил в рот последний кусок остывшей пиццы, залил горящее нутро остатками красного вина, счет просить не стал, поскольку ел в «Парии» всегда одно и то же и знал сумму наизусть, бросил на стол деньги и вышел в наступающее лето.

Сцена пятая

Головка ОСВИНа

Адмиралов, Затонов, Карасев и Неуемный томились в приемной Сусликова. Все молчали и делали вид, что чем-то заняты. Адмиралов стоял у окна, спиной к публике, машинально доставая и засовывая обратно в карман пачку сигарет. Затонов, на лице которого отражалась вечная скорбь всего еврейского народа, царапал в блокноте что-то судьбоносное. Карасев заинтересованно рассматривал журнал «Административный ресурс». И только один Неуемный ерзал на стуле без дела, время от времени бросая на окружающих немотивированно-победоносные взгляды. Но ни один из них не понимал, почему они оказались здесь вместе. Все внутренне напрягались и жаждали разъяснений. Но никто им ничего разъяснять не спешил. Секретарша Лидия Георгиевна лихо стучала двумя пальцами по компьютерной клавиатуре, вперив подслеповатые глаза в бумагу, лежащую на столе. Дверь в кабинет Сусликова была плотно закрыта, и из-за нее не доносилось ни звука. Трудно было понять, есть ли за дверью хозяин, один ли он или с посетителем. Звуки клавиатурной долбежки разбавлял лишь уличный шум из открытого окна: отдаленный гул машин да чириканье воробьев.

Пауза становилась нестерпимой. Все ждали развязки, но все же вздрогнули, когда дверь кабинета распахнулась и из него вышел Сусликов. Адмиралов быстро развернулся к собравшимся передом, к окну задом. Сидевшие проворно встали. Неуемный вскочил, роняя на пол победоносный взгляд. Его лицо приняло вид задумчивой гири. Нахмуренный Сусликов наделил собравшихся кивком головы и жестом указал на вход в переговорную. Никому не пожав руки, он первым прошел в дверь и сел на свое место, не дожидаясь, пока дойдут до необъятного стола под зеленым сукном замешкавшиеся в дверях визитеры.

Наконец они кучно преодолели проем и ринулись к стульям. Сусликов, наблюдавший за ними, краем глаза отметил подозрительное движение на зеленом сукне. По столу полз рыжий таракан.

– Это Чаевников, – указал Сусликов на таракана и щелчком послал его в полет. – На кого Бог пошлет.

Таракан приземлился на Неуемного.

– Ну вот, с преемником мы и определились, – удовлетворенно произнес Мирослав Казбекович и приказал: – Дави его, Ким, не зевай, а то за шиворот заползет.

Ким стал суетливо ловить на себе таракана. Но рыжий опередил по скорости реакции Неуемного и в мгновение ока скрылся где-то под костюмом преемника. Ким быстро расстегнул пиджак, обнажив его малиновую подкладку и стал заглядывать под галстук. Таракан притаился и себя не обнаруживал. Собравшиеся захихикали в кулак. Заливаясь краской в цвет подкладки, Ким сбросил с себя пиджак и вывернул его наизнанку. Таракана там не было.

– Ну вот, мы теперь точно знаем, где пошивает костюмы Ким Борисович, – объявил Сусликов. – В Лондоне.

Ким почувствовал щекотание в области талии и в панике выдернув рубашку из брюк, запустил под нее руку.

– А сейчас мы узнаем и марку его нижнего белья. – Присутствующие захохотали. – Ну-ну, милейший, – остановил Сусликов суетливые движения Кима протестующим жестом своей холеной руки, – мы ценим вашу готовность к полному стриптизу ради уничтожения предшественника, но ради Бога, повремените, пусть пока поживет как один из ваших членов. Приведите себя в порядок и ведите себя достойно звания Председателя ОСВИНа.

Ким поспешно надел на себя пиджак и застегнул на все пуговицы. Незаправленная рубашка предательски торчала из-под полы.

– Ну вот, уважаемые, – обратился хозяин кабинета к гостям. – Знакомьтесь. Новое главное лицо и генеральный спонсор Союза.

Ким попытался соответствовать ситуации, но тараканий бег по телу не давал ему сосредоточиться. Он как-то нервно дергался и все пытался шарить по себе руками.

– Позвольте, Ким Борисович, передать вам портфель. Хоть и не министерский, конечно, но тоже большой общественной значимости.

И Сусликов протянул Киму рыжий портфель.

– Благодарю вас, – вежливо и достойно произнес Неуемный, принимая портфель правой рукой, в то время как левая продолжала жить отдельной жизнью джазового пианиста, лихорадочно рыская по телу.

– Как вы понимаете, – продолжил Сусликов, обращаясь к свидетелям назначения, – мы не можем оставить его в таком неспокойном состоянии без поддержки. Его группой поддержки будете вы, да-да, вы трое, в статусе сопредседателей. Уравновешивать, балансировать, прикрывать и защищать от нападок мерзких насекомых – вот ваша задача, обязанности между собою разделите самостоятельно. Вопросы есть? – поинтересовался он у онемевших посетителей. – Вопросов нет, – ответил он сам себе. – Благодарить не надо. Отработаете. Все свободны.

Мирослав крутанулся на пятках и вышел из переговорной. Оставшиеся наедине сопредседатели ошарашенно молчали и откровенно пялились друг на друга. Первым опомнился Карасев. «Ким, дружище, мои поздравления!» «Ну, что ты, Володя, рано еще, должен же избирать съезд». «Какой, в жопу, съезд! Все происходит здесь: и съезд, и наезд, и налет, и на… б. Остальное – формальности». Карасев двинулся, было, обнять Неуемного, но вспомнил, что где-то на его теле все еще ползает таракан, и ограничился коротким рукопожатием. Затонов похлопал Неуемного по плечу кончиками длинных пальцев и выдавил из себя: «Теперь ОСВИН в надежных руках». Адмиралов же ограничился коротким кивком и фразой: «Ну, ты звони, если что. Уравновесим и сбалансируем». Ким кивал и благодарил, одновременно ерзая руками по телу и гримасничая лицом. Усатый оккупант, несомненно, портил момент триумфа. Наконец, Неуемный счел возможным извиниться и с возгласом: «Я вас всех обзвоню!» – выскочил из Сусликовых пределов и ринулся по направлению к туалету для посетителей. Там он заперся в кабинке, и завернувший к писсуару перед выходом из Кремля Карасев слышал звуки отчаянной борьбы, доносившиеся из кабинки.

Сцена шестая

Тефлоновый Скворцов

А в это время к кремлевским апартаментам Сусликова твердой, но торопливой поступью направлялся Кладимир Скворцов. Он был полон возмущения. На входе у него затребовали документы, и, заглянув в паспорт, постовой отчеканил, что человека с фамилией Зильденшухер в списках нет. Скворцов поинтересовался, не узнает ли его постовой в лицо. Постовой заявил, что он не взирает на лица, его интересует только совпадение документов подателя с утвержденным начальником безопасности списком. Скворцов потребовал позвонить в приемную Сусликова. Постовой сказал, что в приемную звонить не уполномочен, но начальнику смены доложит. Он попросил Скворцова-Зильденшухера отойти в сторонку и постоять там до выяснения ситуации. Сесть было негде, телефоном пользоваться было нельзя. Кладу ничего не оставалось, как переминаться у колонны и наблюдать за пропускным режимом.

– Алло! Первый? Первый, я седьмой. Тут у нас нештатная ситуация. Пришел посетитель с фамилией Зильденшухер, утверждает, что он Скворцов. Говорит, что это его, ну…, – часовой понизил голос – пездоним такой. Имя-отчество совпадают. Но документов на пездоним у него нет. – К кому пришел? К Сусликову. Ясно, есть ожидать. Ожидайте, гражданин, – бросил постовой в сторону Скворцова.

Скворцов прислонился к колонне задней частью своего торса и сложил на груди руки. Входящие и выходящие, знавшие его если не лично, то в лицо, кивали приветственно головами, но никто не останавливался и не любопытствовал, что заставило его подпирать в столь неудобном месте правящую колонну. Не то место, чтобы приставать с расспросами, да еще на виду у охраны.

– Видите, какая у меня известность, – обронил постовому Кладимир.

– А у нас тут неизвестные не ходят, – отрезал постовой.

Прошло минут пятнадцать, пока информация прошла в одну сторону и вернулась обратно в виде нарочного, принесшего дополнительный список на одну персону с печатью и начальственной подписью. Скворцова пропустили. Быстрым шагом он проследовал к чертогам Сусликова и, круто заворачивая за угол, чуть не наткнулся на Неуемного, покидающего туалет. Вид у Неуемного был взъерошенный, как после большой головомойки. Похоже, что-то было не так с портативной этикой, которой Кремль поручил ему заниматься, заключил Скворцов.

Сусликов встречал его в дверях.

– Ждать себя заставляешь, Клад. Важным себя почувствовал? Яблочный сок в голову ударил?

– Виноградный.

– Ты смотри, блюди себя. Не теряй головы. А то отберу «Виноградный сок», на одном «Скворцовом гомоне» пятерых детей не прокормишь. У тебя ведь теперь пятеро?

– Пятеро.

– Плодовитый. Всех зачал кошерно?

– Я не ортодокс, хоть и еврей.

– Ну, значит, ничто греховное тебе не чуждо. Продолжим грешить вместе.

– У меня на мужиков нет тяги.

– А это не важно. Здесь я всех натягиваю. А тебе надо только зубы сжать и потерпеть.

– А мне все пополам. Я тефлоновый.

– Ну, и отлично. Металлическими приблудами скрести тебя не буду. Деревянной лопаточкой попользуюсь.

– Главное, чтобы без заноз…

– В тефлоне не застрянут.

– Тоже верно. А за что скрести будешь, можно поинтересоваться?

– За твой «Сок». Забродил он, похоже, сок в смысле, и ударил тебе в голову. Мы с Президентом недовольны. У меня тут все твои цитаты собраны. На баррикады призываешь. Систему осуждаешь. Говоришь, что люди в Кремле – мошенники. Ну и много чего еще.

– Передергиваешь, Слава. Я ничего такого не утверждаю, а всего лишь задаю вопросы собеседникам.

– Не, передергивать – это твой хлеб. У меня другие функции: я поставлен бдить общественное стадо.

– Это, конечно. Что от меня надо? Покаяться?

– Аккуратнее вопросы задавать. У тебя следующая передача с Сальным?

– С Сальным.

– Он будет утверждать, что Президент будет править до тридцать второго года. Не перечь, можешь только удивиться и попросить объяснений.

– Конечно, удивлюсь, хотя чему удивляться…

– Главное – не ерничай. А то ты любишь дураком собеседника выставлять.

– Только с твоей санкции, Слава. Значит, до тридцать второго?

– До тридцать второго.

– Понял и принял к сведению.

– Тогда пока будь свободен. Дави «Сок» дальше.

– До новых встреч, Пастырь. Желательно, нечастых.

– Будь здоров. Плодись и размножайся. Улучшай демографию страны.

– Ну, обозначенная тобою стабильная перспектива укрепляет мою несомненную уверенность в будущем дне.

И похлопав друг друга по плечу, Мирослав и Кладимир расстались.

Сцена седьмая

Правые против левых

Стол трапезной разделял помещение на две части. Справа сгруппировалось молодежное крыло. Вася, Паша и Тема стояли в линию и агрессивно жевали форменную жвачку. Натруженные желваки хищно двигались, перекатывая во рту куски резины. Развернутые плечи и скрещенные на груди руки создавали единый фронт. Все трое угрожающе молчали. Оппозиция из пяти человек на другой стороне сбилась в кучку и представляла собой разношерстное, разновысокое и разновозрастное стадо. Эта группа негромко переговаривалась между собой придушенными голосами, и звук этот напоминал стороннему наблюдателю овечье блеяние. Наблюдателем был Сусликов. Он смотрел на разворачивающуюся диспозицию на экране своего монитора и мысленно хвалил себя за выдумку.

Он любил работать чужими руками, заставляя публичных и непубличных кукол дергать друг друга за тонкие, незримые неопытному глазу струны, и выстраивал ситуацию в соответствии с поставленной задачей, ловко и невероятно изобретательно. Настолько изобретательно, что переизбранный его стараниями Президент начинал опасаться своего идеолога и отслеживал каждое его движение, ожидая подвоха или даже большой засады. Профессиональная подозрительность Верховного Предводителя не давала Сусликову возможности мирно почивать на заслуженных лаврах. Но уроженец Кавказа Мирослав Казбекович Сусликов справлялся со своими задачами явно лучше своего предтечи Остапа Ибрагимовича Бендера, сына турецкого подданного. А потому смел надеяться на более благополучный исход своего предприятия, чем пошлое перерезание горла опасной бритвой – последствие неудачных шуток Великого комбинатора в адрес Главного акционера.

На мониторе крупным планом отразился ушастый телепузик Очков – видно, переместился прямо под камеру. Так и норовит подставиться, дуралей. Ну, обвели тебя вокруг пальца на выборах – зачем же рассказывать подробности публично, умнее от этого выглядеть все равно не будешь. Надо же было додуматься до создания объединения «За отстойную жизнь». Да, Скворцов недавно его на своей «Соковыжималке» так отжал, что одни сморщенные шкурки оставил, умеет, стервец, надо отдать должное.

Рядом с Очковым возникло лицо старика Лукошкина в очках с большими диоптриями – его глаза на мониторе выглядели прямо как у глубоководной рыбы. Этого тоже удалось нейтрализовать – предложили стать главным защитников прав человека, а он и повелся. Есть же идеалисты, все надеются обойти систему и кого-то от нее защитить. Против лома нет приема, драгоценный, и это говорит нам народная мудрость. Но ты пока попыхти.

Так, а что у нас делает Трубодуркин? Трубодуркин поглощает закуски с углового столика. На баррикады он, видите ли, собрался, внутрипартийные. Конечно, как же, бросит весь свой охранный холдинг на жену, а карьеру сыновей на произвол – и прямо на баррикады! Хоть бы народ не злил своей сытой мордой и толстым пузом. Изображает теперь, что был когда-то инакомыслящим среди кэгэбешников, ха-ха!

А где же этот кучерявый сторонник Вьющенко, Парис Шильцов? Доступ к нефтяной трубе тебе обеспечили – все политические амбиции туда и слил. Ага, пришвартовался рядом с экзотической женщиной российской политики Полиной Хондамаздой. Хоть этой доляху отпиливать не пришлось ни от трубы, ни от иных активов. Эта думала, что если полжизни прошагала активисткой-отличницей, правдоподобного компромата на нее не изобразят? В президенты собралась, самовыдвиженка фигова. Хоть и трубила публике, что выдвинулась понарошку, так, для расширения горизонтов общественной жизни, но чего же тогда Куцына дубровской краской замазывать? Виноват, мол, действующий Президент в гибели невинных заложников. Да за такие слова можно было ее как Ивана Пупкина накачать дурью и без штанов на московскую панель. Но экзотическую дамочку было почему-то жаль. Однако президентское абсолютное большинство пришлось подстраховать. Фигурка у Хондамазды больно точеная, лицо честное, говорить умеет – могла, могла оттянуть десяточку процентов, если бы не сусликовские умелые маневры. Руками телепузика Очкова. И в финансовой нечистоплотности публично обвинили, и с генеральным спонсором поссорили. Но не выставлять же ее вот так из уютной политики в некомфортную жизнь. Пусть еще одну партейку изобразит, решил Сусликов, маячит на заднем фоне, опустевшие политические просторы собой украшает. Надо будет помочь с новым спонсором. Главное, чтобы больше в Президенты не выдвигалась, ни понарошку, ни взаправду. У нас тут не Британия, и не Пакистан даже.

Выйти уже к ним или еще четверть часика потомить? Томленая оппозиция лучше жуется и в зубах не застревает. Хорошо бы, конечно, однако время поджимает, дел еще много на сегодня. Сусликов выключил монитор и направился в трапезную.

– Всем добрый день, – приветствовал он собравшихся. – Прошу садиться, в ногах правды нет, как говорила моя рязанская бабушка.

И Мирослав опустился в кресло во главе стола. Остальные торопливо заширкали стульями. Лукошкин промедлил и оказался на стороне «Жующих вместе». Он покосился на широко расставленные локти молодой поросли, но выбора у него не оставалось, в конце концов он тоже открыто сотрудничал с Кремлем, пусть и не столь проникновенно. Он тяжело опустился на стул, снял очки и, вынув из кармана салфетку из микрофибры, занялся их тщательной протиркой.

– Правильно ли я понимаю, – начал Сусликов, – что слева от меня собрались сторонники раздельного питания?

– Стараюсь придерживаться, – дипломатично ответила Хондамазда. Остальные невнятно зашевелили головами, бормоча что-то нечленораздельное. Они подозревали провокацию. И не ошиблись.

– Уважаю ваши воззрения. Ваша воздержанность поможет нам накормить нашу молодежь и не выйти за рамки отведенного мне бюджета. Заносите! – обратился Сусликов в сторону закрытой двери, которая тут же отворилась и накрахмаленные официанты ввезли сервировочный столик с тарелками.

Перед левыми поставили тарелки с подозрительно знакомыми листочками.

– Это что за блюдо? – поинтересовался Шильцов у официанта.

– Салат из майской крапивы с лимонным соком, – невозмутимо пояснил официант. – Полный набор витаминов и минералов.

– А этим что подают? – кивнул Очков в сторону молодняка.

– Дичь под брусничным соусом с картофельными крокетами. Им ведь еще расти и расти – белок требуется.

– Но на вино-то можно рассчитывать? – обратился к Сусликову Трубодуркин.

– Нельзя. Вино вызывает брожение умов. А вам уже давно недостает трезвого взгляда на жизнь.

– А хлеба хоть дадут?

– Им – дадут, – пояснил хозяин левым гостям. – А вам вредно. Наедитесь хлеба – форму окончательно потеряете. Что может быть хуже сытой оппозиции?

– Ненасытные правители, – дерзнула ответить Хондамазда.

– Это вы про кого, Полина Мицубисивна?

– Это я для поддержания разговора, Мирослав Казбекович. Не молчать же мы сюда пришли.

– А зачем тогда?

– Вы позвали.

– Получается, уважаемая, вы даже не знаете, зачем вы сюда пришли. То есть опять перекладываете ответственность за происходящее на Кремль. Чтобы потом опять публично покритиковать нас за свое бездействие.

– Скоро и этой возможности нас лишите. Телевидение из Думы уже выгнали. Информационные потоки заключили в шлюзы, хотите – выпустите инфу, не хотите – запрете и в отстойник.

– Вот видите, как мы эффективны. Что мешает вам? Объединитесь, выберете общего лидера и…

– Да вы же и не дадите.

– А вы все ждете, что вам что-то дадут? Потребительская позиция, не находите? А как насчет добиться «своею собственной рукой»? Давайте, Полина Мицубисивна, я серьезно предлагаю лично вам создать и возглавить объединенную оппозиционную партию. Готов даже спонсора подогнать. А мужики под вас выстроятся. Правда, мужики?

Оппозиционные мужики потупились и хмуро молчали, и на сей раз даже головами не шевелили, чтобы не дать возможности Сусликову вольно интерпретировать их невербальные сигналы. Наступила гнетущая тишина. Слышно было лишь, как работает челюстями молодняк, да скрипит трава на зубах оппозиции.

– А что, Мирослав Казбекович, давайте я возглавлю, – послышался неожиданный голос справа. Оппозиционеры как по команде оторвали глаза от тарелок. Люберецкий, уже справившийся с дичью, облизывал столовый нож с кремлевскими вензелями. Очков чуть не подавился, закашлялся, выплюнул полупрожеванную зеленую массу обратно в тарелку и схватился за стакан с водой.

– Ну, Вася, насмешил, – отдышавшись, произнес он. – Кто же из нас за тобой пойдет?

– А я вас за собой и не зову. Вам всем уже в архив пора, мемуары писать. Создам новую, здоровую оппозицию.

– Под какими же лозунгами?