Птица солнца Смит Уилбур

Он молча выслушал их доклады, дергая себя за маленькую, козлиную бородку, и его лицо все больше мрачнело по мере того как он уяснял ситуацию.

Он еще помолчал, разглядывая карту, потом посмотрел на генерала ван Девентера, своего старого товарища по оружию, который в его отряде участвовал в историческом походе на Кап и потом рядом с ним сражался с коварным старым немцем Леттоу фон Форбеком в Немецкой Восточной Африке.

— Якобус, — сказал он, — вы командуете Восточным Рэндом.

Ван Девентер ответил шепотом «есть» — его голосовые связки были повреждены английской пулей.

— Шон, за вами запад. Я хочу, чтобы завтра к полудню Брикстонский мост был у нас в руках. — И добавил, словно ему в голову пришла новая мысль: — Ваши парни прибыли из Наталя?

— Надеюсь, — ответил Шон.

— Я тоже, — слегка улыбнулся Сматс. — Иначе вам предстояло бы веселое занятие — брать мост в одиночку. — Улыбка с его лица исчезла. — Джентльмены, к завтраку представьте планы боевых действий. Не стану напоминать вам, что ключевое слово, как всегда, — быстрота. Нужно как можно быстрее выжечь язву и перевязать рану.

* * *

Ранней осенью солнце высокого вельда светит особенно ярко, оно сияет с высоты, с чистейшего голубого неба.

Это погода для пикников и для любовных свиданий в тихом саду, но 14 марта 1922 года обстановка не была спокойной: зловещее, грозное напряжение нависло над Йоханнесбургом и ближайшими к нему городками.

Всего за два дня ван Девентер прошел по всему Восточному Рэнду, разгромив забастовщиков своей тактикой бурских отрядов, подавив сопротивление в Бенони и Дансварте, вернув Брэкпен и шахту, а тем временем приданная ему британская колонна прошла шахту Мадер и Гедальт и соединилась с ван Девентером у Спрингса. В два дня революция в Восточном Рэнде была подавлена, и тысячи забастовщиков выходили с белыми флагами, чтобы их арестовали и впоследствии судили.

Но сердцем революции был Фордсбург, а ключом к ней — Брикстонский мост.

Шону Кортни удалось наконец овладеть хребтом. Но это стоило двух дней тяжелых, напряженных боев. С помощью артиллерии и при поддержке с воздуха штурмовали каменистые холмы, школы, кирпичные заводы, кладбище, общественные здания и частные дома; все это забастовщики превратили в крепости. По ночам обе стороны уносили погибших и хоронили на кладбище «Майнер Парк», каждого с его товарищами: солдата с солдатами, шахтера с шахтерами.

Теперь Шон был готов нанести удар в сердце. Внизу в ярком солнечном свете блестели металлические крыши Фордсбурга.

— Вот он, — сказал Марк Андерс, и все подняли бинокли и стали искать в безмерном высоком небе крошечную черную точку.

DH-9[18] неторопливо поднимался с юга, готовясь пролететь над прикрывающими коттеджами Фордсбурга.

В бинокль Марк видел голову и плечи летчика в передней кабине; он поднимал на край кабины пачки листовок, перерезал веревку и сбрасывал. Листовки белым облаком плыли за медленно летящей машиной; подхваченные потоком воздуха, они кувыркались и парили, как стая белых голубей.

Ветер принес несколько листков на хребет. Марк поймал один в воздухе и взглянул на текст, напечатанный на толстой бумаге.

ИЗВЕЩЕНИЕ О ВОЕННОМ ПОЛОЖЕНИИ. Женщинам, детям и всем законопослушным гражданам рекомендуется до 11 часов утра покинуть ту часть Фордсбурга и ее окрестности, где отвергается власть правительства и где будет проводиться военная операция. Тем, кто нарушил закон, это извещение не гарантирует неприкосновенность и свободу от наказания.

ШОН КОРТНИ, КОМАНДУЮЩИЙ ОПЕРАЦИЕЙ.

Комкая листок и бросая его в траву у ног, Марк думал, кто это сочинил. Очень неудачные формулировки.

— А что если пикеты их не пропустят, сэр? — негромко спросил он.

— Я плачу вам не за то, чтобы вы были моей совестью, молодой человек, — предупреждающе проворчал Шон. И они минуту простояли молча. Потом Шон достал из нагрудного кармана сигары и примирительно протянул одну Марку.

— А что я могу сделать, Марк? Послать своих парней на эти улицы без артиллерийской поддержки? — Он откусил кончик сигары и выплюнул его на траву. — Чья жизнь важней: забастовщиков и членов их семей или людей, которые доверились мне и оказали честь своей верностью?

— Гораздо легче сражаться с тем, кого ненавидишь, — тихо сказал Марк, и Шон пристально посмотрел на него.

— Где ты это вычитал? — спросил он, и Марк покачал головой.

— По крайней мере черные в этом не участвуют, — сказал он.

Марк лично отвечал за отправку переодетых черных полицейских через линию фронта: они должны были предупредить своих соплеменников, чтобы те ушли из этого района.

— Бедняги, — согласился Шон. — Интересно, что они думают об этом безумии белых людей.

Марк прошел к краю невысокого холма, не обращая внимания на опасность снайперского выстрела из домов внизу, и принялся внимательно разглядывать город в бинокль. Неожиданно он с облегчением воскликнул:

— Выходят!

Далеко внизу под ними из Вредедорпского подземного туннеля выходили первые крошечные фигурки. Взрослые несли на руках младенцев и тащили за руки упирающихся детей. Некоторые несли пожитки, другие прихватили домашних животных, канареек в клетках, собак на привязи. Отдельных беженцев сменил сплошной поток, люди толкали груженые велосипеды и ручные тележки или просто несли в руках то, что смогли взять.

— Пошлите вниз взвод, чтобы показать им дорогу и помочь, — негромко приказал Шон и глубоко задумался. — Я рад, что женщины уходят, — сказал он наконец. — Но меня печалит то, что это означает.

— Мужчины будут сражаться, — сказал Марк.

— Да, — кивнул Шон. — Будут. Я надеялся, что все убийства позади, но они собираются закончить эту историю трагически. — Он раздавил окурок сигары. — Ну хорошо, Марк. Спускайся и скажи Молино, что все готово. В одиннадцать часов мы открываем огонь. Удачи, сынок.

Марк козырнул, и Шон Кортни хромая пошел с холма навстречу генералу Сматсу и его штабу, прибывшим посмотреть на последнюю сцену битвы.

Первые шрапнельные разрывы яркими хлопковыми коробочками распустились в небе над крышами Фордсбурга, с поразительной яростью разорвав выжидательную тишину.

Стрельбу начала конная батарея на хребте, и к ней присоединились другие батареи на Сауэр-стрит.

В течение двадцати минут раздавался оглушительный грохот, чистый воздух наполнили пыль и дым.

Марк стоял в наспех выкопанной траншее и смотрел поверх бруствера. В этой минуте было что-то ужасающе знакомое. В прошлом он десятки раз переживал такое, но сейчас чувствовал, что нервы слишком напряжены, а тугой неперевариваемый комок страха в животе вызывал у него тошноту.

Ему хотелось нырнуть под бруствер, закрыть голову руками, чтобы не слышать металлического грохота, да так и остаться.

Требовалось невероятное усилие воли, чтобы не сбежать и сохранить на лице спокойное и равнодушное выражение, но с обеих сторон траншеи стояли люди из отряда А, и он, чтобы отвлечься, принялся планировать марш по окраинам города.

На каждом углу будут ждать баррикады, каждый дом забастовщики постараются удержать. Артиллерийская подготовка не затронет тех, кто в укрытиях, потому что стрелять будут только шрапнелью. Шона Кортни тревожила судьба ста пятидесяти полицейских и военных, захваченных забастовщиками; их держат где-то в городе. Приказ был: никаких разрывных снарядов, а Марк знал, что на открытых улицах его отряд разорвут в клочья.

Он проведет людей задними дворами и переулками к конечной цели — к дому профсоюзов на углу улиц Коммершиал и Сентрал.

Марк снова взглянул на часы: до выступления четыре минуты.

— Начинаем, сержант, — негромко сказал он.

Приказ передали по траншее, и люди встали, пригибаясь под бруствером.

— Как в старые добрые времена, сэр, — оживленно сказал сержант, и Марк посмотрел на него. Казалось, тот искренне наслаждается, и Марк возненавидел его за это. Едва минутная стрелка его часов коснулась черной разделяющей линии, он сказал:

— Пошли! — и сержант резко свистнул.

Марк взялся одной рукой за бруствер и легко перепрыгнул через него.

Он побежал вперед, из домов впереди понеслись ружейные выстрелы. Неожиданно Марк понял, что больше не боится.

* * *

Это был почти мальчик, с гладкими розовыми щеками и легким золотистым пушком на верхней губе.

Его столкнули с последних ступенек лестницы в подвал, и он оступился и упал.

— Еще один подлый трус, — сказал конвоир, рослый, бородатый, с ружьем через плечо и с красной повязкой на рукаве. — Поймал его, когда он пытался улизнуть в подземный туннель.

Мальчишка встал. Падая, он содрал кожу на коленях и едва не плакал, когда Гарри Фишер остановился перед ним. У Гарри в руках был хлыст из кожи гиппопотама.

— Предатель! — взревел Фишер. Напряжение последних дней непрерывных совещаний и сражений начинало сказываться на нем. В глазах появился дикий фанатичный блеск, движения стали рваными, а голос хриплым и чрезмерно громким.

— Нет, товарищ, клянусь, я не предатель, — жалобно взмолился юноша.

— Значит, трус! — закричал Фишер, большой волосатой рукой сграбастал рубашку на груди парня и разорвал ее до пояса.

— У меня не было ружья, — возражал мальчик.

— Скоро ружей хватит на всех — когда умрут предатели и трусы.

Хлыст, как бритвой, рассек гладкую кожу, полилась яркая алая кровь; парень упал на колени.

Гарри Фишер хлестал его до тех пор, пока слышались крики и стоны; когда в подвале стал слышен только свист хлыста, Гарри, тяжело дыша, весь потный, остановился.

— Унесите его, пусть все товарищи видят, что ждет трусов и предателей.

Забастовщики взяли парня за руки и потащили по лестнице. Его спина была исхлестана, кровь перелилась через пояс и промочила брюки.

* * *

Марк кошкой перескочил через заднюю стену крошечного мощеного дворика. У стены стояли ящики с пустыми пивными бутылками, в полуденной жаре тяжело пахло спиртным и гнилыми фруктами.

До винного магазина на Минт-роуд он добрался меньше чем за час от начала выступления, и маршрут по задним дворам и по крышам оказался удачнее, чем он рассчитывал.

Баррикад удалось избежать; войска дважды заходили с фланга на позиции окопавшихся забастовщиков и разгоняли их залпами.

Сержант и десяток солдат вслед за Марком перебрались через стену и легли, взяв на прицел двери и закрытые ставнями окна. Сержант кивнул, и Марк нырнул в боковую дверь, держа в руках ружье; в помещении после яркого солнца было полутемно. Марк принялся оглядываться.

Магазин пуст, окна, выходящие на улицу, забраны ставнями, бутылки на полках не тронуты грабителями, что свидетельствует о дисциплинированности забастовщиков. Ряды бутылок с яркими этикетками поблескивают в тусклом свете.

Последний раз Марк заходил сюда, чтобы купить дюжину бутылок портера для Хелен Макдональд, но он отогнал эту мысль и подошел к разбитому окну; в это время в магазин вошли сержант и его люди.

Ставни окна пробила случайная шрапнель, и Марк заглянул в одну из дыр.

В пятидесяти ярдах от него через улицу находился Дом профсоюзов; площадь была покрыта траншеями и защитными насыпями, подготовленными забастовщиками.

Даже общественный туалет превратили в блокгауз, но все внимание забастовщиков было обращено на прилегающие улицы.

Забастовщики были одеты самым странным образом — от грязных рабочих комбинезонов и полувоенных охотничьих костюмов, от широкополых шляп, котелков и цилиндров до воскресных костюмов, с жилетом и галстуком. Но все в портупеях, с патронташами, а их спины открыты для нападения Марка.

Залп через окна магазина причинит им ужасный ущерб. Сержант с веселым оживлением, предвкушая это, уже расставляет солдат у окон. «Я мог бы прихватить пулемет, — подумал Марк, и что-то в нем сжалось от мысленной картины: „виккерс“ открывает огонь по незащищенной, ничего не подозревающей группе. — Если бы только я их ненавидел».

На его глазах забастовщики один за другим падали за баррикаду под огнем горцев.

— Примкнуть штыки, — приказал Марк, и в полумгле магазина послышался скрип металла о металл. Шальная пуля, пролетев над головой Марка, разбила бутылку с шотландским виски на полке за ним. Запах алкоголя был острым и неприятным, и Марк снова сказал:

— По моему приказу открывайте окна и двери, покажем им сталь.

Ставни отлетели, наружная дверь распахнулась, и Марк повел своих орущих солдат через улицу. Прежде чем они добрались до первого ряда мешков с песком, забастовщики начали бросать ружья и вставать с поднятыми над головой руками.

По всей площади к баррикадам с криками бежали горные стрелки; Марк радовался, что предпочел риск штыковой атаки, не позволил своим людям расстреливать незащищенных забастовщиков.

Его люди выбивали оружие из рук противников и собирали забастовщиков в группы, а сам Марк тем временем поднялся по ступеням Дома профсоюзов.

На верхней ступеньке он остановился, крикнул:

— Отойдите в сторону! — и трижды выстрелил в медный замок.

* * *

Гарри Фишер прижался к стене и в забранное мешками окно выглянул на площадь — там царил хаос.

Муки непереносимого отчаяния сотрясли его громоздкую фигуру; он дышал как раненый бык перед последним ударом матадора. Он видел, как его люди бросают оружие, как их с высоко поднятыми руками сгоняют, словно скот, спотыкающихся на усталых ногах, с посеревшими от усталости и сознания поражения лицами.

Он глухо, тоскливо застонал, ссутулил массивные плечи и, казалось, стал меньше. Большая косматая голова поникла; помрачневшим взором смотрел он, как молодой лейтенант в военном мундире поднимается по лестнице и стреляет в замок.

Гарри подошел к столу и сел лицом к двери; дрожащими руками он достал револьвер и взвел курок. Оружие он осторожно положил перед собой на стол.

Наклонив голову, он с минуту слушал выкрики — приказы — и шум с площади, потом послышались шаги на лестнице за его дверью.

Взяв револьвер со стола, он уперся локтями для устойчивости.

* * *

Марк через главную дверь ворвался в зал и остановился в удивлении и смятении. Пол был покрыт телами, их было много, десятки.

Пока он смотрел, вбежали капитан горных стрелков и десяток солдат. И тоже остановились.

— Боже! — выдохнул капитан, и Марк неожиданно понял, что все тела в полицейских мундирах. «Они перебили пленных!» — с ужасом подумал Марк, глядя на массу тел, и тут осторожно поднялась одна голова, другая.

— Слава Богу! — сказал капитан рядом с Марком: пленные начали вставать с облегчением на лицах, и в их голосах звучало нервное веселье.

Они бросились к дверям, обнимали своих спасителей или просто выходили на солнце.

Марк увернулся от рослого полицейского сержанта в мятом мундире, с трехдневной щетиной на лице, нырнув ему под руку, и стал подниматься по лестнице.

Он перескакивал через три ступеньки за раз и остановился на площадке. Двери пяти кабинетов на втором этаже были распахнуты, шестая закрыта. Марк осторожно прошел по коридору, заглядывая в комнаты.

Шкафы и столы опустошены, на полу толстый слой бумаг, стулья перевернуты, ящики выдернуты из столов и брошены на пол.

Единственная закрытая дверь — шестая в конце коридора. Марк знал, что это кабинет председателя местного отделения профсоюза, Фергюса Макдональда. Именно его он разыскивал; какое-то остаточное чувство верности, прежняя дружба заставляли искать Фергюса, чтобы предложить ему помощь и защиту.

Приближаясь к закрытой двери, Марк снял ружье с предохранителя. Потянулся к ручке двери, но вдруг почуял опасность и насторожился. Он постоял несколько мгновений, почти касаясь пальцами медной ручки, потом отступил в сторону, протянул руку и повернул ручку.

Было не заперто. Щеколда щелкнула, и дверь распахнулась. Ничего не произошло, и со вздохом облегчения Марк вошел в комнату.

За столом лицом к нему сидел Гарри Фишер, рослая грозная фигура с толстыми массивными плечами; обеими руками Гарри держал револьвер и целился прямо в грудь Марку.

Марк понял, что для него движение означает смерть. Он видел закругленные свинцовые пули в цилиндре магазина, курок взведен; Марк застыл.

— Нас не сломить, — сдавленным хриплым голосом, который Марк не узнал, заговорил Гарри Фишер. — Мы зубы дракона. Там, где вы зароете одного, встанут тысячи новых воинов.

— Все кончено, Гарри, — осторожно сказал Марк, пытаясь отвлечь его, поскольку знал, что не успеет поднять ружье: Гарри Фишер выстрелит раньше.

— Нет, — покачал косматой головой Гарри Фишер. — Это только начало.

Марк не понимал, что тот делает, пока Гарри Фишер не повернул револьвер и не вложил ствол в рот. Глухо прозвучал выстрел, и голова Гарри сплющилась, как резиновый мяч, по которому ударили битой.

Заднюю часть черепа разорвало, и смесь ярко-алого и горчично-желтого окрасила стену за Фишером. Удар пули отбросил тело назад, стул перевернулся и с грохотом упал на пол.

Помещение заполнил запах пороха, ноги Гарри Фишера задергались в смертельном танце на голом деревянном полу.

* * *

— Где Фергюс Макдональд?

Марк сотни раз задавал этот вопрос пленным забастовщикам. Те смотрели на него с гневом, с горечью, некоторые по-прежнему свирепо и вызывающе, но ни один не снизошел до ответа.

Марк под предлогом прочесывания взял с собой трех человек и прошел по улице Лаверз-Уок до самого дома.

Передняя дверь не заперта, постели в спальне не заправлены. Марка охватило странное отвращение, сопровождаемое жжением в паху, когда он увидел на стуле крепдешиновый халат Хелен и мятые панталоны, небрежно брошенные на пол.

Он быстро отвернулся и прошел через весь дом. Объедки в грязных тарелках на кухне уже заплесневели, воздух был затхлый, пахло нежильем. В доме уже несколько дней никто не появлялся.

На полу у печи валялся обрывок бумаги. Марк поднял его и увидел знакомый рисунок — серп и молот. Солдаты ждали его на веранде.

* * *

Забастовщики подорвали железнодорожные рельсы на станции Браамфонтейн и на переезде у Черч-стрит, поэтому грузиться в поезд в Фордсбурге отряд не мог. Большая часть дорог после схватки была завалена мусором и обломками, но опаснее всего было другое — несдавшиеся забастовщики могли прятаться в зданиях, стоящих вдоль дороги на Йоханнесбург.

Шон Кортни решил вести отряд по открытой местности, прилегающей к шахте «Кроун Дип».

Выступили из Фордсбурга затемно, пока еще нельзя было стрелять издали. Ночь прошла тревожно, мало кому удалось поспать. От усталости рюкзаки казались людям отяжелевшими, ноги ступали словно в кандалах. Но пройти нужно было меньше мили.

Машины ждали на открытой площадке возле копра шахты «Кроун Майн» — грандиозного сооружения, напоминающего Эйфелеву башню; стальные балки с распорками, придающими прочность, поднимались на сто футов к огромным колесам подъемной установки. Когда шахта работает, эти колеса непрерывно вращаются, опуская клети с людьми и оборудованием на сотни футов в глубины земли и поднимая миллионы тонн золотоносной породы.

Сейчас большие колеса замерли, они стоят без движения уже три месяца, и здания рядом с копром кажутся мрачными, заброшенными.

Транспорт представлял собой собрание разнородных грузовиков и торговых фургонов, конфискованных по закону о военном положении: грузовики с каменоломен, с шахт, даже один фургон, принадлежащий пекарне. Было ясно, что на шестьсот человек их не хватит.

Когда Марк во главе отряда А подошел туда, с полдюжины офицеров в голове конвоя о чем-то спорили. Знакомая бородатая фигура Шона Кортни на голову возвышалась над окружающими, и Марк услышал гневное рычание:

— Я хочу, чтобы этих людей перевезли до полудня. Они хорошо поработали и заслуживают горячей еды и места для…

В этот миг он увидел Марка, нахмурился, подозвал его к себе и заговорил раньше, чем Марк подошел.

— Где тебя носило? Я послал тебя в отряд с сообщением и ждал обратно. Ты прекрасно знаешь: я не хотел, чтобы ты участвовал в боях. Ты в моем штабе!

Марк устал, он был раздражен и подавлен из-за всего, что видел и делал в этот день. И был не настроен терпеть капризы генерала.

Вызов на его лице невозможно было не понять.

— Сэр, — начал он, и Шон закричал:

— И не говорите со мной таким тоном, молодой человек!

Безрассудный, совершенно безотчетный черный гнев овладел Марком. Не думая о последствиях, бледный от ярости, он подался вперед и высказался.

* * *

Отряд, собравшийся внизу, стоял на дороге аккуратными симметричными прямоугольниками в хаки, шестьсот человек строем в три ряда глубиной.

Унтер-офицеры строили каждый взвод и один за другим командовали «вольно».

С вершины стального копра в ярком желтом свете раннего утра они выглядели незабываемо.

— Готова, милая? — прошептал Фергюс Макдональд, и Хелен молча кивнула. Явь давно поблекла и сменилась чем-то вроде зыбкого сна. Плечи Хелен жгло, ремни тяжелых ящиков с патронами натерли кожу, но боли не было — только оцепенение. Руки словно опухли, сделались неловкими, под обломанными ногтями чернели полумесяцы грязи; жесткий брезент лент с патронами казался гладким, как шелк, медные гильзы патронов — прохладными, и ей хотелось прижать их к сухим растрескавшимся губам.

Почему Фергюс так странно смотрит на меня, раздраженно подумала она, но досада продержалась недолго, снова сменившись отрешенностью.

— Теперь можешь спуститься, — негромко сказал Фергюс. — Тебе не обязательно оставаться.

Он казался очень старым, лицо осунулось и покрылось морщинами. Щетина на подбородке и щеках серебрилась, как алмазная пыль, а кожу покрывали пятна копоти, грязи и пота.

Только глаза под полотняной шапкой с острым верхом горели прежним фанатичным светом.

Хелен покачала головой. Она хотела, чтобы он замолчал, звуки мешали ей, и она отвернулась.

Люди внизу стояли плечо к плечу в тесном упорядоченном строю. На солнце от их ног на пыльную дорогу ложились длинные тени.

Фергюс еще секунду смотрел на жену. Она казалась незнакомкой, бледной, осунувшейся, кости выступали под кожей, плотно обтянувшей лицо; черные волосы были убраны под платок.

— Ну хорошо, — сказал Фергюс и осторожно постучал по стволу «виккерса», поворачивая его чуть влево.

В голове колонны — группа офицеров. Один из них мощный, рослый, с темной бородой. Солнце блеснуло на нашивках на его плече; Фергюс опустил голову и посмотрел через прицел «виккерса».

Рядом с первым стоял второй офицер, молодой и стройный, и Фергюс дважды моргнул: что-то ожило в глубинах его памяти.

Он подцепил автоматический предохранитель и поднял его, нацелив пулемет и положив пальцы на гашетку.

Потом снова моргнул. Лицо молодого офицера о чем-то ему напоминало; что-то подрывало его решимость, и он яростно отбросил это что-то и обоими пальцами нажал на гашетку.

Пулемет загрохотал на треножнике и начал жадно втягивать длинную патронную ленту. Бледные пальцы Хелен аккуратно вели ее, из-под пулемета, со звоном ударяясь о стальные балки копра и отскакивая, посыпались пустые гильзы.

Оглушительный гул заполнил голову Хелен и ударил ее по глазам, как крылья пойманной птицы.

Даже самому опытному стрелку грозит опасность взять слишком высоко, когда он стреляет сверху вниз. С вершины копра приходилось стрелять под очень острым углом, и яркий утренний свет еще больше сбил Фергюсу прицел. Первая очередь прошла чересчур высоко, на уровне плеча, а должна была ударить на уровне живота — в случае пулеметного огня это убийственная очередь.

* * *

Первые пули ударили раньше, чем Марк услышал выстрелы. Одна из них впилась высоко в массивное тело Шона Кортни.

Пуля швырнула его грудью на грудь Марку, и оба упали на дорогу.

Фергюс легонько постучал по прицелу, чуть приопуская его, на уровень живота, и дал длинную неторопливую очередь по рядам солдат; в те несколько секунд, что они стояли, парализованные неожиданностью, «виккерс» косил их, как серпом.

Поток пуль захлестнул их, разбросал вповалку, одного на другого, мертвых и раненых вместе — их крики, истошные, пронзительные, перекрывали грохот пулеметного огня.

Шон скатился с Марка, лицо его было перекошено от боли и гнева, он пытался встать на колени, но одна его рука бессильно висела. Его кровь залила их обоих.

Марк выбрался из-под него и посмотрел на копер. Вспышки выстрелов создавали иллюзию, что на забитую людьми дорогу под торжествующий рокот пулемета летят светляки. Даже в своем смятении и отчаянии Марк отметил, какую удачную позицию выбрал пулеметчик.

Его трудно будет достать.

Потом он посмотрел на дорогу, и словно кто-то холодными пальцами сжал его внутренности: там шла бойня. Ряды нарушились, люди, спотыкаясь и падая, метались в поисках укрытия, бежали за машины, в канавы, но на дороге все еще было столпотворение.

Люди лежали рядами и вповалку, они ползли, кричали, корчились в пыли, и их кровь превращала грязь в красно-коричневую массу, а пулеметчик все время поворачивал ствол из стороны в сторону, поднимая над дорогой столбы пыли и осколков гравия; очереди полосовали груды раненых и начинали обратное движение.

Марк присел и просунул руку под грудь генерала. Тот был невероятно тяжел, но Марк вдруг открыл в себе силы, о существовании которых не подозревал; его подгонял рокот «виккерса».

Шон Кортни приподнялся, как бык, попавший в зыбучий песок, и Марк поставил его на ноги.

Принимая на себя половину его веса, он не давал генералу упасть. Шон трясся, как пьяный, он согнулся — рана кровоточила — и тяжело дышал, а Марк заставлял его неуклюже бежать.

Очередь прошла рядом с ними, разорвав спину молодому лейтенанту, который полз к канаве, волоча ставшие бесполезными ноги. Лейтенант упал ничком и застыл.

Они добрались до дренажной канавы и перевалились в нее. Она была не больше восемнадцати дюймов глубиной — недостаточно, чтобы полностью скрыть генерала, даже когда он лежит на животе… а «виккерс» продолжал свою охоту.

Теперь пулеметчик стрелял не продолжительными, а короткими очередями по отдельным целям; это приносит больший результат, чем беспорядочный огонь; к тому же не дает стволу перегреваться и сберегает патроны. Обдумав все это, Марк понял, что там, наверху, опытный солдат.

— Куда вас ранило? — спросил он, и Шон раздраженно развел руками и, повернув голову, посмотрел на высокий копер.

— Сможешь достать его, Марк? — прохрипел он, зажимая пальцами плечо, откуда шла кровь, темная и густая, как патока.

— Не отсюда, — сразу ответил Марк. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы оценить вероятность удачного выстрела. — Он там хорошо закрепился.

— Милосердный Боже! Мои бедные парни!

— Он устроил себе там гнездо.

Марк изучал стальную конструкцию.

Платформа под колесами — из толстых деревянных балок, соединенных со стальными опорами.

Пулеметчик окружил себя четырьмя стенами из этих балок; стены примерно в два фута толщиной. Марк видел просветы в толстых досках и смог определить форму и размеры гнезда.

— Он может там продержаться весь день!

Шон посмотрел на груды тел в хаки на дороге, и оба поняли, что за это время многие раненые погибнут от потери крови.

Никто не посмеет к ним подойти.

Снова вернулась очередь, взрывая землю над их головами, и они уткнулись лицом в грунт, прижимаясь всем телом ко дну мелкой канавы.

Местность по направлению к стальной башне незаметно понижается; уклон становится заметен, только когда лежишь плашмя.

— Кто-то должен подобраться под него или зайти сзади, — быстро заговорил Марк, продолжая обдумывать положение.

— До самой башни все открыто, — ответил Шон.

За дорогой, в пятидесяти ярдах от нее, по открытой, поросшей травой земле к самой башне тянулись узкие рельсы — по ним из шахты в отвал, расположенный в полумиле отсюда, перевозили пустую породу.

Почти прямо против того места, где они лежали, стояли несколько стальных тележек, брошенных еще в начале забастовки. Небольшие четырехколесные тележки-самосвалы, соединенные друг с другом; каждая доверху заполнена большими кусками голубого камня.

Марк понял, что ранец все еще у него на спине; он снял его, продолжая обдумывать свою вылазку, оценивая расстояния и углы огня. Одновременно он достал из ранца полевую аптечку и протянул бинт генералу.

— Возьмите.

Шон разорвал пакет и засунул бинт под рубашку. Его пальцы были липкими от собственной крови.

В поясе у Марка пять обойм с патронами, но его ружье лежало на дороге, где он его бросил.

— Попытайтесь прикрыть меня огнем, когда я пойду, — сказал он, ожидая новой очереди.

— Тебе не подобраться, — сказал Шон. — Мы пригоним тринадцатифунтовую пушку и расстреляем ублюдка.

— Это получится не раньше полудня. Для них слишком поздно.

Он посмотрел на раненых, и в это мгновение с башни устремился поток ярких трассирующих пуль, нацеленный в дальний конец колонны, и Марк вскочил и побежал во весь дух, наклонившись, чтобы поднять свою П-14; в десяток шагов, почти прыжков, он пересек дорогу, споткнулся на неровной земле за ней, но удержал равновесие и побежал дальше.

Эта заминка стоила ему десятой доли секунды — почти на грани, отделявшей жизнь от смерти. Пулеметчик на высокой башне заметил его и развернул «виккерс».

Стальные тележки в пятнадцати футах впереди, но ты не успеешь, вспыхнуло в сознании предупреждение. И Марк упал в короткую траву и покатился в сторону в то мгновение, когда воздух над ним, как сотней хлыстов, разорвали пули.

Марк катился как бревно. Очередь вырыла канавку в каменистой почве в дюйме от его плеча.

Он с такой силой ударился о стальное колесо тележки, что невольно вскрикнул от боли. Пули из «виккерса» со звоном били по корпусу тележки и выли, отлетая рикошетом, но Марк уже был в укрытии.

— Марк, ты в порядке?

Громкий голос генерала разнесся над дорогой.

— Прикройте меня.

— Слышали, парни? — закричал генерал, и из канавы и из-за грузовиков открыли ружейный огонь.

Марк встал на колени и быстро осмотрел ружье, протер прицел подушечками пальцев, убедившись, что он не разбился и не загрязнился. Потом пролез под тележку и нажал на рычаг сцепления. Зубчатые колеса поворачивались туго; потребовались усилия обеих рук. Тормозные башмаки негромко заскрипели, освобождаясь, но уклон был такой небольшой, что тележка не начала двигаться по склону, пока Марк не нажал плечом.

Он напрягал все силы, и наконец стальные колеса неохотно сделали первый оборот. Потом тяготение начало сказываться, и тележка покатилась.

— Отправь эту сволочь в ад! — закричал Шон Кортни, вдруг сообразив, что задумал Марк, и Марк невесело улыбнулся этому характерному призыву; согнувшись вдвое, он бежал за тяжело груженной тележкой.

Ревущий поток пуль, изрыгаемый «виккерсом», обрушился на медленно движущуюся тележку, и Марк непроизвольно еще сильнее нагнулся, прижимаясь к стальному борту. Он понимал, что по мере приближения тележки к башне пулеметчик будет все больше наклонять ствол, так что в конце концов начнет стрелять вертикально вниз, и тогда борт тележки перестанет быть защитой, но ничего не попишешь. Ничто не остановит медленно ускоряющую движение вниз по склону тележку: в ней десять тонн руды, и она продолжает разгоняться. Скоро он не сможет поспевать за ней, он и так уже бежит… и снова загремел «виккерс», пули яростно били по стали.

Извернувшись на бегу, Марк повесил ружье на плечо и обеими руками схватился за край тележки. Его ноги сразу оторвались от земли и повисли без опоры, рискуя попасть под вращающиеся стальные колеса. Марк подтянул колени к подбородку, страшно напрягая мышцы живота, повис всей тяжестью на руках. Тележка влетела в длинную осьминожью тень копра.

Страницы: «« ... 1415161718192021 ... »»