Три легенды Кликин Михаил

Дом Ланса располагался в непосредственной близости от оврага. Каждой весной, когда талые воды сбегали с вершины холма к реке, размывая землю, осыпающаяся песком трещина подбиралась все ближе и ближе к этой избе. Именно к этому дому. И жители деревни видели в этом некий знак. Ланс, старый мастер-копейщик, служивший еще в войске Императора, видевший самого Прирожденного Повелителя, участвовавший в трех Великих Битвах, дряхлел на глазах, угасал. И тянущееся щупальце оврага словно знало это, будто ждало того момента, когда опустеет изба, чтобы наконец заползти под нее, подкопаться, обрушить оставшееся без хозяина, без защитника строение. Похоронить…

Би постучала в дверь. Постучала для приличия, поскольку знала, что Ланс глуховат, и если даже все с ним нормально, если сидит он дома и смотрит в окно, или перебирает свои старые вещи, все равно ее не услышит и не откликнется на стук. Она оглянулась на Вигора и спросила:

– Зайдешь?

– Нет. Я здесь постою. Ты иди, если что – крикни. Я подожду.

– Ладно.

Би толкнула дверь. В сенях было пусто. Лишь старое копье стояло в углу. Древко его потрескалось, наконечник заржавел. Теперь Ланс использовал свое оружие только в качестве дверного засова. Впрочем, запирать входную дверь он давно уже перестал. Кого ему было боятся в этом глухом месте, в этой деревне, где, кроме него, живут всего-то пять человек, четыре деда и пожилая женщина? Все свои…

Би нашла Ланса в комнате. Старик лежал на кровати, укрывшись серым, засаленным по краям одеялом. Седые волосы его разметались на грязной подушке. В комнате кисло пахло.

Би подошла к кровати, осторожно коснулась лежащего. Ланс открыл глаза и немигающим взглядом уставился на нее. Женщина вздрогнула. На какое-то мгновение ей показалось, что старик мертв, и распахнувшиеся глаза его тоже мертвы. Но Би сразу взяла себя в руки и строго сказала:

– Что ж ты спишь столько! Мы уж волноваться стали. И грязь у тебя какая! Прибрать бы надо.

– Чего? – Ланс высвободил из-под одеяла тонкую, в пигментных пятнах руку и приложил ковшик ладони к уху. – Чего говоришь?

– Вставай! – громко скомандывала она. – Хватит спать!

– Сейчас, сейчас, – Ланс закивал головой, но из-под одеяла не вылез. Он заерзал по кровати, чуть приподнялся на локте, слепо вглядываясь в Би, словно натужно пытаясь что-то вспомнить… И наконец произнес:

– Би! – сказал так, словно обрадовался, что нашел все-таки в закоулках памяти образ женщины, стоящей перед ним, узнал ее, вспомнил имя. – Би! – повторил он. – Что случилось?

– Да ничего. Просто ты уже сутки не показываешься из дому.

– Да? – удивился Ланс. – А я сплю вот.

– Ты ел?

– Ел, ел, – он закивал головой. – У тебя ел. Помнишь?

– Так это же давно было. Наверное проголодался?

– Нет. Есть не хочу. Поспать еще…

– Вставай. Тебе надо поесть. А я уберу у тебя. Белье постираю.

– Чего? – переспросил Ланс и улыбнулся, извиняясь за свою глухоту.

– Вставай! – приказала Би. – Я сейчас вернусь, – она вышла, чтобы не смущать старика, чтобы дать ему время вылезти из-под одеяла и одеться.

Вигор, опершись на свой неизменный посох, стоял возле крыльца и разговаривал с только что подошедшим Кречетом.

– Ну, что там? – спросили деды одновременно.

– Сейчас встанет, – ответила Би. – Все время спал, даже не ел. – Она покачала головой, вздохнула.

Кречет и Вигор переглянулись.

– Сдает старик, – негромко произнес Кречет.

– Посмотрю я на тебя в его годы, – сказала Би.

– Я столько не проживу.

– Куда ты денешься?..

– Да. Куда я денусь, – вздохнув, признал Кречет. – Но уж лучше…

– Что вы тут его жалеете? – вмешался Вигор. – Расплакались! Он еще крепкий старикан, выползет сейчас на крыльцо, воздуха свежего вздохнет, взбодрится, а вечером еще и под юбку к тебе полезет…

– Тьфу! Вам дедам всем на погост давно пора, а вы все об одном…

– Правду говорю, – продолжал Вигор. – Ланс еще тот. Притворяется он. И глухим притворяется и немощным. Плохо ли ему так? Работать не надо – ты же ему и есть приготовишь, и постираешь, и уберешь. Он еще нас всех переживет здесь. Вот я – годов на сорок его постарше буду. А еще хоть куда. Только руки нет. Что я без руки могу?..

– Ладно, – прервал его Кречет, – пойдем поглядим, как он там.

Все втроем они поднялись на крыльцо и вошли в избу.

3

Каждый вечер деды собирались дома у Би.

Ежевечерние посиделки стали привычкой, привычной потребностью. Единственное развлечение – посидеть, поговорить неторопливо, обсудить дела, вспомнить былое, позубоскалить, похвастаться болячками. Собственно, только ради вечера и проживали день старики. С самого утра деды ждали момента, когда можно будет заглянуть к Би. Припасали нехитрое угощение, готовили анекдоты, вспоминали прошлый вечер, чтобы вернуться к неоконченному разговору. Каждый выстраивал свой план. Но хозяйничала всегда Би. Только Би. И всех это устраивало, даже ворчливого Вигора.

Только Урс редко заглядывал на огонек. Его тяготила столь близкое общение со старостью. Не со стариками, нет. Именно со старостью. Ведь это она – старость – говорила устами его друзей, она жаловалась на боли в суставах, на бессонницу, на слабость, она заставляла людей вспоминать прошлое и не строить далеко идущих планов. Именно она была виновата в том, что Ланс – доблестный воин, солдат, каких мало было и каких, возможно, больше никогда не будет, превратился в горбатого, высохшего старика, глухого и подслеповатого… Пять человек соберутся вечером. Пять друзей. Но вместе с ними сядет за стол и она – главный собеседник. Старость.

Редко заходил Урс в гости к Би. Только если надо было обсудить какие-то дела. Сбор урожая, ремонт дома, подготовку к зиме. Но и тогда он стремился поскорей перейти к делу, решить все вопросы и уйти. Домой. В одиночество.

Он рано ложился спать. Ему надо было рано вставать. Он не мог позволить себе нежится в постели. Ведь этого хотела Старость.

А остальные деды сидели у Би долго.

Садилось солнце. Высыпали на небо звезды. Би зажигала лампу и сразу становилось чуть жутковато от теней в углах, и старики понижали голос, теснились, жались к лампе и друг к другу и рассказывали древние легенды. Словно детям, им нравилось пугать и пугаться, хотя в действительности, наверное, уже ничто не могло внушить им страх.

Каждый вечер они сидели у Би. Всегда. Зимой, когда за окнами завывает пурга и так тепло и уютно в натопленной избе. Летом, беседуя под треск ночных цикад. Осенью, когда шелестит по крыше дождь, вгоняя в дрему. Весной, слушая, как с тихим шелестом оседают подтаявшие сугробы и вздрагивая от неожиданного грохота ломающегося льда на вздувшейся реке.

Сидели допоздна. Им некуда было торопиться.

К вечеру у Вигора разболелись суставы.

Он еще походил по дому, выметая пыль из углов, сдирая паутину с потолка, пытаясь работой заглушить грызущую боль, но потом сдался и лег на кровать.

Согревшись под одеялом, он почувствовал себя чуть лучше. Было тихо, так тихо, что слышно было, как стучит в висках кровь. Вигор лежал, смотрел в закопченный потолок, на путанный рисунок разбегающихся трещин, думал о чем-то пустом и неуловимом и сам не заметил как задремал.

И привиделось ему нечто странное. Будто встал он с кровати, поднялся легко. Не болели кости, мышцы были налиты силой, и бурлила в нем энергия. Та самая энергия. И было у него две руки. Обе здоровые, невредимые. И сам он был другой. Словно переродился в один миг, превратился в кого-то сильного, молодого.

И это был он сам. Он чувствовал это. Знал. И еще он чувствовал, как из-под земли рвется к нему что-то темное. Злое. Страшное. Старое. Стремится сквозь почву, сквозь доски пола. Лезет упорно, карабкается наверх, к нему, в Вигору, к магу.

Ужас наполнил его сердце. Волна холода пробежала по коже. Застыла кровь.

Он не знал что это.

Но он догадывался.

Заколыхался под ногами пол. Застучала запертой щеколдой крышка хода в подпол. Выгнулись горбом доски, едва не сбив его с ног.

Он сделал шаг назад.

Из щелей потянулся вверх черный дым. Стал густеть, затвердевать, приобретая форму.

Вигор хотел закричать, но не смог. Ужас сдавил горло. Он обмер. Окаменел, не в силах пошевелиться.

Но руки! Его руки двигались сами по себе. Тонкие сильные пальцы сплелись в замысловатую фигуру. Фигуру Силы. Плечи поднялись, открывая канал. Предплечья наполнились жаром, закололо кожу, мелко завибрировали кости, сухожилия. Энергия!

А черная тварь перед ним росла. Принимала знакомое обличье. Неужели?

Туман.

Вот она уже раскрыла пасть, потянулась к нему, обдав могильным холодом, сыростью и вонью.

Но его руки делали свое дело. Две руки! И он выбросил их перед собой. Сунул в пасть демону фигуру Силы. Выплеснул теснящуюся энергию.

Махнул руками…

Рукой…

И боль в суставах отозвалась на резкое движение. Вернулись буравчики.

Черная тварь исчезла, лишь бешено стучало сердце. И страх бежал по венам.

В воздухе пахнло паленым.

Он закричал, не понимая где он, почему он лежит на кровати, где его левая рука, и откуда эта боль, и куда исчезла тварь, и что произошло вообще?!

Он вскочил, ничего не соображая, растерянно ворочая головой, приходя в себя и наконец осознал, что это был лишь сон, наваждение. Понял это, но сердце все колотилось, и страх не хотел уходить.

Вигор опустился на кровать, присел на край и только тогда заметил.

Одеяло, сброшенное резким движением на пол, обуглилось на углу и дымилось.

Вигор, ничего не понимая, долго смотрел на дым. Затем поднял к лицу руку, и испуганно уставился на нее. Так, должно быть, смотрят на пса, домашнего любимца, внезапно взбесившегося и искусавшего хозяина. Так смотрят на предавших друзей. Недоумевая. Растерянно. Испуганно.

Вигор смотрел на свою ладонь.

Ладонь светилась, и меж пальцев с негромким трескучим шелестом проскакивали голубые искорки разрядов.

Кречет все никак не мог решить.

Рано или уже пора?

Возле печки у него стоял большой кувшин, в котором настаивалось домашнее яблочное вино.

Он никак не мог вспомнить, когда же он поставил напиток бродить? Сколько прошло времени? Недели две? Месяц? Память, иной раз, играла с ним странные шутки.

Так толком и не вспомнив, Кречет снял крышку, понюхал, отлил немного в глиняную кружку, поставил тяжелый кувшин на пол и пригубил. Почмокал, пробуя кисловатый вкус, отпил еще, побольше. Допил до конца.

– Ладно, – сказал себе решительно, – наверное, хватит!

Он заскрипел, застучал ящиками стола, долго рылся в шкафу и наконец отыскал чистый льняной лоскут. Накинув тряпицу на горлышко кувшина, стал цедить жидкость в медную посудину. Вино текло неохотно, слабой тонкой струйкой просачивалось через плотную ткань. Несколько раз Кречет останавливался, отставлял кувшин и стряхивал с тряпичного фильтра бурую яблочную гущу.

Наполнив металлическую кастрюльку, он взвесил кувшин в руке. Оставалась еще половина, не меньше.

– На следующий раз, – решил он вслух, и рассердился на себя, на эту свою недавно обнаружившуюся привычку разговаривать сам с собой. – Хватит! – сказал он непонятно к чему – не то вина налитого достаточно, не то обрывая ни к кому не обращенный монолог.

Кречет поставил кувшин на место, прикрыл его крышкой, набросил сверху мокрую тряпицу – пусть сохнет – и еще долго ходил по комнате, решая, что же еще прихватить с собой.

Он подошел к окну, облокотившись на широкий подоконник, выглянул на улицу. Солнце клонилось к западу. Пора уже выходить.

Он прихватил медную посудину, у порога оглянулся на комнату, но взять больше было нечего, и он вышел из избы.

Сперва зайти к ближайшему соседу – к колдуну Вигору. Затем за Дварфом. Впрочем, коротышка, скорей всего, уже сидит у Би. Чай пьет. Говорит что-нибудь бессвязно. За Лансом зайти обязательно. Хоть поест старик нормально. Встряхнется. Урс, конечно, не пойдет. Даже звать не стоит. Повозится с собакой, а, как стемнеет, сразу спать ляжет. Странно, как он живет один? За весь день парой слов перемолвится с соседями и все. Будто избегает. Хотя товарищ он, вроде, не плохой. И человек хороший – никогда не откажет, если кому помочь надо…

Кречет обогнул свой дом и стала видна изба Урса – тоже ближайший сосед, как и Вигор, только с другой стороны. Хорошее все-таки хозяйство у Урса. Ухоженное. Двор ровный, крыша перекрытая, окна побеленные, забор стройный, хотя зачем ему этот забор?.. Огород вон раза в два больше чем у него, у Кречета.

А вот и он сам. Так и есть – возится с собакой, кормит.

– Эй! Урс! – крикнул Кречет.

Сосед выпрямился во весь свой богатырский рост, развернул плечи – длинные седые волосы распущены, не перехвачены веревочкой в косичку-хвост, как обычно. Издалека и не скажешь, что на пять лет постарше он Кречета будет. Поднял голову пес – как там его? – Берт.

– Пойдем, посидим! – предложил Кречет. Громкие слова далеко разносятся в тихом вечернем воздухе. И река внизу, под холмом, делает звуки еще звонче, передает их еще дальше. И лес за деревней, такой темный, мрачный в эту пору, отвечает приглушенным эхом.

– Нет, спасибо, – Урс покачал головой, потрепал собаку за уши. – Как-нибудь в другой раз.

– Ну, смотри. Надумаешь – приходи.

Странный он все-таки. Может боится чего? Или скрывает…

Кречет на прощание махнул соседу рукой, но Урс уже отвернулся, присел перед собакой, стал трепать ее большую лобастую голову, приговаривая что-то негромко.

– Приходи, – еще раз, тихо, по инерции, сказал Кречет, опустил руку и направился к избе Вигора.

Колдун за своим домом не следил. Крыша не течет – и ладно. Стены ветер не пускают – и хорошо. Латать? Красить? Зачем?

Проходя мимо лицевых окон, Кречет стукнул в ставню, обошел дом, поднялся на крыльцо, для порядка еще раз постучался в дверь и вошел.

Окон в сенях не было, и потому там всегда царил полумрак. На веревках вдоль стен висели пучки трав, сухие, чуть подсохшие и еще совсем свежие. Пахло полынной горечью. Засвербило в ноздрях, захотелось чихнуть. Кречет потер кулаком нос, сдерживая рвущийся чих, но все же не удержался и чихнул. И еще раз. И еще. Забористые букеты у колдуна!

Он с трудом нашарил ручку и открыл дверь.

Вигор сидел на кровати и разглядывал свою ладонь. Кречета поразило выражение лица колдуна. Тот смотрел на свою кисть так, словно видел на ее месте – вместо нее – уродливую клешню, или щупальце, или еще что-то более страшное, чуждое…

Кречет кашлянул, чтоб привлечь к себе внимание, и спросил:

– Ты готов?

Вигор вздрогнул, глянул на гостя, быстро спрятал руку за спину.

– Куда? Зачем? А! Ты, Кречет! Конечно! Сейчас.

Он встал, ногой запихнул под кровать валяющееся на полу одеяло.

– Иду, иду. Заснул вот. Сейчас. Погоди.

Вигор выглядел растерянным и, пожалуй, испуганным. «Странно», – подумал Кречет. Он подозрительно принюхался и спросил:

– Чем это у тебя пахнет? Паленым, вроде. Печь что-ли топил? Так ведь лето еще.

– Да это так. Случайно, – ответил Вигор, ничего не прояснив и торопливо ушел за перегородку – на кухню. Кречет последовал за ним.

На кухне, как и в сенях, висели вдоль стен душистые веники трав. На грубых полках стояли какие-то странных форм баночки, горшочки, все в пыли, в паутине – видно было, что хозяин давно ими не пользовался. Рядом с посудой непонятного назначения лежали книги. Много книг. Штук пятнадцать или даже еще больше. Толстые, громоздкие, они едва помещались на полке – того и гляди свалятся. За всю свою долгую жизнь Кречет никогда не видел столько книг сразу. Ни у кого. Только здесь у Вигора. И, сколько он помнил, всегда они лежали вот как сейчас – в четыре стопки, а два фолианта уж особо толстых стоят, прислонившись друг к другу домиком. И на всей этой учености лежит толстый, многолетний слой мохнатой книжной пыли.

Вигор оглянулся на Кречета, хотел что-то сказать, но осекся, отвернулся, потянулся рукой к пучку каких-то трав, что висел около серой печи, вздрогнул вдруг всем телом, да так сильно, что металлические кольца в ушах колыхнулись, оттягивая и без того длинные мочки и сделал неуверенное незаконченное движение – резкое, будто хотел спрятать ладонь, чтоб не увидел на ней Кречет чего-то. А чего там можно увидеть? Худые узловатые пальцы. Бледная тонкая кожа в коричневых пигментных пятнах. Ногти желтые, неровные, корявые. Рука старика. У него у самого тоже почти такие.

– Ну, что? Долго тебя еще ждать? – спросил Кречет. – Опаздываем. Дварф наверняка там за обе щеки уплетает…

– Сейчас, – ответил Вигор, содрал дрожащими пальцами траву со стены, оторвал пару сухих листочков, раскатал, размял на ладони, понюхал, лизнул, покачал головой одобрительно, прислушиваясь к своим ощущениям и сунул весь веник в карман своего одеяния. Пожалуй, только одежда и еще постельное белье – единственные относительно чистые вещи в этом доме. Как не ругалась Би, но убираться у себя Вигор не собирался и ей настрого запретил. Только тряпки свои согласился отдавать ей на стирку, да и то не часто.

– Идем, – сказал колдун и прихватил стоявший у стола посох. Они вышли из избы.

Дварфа дома не оказалось.

– Ну, точно! Всегда он первее всех! – с досадой сказал Кречет. – Уже, наверно, чай пьет. Никогда не дождется.

– Ладно тебе, – проскрипел Вигор – и голос-то у него какой-то неуверенный стал. – Не сердись.

– Да я не сержусь, – Кречет выдержал паузу.

Они прошли мимо колодца, по молчаливому согласию минуя избу Би и направляясь к дому Ланса.

– Он ведь как ребенок стал. Какой с него спрос? С топором своим, словно с игрушкой бегает. Все дрова колет. Вот тоже забава! – Кречет покачал головой. Колдун вышагивал молча. – Как ребенок! А сколько ему годов? Сколько? Уж не намного меньше, чем нашему копейщику.

– Да… Но уж лучше как дитя, чем как Ланс.

– Может быть… Может быть… Говорят, гномы долго живут.

– Да какой он гном? Кто их вообще видел, гномов этих?

– Говорят…

Неторопливо разговаривая, они подошли к дому Ланса.

Солнце уже наполовину опустилось в леса на западе. Стало темнеть, но еще отлично виден был заросший бурьяном огород на склоне холма, и стоящая возле реки сгнившая банька с провалившейся крышей, и близкий овраг. Совсем близкий. Слишком.

Не стучась, они вошли в избу. Ланс сидел на деревянном трехногом стуле посреди комнаты и сосредоточенно разглядывал ржавый наконечник своего старого копья, иногда задумчиво пробуя пальцем исщербленое острие.

Они подошли к старику почти в упор, но тот ничего не замечал.

– Пойдем с нами, Ланс! – крикнул Кречет едва ли ему не в ухо.

Копейщик поднял на него спокойные глаза. Долго разглядывал, затем глянул на стоящего чуть подальше колдуна и сказал негромко:

– Чего кричишь? Чего? Не глухой я. Нечего кричать. Раскричался один такой, – он легонько ткнул крикуна древком копья.

– Ладно, ладно, – отступил Кречет, – вставай, Би ждет.

– Да иду я. Что ж вы так долго? Заждался я вас. Проголодался уже.

– Пойдем, пойдем, старый. – Кречет хотел помочь старику подняться, но Ланс сердито отпихнул его и встал сам, опершись на копье.

Изба Би была совсем рядом.

Хозяйка встретила их у самого порога, едва они шагнули в дверь.

– Что вы в такую доль? Проспали, никак? Солнце уж почти село. Стынет все.

У Би было жарко. Она истопила печь, чтобы приготовить к приходу гостей достойное угощение. На то был повод. Ровно двенадцать лет тому назад к их маленькой деревенской общине присоединился Дварф. Впрочем деды, в том числе и сам Дварф, даже не подозревали об этой годовщине. Только Би каким-то непостижимым образом ухитрялась держать в голове все многочисленные даты. И она хотела сделать сюрприз.

Кречет принюхался – пахло вкусно, заводил длинным носом и, опередив на шаг Вигора и ковыляющего Ланса, первым заглянул в комнату.

За столом сидел коротышка Дварф. Он с аппетитом уплетал большой кусок румяной ватрушки. Обвислые щеки его шевелились, морщины на лице двигались, сплетались самым невероятным образом. От усердия и жары тек по его лицу пот. Дварф утирался рукавом и все пожирал свою ватрушку, запивая молоком из большого бокала. А рядом, у стола – ну конечно! – стоял этот нелепый топор. А на столе! Кречет даже причмокнул восхищенно. Чего только там не было! Стояли два огромных блюда с пирогами, ровными горками лежали яблоки и сливы, и плоские колеса ватрушек, и овощи, и прятался среди посуды небольшой горшочек дикого лесного меда – большая редкость, деликатес! А на деревянном подносе возлежала запеченная метровая щука – та самая, что выловил позавчера Урс и подарил Би. Эх, надо бы оставить ему кусочек! Зря он не пошел! Зря!

– У нас что? Праздник? – спросил Кречет слегка очумело.

– Да, – Би довольно улыбнулась, кивнула и объявила торжественно, громко, чтобы всем было слышно: – Ровно двенадцать лет назад в нашу деревню пришел Дварф.

– Ух ты! – сказал Кречет. – Поздравляю!

– Подумать только, – сказал рассеяно Вигор.

– Что? – переспросил Ланс.

Виновник торжества, не прекращая жевать, обвел всех глазами и улыбнулся, смущенный таким вниманием к своей персоне.

– Давайте, давайте, – рассаживала, торопила гостей Би. – Садитесь. Стынет все.

– Одну минуту! – остановил ее Кречет. Он жестом фокусника вынул из-за спины посудину с вином. – Я как чувствовал!

И колдун тоже выдвинулся вперед, достал из кармана свой засушенный букет:

– Завари вместе с чаем. Вкусно и полезно.

– Вы садитесь, садитесь, – Би приняла подношения, поставила вино на стол – неказистая, конечно, посуда, но главное не форма, главное – содержание, а с травой ушла на кухню, загремела там утварью, и разлился в воздухе тонкий, чуть сладковатый аромат.

– Ну, что ж, – в предвкушении потер руки Кречет, – попробуем праздник на вкус.

Деды расселись по своим местам. Ланс медленно опустился на солидный стул, стоящий на самом дальнем конце стола, в темном углу возле натопленной печки, и уже закрыл глаза, наслаждаясь теплом, почти засыпая. Вигор тоже любил тепло, тепла требовали его больные суставы, и он передвинулся поближе к Лансу, к печи, прислонил посох к стене и сразу взял себе пирог, налил молока. Кречет занял место у окна. Он любил смотреть на открывающийся отсюда вид. На реку. На далекий лес. На облака, каждый раз разные. Сел в пол-оборота – повернувшись к окну, но не обделяя вниманием и стол.

Вернулась из кухни хозяйка, принесла чай.

– Нет, – запротестовал Кречет, не давая ей разлить. – Сперва яблочное. Для лучшего разговора. Ты садись, Би. Отдохни.

Он привстал, собрал у всех кружки, налил в каждую вина до половины, раздал.

– За тебя, Дварф! – и выпил одним махом. Крякнул, скривился.

– Э-э, старый, – осуждающе покачала головой Би. Она пила вино медленно, маленькими глоточками, морщась от легкой кислинки.

Вигор выпил, не почувствовав вкуса. Словно компот выхлебал вино Дварф. Ланс сидел неподвижно в своем углу. Глаза его был закрыты.

– Маловато захватил, – сказал Кречет, разливая остаток. Он посмотрел на дремлющего Ланса, взял его кружку и перелил нетронутое вино к себе. – Двенадцать лет! А я ведь помню, как ты пришел. А ты помнишь, Дварф? – тот отрицательно мотнул головой. – А я помню. Как сейчас помню. Ты подошел ко мне – я во дворе стоял – и спросил… А что ты спросил, Дварф?

– Не знаю.

– Ты что-то спросил тогда. И я ответил. А что я ответил?.. Не помню. Ладно! Не важно… – хоть и не крепким было вино, но Кречет почувствовал легкое опьянение. Стало хорошо, радостно, светло. Жарко стало.

– Ну, разболтался старый! – высказала Би.

– Кто старый? Я старый? Я не старый. Я всех здесь моложе! Мы с тобой, Би, самые молодые. И знаешь, что самое интересное? – он ухмыльнулся и поднял вверх палец, – сколько бы времени не прошло, мы так и будем оставаться самыми молодыми. Вот!

– Вы ешьте, – спохватилась Би. Но ее приглашение было излишним. Вигор не проронивший еще ни слова, что было достаточно странно, уплетал уже второй пирог. Сколько и что именно съел Дварф, можно было только догадываться – он постоянно что-то жевал, не давая отдыху челюстям. Все-таки, за весь сегодняшний день он ел в первый раз. Отламывал маленькие кусочки от ватрушки Кречет. И только Ланс недвижимой тенью сидел в углу. Би встала, подошла к нему, тронула за плечо:

– Проснись, Ланс, – тряхнула сильней. – Проснись, поешь! – старик молчал. И все замерли. Замолчал только что неудержимо болтающий Кречет. Перестал двигать щеками и морщинами полугном Дварф. Вигор испуганно глянул на соседа. Неужели? Вот так. Сейчас. Именно сейчас. Это случилось. Произошло. Так просто и незаметно. Обыденно.

Но Ланс открыл глаза и сказал:

– Би… Би! Дай мне чего-нибудь. Я есть хочу.

И сразу все вздохнули облегченно. Забыли. Постарались забыть.

– Бери, бери, – Би подвинула к нему тарелки. – Что тебе? Ты говори, я подам.

– Чего? – не расслышал Ланс.

– Говори, если надо чего, – повысив голос, повторила хозяйка.

Старик закивал головой:

– Да-да, – не похоже было, что он разобрал ее слова.

Ланс привстал, потянулся к дальнему блюду, взял с него пирог, поднес ко рту и, прикрыв глаза, замер, обоняя теплоту выпечки, улыбаясь тихо и беззубо. Все какое-то мгновение смотрели на него, затем Кречет сказал негромко:

– Какой же я старый?

И Би побежала на кухню за чистыми кружками для чая. Пироги стыли.

– А я сегодня с Урсом разговаривал, – произнес Дварф, обращаясь к Кречету. – Он без дров шел.

– Без каких дров? – не понял поначалу Кречет. Утренний разговор у колодца совсем вылетел у него из головы.

– Которые он из леса носит.

– А! – понял Кречет. Ему стало неудобно. – Я пошутил тогда. Не носит он никаких дров. Это я так.

– Да? А зачем тогда он в лес ходит?

– Он там мечом машет.

– Мечом? – недоумевал Дварф. – А зачем?

– Ну… Как бы тебе объяснить… – Кречет задумался. – Вот тебе нравится дрова колоть?

– Да.

– А ему нравится мечом махать.

– Нравится?

– Ну да.

Дварф просиял. Даже морщины чуть разгладились.

– А дрова?

– Да нет никаких дров. Я пошутил. Просто так он ходит.

– Никто не ходит просто так, – неожиданно посерьезнел лицом Дварф. – Просто ты не знаешь.

Вернулась Би с посудой. Стала разливать чай. Кречет смотрел на нее ловкие руки, чуть пухлые и оттого вовсе не старческие.

– Тебе, Дварф, – она подвинула к нему кружку.

– Тебе, Кречет… Бери, Вигор. Смотри, горячо… Лансу передайте… Ланс! Ланс! – старый копейшик поднял на нее выцветшие глаза. – Тебе! Пей!

Последнюю кружку, с отколотым краем, Би оставила себе. Осторожно глотнув обжигающий чай, такой ароматный, вкусный, она сказала:

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Характер, профессия, судьба… Борис Хигир, профессор психологии и автор множества популярных книг, сч...
Иван Васильевич – скромное и дружелюбное «светило столичной психотерапии». И что с того, что у него ...
Иногда обыкновенное течение событий принимает неожиданный оборот и происходит то, что совсем нельзя ...
Книга заинтересует тех, у кого голоса в голове. А также тех, кто заинтересован в данном явлении. Кни...
Вашему вниманию – 700 лучших рецептов приготовления копченых, соленых и вяленых продуктов, а также р...
Повесть «Заложник» – это описание драматического события, которое произошло в небольшом городе, в од...