Логово Точинов Виктор

Бесконечно-унылый канал наконец закончился – буксир и баржа вышли на широкий речной простор.

– Что это? – спросил Иван у Гольцова. Петю капитан освободил от всегдашних обязанностей, определив приглядывать за гостем.

– Нева, – коротко ответил будущий писатель.

Нева… Слово было знакомым, сочетание звуков тащило из памяти какой-то образ, какую-то картинку… Иван закрыл глаза.

…Нева. Серая гладь, стиснутая гранитом берегов, ка-меиные львы, лестница, спускающаяся к воде, радужные разводы нефтяной пленки, легкий запах мазута, девушка в белом платье на фоне реки, губы шевелятся, сейчас она назовет его имя, сейчас… Ничего. Чернота. Обрыв пленки.

Он вынырнул из видения, широко распахнув глаза. Зеленые берега привольно раскинулись, не придавленные мертвым камнем. От воды пахло сырой свежестью, никак не мазутом…

– Не похоже на Неву… Совсем не похоже… Казалось, Иван говорит это самому себе, но Гольцов счел нужным ответить:

– Да ты и не был, наверное, никогда – здесь, в истоке. В городе Нева действительно как канава сточная… А тут водичка свежая течет, чистая, только-только с Ладоги. Чуть ниже даже рыбозавод стоит, форель, лосося разводят, мальков в реку выпускают – и ничего, не дохнут. А форель, знаешь ли, в какой попало воде жить не станет…

Иван почти не слышал Петькиных слов. Снова закрыв глаза, пытался вызвать из памяти девушку в белом – она знала его имя, его настоящее имя, и могла назвать его… Бесполезно. Крохотная, на секунду приоткрывшаяся щелка захлопнулась. Память снова стала безмолвным черным монолитом.

Потом он попытался посмотреть на Гольцова сквозь опущенные веки – так, как недавно смотрел на капитана. Не увидел ничего. Глазные яблоки ощущали лишь яркий солнечный свет. Иван опять не знал – удивляться этому или нет.

Над головой, по прикрывающим палубу дугам, скрежетнул трос – буксир и баржа вписывались в излучину речного русла. Иван с любопытством глядел вперед: что там, за поворотом?

Во второй деревушке – крохотной, вымирающей Бессоновке – Мухомору наконец попалась хоть какая-то зацепка.

Старичок, похоже, что-то знал – дедок, с которым они, прежде чем перейти к главному, неторопливо и обстоятельно поговорили о погоде, рыбалке и о кознях зловредного Чубайса, на два месяца оставившего деревню без света…

Мухомор не прошел через старую, петэушную команду Мастера и не любил без особой нужды вышибать из людей информацию.

– Видал, видал, сынок… – улыбнулся дед.

Белоснежная улыбка выглядела на его загорелом морщинистом лице странновато.

Дед явно любил улыбаться, гордясь новенькими вставными челюстями. Вот и сейчас – радостно оскалился во все тридцать два искусственных зуба. «Или во все двадцать восемь?» – подумал Мухомор. Вроде бы зубы мудрости доктора не протезируют. Да и то сказать: разве может быть мудрость из пластмассы, фарфора или металлокерамики?

Короче, дедуля в очередной раз продемонстрировал свои голливудские жевалки и сказал, понизив голос:

– Раненько по утру видал… Во-о-н там вон, у желтого домика, на задах, по огороду шмыг – и нет его. А кто, что, – и не разглядел-то я сослепу…

– А кто в том доме живет? – мягко спросил Мухомор, внешне не выказывая особого интереса.

– Да Нюшка, продавщица с сельпо… Она баба шебутная, могла и пригреть какого, беглого-то…

– Ну, сходим и к ней, служба есть служба… – протянул Мухомор так, что сразу становилось ясно – никого он там найти не надеется, да и не слишком стремится. Но сделал бойцам малозаметный знак – те разделились, скользнули в стороны, окружая желтый дом, отрезая от леса.

…Продавщица Нюра оказалась высокой, рыжеволосой, лет сорока на вид. Узнав, в чем дело, разозлилась:

– Вот ведь сморчок старый! Все ему неймется…

– Сморчок – это кто? – спросил Мухомор, понимая, что тянет очередную пустышку. Бойцы, осматривавшие надворные постройки, вернулись – никого и ничего.

– Да дед Серега, кто же… – не чинясь, объяснила Нюра. – Он сам-то вдовый, да в штанах-то, видать, свербит все еще – ну и давай клинья подбивать: я, мол, один, да ты, мол, одна, мужиков на деревне свободных, почитай, нету, ну и… В город ездил, зубы вставил, комик. В общем, послала я его…

Мухомор моментально вник в суть проблемы.

– Понятно. Свободных мужиков нету… Значит, утром от тебя несвободный тишком уходил?

Просветить о подробностях шекспировских страстей, кипящих под мирно-летаргичной личиной Бессоновки, продавщица не успела. Голодным птенцом запищала рация – сигнал срочного вызова.

Мухомор выслушал сообщение, мрачнея лицом. Скомандовал своим:

– К вертолету! Бегом!

Ахмеда и его группу сигнал срочного вызова застал на обнаруженной с воздуха стоянке туристов-водников – вытащенные на берег каяки, три двухместные палатки, кострище…

Похоже, любители байдарочной романтики родились под счастливой звездой – Ахмед собрался как следует поразвлечься.

– Чем же это вы тут, сучьи дети, занимаетесь? – вопрошал он, покачиваясь с пяток на носки и бессознательно копирую манеру белогвардейских контрразведчиков из старых советских фильмов. – Проникли без разрешения в охранную зону военного объекта – раз. Маршрутного листа, утвержденного в Управлении по туризму, не имеете – два. Ружьишко с собой везете не зарегистрированное – три. И что с вами делать прикажете? Придется вас в расположение части доставить, для выяснения.

Бородатый очкарик, бывший у туристов за главного, молчал. Он уже успел получить прикладом по ребрам, когда на повышенных тонах пояснял, что не первый раз идет этим маршрутом и до сих пор прекрасно обходился без маршрутных листов и разрешений. Типичный ботаник, подумал Axмед. Надо бы добавить гаденышу, небось кандидат каких наук, выполз, сука, оттянуться на природу, потрахать аспиранток-лаборанток, размякших от романтики и песен под гитару…

Ахмед оценивающе поглядывал на двух молодых симпатичных туристок. Никого доставлять в Логово он, понятно, не собирался. Сказать, что все шестеро туристов в вертушке не поместятся, да загрузить на первый, якобы, рейс этих мокрощелок, отлететь километра на два-три, приземлиться и…

Мечты остались мечтами.

Голос Мастера в наушниках был встревожен и резок:

– Бросай все и давай немедленно в квадрат тридцать два – четырнадцать, к сектантам! Как понял? Тридцать два – четырнадцать!

– Самовар закипел? – спросил Ахмед, припомнив кодовую фразу, означавшую: найден след объекта. Оставалась надежда, что «немедленно» не значит сию секунду, и туристочки все-таки успеют вдосталь хлебнуть лесной романтики.

– На месте узнаешь! – прорычал Мастер. – Вылетай сейчас же! У Штыря большие проблемы! Понял меня? Очень большие проблемы!

Ахмед понял только то, что со Штырем стряслось нечто, их кодовым словариком не предусмотренное. Вздохнул, глянул еще раз на туристок и, не прощаясь, бегом повел группу к вертолету. Место стоянки и направление движения байдарочников запомнил – на всякий случай. Проблемы Штыря – это проблемы Штыря. Не причина, чтобы загибаться от спермо-токсикоза.

Через покрытые серебром прутья клетки был пропущен ток, способный убить человека на месте. Тварь бросалась и бросалась на решетку – уже третий час подряд. С оскаленных клыков падала пена, от воя закладывало уши.

Зрелище разнообразием не отличалось, но Эскулап и Деточкин наблюдали за ним с неослабным вниманием.

Рядом, демонстративно скучая, стояли трое охранников. Двое с многозарядками двенадцатого калибра, патроны снаряжены серебряной картечью. У третьего была драгуновка. Именно он два с лишним часа назад точным выстрелом сбил прибор, крепившийся на затылке зверя – спонтанный опыт Емели и Гвоздя повторяли в чистом виде.

– Вроде слабеет, – сказал Эскулап, дождавшись короткой паузы в издаваемых тварью звуках.

Деточкин молча пожал плечами – перекричать возобновившийся вой было невозможно.

Это была вторая попытка. Первая тварь мучилась без малого шесть часов – и сдохла, не закончив ремиссию. Волосяной покров опал почти полностью, обнажив перекрученное судорогой тело. Гипертрофированные мышцы и кости остались прежними, не вернулись в исходный вид; но украшавшие чудовищную пасть клыки стали разрушаться от легкого прикосновения – мутировавшая эмаль, недавно способная крушить металл, рассыпалась белой трухой…

…Метания твари замедлялись. Вой становился все более отчаянным, переходя временами в жалобный визг. Эскулап посмотрел на часы. Эксперимент продолжался.

В разговор вступил второй мужчина, тоже вполне интеллигентного вида, невысокий, худощавый:

– Странно они как-то – сорвались, улетели… Заподозрили? Наш прокол? Или у них стряслось что нештатное? А так неплохо бы вышло – долетели бы с ветерком, глянули бы сверху, что они там понастроили. Посидели бы несколько часов в их каталажке, а уж ночью… Может, подождем? Вдруг вернутся?

– Нет, – отрезал «ботаник». – Действуем по плану, без самодеятельности. Через час отплываем. Миша, Петрусь, отправляйтесь в лес, доставайте все из захоронки… А ты, Оленька, организуй мне сеанс по «си-эль», сдается мне, тут ушей в эфире хватает…

Оленька, по сложившемуся у туристов распределению обязанностей, отвечала за РЭБ,1 в том числе и за связь, тут же начала приводить в рабочий вид аппаратуру, внешне выглядевшую как потрепанный двухкассетник тайваньского либо гонконгского производства. И даже не только выглядевшую – кассеты на ней тоже можно было проигрывать. Правда, группе «ботаника» было не до песен.

«Типичный ботаник» (как окрестил его Ахмед) проводил взглядом вертолет, уходивший к северу. Лицо у него сейчас было не то, что десять минут назад – губы не подрагивали, глаза не смотрели тревожно. Волевое стало лицо, жесткое.

– Ну что? Они? – спросил «ботаник».

– Похоже, они, – согласилась одна из женщин, приглянувшихся Ахмеду. – Если эти козлы действительно из ГУ-ИН 2 – то я Моника Левински.

1 РЭБ – радиоэлектронная борьба (обеспечение радиосвязи (локации) и противодействие аналогичным действиям противника: перехват, пеленгация, постановка активных и пассивных помех и т. д.).

2 ГУИН – Главное управление исполнения наказаний при Минюсте РФ.

Охранник был совсем молодым парнишкой, даже борода не росла, как положено, торчала неровными клочками. И пацан очень не хотел умирать. Долго и упорно полз, оставляя кровавый след. Дополз до двери, ведущей в пультовую, и умер на пороге.

Мастер ногой отодвинул тело в окровавленном подряснике, распахнул дверь.

Внутри обстановка резко отличалась от псевдо-старин-ного стиля псевдо-обители: пластик на стенах, пульты, мониторы внутреннего и наружного наблюдения. Впрочем, гостей «Ольги-спасительницы» сюда, конечно же, не допускали… Гостей, выкладывавших немалые деньги за секс-туры а-ля-рус: затерянный в глуши скит, мать-настоятельница, весьма похожая на настоящую, истомленные воздержанием монашки (на деле, понятно, бляди-профессионалки высшего разряда) – не отдающиеся без долгих терзаний и молитв, занавешивающие перед актом иконки, а после акта вполне натурально разыгрывающие достоевщину с раскаяниями… Тьфу.

Мастер сплюнул.

На забившегося в угол маленького человечка в очках с толстыми стеклами он демонстративно не обращал внимания. Пощелкал тумблерами на пульте, благо система оказалась стандартная и знакомая – никого спрятавшегося и затаившегося экраны не показали. Бойцы заканчивали прочесывание и деловито сгоняли уцелевших в обширное помещение трапезной. Все путем.

Человечек сидел, как загнанная в угол крыса, – и наконец не выдержал:

– В-в-в-ы кто? – пролепетал жалобно.

Мастер обернулся, сделав вид, что лишь сейчас заметил очкарика. Брезгливо скривил губы – на брюках полудурка расползалось мокрое пятно, а запах свидетельствовал, что это отнюдь не пролитый с испугу кофе. Ничего удивительного – наверняка видел на экранах, как ребята Мастера разобрались с охраной. Но надежда умирает последней, и бедный дурачок еще на что-то надеялся.

– Кто, кто… – сказал Мастер, выдержав давящую паузу. – Хрен в пальто. Вы зачем моих людей убили?

– Я н-н-никого… Я т-т-тут… – забормотал человечек. – Он-н-н-ни с-сами…

Что он имел в виду: утверждал ли, что четверо из группы Штыря совершили коллективное самоубийство, или что это они первыми схватились за оружие, или что все силовые действия совершались без его, человечка, участия – Мастер выяснять не стал. Теперь уже неважно, кто первым нажал на спуск. Вполне возможно, что и Штырь – тот еще был отморозок. Вопрос в другом: что делать с этим религиозным борделем?

– Сообщение послать-то успел?

– Н-н-нет, я п-пытался, но п-п-помехи…

Мастер удовлетворенно кивнул. Не зря он приказал включить на подлете постановщик помех, как сердце чуяло. Значит, есть шанс, что владельцы «обители» – весьма серьезные ребята, «держащие» почти всю Карельскую автономию – останутся в неведении, кто нанес сюда отнюдь не дружеский визит. Если, конечно, грамотно зачистить концы.

Больше с очкариком он говорить ни о чем не стал. К чему беседовать с мертвецом? Недвусмысленно дернул стволом: на выход! Тот поплелся к двери.

У дверей трапезной к Мастеру подошел Ахмед – рот оскален усмешкой, в глазах не остыл шальной кураж схватки. Мухомор стоял тут же, прислонясь к стене, молчаливый и бесстрастный.

– Мокрощелок-то, шеф, надо бы попользовать… прежде чем… – сказал Ахмед. Сомнений в дальнейшей судьбе обитателей у него тоже не было. – А то ребята истосковались, десять дней еще до смены… Все равно ведь придется… – Ахмед сделал характерный жест указательным пальцем, словно давил на спуск.

Мастер задумался. Не о судьбе пленников – те так или иначе не жильцы, – оставлять свидетелей и ввязываться в разборки и криминальные войны сейчас не с руки. Но стоило продумать, как лучше использовать негаданно попавший в руки материал.

Ахмед смотрел вопросительно, так и не получив ответ на свой животрепещущий вопрос.

– Хорошо, – сказал Мастер, – пусть ребятки поразомнутся. А ты на вертушку – ив Логово. Бери трех… нет, двух объектов в полевых клетках, Деточкина, – и обратно. Посмотрим, как будут работать по группе. И не на ровненьком озерном льду, а в помещениях… Да ладно, ладно, не хмурься, заначим тут для тебя красотку, все равно кое-кого с собой повезем, сам знаешь, половина клеток в виварии пустые.