Исповедь диггера. Кровавые тайны метро-2 Строгов Даниил

Что ж, если Магомет не идет к горе, то гора сама идет к Магомету. Георгий Гапон получил особые указания и привел их в действие.

На 9 января 1905 года кроме Крестного хода с иконами были запланированы беспорядки на улицах Петербурга. И когда колонны рабочих шли к Зимнему Дворцу, организованные группы рабочих на Васильевском острове начали строить баррикады. Те, что шли с Путиловского с семьями, вначале не обращали внимания на баррикады, а потом раздались возгласы: «Эти не с нами! Мы это не планировали!», но такие возгласы пропадали в грохоте железа.

Колонну с Путиловского возглавлял священник Георгий Гапон, который и был представителем службы. В дальнейшем он оказался еще и японским шпионом, работавшим на японскую разведку долгие годы, более того, никто об этом не знал. И когда был прегражден путь к Зимнему, именно Гапон стал подстрекать толпу именем Бога идти дальше. И толпа пошла дальше, как это водится, задние ряды не слышали, что говорят передним, насели, в результате возникла паника и давка. Начальник полиции Лопухин, которому доложили и о колонне и о собираемых баррикадах, от души сочувствовал социалистам, но работу свою выполнял профессионально. Он смог бы сдержать жандармов, если бы в городе не начались беспорядки, инициаторами которых и стали рабочие, строящие баррикады.

Когда Лопухин получил донесение, что напали на офицера на Васильевском острове, он направил туда наряд полиции. О втором нападении ему сообщили, когда солдаты тщетно старались сдержать напирающую толпу. А дальше Лопухин получил несколько известий о том, что в упор расстреляно несколько полицейских, и когда начальник полиции собирался уже отдать приказ вызвать подкрепление, колонна прорвала оцепление. Был открыт огонь, потому что агрессивное поведение привело к стычкам. То есть, вынужденный принимать решение по обстоятельствам, Лопухин принял единственно верное решение и приказал стрелять.

Промедление могло быть губительным и опасным, ведь управлять толпой невозможно. Ее можно только останавливать. И это было бы под силу сделать, если бы не священник, который своими призывами подогревал негативную реакцию у рабочих. Следует ли говорить, что полиция первоначально открыла огонь не на поражение, а в воздух? Наверное, следует. Но в колонне появились убитые задолго до того, как жандармы и солдаты стали стрелять в людей. Это означает только одно – тщательно спланированная провокация удалась и завершилась так, как требовалось тем, кто желал замарать имя Николая Второго в глазах общественного мнения и перед мировыми державами. Причем не имеет значения, кто виноват в спланированной акции. Важно, что результатом стало подозрение со стороны сообщества в том, что Россия не в состоянии справиться с внутренними проблемами.

Это стало началом конца, который был ознаменован расстрелом царской семьи. Кровь детей была оплачена кровью императора и его детей. Но это потом, а пока оказалось, что после мирной демонстрации у Зимнего Дворца произошло чудовищное побоище. Георгий Гапон с места событий скрылся и был обнаружен лишь в 1906 году. До этого он выполнял поручения японского правительства и тщательно выискивал всю имеющуюся информацию по тайной спецслужбе. Связи. Выходы. Способы взаимодействия. Дело в том, что после Кровавого воскресенья организации пришлось перейти практически на нелегальное положение и стараться выгородить своих агентов, которые работали безо всякого прикрытия. Они оказались меж двух огней – заслужив немилость и осуждение государя и не найдя согласия с оппозиционной стороной. Спецслужба застыла в подвешенном состоянии. Ведь они собирались лишь взять ситуацию под контроль, отследить маршрут рабочего движения и проконтролировать встречу выборных лиц с государем. Они, умеющие смотреть объективно и со стороны, осознавали, что России требуются перемены, что царская власть в нынешнем состоянии изживает себя, а Николай, человек чувствительный и мягкосердечный, склонный к мистике, менее всего пригоден для управления великой Российской империей. Но и в революционном движении они не видели спасения для страны, компетентно осознавая провальности брутальных и непродуманных перемен. Потому что они знали: нет в мире черного и белого, нет зла и добра, есть только люди и их страстишки.

Все это время организация переживала действительно глубокий кризис, потому что расчет на петицию был запланированной операцией и даже имелось подтверждение, что выборщиков пустят во дворец. Встреча с императором и разрешение конфликта позволили бы государю вновь подтвердить, что он является авторитетным правителем и полностью контролирует все происходящие события, даже несмотря на то что мировое сообщество опасалось молодых ростков социализма и террора, явление которого очень тесно переплеталось с российской историей.

Гапон оказался персоной нон грата, но в конце 1905 года он был вынужден появиться в России. Для этого спецслужба сделала вид, что угрозы священника о якобы имеющейся у него секретной информацией про структуру организации имеют значение и могут быть весьма опасны. На встречу со шпионом отправился сам Рутенберг, которого Гапон знал как очень влиятельного представителя организации. Таким образом, можно было не сомневаться в серьезности намерений. Не учел священник только одного обстоятельства – Рутенбергу было поручено его убить. Что тот с блеском и выполнил. Но смерть Гапона не изменила ни того факта, что уже произошедшие события повлекли за собой колоссальные перемены в жизни не только России, но и в жизни России современной. – Революция. Изменение политического строя. Террор. И частичная мораль для будущей доктрины организации – даже в провале нужно видеть перспективу…

– А что же с Ксенией? – задал я вопрос, который давно крутился у меня в голове.

– С ней все хорошо, Даниил, – спокойный взгляд, – просто она узнала принцип «маяка». Причем случайно.

Молчание:

– Я тебе рассказывал о мутации из-за повышенной радиации?

– Я смотрел сюжеты про Чернобыль, там, знаете, очень доходчиво объясняли, почему через поколение у тех, кто страдал лучевой болезнью, рождаются дети с двумя головами и дети, у которых вместо костей едва ли не кисель – настолько слабый костяк.

– Рад за тебя, – невозмутимый кивок, – так вот, Ксения оказалась там, где водятся крысы-мутанты.

Я невольно неприлично фыркнул. «Крысы-мутанты». Вот мы и подошли к такой теме, которая, если честно, вызывала, у меня лишь ироничную улыбку.

Странник внимательно посмотрел на меня:

– Я сейчас дам телефон одного биолога. Профессора. Заведующего кафедрой, с дипломом Гарварда. У него степень по генетике. И вы просто поговорите. Если честно, у меня нет желания рассказывать что-то, когда человек так саркастично фыркает и я просто потрачу на него свое время. – С этими словами Евгений Михайлович поднялся с места и вышел из кухни. Судя по тому, что раздался звук выдвигаемого ящика, мне действительно принесут телефон профессора.

Странник вернулся и протянул мне карточку:

– Вначале встречайся с ним, потом будем говорить. А сейчас иди домой.

Я почему-то почувствовал себя виноватым и, молча взяв карточку с телефоном, вышел в коридор. Накинул куртку и покинул квартиру.

На следующий день я договорился о встрече с Львом Гельманом у него дома. Он торопился, но услышав, что меня к нему направил Евгений Михайлович, тут же согласился на встречу. Я мельком подумал, что если и Гельман сотрудник ФСБ, то просто уникальные совпадения происходят в мире. Хотя, наверное, не более уникальные, чем появлении крыс размером с собаку под землей. Первым об этом писал Владимир Михайлов. Потом, если я не ошибаюсь, то ли «Комсомольская правда», то ли «Московский комсомолец». Причем именно Михайлов стал источником распространения информации. Видный диггер страны говорил о мутантах очень убедительно. Я, когда прочитал интервью, еще подумал, что вроде бы фильм «Люди Х» уже давно на экран вышел. Единственное, что меня заинтересовало, так это упоминание о человеке, пережившем нападение крыс-мутантов, который с перепугу решил, что это собаки, и только после посещения врача, сказавшего ему про обнаруженные в его крови следы выделений крысиных желез, запаниковал и позвонил какому-то знахарю, который по счастливому стечению обстоятельств оказался знаком с ребятами из группы Михайлова.

Так вот, интерес у меня тогда вызвал тот факт, что, судя по мимоходом упомянутому анализу, речь шла не просто о нападении крыс на несчастного, но о нападении с конкретной целью. Как бы это сказать поделикатнее? Говоря кратко, бедняга, похоже, подвергся сексуальному воздействию со стороны животных. Все мы люди образованные и знаем, что такое геронтофилия, педофилия и зоофилия. Я же зацепился за информацию потому, что как раз готовил материал о семье, которая занималась тем, что за огромные деньги сдавала своих двух кобелей, чтобы желающие могли опробовать на себе «собачью» любовь. Причем извращенцев оказалось столько, что после нескольких месяцев такой вот «собачей проституции» хозяева купили машину. Меня не смущали в данном контексте те, кто хотел, чтобы их отлюбила собака, меня смущало то, что собаку можно было заставить заняться человеком. Хозяева мне любезно объяснили, что ферменты, которые интересуют кобелей, выделяет любая особь женского пола, и найти запах – совершенно не проблема. Я вежливо кивал в ответ и с опаской косился на двух азиатских овчарок, которые как-то странно смотрели на меня.

К чему я это пишу, а к тому, что если подобное использовалось крысами, то человек, который подвергся нападению, должен был быть носителем специфических ферментов, выделяемых самками. Но где под землей найти самок, да еще выпачкаться их запахом? Это ведь не лужа, в которую вступил. Не говоря уже о том, что сексуальная активность животных проявляется лишь в том случае, если запах источает сам объект, а не его обувь, к примеру. Возможно ли говорить о том, что проводился какой-то эксперимент, заставивший крыс реагировать не на источник запаха, а на его носителя?

Об этом я тоже собирался спросить профессора Гельмана. Ко Льву Давыдовичу я пришел точно, как мы и договаривались. Дверь мне открыла хмурая домработница и молча провела в гостиную, где я просидел добрых пятнадцать минут, поджидая светило, а во время ожидания погрузился в изучение каких-то книжек, явно написанных на иврите.

– Это древнееврейский, – раздался отчетливый голос за моей спиной, и я живо вскочил, положив книгу.

Лев Давидович выглядел колоритно. Бархатный пиджак. Черная трость с рукояткой в виде головы сокола. Плетеный галстук. Тонкая линия аккуратно подстриженных усиков. Черные, пронзительные глаза. Мягкая, немного ироничная улыбка. И грива черных с проседью волос. Такими мне почему-то представлялись научные деятели из фильмов про Джеймса Бонда. После приветственных рукопожатий мы расселись в кресла.

– Мне привезли книгу из Иерусалима, но конечно, это лишь копия. Манускриптам более пяти тысяч лет и поэтому ко мне попали лишь отсканированные листки тех, с которых была снята письменная копия. Я, знаете ли, увлекаюсь археологией и историей, так что мне нравится на досуге полистать книги, которые я нахожу в разных уголках земного шара. Как вас зовут?

Я представился.

– Правда, не скрою, что у меня в коллекции есть и раритетные издания, но сейчас я просто не мог отказать себе в удовольствии и купил ее, – Лев Давидович взял в руки книгу, которую я на всякий случай уже положил на стол, подозревая, что стоит она целое состояние, – в ней говорится о том, что зажженная Моисеем над оставленным Египтом звезда начнет остывать, когда человек забудет Бога, и это будет означать, что человечество вступит в новую эру.

Я изобразил вежливую заинтересованность. При всем моем уважении к одержимым коллекционерам, я никогда не мог понять, что может быть неподражаемого в том, что когда-то сказал Моисей, тем более, что его учение уже переосмыслено и истолковано совершенно в ином ключе. И если на то пошло, то я бы предпочел анекдот, который с удовольствием рассказывает мой дядя – еврей. Смачно так причмокнув и налив себе русской водочки, он вещал:

– А знаете ли вы, почему Моисей водил евреев по пустыни сорок лет?

– Нет.

– Потому что он ждал, когда умрут те, кто помнил, как хорошо было в Египте.

Поскольку я не поклонник исторических домыслов, то предпочитаю руководствоваться фактами. Это ирония судьбы, что мне приходится порой пользоваться источниками для подтверждения фактической стороны расследования, лишенными базиса фактов и основанными лишь на домыслах и гипотезах. При этом я, конечно, понимаю, что львиная доля источников, используемых и в государственных структурах, являются подчас гипотетическими, однако представляются потом они в средствах массовой информации как «источник из администрации президента». Тем не менее страсть есть страсть. Используя гипотезы, я поклоняюсь фактам.

Профессор улыбнулся на выражение моего лица:

– Вы дипломатичны, Даниил, но дело в том, что я не договорил, что имеется в виду под «новой эрой». Речь идет о людях, которые спасут человечество от невежества и войн.

Я встрепенулся на этой фразе и стал слушать более внимательно:

– Они придут, когда понадобится принять на себя испытания, и только они смогут удерживать людей от кровавой расправы дьявола. Год прихода назывался годом Огненной бури, которая придет из недр.

Профессор откинулся на спинку кресла:

– Священник Гапон, который привел колонну рабочих к Зимнему, поднял свое оружие с земли, Даниил. Потому что не мог пронести его с собой на Путиловский завод. Там в охране работали очень преданные социалистам люди и они проверяли всех в тот день, чтобы не пронесли даже ножа. Это ведь был Крестный ход, и оружие по одной из заповедей могло замарать руки. А люди хотели идти чистыми. Поэтому то оружие, из которого выстрелил священник, было оставлено заранее в условленном месте. Его туда положил японский подданный с подозрительно русской фамилией – Иванов. Этого «Иванова» потом нашли и по личному распоряжению Лопухина расстреляли во дворе жандармского управления. Обставлено было все так, словно заключенный пытался бежать.

Гельман щелкнул выключателем настольной лампы. Комната укуталась теплой охрой. На стенах появились загадочные узоры. На абажуре были изображены размытые фигуры воинов:

– Кофе?

Я кивнул. Лев Давыдович позвал свою домработницу и попросил принести кофе и сливки.

– Таким образом, если читать Книгу Судеб, примеряя ее к истории Государства Российского, то можно заметить интересные совпадения, – тонкая улыбка, и внезапная смена темы, – Женя сказал, что вам нужна информация по мутации на генетическом уровне у животных?

– Да, – я посмотрел в глаза Гельману, – и я не удивлюсь, что именно на крысах ваша лаборатория проводит свои опыты.

Прищуренный взгляд в ответ и добродушный смех:

– Конечно на крысах, Даниил, и скажу более, мне кажется, вы понимаете, что наши разработки помогают не только оздоровлению нации, но и связаны непосредственным образом с разработкой бактериологического оружия, которое испытывалось еще в начале двадцатого века в Сибири. Сибирская язва – очень неприятное заболевание.

Я усмехнулся:

– Вы так просто мне говорите все это, а если я захочу написать об этом статью?

– Да ради бога, милый вы мой, пишите, – воскликнул Гельман, – другое дело, что я могу подтвердить только то, что сочту нужным, и вы же окажетесь в глупом положении, поскольку вам никто не поверит. По официальным данным никто у нас не занимается изучением подобного оружия, а крысы-мутанты – это всего лишь больное воображение господина Михайлова. Человека безусловно талантливого, но так демонстративно стремящегося к славе, что это вызывает иронию в среде профессиональных спелеологов. А уж про секретный отдел я умолчу, милый мой Даниил, потому что там даже имя не произносится без веской необходимости, не говоря уже о том, чтобы пестреть на экранах.

– Убедительно, – пробормотал я, и получил в ответ еще одну цветистую улыбку.

– Поэтому давайте я вам расскажу то, что вам захочется узнать, и оставим вопросы, которые вас не касаются, договорились?

Интересно был ли у меня выбор?

В 2001 году правительство Российской Федерации спонсировало несколько научно-исследовательских проектов, гранты на которые были направлены в Академию Наук. В результате долгих переговоров один из грантов попал в лабораторию по генетике, где группа ученых занималась изучением проблемы клонирования. Один из академиков – профессор Зеленин одновременно состоял в группе, занимающейся проектом, связанным с изучением проблемы мутационной изменчивости.

13 мая 2001 года на кафедре произошло возгорание, повлекшее за собой необходимость перевести часть подопытных крыс в срочном порядке в другое здание. Однако, по стечению обстоятельств, в этом здании были неполадки с сигнализацией, и ночью часть животных была просто украдена. Поскольку животные не были подвержены серьезной медикаментозной обработке или иному воздействию, то сотрудники лаборатории не стали паниковать, а обратились за новой партией животных. И лишь работавший в группе Зеленина лаборант вел себя слишком тревожно, что и вызвало подозрение у службы безопасности. Его допросили, и он рассказал, что часть крыс была подвержена радиационному воздействию, а это может быть опасно. Но руководитель группы исследователей предоставил бумаги, в которых были приведены все данные по воздействию на животных. В частности, там говорилось, что уровень излучения не превышает нормы и может в крайнем случае вызвать гибель крысы, но никоим образом не навредить тем, кто столкнется с животным, скажем, на улице или подъезде. Сведения были внесены в протокол следователем Марченко, и на этом дело о халатности благополучно забыли.

Кстати, по данным статистики, ежегодно из лабораторий сбегают от 5 до 15 процентов подопытных животных, и это не приводит к необратимым последствиям хотя бы по той простой причине, что вакцинацию опасными для жизни и здоровья человека препаратами проводят в секретных лабораториях, доступ к которым запрещен даже простым сотрудникам.

В конце мая некоторые газеты писали о странном скоплении грызунов в районе станции метро Арбатско-Покровской, но санитарно-эпидемиологический надзор за какие-то две недели полностью вывел крыс, которые по словам машинистов поездов едва ли не бросались на рельсы, мешая движению.

А в октябре 2003 года диггеры, изучавшие подступы к бункеру Сталина, первыми сообщили, что под землей видели собаку.

– Генетика, Даниил, наука, кажущаяся поверхностной из-за того, что ее любая теория может быть оспорена не на генетическом уровне, но самой жизнью. Не все могут решить сцепления генов в хромосомы. У человека может быть генетическая предрасположенность к пьянству, но он усилием воли не пьет, или подшивается, или просто действительно не выносит вкус алкоголя. Такое тоже бывает, несмотря на то, что в роду у такого человека все были законченными алкоголиками. А почему человек не выносит вкус алкоголя? А к примеру потому, что в какой-то момент он перепил и испытал сильнейшее отравление, так что организм тут же встал на свою защиту и теперь усиленно борется с зависимостью. Или вот вам эмоциональный пример, – Лев Давыдович аккуратно отпил кофе, принесенного домработницей, – был у меня очень хороший знакомый, который к сожалению был склонен к излишеству в выпивке. И вот мы с ним как-то пошли на вечер, организованный в честь открытия Научно-исследовательского центра.

Произошло это много лет назад в Минске. Естественно, обстановка была неформальной, и, естественно, был фуршет. А нас с ним, как гостей из Петербурга, встречала одна из сотрудниц. Женщина, надо сказать, дивной красоты и как оказалось в дальнейшем общении – здорового чувства юмора, ироничности, ума, образованности и непринужденности. Под непринужденностью я подразумеваю умение свободно себя чувствовать в компании незнакомых мужчин, – пояснил мой собеседник, – короче говоря, мой знакомый так очаровался, что решил пригласить даму на чашечку кофе. Судя по всему, она не возражала и с симпатией смотрела на моего знакомого всю торжественную часть мероприятия и некоторое время части неофициальной тоже – ровно до той поры, пока мой несчастный друг не напился и сам все не испортил.

О, Даниил, видели бы вы ее взгляд, которым она смотрела на моего друга, с трудом державшегося за стену. Естественно, никакого свидания не состоялось. Мой товарищ страшно переживал и стыдился своего поведения на вечере, а после дал себе зарок больше никогда так не напиваться потому, что, как он мне сказал, «это губительно для личной жизни!». Сказано – сделано, и хотя весь хромосомный набор вопил о том, что не будет мужику счастья, ведь он алкоголик в бог знает каком поколении, но мой друг перестал пить. Причем я-то знаю, сколько воли ему потребовалось, но он отучил себя напиваться, боясь пережить тот позор снова.

А рассказываю я это вот к чему, Даниил. Существует такое понятие в генетике, как кроссинговер – это, собственно, причина неполного сцепления генов в организме, и вот если воздействие будет усиливаться, то, говоря простым языком, гены будут просто расцепляться, оставляя своего рода дыры, которые могут быть опять же, говоря простым языком, залатаны при помощи того уровня воздействия, которое и стало причиной расцепления. Вы следите за ходом моих рассуждений?

Я кивнул.

– Отлично, – похвалил меня Лев Давыдович, – так происходит не только с людьми, но и с растениями и животными. Только если у человека мотивация может быть психологическая или связанная с врачебным вмешательством, то в случае с растениями это – воздействие, которое направлено на улучшение, скажем, сорта яблок или пшеницы. А если мы говорим про животных, то, конечно, выживает та особь, которая приспособлена к определенным условиям. А если животному приходится бороться за существование, то оно меняется под обстоятельства. Про мамонтов наверное рассказывать не надо? В эпоху палеолита выживали только те, кто смог приспособиться к глобальным изменениям.

И вот что произошло у нас с крысами, которые сбежали из лаборатории. Попав в зону повышенной радиации, они, тем не менее, уже будучи подвержены определенному радиационному воздействию, не погибли, а стали мутировать в силу создавшихся обстоятельств. И прежде всего, на генетическом уровне, когда изменяется не просто сцепление генов в хромосомах, но кроссинговер заставляет искать возможность подменить разорванную цепочку целой. И это меняет не просто строение генетического кода, но и заставляет нарабатывать недостающие звенья, которые будут полезны именно в тех условиях, которые окружают особь. Доступно?

Я прикусил язык, чтобы не ответить что-нибудь ироничное. И снова кивнул. Заметил, как в глубине зрачков Гельмана мелькнуло удовольствие. Вероятно, профессор любил понятливых студентов.

– И вот наши любезные крысы, милейший мой Даниил, мутировали, – тонкая улыбка, – единственное, что размер собаки это преувеличение. Никаких двухметровых крыс в природе не существует. Наиболее вероятный размер – это около шестидесяти сантиметров от носа до кончика малопривлекательного хвоста. Вопросы?

– Радиация, которая воздействовала на мутантов, опасна для людей? – смотрю прямо в глаза.

– Нет, – качнул головой, – Госбезопасность не допустит человеческих жертв.

Переход к этим спецагентам был так стремителен, что я немного растерялся, но быстро взял себя в руки:

– Это чушь. Погиб человек – диггер по имени Марк Аврелий. Пропала девушка по имени Ксения Стриж, которая не так давно была обнаружена в одной из закрытых клиник, где, по-видимому, находилась на лечении. Уж не плутоний ли сослужил ей дурную службу, Лев Давыдович?

– Ксения пострадала по своей неосторожности, – спокойно, – она разгадала тайну «маяка». Что до Марка Аврелия, то он ведь оказался невероятно похож на Владимира Михайлова и тоже стремился донести до людей правду. Только видите ли в чем дело, милый мой мистер Справедливость, правду он стремился приукрасить, а это не входило в планы тех, кто годами сохраняет тайну подземной Москвы.

Пауза.

– Что можно ожидать от людей, которым мерещатся трехметровые крысы, – явный сарказм.

– Эти мутанты изнасиловали человека в подземелье.

Гельман насмешливо изогнул бровь и взглянул на меня:

– И вы поверили, Даниил?

– Да, – сухо подтвердил я, – потому что если бы это было ложью, то ее так тщательно не скрывали бы, когда в прессе стали появляться материалы о нападении крыс-мутантов.

Грустный взгляд.

– Вынужден признать, что вы правы, речь действительно шла о том, что крысы, обезумев от запаха, почти изнасиловали человека под землей, – он поджал губы, – и боюсь, что это будет повторятся.

– Это что, тоже кроссинговер? – резко спросил я.

– Именно, – кивнул профессор, – именно.

– И зачем это все нужно? Отпугивать посторонних?

– Можете считать, что так, но откровенно говоря, речь всего лишь идет о том, что человек, проходящий через зону действия своеобразных датчиков, попадает под воздействие «маяка», а технологии позволяют проецировать посредством магнитного излучения те состояния, которые помогают любого лишить желания слишком близко подходить к объекту.

– Я что-то не понимаю.

– Я объясню. Это может напоминать нейрохирургию, когда в мозг вводят зонд для сканирования состояния деятельности головного мозга. Это позволяет увидеть очаги поражения на экране в то время, как зонд следует внутри мозга, управляемый извне. Вот примерно то же самое получается, когда кто-то попадает на территорию, где расположен «маяк». И тут все уже зависит от физического, эмоционального и психологического состояния диггера.

Первое и второе просто сканируется, и можно использовать тот уровень воздействия, который убережет зону «маяка» от чересчур активного спелеолога, а что касается психологического состояния, тут уже речь идет о том, что в одиночку диггер не может добраться в те места, которые являются принципиальными для ФСБ, а те, что идут через клубы и сообщества, для начала проходят тщательную проверку. Подчас человек даже не догадывается, что говорил со специалистом – психологом или психиатром. Он пришел в клуб – и разве может ему придти в голову, что кто-то всерьез будет заниматься его психикой, прежде чем позволить спуститься под землю. А когда наконец дан старт и счастливый новичок лезет под землю, то не догадывается, что где-то лежит папочка с серьезным таким анализом психологического самочувствия, перечнем уязвимых зон и прочего, что можно использовать при воздействии.

– Воздействии? – я удивленно посмотрел на Гельмана.

– Именно, милый мой Даниил, – на одного, например, воздействуют ценные находки, и такие подбрасывают, чтобы человек забыл, что стремился идти далеко и глубоко (к примеру, к бункеру Сталина), другой же боится крыс, а третий страдает патологической тягой к познанию – и тогда ему приходится на своем примере изучать, ну, скажем, мутацию грызунов… – Почти ласковая улыбка Льва Давыдовича заставила меня сильно вздрогнуть, – или человек очень увлекается своим инструктором-спелеологом – на этом тоже можно сыграть. Масса возможностей модификации фобий или увлечений.

– И это все под землей? – я старался говорить бесстрастно, но не уверен, что у меня получилось.

– Да, милый мой Даниил, сканеры находятся под землей, но пусть вас это не тревожит, вы ведь не собираетесь мешать работе спецслужбы, не так ли? И потом, вы журналист, а ФСБ всегда относилось с уважением к представителям прессы.

– И все-таки, как крысы могли изнасиловать?

Профессор поморщился:

– Не надо навешивать таких ярлыков, мы, собственно, говорили о том, что крысы слегка потрепали одежду, возможно поцарапали кожу, вряд ли можно говорить о том, что самки набросились на человеческую особь.

– Самки??

– Нет, – улыбается, – на вашего Игоря напали не самки. Скорее всего, он просто натолкнулся на что-то, что выделяло их запах, да или просто мог сесть там, где до него спала или прошла самка, ожидающая оплодотворения.

Я глупо похлопал глазами:

– Самка изнасиловала человека? Она что, хотела секса?

Снисходительный взгляд умных глаз:

– Даниил, я разве сказал, что самка изнасиловала вашего Игоря? А драли, простите за грубое выражение, его самцы, которые почувствовали запах самки, которая этим запахом пометила парня. Теперь понятно?

– Понятно.

В то утро Игорь проснулся в полдень. Сегодня можно было не торопиться. Ночью он наконец спустится под землю. Он готовился к этому почти месяц, и вот теперь ему разрешили спуститься. Если говорить откровенно, то парень был уверен, что как только он попадет в компанию тех, кто спускается под землю, его тут же прихватят с собой, и на раз, два, три… он уже – звезда подземного царства. Но инструктаж занял более двух недель, а то, что Игоря продержали не допуская в шахту, была целиком его вина, скажем так, он был несколько более самонадеян, чем требовалось под землей. Просто на первый спуск после двух недель теории он пришел с бутылкой водки. Ему тут же запретили «ходку», и, как он ни сопротивлялся, едва ли не кроя всех матом, но был все-таки оставлен на поверхности. Да еще ему вкатили своеобразный штраф, который пришлось отрабатывать, поскольку под землю-то Игорь все равно хотел.

А штрафы между прочим в среде диггеров самые бытовые – почистить снаряжение после спуска. Особое внимание должно было уделяться сапогам, мало ли куда там под землей вступишь. Канализация – она ведь штука повсеместная, как говорится. Но надо отдать должное нашему герою – он с честью выдержал две недели штрафа, старательно начищая сапоги. На самом деле в таких дисциплинарных взысканиях есть здравый смысл, причем бывают они самого разного толка. Конечно, речь не идет о телесных взысканиях, но вот, к примеру, что-то вымыть или убрать считается вполне полезным средством воздействия. Причем особенно интересно то, что «штраф» назначается в зависимости от проступка; вероятно, чтобы бороться с тем или иным качеством характера. Но я бы, наверное, штрафовал за водку в недозволенных местах очень просто: добавлял бы пурген (если кто-то не знает, то это слабительное) в несколько порций водки и, желательно, подальше от дома, чтобы если уж конфуз приключился, то надолго запомнился и всякий раз при распитии напоминал о себе. Но это я, человек в высшей степени лояльный ко всякого рода проступкам и живущий, свято веря в справедливость судьбы, которая не оставит безнаказанным любого человека, что бы он ни совершил. Ну, это все лирика, так вернемся к Игорю. Парень сцепив зубы исправлялся, чем вызвал расположение одной прелестной незнакомки. Незнакомку звали Женей, она училась в Политехническом, а в часы досуга увлекалась плаваньем и археологией. И между делом спускалась под землю, где прослыла девушкой рисковой и одновременно рассудительной и храброй. «Храбрая девушка» оказалась сестрой строгого, но справедливого Захара, который не позволил Игорю спуститься под землю пьяным или с бутылкой водки. Потом Женя рассказала Игорю, почему Захар так перестраховывается:

– В ходке паренек один по кличке Один, то есть имя-то у него как у скандинавского бога было, а сам паренек был плюгавенький, и в рюкзачке своем он кроме веревки и фонарика пронес несколько банок пива, которое потихоньку шел и цедил, значит. Причем эффект оказался неожиданным – ему в буквальном смысле этого слова снесло крышу. Давление, определенная атмосфера – все это наложилось на пиво так, что в голову ударило пострашнее коктейля Молотова. И нельзя забывать, воздух под землей до определенного уровня разряжен, а это очень сильно влияет на сосуды мозга. Ну вот, на Одина и повлияло и до такой степени, что он словно бы не просто опьянел, а был каким-то зомби. А ведь под землей любое неадекватное состояние означает, что надо либо сворачивать назад, либо нейтрализовать причину проблемы. Назад никто не хотел, и поэтому просто решили оказать «героическому» Одину услугу – оставили его на месте стоянки. Донесли паренька, спать уложили, а сами дальше пошли, а когда обратно стали возвращаться, его и след простыл. С одной стороны, может быть, он оклемался и деру дал, а с другой – странные вещи под землей происходят. Исчезают люди и все тут. С тех пор Захар как только видит очередного нарушителя заповедей наших, так сразу же наказывает продлением теории, да и штрафом каким-нибудь.

Игорь слушал внимательно, кивал, но думал, что он-то не какой-нибудь там Один и что все-таки возьмет с собой водку.

Игорь Красавин был упрям, как баран скорее всего, и поэтому он действительно взял с собой водку, положив ее так, чтобы Захар не видел, да и остальные ребята тоже. Причем, я-то понимаю, зачем парень так решил «отличиться», вроде того «тварь я дрожащая или право имею», для него свои желания были выше морали и нравственности того места, куда он собрался ступить. А «то место» – Подземелье считает, что непозволительная роскошь – это самонадеянность.

И вот, состоялась «ходка» и Игорь действительно всю дорогу вел себя идеально. У него было очень хорошее снаряжение, моток веревки и даже запасной фонарик. Из еды только чай в термосе и сверток с бутербродами. Парень шутил и развлекал всех остроумными замечаниями, и в итоге на привале просто пил чай и зажевывал булкой с колбасой. Когда именно он опьянел, оказалось трудно сказать, и то ли у него была водка в термосе, то ли он как-то умудрялся отхлебнуть, когда отходил в туалет, никто не знает, но Игорь вдруг изменился, стал хмурым, потом развязным, потом просто едва не нарвался на то, что ему чуть не дали по морде. Спасибо, девушки остановили расходившихся парней. Так и шли. И дошли до Театральной, свернули в тоннель, почти проползли на животе метров пятьсот и прошли мимо свеженького забора, на котором были нарисованы череп и кости. Безадресная мазня художников подземелья. И тут Игорь словно затих, он шел молча, спотыкался, а потом и вовсе его перестали слышать, так что когда обернулись – его и след простыл. Пошли обратно, да куда там – разделились и стали искать. А с парнем просто случилась детоксикация. Для подземелья, где температура достаточно низкая, да еще в отдельных местах из-за воздействия отдельных пород может кружиться голова, тошнить или подниматься давление, это нормально, и действие алкоголя просто начинает нивелироваться, что в итоге сродни состоянию токсикации после алкогольного отравления. И Игорю стало плохо, он просто вырубился, потерял ориентиры и, задержавшись, когда его вывернуло водкой, пошел не в том направлении, а когда понял, что заблудился, было поздно. Единственное, что он сделал правильно – так это то, что не стал сильно метаться и просто остановился, уверенный, что его найдут.

Его действительно нашли. Девушка по имени Аля, и именно она рассказала, что видела. Когда она добралась до удаленного уголка тоннеля, то увидела Игоря. Он лежал ничком на земле лицом вниз и слабо стонал, Аля была барышня не робкого десятка, мастер спорта по дзюдо и боевому самбо, и она просто подошла к парню. В нос ей ударил приторный запах спермы. А потом она наступила на что-то скользкое, посмотрела под ноги и увидела жидкие выделения, Игорь лежал у стены и был почти полностью измазан в этой вонючей жиже. На нем была разодрана одежда, кожа во многих местах была в крови и явно искусана. Особенно досталось ляжкам и бедрам, похоже что кто-то хотел содрать именно брюки, причем весьма удачно. Парень был жив, но явно в шоке, и Аля подсела к нему, сняла свою куртку и укрыла его, поджидая остальных, а пока она сидела, Игорь пришел в себя и рассказал ей, что на него напали крысы. Здоровенные крысы, которые, похоже, шли за ним попятам после того, как он спьяну вмазался в какую-то кучу остро пахнущей грязи. Он отбивался как мог, но крысы были, похоже, с хорошую собаку, и их собралось много, они искусали его и порвали одежду. Больше Игорь говорить ничего не хотел, так что Але оставалось лишь промолчать о том, что у парня с ног текла кровь, смешанная с чем-то вязким грязно-белого цвета. Потом ребят нашли, подняли на поверхность, и Игорь обратился к врачу, в дальнейшем он прошел курс лечения, и даже если с ним действительно случилось то, что заподозрила Аля, речи об этом не было.

Я тупо смотрел в окно, думая о крысах и о доли фантазии, которая рождается, если человек не хочет выглядеть просто жалким. Лев Давыдович терпеливо ждал, когда у меня пройдет столбняк:

– Скажите, профессор, как вы относитесь к реальности версии появления в подземелье гигантских крыс? Или все-таки речь идет о том, что люди, которые видели животных, здорово преувеличивают?

– У страха глаза велики, как известно, – равнодушное пожатие плечами, – но рассказы о гигантских крысах я бы не стал считать полной выдумкой. Были случаи, и они документально зафиксированы, когда превышение нормальной величины крыс было вызвано препаратами для роста домашней птицы. Их использовали на одной из птицефабрик, а крысы мирно делили эти препараты с птицами, так что в результате их длина стала превышать полметра. Радиационное воздействие способно на многие фокусы как в отношении размеров, так и в отношении лишних конечностей, окраски и прочих пунктов «визитной карточки» вида. Крысы прогрызают даже бетон, поэтому если кто и добрался бы в первую очередь до радиоактивных отходов, так это они. Однако я не стал бы верить в рассказы, что люди встречали крыс ростом с человека, – и иронично добавил, – это все же не плоды и не ягоды, чтобы «раздуваться» до таких размеров…

– Да, но причины нападений? Извините, у крыс бывает спермотоксикоз и они не понимают, что нападают на особь не своего вида? – я поднял глаза от блокнота, где делал пометки.

– Дикие крысы в принципе агрессивны, – сказал профессор, – ведь они живут большими колониями, часто в достаточно жестких условиях, размножаются в больших количествах, им постоянно нужна пища. Сама природа сделала агрессию необходимой для выживания. Нападают они, обычно, если голодны. Или если их потревожили. Подтравленные ядом крысы тоже крайне агрессивны. Их внутренние органы начинают кровоточить из-за яда, так что крыса испытывает сильную боль. Кстати, крысы-пасюки в состоянии совершать прыжки в метр высотой. Так что я не стал бы размахивать ногой перед крысами или совершать резкие телодвижения, – заметил Лев Давыдович, – что несомненно проделывал наш Игорь, который был после хорошей доли алкоголя и, образно говоря, искал врагов.

За этими словами последовал внимательный взгляд, словно бы я тоже собирался пинать крыс, так что меня за это должно было осудить Общество Охраны Животных.

– Избыток гормонов у них бывает именно тогда, когда самки дают понять, что не против внимания самцов, вырабатывая особые феромоны. И во время брачного периода, который длится около 8 часов, стоит дикий шум, писк и топот, а самка успевает спариться со всеми самцами своего поселения. Представьте все это в масштабе колонии, где самок 10—20–30. Так что «спермотоксикоз» – самое подходящее слово, – веселый взгляд, – но нападение из-за него на особей не своего вида… О таких случаях мне ничего не известно. Но видите ли, крысы плохо видят и слышат. Основной инструмент, так скажем, познания мира – обоняние. Так что если какое-то существо каким-то образом будет довольно густо покрыто ферментами самок, у которых начался брачный период… Возможно, самцы и «заинтересуются». Да… и о размерах крыс и этого существа забывать нельзя. Впрочем, это рассуждения в воздух. Бывает, что и дельфины принимаются ухаживать за купальщицами, что заставляет меня не говорить категоричное «нет».

– Считаете, можно спровоцировать животное?

– Разумеется, можно, – кивок, – если вы будете провоцировать стаю крыс резкими взмахами рук и ног, они несомненно нападут. Впрочем, они нападут и в том случае, если будут голодны, в то время, когда вы будете мирно спать. То есть, если свести вместе, к примеру, вас и крысу, то ее поведение будет зависеть от вашего и наоборот. Это называется «взаимодействие между живыми объектами», молодой человек, – ирония профессора снова заставила меня напрячься, но я выдержал.

– Каковы травмы от нападений крыс? – осторожно спросил я.

– Вплоть до полного обгладывания всего скелета, – с сарказмом, – я вас уверяю, крысы не испытывают почтения к человеку и, представьте себе, не считают его царем природы. Поэтому встреча крыс и человека может закончиться как парой укусов, так и смертью. Все зависит от количества напавших особей. И от степени их голода, разумеется. А они всегда голодны. Но и просто укусы могут быть очень опасны. После них есть вероятность заболеть, к примеру, бешенством. Или туляремией, характеризующейся повышением температуры до 39—40 градусов в течение 30 суток, общей интоксикацией, поражением лимфатических узлов. Есть опасность подцепить псевдотуберкулез, чуму, бруцеллез, а также все виды гельминтозов. Я уже не говорю о гемморогической лихорадке, которая сама по себе вещь весьма неприятная, если не сказать большего.

Я как-то очень отчетливо представил себе курс лечения бедного любителя водки и откровенно вздрогнул:

– А что может влиять на мутацию, если предположить, что крысы не просто голодные существа, а накушавшиеся отходов?

– Я уже говорил выше о пищевых добавках, содержащих гормоны роста, – легкое нетерпение в голосе, – изменения в звеньях пищевой цепи, в которую входит крыса, всегда вызовет мутацию вида. Относительно токсинов могу сказать только то, что на изменчивость поведения и внешность они практически влияния не оказывают. И если крыса не умрет сразу, то впоследствии ее организм вполне может привыкнуть к определенному виду токсинов. Спектр влияния радиации очень широк. Она может способствовать и увеличению рождаемости у крыс. Когда самок подвергали гамма-облучению за несколько дней до наступления беременности, то впоследствии они приносили более многочисленное и жизнеспособное потомство. Несмотря на то, что внутриутробная смертность плодов была высокой, это компенсировалось большим количеством зародышей.

Радиация может ускорить их развитие, усложнив социальные отношения в колонии и практически приводя к возникновению нового вида. Может повлиять на размер, обычно увеличивая его, как и случилось на тихоокеанском островке Энджиби, когда французские военные проводили там испытания атомного оружия. Представьте себе, какой уровень радиации там был! И вот, через пять лет после окончания испытаний биологи обнаружили, что остров буквально кишит крысами. Причем не генетическими уродцами, а сильными, активными и довольно-таки живучими животными, которые были гораздо крупнее, чем их сородичи такого же вида на соседних островах. Хотя все зависит от того, какого вида радиоактивные вещества. Потребление крысами, например, воды с высоким содержанием стронция вызвало уменьшение костной массы их тела на 10—15% во всех областях скелета. Однако мутационные процессы не затрагивают крыс в значительной степени.

– Но Игорь пил, и что же, даже водка не испугала их? – опешил я, вспомнив, что собаки не выносят запаха алкоголя.

– Крысы, надо сказать, обожают спирт и пиво, – рассмеялся мой собеседник, – именно на спиртовой основе часто изготавливают ядовитую приманку. Самое универсальное средство – ультразвуковой отпугиватель. Так что если у вас есть электросеть, можно воспользоваться им. Из запахов – крысы не любят бузину. Поэтому ее часто высаживают на огородах как средство защиты от грызунов. Бытует мнение, будто крыс можно выгнать шумом, который они не любят. Иногда в домах рассыпают вдоль стен толченое стекло. Считается, что если крыса поранится, она больше не придет. Я бы хотел отметить, что вероятность того, что крыса «поранится» так, чтобы не прийти в теплое, полное продуктов место, очень низкая. Присутствие собаки и кошки крыс не пугает. Так что на самом деле действенных стопроцентных способов именно отпугнуть крыс – нет. Уничтожить – обычно уничтожают ядовитой приманкой, которую крыса может и не взять, потому что они очень хитры.

Я с тоской вспомнил свою наивную бабушку, которая была уверена, что битое стекло очень поможет ей от крыс. Взглянул на профессора. Он умен, образован и его явно развлекала наша беседа. Да уж, что я иногда просто не выношу в своей профессии, так это необходимость задавать глупые вопросы, на которые, тем не менее, можно получить очень подробные и умные ответы:

– А вы не слышали о тараканах-мутантах? Это ведь тоже жертвы мутации, как пишут в научно-популярных журналах.

– Да, периодически всплывают случаи появления в отдельных районах тараканов, которые в 2–3 раза превышают размеры сородичей своего же вида, – снова невозмутимый кивок, словно профессор готовился к нашей беседе и не было ни одного вопроса, на который он бы не мог не найти ответа, – в Ингушетии были сообщения о тараканах, которые кусаются, а после их укусов образуются очень долго не заживающие язвы. После использования «Дихлофоса» стали появляться почти прозрачные тараканы без хитинового панциря, но обычных размеров. В Томи появлялись гигантские клопы-мутанты. Тарантулы – в Новороссийске, в котором они никогда не водились. Стоит отметить, пауки менее всего подвержены разнообразным мутациям в отношении внешнего вида и способа питания. Это наиболее «законсервированные» природой насекомые. Максимум, что может быть – сдвинется или расширится ареал их обитания в результате каких-то климатических воздействий. Причиной мутаций, если речь идет именно о насекомых, чаще всего называют инсектициды. Что касается радиации, то ее действию насекомые подвержены очень мало.

– Но ведь подвержены? – Прямой взгляд. Ну почему мне вдруг показалось, что мой невозмутимый собеседник тоже состоит на службе у ФСБ и знает про меня совершенно все?

– Совершенно верно, – подтвердил таким тоном, что я сразу понял: уточнять что-либо будет бесполезно.

– Но хотя бы можно понять, какие именно симптомы и болезни могут быть связаны с укусами таких чудовищ?

– Об укусах тараканов-мутантов я уже говорил, – иронично, словно я – неразумное дите, – относительно болезней… наиболее распространенной является аллергия на насекомых. В частности, аллергия на тараканов может принимать самые разные формы. И кожное раздражение, часто довольно сильное, и сенная лихорадка, и бронхиальная астма.

Смеркалось. Я люблю сумерки, и люблю, когда понимаю, что работу свою я в сущности завершил. Что могли мне сказать люди из госслужб? Что у них всегда есть в расчетах по графа под названием «случайные жертвы»? Или что глупая девушка-диггер Ксения сунула свой носик куда не следует, и ей еще повезло, что она не попала в эту графу? Я понимал, что столкнулся не с проблемой, а с механизмом, который создает все возможные способы, чтобы проблемы выглядели естественными, и именно в этих условиях борьбы за выживание всего человечества ФСБ контролировало то, что спланировало, реализовало, а теперь пожинает плоды.

– Можно ли говорить о новом витке эволюционного процесса? – это был вопрос провокационный. Я знал, что могу услышать, а Лев Давыдович предпочел правду:

– Можно говорить, что мы толкаем этот эволюционный процесс, воздействуя на окружающую среду радиацией, токсинами, инсектицидами и пестицидами. Только ее изменение в этом случае идет темпами гораздо более резкими, чем в природных условиях, – улыбнулся мне отеческой улыбкой Ганнибала Лектора, – но в результате, мы имеем тварей, с которыми боремся ядами еще более сильными, снова способствуя тому, что через определенный период времени получим новых «монстров», против которых наше оружие будет бессильно и придется создавать новое. Мы меняем не то и не там. Работа природы филигранна и медленна, она длится миллионы лет. Мы изменяем вид за 5 лет. В результате рушатся налаженные тысячелетиями системы. Мы создаем мир, никто с этим не спорит. Но это мир, построенный на разрушении другого.

Да, они разрушали мир, чтобы построить другой, и что можно этому противопоставить? Я невесело улыбнулся и, прежде чем задать следующий вопрос, пробормотал:

– Ответ шедеврален, профессор, даже Кровавый Барон не сформулировал бы лучше.

Я просто бросил камень, а Лев Давыдович подхватил его на лету и раскрошил в пальцах:

– Спасибо, Даниил, я знал, что вы оцените мою искренность.

Я усмехнулся:

– А как вы считаете, с точки зрения генетики нас может ожидать катастрофа из-за этого эволюционного процесса?

– Я считаю, все взаимосвязано, – спокойно произнес он, – и изменение одного повлечет за собой изменение других звеньев. Я могу точно сказать, что увеличение радиационного фона плохо влияет на гены, способствуя появлению генетических уродов. Сейчас каждый второй ребенок рождается с патологиями разной степени тяжести. Это все – проблемы генетические. Не стану говорить о катастрофе, но изменения грядут. И я не замечаю, чтобы эти изменения шли в лучшую сторону. Открытие лекарств от новых болезней – это хорошо. И новые технологии никто не осуждает. Но со всеми технологиями никто не умеет заделывать озоновые дыры. Никто не может восстановить запасы той же нефти. Никто не в состоянии снизить до нормального радиационный фон в Чернобыле. Никто не может справиться с эффектом глобального потепления, который отнюдь не приносит пользы. Разрушая, нельзя прийти ни к чему хорошему. Но без разрушения не будет цивилизации.

– Но вы же разрушаете! – не выдержал я.

И снова невозмутимый взгляд ледяных глаз:

– Мы контролируем процесс распада, молодой человек.

И точка. Я ушел от него, зная – он в сущности прав. Если не задумываться о том, что запасы нефти однажды будут исчерпаны, то никому в голову не придет найти альтернативу. И так во всем: только потеря заставляет творить.

Когда я пришел к Страннику, у него сидел гость. Евгений Михайлович внимательно посмотрел на меня, поднялся со стула, подошел в холодильнику, достал бутылку водки и молча разлил по стаканам. Я был благодарен ему за тихое понимание того, что после встреч с представителями спецслужб обычного человека начинает сильно потряхивать. Мы выпили и я полез за сигаретой.

– Это Александр, – наконец нас познакомили. Я поднялся и поздоровался за руку:

– Даниил.

– Сейчас машина придет, и поедете на «ходку».

Я спорить не стал. Странник говорил таким тоном, что оспаривать что-то было бы глупо и главное – бесполезно. Я поглотил бутерброд и с мрачной издевкой подумал: от нас будет пахнуть водкой, и нас сожрут крысы, а еще лучше взять пива для опохмела этим тварям:

– Не будет пахнуть водкой, – авторитетно заявил мой новый проводник. Его карие глаза были проницательными и чуть грустными, словно у спаниеля, – на пятьдесят грамм крысы не поведутся.

Я бросил колючий взгляд на Странника, очевидно он рассказал Александру о моей работе. В ответ Евгений Михайлович просто улыбнулся и вытолкнул нас на лестницу – у парадной просигналила машина.

– Все-таки одному под землю лучше не ходить, – вещал мой спутник, когда мы наконец спустились, – даже если не первый год и знаешь все ходы-переходы, как линии на руках. Все равно не надо. Ну, первое дело, это безопасность, конечно. Мало ли что случиться может. В тоннелях все ветшает. В любой момент трубу прорвет, можно ногой в яму попасть. Вывих, перелом – как потом выбираться будешь? Вот так вот все прозаично и никакой романтики. А товарищ все же поможет, вытащит. Вообще под землей чувство взаимопомощи обостряется. Ну и терпимости, понятное дело. А что. Всякое можно под землей увидеть. В каком-то смысле, очень даже населенные места. Это если не считать всяких крестьян-монтеров. Бомжи, подростки, отморозки всякие. Кому надо спрятаться – многие под землю идут. Ну и там каждый своим делом, понятно, занимается. А ты идешь, видишь – и мимо проходи. Не мешай. Потому что вмешаешься – себе дороже будет, а толку все равно никакого. Чушь это все – про гражданскую сознательность под землей. Там каждый за себя. Только друзья друг за друга. Но и тут тоже: на друга надейся, а сам под ноги смотри. Подземелья – это не пещеры, конечно. Но бывало и так, что пропадали здесь. И я не знаю, из-за чего. Или по дурости своей и невнимательности, или случай так вышел, и ничего уже тут не попишешь.

Вообще-то сейчас время дурное. Раньше, говорят, куда безопасней было. И лучше диггером в некоторые тоннели спускаться, чем обыкновенным монтером. Есть несколько переходов под Театральной, куда люди не то что в одиночку, а и с напарником без большой необходимости не сунутся. Дело, понятно, не в грибах и не в плесени. Хотя, поговаривают, ничего хорошего от этих грибов нет. Если правду говорят. То чего доброго скоро нужно будет по подземельям с респиратором ходить. Так сказать, во избежание. Но пока все ходят как есть, и я хожу. И жив до сих пор, на легкие не жалуюсь.

То самое место, где мы сейчас сидим. Вон тот боковой проход?

Я взглянул в указанном направлении. Ответвление как ответвление. Ничего особенного. Темно, грязно, серо-зеленые пятна плесени на стенах. И водяная пленка на голых участках. И пожал плечами:

– Вижу. И честно говоря, ничего особенного не заметил.

– И ничего удивительного, – кивнул головой Александр. – Никто ничего особенного не замечает. Потому что и нет ничего особенного здесь с виду. А вот давай пройдемся.

И мы пошли, оставив на месте остальную компанию. Александр впереди, я чуть позади. Луч фонарика выхватывал из тьмы мохнатые от плесени стены. В одной из ниш – назначение ее осталось для меня неизвестным – я заметил белесую гроздь, судя по всему, это были грибы. Через триста метров Александр остановился и указал рукой куда-то вбок. Подойдя, я заметил, что тоннель заворачивает и полого уходит вправо и вниз.

– Пройди-ка вперед, – Александр посветил фонариком во тьму, выхватывая лучом света то пол тоннеля, то бетонную стену, покрытую влажной грязью. – Там скоро будет проход вправо. Я тебе кое-что покажу.

Тот проход, на который указывал Александр, оканчивался небольшой нишей, в полу которой зияла дыра. Я обернулся:

– И что я здесь был должен увидеть?

– Если спуститься в этот колодец, то можно попасть в проход, ведущий на закрытую станцию. Туда многие ходили, все же очень интересный участок. Но иногда, рассказывают, именно в переходе между станциями случаются неприятности. Говорят, несколько человек пропало именно здесь. Я не могу ни подтвердить эти рассказы, ни опровергнуть, но вот что я знаю сам.

Когда-то, а было это полгода назад, спускались мы сюда втроем. Я, Леший и Серега. Особенно долгой ходки тогда не планировали. Разминка: спуститься, посмотреть что да как, не больше. И вот на этом самом месте Леший возьми да и скажи, что два дня назад сюда же один пацан полез. Пацан – не пацан, года двадцать два ему. Студент Политеха, все его Ленчиком звали, насколько я из рассказа запомнил. А накануне парень этот с Лешим выпивал и рассказывал так загадочно, мол что-то такое интересное в переходе видел. Видел, да вот пока не скажет, потому что боится удачу упустить, и в следующий раз ему уже до конца разобраться не удастся. Леший поудивлялся, конечно, какие это страсти такие студент в родной подземке обнаружил, да и отстал. Мало ли что нашел человек. Может, и впрямь что-то внимания заслуживающее. И так бывало. Вот, к примеру, Серега нашел однажды в каморке на закрытой станции ящик динамита. Властям про находку не рассказал, динамит себе забрали. А наши потом долго обсуждали, что вот-де Серега террористов ограбил. Я только вот думаю, кто угодно мог спрятать, только не террористы. Слишком уж место проходное, как ни крути, любой может и обнаружить. А потому, самая ходовая версия – какой-то не в меру предприимчивый увел откуда-то запас. И едва не попался. Вот и спрятал впопыхах, где попало, собираясь в ближайшие дни понадежней имущество пристроить. Да не успел. Опередил его Серега.

А тогда мы нашли в переходе фонарь. Прямо посреди коридора и лежал, словно кто-то в спешке уронил его, а поднимать то ли времени не было, то ли не до того вовсе. Нам показалось это очень странным. Ну кто фонарь посреди тоннеля бросит? Да еще налобник. Поднял Леший фонарь, осмотрели мы его внимательно – корпус треснул, стекло выбито, ремень порван. Выглядит так, будто на него сильный удар пришелся. Мы надолго в тоннеле задержались – место осматривали. Тщательно, сантиметр за сантиметром. Ничего. И следов особенно никаких. Хотя какие тут особенные следы? В тоннелях очень грязно, конечно, но определить, кто здесь прошел и когда, разве с собаками можно.

Вот если ты после колодца пройдешь по проходу буквально метров сто пятьдесят, то попадешь как раз туда, где мы проводили поиск. Но тот день больше нас ничем не порадовал: облазили и основной тоннель, и боковые, которые поблизости оказались, – пусто. Странное дело, конечно. Ну да чего не бывает. Может, в самом деле кто-то фонарь разбил до непригодности, да и бросил на месте. Мы пока на этой версии остановились и наверх поднялись. И так уже времени ходка заняла больше, чем первоначально рассчитано было. А через три дня позвонил Леший и сказал, что Ленчик этот пропал. И видели его в последний раз ровно перед тем, как он собирался под землю идти. Решили мы более обстоятельный поиск устроить.

Перед тем, как спускаться, каждый из нас попытался выяснить, что же имел в виду Ленчик, когда говорил, будто обнаружил что-то интересное в тоннелях. Вдруг не одному Лешему он вот так вот хвастался, о находках своих рассказывал. Сам понимаешь – исследователь не может не поделиться тем, что ему удалось узнать-открыть-обнаружить. Да еще и молодой парень. Устроили мы опрос его приятелей, одногруппников, соседей. Даже любимую девушку на разговор вывели. И ничего толком. Один приятель, правда обмолвился, Ленчик как-то прихвастнул за бутылкой пива насчет открытий чудных в сфере животного мира, а также о том, что пресса, конечно, желтая, да вот только порой в каждой утке есть своя доля правды. Приятель всерьез его слова не принял, да и посмеялся – Ленчик слишком фильм «Люди в черном» любит смотреть, вот и верит в сокрушительную правдивость бульварных газет. Ну студент тогда и продолжать не стал, обиделся и пообещал на деле доказать: ерунду пороть – не в его правилах. А через три дня исчез.

Разговоры о «сфере животного мира» нас сразу насторожили. Нет, байки про крыс под два метра в длину без хвоста – это плод больной фантазии, конечно. Ну как такая здоровая зверюга незамеченной по проходам будет бегать? Уж кто-нибудь бы точно успел сфотографировать. А не фотографию, так тушку или скелет бы нашли и как доказательство предоставили. А вот то, что животные могут в техногенной среде с ума сходить, – это не байки. Между прочим, есть теория, что в Москве уровень загрязнения воздуха велик, потому вредность в городе не меньшая, чем на зараженных территориях поблизости от Чернобыля. А крысы – они везде бегают, а не только под землей. Помойки, свалки, строящиеся объекты. И дряни везде предостаточно. Поэтому мутации не мутации, а ничего хорошего с животными не происходит. Крысы – они твари с высокой способностью приспосабливаться к любой гадости, и я не удивлюсь, если они и останутся на Земле жить, когда все вокруг от загрязнения вымрет.

Заявление о пропаже в милицию подали, конечно, но те ничего предпринимать не стали, как только прослышали, что диггер. Мол, сам парень приключений искал, вот небось и нарвался. А в районе и так нераскрытые дела одно за другим. Было решено еще раз обследовать тот район, куда, по его же собственным словам, собирался спускаться Ленчик. Вначале ничего, что могло бы на след какой-то навести, нам не попадалось. Только в одном из боковых проходов мы нашли крысиную тушку. Может быть, она и тогда, во время первой нашей ходки, там валялась – в этом я не уверен. Обычно на такие вещи под землей не обращаешь внимания. Кошки, крысы, многоножки разные – коренные обитатели тоннелей, потому что в отличие от людей, там они и живут, и рождаются, и умирают. Ну а людям приходится иногда последствия этой жизнедеятельности убирать. Так уж сложилось. А крыса та была подозрительная. Выглядела так, словно ее изо всех сил об стену приложили. Кошка так не порвет, все-таки. Я знаю, что говорю – самому пришлось эту крысу рассматривать. Мы решили пойти по ходу, в котором обнаружили тушку – единственное, что вообще удалось обнаружить, – дальше.

Мне крыса эта дохлая как-то сразу не понравилась. Не скажу, чтобы интуиция у меня была развита слишком, или я там беду предчувствовать имел обыкновение – нет, ничего такого за мной обычно не водится. Но вот тогда я ее за хвост держу, а кошки на душе скребут. И так же некстати фонарь тот разбитый припомнился. Он как раз у того самого бокового прохода лежал. Дальше шли очень медленно, осматривали каждый выступ, двери искали – мало ли куда человек свернуть мог. Пока не вышли в небольшой тупик. Куча тряпья, вонь, сильная, намного сильнее, чем обычный запах, стоящий под землей, выводок крыс, который порскнул с этой самой кучи по углам, и теперь из темноты нет-нет да и поблескивали, отразив луч фонаря, бусинки глаз. Приятного в последующей работе было мало. Скорее, его вообще там не было. Мы до сих пор спорим о том, откуда взялось все это тряпье, которое было свалено в тупике. Леший говорит, что это обычное «лежбище», которое устроил себе какой-нибудь бомж. Разбирали мы эту кучу не слишком долго, чего уж скрывать – старались побыстрее покончить с этим делом. Леший сразу куртку заприметил. Ленчик был выпендрежник известный. Даже для того, чтобы в канализацию полезть, шил на заказ себе экипировку. Комбинезон, куртку, ботинки подбирал. Чтобы, по его же словам, соответствовать гордому именованию диггера. А куртка у него была оригинальная – с двумя металлическими «пацификами», вшитыми прямо в ткань. Вот эти-то «пацифики» и сверкнули сразу же, стоило фонарем в развал тряпья посветить, несмотря на то, что изодранная, совершенно грязная куртка тогда уж такие же лохмотья напоминала, какие были свалены в общую кучу.

Мы в тот день искали еще долго. И потом не один и не два раза спускались, обшаривали этот район. Ничего. Ни единого следа, кроме того, что удалось обнаружить в те, самые первые ходки. Ленчик так и не появился. И до сих пор неизвестно, что же на самом деле с парнем приключилось. Но только вот то, что исчез он именно в подземных тоннелях, вряд ли подлежит сомнению.

Я тупо смотрел на жадное подземелье и понимал, что хочу выбраться поскорее. Слишком многое оно себе позволяет и слишком запросто лишает жизни.

– Я понимаю тебя, парень, – Александр присел на корточки, чтобы перешнуровать боты, – но даже после истории с Ленчиком я не ухожу отсюда, – поднялся на ноги, поправил снаряжение и посветил в тоннель, чтобы ребята могли увидеть, где мы их ждем, – это мир, и бросить его я просто не хочу.

Я вяло кивнул.

– Ленчик еще писал, я тебе дам его текст, вдруг пригодится, – внезапно смутился этот «покоритель подземки».

– Конечно, – я отвернулся и пошел к выходу. Мой роман с подземельем закончился.

Слишком уж запахло останками человеческого тела, которое растаскивают крысы.