Окончательный диагноз Абдуллаев Чингиз

Глава 1

Они играли в шахматы. В их паре уже много лет во всем, что касалось работы, ведущим был Дронго. Именно за ним приоритет признавали не только его ближайший друг и теперешний напарник Эдгар Вейдеманис, но и все остальные друзья и знакомые, с которыми ему приходилось общаться. Однако, несмотря на аналитический склад ума и умение распутывать самые хитроумные преступления, Дронго довольно часто и до обидного глупо проигрывал другу. Правда, сражался он до последнего, но, как правило, уступал более терпеливому и расчетливому Вейдеманису. Проиграв в очередной раз, Дронго усмехнулся:

– Очевидно, у меня отсутствует рациональное мышление.

– Нет, – возразил великодушный Эдгар, – у тебя просто не шахматный склад ума. Каждый основывается на своих особенностях. Ты умеешь распутывать преступления, а кто-то другой играет лучше тебя в шахматы. По-моему, все правильно, иначе вместо Эркюля Пуаро и Шерлока Холмса лучшими сыщиками были бы Ласкер и Стейниц.

– Ты меня не успокаивай, – возразил Дронго, поднимаясь из-за стола, – между прочим, я дважды играл с самим чемпионом мира по шахматам. И вообще мы земляки с Гарри Каспаровым.

– Ты с ним играл? – удивился Вейдеманис. – Почему ты никогда мне об этом не рассказывал?

– Именно поэтому и не рассказывал. Однажды меня пригласили во Дворец пионеров играть за сборную школы. А там был маленький мальчик, младше меня на несколько лет. И он так быстро меня обыграл, что я тихо попросил его сыграть еще одну партию. Мальчик согласился и снова выиграл. Вот так я дважды проиграл самому Каспарову. И с тех пор играю гораздо хуже его.

Вейдеманис улыбнулся. Он вообще редко улыбался и не отличался многословием. Высшей похвалой со стороны Эдгара было негромкое покашливание, которое могло означать как одобрение, так и неодобрение, в зависимости от тембра звука и частоты его «кхе-кхе». Вот и сейчас он улыбнулся, но промолчал. Оба не могли и предположить, что уже через минуту начнут развертываться события, которые заставят Дронго изменить планы и заняться расследованием двух убийств, которые вскоре выльются в один из самых громких скандалов за все время его расследований.

Дронго взглянул на шахматную доску еще раз. Спасения не было, Вейдеманис обыграл его по всем позициям. И никакая защита уже не могла помочь. Он отвел глаза, разочарованно вздохнув, и в этот момент его внимание привлек телевизионный ведущий. Затем на экране появилась фотография бывшего вице-премьера правительства, академика, доктора наук, лауреата множества премий. Диктор перечислял его звания и заслуги. Дронго увеличил громкость. Ведущий объявил о смерти вице-премьера, не уточнив, как именно это произошло. Дронго и Вейдеманис переглянулись. Погибшему было пятьдесят восемь лет, и он не был похож на больного человека. К тому же в сообщении ничего не говорилось о его болезни. Диктор перешел к другим новостям. Дронго приглушил звук и мрачно взглянул на друга.

– Странно, – произнес он, задумчиво глядя на экран телевизора, – когда о смерти говорят подобным образом, это всегда кажется странным. Как он умер? Погиб в автомобильной катастрофе? Упал с балкона? Отравился консервами? О таких вещах нужно сообщать более точные сведения, чтобы не порождать слухи. Тем более когда умирает такой известный человек.

– Наверное, погиб в автомобильной аварии, – предположил Эдгар. – Может быть, об этой аварии они не хотят рассказывать. Иногда такое случается. Может, он сидел за рулем и сам виноват в случившемся.

– В таком случае они бы сказали, что он погиб в автомобильной катастрофе, – возразил Дронго. – Сейчас журналисты любят обрушивать на слушателей подобные новости, поэтому никогда бы не упустили случая рассказать об этом более подробно. Сейчас мы переключимся на другой канал и послушаем, что там скажут о смерти бывшего вице-премьера.

– Посмотрим, – проворчал Вейдеманис. Дронго нажал на кнопку пульта. Минут через сорок началась программа новостей на другом канале. И уже в начале программы ведущий сообщил о гибели бывшего вице-премьера. Перечислялись его научные заслуги и звания, но снова ничего не было сказано об обстоятельствах смерти. Дронго взглянул на Эдгара.

– Идентичный текст, – пробормотал Вейдеманис, – словно под копирку. Сообщение о смерти передавалось из одного центра. Там не было журналистов…

– Или их не пустили, – предположил Дронго. – Интересно, где он погиб?

И словно в ответ на его вопрос раздался звонок в дверь. Они посмотрели друг на друга. В элитном доме, где находилась квартира Дронго, была собственная охрана. Но никто из охранников не позвонил, чтобы предупредить Дронго, что к нему идет гость. А если этот человек сумел пройти мимо охранников, то это говорило о его необычном статусе. К тому же гость, видимо, знал, что хозяин квартиры дома. Пройдя в кабинет, Дронго включил камеру наружного наблюдения. За дверью стоял его старый знакомый. Дронго пожал плечами, невесело усмехнулся и пошел открывать дверь.

– Пришел наш знакомый, – сказал он Вейдеманису. – Можешь посмотреть кто. Думаю, ты его сразу узнаешь.

Эдгар пошел в кабинет и, едва взглянув на монитор, сразу узнал гостя. Дронго открыл дверь. На пороге стоял генерал Потапов, бывший заместитель руководителя Федеральной службы безопасности.

– Добрый вечер, Леонид Александрович, – приветствовал его Дронго с такими интонациями, словно давно ждал именно этого гостя, – а я уже думал, что больше никогда вас не увижу.

– Именно такими словами вы должны были меня встретить, – недовольно пробормотал гость.

– Входите. – Дронго пропустил генерала в квартиру. – Судя по тому, как вы спокойно прошли охрану, ваше место работы по-прежнему вызывает уважение у наших дежурных.

– Мне всегда было трудно с вами разговаривать, – негромко парировал Потапов.

Это был человек невысокого роста, лысоватый, с бледными, выпуклыми глазами на бесцветном лице. Он всегда был одет в строгие темные костюмы и носил круглые очки, придававшие его лицу несколько удивленное выражение. Войдя в квартиру, гость повесил плащ и направился в кабинет. Увидев выходившего из него Вейдеманиса, он понимающе кивнул:

– Почти вся команда в сборе. Не хватает только вашего друга Кружкова.

– Вы пришли, чтобы предложить нам сыграть товарищеский матч в мини-футбол со сборной ветеранов ФСБ? – поинтересовался Дронго у своего гостя.

Потапов от комментариев воздержался. Войдя в кабинет, он уселся на диван. Дронго и Вейдеманис вошли следом.

– Что за манеры? – проворчал Потапов. – Почему каждый раз вы встречаете меня столь нелюбезно?

– Дело в том, что общение с вами не доставляет мне особого удовольствия, – ответил Дронго. – Как правило, вы появляетесь в самые неудобные моменты и просите о самых неприятных вещах. Однажды вы даже посулили мне миллион долларов, если я вам помогу. Денег мне, конечно, не заплатили, но разрешили уйти живым, а это для вас было в высшей степени благородно. И вообще мне не нравится иметь дело с вашей организацией. В последнее время в вашем ведомстве появилось слишком много случайных людей. А это сказывается на уровне профессионализма.

Потапов поморщился. Он потянул носом воздух и неожиданно сказал:

– Тоже мне профессионал. Весь мир знает, что вы пользуетесь парфюмом «Фаренгейт». У вас уже в подъезде стоит этот запах. Давно могли бы его поменять.

– А я не работаю в службе наблюдения, – напомнил Дронго, – и мне не мешает мой любимый запах. Если вас так раздражает «Фаренгейт», можете покинуть мою квартиру.

– Ну хватит, – прервал его Потапов, – мы уже обменялись любезностями, давайте поговорим. У меня к вам важное дело.

– Давайте, – согласился Дронго, – только сначала удовлетворите мое любопытство. Где вы сейчас работаете? Ведь вы ушли из ФСБ несколько месяцев назад. Или успели вернуться?

– Нет, не успел, – мрачно ответил Потапов. – Вы прекрасно знаете, что я не ушел, а «меня ушли». И я тогда не думал, что мне снова придется заниматься подобными вопросами и вообще встречаться с вами. Но время поменялось. К власти в стране пришел другой президент…

– Бывший ваш коллега, а с ним пришли и другие времена, – перебил гостя Дронго.

– Может быть, – согласился Потапов, – но мой опыт оказался нужен. Меня пригласили на работу заместителем руководителя службы охраны президента. И сейчас я работаю в этой должности.

– Поздравляю, – сказал Дронго, – вот уж действительно талант всегда найдет себе дорогу. Такие кадры никогда не остаются невостребованными. Их всегда можно использовать. На любой работе и в любое время.

– Да, – согласился Потапов, – и я не понимаю вашей насмешки. Я приехал к вам по очень важному делу. Нам нужна ваша помощь.

– Это я уже догадался. Иначе вы вряд ли появились бы здесь, чтобы «понюхать» «Фаренгейт». Тем более что он вас так раздражает.

– Этого я не говорил, – улыбнулся Потапов.

– Уже неплохо. Что входит в сферу вашей компетенции?

– Охрана объектов в Москве и Московской области. Барвиха, Жуковка, Горки, в общем, все наши объекты. Я приехал к вам по очень важному делу, – повторил генерал.

– Что случилось?

– Убийство. Убили очень известного человека. Вчера вечером на его даче в Жуковке. К сожалению, весть об этом распространилась очень быстро, и нам пришлось сегодня официально объявить о смерти…

– Бывшего вице-премьера академика Глушкова… – закончил за собеседника Дронго.

Потапов машинально дотронулся до виска. Поправил очки.

– Откуда вы знаете, что его убили? – тихо спросил он.

– По всем каналам уже целый час говорят о внезапной кончине Федора Григорьевича Глушкова, – пояснил Дронго. – Я вспомнил, что он жил именно в Жуковке. Кроме того, вы не приехали бы ко мне так неожиданно. Значит, все совпадает. Ни один канал не сообщил, как и почему погиб бывший вице-премьер. Может, вы удовлетворите наше любопытство?

Потапов посмотрел на Вейдеманиса. Он хорошо знал, что Эдгар был бывшим офицером Первого главного управления КГБ СССР. И поэтому, чуть замешкавшись, произнес:

– Его застрелили. Почти в упор. Из пистолета. Убийца сделал один выстрел. В сердце. Самое интересное, что выстрела никто не слышал. Ни соседи, ни наши охранники. Никто. В общем, Глушкова убили. Нашли на втором этаже, в кабинете. А пистолет не нашли, исчез. Наши эксперты установили, что выстрел был сделан из пистолета системы Бернарделли, модель «П-18 компакт».

– Бернарделли? – удивился Дронго. – Очень редкая модель. И дорогая, насколько я знаю. Владельца этого пистолета нетрудно установить. У этих пистолетов интересное двухрядное расположение патронов. Последние модели стоят несколько тысяч долларов. Вы выяснили, кому принадлежал этот пистолет?

– Он не проходит по нашей картотеке.

– Странно, – нахмурился Дронго. – Такой пистолет – большая редкость. И насколько я знаю, их почти нет в стране. Может, он был у Глушкова? Мог ему кто-нибудь его подарить?

– У него не было такого пистолета. Во всяком случае, никто его не видел. Ни супруга, ни сын. Но у нас другие подозрения. Из дома пропала очень ценная коллекция старинных монет. Это мы успели установить.

– Убийство с целью ограбления? – не поверил Дронго. – Бандиты не побоялись появиться в охраняемом поселке и залезть в дом бывшего вице-премьера? И вы хотите, чтобы я поверил в такую чушь?

– Я сам не верю, – признался Потапов, – но пистолет мы не нашли. И коллекцию тоже не нашли. По нашим данным, она была уникальной, там были редчайшие монеты. Тысяч на триста-четыреста. Долларов, конечно.

– Поразительно, – пробормотал Дронго. – Вы опросили соседей?

– Конечно, – в голосе генерала послышалось недовольство. – Рядом с домом Глушкова находятся еще три дома. В одном живет вице-президент Академии наук, в другом – руководитель таможенной службы страны, а в третьем – заместитель министра иностранных дел. Как вы понимаете, мы не могли устраивать у них обыски. Все трое – люди слишком известные, чтобы мы их подозревали. Хотя с каждым из них мы побеседовали. И с членами их семей тоже. В этот вечер на даче находилось не так много людей. У замминистра иностранных дел жена в больнице, поэтому он был на даче с сыном. Академик ужинал с женой и дочерью. Наш главный таможенник гулял по дачному участку со своей супругой. Больше никого не было. Никто из них ничего не слышал. Тем не менее Глушков убит, коллекция монет пропала, оружие не найдено. Охранники уверяют, что никто из чужих на даче не появлялся. Но в самом комплексе около восьмидесяти домов. Мы же не можем подозревать всех, тем более что среди жителей поселка около пятнадцати федеральных министров и приравненных к ним лиц, а также человек двадцать заместителей министров. В общем, ситуация дурацкая. К тому же сегодня пятница. В понедельник вечером в Москву возвращается президент. Похороны Глушкова назначены тоже на понедельник. Если до этого времени мы не найдем убийцу, то все руководство службы охраны будет искать себе новое место работы. И я в том числе.

Дронго внимательно слушал собеседника. Когда Потапов закончил рассказ, Дронго взглянул на Вейдеманиса. Тот молчал, как всегда, ничем не выражая своего отношения к сказанному. Решать должен был сам Дронго.

– У него большая семья? – мрачно поинтересовался Дронго.

– Жена, сын, дочь, внуки. Мы разговаривали и с ними. Подняли на ноги всю нашу службу. Уже успели переговорить с его заместителями в институте. Никаких зацепок. Погибшего обнаружил водитель. Он приехал утром за Федором Григорьевичем и ждал его около часа. Это удивило водителя, он вошел в дом и обнаружил, что академик убит. Сразу вызвали наших сотрудников, бригаду «Скорой помощи», работников прокуратуры. Водитель сейчас находится в ФСБ, но у него полное алиби. Всю ночь он был дома, с семьей. И утром, как всегда, приехал за Глушковым. К тому времени академик был мертв уже несколько часов. Тем не менее водителя задержали, чтобы допросить. Хотя ясно, что он здесь ни при чем. Он приехал в Жуковку только в половине девятого и никак не мог убить академика. И ничего спрятать или украсть тоже не мог.

– Почему? – спросил Дронго.

– Он вошел в дом не один, – пояснил Потапов. – Видимо, насторожило, что Глушков не отвечает на его звонки. Покойный вообще отличался пунктуальностью и никогда никуда не опаздывал. Поэтому водитель позвал одного из охранников, и они вместе разбили стекло на первом этаже, чтобы проникнуть в дом. Но главное: дверь не была заперта изнутри. Ее просто захлопнули. Глушков же обычно всегда закрывал дверь на замок, – Потапов нахмурился. – Водителя забрали в ФСБ, но это не тот след, который им что-нибудь даст. Когда водитель въезжал в ворота дачи, Глушкова уже не было в живых. В понедельник будут похороны, – еще раз напомнил генерал. – Мы просто обязаны разобраться и понять, как это случилось, кто стрелял в Глушкова, кто взял монеты. Словом, раскрыть это преступление.

Дронго поднялся, подошел к книжной полке, посмотрел на стоящие книги. Затем, словно вспомнив о чем-то, вышел в большой холл, где стояли книжные шкафы. Потапов недоуменно взглянул на Вейдеманиса. Через минуту Дронго вернулся в кабинет. В руках у него была книга с публикациями известных ученых, выпущенная в конце восьмидесятых годов. Среди авторов значился и академик Глушков.

– Интересный был человек, – задумчиво заметил Дронго, усаживаясь в кресло. – А почему вы не доверяете своей бывшей службе? Ведь следователи ФСБ уже наверняка ведут расследование.

– И прокуратура тоже, – подтвердил Потапов. Он немного помолчал. – Я думал, вы меня поймете. Если выяснится, что на охраняемый объект проникли чужие люди… Тогда во всем обвинят именно нашу службу. Мне не стоит вам говорить, что между спецслужбами всегда существовало негласное соперничество. В ФСБ были бы рады вернуть в свою структуру нашу службу охраны, и они сделают все, чтобы доказать некомпетентность нашей службы. Что касается прокуратуры, то в последние годы она была дубинкой в руках администрации президента. И там тоже множество людей, которые с удовольствием поменяют весь руководящий состав службы охраны, посадив в наши кресла своих ставленников. Можно сказать, что здесь идет крупная игра, и нас постараются сделать козлами отпущения.

– Вы хотите сказать, что преступление могло быть подстроено, чтобы обвинить именно вашу службу? – уточнил Вейдеманис, заметив молчание Дронго.

– Да, – кивнул Потапов, не глядя на Эдгара. Он ждал ответа Дронго.

– За два дня, – вздохнул Дронго. – Почему у вас всегда такие невероятные сроки, генерал? Неужели вы всерьез полагаете, что я могу справиться за двое суток?

– Хотите, чтобы я сказал правду? – спросил Потапов. – Да, я так считаю. Более того, я в этом уверен. Единственный человек, который может нам помочь, – это вы. Если в понедельник мы не предъявим президенту реальные факты, можно быть уверенным, что нашу службу расформируют и передадут в подчинение ФСБ. Я знаю, как вы умеете работать, Дронго. Мне часто кажется, что в ваших рассуждениях есть нечто мистическое, словно вы умеете читать чужие мысли. И вы правильно заметили, что раньше я работал в ФСБ. Я вам никогда раньше не говорил об одном факте, очень интересном для вас. Наши аналитические службы однажды подсчитали ваш интеллект. Он зашкаливает за сто восемьдесят единиц. Поэтому – сами понимаете – вы единственный эксперт, который может нам помочь.

Дронго взглянул на Вейдеманиса. Тот, пожав плечами, кивнул в знак согласия.

– Между прочим, не такой уж большой интеллект, – вдруг заметил Дронго. – В шахматы я все время проигрываю Эдгару. Может, вам лучше его пригласить? Или Гарри Каспарова?

Потапов недоуменно взглянул на Вейдеманиса. Тот невозмутимо покашлял, ничем не выражая своего отношения к происходящему.

– Я не понял, – признался генерал, – вы согласны или нет? Мы готовы заплатить вам гонорар в разумных пределах, лишь бы вы согласились.

– Мне нужны все материалы, которые у вас есть, – Дронго перешел на деловой тон, – доступ в Жуковку, возможность беседы с членами семьи погибшего и с соседями. Вы можете представить меня как сотрудника вашей службы. И, разумеется, дать свой автомобиль, чтобы я не появлялся в поселке со своим водителем и на своей машине.

– Ну конечно, мы все сделаем. Что-нибудь еще?

– Только одна личная просьба, – сказал Дронго. – Если я сумею что-нибудь сделать, вы купите себе «Фаренгейт». И публично признаетесь, что это лучший запах на свете. Договорились?

Потапов кивнул и неожиданно улыбнулся.

– Согласен, – сказал он, – вылью на себя два флакона.

Глава 2

Часы показывали половину десятого вечера, когда машины въехали в поселок. Дежуривший охранник узнал автомобиль Потапова. Едва машина показалась у ворот, охранник сообщил о приезде генерала дежурившим офицерам. И пока автомобиль доехал до небольшого двухэтажного дома в глубине поселка, сотрудники службы охраны уже были готовы встретить Потапова и его спутников у дома. Дронго взял с собой Вейдеманиса, наблюдательность которого часто помогала ему в подобных ситуациях.

Двое офицеров службы охраны мрачно наблюдали, как Дронго выходит из машины. Один был среднего роста, широкоплечий, с глубоко запавшими глазами и короткой стрижкой. Второй был высокого роста, крупнее и массивнее коллеги, с характерным азиатским разрезом глаз. Сотрудников прокуратуры и ФСБ у дома уже не было, они покинули его днем, отправив тело погибшего в морг на вскрытие. Позднее тело должны были перевезти в другое место для проведения траурной церемонии.

– Николай Числов, – представил первого офицера Потапов, – а это Шариф Гумаров, руководитель отдела. Знакомьтесь. Тот самый известный Дронго, о котором мы говорили. А это его напарник Эдгар Вейдеманис.

В рукопожатиях не было необходимости. Все просто кивнули друг другу в знак приветствия и пошли в дом.

В местах, где совершаются преступления, всегда особая энергетика. В этом Дронго убеждался много раз. Войдя в дом, он подивился царившей здесь странной тишине.

– Кто-нибудь остался в доме? – тихо спросил Дронго.

– Да, – кивнул Числов, – жена и сын покойного, на втором этаже. Мы попросили их все проверить, чтобы убедиться в сохранности остальных вещей.

– Вскрытие уже было? – задал еще один вопрос Дронго.

Числов взглянул на Гумарова. Тот молча кивнул. Очевидно, он не отличался разговорчивостью и предпочитал, чтобы об известных фактах рассказывал его сотрудник.

– Вскрытие уже провели, – подтвердил Числов. – Патологоанатомы констатировали смерть от выстрела, сделанного почти в упор. На рубашке погибшего и вокруг раны сохранился четкий пороховой след. Есть также пороховые ожоги, которые возникают при выстрелах с очень близкого расстояния.

– Вот так, – заинтересовался Дронго. – Вы об этом не говорили, Леонид Александрович.

– Вы все равно бы об этом узнали, – негромко ответил Потапов. – Я считал, что будет лучше, если вы сами, приехав сюда, все увидите собственными глазами.

– Пороховые ожоги от выстрела в упор… – нахмурился Дронго. – Вы можете показать, куда был произведен выстрел? – обратился он к Числову.

Тот посмотрел на Потапова и Гумарова и, не увидев в их глазах возражения, правой рукой показал на область сердца.

– Вот сюда, – сказал он, – прямо в сердце. Или чуть ниже.

– Может, он сам застрелился? – предположил Дронго. – Такой вариант возможен?

– Где же тогда пистолет? – возразил Потапов. – Куда он делся? И почему пропала коллекция монет? Кроме того, самоубийцы обычно оставляют записки с объяснениями причин своего поступка. Вы думаете, что Глушков, решив застрелиться, не оставил бы подобной записки?

Дронго, никак не прокомментировав его вопросы, вошел в небольшой холл и огляделся по сторонам. Дом был небольшой, всего несколько комнат – две на первом этаже плюс кухня и три на втором. Кабинет хозяина и две небольшие спальни – Глушкова и его супруги – находились наверху. На первом этаже к кухне примыкала столовая, а с правой стороны располагалась гостиная.

Из гостиной вышел молодой человек в темно-сером джемпере и синих брюках. Дронго вспомнил фотографию бывшего вице-премьера, которую показывали по телевизору. Молодой человек был удивительно похож на отца. Такое же круглое лицо, густые брови, очки.

– Сын академика Глушкова Олег, – представил его Потапов, – а это наш эксперт, – указал он на Дронго, но не назвал его имени.

Дронго кивнул.

– Садитесь, – пригласил гостей Олег, указывая на диван и стулья, стоящие вокруг стола. Сам он сел в кресло и тяжело вздохнул. – Все произошло так неожиданно, так страшно. Мы осмотрели все комнаты. Но, кроме коллекции монет, ничего больше не пропало. Так, во всяком случае, считает и Вероника Андреевна.

Дронго, нахмурившись, посмотрел на Потапова. Кажется, генерал не сообщил ему какие-то нужные сведения. Почему сын называет свою мать по имени-отчеству.

– Где она сейчас? – поинтересовался Потапов.

– В своей спальне, – ответил Олег. – Я уже собирался уезжать, но ваши сотрудники попросили меня задержаться.

– Вы хотели уехать? – уточнил Дронго. – А ваша мать собиралась остаться на даче?

Олег нахмурился. Он хотел что-то сказать, но в этот момент раздались шаги – по лестнице спускалась вдова Глушкова. Мужчины поднялись со своих мест. В гостиную вошла высокая женщина. На вид ей было лет сорок пять. Светлые пышные волосы, четко очерченные скулы. Темное длинное платье. Дронго обратил внимание на разрез ее несколько вытянутых глаз и тонкие крылья носа. Очевидно, женщина уже побывала в руках косметологов и под ножом хирургов. Достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять, почему Олег называл супругу своего отца по имени-отчеству. Она не могла быть его матерью по возрасту.

Поздоровавшись кивком головы со всеми, Вероника Андреевна прошла к столу и, подвинув стул, села несколько в стороне от пасынка. Дронго обратил внимание, что она не смотрит в сторону Олега.

– Извините нас за столь поздний визит, – обратился к хозяйке Потапов, – но приехал наш эксперт господин Дронго, он хотел бы с вами побеседовать.

– Конечно, – кивнула женщина.

Было заметно, что она нервничает, но старается держаться внешне спокойно. Олег нервничал больше. Время от времени его лицо подергивалось от нервного тика.

– Вы все осмотрели в доме? – спросил Потапов. – Кроме коллекции монет, ничего не пропало?

– Ничего, во всяком случае, я ничего не обнаружила. Олег осмотрел кабинет отца. Там тоже ничего не пропало.

У нее было слегка припухшее лицо, покрасневшие веки, однако ничто больше не выдавало в ней вдову, внезапно потерявшую супруга. Олег выглядел гораздо более подавленным.

– Вы извините, что мы беспокоим вас в такой момент, – сказал Дронго, – но я хотел задать вам несколько вопросов.

– Спрашивайте, что хотите, – равнодушно произнесла она, – мне уже все равно. Ваши прокуроры допрашивали меня целых три часа. А потом еще опрашивали соседей. Непонятно зачем. Что могут знать соседи о том, что случилось в нашем доме? Вокруг деревья и кустарники, соседние дома даже днем почти не видны.

Протянув руку, Вероника Андреевна взяла со стола пачку «Кэмел» и достала сигарету. Олег даже не пошевельнулся, чтобы протянуть ей зажигалку, которая лежала на стоящей рядом с ним тумбочке. Вместо него свою зажигалку достал Числов. Хозяйка дома, прикурив, благодарно кивнула.

– Вчера вечером Федор Григорьевич был один? – спросил Дронго.

– Да, – вздохнула она, – обычно его привозил водитель, но иногда он приезжал сюда сам. Ему вообще нравилось самому водить машину, он говорил, что это его успокаивает. Вчера он приехал часов в восемь вечера. Я осталась в нашей городской квартире. Он позвонил мне через час, и мы о чем-то поговорили. Я сейчас даже не могу вспомнить, о чем именно. А потом я словно что-то почувствовала. Начала ему звонить, но его мобильный телефон был отключен, а городской не отвечал. Честно говоря, я подумала, что он вышел погулять. Он часто гулял по ночам вокруг дома. Ему вообще здесь нравилось. В одиннадцать я снова позвонила. И опять никто не ответил.

Она тяжело вздохнула и выпустила эффектную струю дыма. Дронго подумал, что лет двадцать назад она, наверное, была очень красивой женщиной. Хотя и сейчас могла нравиться мужчинам. У нее были полные, чувственные губы.

– Всю ночь я плохо спала, – продолжала Вероника Андреевна, – а утром мне позвонили и сообщили…

Она с силой потушила сигарету в пепельнице. Голос у нее дрогнул, глаза увлажнились. Она отвернулась. Дронго посмотрел на Олега. Тот сидел мрачный и никак не реагировал на слова мачехи. В отношении сына к мачехе было заметно некоторое напряжение, какое обычно бывает у взрослых детей, не одобряющих родительский выбор.

– Наш водитель Илюша обнаружил его убитым, – у нее снова дрогнул голос, – он мне позвонил, и я сразу приехала. Вызвала второго водителя и приехала. Примерно минут через тридцать-сорок. К этому времени здесь уже было много людей. Из милиции, из прокуратуры, врачи «Скорой помощи», наши охранники. Я всех не запомнила. Федора Григорьевича я увидела не сразу. Меня не пускали в комнату, пока там работали ваши эксперты. А потом мы вошли вместе с Олегом. Он тоже приехал, и мы вдвоем вошли в кабинет…

Она замолчала и посмотрела на Дронго.

– Не представляю, кто мог его убить, – призналась она, – Федор Григорьевич был прекрасным человеком. Он никому и никогда не сделал ничего плохого. Почему все так закончилось?

Зазвонил городской телефон. Трубка лежала рядом с Вероникой Андреевной на столе. Она взяла ее.

– Да, – сказала она скорбным голосом, – такой ужас, Валечка. Спасибо большое. Он вас так любил. Спасибо. Да, похороны в понедельник. Нет, нет. Спасибо. Я тебе потом все расскажу. Да, сердце, да, да. Неожиданно. Инфаркт. Извини меня. Да, спасибо.

Она убрала трубку.

– Я отключила свой мобильный, – извиняющимся тоном сказала она. – Говорят, что по телевидению передали сообщение о смерти Федора Григорьевича, и теперь все пытаются дозвониться. Хорошо, что телефон на даче мы поменяли два месяца назад и не все знают наш новый номер. Иначе нам не дали бы поговорить.

Потапов понимающе кивнул.

– В последние дни в поведении Федора Григорьевича вы не заметили ничего необычного? – спросил Дронго. – Может, вы замечали, что он нервничает? Или что-то еще?

– Меня об этом уже спрашивали, – спокойно сказала она, – нет, конечно. Следователи почему-то думают, что он мог застрелиться. Но у него не было пистолета. И зачем ему стреляться? Нет, нет. Я знаю: его убили из-за этой дурацкой коллекции монет. Кто-то, узнав про эти монеты, сумел незаметно проникнуть на дачу.

Зазвонил мобильный телефон Числова. Тот, извинившись, достал аппарат и вышел из гостиной. И почти сразу, заглянув снова, вызвал Гумарова. Оба сотрудника службы охраны вышли из гостиной. Перед тем как выйти из комнаты, Гумаров что-то прошептал Потапову, и тот согласно кивнул. После ухода сотрудников охраны обстановка стала несколько спокойнее, словно спало некое напряжение. Такое количество чужих в доме явно действовало на психику и Вероники Андреевны, и Олега Глушкова.

– Как вы думаете, кто мог знать про эту коллекцию? – спросил Дронго.

– Кто угодно, – удивилась она. – Федор Григорьевич был открытым, доброжелательным человеком. Он ничего не скрывал от людей. У нас в доме всегда было много гостей…

Олег дернул ногой, и Вероника Андреевна заметила этот жест.

– Да, – с вызовом сказала она, – у нас всегда было много друзей. И мы не видели в этом ничего плохого. Но я не могу никого подозревать. Среди наших знакомых были только порядочные люди. Хотя сейчас все изменилось. Никто не знает, кого сейчас можно считать порядочным человеком.

Олег нахмурился, но не стал возражать. В присутствии мачехи он держался гораздо более скованно, чем можно было ожидать от мужчины его возраста.

– Никаких других ценных вещей в доме не было? – уточнил Дронго.

– Откуда? – улыбнулась Вероника Андреевна. – Откуда у нас могли быть ценные вещи? Нужно было знать академика Глушкова. Он был абсолютный бессребреник, никогда не копил денег, не пользовался своим служебным положением. Любой чиновник, который работал хотя бы один год в ранге заместителя министра, обогащался так, что хватало не только детям, но и внукам. Успевал приватизировать несколько заводов или хапнуть какое-нибудь предприятие. А Федор Григорьевич о таких вещах и не думал. Вы ведь помните, он был вице-премьером дважды. И всегда газеты писали о его высоких нравственных принципах. Он был очень честный человек, иногда даже в ущерб самому себе и своей семье…

– Думаю, что он был достаточно состоятельным человеком, чтобы обеспечить семью, – ядовито вставил Олег.

Он не договорил второй фразы, но все поняли, что он хотел сказать. «Достаточно состоятельным человеком, чтобы обеспечить капризы своей молодой жены», – хотел сказать сын погибшего. Очевидно, именно так и поняла его выпад Вероника Андреевна. Нахмурившись, она неприязненно взглянула на Олега.

– Я не жалуюсь, – нервно произнесла она, – я просто рассказываю, каким честным и порядочным человеком был твой отец.

Она потянулась и взяла еще одну сигарету. Числова в комнате не было, а среди присутствующих мужчин никто не курил. Вероника Андреевна с вызовом взглянула на Олега, рядом с которым лежала зажигалка. Молчание длилось несколько секунд, затем Олег протянул руку, взял зажигалку и передал ее мачехе.

Фыркнув от подобной «галантности», она щелкнула зажигалкой. Вновь раздался телефонный звонок. Она взяла трубку, успев придать лицу соответствующее скорбное выражение.

– Слушаю вас, – произнесла она голосом безутешной вдовы. – Кто это говорит? – Неожиданно голос у нее изменился. – Да, это я. Он еще здесь. Сейчас я передам ему трубку. Спасибо. Я знаю, как ты нас любишь, – язвительно произнесла она и протянула трубку Олегу. – Твоя жена, – сообщила она покрасневшему пасынку. Тот, порывисто вскочив, взял трубку.

– Что случилось? – спросил он, поправляя очки.

– Когда ты приедешь? – раздался из трубки женский голос, достаточно громкий, чтобы его мог услышать сидящий рядом Дронго. – Чего ты сидишь там с этой дрянью?

– Извини, Танечка, мы сейчас заняты, – попытался успокоить супругу Олег.

Очевидно, его жена не питала родственных чувств к мачехе своего мужа.

– Чем ты занят? – продолжала бушевать его супруга.

Она все еще кричала, когда Олег, извинившись, вышел из гостиной.

– Его жена – истеричка, – сообщила довольная разыгравшейся сценой Вероника Андреевна. – Поэтому он такой затюканный. Мать женила его на дочери своей подруги. И вместе они добили его окончательно. Федор Григорьевич никогда не одобрял этого выбора.

– Его мать жива? – спросил Дронго.

– Нет, – ответила Вероника Андреевна. – Она работала главным врачом больницы. Говорят, это была такая властная женщина, что убивала вокруг себя даже микробы. Но она умерла десять лет назад. Как раз успев женить своего сыночка на дочери подруги. Наверное, торопилась его окольцевать, – жестоко предположила она, – знала, какой он никчемный. А через два года мы встретились с Федором Григорьевичем.

– Сколько лет вы прожили вместе?

– Официально шесть. Но первые два года мы встречались, не особо афишируя наши отношения.

– Вы были замужем?

– Это имеет отношение к смерти Федора Григорьевича? – удивилась она и пожала плечами. – Да, я была замужем. Дважды. И оба раза неудачно. Федор Григорьевич был моим третьим мужем. А я его вторая жена. Люди иногда долго ищут, прежде чем находят свою недостающую половину. Вам так не кажется?

– Наверное, – улыбнулся Дронго. – Извините меня, что я задаю такие нетактичные вопросы. У вас хорошие отношения с бывшими мужьями?

– Вы думаете, что кто-то из них перелез через забор, забрался в дом и убил Федора Григорьевича? – усмехнулась она. – Ну это чистая фантастика. Мой первый муж сидит в тюрьме, отбывая срок за хищение государственных средств в особо крупных размерах. Ему сидеть еще несколько лет. А второй муж находится сейчас в Чехии, он бизнесмен и ведет дела с чешскими предприятиями. Как видите, у моих мужей абсолютное алиби. Так, кажется, говорят ваши коллеги?

– Правильно, – подтвердил он, чтобы не раздражать женщину, и без того находящуюся в истерически-возбужденном состоянии.

– Извините, что спрашиваю, – продолжал Дронго, – а какие отношения были у вас с соседями?

Вероника Андреевна чуть нахмурилась. По лицу пробежала легкая тень. Затем она немного нервно ответила:

– У нас со всеми были прекрасные отношения. Почему вы спрашиваете?

– Мне нужно поговорить и с ними. Может, кто-то видел, как к вашему дому подходил неизвестный.

– Они вам ничего не скажут, – сразу огорчила его Вероника Андреевна. – И потом, вы, очевидно, не совсем понимаете, куда приехали. Здесь живут члены правительства и руководители государственных учреждений. Здесь не притон, где обитают воры или бандиты…

– Не сомневаюсь, – вежливо согласился Дронго, – но мне важно знать, какие отношения были у вас с вашими соседями.

– Самые дружеские. Академик Перельман – коллега моего мужа по академии. Лопатин и Романовский – слишком занятые люди, поэтому не могли часто у нас бывать. Хотя Всеволод Витальевич несколько раз приходил. Они говорили о своих монетах. Лопатин тоже заходил один или два раза. Он вообще многим обязан Федору Григорьевичу. Мы близко дружим с его супругой – Нелличкой. Мы здесь часто остаемся одни, без мужей, которые безумно заняты на работе. Поэтому мы сблизились с Нелли Лопатиной.

Она тяжело вздохнула:

– У всех жен одна и та же история. Мы вынуждены сидеть дома, пока наши мужья занимают свои высокие посты. Устроиться на работу в нашем положении почти невозможно: вся страна знает о наших мужьях, и мы не сможем сохранить инкогнито. Кроме того, мы обязаны обеспечивать семейный уют и нормальную обстановку в доме. Я не жалуюсь, только рассказываю вам, как трудно было соответствовать высокому статусу супруги академика Глушкова.

– Кроме Лопатиных и Романовских, рядом с вами живет семья академика Перельмана, – напомнил Дронго. – Он коллега вашего мужа по академии.

– Да. Но из его семьи мы видели чаще всего его дочку, – в голосе Вероники Андреевны прозвучало плохо скрытое недовольство. – Эта особа училась с детьми Федора Григорьевича и считала себя чуть ли не членом его семьи. Такая молодая и очень бойкая. Вообще я считаю, что на дачу люди приезжают отдыхать, а не принимать гостей. Вы со мной не согласны?

Очевидно, она успела запамятовать, что только что рассказывала о том, что в доме Глушкова всегда было много гостей. «Типичная оговорка по Фрейду, – подумал Дронго. – С одной стороны, Глушков был очень известен, и к нему наверняка тянулись люди. С другой, его новая жена пыталась всячески оградить его от старых знакомств, резонно полагая, что они вызывают и старые воспоминания». Дронго не успел ничего ответить, когда в гостиную вошел Олег. Он протянул трубку мачехе:

– Это академик Архипов. Он хочет поговорить с вами.

Взяв трубку, она снова придала лицу скорбное выражение. Женщина явно обладала неплохими актерскими данными. Ее уверенное и насмешливое выражение лица сменилось на скорбную мину безутешной вдовы.

– Здравствуйте, Сергей Алексеевич, – простонала Вероника Андреевна.

Олег отвернулся, его, видимо, раздражала подобная манера поведения мачехи.

– Такое горе, – дрогнувшим голосом продолжала она. – Да, вчера вечером. Не совсем сердце. Я вам потом все расскажу. Да, да, конечно. Нет, похороны в понедельник. Говорят, что будет сам президент, – не удержалась она от тщеславного выпада.

Олег взглянул на Потапова.

– Я вам не нужен? – спросил он. – Можно мне уехать? За Вероникой Андреевной уже приехал ее водитель.

Потапов взглянул на Дронго.

– У вас есть машина? – спросил Дронго.

– Да, – несколько удивленно произнес Олег. – Вас подбросить до города?

– Чтобы вас не задерживать, я бы хотел поехать с вами в город и заодно поговорить. Это звонила ваша супруга?

Олег чуть покраснел.

– Я могу остаться, – сказал он более решительно.

– Не обязательно, – возразил Дронго. – Я думаю, мы скоро закончим разговор с Вероникой Андреевной.

Он отметил, что вдова разговаривала с академиком Архиповым, давним знакомым самого Дронго. Но об этом здесь не стоило говорить. Олег сел на прежнее место, ожидая окончания разговора.

Когда Вероника Андреевна, закончив разговор, положила трубку на стол, у нее было прежнее спокойное выражение лица.

– Все равно в покое не оставят, – произнесла она, вздыхая. – Представляю, что творится у нас дома.

– Ваш водитель приехал, – сообщил Олег.

– Спасибо, – равнодушно ответила она.

– У вас свой водитель? – уточнил Дронго.

– Да, конечно. У Федора Григорьевича был свой водитель – из его института, он работал с ним много лет. А мой водитель получает зарплату только у нас и работает со мной.

– Ясно. У меня к вам последний вопрос. У вас не было никаких размолвок с вашими соседями по даче? Может, какие-то споры, конфликты, недоразумения?

– Что вы, – грустно улыбнулась она, – наши соседи – чудесные люди. Даже слишком чудесные. Если вы думаете, что кто-то из них мог совершить подобное…

– Спасибо, – сказал Дронго. – Вы извините, что мы вас задержали.

Мужчины поднялись.

– Я поеду в город, – сообщил Олег мачехе, – Алла утром прилетает из Стокгольма.