Петербургский сыск. 1870 – 1874 Москвин Игорь

– Хорошо. А когда в последний раз встречали Ивана?

– Да в тот вечер, когда он сгинул.

– То есть позавчера? И где?

– Шел, как всегда, в чайную на Тамбовскую.

Путилин отметил это «как всегда».

– И часто туда захаживал?

– Нет, – поняла свою ошибку женщина.

– А что ищете? – бесцеремонно спросила Ирина.

Путилину не понравился вопрос, но сквозь улыбку он сказал:

– Следы преступления.

Собеседница вздрогнула.

– Иван Дмитрич, – подошел Жуков и шепотом произнёс, – слишком чисто, словно вымыли перед нашим приходом, даже полы отскоблили.

– Я думаю здесь искать больше нечего, – Путилин сжал губы, – у меня есть другие мысли. Топора не находили?

– Нет, – покачал головою помощник.

– Ну и ладушки.

В кабинете были двое – хозяин и его помощник Михаил Жуков, на них сурово со стены взирал Его Величество Император Российский, напоминая о проходящих днях и угрозах обер—полицмейстера.

– Иван Дмитрич, Вы говорили о двух женщинах…

– Я знаю, – резко перебил Путилин, – все наличествует и подозреваемые, и дом возле воды, но связать воедино, а я пока не могу, что побудило на такое зверство. Вот что, голубчик, проверь чайную на Тамбовской. Часто ли там бывал наш убиенный? Проверь и скобяные лавки близь от места жительства убиенного: не покупал ли кто топор в последние дни. В особенности женщины. Потом юбка и блузка. Иди, Михаил, – махнул рукой, – иди.

Сам же Путилин отправился в артели извозчиков, полдня потратил на опросы о Сорокине. Ни один из опрошенных не отозвался об убиенном ни одним хорошим словом. «Негодный человечишка» были самые лестные слова. Поговаривали, как он похвалился, что жена, как шелковая, приучил ее к изрядному послушанию кулаком и плетьми, которых у него было в достатке в продаже, хотя продавал мало, но деньжата водились. Ребёнка, вообще, не замечал, относился к нему не как к родному, а как к пасынку.

Иван Дмитриевич воротился в свой кабинет в отвратительном расположении, с одной стороны давила неделя, данная ему на раскрытие убийства обер– полицмейстером, с другой – несчастная женщина, теперь он не был уверен в ее виновности, хотя многое говорило об этом. Подробности семейной жизни вносили сумбур в рассуждения.

Через полчаса после Путилина явился Жуков с отсчетом о проделанном.

Чай в стакане давно остыл, начальник сыскной полиции позабыл о нем и от рассеянности едва не столкнул на пол.

– Рассказывай.

– На Курской улице в лавке Игнатьева третьего дня женщина купила топор, торговец очень уж был удивлен, когда она попросила заправить и без того острое лезвие, поэтому ее и запомнил, привередливая попалась покупательница. Я тайком показал Сорокину, он ее не признал. Потом я показал ему Ирину Кузьмину, а вот про нее он сразу же сказал. «Она, – говорит, – она!»

Иван Дмитриевич оживился, провел рукою по лицу.

– Так– так, а дальше?

– Оказывается, наш покойник посещал не только чайную, но и любил вечерком посидеть за графинчиком беленькой в трактире «Муром» на Малом проспекте, хотя есть питейные заведения поближе, и не стеснялся захаживать в дома терпимости. В окрестных его прекрасно знали, хотя дома ждала молодая жена.

Помощник видел, что начальника что—то беспокоит.

– Про юбку и блузку разузнать не удалось, – развел руками докладывающий.

– И на том спасибо.

– Убийцы они или нет.

– А вот это вскорости станет известно.

– Не сомневаюсь.

– Только навестим госпожу Сорокину.

– Может привести ее сюда?

– Не надо.

Альбина даже не встретила их, а только громко сказала, что дверь не заперта.

– Доброго вечера вашему дому, – поприветствовал хозяйку Иван Дмитриевич и через плечо сказал помощнику, – приведи ее.

Через несколько минут в комнату вошла Ирина, ее глаза горели недобрыми огоньками, сама будто бросала вызов Путилину своей независимостью. Помощник понял, что надо оставить начальника одного с женщинами.

– Не знаю с чего начать, – пожевал губу Иван Дмитриевич, – но мне многое известно.

– И что же? – прошипела Ирина.

– Многое, – просто ответил начальник сыска, не повышая голоса, – в особенности об издевательствах господина Сорокина.

– Тоже тайна, – съязвила Ирина.

– Почему мне сразу не сказали об этом?

– Какая вера жене, – наконец раздался голос Альбины, – если она должна быть покорна воле мужа да и не говорят плохо о покойнике, хотя как не страшна была его смерть, – она посмотрела Путилину в глаза, в ее словах не было ни злобы, ни отчаяния, ни каких чувств, полнейшая пустота, – я рада, что он умер. Я устала от страха быть выгнанной на улицу, хотя это уже было, он выставлял меня за дверь, а несколько дней назад он пришел домой пьяным, если бы поднял руку на меня, я стерпела бы, но он схватил ребенка и бросил об пол. Наверное, ангел сберег нашего сынишку, он не пострадал, только сильно испугался, но даже не заплакал. В ту минуту мне хотелось его убить, но ужас сковывал меня. Я – женщина, я – слабая женщина. Это Иван был негодяем! – произнёсла сквозь слезы Альбина.

– Зачем вы купили топор? – он обратился к Кузьминой.

– Так Иван просил купить, он же приказал хорошо заточить.

– На что он ему был нужен?

В ответ Ирина только пожала плечами.

– Понятно, – Путилин снова обратился к Кузьминой, – у Вас есть зеленая сатиновая в горошек юбка?

– Да, – искренне удивилась она. – Юбка старая, лежит на дне сундука и одевала ее в последний раз с полгода назад.

– Вас Иван видел в ней?

– Наверное, в первое время я ходила в том, то привезла с собою из дома.

– Кто мог ее взять?

– Не знаю.

– Я, – подала голос Альбина, – меня заставил взять юбку и блузку Иван.

– Для чего?

– Я не знаю. Я его боялась, и мне было страшно сделать что—то не так. Я боялась за сына.

Путилин вернулся к себе в кабинет задумчивым и рассеянным, присел за стол, не снимая шляпы, начал барабанить пальцами по поверхности стола.

– Иван Дмитрич, Иван Дмитрич, – рядом стоял Михаил Жуков, но начальник его не замечал, пока в десятый раз стоящий рядом громко не кашлянул.

– Да, да, – Путилин отвлекся от мыслей, – что тебе?

– Какие будут распоряжения, Иван Дмитрич?

– Присаживайся, – показал рукой на стул.

– Какие будут распоряжения? – повторил вопрос помощник.

– Пока надо подумать, – опять углубился в размышления, потом снова взглянул на собеседника. – Оказывается, наш покойник попросил купить топор Кузьмину, а украсть юбку у нее же свою супругу. Может быть это и ложь, но я склонен верить этим женщинам, хотя… Вот когда я пойму для каких целей Сорокину это было нужно, приблизимся к убийце.

Жуков едва дышал, боясь даже тихим своим сопением отвлечь начальника от размышлений.

– Ясно одно, – поднял голову Путилин, – наш убиенный не так прост, как хотел казаться. В его желании, чтобы за некое преступление пострадала Кузьмина, для этой цели и похищение ее одежды, и просьба о покупке топора. Только почему он поручил жене? Значит ли это, что она должна замолчать вовеки? Наверное, да. Но не сходится.

– Он хотел избавиться от семьи?

– Может быть, – в словах чувствовалось, что Иван Дмитриевич получил в руки маленькую ниточку. – С кем встречался наш покойник в питейных заведениях? Кроме случайных собутыльников, у него должен быть сообщник. Не дает мне покоя… Таится за всем этим что—то крупное.

Утром, едва солнце блеснуло первым лучом, Иван Дмитриевич вошел в кабинет и, не снимая шляпы, принялся рассматривать бумаги месячной давности. Только вчера поздно ночью пришло одно соображение, которое хотелось проверить. Полночи он не мог заснуть, ворочался с боку на бок, не давали покоя мысли и вот сейчас он проверял себя.

Месяц тому в Псковской губернии в деревеньке Семеновцы Порховского уезда близь станции Дно было совершено зверское убийство десяти человек. Вся семья торговца Семенова – он сам, его сын, сноха – были зарублены топором, а шестеро детишек и работник, живший у них, зарезаны. В доме беспорядка не было, словно убийцы знали все тайники местного богатея.

Путилин после проверки бумаг устало опустился на кресло. В бумаге значилось имя убитого работника Василий Сорокин, двадцати четырех лет.

Теперь можно начинать следствие не с нуля, а с маленькой единички, есть от чего двигаться. Случайное совпадение? Оба из одной деревни, братья? Родственники? Однофамильцы? Иван да Василий, Василий да Иван. Что ж придется навестить Псковский край и там из первых рук все разузнать.

В восемь часов сотрудники в ожидании указаний собрались в путилинском кабинете.

После приветствия Иван Дмитриевич выдержал паузу.

– Господа! Я хотел бы, чтобы сегодняшний день вы употребили для получения сведений о нашем покойнике, то есть об Иване Спиридоновиче Сорокине. Мне доподлинно известно, что он замешан в преступные дела, доказательств пока не имею, только умозаключения. Каждый из вас получит задание, жду с отсчетами вечером после девяти часов.

В полдень Путилин поднимался по лестнице, ведущей к квартире Сорокиных. Дверь отворила сама хозяйка, аккуратно причесанная и в накинутом на плечи черном плате.

– Проходите, – вместо приветствия произнёсла безучастная вдова и, не дожидаясь ответа, прошла в комнату, где махнула рукой, указав на стул, – присаживайтесь, раз пришли, – голос звучал глухо, без какой бы то ни было интонации.

– Спасибо, – осмотрелся Иван Дмитриевич, хотел положить шляпу, но присел, держа ее в руках.

– Я вас слушаю.

– Наверное, вам неприятен разговор о муже, но я вынужден побеспокоить Вас еще раз, чтобы уточнить некоторые обстоятельства.

– Ваше право, господин Путилин, ваше право.

– Альбина, скажите, господин Сорокин рассказывал о своей семье, откуда родом?

– Он был немногословен, но за годы прожитые с ним… У него в деревне, откуда он приехал, осталась мать и младший брат. Не знаю, но то ли Василий, то ли Викентий, не могу сказать. В Петербург Иван приехал к сестре задолго до нашего обручения, которая его позвала к себе, мол, здесь можно больше заработать, но я ни разу не видела ее.

– Хорошо. А часто из дома отлучался Иван Спиридонович?

– Не часто, но бывало, хотя больше одной ночи не отсутствовал. Говорил, что ездит по окрестным деревням для закупки товара.

– К нему кто—нибудь приходил?

– Нет, он гостей не жаловал. Только один раз появился неприятный человек за эти годы.

– И когда?

– Не знаю, – провела рукою по волосам, вспоминая, – недели две тому будет.

– Какой из себя?

– Что сказать? Тепло было, а он в теплой одежде, правда, без шапки, но взгляд какой—то не людской, а звериный, навроде хищника. Глазки такие маленькие и колючие, я запомнила это потому, что они с Иваном пошептались в коридоре и пришедший быстро ушел.– она замолчала, словно что—то вспоминала, Путилин ее не торопил, – вот еще, над глазом, – она провела левою рукою по лбу, – рваный шрам.

– Большой?

– Нет, с мизинец.

– Долго они разговаривали?

– Минут с пять, но Иван после разговора был очень сердит.

– Сестра где проживает?

– Где—то на Васильевском, вот точнее сказать не могу, не знаю.

– Спасибо, Альбина, – Иван Дмитриевич поднялся со стула, – за беседу.

Кузьмина ничего не могла добавить к тому, что говорила ранее. Не могла и ответить: зачем купила для Сорокина топор? Сама себе удивлялась. Не слишком хороший человек Иван Спиридонович мог подобрать ключик к женскому сердцу, которое таяло под его жаркими речами.

Вечером вернулись на доклад агенты.

Отправленные в трактир «Муром» удивили.

– Иван Дмитриевич, самое удивительное, что в сей трактир так просто не попасть. Стоит вроде бы на отшибе, завсегдатаев не так много, а пускают не всех, словно секреты оберегают.

– Может быть, так и есть.

– Хозяин – личность угрюмая, бывший моряк Серафим Матушкин. Высокий, двух аршин и десяти вершков, черные волосы.

– Особые приметы.

– Не заметили, но есть у него один помощник – мастер на все руки и дров наколоть, и трактир убрать, и посетителя нежелательного выставить, так у него над левой бровью косой шрам.

– С вершок?

– Да, – удивленно сказал докладывающий.

– Так, – постучал пальцами Путилин по столу, – завтра продолжайте наблюдение.

Через час пускающий в небо черные клубы дыма паровоз уносил Ивана Дмитриевича и его помощника с Царскосельского вокзала в город Порхов для изучения подробностей по делу убийства семейства торговца Семенова.

Михаил поначалу смотрел в окно, разглядывая проносящиеся деревья и изредка попадающиеся дома. Не выдержал:

– Иван Дмитриевич, убийство купеческой семьи и Сорокина одних рук дело?

Путилин, сидевший с закрытыми глазами, пошевелился. Приоткрыл один и тихим голосом произнёс:

– Угомонись! Приедем, будет видно.

Жуков опять повернулся к окну, спать не хотелось. Все мысли теребили, одна другой причудливей. То они с Иваном Дмитриевичем на месте арестовывают злодеев и возвращаются назад, где их встречает, если не министр, то по крайней мере обер—полицмейстер. Но спустя какое—то время мерный стук колес навеял сонное состояние и Миша задремал.

На маленьком перроне, где остановился паровоз, фыркающий молочными облаками, с тремя вагонами, петербургских гостей встречали четверо – начальник станции, урядник, судебный следователь и волостной писарь.

Уряднику принесли телеграмму с нарочным ближе к полуночи, хоть и не хотела прислуга будить своего хозяина, который отправился почивать, но он, несколько раз прочитав послание, послал за судебным следователем. Вместе решили, что неспроста едут петербургские чиновники, не иначе, как с проверкой состояния дел, поэтому приготовились к разным неожиданностям.

Гости выглядели не заносчивыми столичными чинами, а одеты в простое цивильное платье. Без настороженности поздоровались, лица светились открытыми улыбками, и не было заметно, что держат за пазухой камешек.

– Господа, – произнёс Иван Дмитриевич, – вы не будете возражать, если мы с Николаем Ивановичем и моим помощником Михаилом Жуковым проедемся в Семеновцы, а вас не будем утруждать своим присутствием.

Урядник зло посмотрел на судебного следователя, невооруженным взглядом была заметна их давняя неприязнь. Не хотелось ему оставлять этого чинушу наедине со столичными.

– Что ж, – сквозь зубы выдавил урядник, – Николай Львович свое дело знает. За сим разрешите откланяться, – наклонил голову, одел форменную фуражку. Хотел по военному повернуться, но получилось нескладно. Махнул с досады рукой и зашагал к своим бегункам.

Гостей же подвели к шикарной коляске, запряженной парой лошадей.

– Прошу, – судебный следователь церемонно протянул руку, приглашая садиться.

– Николай Иванович, – произнёс Путилин, когда тронулись, – чем знамениты Семеновцы?

– Да ни чем особенным, – пожал плечами следователь, край наш не богат. Только вот лен и сподобились выращивать, от него вся прибыль. Местные его выращивают, а булыни, так здесь купцов прозывают, скупают на корню весь урожай и за границу отправляют или в Лилль, или в Белфаст. Самое неприятное, что задарма. Крестьянину деньги к осени нужны на закупку товаров и для уплаты податей. Таким был и убитый Семенов, ближайшую округу в кулаке держал. Не было ни одного земледельца не задолжавшего нашему убиенному. Хватка была у него медвежья. Один раз, – разговорился Николай Иванович, – несколько человек подожгли его дом. Так он выстроил новый наподобие крепости, стены двухсаженные, с собачьей охраной на краю деревни. Поджигателей так и не смогли сыскать.

– Как же обнаружили убиенных? – удивился помощник.

– Узнали по случайности. Семейство купца поднималось рано, хозяйством занимались, печь топили, а здесь тишина с утра, даже собаки и те не лаяли. Соседка заподозрила неладное, решила проверить – может, в доме что случилось? А когда подошла к воротам, то они были приоткрыты. Сквозь щель заметила мертвых собак и работника, что выполнял всю грязную работу по дому.

– Вы прибыли в тот же день?

– Да, как получили известия, сразу же в деревню. Приехали засветло.

– Чужие могли к нему попасть?

– В том—то и дело, что нет. Никого из чужих дальше ворот не пустил бы.

– Странно.

– Вся невидаль, что странно. Взрослые были связаны и убиты ударами топора, а дети в одной комнате зарезаны ножом.

– Ничего странного не было?

– Странность была в диковеном узле.

– Чем?

– Подобие морского что ли, хотя господа, к морю касательства не имел. Сужу исключительно по литографиях в книгах.

– На том спасибо.

За беседой незаметно подъехали к дому убитого.

Дом действительно напоминал неприступную крепость. Огороженный двухсаженным забором он стоял, возвышаясь темной громадиной, навевая мысли о древних русских городищах, обнесенных бревенчатыми стенами.

Сестра купца не стала переезжать в освободившийся дом из—за суеверия, ведь десять душ покинули тела не по собственной воле, а только навела порядок, замыла кровавые следы.

Судебный следователь оставил гостей у ворот, а сам же вернулся через пять минут с новой хозяйкой, бойкой старушкой маленького роста.

– Доброго дня, – поздоровалась она.

Следователь развел руками, мол, одним нельзя.

Путилин понимающе кивнул головой.

Большой двор радостно зеленел травою. дом же производил гнетущее впечатление, не смотря на резное крыльцо и ажурные деревянные ставни.

– Там у колодца, – показал следователь, – и там, – показал рукою, – лежали зарубленные псы. На крыльце головою к ступеням Василий Сорокин, три раза ударили в спину ножом, на руках обрывки веревки.

Вошли в сени с низкими дверями, потом в светлую большую комнату с двумя лавками в углу и массивным столом для всей семьи.

– В этой комнате, – следователь подошел к двери и распахнул, – на полу рядком лежали связанные хозяин, его сын и сноха. А в той, – указал на двери напротив, – дети от трех до одиннадцати лет. Резали, как курят, по одному и всех точным ударом в сердце, – Николай Иванович перекрестился, – хоть не мучились. Здесь же на столе стояли две бутылки водки и закуска.

– Значит, хотя бы одного из убийц Семенов знал.

– Так точно.

– Да не пустил бы постороннего мой братец, – вмешалась в разговор нынешняя хозяйка дома, – очень был осторожный. На ночь супостатов выпускал, – Иван Дмитриевич понял, что старуха говорит о собаках, —так они не только лай поднимали, а кого хошь на части в миг растерзали бы.

– Скажите, – поинтересовался Путилин, – много денег у него здесь было?

– Почитай все его накопления, прижимист был, – перекрестилась на икону, – сколько ему говорила – отвези в банк, неровен час ограбит кто иль снова петуха пустит. Нет, говорит, под боком целей будут.

– У него были тайники?

– А как же, в сундуке он хранил немного, а остальное в подполе.

– Осмотрели весь дом и действительно были потайные места, но было видно, что в доме никто не искал, а сразу вскрыли места хранения.

– Сам хозяин, – дополнила сестра, – в жисть бы не сказал, где у него что лежит. На куски его режь, все одно молчал бы. О деньгах в подполе даже сын не знал, не то чтобы кто сторонний.

Иван Дмитриевич прошелся по комнатам, спустился в подпол.

На свежем воздухе вздохнул полной грудью, давило в доме непонятное чувство.

– Деревенских опрашивали?

– Давайте пройдем к дьячку, – предложил судебный следователь.

Дьячок, мужчина неопределенного возраста, с козлиной бородкой непрестанно крестился.

– Да, – говорил он, – уже под вечер возвращался я со станции. Меня обогнала двойка лошадей, в коляске сидело четверо мужчин. Одеты по—городскому. Никого из них раньше не видел.

– Вы долго здесь живете?

– Почитай с детства, так что всех знаю в округе.

– Запомнилось хоть что—нибудь?

– Нет, – усмехнулся дьячок, – да и времени прошло достаточно. Хотя, – он задумался, силясь вспомнить, – нет. Все, как на подбор, эдакие молодцы. Постой, постой, они меня обогнали, но в деревне я с ними сравнялся, их на коляске было двое и повернули к дому Семенова.

– Больше никого не видели.

– Нет.

Деревенские ничего к сказанному не добавили: Семенов был очень осторожным, постороннего не пустил бы, семью держал в строгости, любопытные заметили, как к воротам подъехали двое.

– Становится немного понятно, – проговорил Путилин, – приехало четверо, которых видел дьячок, когда его обогнали. Двое из них вышли ранее и спрятались в том лесочке, – показал рукою, – а двое поехали к дому Семенова. Их, наверное, уже ждали и знали, раз хозяин сам без боязни впустил убийц в дом. Возницу, с которым они добирались до деревни, гости отпустили, знали, что свидетель им не нужен. Незнакомцы вместе с хозяином отужинали, обсудили дела и легли спать. Когда все улеглись, один из ночных гостей вышел на крыльцо, вроде бы как покурить, убил собак, главное, что собаки не подняли лая, знали этого человека, он и впустил в дом тех двоих, что прятались в рощице. Во время ограбления работнику Василию Сорокину удалось освободиться, но далеко убежать не сумел и его зарезали во дворе. Убив Семеновых, душегубы забрали деньги из сундука и тайников, они знали, где он их прятал, запрягли лошадь хозяина и уехали, скорее всего, на станцию. Их следы следует искать там.

– Я тоже предположил так, – сказал Николай Иванович, – на станции я выяснил, с петербургского поезда сошли четверо, по виду купец с тремя приказчиками. Наняли извозчика до Семеновец, сказали, едут договариваться о покупке льна к знакомому булыни.

– Так и сказали?

– Да.

– Значит один из них местный, чужой бы не стал употреблять незнакомого слова.

– Я тоже так думал, но далее продвинуться не сумел.

– Василий Сорокин давно у Семенова был?

– Лет шесть – семь. Его брат Иван был у нашего купчишки на побегушках, но собрался и уехал в столицу к сестре, а вместо себя сосватал младшего брата. Про Василия говорили, что работящий и безотказный.

– Волостной писарь кому справлял паспорта для выезда из деревни?

– Двоим за последние годы – Ивану Сорокину и Егору Худякову.

– Проверяли обоих?

– К сожалению года три тому Егора зарезали в Москве в пьяной драке, а Иван Сорокин в Петербурге, торговцем стал, в края наши больше не заезжает.

– Был торговцем.

– Что с ним?

– Отправлен на встречу с Семеновыми.

– Да? – то ли удивленно, то ли вопросительно произнёс судебный следователь, – не подумал бы. Он же там женился, народил, по– моему, сына. Не подумал бы!

– Пути Господни, – горестная улыбка затронула губы Путилина, – а навел на вашего булыню– купца, скорее всего Сорокин– старший. Только он мог знать, где хранит деньги убиенный. Случайно увидел, и столько лет покоя не давало чужое добро.

– Но брат? – глаза Николая Ивановича округлились от удивления.

– Я думаю глупая случайность, когда Василий вырвался, об этом говорят обрывки веревки, его зарезал сообщник старшего брата.

– А дети?

– Опасные свидетели. Возможно Сорокину обещали никого не тронуть, хотя он наверняка догадывался, что живых после посещения купца не останется.

– Но дети? Какие они свидетели? Слишком малы.

– Когда пахнет большими деньгами, не то, что о чужой, о своей душе убийца не заботится.

– Если Сорокин один из них, а остальные?

– Об остальных есть только догадки и не более. К моему несчастью нет их примет и есть только одна зацепка – узел на веревке. Бывший моряк, в этом вы правы, а если прав и я, то искать надо преступников в Санкт– Петербурге и ваше местное преступление связано с нашим.

Брови Николая Ивановича взлетели в удивлении.

– Иван Сорокин был частями упакован в мешки и выброшен в реку.

– Ужасная смерть! – скривился судебный следователь