Призрак замка Тракстон-Холл Энтвистл Вон

Глава 7

Дурной

Станция оказалась чрезвычайно мала: кованая пристройка едва вмещала дожидавшихся приезжих, билетной кассой служила деревянная клетушка с окошком, а красочная вывеска с названием местечка занимала чуть ли не всю платформу.

Паровоз, похожий на гигантскую шипящую змею, развел пары, окутав все вокруг молочно-белым туманом, а когда прояснилось, он уже тронулся в путь. Двое джентльменов остались в окружении многочисленного багажа.

Уайльд потянул воздух широкими ноздрями и закашлялся.

– Деревенский воздух уж слишком свежий, чего доброго, мои легкие затоскуют по лондонскому смогу. Господи, Артур, мне уже дурно.

– Привыкай, Оскар.

– Может статься, сигарета меня спасет, – сказал Уайльд и полез во внутренний карман за портсигаром.

Когда вдалеке стало стихать пыхтенье паровоза, послышался топот копыт, и с путниками поравнялась повозка, запряженная малорослой лошадкой.

Возница, сутулый паренек в фуражке и поношенной рубахе с подтяжками, глянул на столичных гостей:

– Подсобить, что ль, господам?

– Да, пожалуй, – кивнул Конан Дойл, повергнув друга в замешательство.

Парень спрыгнул с повозки и почтительно стянул фуражку:

– Мое имя Фрэнк – Фрэнк Картер. Стало быть, так меня звать, возница я.

Он задрал голову, принюхался и кивнул на обложенный тучами горизонт:

– Ох, нутром чую, дело к ненастью.

Уайльд растерялся. Он в совершенстве владел пятью языками, переводил с латыни и греческого, но местные диалекты были для него китайской грамотой.

– О чем толкует этот парень? – шепнул он Конан Дойлу.

– Кажется, дождь собирается, и я склонен этому верить.

Уайльд закусил губу, страдальчески закатив глаза:

– Проклятье, мой багаж не должен намокнуть.

Возница перетаскивал чемоданы, складывая их, как головоломку. Конан Дойл опасался, что перегруженная повозка опрокинет бедное животное.

– Всего делов-то, – водрузив последний чемодан, сказал паренек с видом гордого строителя пирамиды, – все уместилось.

– Как это – все? Тут только самое необходимое. – Уайльд указал на вещи, путешествовавшие в багажном вагоне и теперь дожидавшиеся своей очереди на платформе.

Лицо возницы вытянулось.

– Ах, чтоб тебя! Все не влезет. – Он нахлобучил фуражку и обернулся к Уайльду. – Тут одной ходкой не обойдешься, вот оно как.

Уайльд вопрошающе глянул на Дойла.

– Он говорит, что вернется за остальным багажом позже.

Ирландец схватился за голову:

– Вот она, значит, какая, суровая сельская жизнь. Я опять скучаю по дому. – Он забрался в повозку. – Что ж, этого следовало ожидать.

Лошадка поднатужилась, вся дрожа от тяжести троих седоков и багажа, но так и не сдвинулась с места. Возница спрыгнул, подтолкнул повозку и вернулся на место, приняв у Конан Дойла вожжи.

Мощеная дорога очень скоро перешла в рыхлый грунт, изрытый глубокими колеями, в которых стояли лужи. Трясясь на ухабах, сумки и чемоданы Уайльда завели скрипучий концерт. Ярдов через двадцать проселок круто сворачивал влево, начались фермерские постройки. Гуси загоготали и бросились врассыпную, а куры продолжали упорно клевать зернышки прямо из-под колес повозки.

Посреди скотного двора, вооружившись вилами, чумазые дети и батраки ворошили сено. Задубевшие от грязи и пота лохмотья, казалось, навсегда приняли форму их тел. Они таращились на промчавшихся мимо элегантных джентльменов, как на пришельцев с другой планеты.

– Будете в Лондоне, загляните на мой спектакль. Скажете в кассе, что Оскар Уайльд разрешил выдать билеты на всех, – прокричал Уайльд, приподняв соломенную шляпу.

Крестьяне безучастно наблюдали, как повозка выехала на тропу, окаймленную живой изгородью.

Уайльд глубоко вдохнул.

– Ах, как бодрит свежий деревенский воздух с легкой примесью навоза. Вот бы сфотографироваться перед телегой с сеном в крестьянской робе, поношенной фуражке и с колоском в зубах.

– Оскар, ты серьезно?

– Нет уж, ни в коем случае, – запротестовал Уайльд в ужасе. – В таком виде я и в гроб не лягу.

Несмотря на ранний апрель, день выдался лучезарным и теплым. Они углубились в чудесную рощицу. Землю устилал благоухающий ковер из гиацинтов, а слух услаждало пение птиц. Постепенно деревья поредели, луга простирались до развилки дорог. В том месте заскорузлые корни мертвого дерева оплетали каменную плиту. Изъеденную влагой и временем надпись на камне нельзя было разобрать.

– Что тут написано? – спросил Конан Дойл возницу.

– Дорога висельников. На этом самом дереве вешали разбойников, ведьм и прочих злодеев.

– Должно быть, от зевак отбою нет, – сухо заметил Уайльд.

– Так и было, – ответил парень. – Пять сотен голов угодили в петлю.

– В самом деле? – удивился Уайльд. – Целых пятьсот? Напомни мне, чтобы я добавил сцену с повешением в салонную пьесу, – попросил он друга.

Вдруг с ветки дерева слетел потрепанный ворон. Возмущенно каркая, он пронесся над головами путников и пропал вдали.

Указатель на развилке гласил, что до Слеттенми оставалась миля по прямой, другой путь вел в долину Блэкхит. Возница без колебаний повернул налево.

– Разве нам надо не в Слеттенми? – спросил Уайльд.

Конан Дойл покачал головой:

– Я изучил карту еще в Лондоне. Слеттенми – всего лишь город, давший название станции, а Тракстон-Холл находится где-то там. – Он кивнул на простирающуюся вдали цепь изумрудных холмов.

– Боже правый! – вскричал Уайльд, нервно кусая губы. – У меня уже кружится голова.

– И это только начало, дальше подъем будет еще круче. Ты бы оделся потеплее, становится сыро.

Вскоре поля остались позади, деревья и цветущие изгороди попадались все реже. Теперь кругом были болотистые заросли вереска. Дорога пошла в гору, монотонность рельефа сменилась зрелищными видами; пенясь и разбиваясь на тысячу струй, водяные потоки обрушивались со скалистых утесов и терялись в глубоких расселинах; на дне белели кости овец, которые сорвались с обрыва.

– Притягательная мерзость, – заметил Уайльд. Он достал из пухлого чемодана плащ и спрятал кислую физиономию в подбитый волчьим мехом капюшон. – Швейцарские Альпы какие-то. И не подумаешь, что мы все еще в Англии.

Все круче становился подъем, повозка тащилась еле-еле, и путникам пришлось пойти своим ходом рядом с лошадкой, которая, забравшись на вершину, начала всхрапывать. Возница остановился и позволил животному отдохнуть.

Конан Дойл и Уайльд любовались просторами. Несколько извилистых горных дорог ныряли по склону прямо в уютную долину, где река плескалась в каменистом русле, а по берегам росли деревья. В отдалении возвышался величественный замок.

– Вот и Тракстон-Холл! – показал на него Конан Дойл.

– Ваша правда, господин, – кивнул возница.

– Довольно мрачная картина, – разочарованно заметил Уайльд.

Землю сотряс отдаленный гул. Черные тучи-корабли нависали над головами; полыхнула молния, вслед за ней громовые раскаты разнеслись по холмам, словно барабанная дробь.

Уайльд пришел в восторг:

– Артур, гроза приближается! Я чувствую себя Прометеем. – Он пафосно распахнул плащ. – Пусть огненная стрела поразит меня в самое сердце!

Возница был недоволен подобной клоунадой.

– Чего волынку тянуть, этак застрять тут можно, – в сердцах сплюнул он.

– Переведи, – шепнул Уайльд на ухо Дойлу.

– Наш юный друг справедливо заметил, что твой акт самосожжения может нас задержать.

– Что ж, будь по-вашему, – недовольно бросил Уайльд.

Передохнув немного, возница и седоки двинулись вниз по склону. Повозка норовила опрокинуться на каждом ухабе. У подножия холма путь им преградил брод. Воды было всего по щиколотку, но Конан Дойл заметил на валунах илистые отметины – свидетельства наводнений.

Возница крепче натянул поводья, понукая пони. Не прошли и половины, как колесо наскочило на подводный камень, и путников хорошенько тряхнуло. Парень прищелкнул языком, они снова тронулись; осторожно переехав камень, колесо угодило в глубокую промоину. Фрэнк тихонько чертыхнулся. Хозяин подбадривал лошадку, и она старалась изо всех сил, но без толку.

Увязли крепко.

Фрэнк Картер крепко выругался, спрыгнул, подняв тучу брызг, и принялся толкать повозку сзади. Конан Дойл поспешил на подмогу – тут же набрав полные туфли воды и замочив брюки, он прошлепал к свободному краю телеги и как следует уперся руками.

– Ну, давай же, Оскар, – подзадоривал он, – дружно навалились, поднажали!

Уайльд жалобно глянул на него сверху вниз:

– Только не в обуви за две гинеи, Артур. Если такие бравые герои не справляются, остается вызвать британский флот.

– Две гинеи за пару башмаков? – изумленно повторил Конан Дойл. – Немыслимо!

– Пожалуй, ты прав. За такую цену могли продать и две пары. Я чуть ли не вылетел из ателье, заподозрив продавца в привычке обсчитывать клиентов. – Он выставил ногу в высоком лакированном сапоге. – Изготовлено на заказ по деревянным колодкам моих размеров; им не грозят разошедшиеся швы, преждевременный износ, выгорание, ободранные мыски, потертости, военные действия, наконец. Все, что угодно, кроме… утопления.

Конан Дойл фыркнул и кивнул вознице. Они крепко уперлись ногами в землю и навалились плечами на повозку. Колесо лишь слегка качнулось вперед и ухнуло обратно в яму.

– Крепко сели, вот оно как, – сообщил парень, утерев фуражкой пот со лба. Вид у него был весьма недовольный. – Поклажа шибко велика. Стало быть, мне за подмогой чесать на своих двоих. Час протопаю, как пить дать.

Уайльд вопросительно глянул на друга.

– Полагаю, необходимо привести с фермы еще лошадей. Придется подождать, – обеспокоенно пояснил шотландец. – Однако до замка не так далеко, – заметил он, вглядываясь в даль. – Каких-нибудь пару миль по полям. Да я после ужина дольше гуляю.

– Решено, – с ухмылкой объявил Уайльд, достал из кармана портсигар, чиркнул спичкой о подошву пресловутых сапог и закурил, – наш юный селянин поспешит за помощью, ты, Артур, возьмешь на себя миссию оповестить всех о моем скорейшем появлении, я же останусь защищать наш вещевой обоз от лихих разбойников.

Конан Дойл кинулся к повозке, отвязал притороченную к его вещам крикетную биту и сунул под мышку.

– Силы небесные! Я же просто пошутил. Тут ведь нет никого? – спросил Уайльд, тревожно озираясь.

– Разумеется, Оскар.

Конан Дойл вернулся к дороге и притопывал, пытаясь вытряхнуть воду из башмаков.

– Тогда зачем тебе бита?

– Она послужит мне тростью. – В доказательство Конан Дойл прошелся туда и обратно. – А какая возможность размяться, отработать подачу. Крикетный сезон не за горами, и на этот раз я точно выиграю сотню.

Его рассуждения прервали громовые раскаты, будто где-то сошла лавина.

– Шторм близехонько, – сообщил Картер, разглядывая черную армаду грозовых туч, наползающих с запада. И, сплюнув, добавил: – Как знать, авось пронесет.

Снова грянул гром.

– Похоже на насмешку свыше, – простонал Уайльд. – Дурной знак!

– В таком случае мне пора, – сказал Конан Дойл. – Я дам им знать, что ты можешь припоздниться.

Прошагав четверть мили, он нашел переправу и оказался на другом берегу, посреди холмистой равнины. Земля хлюпала под ногами, и приходилось быть начеку, чтобы не угодить в очередную кучу овечьего навоза; правда, он не видел ни одной овцы. Прогулка уже не казалась удачной идеей. То и дело приходилось нырять в овраги и карабкаться по склонам. Он весь взмок, на туфли налипла грязь. Только крикетная бита, верная спутница, согревала душу и не давала ему упасть. Взобравшись на очередной холм, доктор перевел дух, и перед ним во всей красе предстал Тракстон-Холл; луч света прорвался сквозь мрачные тучи и словно изнутри озарил известняковый фасад, придав сказочное очарование старинному замку в обрамлении изумрудной зелени деревьев.

Теперь путь преграждали сотни блеющих овец. Они разбегались в стороны и вновь сливались в сплошную массу за его спиной. Эти тощие грубошерстные обитатели Озерного края, привычные к ветрам и морозам, сильно отличались от своих упитанных пушистых товарок Южной Англии.

Кое-где залежи известняка выходили прямо на поверхность. Рябиновая рощица лишь издали казалась тенью от облака. К ней вела тропинка. Вдруг что-то мелькнуло среди деревьев. Он присмотрелся – девочка в ярко-голубом платьице прижимала к себе тряпичную куклу. Не сводя с него глаз, малышка отступила в тень.

Конан Дойл прищурился, гадая, не почудилось ли ему. Решив во всем разобраться, он направился следом и снова увидел ее. Мимолетное видение – платьице, расшитое бантами и рюшами в пятнах грязи, робкий взгляд заплаканных глаз. Она тут же скрылась за деревьями.

Он прибавил ходу. Тропинка закручивалась змейкой, закрывая обзор, и резко обрывалась у края одинокой просеки. Кольцо из отдельно стоящих грубых валунов – наследие древних бриттов – окружали земляная насыпь и вырытая для нее канава. Конан Дойл дал бы этому сооружению глубокой старины никак не меньше тысячи лет до нашей эры. Он прислушался, озираясь по сторонам. Ни единого шороха. Ребенок как в воду канул.

– Ау, привет! Ты потерялась? Не бойся, я тебя не обижу.

Тишина. Он пристально вглядывался во тьму. А вдруг почудилось? Колючие ветви густой чащобы разорвали бы платьице девочки в клочья. А он, олух, гоняется за солнечными зайчиками.

Он обошел каменное кольцо, держа наготове биту. В сумраке ему чудилось, как его обступают тени давно почивших пращуров.

– Карр! – раздалось с верхушки соседнего дерева.

Конан Дойл узнал того самого ворона с развилки по ободранному хвосту. Птица снова каркнула и, упав камнем вниз, клюнула его в макушку. Вскрикнув от боли, он потрогал голову – кровь. Шорох крыльев возвестил о новом нападении. Один взмах биты поддел наглую тварь на бреющем полете, и она рухнула, растопырив крылья. Мгновенно оправившись от шока, ворон вскочил, сверкнул глазом и убрался прочь, злобно каркая.

Конан Дойл выбрался из рощицы на яркий свет и побрел куда глаза глядят. Наткнувшись на каменную стену, он решил вскарабкаться на ее гребень, в надежде хоть приблизительно определиться с направлением. Путь к замку оказался неблизким. Доктор выбросил из головы видения, и, упиваясь победой над вороном, зашагал бравой походкой с битой наперевес. Уайльд явно недооценил его спасительницу.

Глава 8

Тракстон-Холл

Вблизи волшебный замок превратился в устрашающую своим величием громаду – ступенчатые щипцы, крыши, утыканные дымовыми трубами в плачевном состоянии. Фасад западного крыла совсем обрушился. Наглухо заколоченные стрельчатые окна походили на забитые кляпами рты. Вверх-вниз по стремянкам сновали работники – вероятно, чинили ставни. К массивной двустворчатой двери вела небольшая каменная лестница, верхнюю площадку которой украшали два скульптурных феникса. Подул ветерок, сразу запахло костром и знакомым турецким табаком. Доктор в два счета узнал фигуру, прислонившуюся к одному из каменных стражей. Каким-то образом повозка добралась сюда раньше.

– Привет, Артур, – сказал Уайльд другу, глядя, как тот еле передвигает ноги. – Вижу, тебе понравилась прогулка. Как тренировка? Удалось выбить шестиочковый?

– Можно сказать и так, – ответил Конан Дойл. Он устал, промок и решил не вдаваться в подробности. – Я нашел каменное кольцо. Ему не одна тысяча лет.

– Надеюсь, нас не поселят в комнатах времен античности, – поморщился Уайльд, пуская струйку дыма.

– Кто эти молодцы? – Конан Дойл кивнул на маленькие фигуры на лестницах.

– Они из деревни. Пришли ставни открыть. Уже полчаса возятся.

Конан Дойл недоуменно нахмурился:

– Разве не проще сделать это изнутри?

– Ставни заколочены. Не удивлюсь, если стены Тракстон-Холла увидят свет впервые за много лет.

– Как странно.

– Согласен, не совсем обычно. – Драматург вяло затянулся. – Зато у них ковры не выцветают.

Из тени вынырнул Фрэнк Картер и сбежал к ним по ступенькам.

– Все готово, господин, – сообщил возница, почтительно стягивая фуражку.

Он совсем измучился с необъятным багажом ирландца и теперь спешил убраться восвояси. Однако Уайльд схватил его за руку:

– Постойте, юноша.

Он достал из кармана портмоне и протянул парню две гинеи.

– Свое я уже получил, господин, – запротестовал Фрэнк, удивленно таращась на щедрый дар.

– Ну и что ж. Зато ты спас мои сапоги, а я не привык оставаться в долгу, – произнес Уайльд и сунул монеты в грубую ладонь возницы.

– Как же так, господин, тут шибко много.

– Ты заслужил, Фрэнк. Они твои, только при одном условии.

Парень бессмысленно выпучил глаза.

– Одну гинею отложи себе на свадьбу, а на остальные деньги побалуй себя вечерком после работы кружечкой эля. Потрать их с удовольствием, это возможно лишь в молодости.

Фрэнк Картер зажал монеты в огромном кулаке. Взгляд его затуманился.

– Спасибо, господин. Уж не знаю, что и сказать.

– И не нужно, зато я рассчитываю на твою помощь на обратном пути. А сейчас поспеши, а то паб закроется.

Парня сразила доброта Уайльда.

– Хорош-шо, господин, – пробормотал он, заикаясь, и нахлобучил фуражку. – Благод-дарствую, господин.

Когда Фрэнк укатил в повозке, благословляя свою удачу, Конан Дойл глянул на друга с мягким укором.

– Подобная благотворительность несносна, Оскар.

– Знаю, я несносен. Таково всеобщее мнение. Надо же как-то поддерживать репутацию.

– Железная логика, – усмехаясь в усы, пробурчал Конан Дойл.

Вежливое покашливание привлекло их внимание. На верхней ступени в темном проеме появился некто, одетый, как подобает дворецкому, высокий, невероятно тощий и прямой, словно струна. Седина и морщины говорили о почтенном возрасте слуги. Ни к кому конкретно не обращаясь и глядя прямо перед собой, он объявил старческим голосом:

– Приветствую вас в Тракстон-Холле, господа.

Поднимаясь вслед за другом по каменным ступеням, Конан Дойл заметил крайнюю неряшливость в облике дворецкого: его пиджак на плечах был присыпан перхотью, к тому же старик, очевидно, расчесал свои редеющие волосы гребнем, у которого недоставало большинства зубцов. Костюм за версту пропах нафталином. Только на вершине лестницы доктор совсем близко увидел белесые, как мрамор, глаза на мертвенно-бледном лице. Уайльд тоже все понял, они переглянулись, и Дойл одними губами произнес: «Слепой».

– Добро пожаловать в Тракстон-Холл, – торжественно произнес слуга. Ориентируясь по звуку шагов, он точно угадал момент, когда гости приблизились, отступил в сторону и поклонился. – Я мистер Гривз, здешний дворецкий.

Они вошли в просторную мраморную залу. Высокие массивные стены поддерживали потолок, парящий на высоте сорока футов. Кругом висели огромные портреты наследников семейства, которые из своих вычурных рам мрачно взирали на посетителей. Конан Дойла особенно привлекла одна картина – на ней дама прихорашивалась в будуаре. Необычайной красоты лицо обрамляла золотистая копна волос. Портрет висел на почетном месте и мог принадлежать лишь таинственной леди Тракстон – «довольно известному медиуму».

У парадной лестницы выстроились слуги, приветствуя гостей. В полумраке они походили на бледные копии восковых фигур мадам Тюссо, выбравшихся из пыльного хранилища, – два старых лакея, косматый садовник, стряпуха в муке, миловидная горничная, румяная посудомойка и безобразная седая кастелянша с гнездом на голове вместо прически.

Конан Дойл безуспешно выискивал среди них индуса, открывшего ему двери в Мэйфейре.

– Надо же, – прошептал Уайльд, – а они неплохо сохранились за пятьсот лет.

Он затянулся напоследок, бросил окурок под ноги и размазал его по начищенному мрамору дорогим сапогом.

Губы кастелянши сморщились, как туго затянутая мошна, и она одарила Уайльда взглядом горгоны Медузы. Очевидно, она недолюбливала гостей, использующих мраморные полы вместо пепельницы.

– Я миссис Криган, на мне все хозяйство, – произнесла она и неохотно добавила: – Ежели чего нужно, обращайтесь ко мне. – Выговор выдавал в ней ирландку, он был не сельским, ласкающим слух, а резким и грубым, как у всех уроженцев Дублина. – Мистер Гривз покажет вам ваши комнаты.

– Альфред… Том, – позвал дворецкий, – возьмите багаж.

Лакеи заковыляли, продвигаясь на ощупь, пока не наткнулись на груду чемоданов. Оказывается, все слуги мужского пола были слепы, не считая садовника.

– Соблаговолите последовать за мной, господа, – предложил дворецкий и зашагал нетвердой походкой в сопровождении нагруженных поклажей лакеев.

– За ним? – прошептал Уайльд. – Он же слеп, как крот. Прогулка закончится падением с балкона.

У подножия парадной лестницы мистер Гривз помедлил, обращая внимание приглашенных на длинную залу по левую сторону.

– Портретная галерея ведет в бальную залу и западное крыло, к несчастью весьма обветшавшее. Гостям не рекомендуется там появляться.

Лестница угрожающе раскачивалась и скрипела, пока они переползали со ступеньки на ступеньку, судорожно вцепившись в перила.

– Не волнуйтесь, господа, – сказал мистер Гривз, уверенно ступая, – этой лестнице уже двадцать лет.

Благополучно миновав пролет, они свернули направо в открытую галерею.

Опасения Уайльда не оправдались. Бледный как смерть дворецкий без труда находил дорогу в мрачном лабиринте. Друзья следовали за ним по пустынным коридорам, карабкались по скрипучим лестницам. Лакеи плелись позади, словно тени, приговоренные на вечное скитание по закоулкам Тракстон-Холла.

– Я знаю, почему так темно, – прошептал Конан Дойл другу. – Недуг леди Тракстон заставляет ее сторониться света.

Уайльд покосился на него:

– Стало быть, неспроста заколочены ставни?

– Вот именно.

– К тому же, – продолжал Конан Дойл, – слепая прислуга не станет возражать против полной темноты.

– Смотри, во всех коридорах по обе стороны есть выпуклости, – показал Уайльд.

– Так они передвигаются на ощупь, – догадался Конан Дойл.

– Умно, – признал Уайльд, – и немного странно.

На третьем этаже работники приоткрыли ставни, и впервые за долгое время в окна хлынул солнечный свет, отражаясь в мириадах пылинок.

Резкий поворот налево. Процессия прошла вдоль мрачного коридора, пока не уперлась в неприметную дверь.

– Ваша комната, мистер Уайльд.

Мистер Гривз достал ключ, нащупал замочную скважину и отпер замок.

– Посещают ли эту комнату привидения, сэр? – осведомился Уайльд.

– Привидения? – мрачно повторил дворецкий. – Боюсь, они тут повсюду.

– Превосходно! Мне всегда нужен зритель, пусть даже неосязаемый, – просиял Уайльд и повернулся к Конан Дойлу: – Я пока разберу вещи и подготовлюсь к вечернему выходу. Дай мне время.

Мистер Гривз и все остальные двинулись дальше. Они не прошли и дюжины шагов, как вдруг услышали пронзительный вопль Уайльда. Конан Дойл опрометью бросился назад. Ирландец грыз кулаки, дико озираясь по сторонам.

– Оскар, что с тобой? – крикнул Конан Дойл.

– Эта комната… ужасна! – произнес Уайльд страдальчески, бросив безумный взгляд на друга.

Конан Дойл вздохнул с облегчением:

– Нельзя же так пугать. Я думал, ты попал в беду.

– Так и есть, вся эта мебель, ковры, обои – нет, ты только взгляни… – он ткнул пальцем в стену, – вот настоящая беда. Кто их декоратор – Иероним Босх? Сожалею, Артур, но я умываю руки.

– Оскар, мы же только что приехали!

– Возможно, но тут мрачно и тоскливо, а всякое уродство меня угнетает. Не могу жить без красоты, аромата свежих цветов, иначе я просто зачахну.

Конан Дойл подавил разочарование и напустил на себя невозмутимый вид:

– Что ж, ладно, утром мы отправим тебя домой.

Уайльд хлопнул его по плечу:

– Ты настоящий друг, и такой отзывчивый, но не воображай, что я брошу тебя тут одного.

– Разумеется, – процедил Конан Дойл сквозь зубы, – куда же я без тебя.