Гражданский спецназ Байкалов Альберт
– Около пятнадцати тысяч, – продолжал сочинять Эдуард Юрьевич. – Поехал покупать холодильник, и на тебе…
– Если все же неважно себя чувствуете, то я могу вас заменить.
– Нет, что вы, – испуганно залепетал Курмачов, вспомнив слова Бобра: «Любая накладка – и ты либо в могиле, либо в тюрьме». – Я вполне нормально себя чувствую…
– Как хотите, – пожал плечами главврач.
Поняв, что находится на краю нервного срыва, Курмачов, закрывшись в своем кабинете, опустошил полбутылки разведенного спирта.
Просидев остаток дня перед телевизором, он принял дежурство и стал ждать нового испытания.
Ольгу, как и обещал Бобров, он привез в стельку пьяной. Для доказательства того, что у дамочки была пьяная истерика, ей сделали несколько незначительных порезов на запястье.
Александр Михайлович, бледный как мел, метался по коридору приемного отделения, с негодованием рассыпая ругательства в адрес лечивших ее неделю назад врачей.
– Моя крошка… Она закрылась в ванной и затихла, – ломая пальцы, причитал он как заведенный. – Хорошо, что я случайно оказался дома. Она пыталась вскрыть вены! Зачем?
– «Белку» поймала, – усмехнулся один из санитаров, объясняя таким образом попытку суицида.
Закончив оформлять документы и стараясь не глядеть в глаза Бобру, Курмачов взял со стола тонометр и направился в смотровую.
На женщине не было ничего, кроме домашнего халата. Она спала.
Сделав озабоченное лицо, он пощупал пульс и, покосившись на стоящих санитаров, принялся мерить давление. Оно было пониженным.
– Где медсестра? Давление ниже нормы. Два кубика трименицина, – он кивнул головой на безмятежно спящую Ольгу и вышел из комнаты. В коридоре нос к носу столкнулся с Бобром.
– А вы как здесь оказались? – неожиданно взорвался он. – Кто его сюда впустил?
Опешив, Бобров попятился. Появившийся санитар вывел его в коридор и закрыл тяжелые металлические двери.
Курмачова слегка трясло. Войдя в процедурный кабинет, он открыл шкафчик с медикаментами. Пробежавшись взглядом по полкам, взял флакон спирта, плеснул его в стакан и, добавив воды из-под крана, выпил. Постоял с минуту, дожидаясь, пока алкоголь сделает свое дело, и вернулся в смотровую.
Ольга после инъекции проснулась и ничего не понимающим взглядом уставилась на Курмачова:
– Эдик, где я? Мне плохо…
– Тихо, все нормально. – Пряча взгляд, он вновь принялся мерить давление.
Как и следовало ожидать, до верхнего предела оставалось совсем немного.
– Наберите четыре куба дитерамина! – изобразив на лице испуг, не своим голосом закричал он медсестре.
Через минуту Ольга захрипела. Лекарство сделало свое дело. Ничего не успевшие понять санитары прижали агонизирующее тело к кушетке, пытаясь разжать зубы. Как в тумане, Эдуард Юрьевич вышел.
Умышленно введя полуторную дозу дитерамина, которая понизила давление ниже критической отметки, он приговорил ее к смерти.
Из-за шума воды Борис Евгеньевич Пешехонов не сразу расслышал, как его несколько раз окликнула жена. Только после того, как она постучала в матовое, с замысловатым рисунком, стекло кабинки душевой, оттуда появилась голова с остатками пены на висках и за ушами.
– Тебе Саша звонит, – протягивая трубку радиотелефона, бросила супруга и, надкусив румяное яблоко, не обращая никакого внимания на ворчание мужа, что скоро и на унитазе не дадут посидеть, вызывающе вильнув бедрами, вышла из ванной.
Борис Евгеньевич, выйдя из кабинки, вытер о полотенце руку и, бросив его на край большой прямоугольной ванны, уселся сверху:
– Слушаю тебя!
– Здорово, родственник! – Голос Боброва заставил Пешехонова поморщиться. Была в нем какая-то фальшивая слащавость. – Ты не забыл, какой сегодня день?
«Такое разве забудешь», – хотел было ответить Борис Евгеньевич, но сдержался:
– Да не жалуюсь пока на память. Ты только из-за этого звонишь в такую рань, или у тебя планы за ночь поменялись?
– Нет, планы не изменились. Все остается в силе. Просто хотел уточнить, нужен я тебе сегодня или нет.
«Больно нужен ты мне, – подумал, начиная злиться, Борис Евгеньевич. – Есть заместитель, нет его, никакой разницы. Проку как от козла молока».
– Мы же вчера этот вопрос обсудили, – с едва скрываемым раздражением ответил Пешехонов. – Готовься к банкету, а если что, я тебе позвоню.
Последнее время он избегал длительного общения со своим компаньоном, боясь сорваться. Несмотря на то что Бобров был двоюродным братом жены, он испытывал к нему брезгливость. Что-то отталкивающее было в этом коротышке.
Сегодня ему исполнялось сорок пять. Юбилей он собирался отметить в одном из ресторанов. Относительно молодой заместитель был расчетлив, практичен и жаден. Кутежам и оргиям не предавался, экономя на всем. Пешехонов был несказанно удивлен, когда тот попытался за счет государства похоронить свою пассию, с которой состоял в гражданском браке почти три года. Она скончалась от сердечной недостаточности, ставшей следствием пристрастия к алкоголю.
Вот и сейчас выбранное для торжества место не отличалось особым шиком. Небольшой ресторанчик, расположенный вдали от центра города, славился относительной дешевизной блюд и походил на третьесортный бар. Полгода назад Пешехонов случайно оказался в этом заведении. Боброву нужно было решить там какую-то проблему, и он вынудил Бориса Евгеньевича составить ему компанию.
Теперь он не понимал, почему именно там заместитель генерального директора такой солидной компании, как «Нефптон», решил устроить банкет.
После окончания разговора Борис Евгеньевич какое-то время неподвижно сидел, задумчиво глядя перед собой. В последние дни его не покидало странное чувство беспокойства. Появилось ощущение, будто что-то страшное находится рядом. Ему даже стало казаться, что он чувствует чей-то взгляд из пустоты.
После того как машина с Пешехоновым выехала со двора, его супруга преобразилась. Скинув халат, оставшись в одном нижнем белье, Наталья подошла к огромному, в человеческий рост, зеркалу и придирчиво оглядела себя.
Черные вразлет брови и такого же цвета глаза, слегка отливающие синевой волнистые волосы, спадающие до середины спины, в контрасте с белой кожей и чувственными алыми губами делали ее чертовски красивой. Наталья избегала солнца и никогда не пользовалась солярием. Ее тело, не изуродованное ни жировыми складками, ни родинками, было гладким и ухоженным.
Вдоволь налюбовавшись собой и поправив кружева на черных шелковых трусиках, она взяла трубку телефона и набрала номер.
Когда на другом конце ответили, лицо ее сделалось серьезным и деловым.
– Приезжай. Уточним кое-какие детали.
Уже через пятнадцать минут в дверь позвонили. Выйдя в прихожую и бросив взгляд на экран видеоглазка, Наталья впустила своего двоюродного брата.
Не вынимая рук из карманов кожаного плаща, Александр Михайлович чмокнул родственницу в щеку и, пройдя в гостиную, плюхнулся в большое кожаное кресло, утонув в нем. Его ноги при этом смешно повисли над полом.
– Ну, как настроение? – бросив на сестру настороженный взгляд, спросил он.
– Да никак, – пожала она плечами, усаживаясь напротив и беря с небольшого стеклянного столика, стоявшего между ними, длинную пачку сигарет.
Бобров вынул из кармана позолоченную зажигалку и, щелкнув ею, услужливо протянул Наташе.
Дождавшись, когда она раскурит сигарету, пристально, даже с какой-то настороженностью посмотрел ей в глаза, словно пытаясь угадать, о чем она думает:
– Не боишься?
– А чего я должна, по-твоему, бояться? Того, что место моего слизняка займешь ты? – Она усмехнулась. – Мне хуже точно не будет. А от этого старикашки уже тошнит.
– Муж как-никак, – показав неровные зубы, улыбнулся Бобер. – Говорят, женщины привыкают.
– Какой муж?! – Наталья зло потушила сигарету в хрустальной пепельнице. – Никакого проку. Разве что деньги. – Тяжело вздохнув, она обвела взглядом комнату. – У него уже без «Виагры» не стоит, а что через пару лет будет? Я ведь в два раза его моложе.
– Ничего, сестренка, немного осталось…
– Я одного опасаюсь – это все же убийство. Если докопаются…
– Кто докопается? – На его лице появилось недоумение. – Все будет чики-пики. Комар носа не подточит. Умрет в больнице! Ты же знаешь, что это проверенный вариант.
– Ты имеешь в виду свою Ольгу? – Пешехонова поежилась. – Именно этот момент меня и настораживает. Вдруг кто-то обратит внимание, что в твоем окружении это не первая подобная смерть. Тем более за очень короткий промежуток времени.
– А кому вообще придет в голову наводить подобные справки? – удивился Бобров.
Выпятив нижнюю губку, Наташа пожала плечами и, немного подумав, выпалила:
– Нужно документально закрепить нашу договоренность.
От этих слов его брови взлетели на середину лба, а лицо сделалось удивленно-глупым.
– Это как? – Он немигающим взглядом уставился на сестру. Постепенно недоумение сменилось улыбкой.
– А что здесь смешного? – удивилась она.
– Да ничего. Просто представил название предлагаемого тобой документа. – Он закатил глаза к потолку. – «Договор расчета контрольным пакетом акций ОАО „Нефптон“ за преднамеренное убийство моего мужа по предварительному сговору».
– Прекрати паясничать, – сухо бросила Наташа. – Я просто после его смерти с голой жопой не хочу остаться. Все-таки право на наследство принадлежит мне. И еще, ни о каких акциях речь не идет. Я оформляю доверенность на право управления предприятием. Только и всего.
– А что, кто-то претендует на большее? Я не так выразился.
Бобер достал из кармана платок и, с шумом высморкавшись, неожиданно перевел разговор в другое русло:
– Почему ты не говоришь, как у тебя дела с Андреем?
– А ты не знаешь? – хмыкнула Наташа.
Александр Михайлович усмехнулся:
– Кто вас, баб, разберет. У тебя семь пятниц на неделе. Значит, действительно рожать собралась?
Для Боброва давно не было секретом, что его двоюродная сестренка крутит шашни с Малаховым Андреем Николаевичем, начальником службы безопасности Пешехонова.
Это был высокий стройный брюнет с широким лбом, холодным, проницательным взглядом и волевым подбородком.
Побывав за время службы в ВДВ практически во всех горячих точках и дослужившись до майора, он попал под сокращение. Оказавшись на гражданке, около года мыкался без дела, проедая с семьей, состоящей из жены и сына, выходное пособие. В конце концов у супруги терпению пришел конец, и он остался один.
В офисе «Нефптона» Малахов появился по объявлению о конкурсе на вакантную должность начальника охраны и на удивление легко оказался основным претендентом на эту вакансию. За два года, которые он возглавлял службу безопасности, у него и Натальи завязались дружеские отношения, постепенно перешедшие в очень близкие.
В том, что Андрей стал любовником Пешехоновой, в большой степени был виноват ее муж. Все свое время отдавая работе, он доверял Малахову сопровождать жену практически во всех поездках.
В принципе идея физического устранения Бориса Евгеньевича принадлежала Наташе и была следствием далеко зашедших отношений.
В свое время ее усилиями Бобров занял место заместителя генерального директора «Нефптона». Бывший начальник административно-хозяйственной части Медицинского университета прекрасно знал, что без помощи двоюродной сестры так бы и остался на бюджетном окладе, влача жалкое существование до нищенской пенсии. Поэтому, когда Наталья предложила ему вариант своеобразного возвращения ей долга за ее старания, причем на взаимовыгодных условиях, он ни секунды не колебался.
За несколько лет работы с Пешехоновым Бобров успел заматереть, превратившись из вечно чем-то недовольного неудачника в благополучного самоуверенного типа. Реализовав весь свой потенциал и обзаведясь соответствующими связями, он вошел в контакт с нужными людьми и обнаружил способности руководителя.
– Мне уже тоже скоро тридцать пять, – Наталья зло посмотрела на брата, – пора и о детях подумать.
– Все! – Бобер поднял руки. – Давай эту тему закроем. Сегодня постарайся сделать так, чтобы твой Борис побольше выпил. Это все, что от тебя требуется.
Он поднялся и направился в коридор, но неожиданно остановился в проходе.
– Слушай, меня мучает один вопрос, – он бросил на сестру осторожный взгляд, словно пытаясь предугадать ее реакцию, – почему ты просто не наняла киллера? Это гораздо дешевле, чем отдать, пусть даже родственнику, целое предприятие.
Пешехонова, медленно встав, подошла к нему.
– Я не нищая, это во-первых, – она едва заметно улыбнулась, – а во-вторых, не хочу оказаться за решеткой.
– Почему? – удивился Бобров, часто заморгав глазами.
– Потому что если бы менты это дело раскрутили, то ты бы воспользовался случаем и либо вложил меня, либо путем шантажа заставил передать тебе управление делами.
– Дура! – Бобров сделал вид, что обиделся, однако от внимания Натальи не ускользнула растерянность, промелькнувшая в его глазах.
– Я угадала?
Неожиданно он побледнел. От злости у него даже задергался уголок губы и щека:
– Угадала лишь наполовину. Я бы оказался главным подозреваемым. – Он пожевал губами и добавил: – А в остальном, может быть, ты и права…
– Дурачок, – грустно вздохнула она, когда за разъяренным именинником захлопнулась дверь, – меня за простушку принимает… И ты долго в этом кресле не усидишь, лысая и толстая обезьяна…
Глава 3
Несмотря на опасения Бориса Евгеньевича, празднование дня рождения обещало выйти на славу. На этот раз он ошибся по поводу организаторских способностей своего заместителя.
Оказывается, незадолго до юбилея в ресторане была закончена серьезная реконструкция и ремонт, что коренным образом поменяло его внешний и внутренний облик.
Теперь вместо одного зала размерами с волейбольную площадку, с аляповатыми обоями на стенах, дешевой светомузыкой и обшарпанными столами было два просторных и уютных помещения, разделенных между собой стеной с абсолютной звукоизоляцией.
Банкетный зал был отделан в стиле восемнадцатого века.
Длинный стол на пятьдесят персон ломился от угощений. Свет от свечей в старинных бронзовых подсвечниках, стоявших здесь же на столе, оригинально сочетался с мягким свечением умело спрятанных в зале светильников.
Стены были украшены старинным оружием и картинами в массивных позолоченных рамах. Каково же было удивление Пешехонова, когда на одной из них он узнал виновника торжества.
– Ну, как? – сбоку появился Бобров.
Он словно дожидался где-то поблизости, когда взор генерального директора упадет на написанный маслом холст, где Александр Михайлович был изображен в полный рост в мундире как минимум генерала.
– Оригинально, – кивнул головой Борис Евгеньевич. – Если бы не лысина, то я бы подумал, что это Наполеон. Ну что, долго голодом будешь морить?
– Тебя ждали, – слащаво улыбнулся Бобров и громко троекратно хлопнул в ладоши: – Господа, прошу к столу!
Как принято, началась официальная часть церемонии, состоящая из чопорных поздравлений и тостов. Подарки вручили еще на входе, где именинник собственной персоной встречал гостей. Принимая от пришедших коробки и цветы, Александр Михайлович, рассыпаясь в любезностях, укладывал их на поднос, который держал переодетый в дворецкого мужчина с пышными усами.
Пока жена вручала своему двоюродному братцу часы «Ролекс», Бориса Евгеньевича так и подмывало проверить, настоящие они или нет.
Позади расположенных за столом стульев для гостей расположились официанты. В расшитых золотом ливреях и белоснежных перчатках девушки и парни были как на подбор стройны и красивы. Причем гостям они прислуживали тоже своеобразно. Галантные кавалеры обслуживали женщин, а девушки – мужчин.
Первым, как водится, подчиненного и родственника поздравил Борис Евгеньевич, после чего наступила очередь остальных приглашенных. К своему удивлению, среди присутствующих Пешехонов увидел и управляющих двумя коммерческими банками, Ермакова и Олейника, которые выделяли кредиты на расширение его комплекса. С Бобровым он обсуждал этапы предстоящей работы, но не говорил, какие банки будут в этом задействованы. «Значит, этот пройдоха был знаком с ними давно», – пришел к выводу Пешехонов.
Когда череда поздравлений закончилась, а усиливающийся шум за столом сигнализировал, что празднование в самом разгаре, заиграла музыка. Несколько пар, встав из-за стола, направились танцевать.
– Пойдем, потанцуем, – успевший изрядно захмелеть, Борис Евгеньевич взял за локоть Наталью.
– Извини, мне что-то нездоровится, – она освободила свою руку. – По-моему, я сейчас испорчу застолье.
– Тебе плохо?
– Я смешала шампанское с водкой, – подтвердила она его опасения. – Давай уедем?
Пешехонов опешил. В разгар мероприятия покинуть зал было нельзя. Это могли расценить как дань неуважения к имениннику и гостям. Между ним и Бобровым и так довольно холодные отношения. Не дай бог, это будет замечено приглашенными, а среди них немало людей, от которых зависел успех компании.
– Я провожу тебя до машины, – сухо ответил он и помог ей подняться из-за стола.
– Что-нибудь случилось? – забеспокоился Бобров.
– Наталье нездоровится, – виновато улыбнулся Пешехонов. – Я провожу ее и сразу вернусь.
Бобров направился вслед за ними.
На улице было уже темно и прохладно. Предвидя, что будет выпивать, Борис Евгеньевич взял с собой водителя, который должен был поджидать их в машине, но как назло того на месте не оказалось.
– Не надо было ему говорить, что до часу ночи будем здесь, – занервничал Пешехонов. – Он, видимо, решил, что раньше не понадобится, и свалил домой.
– Я сейчас. – Бобер, обведя взглядом припаркованные рядом с входом в ресторан автомобили и увидев в одном из них человека, направился в его сторону.
О чем-то с полминуты поговорив с водителем, он подозвал Пешехоновых.
– Все, вопрос решен, этот молодой человек довезет Наталью до дома, – Бобров кивнул на сидящего за рулем серебристой «Ауди» парня.
– Я боюсь, – неожиданно запротестовала Наташа. – Кто это?
– Я провожу тебя, – Борис Евгеньевич решительно открыл заднюю дверцу: – Садись. Шеф, – обратился он уже к водителю, – обратно довезешь?
– Без проблем, – ответил сидящий за рулем Скоробогатов.
Вскоре они оказались возле дома.
– Сама дойдешь или проводить? – заглянул в глаза супруги Пешехонов.
Ему, разогретому спиртным, не терпелось вернуться назад, хотя еще утром он считал, что не высидит на торжестве и часа. Но алкоголь сделал свое дело, и организм, уставший от повседневной рутинной работы, расслабившись от нескольких рюмок хорошего коньяка, требовал продолжения веселья.
– Нет, провожать меня не стоит. Возвращайся. – Стараясь не смотреть ему в глаза, она чмокнула его в лоб и, выскользнув из машины, направилась к подъезду.
Не дожидаясь команды, Скорый завел мотор и, развернувшись, поехал в обратном направлении.
– А вы тоже кого-то со дня рождения поджидаете? – поинтересовался Борис Евгеньевич. Его душа пела, и ему хотелось с кем-нибудь пообщаться.
Водитель, казалось, не расслышал его вопроса. Неожиданно свернув в темноту какого-то переулка, он затормозил возле стоявшей с выключенными фарами «Нивы».
– Ты чего? – опешил Пешехонов, но тут же осекся.
Выскочившие из внедорожника парни быстро пересели в их «Ауди». Он оказался зажатым с двух сторон какими-то качками. На переднее сиденье, рядом с водителем, плюхнулся еще один мордоворот. Взревев мотором, машина рванула с места. Борис Евгеньевич предпринял попытку вырваться, но, получив удар в висок локтем, отказался от этой мысли. Он сидел молча, пытаясь понять происходящее уже основательно помутненным умом.
Остановив машину на территории заброшенного кирпичного завода, его выволокли из салона и повалили на землю.
– Что вам от меня нужно? – возмутился он и тут же получил еще один удар, уже ногой и в грудь.
С ним не церемонились. Стало страшно, хмель почти улетучился.
– А ты не знаешь? – Кто-то встряхнул его за отворот пиджака, и в тот же момент из глаз брызнули искры, а нос, казалось, превратился в лепешку.
– Бабки гони!
С трудом разлепив вмиг отекшие веки, он разглядел силуэт парня, сидевшего за рулем.
– У меня с собой меньше тысячи…
– Ты что, недоносок, – возмутился вдруг тот, – издеваешься? Ты еще скажи, что про счетчик первый раз слышишь.
– Какой счетчик?
Парень схватил его за грудки и замахнулся для очередного удара, но, неожиданно опустив руку, отпрянул, вопросительно посмотрел на своих товарищей, стоявших рядом:
– Это не Шнякин!
– Я не Шнякин, – механически повторил Пешехонов и почувствовал радость. Его с кем-то перепутали! Он облегченно перевел дыхание.
– Как? – Кто-то поднес к лицу Бориса Евгеньевича зажигалку. – Екарный бабай!
– Дядя, – его бесцеремонно потрепали за плечо, – а как тебя звать-величать?
Ответ Пешехонова привел бандитов в замешательство. Они принялись обсуждать, как поступить с ним и исправить чудовищную ошибку.
Краем уха слушая их, он вновь стал терять надежду на благоприятный исход недоразумения.
– Мочить его придется, – громом среди ясного неба прозвучало из уст одного из его мучителей.
– Наверняка. А то вложит нас, – поддержал его другой. – Тем более про Шнякина теперь знает.
– Не надо меня убивать, – выдавил он из себя. – Я молчать буду…
Водитель злосчастной «Ауди» вновь присел перед ним на корточки:
– Молчать, говоришь, будешь. – Он хмыкнул. – А как объяснишь жене, кто тебя отделал?
– Найду что сказать, – выдавил из себя Пешехонов. – С кем по пьяни не бывает?
Он старался говорить уверенно, пытаясь запрятать страх поглубже, чтобы слова прозвучали убедительней и не дали его мучителям повода подумать, будто он это лопочет, повинуясь инстинкту самосохранения.
– По пьяни, говоришь? – Парень посмотрел на своих дружков. – А что, накачаем его сейчас до усеру, чтобы до утра «му» сказать не смог, да выкинем рядом с тем местом, где я его подцепил.
– Пей. – В нос уткнулся край эмалированной кружки с какой-то жидкостью.
Он замотал головой и замычал.
– Пей, сука, иначе хлебало разорву!
Чья-то сильная рука обхватила шею и сдавила с такой силой, что в голове зашумело.
– Это что, – простонал он, – яд?
Раздался смех.
– Пей, придурок. – Парень, сидевший перед ним на корточках, взял из его рук кружку, выпил. – Водка это, чудик. – Он усмехнулся.
– Зачем? – набравшись смелости, едва слышно спросил Борис Евгеньевич и зажмурился, опасаясь получить вместо ответа очередную зуботычину.
– А затем, чтобы встреча с нами показалась тебе глюком.
Антон Филиппов со скучающим видом сидел в небольшом помещении офиса частного сыскного агентства «Туман», возглавляемого его другом Геннадием Навродским, отрешенно глядя на то, как за окном, в ветвях распустившихся деревьев, прыгают воробьи.
Впрочем, две крохотные комнаты, отделенные от уличного шума массивными железными дверями с видеоглазком, офисом можно было назвать с большой натяжкой, как и коллектив, состоящий из трех человек, агентством.
С бывшим майором милиции Навродским Антон был знаком давно. Проходя службу в одном из спецподразделений ГРУ, во время командировки в Чечню ему довелось принимать участие в деблокировании в Толстой Юрте следственной бригады МВД, в составе которой был и Геннадий, поразивший тогда бывалого офицера спецназа умением воевать. Спустя некоторое время, после увольнения Филиппова из армии, их судьба вновь странным образом свела уже здесь.
Сейчас он поджидал Геннадия, который при его появлении, отложив все дела, направился в ближайший супермаркет за всем тем, чем обычно отмечают встречи.
Едва слышно скрипнув дверью, вошла секретарь Навродского. Виновато улыбнувшись, словно стыдясь своей нескладной фигуры и маленького роста, она присела на краешек стула напротив Антона, с другой стороны стола, стоявшего перпендикулярно к столу хозяина кабинета.
– Скоро «Новости» будут. – Девушка поправила прядь крашенных в рыжий цвет волос, упавших на лоб, и, стрельнув глазками в сторону голубоглазого блондина крепкого телосложения, вновь улыбнулась: – Можно, я телевизор включу? В Чечне опять какую-то машину взорвали…
Антон, тяжело вздохнув, откинулся на спинку стула:
– Пожалуйста. – Он поморщился и с сожалением посмотрел на девушку. – Политикой интересуешься или родом оттуда?
Секретарша еще больше смутилась:
– У меня парень есть, он сейчас как раз там… Сапер…
Но едва она успела взять в руки пульт дистанционного управления, как открылась дверь и вошел слегка запыхавшийся Навродский с пластиковым пакетом в руке.
– Галя, организуй нам тару, из чего пить, и порежь, пожалуйста, это. – Геннадий вручил девушке лимон, палку копченой колбасы и свежий огурец. Затем, не обращая внимания на обиженно надутые губки своей помощницы, выставил на пол, рядом с массивным офисным столом, бутылку «Абсолюта».
Проводив девушку взглядом, он плюхнулся в кресло и принялся открывать банку с оливками.
Исподволь наблюдая за ним, Филиппов про себя отметил, что уход с государственной службы благоприятно повлиял на Геннадия.
Он стал более раскованным, заметно поправился, а с лица исчезла постоянная печать усталости.
– Ну, рассказывай, как дела, чем занимаешься?
Сыщик поставил наконец оливки на стол и весело посмотрел на друга.
Антон поднялся и, обойдя стол, подошел к окну.
– Устал я. – Он задумчиво оглядел пустынную улицу, по которой лишь изредка проносились автомобили, и развернулся в сторону Геннадия: – Не мое это все.
– Ты имеешь в виду улицу или мой офис?
Прекрасно понимая, о чем говорит Антон, Геннадий попытался свести разговор к шутке. Но, видя, что друг лишь сильнее нахмурился и не особо расположен к веселью, тяжело вздохнул:
– Поясни, что тебя не устраивает?
– Жизнь вот такая размеренная, спокойная и почти без проблем.
– Вернуться хочешь? – Брови Геннадия поползли вверх. – Не навоевался?
Антон усмехнулся:
– Я как не в своей тарелке. Все вроде бы хорошо, жена, сын, достаток. Живи, не тужи. Но вот какая-то тоска заела. – Он кивнул на выключенный телевизор: – Еще как этот ящик посмотришь, так сердце щемить начинает.
– Сейчас мы твою тоску развеем – Геннадий, натянуто улыбнувшись, принялся откручивать пробку бутылки.
Вошла секретарша, неся в руках поднос с двумя небольшими рюмками и тарелочками, на которых была выложена закуска.
– Хлеб забыл купить, – подосадовал Геннадий, осматривая выставленную на стол снедь. – Ну ничего, перебьемся.
Выпив за встречу и закусив лимоном, они с минуту сидели молча.
– Значит, говоришь, тоска заела? – наконец, задумчиво глядя на Антона, переспросил Навродский. – Может быть, у меня поработаешь?
От такого предложения Антон даже поперхнулся: