Тяжесть венца Вилар Симона
– Мы это видели, – перебила ее Анна.
– Вот-вот, – кивнула бывшая шлюха. – Сейчас в столице только и разговоров об этом. Все надеются, что Ричард Глостер наведет наконец-то порядок, а пока все стекаются к дому Глостера, великолепному Кросби-Холлу, и там слуги его светлости угощают их вином и отличными закусками. Насколько я помню, так в свое время поступал и ваш батюшка, миледи, и вот теперь лорд-протектор возобновил эту традицию. Хотя… Кое-кто начинает гадать, почему бы это так ненавидящий Вудвилей Гастингс и эти трое лордов вдруг переметнулись на их сторону.
Анна и Уильям невольно переглянулись. Одна и та же мысль явилась обоим.
– Вы прекрасно осведомлены, мадам, – заметил Уильям.
– Истинный крест, красавчик! Да и как же иначе, я ведь владею лучшими гостиницами Лондона. А где же еще и наслушаешься всякого, если не у постояльцев, которые любят порой посудачить о том о сем за чашей доброго вина. Уж поверьте – трактирщики да хозяева постоялых дворов всегда самые осведомленные люди!
– Тогда, может быть, вам кое-что известно и о некоем преподобном отце Стиллингтоне?
– Епископе Батском? Еще бы! Его с неделю назад привезли в столицу двое рыцарей – сэр Джеймс Тирелл, по прозвищу Черный Человек, и сэр Роберт Брэкенбери, которого на днях сделали комендантом Тауэра.
Анна и Уильям снова обменялись взглядами. Возможно, Ричард Глостер попытался посвятить сторонников в свои соображения относительно незаконнорожденности детей Эдуарда и королевы Элизабет, да только, видимо, они остались верны воле покойного короля и путем заговора и даже союза с Вудвилями хотели отстранить опасного герцога от власти.
– Так вы говорили, Брэкенбери в милости у лорда-протектора? Что же тогда слышно в столице о супруге горбатого Дика?
– Тише, красавчик! Сейчас опасно так называть лорда-протектора. А что до вас, миледи, то ходят слухи, что Анна Невиль с пышной свитой вскоре должна была прибыть в столицу.
И Дороти покачала головой, окидывая цепким взглядом сиятельную герцогиню – от запыленных сапог до выбивающихся из-под капюшона волос.
В тот же миг все трое вздрогнули. За окном прогремел оглушительный пушечный выстрел.
– Что это?
Они невольно бросились к окну, где за строениями Лондонского моста над башнями Тауэра медленно расплывалось облако белого дыма.
– Не знаю, истинный крест! – сказала Дороти, поправляя съехавший набок эннан. – Хотя… Ну да, конечно… Это приветствуют в Тауэре возвращение из Вестминстерского аббатства маленького брата короля, принца Ричарда.
И она поведала, что буквально со дня своего приезда в Лондон Ричард всячески пытался выманить из убежища королевы второго сына покойного короля. Якобы коронация Эдуарда V не может состояться из-за отсутствия его младшего брата. И вот изо дня в день от лорда-протектора к королеве направлялись посольства, которые должны были уговорить Элизабет отдать сына. Ходил в аббатство и сам лорд-протектор, и бывший тогда еще в милости епископ Ротерхэм, и покоряющий сердца красавиц герцог Бэкингем, и даже важный Джон Ховард с пышной свитой, однако упрямая королева-мать ни за что не хотела расстаться с ребенком. Говорят, сам юный король прислал матери письмо с просьбой отпустить к нему младшего брата. Что ж, видимо, задуманное ими наконец-то удалось. Если, конечно, Элизабет не принудили отдать мальчика силой.
И опять в покое повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом многочисленных уключин с Темзы, так как от всех набережных отчаливали лодки с желающими увидеть, как младший брат короля вступит под своды королевской крепости Тауэр.
– Ovem lupo committere[44], – медленно проговорил Уильям.
Дороти, не знавшая латыни, разумеется, ничего не поняла. Анна же тотчас догадалась. Пока в руках у ее мужа не было обоих сыновей старшего брата, он не мог обнародовать показаний Стиллингтона об их незаконнорожденности. Ричард Плантагенет мог стать знаменем для тех, кто хочет видеть на престоле потомков Эдуарда Йорка.
– А что, Дороти, как содержат юного короля? Он в заточении?
– Господи Иисусе! Конечно же, нет, мадам. В Тауэре бывает много народу – торговцы, священники, носильщики, доставляющие товары с кораблей в королевский замок. Все они часто видят короля – то он упражняется с луком на лужайке, то гуляет по стенам под охраной. Правда, с тех пор как заточили изменников Мортона, Стенли и Ротерхэма, доступ в замок ограничен, за стены пускают только по особым грамотам, точь-в-точь как тогда, когда в одной из башен Тауэра содержался герцог Кларенс… – Дороти умолкла, воспоминание о погибшем в крепости герцоге омрачило ее лицо.
– Святая Катерина! – воскликнула вдруг она. – Что вы имели в виду, спросив об этом?
Анна глубоко вздохнула.
– Ничего, миссис Бидалф, ровным счетом ничего.
После этого тишина в комнате стала еще напряженней. Дороти беспокойно заерзала в кресле, затем поднялась, заявив, что кликнет слуг прибрать остатки угощения и проводить гостей в их комнаты.
– Одну минуту, – остановила ее Анна, когда хозяйка уже взялась за дверное кольцо. – Еще только минуту, Дороти. Как ты думаешь, насколько популярен и обладает ли властью при лорде-протекторе герцог Бэкингем?
Дороти почувствовала себя лучше. Лицо ее расплылось в улыбке.
– О, Генри Стаффорд ныне второй человек в Лондоне после герцога Ричарда. Он его правая рука, и герцог наделил его такими полномочиями, каких ранее не было и у самого Гастингса. Кое-кто болтает, что от герцога Глостера Гастингс отвернулся еще и потому, что тот слишком уж возвысил Бэкингема. Лорд-чемберлен не смог простить волоките-уэльсцу, что того некогда любила обожаемая им Джейн Шор. Бэкингем отодвинул Гастингса, всегда слывшего покорителем сердец, на задворки как по части политики, так и по части внимания красавиц. Ибо стоит только появиться Бэкингему, и все женщины – будь то знатные леди или простолюдинки – утрачивают благоразумие, добродетель и способность рассуждать. Однако следует отметить, что в Лондоне его чтут еще и за то, что он оставляет в покое жен зажиточных горожан. Торговцы и цеховые мастера могут мирно почивать. Этот сокол выбирает дичь лишь благородных кровей, и, чем сложнее добиться победы, тем он настойчивее…
– Довольно, Дороти! – перебила Анна явно тоже подпавшую под очарование лорда Бэкингема хозяйку. – Довольно. Скажи нам лучше, где сейчас обосновался в Лондоне Генри Стаффорд?
– О, после ареста епископа Мортона герцог Глостер преподнес герцогу его роскошный особняк Элай-Хаус в Холборне вместе с не менее роскошными садами, где, говорят, произрастает самая великолепная клубника, какую когда-либо отведывал смертный.
– Что ж, Дороти, тогда надеюсь, что ты не откажешься с осторожностью проводить туда моего верного Уильяма Херберта?
Уильям бросил на нее недовольный взгляд, но Анна не придала этому значения. Когда же Дороти выразила готовность и вышла, чтобы отдать распоряжения слугам, пояснила юноше:
– Поймите, Уил, я не могу сейчас попросту взять и явиться перед супругом. Вспомните, как он был зол, когда я ослушалась его, уехав в Миддлхем. Теперь Ричард – лорд-протектор, каждый его шаг на виду, и он не помилует жену, открыто выказавшую неповиновение и в одежде школяра прибывшую к его двору. Сейчас мне необходим в Лондоне покровитель и заступник, а кто может исполнить эту роль лучше, чем правая рука Глостера и мой должник герцог Бэкингем?
– Которому весьма по вкусу охотиться за знатными леди, – не преминул ядовито заметить юноша. – Попросив его покровительства, вы полностью окажетесь в его власти.
– Нет, Уил, – улыбнулась Анна. – Стаффорд не решится посягнуть на жену человека, который его возвеличил. Поверьте, я хорошо знаю его. Ну же, сэр Уильям Херберт, где же ваш хваленый здравый смысл?
Какое-то время юноша неопределенно молчал. Наконец он кивнул.
– Хорошо. Что я должен делать?
– Вы поедете с Дороти… с миссис Бидалф в Элай-Хаус и испросите аудиенции у его светлости. Дождитесь его, если Бэкингема не окажется на месте. Но своим настоящим именем избегайте называться. Говорите на уэльском наречии, ибо герцог – патриот Уэльса и ни за что не откажется принять земляка. Вы скажете, что в гостинице «Леопард» его ожидает человек, который убил оборотня из Безымянной Лощины.
Увидев ошеломленное лицо Уильяма, она невольно рассмеялась.
– Ради самого неба, Уил! Когда-нибудь я расскажу вам и эту историю. Но сейчас следует поторопиться. Мы и так задержались в пути, а вы, надеюсь, сами убедились, как скор на расправу мой супруг. Поддержка Бэкингема необходима, чтобы как можно быстрее предстать перед Глостером и просить его о снисхождении к сыну Филипа Майсгрейва.
После ухода Уильяма Анну проводили в отведенную ей небольшую, но уютную комнату. Там она смыла дорожную грязь, вычистила одежду и сапоги и, лишь после этого почувствовав себя намного лучше, уселась в одной рубахе у окна, чтобы высушить свои длинные волосы. Уильяма все еще не было. За дверью порой слышались шаги, скрип ступеней, хлопанье дверей, из зала долетал слитный гул голосов, смешивавшийся с гудением рожков на судах и перекличкой лодочников. Легкий ветерок, полный речных запахов, овевал Анну. Она и не заметила, как уснула в кресле у окна.
Разбудил ее негромкий стук в дверь. Она стремительно вскочила, не сразу осознав, где находится. В комнате сгущались сумерки.
– Это я, Уильям, – послышался приглушенный голос юноши. – Я привел того, кого вы хотели видеть.
Она попросила подождать, торопливо натянула штаны для верховой езды, замшевую рубаху и высокие сапоги. У нее слегка дрожали руки. «Я никогда не забуду вас», – сказал ей Бэкингем, покидая Нейуорт, а его роскошный свадебный подарок подтверждал, что она по-прежнему для него кое-что значит. Насколько сильны его чувства к ней? Насколько она сможет на него положиться? Анна решительно отбросила камзол с многочисленными застежками, встряхнула головой, рассыпав по плечам пушистые волосы.
Они вошли в полумраке, низко склоняя головы в дверном проеме, – сначала Уильям Херберт, а затем, в длинной светлой накидке, герцог Бэкингем. Анна, стоя к ним спиной, ловко высекла огонь и подожгла короткие фитили сальных свечей. Когда комната озарилась, она обернулась. Супруга лорда-протектора – в сапогах со шпорами и голенищами выше колен, узких штанах, замшевой рубахе с напуском и расстегнутым воротом… Темные длинные волосы волнами падали ей на плечи.
Анна стояла, положив руку на широкий пояс и слегка склонив голову в поклоне, – не как женщина, как юный лорд.
– Да пребудет с вами благословение Божие, милорд Бэкингем.
Казалось, звук ее голоса вывел Генри Стаффорда из оцепенения. Он улыбнулся, сверкнув зубами.
– Фея из Ридсдейла! Вы, однако, умеете поражать, леди Анна.
Анна была довольна произведенным эффектом. В улыбке герцога сквозило восхищение, а это ей и требовалось. Ей нужно было хоть на мгновение поколебать в его душе то значение, какое он придавал ее супругу. А ведь она помнила, что еще в Нейуорте Генри Стаффорд не скрывал своего отношения к герцогу Глостеру.
– Сэр Уильям Херберт, – обратилась она к юноше, – я благодарю вас за оказанную услугу. Теперь же, полагаю, вам следует немного передохнуть. Не смею вас больше задерживать.
Уильям в первый миг опешил, затем бросил на герцога Бэкингема недружелюбный взгляд. Анне было жаль его, но она хотела говорить со Стаффордом без свидетелей. К тому же Уильяму и в самом деле требовался отдых.
Когда он покинул комнату, Генри Стаффорд опустился перед Анной на колено и поцеловал ее руку, глядя на нее снизу вверх своими удивительными голубыми глазами, особенно яркими в сочетании с темными ресницами и угольно-черными, круто изогнутыми бровями.
– Как часто я мечтал об этой встрече! Воистину непостижимы пути Господни. Когда ваш посыльный сказал мне… Это было как чудо. Я несколько раз переспрашивал его…
Он нежно прижал ее руку к своей щеке, пересеченной двумя белесыми рубцами от подбородка до виска.
– Помните эти шрамы? Вы спасли мне жизнь, прекрасная и отважная охотница. Я ваш должник. Безымянная Лощина… Оборотень в волчьем обличье. Как давно это было, как много изменилось с тех пор!..
У него был чарующий негромкий голос, и он действительно был поразительно красив – тонкий нос, твердо очерченные губы, длинные черные волосы, небрежно падающие на высокое смуглое чело. Даже шрамы не портили его. И когда он вновь коснулся обжигающими губами ее запястья, у Анны по телу прошла дрожь и сильно застучало сердце. Перед ней вдруг приоткрылась бездна, в которую ей страстно захотелось броситься. Она едва нашла в себе силы отвести глаза. Нет, она должна держать себя в руках. Когда-то этот человек стал причиной ссоры меж нею и Филипом, теперь же он – самый преданный сторонник ее супруга, и еще неизвестно, что он скажет, когда узнает, что она пошла против воли герцога Глостера и самовольно прибыла в Лондон.
Анна резко отняла руку. Вскинула голову.
– Вы правы, милорд Стаффорд. С тех пор многое изменилось. Я покинула Нейуорт, я овдовела, однако позднее вновь вышла замуж – за герцога Глостера. Посыльный же, которого вы только что упомянули, не просто слуга. Это сэр Уильям из рода уэльских Хербертов, и он имеет все права на графство Пемброк. Это вся свита, с какой я прибыла в Лондон.
Когда до Бэкингема дошел смысл сказанного, он поднялся и взглянул на нее с недоумением.
– Вы прибыли в Лондон лишь с этим юношей? Как это понимать? Вы, герцогиня Глостер, супруга лорда-протектора? Вас ожидают здесь со дня на день, герцог велел приготовить для вас роскошные апартаменты в Кросби-Холле…
Он видел, что Анна удивлена тем, что услышала, и тогда тоже умолк. С каким-то новым любопытством Бэкингем оглядел ее с головы до ног, окинул взглядом комнату, где она остановилась.
– Что это все означает, миледи? Как случилось, что вы оказались в Лондоне без свиты, без дам, без придворных, с одним только этим юношей? – Лицо Бэкингема приняло отчужденное выражение. – Он ваш любовник?
– Нет, разумеется. Но он мой друг, и мы вместе с ним бежали из замка Понтефракт.
– Что?!
Бэкингем, казалось, не поверил своим ушам.
Анна вдруг почувствовала себя неуютно. То, что она совершила, было необычно, более того – неслыханно. Это грозило скандалом. Она выглядела неразумной строптивой особой, которую супруг может подвергнуть любому наказанию, вплоть до повторного заточения. Анна постаралась взять себя в руки, чтобы не выказать своего замешательства перед изумленным герцогом. Опустившись в кресло, она величественным жестом указала Бэкингему на место напротив себя.
– Садитесь, милорд. Мне известно, что вы сейчас ближайший поверенный моего супруга. Но неужели он ни единым словом не упомянул в вашем присутствии о моем исчезновении из замка Понтефракт, где он держал меня с тех самых пор, как стало известно о смерти Эдуарда IV?
Бэкингем слегка пожал плечами.
– Я уже сообщил вам то, что знаю. Герцог ждет вас. Правда, теперь я припоминаю, что, когда в Лондон прибыл рыцарь Брэкенбери, Ричард надолго уединился с ним, а затем на совете был настолько рассеян, что мне пришлось дважды обращаться к нему, прежде чем он откликнулся.
Он сделал паузу.
– Вы сказали, что бежали из Понтефракта?
Анна отвела взгляд. Знает ли Генри Стаффорд, что именно там находился преподобный Стиллингтон, знает ли, как далеко ведут честолюбивые планы Ричарда Глостера?
За окном раздался протяжный унылый звук – с башен Тауэра подали сигнал гасить на ночь огни. Анна притворила ставни, чтобы не привлекать внимания ночной стражи, и помедлила у окна. Когда же внезапно оглянулась через плечо, то заметила настороженность во взгляде Бэкингема. Теперь он смотрел на нее не как на очаровательную даму, а как на мужчину, на возможного соперника. Герцог Бэкингем предан ее мужу… Но известны ли ему тайные намерения протектора?
– Когда назначена коронация? – как можно беспечней спросила Анна.
Бэкингем замялся.
– Это еще не ясно. Ваш супруг еще не принял решения…
На лице Анны появилось выражение холодного разочарования.
– Что ж, – бесцветно проговорила она. – Значит, вам известно, что юного Эдуарда V могут и вовсе лишить трона?
Опять все тот же настороженный, пожалуй, даже враждебный взгляд.
– Вы весьма осведомлены, миледи.
– Не слишком. Я знаю только кое-что о сомнительных показаниях одного старого священника по поводу брачных обязательств короля Эдуарда IV и некоей леди Батлер.
– Не столь уж и сомнительных, если достойный прелат поклянется на Библии перед парламентом.
– А вы сами-то верите, что этого достаточно, чтобы назвать законную королеву блудницей, а детей, которых сам король Эдуард считал своими наследниками, объявить бастардами и удалить в глушь?
Бэкингем надменно вскинул голову.
– Достаточно, если с этим согласится парламент.
Анна улыбнулась.
– А парламент согласится, если в нем окажется достаточно сторонников герцога Глостера, пользующихся уважением и авторитетом. А ведь вы сейчас самый популярный из них, не так ли? И, разумеется, поддержите моего супруга.
– Да, миледи, это так. Герцог Глостер – талантливый и мудрый правитель. Не спорю, он бывает и жесток, и резок. Умеет и лицемерить – но как ловко! Стоит ли говорить вам, что иной твердый, но разумный государственный муж стоит дюжины добродушных, но слабых. И я считаю, что, если лорд-протектор взойдет на трон, это будет благом для Англии, куда большим благом, чем если на престоле окажется несмышленое дитя, которым станут помыкать все эти выскочки Вудвили.
– Но вы, кажется, женаты на одной из Вудвилей? – напомнила Анна.
Лицо Бэкингема приняло еще более отчужденное выражение.
– Моя супруга осталась в Уэльсе, – холодно произнес он, словно это могло все объяснить.
На какой-то миг в комнате повисла тишина, лишь тихо потрескивали, оплывая, свечи.
– А как бы вы поступили, Генри, – неожиданно мягко сказала Анна, – если бы она воспротивилась вашей воле и, как я, тайно явилась в Лондон?
– Не думаю, что у нас после этого сохранились бы добрые отношения, – медленно проговорил Бэкингем. Но потом улыбнулся: – Однако вам ничего не грозит. Вы Анна Невиль, дочь самого Делателя Королей, и Ричард будет доволен, если вы в нужный момент окажетесь рядом. Он любит вас.
Анна вопросительно подняла бровь.
– Это он так сказал?
– Да. Еще тогда, когда сообщил мне, что вы стали его женой.
Он улыбнулся.
– Никогда бы не подумал, что смогу разговаривать с самой обворожительной женщиной Англии о политике.
И он вновь окинул всю ее взглядом.
– Получили ли вы мое ожерелье?
– Да, милорд, и благодарю вас за бесценный подарок. Однако осмелюсь ли я просить вас об услуге?
– Я в вашем распоряжении, леди Анна.
Анна откинула пышную волну волос и взглянула на Стаффорда с дразнящим кокетством.
– Вы отлично понимаете, что я не могу совершенно неожиданно и тем более в таком виде появиться перед своим супругом. Я нуждаюсь в друге и защитнике. Поразмыслив, я решила, что наши старинные добрые отношения позволяют мне обратиться к вам с просьбой о помощи.
Бэкингем улыбнулся:
– Кажется, у древних это звучало так: «Amicus certus in re incerta cernitur»[45]. Что ж, леди Анна, если я смогу быть вам хоть чем-либо полезен, то сочту это за счастье.
Правду говоря, Анна опасалась, что предприимчивый Бэкингем не упустит случая воспользоваться тем, что она оказалась в его власти. Однако, после того как они провели в беседе весь вечер, обсуждая, как представить беглянку ко двору, чтобы это не вызвало всеобщего недоумения, а затем герцог, учтиво простившись, удалился, Анна испытала нечто похожее на разочарование и еще долго не могла уснуть, не понимая, отчего чувствует себя такой несчастной. О, она умела владеть собою! Если бы Бэкингем позволил себе малейшую вольность, она бы воспротивилась, ибо не доверяла этому сподвижнику Глостера, однако холод и тоска вновь вернулись к ней. Впервые воспоминания о Филипе не принесли ей облегчения, а, наоборот, вызвали слезы. Она долго ворочалась в постели, взбивая тугую подушку, то сбрасывая одеяло, то укрываясь вновь. Чтобы отвлечь себя, она принялась обдумывать предложенный Бэкингемом план. Действительно, герцогу нельзя было отказать в сообразительности. Не имеет смысла слишком долго скрывать ее пребывание в «Леопарде». Рано или поздно возникнут подозрения, кто-нибудь может узнать либо ее, либо Уильяма Херберта, особенно сейчас, когда в городе полным-полно шпионов лорда-протектора, выискивающих сторонников Вудвилей. Стаффорд предложил уже завтра отвезти ее в Вестминстер. На этот день был назначен торжественный банкет по случаю получения Джоном Ховардом титула герцога Норфолкского. Единственная прямая наследница герцогства Норфолк маленькая Анна Моубрей, малолетняя супруга принца Ричарда, трагически погибла, по неосторожности выпав из окна своего Аруждельского замка, и теперь Джон Ховард, при поддержке Ричарда, стал наследником бедняжки (когда Анна об этом подумала, эта слишком своевременная смерть напомнила ей неожиданную кончину Маделин Херберт, но она прогнала эту мысль, дабы не будить старые страхи).
Бэкингем предложил Анне воспользоваться этим торжеством, чтобы с пышной свитой и в его сопровождении прибыть ко двору, дабы ее появление не выглядело возвращением беглянки. Тогда герцог Глостер не станет предавать огласке ее тайное бегство и будет вынужден принять супругу с подобающими почестями. Поскольку рядом с нею будет Бэкингем, Ричард поймет, что его союзник покровительствует Анне, и не захочет обострять с ним отношения, особенно сейчас, когда ему так необходима поддержка. О тайной причине, побудившей ее спешно приехать в Лондон, Анна не проронила ни слова и была благодарна Стаффорду, что тот не допытывался.
Когда на другой день Анна поделилась с Уильямом планом Бэкингема, юноша нашел его вполне приемлемым, однако особого воодушевления не выказал. Он явно ревновал, и отвлечь его от мрачных мыслей ей удалось, лишь сообщив, что ее супруг отнюдь не выказал беспокойства из-за ее бегства и даже объявил, что со дня на день ждет ее в Лондоне.
– Очень трудно понять, леди Анна, что на уме у лорда-протектора. Я не думаю, что Брэкенбери или Тирелл все скрыли от него. Однако то, что нас не преследовали в дороге и до сих пор не оповещено о вашем исчезновении, а наоборот – речь идет о том, что вы скоро объявитесь, – очень странно.
Их разговор был прерван появлением Ральфа Баннастера, который привез для Анны и ее спутника пышные одежды для выезда.
– Милорд Стаффорд просил передать, чтобы вы ждали его после того, как отзвонят nones, – возвестил он, широко улыбаясь и кланяясь Анне.
Присланный Бэкингемом туалет был великолепен: шуршащая малиновая парча новомодного флорентийского кроя. Нижнее платье сплошь расшито золотыми арабесками, рукава узкие, перетянутые золотой тесьмой с прорезями на локтях и у проймы, сквозь которые пышными буфами вздувалось тонкое полотняное белье. Поверх нижнего наряда надевалась распашная накидка наподобие длинной безрукавки, но со шлейфом. Накидка была без единого украшения, и, когда она распахивалась, нижнее платье выглядело еще более роскошным. Головной убор представлял собой шляпку в виде широкого обхватывающего голову валика, позади которого ниспадали воздушные драпировки из нежно-розового муслина, а спереди на лоб на тончайшей цепочке свисала кроваво-красная рубиновая капля.
Когда Анна, блистая всем этим великолепием, под руку с Уильямом Хербертом спустилась во двор, она ощутила на себе множество восхищенных взглядов. Герцог Бэкингем замер, удерживая под уздцы двух коней – вороного белоногого Молнию, которого Анна тотчас узнала, и серую в яблоках лошадь для герцогини. Какой-то гостиничный лакей, забывшись, ошарашенно спросил у герцога, придерживавшего Анне стремя:
– Кто это? Фея или волшебница?
Милорд Бэкингем помог герцогине сесть в седло и, смеясь, ответил:
– Бери выше, приятель, – это же Анна Невиль!
Весть, как и рассчитывал Бэкингем, разнеслась молниеносно. К тому же кортеж, в котором Анна ехала рядом с герцогом Бэкингемом, был великолепен. Далеко впереди бежали вестовые, за ними шли герольды, трубя в сверкающие трубы, следом двигались вымпелоносцы, а уж затем, во главе свиты из пажей, придворных и вельмож – Анна и герцог.
– Вы видите, как встречает вас Лондон! Клянусь Всевышним – быть вам властительницей этого города.
Анна вздрогнула и посмотрела на герцога, но тот, беспечно щурясь, устремил взгляд вперед.
Со всех сторон стекались люди: зазывалы оставили свои места, чтобы взглянуть на дочь знаменитого Уорвика, подмастерья в передниках выбегали из мастерских, няньки поднимали ребятишек повыше.
– Смотри, смотри, дитя мое! Потом сможешь говорить, что видел дочь самого Делателя Королей!
Анна, улыбаясь, смотрела по сторонам, но в глазах ее не было тепла. Она помнила этот город враждебным и угрюмым. Тогда она ехала по тем же улицам с безумным королем Генрихом, и люди едва ли не плевали ей вслед. Она помнила время, когда, словно нищенка, пробиралась по лондонским закоулкам и любой из горожан был готов продать и предать ее. О нет, она ничего не забыла! Ее отец любил этот город, который и его бездумно предал, обвинив во всех своих бедах. Теперь же имя Уорвика было у всех на устах, люди громко славили его и до хрипоты приветствовали его дочь.
Они миновали узкую, кишащую народом Флит-стрит, проехали Темпл-Бар. Впереди начинался славящийся своими дворцами Стренд. Здесь движение кавалькады ускорилось. Герольды отступили, давая проход всадникам, перешедшим на рысь. Впереди показались устремляющиеся к небу шпили Вестминстера. Анна начала волноваться.
– Генри, – вполголоса воскликнула она, не замечая, что обращается к Бэкингему по имени. – Генри, мне не по себе!
– Не бойся, я с тобой. Видишь, что творится? Ты популярна в Лондоне, и мы непременно выиграем эту партию.
Когда они миновали Чарринг-Кросс, под копыта коней неожиданно бросилась женщина в черном.
– Милосердия, миледи Анна! Ради памяти Ланкастеров, я молю о милосердии!
Лошадь Анны испуганно шарахнулась, и ей пришлось рвануть поводья, осаживая ее.
– Леди Маргарита Бофор, что вы делаете! – гневно воскликнул Бэкингем, вздымая коня на дыбы.
Анна не сразу узнала первую щеголиху двора Ланкастеров. В первый миг она приняла ее за монахиню, если бы эти почти монашеские одежды не были сшиты из самых дорогих тканей.
– Милосердия! – вновь воскликнула супруга Томаса Стенли, не поднимаясь с колен. – Только вы, миледи, можете упросить герцога Глостера пощадить моего мужа!
Произошла заминка. Бэкингем распорядился поднять леди Стенли.
– Стыдитесь, сударыня! В вас течет королевская кровь, и негоже вам валяться в пыли, как простой просительнице!
Однако обычно спокойная Маргарита Бофор отчаянно сопротивлялась и кричала, взывая к справедливости, пока Анна наконец не выдержала.
– Успокойтесь, графиня! Ваш супруг всегда был мне добрым другом, и, если в моих силах будет помочь ему, – я сделаю это.
Когда они двинулись дальше, герцог Бэкингем придержал повод ее коня.
– Не вздумайте делать этого, Анна. Вам следует просить небо, чтобы Ричард Глостер милостиво отнесся к вам самой. Не испытывайте терпения герцога.
Анна молчала. Она ехала в Лондон только ради того, чтобы просить о милости. И будь что будет – она не отступит от намеченного…
Огромный двор Вестминстера был полон. Анна увидела знакомую гранитную лестницу, обрамленную вздыбленными каменными пантерами. На самом ее верху, в черной одежде и высокой, опушенной горностаем шляпе, стоял ее супруг.
Какое-то время Анна и Ричард пристально смотрели друг на друга. Вокруг гремели торжественные клики, по знаку Бэкингема герольды грянули туш. И тогда Ричард наконец улыбнулся и, опираясь на трость, стал неторопливо спускаться по ступеням.
Уильям помог Анне сойти с лошади, опередив Бэкингема. Анна не заметила, какими недружелюбными взглядами обменялись эти два уэльских лорда. Придерживая край платья, она начала подниматься навстречу лорду-протектору.
Они встретились на середине лестницы.
– Рад приветствовать вас, возлюбленная супруга, – не позволив Анне опуститься в церемонном поклоне, проговорил Ричард.
Он был само радушие – тот самый «милый кузен», что навещал вдовствующую леди Майсгрейв в обители святого Мартина. На них смотрели сотни людей, и он не мог держаться иначе. И Анна решилась:
– Супруг мой, милорд герцог! Вы предотвратили мятеж в стране и оградили юного государя от посягательств изменников. Я несказанно горжусь вами. Но чтобы гордость моя не знала границ, я молю вас проявить великодушие и до конца остаться честнейшим зерцалом рыцарства Англии. Милорд! – И, прежде чем Ричард сумел удержать ее, она опустилась на колени и молитвенно сложила руки. – Ваша светлость, именем Иисуса Христа и Пречистой Девы Марии заклинаю вас: пощадите единоутробного брата короля Эдуарда V, лорда Грэя, а с ним и моего духовника епископа Ротерхэмского и моего родственника, лорда Томаса Стенли!
Гораздо позже, когда они уже восседали в пиршественном зале, Бэкингем, улучив момент, негромко заметил:
– Клянусь благим небом, у Ричарда в тот момент было такое лицо, что я опасался, что он столкнет вас с лестницы. Вы слышали, какая тишина установилась во дворе? После поспешной казни Гастингса никто и заикнуться не смел о помиловании остальных узников. Одна лишь несчастная Маргарита Бофор, с которой лорд Стенли, между прочим, не очень-то и ладил в последние годы, обивала пороги резиденции протектора, но ее гнали прочь. Вы выбрали исключительно удачный момент. Ричард просто не мог отказать вам в ту минуту.
Анна улыбалась одними губами, глядя в противоположный конец стола, где ее супруг беседовал с Робертом Рэтклифом. В ходе торжественного банкета Ричард Глостер не обменялся с нею ни единым словом. «В конце концов, я сделала то, ради чего приехала сюда. Остальное уже не так важно».
Однако, когда ближе к ночи Анну проводили в апартаменты лорда-протектора и она осталась одна в ожидании супруга, ее обуял панический страх. Оказалось, что Ричард Глостер занимает в Вестминстере те же покои, что и некогда ее отец. Она узнавала сходящиеся шатром над головой тяжелые каменные своды, барельефы на панелях, выступающий на несколько локтей из стены громадный камин из черного гранита. Когда-то здесь, в этой старой башне Вестминстера, произошла их последняя встреча с Уорвиком, состоялся последний разговор.
– Отец! – всхлипнула Анна, вглядываясь в темноту под сводами. – Отец, помоги мне! Защити меня!
Скрипнула дверь. В комнате затрепетал свет факела. Сумрачное небо за открытым окном сразу стало темнее, показались первые звезды. Анна повернулась к двери и увидела Ричарда. Он держал в руке факел, и огненные блики неровно ложились на его лицо. Темные глаза под бровями казались бездонными впадинами. Герцог был весь в черном, лишь узкие белоснежные брыжи у ворота и на манжетах у самой кисти делали его одеяние не столь мрачным. Ни слова не говоря, он, прихрамывая, обошел покой, зажигая светильники на стенах, пока не стало достаточно светло, а затем швырнул догорающий факел в пустой камин.
– Я ждал тебя, Анна, – спокойно произнес он, не оборачиваясь.
Анна едва сдержала себя, чтобы не броситься к Ричарду в ноги и не начать молить о прощении. Она испытывала ужас перед этим человеком, перед его каменным спокойствием. Однако вместо этого она лишь негромко промолвила:
– Раньше, когда я бежала от вас, вы искали меня.
– Тогда я был молод и глуп. Теперь же я начал размышлять и решил, что тебе некуда деться от меня.
Он опустился в кресло, расстегнул тесный ворот.
– Когда этот олух Брэкенбери весь в соплях и слезах прискакал ко мне, уже готовый сунуть башку под топор, мне пришлось едва ли не утешать его. Брэкенбери – мой верный сторонник, а такие мне нужны… Сначала я решил было, что ты отправилась к детям в Миддлхем. Но тебя там не оказалось. Не было тебя и в Нейуорте. Да-да, даже туда добрались мои гонцы, чтобы отыскать тебя. Тогда я предположил, что ты просто удрала куда глаза глядят, чтобы натешиться любовью с красавчиком Уильямом Хербертом. Но и это было не так. Я часто замечал, какими глазами смотрит на тебя этот малый, но ни разу ты не выказала ответного чувства. Ты нянчилась с ним, как с еще одним ребенком. И меня осенило: Ричард Грэй! Ты обратила на него внимание еще в Ноттингеме. Над ним висел топор, и могло ли тебя что-то остановить, когда дело шло о жизни пащенка обожаемого Филипа Майсгрейва? Вот тогда я и велел пустить весть, что ты скоро явишься в Лондон.
Хотела Анна того или нет, но она испытала невольный трепет перед проницательностью супруга.
Он взглянул на нее, прищурившись.
– Садитесь, дорогая. Это я, погрязший в скверне, недостоин сидеть в присутствии ангела, слетевшего с облаков, чтобы защитить страждущих по вине злодея-горбуна! Какое поразительное благородство! Но отчего же вы забыли упомянуть в своей просьбе графа Риверса? Или в вашем сердце не нашлось для него места, как и для бедняги Джона Мортона, который еще со времен Делателя Королей остается вашим заклятым врагом?
Анна села, оправив складки платья.
– Вы правы, милорд. Я просила не за всех, ибо не хотела испытывать ваше терпение. Но уж коль вы сами повели об этом речь, я еще раз взываю к вашему великодушию и прошу вас о снисхождении к еще двум существам, двум малолетним детям, вашим племянникам – Эдуарду и Ричарду Плантагенетам…
«Теперь не время скрывать, что я все знаю. Бэкингем не сегодня-завтра оповестит Ричарда об этом. Да и Тирелл наверняка уже поведал, что я говорила в темнице Понтефракта с Грэем и тот мог открыть мне тайну Стиллингтона».
Однако то, как невыносимо долго Ричард молчал, поразило ее.
– Откуда вам это известно? – наконец проговорил он.
Анна взглянула на Ричарда с удивлением. Неужели Черный Человек, его верный пес, ничего ему не сказал? Или он настолько туп, что решил, Грэй поведал ей только о том, какие скверные манеры у палача Майлса Фореста?
– Я знаю об этом давно, – промолвила она первое, что пришло в голову.
Ричард открыл было рот, словно собираясь что-то сказать, но лишь с шумом выдохнул, а затем грубо выругался.
– Дьяволово семя! Как мог упустить я из виду, что старый Медведь, который знал обо всем, что творится в Англии, наверняка посвятил вас во все это? Уж если про Сендельский мост он выложил все, то про обручение Эдуарда с дочкой старого Шрусбери никак не мог упомянуть…
Анна промолчала.
– Однако не вполне ясно, почему Уорвик не воспользовался этим, когда Эдуард IV женился на Элизабет? Он первый мог объявить этот брак недействительным.
– Наверное, потому, что считал помолвку не столь серьезным делом, как венчание в церкви.
– Чушь! Ведь когда Эдуард расторг помолвку с вами, Уорвик развязал настоящую войну. Ходили также слухи, что он таскал к священнику и некую даму – Элизабет Люси…
– Вот видите, милорд. Ваш брат многим давал брачные обязательства, но законной женой считал лишь королеву Элизабет.
– И поэтому так прятал от всех беднягу Стиллингтона? О нет! Дело настолько серьезно, что я действительно могу доказать незаконнорожденность его отпрысков!
В тишине слышалось лишь тяжелое дыхание Ричарда. Потом он успокоился.
– Могу ли я быть уверен, что вы на моей стороне в этом вопросе?
– Нет.
– Отчего же? Разве вы против того, чтобы стать королевой Англии?
Анна резко выпрямилась. По спине ее пробежал холодок. Королева Англии! Искушение слишком велико. Ричард заметил, что она колеблется, и заговорил:
– Брак короля и Элизабет Вудвиль действительно незаконен. Оставим в стороне вопрос о том, что сия дама была неподобающего происхождения и лишь колдовством и коварством вскружила голову моему несчастному брату. Но когда Эдуард и Элизабет венчались, была еще жива куда более подходящая для королевского ложа Элеонор Батлер, дочь старика Талбота, графа Шрусбери. У нее от Эдуарда даже был ребенок, который, правда, вскоре умер. И если с вами, Анна, Эдуард открыто расторг помолвку, то Элеонор он попросту заточил в монастырь, где она и скончалась несколько лет спустя. Примерно так же обстояло дело и с другой дамой – Бэт Люси. Так что по закону, светскому и церковному, дети Эдуарда являются рожденными вне брака, а Элизабет Вудвиль не законной супругой и королевой Англии, а лишь тем, чем она всегда и была, – наложницей, которая еще до Эдуарда наставляла рога своему первому мужу с Филипом Майсгрейвом. И когда все это будет оглашено на заседании парламента, вряд ли мой племянник сохранит права на трон.
– Ричард, вы можете втолковать все эти тонкости членам верхней и нижней палат, но как же быть с целым королевством, со всеми подданными, которые знают одно: их королем был ваш брат, королевой – Элизабет Вудвиль, а следовательно, их сын – законный наследник. Ваше стремление любой ценой завладеть короной приведет лишь к тому, что начнутся волнения, и это сыграет на руку вашим врагам Вудвилям. И тогда – новая война.
Ричард криво усмехнулся.
– Англии нет дела до того, кто ее король. Настоящая знать почти вся перебита в войне Роз, поэтому все, что требуется, – это убедить парламент и столицу. Вся Англия! Хо! Порой вы говорите неразумные вещи, Анна. Не так уж сложно вбить в голову этому скопищу скотов то, что нужно. Если у правителя есть хоть унция мозгов, он легко упрочит свою власть. Толпа – весьма податливый материал. Питай их обещаниями да делай некоторые поблажки, вроде тех, что так осточертели мне в Йорке, и они твои.
Анна вспомнила, насколько популярен Ричард в Йорке – городе, где мест для казней столько же, сколько и богаделен. Кое в чем он прав. Он может покорить толпу, которую презирает, он умеет приобрести сторонников среди тех, кого ненавидит, заставив стать своей женой женщину, которая к нему ничего не испытывает, кроме отвращения. Она подумала об их сыне. Невероятно, но этот слабый, капризный ребенок когда-нибудь может стать королем! Это открытие позабавило ее, и она улыбнулась. Ричард заметил это.
– Мне нужна твоя поддержка, Анна! – со всей силой убеждения, на которую был способен, проговорил он. – Тебе ничего не придется делать, только во всем выражать согласие со мной. Мне необходим крепкий тыл. Скажи положа руку на сердце, разве я был все эти годы плохим супругом?
Анна вздрогнула. Тон, каким заговорил с ней Ричард, был тоном «милого кузена», а не тот, каким он велел ей отправиться в Понтефракт. Чудовище внутри него свернулось в клубок и замурлыкало. О, она нужна сейчас Ричарду, нужны ее слава, ее родство с Делателем Королей, но он не остановится перед тем, чтобы избавиться от нее, если она окажет неповиновение. В случае ее доброй воли ее ждут слава, могущество и корона Англии. Корона, которой так добивался для нее отец.
Она обвела взглядом покой. Когда-то Уорвик ударил ее здесь за то, что она заявила, что не желает быть королевой. Как ни странно, но Ричард у того же камина предложил ей исполнить мечту ее отца. И еще она вспомнила… Да, когда-то давно та странная женщина – имя ее она забыла – предсказала ей, что она станет королевой… Стоит ли упрямиться, когда все происходящее заранее предначертано?
Анна сжала подлокотники кресла.
– Один вопрос, милорд Ричард. Что станется с маленькими принцами, если вы лишите их престола?
– Ничего, – просто отвечал Глостер. – Если парламент признает их бастардами – они никому не будут интересны. Возможно, их отправят к матери.
Он улыбнулся, обнажив зубы.
– Если вы задали этот вопрос, значит, вы согласны и далее оставаться для меня доброй супругой?
Анна смотрела на светильник позади его головы.
– Да, милорд. Я не стану вмешиваться в ваши дела. Остальное – в руках Божьих.
– Но каков тон! Вам предлагают корону Англии, а у вас вид святой мученицы.
Он встал и обнял ее.