Завтра октябрь. Несветские истории Есина Елена
Еще с ребятами брали микроавтобус с русским. Ну гидом его не назвать, конечно, просто с русским парнем Алексеем, который приехал сюда один раз отдохнуть, а потом, уже вместе с женой, переселился на проживание. Живут они уже здесь четыре года.
– А что, тут хорошо круглый год, даже в сезон дождей. Дождь идет, как по расписанию, и даже меньше, чем в эти дни. Ну вы же видите, как это комфортно, дождь прошел и опять тепло.
– А что делаете, Алексей, если не секрет, конечно?
– Вывожу вот так туристов. Для осмотра острова у меня вот водитель со своим автобусом, а для морских прогулок – катерок с капитаном из Эстонии. Есть тут дешево, одежда – копейки, постирают и погладят все за тридцать рублей килограмм. Хорошо тут жить, мне нравится. А там посмотрим, я не планирую. Тут все так живут!
С Алексеем мы заехали в пару буддистских храмов, в одном из них монах нам всем завязал веревочки на руке, снять можно будет, когда желание сбудется. Так вот у Алексея вся рука в таких веревочках, некоторые уже совсем замызганные, значит, что-то желает и планирует.
Ездили на ферму «Paradise» – что-то типа зоопарка с большим количеством птиц и небольшим – животных. Со всеми можно было контактировать близко, дети с рук покормили оленей таких, как в мультике «Бемби». И там же поплавали в бассейне на обрыве, с потрясающим видом на нижнюю часть острова и на море.
На слонах еще катались, опять детям радость, я там больше в водопаде хотела искупаться, но посмотрев на воду, не стала. Цвет воды мне представлялся другим, а он такой же, как у нас в пруду под Волоколамском. Ну вот, пошла критика. Пора домой – это называется. Интересно, еще вчера аж в животе щемило от мысли, что три дня, и все! А сейчас домой хочу. Вот и Катя пишет: «в Москве хорошо – снежок». Сегодня она пишет по-другому «солнца совсем нет», но я по людям соскучилась. Она три месяца тут не добыла, а я и десяти дней «добыть» не могу. В теле опять все напряглось, все готово для движения домой. Это что ж, я больше 7 дней расслабляться не умею? Умею, просто не наработалась полноценно для полноценного отдыха или папу надо рядом, или что еще – не знаю. Во сне сегодня приснились все: и муж, и сын, и мама, один из пациентов, а вдобавок – гаишник права отбирал или сто пятьдесят тысяч просил. А если нет, говорит, денег – давай планшетник. Ага, я в него тут столько всего наснимала! Прикидывала во сне, айпад дешевле материально, но уже полон таких прекрасных моих воспоминаний. Взвесить во сне пыталась, сравнить материю и эмоцию.
Короче, ехать надо в семью, в работу, а может, на борьбу с коррупцией меня Родина такими снами призывает. В Москве, наверно, завтра опять люди в толпы собираются. Только не хожу я туда. У толпы истины нет, свою истину сообщат те, кто добрался до трибуны. А мне какая разница, кто нам потом, после выборов, опять молчать укажет.
В заключение хочу поблагодарить девочек тех, кто, прочтя первое мое письмо, поощрил меня и попросил продолжения. Я, как тот маленький ребенок, взобравшийся на стульчик, хотела еще похвалы. Хотела ли действительно – не знаю, но столько я бы не писала никогда. Но! Ценность отнюдь не в описательстве. А ценность, опять-таки, в переживании. Для того, чтобы описывать, я была более внимательна ко всему, что меня окружает. Я различала каждый цвет и оттенок, а вы представляете, сколько их здесь, где все цветет, где море и небо каждый день разные, и солнце встает и садится по-разному, и даже стаи голубей здесь не просто стаи голубей, а стаи голубых голубей. А это полный восторг! Но только видела я их один раз и очень рано. Часов в шесть утра. Пролетели надо мной – одна стая, через минуту вторая, а минут через пять – третья. Потом про них в рекламном буклете прочитала. Я видела бабочек разноцветных, садящихся к нам на стол за завтраком. Не мух противных, не ос опасных, а бабочек! Я услышала столько звуков, сколько никогда до этого не слышала – шелест качающихся пальмовых ветвей, звуки воды морской. На территории много воды в виде фонтанов и искусственных речушек с рыбками, которых мы кормили каждый день после завтрака. Шум дождя; птицы пели на рассвете совершенно райскими голосами, ночью цикады цицицикали. Запахи воспринимались мною интенсивнее: морской солоноватый, запах политой травы, цветочный сладкий, пока идешь по аллейкам отеля, пряные от зажженных палочек в ресторанах, а уж в массажных салонах! Вкусы были какими яркими! Много я старалась не есть, но манго и супчики их острые-преострые! Я острее воспринимала тактильные ощущения – ноги в вечернем песке, прикосновения теплого воздуха к коже, а уж мощный звездный портал, который просто засасывает в себя голову!
- – Не включа-айте цен-три-фу-гу-у-уууууууууу!!!
Неет! Не буду я все это описывать, для этого есть писатели и рекламные агентства, работающие на туроператоров. Важно, что я была в каждом моменте, а не этому ли учат все практики? Я была открыта всему видимому, имеющему запах, цвет, звук и вкус. Я была радостно всем этим возбуждена и услаждена! Я даже поняла смысл слова – трансцендентально! Объяснить его я не смогу, наверно, выговорить уж точно, но я его пережила! Как говорится, кто любил (трынс-пынс-тынсцедил), тот поймет. А всем остальным я этого желаю. Обязательно ли для этого ехать на Самуи? Не уверена. Но вполне можно на Самуи.
Счастье – когда тебя понимают
Наверно, конечно, точно – это счастье. Это огромное счастье, как небо.
Бывает – живешь-не живешь, не знаешь просто. Не знаешь, потому что обидели, потому что не поняли.
И вдруг появится Он, тот кто понимает. Он тебя понимает, ты его понимаешь. Слушаешь и не веришь – Он говорит твоими словами и каждое твое слово ловит, как драгоценность. И что рождает что, слова отношение или отношение рождает слова, уже неясно и неважно. Совсем неважно, потому что родилась любовь. Родилась из понимания, простого человеческого понимания. Он понял и обрел, ты поняла и обрела. Оба обрели друг друга и любовь. Вас двое и не двое. Потому что Вы могли бы быть и раньше, но не было любви, и Вы были по двое с кем-то другими, как выяснилось, Вас не понимавшими.
И все складывается само, без труда. Сказочной красоты картинка, в ней прекрасно все – любое движение, замирание, взгляд, вздох, смех, слеза. Какие слова! А прикосновения! А проникновения! Все одушествлено и обожествлено! И все бы это зафиксировать – и в рамку, а лучше – в камень.
Да нет – все живо! А живое, как известно, живет-живет и умирает постепенно или враз. Несчастным случаем называется. Ты говоришь, а Он не очень слушает. Он говорит, а ты оцениваешь – «Да. Да, правильно. А это – не знаю, ну а здесь – вообще дурак…». Ну и ладно, и пошел ты! Поссорились. Помучились. Помирились и поняли что – нет – друг без друга никак. И опять сладко и спокойно, и вроде все понятно и просто. Но это до следующего непонимания. И оно приходит чаще и чаще – непонимание, и тихо, no-english уходит любовь.
И остаются обычные слова, вполне чувственные прикосновения, довольно качественные проникновения. И есть он, и есть ты. Оглянитесь, влюбленные. А где любовь? Вот же она здесь была. Может, спряталась от вашей ругани в другой комнате? Нет? Может в шкафу сидит, закрыв уши? А может, кровать неосторожно тряхнули, предаваясь любовным, заметьте, утехам, и она скатилась? Смотрели под кроватью? Нет? Вам даже не хочется ее поискать? Ну удачи вам, ребята! И снова есть он, и есть ты, и опять вас двое и не-двое. Потому что нет части тебя, и хорошо бы его стало больше на ту часть. Да нет, он тоже без части себя. Калеки. Лечитесь. И только время вам в доктора.
Весна
С праздником!
Счастье быть женщиной!
Мне очень нравится. Возможно, за одну возможность быть очаровательно глупой. Мужчинам нельзя быть глупым. Дураком еще – куда ни шло, а глупым нельзя. И еще мне это нравится за возможность пользоваться косметикой. Как можно без косметики жить?!
Утром иногда проснешься, подойдешь к зеркалу:
– Женщина, я вас не знаю!
Потом наладишь общий фон, там чиркнешь, здесь мазнешь, тень, блеск:
– А, Маша!!! Прости, пожалуйста, не узнала. Богатой будешь!
Украшать лицо, руки, на уши повесить сережки, и на тебя не смотрят косо, прикидывая твою ориентацию. А каблуки носить – мне кажется, многие мужчины хотели бы быть повыше, а нам – чего проще, хоть на двадцать сантиметров, с танкеточкой если.
Белье опять же корректирующее, мужчины так и носят свои животы над ремнем.
А у нас есть корсеты, бюстгальтеры пуш-ап. И вообще, сколько всякой приятной всячины.
Я весь день вчера подарки женщинам выбирала, в магазинах все так красиво – шелка струятся, кружева пенятся, цветочки, сердечки, ангелочки везде от трусиков до ювелирки. Мило так все, нежно и очень дорого. А я хочу, чтобы у моих подруг реальных и виртуальных это все было. Потому что открывать упаковочку приятно, смотреть на дарящего счастье, отражаться в его еще более счастливых глазах – чудо!
Всем-всем девочкам желаю, чтобы реальность была, как мечта! Вы все умны, талантливы, позитивны и креативны. И заслуживаете многого.
Девичник
Попала вчера на небольшой девичник. Одна из нас листала хорошо изданную книгу с картинами явно современной художницы, хотя изображено не наше время.
– Мне вот эта нравится, – протягивает книгу в сторону хозяйки квартиры Алена.
– А, ты вон кого смотришь? Она рисует с открыток прошлых лет, и она очень сильно зависит, мне сказали, от мужчин, с которыми живет. Видишь, какая она может быть непохожая.
Татьяна пробегает по книге и показывает нам что-то из разных ее участков, иллюстрируя свою мысль.
– Любая женщина очень зависит от мужчины, с которым живет. И любая женщина с разными мужчинами очень разная, – говорю я.
– Так вот! Давайте за раскрытие в себе разносторонней личности! – протягивает фужер в центр стола зардевшаяся Лена.
Летит завтра утром за границу нашей Родины, не так давно, правда, это стало «заграницей». Летит на обед. Буквально туда-сюда. Летит открывать, а, может, уже расширять в себе новые горизонты, женщина. Надолго не может себе позволить и та сторона, похоже, не может ее долго там задерживать.
Поздравляю всех женщин! С женским праздником и с тем, что у нас есть мужчины, через которых мы узнаем о себе много нового и потаенного.
До поры.
Купидон
Боже, как же он был одержим! Если б не пушистые, нежно-розового пера крылья, которые раскрывались в форме сердечка у него за спиной, вы бы никогда не подумали, что он Ангел. У него были гладкие, цвета подсушенного пшеничного зерна волосы, струившиеся вокруг лица, наподобие прически «сэссон».
Взгляд он имел дерзкий, уверенный и даже закрученные длинные ресницы его не смягчали. Чувственный, почти всегда приоткрытый рот был, обрамлен тонкой полоской аккуратно подстриженных усиков, которая добавляла ему легенького дьяволизма. Да, Купидон повзрослел вместе с человечеством, он приобрел стиль, лоск и деловую хватку. Менялась Земля, и менялось Небо вокруг Земли. Во времена, когда люди в течение нескольких секунд запросто перебрасываются информацией через океаны, когда темп изменения уклада жизни описывается не веками, а едва ли вписывается в пятилетку, когда целые мировые индустрии борются между собой за каждую душу, всего-то лишь, как за возможного потребителя своей продукции, Ангел Любви уже не мог оставаться розовощеким херувимчиком и одаривать своими стрелами людей, играя по-детски, беззаботно. Сколько творчества и вдохновения вкладывает он в процесс! Пыль каких молодых беспокойных планет он расщепляет на наночастицы, изготавливая состав, отливая наконечники для своих стрел, которые будят сердца и отвлекают мозги, занятые подсчетами, у кого – активов, а у кого – просто последних денег. Пусть на время, но он отрывает людей от работы, бизнеса, подъема по карьерной лестнице, поиска себя в социуме или в самом себе, от обычного бытового пьянства или творческого праздношатания. Иногда, конечно, отрывает от семей и от детей. То есть расшатывает непреложные человеческие ценности.
Застегнутый на все пуговицы, гладко причесанный и всегда смотрящий чуть вправо Ангел Совести частенько говорил Купидону, что тот снова дал повод раскалить в аду еще две сковородки.
– Ничего, теплей станет на подземных парковках, – задорно отшучивался Ангел Любви.
– С каких это пор тебя интересует физическое тепло? – ехидно поинтересовался Ангел Совести.
– Меня оно не интересует вовсе, ты же знаешь. Мне важно только тепло душевное. Просто пускай у людей будет еще один дополнительный бонус к земной жизни.
– А с небесной-то что потом делать будут? – вопрошала Совесть.
– Тебе ль не знать, что каждый по уму и адекватности своей разберется? – отвечал Купидон.
– Да и как же в смерть уйти, не познав любви? – апатично вопрошал Ангел Смерти. – Как сумеют продлить себя в Боге, не пройдя при жизни процесс растворения себя в возлюбленном? Пусть любят тех, перед кем имеют обязательства, – Ангел Совести все больше отводил голову вправо.
– Что значит «пусть»? Там, где есть любовь, ее невозможно ни уменьшить, ни увеличить! Значит, пускай живут с обязательствами, но без Любви? Жестоко оставлять людей в такой безнадеге. Мой состав работает только там, где ничего нет.
– В головах, где ничего нет, да в пустых душах действует твой состав!
– И что? – Купидон извлек стрелу из колчана, прицелился, натянув тетиву, выстрелил, и, довольный очередным метким попаданием, опять обратил свой дерзкий взор на Ангела Совести. – И что? Раз созданы они существами телесными и мыслящими, значит, через тело и мозг должны тянуть мы их к Богу.
– Э-э, а вот это непонятно. Точнее, не всегда понятно, к Богу ты их тянешь или нам способствуешь? – щурился Черт, появившийся откуда ни возьмись, слева от Ангела Совести. Теперь стало понятно, отчего все это время его голову сворачивало направо.
Черт, теперь уж простите за тавтологию, чертовски умело носил модный фрак, под фалдами которого прятал свой хвост. Кроме того, он бриолинил волосы, которыми надежно маскировал подпиленные рога, так что их было не разглядеть. В человеческих понятиях черт был похож не то на пожилого бисексуала, не то на стареющего метросексуала. Его внешний вид задевал, конечно, эстетические чувства небесных созданий, но, боясь отсутствия толерантности друг другу, все молчаливо принимали Черта таким, каков он есть.
– Привет, Рогатый! А точнее – изыди! – поздоровалась ангельская компания.
– Я-то нет, я только Богу, способствовать могу! – продолжал Купидон.
– Да только ты там, в подземелье, хорошо себя чувствуешь, в тепле размножаешься. Устроился ловко, сквозняков нет. Цветет ваша братия, не только количеством, но и качеством растет.
– Да. Процветаем, – довольно потянулся Черт за сигаретой.
– Во Вселенной не курят, – напомнили девичьи голоса, зазвучав с нескольких сторон сразу. – Чадите в своем пекле!
– У меня электронные…
Со стороны Заката Солнца к товарищам приблизился Ангел Творчества, окруженный стайкой длинноногих хрупких Муз, это именно они пресекли попытку Черта закурить. Ангел Творчества любил присутствовать на различных небесных дискуссиях, чтобы потом подавать людям идеи для творчества, значительного и не очень. Как истинный слушатель, он поздоровался, но не стал вмешиваться в разговор.
– Что толку в спорах, – Купидон чувствовал на себе пристальное внимание своих собратьев из заоблачных сфер, но являл собой очарование и снисходительность. – Что толку в спорах. Каждый должен делать свое дело. Дело наше правое, служба наша трудная, опасная даже. Для людей опасная, конечно. Но что делать? Это наша работа воспитывать, просвещать, будоражить, ставить перед ними вопросы, открывать им глаза, растворять их в нежности, закалять их в трудности, раздирать их противоречиями и давать, давать надежду на истину. Чтобы тянулись, чтобы вырастали из себя, раскрываясь в любви для творчества или для обывательской жизни.
Что моя стрела? Стрела лишь миг и повод. Повод для рождения людей. Во многом, кстати, повод к нашему существованию. Смотрите, как нас уже много! Мы создаем людей, которые создают нас.
Купидон оглядывал горизонт седьмого неба и везде встречался глазами с божествами всех концессий и всех времен. Небо каждому воздавало по вере его.
А все Божества и Духи любовно смотрели на Купидона. Любили они этого избалованного Любовью мальчишку.
Вариации на тему счастья
Как только я узнала, что беременна, я ушла в отпуск, потом на «левый» больничный, потом в отпуск без содержания – и так до декретного. Ни дышать чьими-то проблемами через маску, ни передавливать живот, склонившись над пациентом, я не собиралась. У меня теперь была другая миссия. Я ее возложила на себя с трепетом и восторгом. Это было удивительное состояние. Из внешнего мира до меня доходила только позитивная информация, весь негатив задерживался плацентарным барьером. Краски – только яркие, температуры – комфортные, чувства – нежные, люди – хорошие, все и практически всегда. А уж близкие – априори. Словом, жаль, что я не писатель, а стоматолог, а то бы я написала оду взрослой, сорокалетней беременности.
Но жизнь содержит в себе разное, и если маятник качнуло в одну сторону, то непременно качнет и в другую.
На 32-й неделе нашего – моего и дочери – безоблачного существования наш муж и папа отчебучил очередную чучу. Мы обиделись, это точно была не только моя обида, потому что до этого у меня таких сильных реакций не было. Я начала плакать часа в четыре дня. Слезы текли крупными ручьями, перемешиваясь с жидкостью из носа, просаливая мне лицо, шею и грудь. Часам к восьми вечера я перестала ходить и сморкаться-умываться. Я легла на диван и выла в стену. Вой прерывался на время короткого сна. Просыпаясь, я вспоминала всю свою жизнь, причем самые ее, как мне казалось, «кровавые» моменты, я вслух извинялась перед дочерью за то, что я решилась родить ее «вот такому отцу». От невыносимости такой тяжелой своей и ее участи, я взвывала громко, часто всхлипывая, захлебываясь слезами и обидой. Так я провела ночь. Утром позвонила мужу:
– Положи меня куда-нибудь на сохранение.
– Что случилось?
– Потом расскажу. Звони.
Через десять минут я уже знала, в каком роддоме меня ждут. Сама я не могла шевелиться, позвонила Лельке. Сказала, что проплакала больше 18 часов, что мне нужно в больницу.
– Сейчас буду, ты лежи, я все соберу, что надо.
Леля приехала быстро, с дорожной сумкой и перечислением:
– В сумке халат, тапки, пижама, две пары глаженых носков, салфетки, полотенчик, чашка, кружка, ложка. Возьми только трусы и зубную щетку. Господи, да что ж случилось-то?
По дороге я ей рассказывала и уже сама удивлялась – почему не кончаются слезы. В принципе, все как всегда.
– У вас болит живот?
– Нет.
– Кровотечение?
– Нет.
Доктор посмотрел на меня вопросительно, но спокойно.
– Коллеги, я плачу уже вторые сутки и не могу остановиться. Помогите мне, пожалуйста! И ребеночку это вряд ли на пользу.
Другой бы накапали успокоительных и отправили домой, но про меня звонили.
Больничная палата – не самое комфортное место пребывания. Осознав это и то, что легла сюда добровольно, мне захотелось долго смеяться, но, чтобы не пугать докторов, я сдержалась. Вечером пришел муж.
Я лежала на первом этаже, была середина теплого мая, общались мы через открытое окно.
– Сегодня заезжали в храм сельский, я батюшке рассказал про то, что мы дочку ждем, что сын у нас школу заканчивает. Батюшка сказал: «Повенчаться вам надо».
Стоит хороший такой, родной-преродной.
– Не буду я с тобой венчаться, Женька, – отвечаю мужу.
– Почему?
– Мы повенчаемся, а ты как себя вел, так и дальше вести будешь. Я буду к батюшке ходить и спрашивать, что мне делать. Батюшка скажет: «Терпи». А я и так терплю…
Это был фрагмент моего счастья. Теперь про Лелькино хочу рассказать. Я ее люблю очень. У многих ли найдется такая подруга, которая не только примчится, отвезет в больницу, да еще и вещички соберет.
С первого взгляда не понять, что нас может связывать. Может, именно в нашем случае притянулись противоположности – ее темперамент и моя заторможенность. Лелька – ходячий секс. Она пышная, но очень правильно пышная. Каждая ее жиринка знает отведенное ей место. В Лельке соблюдены, наверно, какие-то стандарты золотого сечения. В любом размере – она даже не красива, она вкусна. Булка с маслом и вареньем. Когда она идет по улице или едет в машине, что-то в ней говорит само за себя. Вот сколько езжу по Москве, меня никто меня не останавливает, не спрашивает телефон. А вот Лельку не просто останавливают, ее догоняют, подрезают, пока не даст телефон, не отпускают. Где-то, может, и привирает. Но каким-то ситуациям я сама свидетель. О ней можно рассказывать много и долго, потому что жизнь она жила, не теряя ни одного дня. Она не эмоциональна, а, пожалуй, даже экзальтирована. Все ее эмоции с приставкой «гипер». Если она куда-то зашла, то ее видят и слышат все.
– Тебе Лелька не рассказывала про интимную анатомию ее нового любовника? – спрашивала меня Ира по телефону.
– Ой, Ириш, я сейчас не в теме. Она мне такие вещи не рассказывает.
– A-а, ну, да. Я же в теме…
Ирочка. В ней оставалось килограммов 30–35, ей оставалось два-три месяца жизни, но чувство юмора ее не покидало почти до последнего. О ней я пока не могу. Даже спустя четыре года, я не могу осознать всего того что, происходило тогда.
Это было примерно через год, когда Лелю бросил Семен – он тупо перешел к богатой тете. Утром, Леля рассказывала, все сделал с ней – вку-усно, как умеет, а вечером позвонил… Говорил что-то о том, что ему много лет, а у него ничего нет. Сославшись на кризис, попросил собрать свои вещи.
Так что Леля наша была в нервном поиске. А в первые месяцы – что она творила! Было страшно за нее. Я была в самом начале беременности. Она часто ночевала у меня, я боялась, что она найдет и намылит веревку. Без всяких преувеличений. Это Леля экзальтирована, а я просто передаю ситуацию. Я наливала ей спиртное и говорила с ней, говорила.
– Маш, ты понимаешь, когда я Семушку встретила, я думала, что я нашла эталон мужчины!
– Лель, ты сняла на свои деньги ему квартиру, ты покупала ему сигареты и еду, он ездил на твоей БМВ, покручивая ключиками, с видом владельца сети отелей «Хилтон». Он, «любя» тебя, умолял не ссориться с мужем (богатым, естественно). У него к 39 годам нету никого, за кого он бы отвечал… И ты думала, что ты встретилась с эталоном мужчины!
– Да! Но он такой нежный, такой заботливый, он так целовал мою…
– Ой! Все! Пожалуйста! Я могу слушать и такое, но не про этого мужчину.
Леля уливалась слезами. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Она, видимо, должна жить в богатстве. Алексей ее встретил через полтора года, похудевшую на 15 килограммов. Он только развелся и снимал дом у Лелькиной подруги Юли. Юля позвала ее на сделку за компанию. Леша увидел Лелю и подумал: «Ну что, опять жениться, что ли». Лелька через месяц въехала в Юлькин дом на правах хозяйки, звонит мне как-то.
– Маша, лежу в джакузи. Свечи зажгла плавающие. И думаю, неужели Сема мог меня променять вот на это? Маша, – завывала она, – я бы никогда не поменяла, никогда, понимаешь!
– Лель, да ты ему еще благодарна будешь, вот увидишь.
Леша ее задаривал. Тряпки, украшения, машина, дом купил, на нее оформил. По миру девка наша поехала.
– Ты видела эту мебель? – спрашивала меня Наташа после новоселья. – Сколько же она стоит?
Я промолчала, я на шкафы внимание обращаю редко. А вот пустые Лелькины глаза я заметила. Скорее это была не пустота, а растерянность. Растерянность от свалившегося счастья в материальном эквиваленте. Эмоциональное счастье ее покинуло, забрав свой чемодан и машину. Коих они уже в браке приобрели две. Потому что Леля, уйдя от состоятельного мужа, устроилась на работу и, благодаря своим богатым друзьям, пристроила на работу Семушку. Просто она не понимала, что работать в Семушкины планы не входило вовсе. А в московских барах сидят вполне симпатичные женщины, которые уже успели вырастить детей и выстроить свой бизнес. Вдруг такой Семен Семеныч заходит. Ласковый такой и не брезгливый эталон. Так что была у нас в друзьях одна среднестатистическая семья, а стало сразу две богатых. Я, правда, Семе, встретившись в одной компании через несколько месяцев после его ухода от Лельки, руки не подала. Сказав ему, что не могу:
– Семен, мне, чтобы Лелю успокоить, пришлось про тебя столько гадостей наговорить, что я ими сама прониклась и я, честное слово, не могу. Пойми меня, пожалуйста. И с Оксаной меня не знакомь!
Недавно уже, по прошествии пяти лет, опять-таки в компании, я спокойно общалась и с ним, и с Оксаной. Они в два голоса рассказывали мне про Семину дочь, которая у него от его молодого брака с сорокалетней женщиной. Эта сорокалетняя была в восьмидесятые директором гостиничного ресторана, что в те годы было очень круто, и денег у нее куры не клевали. Так что Семен с молодых ногтей знал свой путь, и ни разу с него не свернул. А Леля хотела научить его работать. Лхххааа-ха!
– Ну, Настя наша! – хвастались Сема и Оксана. – Сначала вышла замуж за богатого австрийца. Он красавец, бизнес у него крутой, ее боготворил. А она приехала в отпуск и влюбилась в русского парня, в Австрию больше не вернулась, родила сына в Москве. И парень-то опять любит ее, и опять красавец и молодец, сын небедных родителей. В этом уже году поехала Настя отдыхать с ребенком в Испанию. Снова влюбилась, теперь там свадьба. Посмотрели фотки в интернете – испанец еще лучше этих двух предыдущих. А сама-то она, Маш, ну хоть бы красавицей была. Нет, не скажешь так про нее. Ой, не знаем даже что с нее будет и в кого она такая пошла?
– И действительно, в кого? – глядя в глаза Семену, переспросила я.
Во всем этом контексте меня лично возбуждает вот это ускользающее от понимания и от словесного изложения чувство – где грань плохого и хорошего. Мы иногда думаем, что с нами происходит самое большое несчастье, а оно оборачивается вполне себе приличным, ну пусть не счастьем, но благополучием. Бывает и наоборот, а бывает, что происходит то, что происходит. Принимать нужно все – и уходы и приходы, и не изводить себя. Или изводить? Кто это знает? Выключать себя из эмоций, плохих или хороших – не надо. Но важно не попасть под поезд, как Анна Каренина. И жить, и смотреть, во что твои страдания выльются.
Можно ругать и поносить Семена. Но подумать если, то Семена такого для начала пойди еще встреть. Ведь около семи лет они были вместе. Сперва будучи любовниками, потом жили в гражданском браке и только после года зарегистрированного союза он ушел от нее – как из автобуса вышел. И все эти годы Лелька была счастлива с ним. Счастлива! Это ведь чего-то да стоит. Счастлива, без излишних денег. Он давал ей то, что при всей своей небедной сексуальной жизни, никто ей не дал. Пережить любовь надо, я считаю. Даже если она проходит. В восточных практиках есть понятие – проход через тело к духу. Можно дарить машины, квартиры, счета – если есть деньги. Но никто не подарит женщине саму себя, кроме того, кого она любит. Того – кому она до конца верит. Того – на кого ее тело отвечает каждым миллиметром кожи и всей глубиной изнутри. Глубиной, которую женщина сама в себе не знала и не ощущала до появления любимого. Этот опыт не купишь ни за какие деньги и никакими мерами не измеришь. Можно долго думать по окончании любви, положительный этот опыт был или отрицательный, подарок ли это Бога или насмешка дьявола. Но ведь только в любви простые механические действия приводят к известным физиологическим результатам, я пока про оргазм, а не про детей. Ведь только в любви простое становится непростым. При всех существующих техниках и энергетических практиках, синтетических и растительных наркотических средствах, расширяющих сознание и усиливающих ощущения, при всем этом – через телесную негу не унесешься в открытый космос, если глаза партнера – не свет любви, касания – не крыла ангелов, а дыханием любовников не дышит Бог!
Конечно, дав все это, возлюбленный, в данном случае Семен, и заберет потом, покажется, что заберет, больше – вместе с изнанкой. Но по закону сохранения вещества и энергии – не унесешь больше того, что есть. По этой зияющей дыре, отразившейся в глазах Лели, понятно, что было много.
Так дай же этим Семенам Бог здоровья и потенции, чтобы будили они в женщинах женщин, чтобы делали подарки, которые ни в одном магазине не купишь. Чтобы могла женщина, наконец, освободится от своих комплексов. И обратила внимание на свои достоинства, слегка подчеркнутые недостатками.
Время все расставит по местам – затянет раны и оставит женщину – разбуженной женщиной. Известная истина – «все, что нас не убивает, делает нас сильней» – здесь работает. Есть, конечно, женщины, которые хоть под паровоз и не прыгают, но не могут вылезти из-под колес собственных обид и уязвлений. Вот не стоит так – год-полтора поныли – хватит, сделались злее, стильнее, сильнее. Тогда есть шанс появиться такому Леше, с которым повезло Лельке. И нет ничего плохого, познать счастье в его разновидностях, если не повезло со счастьем до гроба.
P.S. Героиня сюжета видела этот текст. Сначала без финальной его части. А когда я рассказ подредактировала, отправила ей по мейлу, звонит:
– Ну, прочитала… Хм, пожелала ты ему, да?
– Что – не понравилось?
– Нет, не понравилось.
И понесла моя Леля, со всем встроенным в нее темпераментом! Все сказала, что знала! Привожу по памяти с собственной редактурой, без редакции – там непечатно.
– Какой ему еще потенции! Чтобы он своим… направо да налево размахивал, пока его жена деньги зарабатывает!? Ну уж нет! Пусть он у него уже висит, как тряпочка! Чтоб только смотрел на него да вздыхал. Вот я отстрадалась, и будет с него! Никому такого больше не пожелаю, даже этой сучке Оксане. Пусть спокойно работает! Ей надо, теперь у нее дорогой муж – ему ж все луивуитона подавай да джипы подороже. Вот и пусть спокойненько работает, а этот дома сидит – жену встречает, а не ходит по молодухам. Как от меня бегал да отвирался потом. Потенции ему! Полной ему импотенции! Полной! Вот такой тебе мой заказ.
– Заказ мне?! А я-то тут при чем?
Божечки мои, думалось мне потом в машине. Как же бывает добра с нами жизнь. И как же мы не умеем быть добрыми даже с теми, которых любили, с теми, кого любим…
Подарок
У мужа день рождения. Я, собственно, всегда знала, что от меня ему подарков не надо – сама подарок. Но вот вчера купила, запаковала. Сегодня подарила.
Пока дарила, настроение приподнятое появилось. Я накрасилась поярче, оделась во все новое, что из Вены привезла, платочек новый повязала, яркий такой, солнечной расцветки. Я его в аэропорту Вены купила перед самым вылетом, думала, может, подарю кому. А сегодня посмотрела на него – нет, сама такой хочу. Яркий, солнечный!
Но мне ж надо было, видимо, решительное доказательство, что главный подарок в жизни моего мужа – это я.
Ой, короче, взяла, около рабочего крыльца нашла льда небольшой кусочек, вокруг асфальт. Ступила на него, шлепнулась и сломала руку. Лежу теперь в бинты запакованная. Настоящий подарок!
И, оказывая мне первую доврачебную помощь, мне руку на этот солнечный платочек и подвесили. Очень грустно. Я так торопилась, меня ждали. И люди меня не дождались, и я теперь никуда не тороплюсь.
Птичку жалко
Попала, как кура в ощип. Третий день пролежала в больнице с временной иммобилизацией. Сначала выбирали метод, потом ждали нужную шину. Которую торгующая фирма должна была привезти сегодня. Но курьеру на складе выдали не ту.
– Завтра привезут, послезавтра поставим, – бодро сообщил мне доктор и заторопился от меня.
Ну не тут-то было, из моих глаз брызнули слезы.
– Я ж вам говорила, что у меня есть муж, сын, сестра и куча знакомых, готовых помочь. И эта ваша шина могла быть здесь еще вчера!
Лечащий врач развел руками, мол, не его вина. Я взяла у него телефон фирмы, там мне дали телефон курьера, заверившего меня что – «Ничего страшного, завтра в 17 часов шина нужная уже будет в больнице». На мой вопрос, почему не раньше, я узнала, что у него есть другие заказы и есть маршрут с юга на север столицы.
– Да вы что! – взревела я. – А у меня, между прочим, есть я и есть моя рука отдельно от меня. Нет, конечно, у меня есть еще запаска на всякий пожарный случай. Но у меня профессия предполагает работу в две, а лучше в четыре руки с ассистентом. – По чьей вине я не получила шину сегодня? – возмущалась я во весь голос. – По вине фирмы? Так будьте добры, измените маршрут или дождитесь, когда мои родственники сами заберут у вас шину сегодня.
В общем, баба я терпеливая, но до поры. Фирмачи, которые говорили, что они работают до половины шестого остались, и мой ребенок за ней съездил, дело за врачами. Которым я в слезах сказала, что валяюсь тут, как птичка, жду, когда меня кто-нибудь подберет с дороги или когда совсем додавят.
Смех и грех. Нервы ни к черту! Больше писать не буду, пока не поправлюсь. Не идет ничего доброго в голову. И еще про голову.
Мне вчера рассказали, что начальник медицинской службы нашего крупного центра разговаривала обо мне с нашим генеральным директором:
– Ну надо же, сломала руку. Она ж руками работает, она ж не головой деньги зарабатывает, а руками! – причитала она.
– То есть голова, вы считаете, нашей Марии Ивановне не нужна? – поинтересовался у нее директор.
Законы развития общества
Разрабатывая руку, поменяла компьютер на телевизор, встану или сяду, или даже лягу перед ним – и совмещаю нужное с ненужным. Из всей информации, почерпнутой из ТВ за полтора месяца, это фраза – «Терпимое отношение к однополым семьям есть признак современного цивилизованного общества», из чего следует, что человек я полуцивилизованный и полусовременный. С одной стороны, пусть все любят, кого любится. С другой, даже свадьба принца Уэльского мне показалась цирком из-за присутствия на ней семейки Элтона Джона. Монархия в Англии существует, потому что традиция? Так и жить мужчине с женщиной – это тоже традиция!
Хотя при теперешних семейных отношениях в двуполых браках нужно, видимо, принимать все, что друг с другом хоть как-то соотносится и не портит жизнь. Нет-нет, я не про себя и свою семью, мы попритерлись и совсем скоро явим собой идеальную пару.
Просто сейчас общаюсь с более молодыми, чем я, мамашами, спасибо моей маленькой дочке. Вот там, в категории «тем, кому за тридцать» вся жизнь и кипит, и у нас был такой же бардак. Я со своими призывами: «Девочки, потерпите, лет 12–15 пройдут быстро и незаметно. Послушайте меня, сохраните отцов для детей, прикиньтесь, что ничего не понимаете, будьте с ними поласковей и похитрей, потому что там он получает то, что хочет, а дома истерики…».
Не воспринимаюсь я с этими призывами целевой аудиторией. Там царствуют обиды, месть и половодье чувств. Чувств новых и свежих. Потому как, пока отцы детей несутся к другим женщинам и впечатлениям, их прежним женщинам зачастую таковые же приносят другие мужчины. В общем, Земля вертится, Солнце сменяет Луну, Луна – Солнце, Земля в их свете незаметно что-то меняет на лице своем. Поколения идут за поколениями, и люди изменяют себе, друг другу, Богу, здравому смыслу, а уж с однополыми браками этими, возможно, замыслу.
Аминь.
Недетский детский день рождения
Конечно, не детский. Что это за детский день рождения, который проходит в рыбном ресторане? Хороший ресторан – с именем и пафосом, но детских развлечений там нету. А при таком количестве детских клубов в Москве…
– А почему там? – спрашиваю я Юлю – молодую жену друга и ровесника моего мужа, который, в свою очередь ровесник мне, и слава Богу, что ровесник. Почему я на этом акцентируюсь, поймете позже.
– А наш папа сказал, что больше он в этом дурдоме сидеть не будет. Что у него прошлый день рожденья голова отрывалась в этом грохоте.
– Но детям понравилось, им будет весело. Причем здесь папа? – переспросила я, так как день рожденья был у сына.
– А у нас кто платит, тот и командует.
Вот мне какое дело? Что я влезаю со своим уставом в чужой монастырь? Тем более наша Лиза была приглашена в субботу еще на один детский день рождения, который проходил в нормальном детском клубе. Она набесится и там!
Нет же, я пыталась побудить юную деву к благоразумию, то есть к бунту. Как какой-то невидимый провокатор, который устраивает одни и те же революции по всему миру.
– Так ты скажи ему: «Бери свои деньги и своих друзей и сидите, где хотите и среди кого хотите!»
Я уж не стала бередить молодую кровь и будоражить ее воображение своим испорченным воображением и не стала вслух предполагать, где бы и с кем бы они посидели или полежали.
Ну ладно, простим себе бестактность, тем более что благодаря моему выступлению Юля все-таки заказала химическое шоу для детей. Сорок пять минут дети были при деле, и даже – при научно-интересном деле. После представления (сорока минут дыма) юноше, снявшему парик сумасшедшего ученого, достались 200 евро, а дети поели и убежали носиться куда-то по основному залу ресторана. Детская часть программы закончилась, но взрослая была не про взрослых, а тоже про детей, про детей постарше.
За столом я оказалась рядом с Наташей. Они с Юлей землячки, обе с Украины. Наташа старше Юли, но младше меня. Когда я видела в последний раз Наташу на дне рождении Юльки, она хвалилась, что предпочитает мужчин моложе себя. А своих ровесников назвала пузатыми и вялыми. Я помню даже, как активный и законный пользователь одного такого «ветерана», реабилитировала мужчин. Потому что Наташа заявляла все это вслух про сорокалетних мужчин, а перед ней сидели мужчины старше сорока пяти.
Хотя им моя помощь навряд ли была нужна. Во-первых, этим мужчинам палец в рот не клади – Наташин спич только пересмеяли, по-своему, на все лады. А во-вторых, мужчины легко утверждаются среди алчущих легкой жизни ровесниц тех мужчин, что нравятся Наташе. Так, ладно, сейчас не про это.
– Ну что? Как ты, Наташ? – начала я дежурный разговор с соседкой по столу, когда стартовала светская часть программы.
– Слушай, ты меня прости, что я не узнала тебя, тогда – около своего дома. Лицо вижу знакомое, а откуда – не понимаю. А у меня же такой круговорот людей по работе.
– Да ладно, я же тоже тебя не сразу узнала, смотрю, такая красавица и что-то знакомое.
– Да ладно тебе – красавица. Я на районе обычно хожу, как чума болотная!
– Ты что?! Ты была очень красивая, в таком сером длинном платье.
– В сером платье? Ааа! Вспомнила, это я на балет ходила в Большой! Да-да! Но в этот день, понятно, почему я тебя не узнала, я с самолета на балет. Встреча выпускников была, я две ночи спала только в полетах.
Зато потом на балете выспалась. Балет «Драгоценности». Положила лицо на красный бархат балкона. И под музыку Стравинского, Чайковского и еще кого-то, не помню, спала. Хороший сон, возвышенный. Дорогой только.
– А ты что, – спросила я Наташу, – живешь где-то рядом?
– Да. Напротив вашего дома, через дорогу. Там в глубине красный кирпичный высокий дом.
– Это за «Виллой» который? А ты чего не пьешь?
– Я за рулем.
И я Жене уже говорю через стол:
– Же-энь, такси не вызывай. Мы сегодня с Наташей поедем.
И тут такой облом:
– Нет, – отвечает Наташа. – Мне надо за любимым ехать.
И лицо у нее сразу мягче стало, улыбка загадочней, а в глазах заблестел огонек. Серьезно, сразу другим от женщины повеяло.
– А, ну это святое, конечно!
– Я могу съездить за ним и потом за вами вернуться, если мы не решим куда-нибудь заехать.
– Так, а что ж ты, наоборот, не попросила его забрать тебя?
– А у него еще нет машины.
И тут Юлька заявила на весь стол.
– У Наташи любовнику двадцать пять лет! И она его очень любит, и он ее!
– Наташ, – говорит озадаченный Дмитрий, муж Люси, которая сидит рядом с Юлей, отец взрослой дочери, которая сидит с другой стороны от Наташи.
– Наташа, ты с ума сошла! Это ж ребенок! И чем он занимается? Он спортом хотя бы занимается?
– Причем здесь его занятия? – буквально закричала я – Господи! Я ж представляю горе этой матери!!!
И моя голова падает на руки, которые лежат на столе, как тогда в театре.
Но я не сплю.
До меня доходит, что я обижаю женщину, ее чувства. А я не специально. Я в сердцах и неожиданно, даже для себя. Но все уже ржут. А я не для этого.
– Наташ, прости. Моему сыну просто 27. И я себе в красках представила, что он бы мне сказал: «Мама, познакомься…» А когда любовь, это ж пока само не пройдет. Я бы с ума сошла, честно!
И я начинаю себя реабилитировать, говорить о любви, о ее силе, о том, что молодые, конечно, такие чистые, не испорченные и такие еще энергичные, что поневоле потянешься.
За столом ведется своя дискуссия о том, что с молодыми неинтересно.
– Интересно, интересно, – говорю я Наташе.
И вот я ей уже рассказываю про своего молодого хирурга.
Как раз предшествующая этому застолью неделя прошла у меня в переписке с Катей, в которой много говорилось о новом сотруднике отделения. То есть мы сначала говорили о себе, о своих ощущениях по жизни, потом о детях-внуках, потом дошло до обмена фотографиями, ну как обычно в переписке. И в это время, как раз под мое хорошее настроение и мой же хороший вид, у моего молодого врача получаются мои неплохие фотографии. Он мне говорит: «Мариванна, вы сегодня такая… (прилагательных не говорит, но делает такие правильные искренние глаза). Можно, Света нас вместе сфотографирует, я буду всем показывать, какая у меня заведующая». Света нащелкала штук пять снимков, один из которых летит в Таиланд с припиской: «Это меня все наш хирург фотографирует. Такой хороший. Пашкин ровесник. Кать, правда, был бы лет на 10 постарше. Зароманилась бы точно».
Мне тут говорят, ну а чего ты? Представляешь, как ты омолодишься? А я даже в страшном сне не представляю себя. Катя-а! Ну это ж дети наши! Как так у мужчин получается? Может потому, что они не рожают? И даже не всегда воспитывают?
Слово «зароманилась» у меня было проходным, а Катя его заглатывает и обрабатывает подробно в следующем письме. Говорит много и пространно о модном синдроме «стареющей женщины и молодом мужчине», просит Бога, чтобы оставил ее саму в здравом уме и оградил.