Охота на крыс Соболев Сергей
Пока загадочная ливанка в окружении своих спутников царственно шествовала к их столику, Андрей успел-таки ее как следует рассмотреть.
Безусловно, это была одна из самых красивых женщин, которых ему когда-либо доводилось видеть.
Ливанка, а она была по возрасту ровесницей Бушмину, находилась сейчас в самом расцвете своей нездешней красоты. Она была довольно высокой, почти такого же роста, что и Дешам. В ее жилах, очевидно, смешалась кровь сразу нескольких рас: кожа у нее была не смуглой, а скорее золотистой, скулы высокие, как у женщин славянского племени, великолепно очерченный крупный рот и чуть раскосые миндалевидные глаза. Но все это существовало в ней в идеальной гармонии, и даже несколько крупный, с горбинкой нос не то что не портил ее облик, а, наоборот, придавал ему некий аристократический шарм.
Интересно, как она была одета. Андрей, в общем-то, и не ожидал, что Фатима, как какая-нибудь забитая «женщина Востока», явится в такое место в «хиджабе» и будет сидеть где-нибудь в уголке, наглухо завернутая в свои одежки. На ней было длинное, почти до пят, довольно облегающее платье цвета цикламен, открытое по последней моде, но ее грудь и плечи целомудренно укрыты, вернее, как бы укрыты, полупрозрачной шифоновой накидкой золотистых расцветок. Ее пышные темные волосы туго забраны в узел, а голова, как того требует традиция, прикрыта «сеточкой», сотканной из тончайших, похожих на паутинку, золотых нитей.
Наряд, сочетающий в себе веяния современной моды и дань религиозным и национальным канонам, гармонично дополняли ювелирные украшения: колье на шее, видимое даже сквозь шифон, длинные крупные серьги в ушах, с великолепными рубинами и художественно орнаментированные золотые же браслеты на изящных запястьях ее рук.
Двое смуглых молодцов, на гвардейских фигурах которых фрачные костюмы сидели как влитые, составляли ее небольшую свиту.
Поляков элегантно поклонился гостье и произнес, улыбаясь, что-то по-французски, типа «я восхищен вашей неземной красотой...» Затем последовал легкий кивок в сторону двух южных красавцев, и наконец дошла очередь до «московского товарища».
Дешам почему-то не спешила с переводом, но Андрей уловил, что Поляков посвятил ему пару-тройку фраз, во всяком случае, отчетливо прозвучало «месье Андрэ-э Михайлофф».
Ливанка, посмотрев на него своим странным завораживающим взглядом, неожиданно протянула ему свою ладошку.
— Бонжу-у, мэсье.
— Бонжур, мадам.
Их общение глазами продолжалось два-три коротких мгновения. Затем женская рука на манер змейки выскользнула из его ладони, после чего Фатима уселась, как и все прочие, за столик с видом на ночной Париж.
«Будь с ней осторожен, — почему-то усмехнувшись про себя, подумал Андрей. — Не забывай, что о ней сказано в „досье“ — хитра, вероломна, легко манипулирует людьми, короче, та еще стерва...»
Во время ужина в основном подавали изысканные блюда из рыбы и прочих морепродуктов. Мясные закуски отсутствовали, на употребление спиртного было наложено негласное табу. Серж Поляков и Фатима вели меж собой светскую беседу, остальные предпочитали помалкивать.
Андрей вообще старался поменьше смотреть в сторону ливанки, поскольку пристальное мужское внимание ей может не понравиться. Не говоря уже о двух ее молчаливых спутниках, чей внешне спокойный и даже безмятежный облик никого не должен вводить в заблуждение.
Оставалось только предаваться собственным мыслям.
Бушмин думал о том, например, что разных там ящериц, змей и даже сырую рыбу ему уже доводилось вкушать — еще в те времена, когда он проходил школу выживания спецназа. Тогда он даже не задумывался о том, что ежели этих тварей полить изысканным соусом, то ужин на одного едока может зашкалить за тысячу баксов.
И о другом думал, вернее, вспоминал.
Помимо тех сведений, что заложили в его «картотеку» касательно Али Хасана Аленни (он же Ливанец), один из экспертов-арабистов поведал Бушмину кое-что о взаимоотношениях Ливанца и Фатимы.
По мнению специалиста, богатейший ливанец, состояние которого оценивается примерно в пять миллиардов долларов, обладающий обширнейшими и до конца не проясненными связями в исламском мире, этот бесспорно умелый и энергичный ближневосточный делец находится если не целиком под пятой у Фатимы, то последняя, вне сомнений, имеет на него колоссальное влияние.
Природу такого довольно мощного влияния, которое сродни магнетическому, как сказал Арабист, объяснить довольно сложно. Ну да, Фатима, бесспорно, не только красива, но и умна и к тому же на четверть века моложе... Ну и что из того, казалось бы? Мало ли «умниц» и «красавиц» перебывало у Хасана, которому уже пятьдесят четыре, в содержанках и наложницах? Их было у него «тьма тем»!
Но только до той поры, как в его жизни появилась Фатима, с которой он не расстается вот уже почти десять лет, — она не только вытеснила прочих соперниц, но и сделала Ливанца во многом послушным ее железной, отнюдь не женской воле.
Так и не закончив обучение на экономическом факультете Сорбонны, она вернулась на родину в девяностом году, когда в потрясенном гражданской войной Ливане стали ощущаться позитивные перемены. О родителях Фатимы полных сведений нет, существует версия, что они погибли в конце семидесятых, став жертвами свирепых межрелигиозных распрей, а чудом выжившую девочку какое-то время воспитывали родственники ее отца.
Начинала она не то секретарем, не то референтом у одного из бейрутских бизнесменов, являвшегося хорошим знакомым Хасана. Последний в то время вкладывал невесть где добытые им средства в разрушенную войной сеть игорных домов Бейрута, чья слава ранее гремела на весь мир. Ливанец сразу положил глаз на сообразительную девчонку, к тому же наделенную недурственной внешностью, и каким-то образом переманил ее к себе. Наверное, он и не предполагал в ту пору, что женщина эта уже в самом скором времени станет ему единственной желанной любовницей, одновременно сестрой и самым близким другом, музой, вдохновляющей его на новые финансовые подвиги, а также советником и помощником в самых сложных и щепетильных делах.
Несколько раз между ними случались крупные размолвки, в основном по вине ревнивого Хасана, но он же, не выдержав и недели, каждый раз умолял гордую красавицу, которая хоть и не была ему женой, но значила в его жизни гораздо больше, чем его собственная законная жена, забытая и задвинутая так, что о ее существовании даже знакомые Ливанца не подозревали, — да, умолял простить его и дарил, дарил, дарил...
Заминая их последнюю по времени размолвку, например, он преподнес Фатиме одно из лучших своих бейрутских заведений, игорный дом «Квин Саби», приносящий ежегодно свыше восьмидесяти миллионов долларов чистой прибыли.
Еще следует добавить, что Ливанец очень серьезно относится к вопросам собственной безопасности, опасаясь, причем обоснованно, покушений на свою драгоценную жизнь. На публике появляется редко и неохотно, а из европейских столиц предпочитает Париж, город, который Фатима полюбила с юности, — в одном из пригородов французской столицы им еще в начале девяностых был куплен шикарный особняк, который служит этой паре резиденцией во время их регулярных, но непродолжительных по срокам пребывания наездов в Париж.
Учитывая ревнивый характер Хасана и степень его привязанности к своей «музе», можно предположить, что не только Фатима, но и сам Ливанец нынче тоже обретается где-то поблизости — если и не в Париже, то в Западной Европе наверняка.
Погрузившись в глубокую задумчивость, Бушмин едва не пропустил самое интересное: Поляков и прекрасная ливанка внезапно оборвали светский разговор, и теперь Фатима, ранее, казалось бы, вообще не замечавшая его присутствия за столом, в упор смотрела на него своим завораживающим взглядом — все равно как удав на кролика.
Она произнесла что-то своим ровным приятным голосом, и тут же включилась в работу Натали Дешам:
— Мадам Фатима спрашивает, приходилось ли вам, Андрей, когда-либо играть в казино на деньги?
— Нет, никогда, — после небольшой паузы сказал Андрей. — Но я надеюсь, что в будущем, когда подвернется возможность, я все же решусь испытать свою фортуну.
— А в жизни? — спросила через переводчицу ливанка. — В своей жизни вам приходилось играть?
— Как и всякому другому человеку.
— Бывало такое, что на кону стояла ваша жизнь?
— Иногда.
— И вам каждый раз удавалось выигрывать?
— В противном случае я не имел бы чести, мадам Фатима, находиться в вашем очаровательном обществе...
Взгляд женщины на короткий миг стал обжигающим, но Андрей выдержал и это испытание. Потом Фатима элегантно щелкнула пальцами, как бы привлекая внимание обслуги, и что-то шепнула на ухо почтенно склонившемуся к ней официанту.
Тот появился через минуту с подносом, на котором стояла рюмка водки.
— Мадам Фатима говорит, что вам вовсе не обязательно придерживаться «сухого закона», — с нотками обеспокоенности в голосе сказала Натали. — И еще... Она спрашивает: за что пьют там, откуда вы приехали, и за что вы хотели бы выпить здесь, в этой компании?
Он встал из-за стола, взял рюмку с подноса, затем выпрямился во весь свой гвардейский рост. Поляков тем временем смотрел на него с беспокойством, а Фатима с легким любопытством: как-то он выкрутится из положения, этот их новый знакомый?
— Я хочу выпить за приятное знакомство, — сдержанно улыбнувшись, сказал Бушмин. — Что же касается всего остального... Если бы вы были, мадам, там, откуда я не так давно выбрался, то я сказал бы вам при случае примерно следующее...
Дождавшись, пока Дешам переведет его слова, он закончил свой тост:
— Все будет нормально, мадам Фатима. Все будет хорошо.
И, как водится в таких случаях, выпил рюмку до дна.
Ужин в «Серебряной башне» занял всего около полутора часов. Когда они попрощались с ливанкой и загрузились в свой лимузин, Поляков, как-то странно посмотрев на него, сказал:
— Кажется, все прошло удачно.
— Надеюсь, я не испортил обедни? — поинтересовался Бушмин. — Наверное, я не должен был выпивать в ее присутствии...
— Не знаю, не знаю, — задумчиво произнес Поляков. — Этот эпизод вовсе не важен... Гм... Пока что, Андрей, вы подтверждаете данную вам из Москвы характеристику, и думаю, что можете взлететь довольно высоко...
Бушмин невольно коснулся груди, где у него в карманчике был спрятан квадратик глянцевой бумаги с тисненной золотом эмблемой казино «Квин Саби» и парой телефонных номеров.
«Если надумаете сыграть по-крупному, месье Михайлофф, милости прошу к нам в Бейрут...»
— Что дальше? — спросил Бушмин. — Обратно, я так понимаю, вы пока меня не отправляете? Сергей Николаевич... Фатима, конечно, прелестная женщина, но я рассчитывал на встречу с совершенно другими людьми.
— Всему свое время, Андрей, — с нотками показного дружелюбия сказал глава парижского бюро. — Отдыхайте, развлекайтесь как угодно, короче, вы наш гость! А чтобы вы, Андрей, не потерялись ненароком в огромном городе и чтобы не заскучали без компании, я целиком и полностью передоверяю вас заботам нашей милой Натали...
Глава 7
Рейндж, коротавший время на пустынном пляжике, успел уже было заскучать, когда на берегу бухты появилась наконец целиком вся женская компания.
По правде говоря, он ожидал увидеть здесь одну лишь Викторию, но они почему-то приперлись сюда все вчетвером.
И не пешком добрались, как Мокрушин, а приехали. На ярко-красном «Феррари», за рулем которого сидела не кто-нибудь, а сам «объект», слежка за которым должна помочь ему, Рейнджу, а вовсе не Леону или любому другому из «чистильщиков» решить проблему если и не всего «Белого братства», то хотя бы такой значительной фигуры, как оружейный магнат Эрих фон Манхейм.
Стало быть, его агентессы решили применить какую-то другую тактику. Теперь, когда и Вика законтачила с немками — когда только она успела? — у них сформировался любовный треугольник.
А может, даже «квадрат», потому что охранница, хотя и смахивает на «качка», тоже принадлежит к лесбийским кадрам.
Полевые агенты Марго и Виктория, должно быть, знают, что они делают. Их ведь специально обучали разным «штучкам» и прежде всего тому, как следует обращать человеческие слабости себе на пользу и как, в какой среде сподручнее всего добывать массу полезной для их службы информации.
Разом захлопали дверцы спортивной тачки, и вся компания, громко и возмущенно переговариваясь о чем-то, выбралась наружу, на пустынный берег бухты.
Как он и предполагал, никто из четверых даже не посмотрел в его сторону. У них назрела какая-то бабская разборка, и, судя по их порывистым жестам и громким запальчивым речам, они выбрались в этот дикий девственный уголок Черногории, затерявшийся где-то среди причудливо изломанной береговой черты Адриатики, чтобы перетереть здесь какие-то свои междоусобные дела.
Открытые купальники оставляли их загорелые тела практически обнаженными.
Общались они на какой-то смеси немецких и английских слов. Насколько Рейндж смог врубиться в этот визгливый бабий базар, у каждой из участниц «квартета» были какие-то свои претензии ко всем остальным. Черт их разберешь, этих лесбиянок: то они целуются взасос и во все места и дарят ювелирные украшения, то готовы уже убить «любимую» в приступе дикой, неразборчивой ревности.
Правда, в отличие от прочей троицы, «шварценеггериха» произносила немного бранных слов, зато она, как бы намекая на свое физическое превосходство, принимала разные живописные позы, демонстрируя, как культурист во время соревнований, свои внушительные бицепсы и трицепсы.
Не спуская глаз с женской компании, от которой его отделял всего десяток метров, Рейндж поерзал задницей на песке, устраиваясь поудобнее, затем запустил руку в небольшую сумчонку за бутылкой пива «Бадвайзер». Там же у него хранилась «беретта» с уже навернутым глушителем.
Первой не выдержали нервы у «блонды». Она вознамерилась дать звучную пощечину Марго, но та успела выставить блок, а затем сама врезала «любимой» смачную оплеуху.
Наверное, это послужило сигналом для начала жесточайшей разборки. Во-первых, квартет участников разом оголился до пояса, а во-вторых, пошвыряв лифчики на песок, они разбились на сражающиеся пары.
Мокрушину было чертовски жаль, что он не может пригласить сюда каких-нибудь любителей подобных забав и содрать с них втридорога за «билеты», зрелище того стоит, а еще сорвать немалый куш на тотализаторе — кто-кто, а уж он-то точно знает, каковыми будут результаты этих кровопролитных боев.
Эльзе Бартельс достойную пару в поединке составила, естественно, «финскоподданная» Марго. Обе дрались умело, причем «блонда», судя по применяемым ею приемам карате-до и айкидо, знала толк в таких вот восточных единоборствах. Марго удачно защищалась, а порой эффектно, а главное, эффективно, с разворота — «ки-и-ия!!» била ногой. Один такой мощный удар пришелся «блонде» по корпусу, и ее левая грудь, до того упруго колыхавшаяся в такт движениям, как-то странно сплющилась, превратившись в нечто бесформенное и даже уродливое.
«Вот так вот всегда, — неодобрительно заметил про себя Рейндж. — Ты думаешь, что у женщины красивая от рождения грудь, а на деле, когда доходит до проверки, часто вскрываются случаи жульничества и попытки облапошить недотепистых мужиков...»
Понятно, женщины вольны делать все, что считают нужным, важным и даже жизненно необходимым для поддержания тонуса и красоты, но лично ему все эти силиконовые имплантаты как-то не по душе: ему доводилось как-то иметь дело с «силиконовой» подружкой, так пришлось с ней срочно расстаться, потому что он пугался этих ее дивных полушарий, каковые на ощупь воспринимаются так, как будто ты взял в руку средиземноморскую медузу.
В отношении Марго вопрос по-прежнему в этом ракурсе оставался открытым: все у нее пока было на месте, но ведь и Эльзе пока еще не удалось выдать адекватный ответ.
В другой паре, ясное дело, силы были не равны. Немка была слишком тяжеловесной, передвигалась медленно, то приседала, то разводила широко руки, пытаясь по-медвежьи захватить в объятия свою юркую, чрезвычайно ловкую соперницу, которая наносила по ней удары со всех сторон. Раза два или три и ей досталось, но в целом бой проходил за явным преимуществом полевого агента Виктории (настоящую фамилию знают только Шувалов и руководитель «группы Мерлон»).
Рейндж ловко перебросил баул в другое место. Секундой позже аккурат на это место, почти рядышком с ним, рухнула заполучившая серию ударов телохранительница Эльзы Бартельс. Сверху, как опытный наездник, уселась Виктория. Обе женщины были порядком окровавлены и дышали с хрипами и посвистом, как загнанные лошадки. Агентесса притом сомкнула пальцы на горле массивной соперницы, но, видимо, и у нее уже силенок осталось маловато — немка все еще продолжала брыкаться.
— Хорошо, что вы не стали нам помогать, — в несколько приемов, задыхаясь и краснея от натуги, сказала Вика. — Это наши дела...
Мокрушин достал новую бутылку «Бадвайзера» и откупорил ее уже ставшим привычным способом, тут же убрав ствол в сумку.
— Сами, девочки, все сами, — сказал он после того, как сделал крупный глоток. — Я ж предупреждал, что и пальцем не пошевелю...
Но все же сжалился и передал подуставшей агентессе едва початую бутылку с пивом.
— Глотни, Вика, оно холодненькое! Ну а потом, с новыми силами...
Виктория благодарно кивнула, но поступила с «презентом», полученным от сердобольного «старшего брата», довольно экстравагантно: она треснула бутылкой немку по башке, стеклянная тара разбилась, а ее остаток в руке Вики превратился в смертоносную «розочку», при помощи которой она наконец приговорила этого монстра в женском обличье.
В считаные секунды крупногабаритная «шварценеггериха» как-то странно съежилась-сдулась на манер резиновой куклы, которую жестоко поимел целый взвод американских джи-ай.
К этому моменту в первой паре также все было кончено: устав колотить «блонду» башкой о капот «Ферра-ри», Марго швырнула ее на песок, плюнула на нее, после чего, пошатываясь, направилась в сторону коллег.
«Интересный вопрос, — подумал вяло Мокрушин. — Если Эльза мертва, то как и через кого я смогу добраться до Манхейма?»
— Мне кажется, что я брежу, — сказал он подчеркнуто сухо. — Что это за «спектакль» вы мне здесь устроили?
— Стерва откусила мне ухо, — сказала Виктория, после чего продемонстрировала это самое откушенное ухо «старшему брату». — Ума не приложу, что теперь делать?
— Влад, хотите потрогать мою грудь? — Марго ласково улыбнулась, после чего выяснилось, что у нее выбиты передние зубы. — Я знаю, у вас есть какие-то подозрения...
Она наклонилась, и в этот момент Рейндж обнаружил, что у Марго под левой лопаткой торчит рукоять ножа — и как только спецназовский «эттек», всаженный по гарду, не проткнул девушку насквозь?!
— Что нам делать, шеф? — с надеждой смотрела на него Вика. — Вы умный, вы старше и опытней — подскажите!
— Потрогайте мою грудь! Вам ведь этого хочется, Влад?!
— Нет, это не мое ухо! Это ухо ваше, шеф! Вы его дали Марго, а Марго подарила его Эльзе!
— Влад, у меня божественная грудь, не так ли?
— Если вам не нужно «ухо», я его выброшу!
Мокрушин отобрал у Вики «ухо». То, что легло к нему на ладонь, не было никаким человеческим ухом, а было не чем иным, как зажигалкой «Ронсон». Вещичка роскошная, с золотым корпусом, и, хотя подобные вещи принято дарить мужчинам, Марго, чтобы не оставаться внакладе, подарила «любимой Эльзе» эту вот «безделушку» — внутри корпуса находились миниатюрный чувствительный «жучок» и такой же миниатюрный источник автономного питания.
— Очень плохо, — укоризненно сказал «старший брат». — «Блонду» вы «мочканули» и сами теперь как... инвалиды! Как я вас в таком виде через все кордоны и таможни обратно в Москву доставлю? Боюсь, придется мне теперь от вас избавиться...
Пока он откупоривал последнюю из упаковки бутылку, Марго успела куда-то испариться, а Виктория, переместившись таким образом, что заслоняла теперь его от солнца, уперла в бока кулачки, после чего не очень внятно, как сквозь плотную вату, неодобрительно произнесла:
— Так недолго и сгореть... Шеф, просыпайтесь, а то обгорите весь, как головешка!
Глава 8
Мокрушин, не спавший последнюю ночь, оказывается, умудрился закемарить на многолюдном городском пляже.
— Бред какой-то... Где это я?
Вика, наряженная в коротенький сарафанчик с подсолнухами, с бутылкой пепси в одной руке и пляжной сумочкой в другой, озадаченно покачала головой, затем присела рядом с ним на корточки.
— Забыли, шеф? Мы прилетели вчера в Тиват...
— Аэропорт?
— Ну да! Потом Марго на мобильник прозвонила, выдала свои координаты... Мы взяли такси и уже ранним утром были здесь.
— Где это — «здесь»?
— Шеф, вам точно напекло голову... Этот город называется — Улцинь! Ну что, теперь вы сориентировались во времени и в пространстве?
— Ага! Конечно же — Улцинь! Я что, по-твоему, настолько туп, что не знаю, где нахожусь?
Он отодвинулся чуть в сторону, чтобы освободить для Вики краешек подстилки. Заодно проверил поясную сумку, в которой хранились документы, кредитные карточки и деньги, — все оказалось на месте. Если верить часам, он проспал около получаса. За сохранность своих вещей он нисколько не опасался: годы тренировок и реальных опасностей, среди которых ему приходилось существовать, сделали его «сторожевые датчики» чувствительными к малейшей угрозе. Так что, ежели один из местных воришек покусился бы на его добро, то ничего, кроме неприятностей, ему бы не обломилось.
Надо же, какая ерунда ему приблазнилась... На самом деле он находился на многолюдном курорте в южном секторе Черногории, а не на каком-то диком, пустынном пляже. Справа от него, обустроенная на холме, грозно нависает над Адриатикой древняя крепость, за спиной набережная и россыпь черепичных крыш, среди которых выделяются стрельчатые минареты вперемешку с колокольнями православных церквушек.
По приезде в Улцинь они вынуждены были с Викой на какое-то время разделиться. Рейндж взял тачку и, ориентируясь на подсказки, осторожно добытые им у местного таксиста, устроил себе небольшую познавательную поездку по дорогам прилегающих к побережью лесистых горных кряжей. Найдя то, что ему было нужно, около двух часов провел в небольшой деревушке, над которой, построенный на макушке господствующей над местностью высотки, подобно неприступной крепости, возвышался немалых размеров замок-особняк — это была резиденция некоего Горана Златковича.
Именно Златкович, этот крупнейший черногорский авторитет, одна из влиятельных теневых фигур на постюгославском пространстве, пригласил к себе в гости Эльзу Бартельс — не исключено, правда, что инициатором такой встречи является сама немка либо непосредственно ее старший партнер Манхейм.
Местность там была устроена таким образом, что подобраться незамеченным к охраняемому дому-крепости дело безнадежное.
Несолоно хлебавши, но все же заполучив кое-какую пищу для размышлений, он взял в деревне другого «частника» и вернулся в Улцинь, где оставил Викторию, которая должна была уладить кое-какие бытовые проблемы.
Они предварительно уговорились, что «старший брат» будет дожидаться агентессу на пляже, возле старинной каменной лестницы, в промежутке между двумя и четырьмя пополудни. У них ведь нет пока даже временного пристанища в Улцине... Ну а если что-то задержит Вику или, тьфу-тьфу, стрясется что-то неординарное, она сможет передать ему сообщение на мобильный телефон.
На часах Рейнджа было четверть пятого. Хотя солнце лишь периодически выглядывало из пелены облаков и само уже начало клониться к западу, все еще было довольно жарко.
— Что это у тебя? — Рейндж, у которого пересохло в горле, хотел было попросить у Вики отпить из ее посудины, но затем передумал. — Пепси? И охота вам этот сладенький сиропчик пить...
— А я бутылку пива с собой захватила! — Вика покопалась во внутренностях пляжной сумки, извлекла бутылку пива, сама откупорила и передала «старшему брату». — Ваш любимый «Бадвайзер»!
— Объявляю тебе благодарность, Виктория! — Когда содержимое бутылки увлажнило и охладило чуточку его пересохшее нутро, он вытер губы тыльной стороной ладони, затем с ухмылкой сказал: — Думал тебя раздолбать, но теперь решил «амнистировать».
— Долбать?! — то ли удивилась, то ли обрадовалась Виктория. — Меня долбать, да?
— Ну а кого еще? Больше некого.
— За что, шеф?
Мокрушин красноречиво постучал пальцем по циферблату наручных часов.
— Я жду тебя здесь уже почти цвай часов! Варум ты опоздала?
— О-о, вы прекрасно говорите по-немецки, — улыбнулась Вика. — Я была здесь в половине третьего, но вас не видела. А отлучилась, потому что надо было перевезти в «хостель» наш багаж, который вы оставили на меня.
Мокрушин почесал пятерней в затылке:
— Давай-ка, раз мы здесь, искупнемся по очереди! А потом в город перекусить. На голодный желудок ни фига не соображаю!
Спустя час с небольшим они сидели за столиком на открытой террасе небольшого ресторанчика, расположенного почти в самом центре Улциня. От мангала, на решетке которого шкворчали какие-то мясные вкусности, тянуло ароматным дымком. Мокрушин заказал себе чевапчичи — это местное блюдо, что-то вроде люля-кебаба. Виктория, хотя и не являлась, по ее собственным заверениям, вегетарианкой, от мяса отказалась, заказав себе салат из брынзы и каких-то местных овощей и приправ, а также мороженое с фруктами на десерт.
— Влад, вы сами видите, какое здесь столпотворение людей, — сказала она, одновременно наблюдая, как начальник с завидным аппетитом уплетает поджаристые мясные колбаски. — Первый после всех этих балканских войн курортный сезон, и тут же наехала куча народа... В городе только два приличных отеля, но есть масса кемпингов и с полдюжины молодежных «хостелей».
— В каком отеле остановились немки?
— В «Ядране», но, хотя номер и зарезервирован за ними, они там не ночевали. Марго, когда я разговаривала с ней утром, сказала, что они уехали еще вчера вечером... Эльза при том дико извинялась, приврав, что ей звонили «с работы» и что она вынуждена ненадолго отлучиться...
— Не так уж сильно она соврала, — заметил Мокрушин. — А где устроилась сама Марго?
— Да в соседнем отеле, он называется «Улцинь»... Марго ведь не состоит на содержании у «подруги», верно? Она не позволяет платить за себя, по крайней мере, жилье оплачивает сама... Хотя вместе с тем благосклонно относится к ухаживаниям с ее стороны.
— Роль выбрана грамотно. Небольшая дистанция между ними все же должна постоянно сохраняться; то есть немка должна видеть, что перед ней вполне независимый человек, которому от нее, кроме известных удовольствий, больше ничего не требуется и который, если та начнет вести себя как-то «не так», может в любой момент послать ее в известном направлении, оборвав таким образом их недолгую и пока непрочную связь.
— Марго так и действует. Она также сказала, что Эльза обещала ей вернуться в Улцинь уже этим вечером... За немками присылали «Лендровер» цвета «металлик», но куда именно они отправляются, «подруга» нашей девочке не сказала и полслова.
Рейндж понимающе покивал головой. Кроме Горана Златковича, через которого те же бундесы еще в начале девяностых перебрасывали на Балканы солидные партии оружия, боеприпасов и всяческого снаряжения и подходы к чьему почти неприступному особняку он пытался сегодня исследовать, ей здесь попросту не с кем больше встречаться. Что касается самой цели визита Бартельс в эти края, то здесь остается лишь строить догадки: влияние Златковича распространяется и на прилегающее побережье Хорватии, а среди его деловых партнеров числятся не только лидеры Армии освобождения Косова, но и высокопоставленные военные постъюгославских земель и краев, а также бывшие и поныне действующие сотрудники западных спецслужб.
— В отели, где живут наши подопечные, соваться нам нет смысла, — задумчиво сказал Мокрушин. — Да там, наверное, и мест-то свободных нет?
— Обе гостиницы забиты до отказа. Можно было, конечно, подкатиться к администрации, но я подумала, что нам лучше остановиться в молодежном «хостеле»... Взять авто напрокат не удалось, поскольку этот сервис здесь не отлажен пока. Можно, конечно, купить у местных какую-нибудь подержанную легковушку...
— Надеюсь, «колеса» по-настоящему нам здесь не понадобятся. А если возникнет нужда в транспорте, я сам что-нибудь придумаю.
Когда Мокрушин расплатился по счету, присовокупив чаевые, Виктория бросила на него довольно странный взгляд:
— Шеф, я забыла вот еще о чем сказать... В «хостеле» тоже напряженка со свободными местами, так что пришлось дать там взятку.
— Ну и фиг с ним! Главное, чтоб было куда кости бросить.
— Боюсь, Влад, что вы не поняли. У них в резерве был только один номер. И если вы предпочитаете «хостель» ночному пляжу, то какое-то время вам придется мириться с моей компанией.
«Хостель» — распространенный на южных курортах Европы тип «молодежной гостиницы», в данном случае освободившееся в канун курортного сезона студенческое общежитие. Мокрушин принял душ, побрился, переоделся в светлые брюки и небесного цвета блейзер, после чего, прихватив с собой сиди-проигрыватель, отправился на прогулку по вечернему городу.
Убедившись, что в Улцине досуг обустроен довольно скромно, что здесь нет и в помине злачных мест, каких-нибудь ночных клубов, где можно было бы неслабо оттянуться, и не одному, а в компании с какой-нибудь милашкой, он надолго обосновался в кафе, расположенном по соседству с отелем «Ядрань».
Компактный проигрыватель, который он прихватил с собой, можно было использовать двояко: как проигрыватель для музыкальных «сидюшек» и как приемное устройство, способное на небольшом расстоянии улавливать излучение «жучка», вмонтированного в паре с рассчитанным на десятисуточный рабочий срок элементом питания в корпус зажигалки «Ронсон».
Он в точности не знал, сколько реально стоит такого рода новейшая «спай-аппаратура», но предполагал, что никак не меньше, чем хорошая иномарка.
Такие государственные конторы, как СВР, ГРУ и ФСБ, не могут из-за своей нищеты позволить себе использовать технику столь высокого класса с ее бешеной стоимостью. Такие возможности есть лишь у отдельных «частных спецслужб» да еще у секретного «подотдела активных мероприятий», действующего под эгидой «А-центра».
Из спецтехники при себе более ничего не было. А из оружия они располагали лишь двумя «стрелками», замаскированными под обычные на вид авторучки, которые, если правильно ими воспользоваться, отстреливают капсулы с ядом мгновенного действия — но не смертельного действия, а лишь парализующие на срок в 6 — 8 часов.
В жизни Рейнджа, вернее, в его руках, перебывало столько всяких систем оружия, что эти самые «стрелки» — никакое не оружие, а так, говно, дурацкие «цацки», годные лишь на то, чтобы такие вот агентессы, как Марго и Виктория, носили их в своих дамских сумочках вместо обычных газовых баллончиков.
Ближайший КГТ находится, судя по его сведениям, в Дубровнике, то есть на хорватской территории. Да и он был заложен еще в конце восьмидесятых, и если «контейнер» сохранился по сю пору, если он находится в известных ему координатах, то многое из его содержимого представляет собой допотопные музейные экспонаты, место которым в Ясеневе, в Музее внешней разведки.
Впрочем, оружие в данный момент ему без надобности. Просто он ни на минуту не должен упускать из внимания этот важный аспект его работы, поскольку обязан точно вычислить время и место, когда ему понадобится иметь при себе арсенал специального снаряжения.
«Объект» в компании с «бодигардом» подкатила к отелю около десяти вечера. Они были на джипе, том самом «Лендровере», что доставил их к Златковичу в его горную резиденцию. Бартельс с ее связями не нужно было пользоваться услугами контор, сдающих авто напрокат; ей на время пребывания в той или иной стране любезно предоставлял одну из своих тачек тот или иной из ее знакомых или деловых партнеров. И если по дорогам Кипра она разъезжала на «Феррари», принадлежащем тамошнему банкиру, то здесь получила в свое полное распоряжение мощный джип.
Вставив в ушную раковину соединенный с проигрывателем наушник, Рейндж обошел трехэтажное здание отеля, выкрашенное в бежевые цвета, по кругу, надеясь запеленговать работу «жучка». Наконец, когда он оказался с тыльной стороны здания, где вокруг фонтана был разбит небольшой скверик, сквозь слабое шуршание донеслась довольно внятная человеческая речь — по-немецки, к сожалению, Рейндж рубил очень и очень слабо.
Расстояние от лавочки, на которую уселся Рейндж, до балконной двери, в которой показался и вновь исчез женский силуэт, было не более шестидесяти метров. Инфицированный «жучком» сувенирный «Ронсон» лежал либо в сумочке Бартельс, либо она сразу выложила зажигалку на стол: Марго успела поведать Виктории, что немка была «очень растрогана» «безделушкой», которая являлась как бы ответной благодарностью за преподнесенное Эльзой своей новой подружке бриллиантовое кольцо.
Возможно, в недалеком будущем, когда оборвется и эта любовная связь, «блонда» зашвырнет куда-нибудь эту вещицу, но сейчас, когда у них с Марго роман в самом разгаре, скорее всего будет держать «Ронсон» при себе — а курит она, как паровоз, почти безостановочно.
Помимо маршрута этой помощницы Манхейма хотелось знать, что у них на уме, какие такие планы они сейчас вынашивают. При Марго, понятное дело, вопросы «бизнеса» вообще никак не обсуждаются — Бартельс старается сепарировать бизнес и частную жизнь. Именно по этой причине Мокрушин принял решение дополнительно задействовать для прослушки Эльзы Бартельс спецтехнику — при этом он вынужден был исходить из реальной ситуации и собственных технических возможностей, а Марго эту его задумку уже воплотила в жизнь. Инструктируя агентессу, он строго-настрого запретил ей задавать Бартельс вопросы по ее основному бизнесу, даже в той ее вымышленной части, что сама Эльза чисто для отмазки рассказала своей «подруге». Не следовало говорить ничего такого, что могло бы насторожить эту неглупую, но слабую на передок женщину. И точно так же не давать ей слишком уж подробно углубляться в «легенду» Марго, то есть не давать ей и здесь повода для каких-либо подозрений.
В плане человеческих отношений между ними должна быть любовь, только любовь, ничего, кроме чистой, нежной, в розовых оборочках женской любви!
Проведя в своем номере не более часа — очевидно, приняла душ и переоделась, — Бартельс на ночь глядя отправилась навестить свою подружку в отель «Улцинь», который располагался по соседству с ее гостиницей.
«Шварценеггериха», сопроводившая свою подопечную до дверей одноместного номера, занимаемого Марго, тут же поплелась обратно в «Ядрань» — надо полагать, «группенсекса» сегодня не предвидится.
Мокрушин вырубил «компакт», вытащил наушник и поплелся в «хостель». Мысль о том, что он может сейчас прослушать любовную воркотню «влюбленной парочки» из спортивного, так сказать, интереса, была отвергнута им с ходу.
Он ведь не извращенец, чтобы так вот, исподтишка, наслаждаться чужим половым актом...
В «хостель» он заявился около полуночи. На входе предъявил карту гостя. Хотя и не настоящая гостиница, где в номере у тебя есть удобства, а если повезет, то телевизор, бар и холодильник, а студенческое общежитие, все же условия для ночлега здесь были вполне пристойными.
Дверь на его негромкий стук открыла Виктория. А кто же еще? Третьего лишнего в номере не обнаружилось.
Вика уже была в коротенькой, до середины бедра ночнушке. Отперев дверь подзагулявшему невесть где начальству, она юркнула под одеяло и лишь после этого решилась подать свою реплику:
— А я уж решила, что вы надумали ночевать на пляже.
— Что я, псих? — укладывая «компакт» в сумку, сказал Мокрушин. — С чего это вдруг я должен ночевать на улице?
— Я подумала, что вы меня испугались. Здесь, правда, нет свободной жилплощади, так что я не виновата...
Спрятав дорогостоящую аппаратуру, Рейндж на какое-то время застыл в нерешительности, озирая освещенную лишь одним ночником небольшую по размерам комнату. Здесь имелись две кровати, вернее, неширокие кушетки, сдвинутые воедино еще кем-то из прежних постояльцев. Одну кушетку приватизировала Вика, вторая, с уже застланным бельем и заботливо отогнутым уголком белоснежным пододеяльником, пока еще оставалась пустой.
Почему он сразу не обратил на это свое внимание? И что теперь ему прикажете делать? Расталкивать мебель по отдельным углам, когда уже ночь на дворе? Поздно. И к тому же — глупо.
— Душ слева, в конце коридора, — подала реплику Вика. — Не перепутайте, потому что по правую руку женский.
— Я разберусь как-нибудь, — усмехнулся Мокрушин. — А тебе желаю приятных сновидений.
Когда он вернулся из душа, обернутый в банное полотенце, Вика, как ему показалось, и вправду уже сладко спала. Но когда он раскопал на дне дорожного чемодана фляжку, которую он еще на Кипре заполнил полюбившимся ему бренди «Файф Кингз», решив сделать на ночь один или два глотка, чтобы крепче спалось, в комнате прозвучал женский голосок:
— Влад, дайте и мне граммульку, если не жаль...
Хмыкнув, он наполнил «наперсток» и передал его привставшей со своего ложа Виктории.
— Вижу, тебе тоже не спится?
Девушка выпила из крышечки, Рейндж отхлебнул бренди прямо из горлышка. Вика чуть подвинулась, чтобы освободить место соседу, заодно подложила под спину подушку — так удобнее ей самой сидеть.
Рейндж присел рядышком. Почему нет? Когда девушка усаживалась поудобнее, одеяло сбилось чуть набок, так, что одна нога ее почти целиком оказалась снаружи. Рука, на которую опирался Володя, невольно соприкоснулась с ее бедром, гладким, теплым, пожалуй, даже горячим, чья кожа впитала в себя щедрое и чуточку хмельное солнце Средиземноморья.
— Может, пожалуй, еще по маленькой? — задумчиво сказал он. — Ты как, не против?
— Мне капельку налейте... И сами выпейте еще! Даже если вы выпьете всю фляжку, ничего страшного не случится.
— Ты так думаешь? — Следом за Викой он перешел на полушепот.
— Конечно! Я же наблюдаю за вами, Влад. Я вижу, что вы все время находитесь в напряжении... Как хотите, но вам надо расслабиться!
Его рука невольно перекочевала на гладкое упругое бедро. Рука Вики, ее теплая сухая ладошка легла сверху. Нечто подобное с ним уже недавно было, но он, как ни странно, не испытывал по этому поводу ни угрызений совести, ни каких-либо физических или нравственных неудобств.
Они выпили по маленькой, после чего его рука оказалась чуть повыше того места, чем она находилась прежде, на круто изогнутом бедре, не прикрытом даже микроскопическим клочком материи.
— Я женщина, Влад, а потому вижу то, чего предпочитаете не замечать вы, — шепотом сказала Вика, наклонившись к нему чуточку поближе. — Иногда вы бываете... гм... возбуждены. Если не находить для организма какой-нибудь разрядки, это может вредно сказаться на вашем общем самочувствии...
Да, как он и предполагал, трусиков на ней не оказалось. Равно как и бюстгальтера, который она, имея такую грудь, вообще предпочитала не носить.
— В конце концов, мы взрослые люди, — сказала она, когда они сблизились уже на опасное расстояние. — Я ведь тоже живой человек, а следовательно, тоже нуждаюсь в... известной разрядке...
Ее ласковая и в то же время жадная рука легла на ту часть его тела, что еще несколько секунд назад была прикрыта банным полотенцем.
— О-о-о, — раздался вздох восхищения. — Какой у «старшего брата» крупный калибр...
Он уже лежал на спине, а Виктория была рядом, сверху и вообще повсюду. Ее губки, зубки и язычок лишь внесли некую приятную изюминку в то, что между ними происходило, но вот девушка направила в себя разбухший от желания «инструмент разрядки», и тотчас оба содрогнулись от сладостных судорог.
Экстаз получился бурным и единомоментным, так что они затем еще какое-то время лежали, обнявшись, без малейшего движения.
Примерно через полчаса они повторили все заново и на этот раз уже разрядились капитальнейшим образом.
Когда Вика, перебравшись на свою кушетку, уснула, Рейндж тихо встал, приоткрыл окно и, щелкнув зажигалкой, прикурил сигарету.
Существовали вещи, которые его беспокоили всерьез. Нет, он переживал не из-за случившегося только что, поскольку рано или поздно, но это все же должно было между ними произойти.
Если Манхейм вдруг надумает приехать сюда, в Черногорию, и поселиться в горной резиденции Златковича или решит созвать своих партнеров по бизнесу в столь же неприступном с виду «замке» на Кипре, который Рейнджу показывал с другой стороны ущелья Леон, то осуществить в его отношении намеченную к исполнению акцию будет чрезвычайно сложно.
Но это лишь одна из существующих сложностей. Потому что «работать» по Манхейму можно будет лишь в одном случае: если он окажется за пределами пяти стран, внесенных в «запретительный список».
Подразделению П-ЗР в целом и каждому из его агентов по отдельности, включая даже спецагентов разряда «элита», запрещено осуществлять «ликвидации» на территории государств США, Израиль, Германия, Великобритания и Франция.
Поэтому нет иного выхода, как отслеживать ситуацию и терпеливо ждать удобного момента, когда та или иная личность, находящаяся под наблюдением П-ЗР, окажется за пределами этих пяти вышеуказанных государств...
Глава 9
На борту авиалайнера «Боинг-727», прибывшего в аэропорт Шереметьево-2 из Бейрута транзитом через Афины, Сергей Шувалов числился заурядным пассажиром «эконом-класса».
Читать бесплатно другие книги:
